Да, были люди в иное время!

Глава 47

Подходит к концу второй месяц моего лечения. Я уже уверенно хожу, опираясь на трость, раны не беспокоят, доктор Фукс хорошо знает свое дело. Он пару раз приводил своего коллегу из городской лечебницы, пытаясь понять, почему ко мне не вернулась память, и почему у меня есть затруднения с речью. Я продолжаю общаться тихим шепотом, ссылаясь на боль в горле. Городской эскулап, только развел руками, но предположил, что память может вернуться внезапно, так же как и пропала. А по поводу голоса, ничего определенного сказать не смог, горло у меня в порядке, может, последствия контузии сказались. Сказал, что для полного восстановления нужно время. Но я чувствовал, что времени у меня скоро не останется совсем, в госпиталь начали поступать раненые из моего полка, в котором я якобы служил. Появится офицер, знающий лично Петера Вебера, и все, моя очередная легенда провалится.

Нужно отсюда уходить, как можно скорей, тем более на посиделках господ офицеров, пилот Пауль Шатенберг рассказывал, что в городке Расшенбург недалеко от Кёнисберга готовится супер оружие. После его применения успех в прорыве русского фронта обеспечен, мертвецы обороняться не смогут. Работы с оружием ведутся в условиях полной секретности, все мирные жители из городка выселены в другие места. Эскадрилья Шатенберга уже отрабатывала способы сброса небольших специальных бомб на вражеские позиции. Паулю не повезло- при посадке порыв ветра перевернул его аэроплан. Пилот отделался переломом ключицы. Как ни печально, но аэроплан пришел в полную негодность. Шатенбург отметил, что когда установится в той местности сухая жаркая погода, и начнут дуть в основном северо-западные ветры, то командование войсками отдаст приказ о применении секретного оружия. Не знаю, но почему-то рассказ Шатенберга вызвал у меня предположение о применении германцами против русских армий отравляющих газов. Если мои предположения верны, то надо принять меры по предотвращению этого.

Сам я сейчас мало на что способен, а вот связаться с группой наших «друзей» в Берлине могу вполне. Пароль и адрес для связи мне сообщил на всякий случай Терехов в ходе нашей последней встречи в прошлом году в Санкт-Петербурге. Правда, мне сделалось несколько обидно: за полгода пребывания в действующей армии я не получил от полковника ни единой весточки. Похоже, я представляю собой «отрезанный ломоть», поскольку пользы в закордонной разведке не приношу.

Покинуть госпиталь я могу, правда, нормальной одежды, документов и денег у меня нет. Грабить местных обывателей по состоянию здоровья пока не способен. Замкнутый круг получается, уходить надо, и уйти голому нельзя. Есть у меня мысль воспользоваться подарком любимой жены, выйти на связь с ее бывшим агентом, но до Дрездена еще добраться надо. Если верить словам сестры милосердия, до города не менее трех верст. Я разделяю ее мнение, так как сам неоднократно прикидывал расстояние, гуляя по парку вокруг госпиталя.

Выход из затруднительного положения подсказал немолодой санитар, заведующий складом одежды и вещей раненых. Не в прямом смысле подсказал, а дал мне возможность увидеть и убедиться в хлипкости запоров на двери склада.

Ночью, якобы отправившись в туалетную комнату, я спустился на полуподвальный этаж. В полуподвале палат для раненых не было. Здесь находилась комната для умерших и различные складские помещения. Немного поработав куском проволоки, открыл несложный замок. Сложности начались с подбором одежды. Офицерский мундир моего размера не попался, а облачаться в мундир нижних чинов не хотелось, любой старший по чину извести может. Повезло с гражданской одеждой. Подобрал себе брюки и пиджак по фигуре. Рубашку брать не хотелось, сомневался в ее чистоте, но для маскировки сойдет. С обувью разобрался быстро. Приличные туфли моего размера нашлись. Вот носков нигде не было. Ладно, поковыляю без них.

Пересмотрел все, но документы и деньги обнаружить не удалось – наверное, они хранятся у докторов. Еще раз осмотрев оставленный после моих поисков порядок, покинул склад, заперев на замок.

Теперь столкнулся со сложностью покинуть незаметно госпиталь. Через главные ворота идти смысла нет, там сидит кто-то из выздоравливающих солдат, который меня без соответствующего пропуска, подписанного доктором, не выпустит. Накричать на солдата не могу, в гражданской одежде, оглушить не могу – здоровье еще не позволяет. Доведется вспомнить способ лазания через забор. Главное, чтобы при приземлении не повредить рану на ноге, а то вообще станет тоскливо, да и трость потерять в темноте не хочется.

Забор высотой в человеческий рост дался мне тяжело. Только с третьей попытки удалось преодолеть это препятствие, вспотел до последней нитки.

По дороге идти не стал. Подозрительным будет выглядеть человек, следующий по дороге, опираясь на трость. Не менее подозрительным я выглядел, топая по опушке леска. Ничего страшного, пусть так, но подальше от возможных любопытных глаз.

Да, силенок у меня маловато, доводится часто останавливаться и отдыхать, вытирать выступивший пот. Добраться до харчевни «Пивная кружка» смог только к полудню. Как я заметил, своим внешним видом не отличался от горожан. Только я шел не спеша, а местные жители куда-то торопились.

В большом зале харчевни было почти пусто, только за дальним столиком сидели пятеро мужчин в довольно грязной одежде. Наверное, их специально туда усадили, чтобы не вызывать у посетителей негативного впечатления.

За стойкой находился Гюнтер Дитрих и я, приблизившись, внимательно его рассмотрел: особая примета- шрам над левой бровью- присутствовала.

Попросил налить мне кружку темного пива. Гюнтер с долей артистизма выполнил мою просьбу.

– «В Мюнхене Эльза наливает кружки полнее», – сказал я глядя на кружку с оседающей пеной.

Окинув меня внимательным взглядом, Гюнтер произнес:

– «Полнее, но сильно разбавляет водой», – и добавил, понизив голос, – садись за столик пей пиво, эти скоро уйдут, потом поговорим.

Я не любитель пива вообще, а темное решил попробовать, слышал, что его хвалили за специфический карамельный привкус. Мне, как назло, захотелось сладкого. Мелкими глотками пробовал пиво, и никакой карамели не почувствовал, горечь и терпкость была.

Когда харчевня опустела, Гюнтер закрыл входную дверь на засов, и уселся напротив меня.

– Очаровательная фрау Марта все также заплетает в две косы свои чернее черного волосы, и сверкает во все стороны карими глазами? – поинтересовался Гюнтер.

– Очаровательная фрау Марта заплетает в одну толстую косу свои светло-русые волосы, а затем укладывает в прическу. А на мир они сморит безумно красивыми голубыми глазами, – спокойно ответил Дитриху на его проверочный вопрос. – Можете называть меня Генрихом, это мое настоящее имя.

– Вид у вас какой-то болезненный.

– После ранений еще не оправился. Еще вчера я лечился в госпитале, но пришлось его покинуть.

– Вам нужна помощь?

– Нужны документы, приличная одежда и немного денег. Все понесенные убытки я вам возмещу, чуть позже.

– С деньгами и одеждой помогу сегодня, а документы будут изготавливать два-три дня. У меня здесь на втором этаже пустуют две гостевые комнаты, можете занять любую, питанием вас обеспечу. Если нужна медицинская помощь, то у меня есть знакомый доктор, не болтливый.

– Доктор не нужен, все раны зажили, просто еще сил не набрался.

– На скудном госпитальном пайке восстановить силы невозможно. Правда, и в городе не очень легко. Месяц назад на продукты для населения ввели карточки. Власти объясняют эти меры войной, как будто от нее есть польза простым людям. Вон каждый день по домам носят матерям и женам погибших солдат и офицеров соболезнование Кайзера. Вернуть родных из царства мертвых какая-то бумажка не в состоянии, а потеря кормильца приведет к обнищанию. Назначенные пенсии мизерные.

Я пока держу харчевню, используя старые запасы. У меня брат недалеко живет, мы ферму держим на двоих. Там земли мало, но она наши семьи прокормить способна.

Давайте, я приготовлю вам одежду и белье, а вы потом примите горячую ванную, у меня есть большой бак с печкой. Пока отдохнете, вода согреется.

Гостевые комнаты Гюнтер содержал в чистоте и с минимальным набором мебели. Одна крепкая кровать, один старый обшарпанный стул и один шкаф с примитивной резьбой на единственной дверке. На полу находилась полосатая домотканая дорожка. Постельное белье на застеленной кровати чистое, накрахмаленное, я даже уловил исходящий от простыни и наволочки приятный запах какой-то травы. Ложиться в одежде поверх одеяла не хотелось, а раздеваться не рискнул – боялся измарать постель, так как в госпитале мылся нормально последний раз неделю назад.

Дом гостеприимного Гюнтера я покинул через пять дней – затянулось время изготовления паспорта на мое настоящее имя, Генриха Вольфа. От слов «настоящее имя» я впервые за долгое время улыбнулся – значит организм возвращается в исходное боевое состояние. Но, по словам специалиста, я теперь смело могу пересекать любые границы, обнаружить подделку сложно, только опытные криминалисты могут заподозрить неладное. Я совершать преступления не намерен, по крайней мере, открыто. Паспорт и деньги придали мне уверенности в себе.

Я намеревался встретиться с агентом «Юргеном». Имеющаяся у меня информация требовала проверки, а в случае подтверждения – немедленного реагирования.

Внимательно наблюдал за полковником Шмидтом. Шел он по улице неспеша. Если бы полковник немного ускорил шаг, я бы его однозначно потерял, мое самочувствие желало быть лучшим. Шмидт несколько раз оглянулся, и быстро вошел в подъезд, оставив суету внешнего мира за тяжелой дверью. И пока дверь медленно закрывалась, я успел проскочить в дверь незаметно, благо подъезд был огромный.

Подойдя к лифту, Густав нажал кнопку вызова. Лифт не работал, и это, наверное, показалось полковнику странным, так как обычно в этом доме с лифтом никаких проблем не возникало. Шмидт еще несколько раз нетерпеливо нажал кнопку и внимательно прислушался. Никакого движения. «Странно, как могло случиться, что лифт вышел из строя?» – наверное подумал полковник. А случился я сегодня днем. Поднялся на верхний этаж, вскрыл лифтовую комнату и забрал предохранители, без которых лифт работать не будет, как ни проси.

Как ни хотелось, но Густав направился к лестнице. Похоже, привык полковник к хорошему, а теперь нужно ножками топать на третий этаж.

Еще незамеченный полковником, проводил его фигуру взглядом.

На площадке второго этажа Шмидт неожиданно остановился, и начал внимательно озираться. Помотав сокрушенно головой, как будто бы отгоняя какую-то тревожную мысль. Полковник еще несколько раз огляделся, пытаясь понять, что именно его насторожило. Интересно, неужели Густав научился чувствовать чужой взгляд, тем более мой? Надеюсь, мой агент не побежит вверх по лестнице, возраст уже не тот, чтобы носиться по ступенькам, как угорелому. Сейчас мы, правда, в равных условиях: у Густава возраст, а я не отошел еще от ранений, шатает меня пока прилично, да и силенок еще недостаточно.

– Густав не спешите так, я за вами не поспеваю, – попросил я. Прозвучавший мой голос, заставил дернуться полковника, словно от удара хлыстом по спине. – Уделите, если вас не затруднит несколько минут вашего драгоценного времени.

– О-о-о, Генрих, приятно вас видеть, – радостно сказал Густав, хотя лицо полковника говорило об обратном. – Какими судьбами в Берлине?

– Дела Густав, дела. Мы так и будем говорить на лестнице, или пройдем в вашу квартиру, осталось пройти всего один лестничный марш.

– Так вы знаете о моей новой квартире в этом доме, – разочаровано произнес Шмидт, когда мы зашли в квартиру. – А я надеялся, что уже избавился от вашей опеки с началом войны.

– Полковник, я вас не опекаю, мы просто с вами сотрудничаем, можно сказать установили товарно-денежные отношения. Вы мне продаете информацию, я вам плачу денежки.

– Все так, все так. Мы с вами с весны прошлого года не виделись, вот я подумал, что вас в армию призвали.

– Признайтесь Густав, вы надеялись, что меня найдет пуля или осколок.

– Не исключал такого исхода.

– В чем-то вы правы, поймал я несколько осколков, вот недавно поправился.

– Давайте с вами перекусим, и кофе выпьем, раз уж вы нежданно пожаловали ко мне в гости, – предложил полковник. – У меня есть отменный бразильский кофе в зернах, сейчас из-за войны такой кофе негде взять. Да и многое другое достать тяжело, границы многих стран закрыты.

Полковник, избавившись от кителя, как заправский повар начал орудовать на кухне, я с трудом успевал следить за движениями его рук. Не ровен час, воткнет в меня острый нож, чему я точно не буду рад.

Каких-то десять минут и вот, готовы: яичница из трех яиц, блюдо с тонко нарезанным беконом, несколько ломтиков черного, как голенище сапога, хлеба. В маленькой чашку исходил дурманящим ароматом кофе. Как я соскучился за этим напитком. В госпитале мне, раненному офицеру, кофе наливали, но это была, непонятно из чего приготовленная бурда, ни нормального вкуса, ни приятного запаха.

Не обращая внимания на болтовню Шмидта, в течение трех-четырех минут я расправился с яичницей и несколькими кусочками бекона, умял не очень вкусный хлеб. Мне казалось, что если я промедлю, то Густав отберет у меня пищу и выпьет кофе. Похоже, я проголодался здорово.

Покончив с обедом, Густав внимательно уставился на меня.

– Только не говорите Генрих, что вы проходили мимо и решили завернуть в гости, – язвительно заметил полковник. – Об этой квартире не знает никто из моих сослуживцев, а вы каким-то образом ее обнаружили.

– Еще в том году я знал о ней, и о Йошке я знаю, просто не хотелось вас тогда расстраивать, назревали грозные события.

– Они и сейчас не менее грозные. Бои идут на всех фронтах, льется реками солдатская кровь с обеих сторон, и пока не видно конца всему этому безумию.

– Вы же проводите до сегодняшнего дня оперативное планирование боевых действий против России?

– Да. Но пока наши планы и директивы достигнут войск, обстановка на линии соприкосновения поменяется несколько раз. Наши указания становятся неактуальными, а их выполнение грозит поражением в отдельных операциях. Замечу, что из переданной вам информации ваши начальники сделали определенные выводы. На начальном этапе войска не посыпались, массового и беспорядочного отступления не последовало. Вот уже скоро год армии Германии топчатся на месте, продвижения вперед нет. Самый глубокий прорыв на территорию России – это сорок верст. Обе армии зарылись в землю, и не предпринимают активных наступательных действий. Обмен артиллерийскими ударами в расчет не беру. Да, ведется воздушная разведка, да, иногда русские пластуны проникнут на наши позиции, да, наши воины метко отстреляются по неприятельским окопам, с обеих сторон будут потери. Но это все локальные мелкие стычки, не могущие повлиять на общий ход войны. Германия сейчас дерется на два фронта, напрягая все силы. Для нужд армии отдается все, гражданское население страны переведено на карточки. По карточкам покупают практически все товары, даже посещают музеи и парки. Дети на каруселях катаются по карточкам, не более одного раза в неделю.

– Помните, я вам говорил, что Россию и Германию стравливают между собой. Вы тогда отнеслись к моим словам с определенной долей скепсиса. Я и сейчас придерживаюсь этого мнения. И мало того, закулисные кукловоды подталкивают Германию на нарушение международных договоров и конвенций, в частности о неприменении в боевых действиях отравляющих ядов.

– Наш Кайзер соблюдает Гаагскую конвенцию, – Густав вскочил со стула, – и чтобы не писали британские газетенки, от своего слова Вильгельм II не откажется.

– Смею заметить, уже отказался.

– Так, значит, именно это заставило вас посетить меня дома? – поинтересовался Густав, положив на стол салфетку. – Всегда осторожничали, а сегодня открыто пришли ко мне. Вас заставила нужда? Ваш внешний вид, ваша одежда, не соответствуют облику респектабельного и уверенного в себя молодого человека, к которому я уже привык. Чем вызваны такие изменения? Материальные трудности? Хотя вряд ли. Лично не общались мы более года, но деньги мне поступали регулярно, а я в свою очередь выполнял часть нашего договора. Если ни вы, то кто работал со мной?

– Скажу так, с вами работала моя лучшая половина, и согласитесь, стеснений вы ни в чем не испытывали.

– А где пропадала ваша вторая половина?

– Валялась в госпитале.

– Значит, трость в руках, не щегольства ради?

– Без неё мне ходить пока трудно. Оставим в покое мое состояние. Лучше повторите, что реально происходит на фронтах.

– Ужасы творятся, я вам уже говорил. На Западном фронте война перешла в позиционную стадию. Французы хорошо окопались, подтянули резервы, им на помощь пришли британцы. Но и германские войска не стали прибегать к бессмысленным атакам.

На Восточном фронте у Германии серьезные проблемы. Все проработанные ранее планы боевых действий пошли прахом. Такого мощного сопротивления от русских армий никто не ожидал. Полки и дивизии Германии тают на глазах, их перемалывают огнем артиллерии и штыковыми атаками. Командующие соединениями армий требуют все больше резервов для восполнения страшных потерь. Довелось несколько корпусов снимать с Западного фронта, но это мало помогает, сломить сопротивление противника не удается. Есть несколько локальных успехов, но особой радости они не вызывают. Скорей вызывают тревогу.

Как я думаю, наши великие стратеги просчитались, парадным шагом вступить на русские земли не получилось. Теперь вся Германия расплачивается за это. Продуктов не хватает, ресурсы для производства боеприпасов и амуниции, крайне истощены. Кайзер вынужден был ввести в стране карточки на продукты, и не только. Если говорить объективно, то Германия находится в полной изоляции. С нами никто не хочет торговать.

Наши союзники Австро-Венгрия, Италия и Турция ведут себя непредсказуемо. Австрийские войска на Восточном фронте потерпели несколько серьезных поражений от русской армии, лишившись, пусть и небольшой, но части своих территорий. Италия вообще занимает выжидательную позицию. О турках и говорить не хочется, увязли в горах Кавказа, без малейшего продвижения вперед. Однако воевать с мирным населением у турок получается хорошо, они пускают под нож целые городки ни в чем не повинных людей, и этим гордятся.

Хочу отметить, что если раньше жители Германии с благоговением взирали на Кайзера, то сейчас любой и каждый немец готов его разорвать на мелкие кусочки. Напряжение в обществе растет с каждым днем. Прибавьте к этому неутешительные вести с фронтов. Большое количество раненых и увечных появилось в городках, они во всеуслышание заявляют о необходимости прекращения войны, принесшей на германские земли смерть и страдания. Все эти высказывания поддерживают простые граждане. В промышленных районах Германии участились выступления представителей рабочих и социалистических партий. Рабочие и служащие требуют увеличения заработной платы, сокращения рабочего дня и обеспечения продуктами питания. Если ситуацию не переломить, Германию будут сотрясать стачки и забастовки. Неплохо бы поднять дух патриотизма народа достижением значимой победы на фронтах. Пока все остается без изменений.

– Да, старая и добрая Германия стоит на пороге серьезных потрясений. Но хочу вам сказать, что по другую сторону фронта существуют похожие проблемы, правда, сложностей с продуктами, пока не наблюдается. А небольшое победоносное сражение Германией готовится, и вы об этом должны знать.

– Разрабатывал мой отдел план удара на стыке русских армий южнее Кёнигсберга. Предусматривается применение большого количества артиллерии крупных калибров, в том числе использование дивизиона из шести орудий типа «Большая Берта».

– А также применение аэропланов для бомбардировки русских позиций.

– Доводится учитывать при планировании наступления возможности аэропланов. Они в основном применяются для разведки и для уничтожения летательных аппаратов противника, аэропланов, воздушных шаров и дирижаблей.

– Еще аэропланы могут доставлять на позиции противника отравляющие газы в небольших бомбах.

– Что вы такое говорите, Генрих! – возмутился Густав. – Какие отравляющие газы? Их использование запрещено!

– И, тем не менее, в городке Расшенбург производится снаряжение боеприпасов этими газами.

– Постойте-постойте. Если мне не изменяет память, то было донесение о переселении вглубь Германии примерно шести тысяч наших граждан. Я думал, военные власти проявили заботу о мирном населении. Оказывается, все обстоит по-иному. Городок Расшенбург находится недалеко от места планируемого прорыва. То есть проблем в доставке готовых боеприпасов на позиции наших войск не будет, там есть железная дорога.

– Этого я не знаю, просто слышал от одного офицера упоминание о супер оружии, после применения которого, погибнет большое количество солдат противника.

– На плане, возвращенном мне на доработку, я видел сделанные рукой «одноногого уродца», извините, генерала Мольтке, исправления, касающиеся планируемых потерь противника в живой силе. Цифра увеличена в три-четыре раза. Я еще удивился, что от огня всех видов артиллерии, выбить полностью живую силу на узком участке фронта нереально. Ведь солдаты при обстреле должны спрятаться в укрытиях. В случае комбинированного применения снарядов «Больших Берт», бомб аэропланов и обычного распыления газов из баллонов, при благоприятных погодных условиях, то вполне возможно отравить все войска, попавшие под удар. Генрих, вы представляете масштаб катастрофы?

– Германская армия по трупам отравленных русских солдат устремится в образовавшуюся брешь и выйдет в тыл обороняющимся войскам.

– Я не об этом веду речь. Германия станет европейским, а возможно и мировым изгоем, все страны ополчатся против нее, направив свои войска. Тогда жить народу Германии станет невозможно, его будут повсеместно уничтожать.

– Когда планируется наступление?

– Через две недели от сегодняшнего дня, если не будет дождей.

– Я вас понял. Точные данные по размещению сверхмощных орудий у вас имеются?

– Только общий район сосредоточения. Чтобы вы не предприняли, Генрих, предотвратить неизбежное не успеете.

– Попытаюсь.

– Тогда примите к сведению. Планом предусмотрено нанесение удара на стыке 1-й армии генерала Ренненкампфа и 2-й армии генерала Жилинского по направлению к Гродно, силами 8-й германской армии, численный состав которой увеличен на пятьдесят процентов. В основном в качестве резервов использованы полки, переброшенные с Западного фронта. Крупнокалиберная артиллерия скрытно снималась на всех фронтах, в том числе у союзников заимствовали. В связи с большим наплывом войск имеются проблемы в управлении подразделениями и снабжении. Как попасть в городок Расшенбург я не знаю, предполагаю, что там развернуты охранные части, точных сведений нет.

Квартиру агента я покинул до наступления сумерек. Мне срочно нужно было встретиться с Йоганом Лонге, адрес и пароль которого у меня имелся, спасибо Терехову. По пути зашел в кондитерский магазин. Выбор товара скуден, а цены, в пять раз выше прежних. Купил немного конфет и сдобного печенья, не с пустыми же руками идти, тем более это первая наша встреча. Не знаю, как меня примет Лонге, о моем возможном появлении он даже не подозревает, если Терехов, на всякий случай не предупредил.

Дорога до улицы Крепостной, 23, отняла у меня почти все силы, приходилось часто останавливаться и ждать, когда закончится приступ головокружения. Помимо борьбы с остаточными последствиями ранения, приходилось проверяться на наличие «хвоста». Было бы верхом подлости притащить за собой германских ищеек.

Входная дверь квартиры 9 имела электрический звонок. Без колебаний я нажал его. Спустя пару минут, осведомившись, кто беспокоит, дверь открыла женщина, примерно моего возраста, невысокого роста, черноволосая, с карими глазами. Внимательно осмотрела меня, обратила внимание на трость. Я представился своим настоящим, по паспорту, именем, и сказал, что к геру Лонге у меня дело. Женщина, назвавшись Урсулой, ответила, что ее муж уже должен закончить работу в магазине и прийти домой. Если не тороплюсь, то могу пройти в комнату и подождать мужа. Чиниться не стал, прошел в прихожую, отдал хозяйке нехитрые подарки. Заметил, что из-за двери выглядывает мальчик лет десяти. О, Боже, да он ровесник моим старшим детям! Как я соскучился по детям! Увидев мальчика, сердце мое учащенно забилось.

Сказал Урсуле, что в пакетах конфеты и печенье, пусть угостит ребенка. Виновато улыбнувшись, женщина отметила, что муж запрещает кормить Уве перед общим ужином. С приходом мужа она будет накрывать стол.

Хозяин квартиры Йоган появился в гостиной спустя десять минут, окинул меня настороженным взглядом зеленых глаз. Невысокий мужчина, широкоплечий, с большими лобными залысинами на голове, с сильно оттопыренными ушами, полностью подпадал под описание, полученное от Александра Петровича.

– «Ваш кузен Питер посылает вам пожелания крепкого здоровья и семейного благополучия», – сообщил я пароль Лонге.

– «Питер всегда проявляет заботу», – получил отзыв. – Как к вам обращаться?

– Генрих Вольф.

– Очень приятно. Поскольку вы назвали пароль экстренной связи, то у вас ко мне дело, не терпящее отлагательства.

– Да, очень срочное и серьезное дело.

– Тогда ужинаем, а потом обсудим вашу проблему у меня в кабинете.

Ужин начался с молитвы, ее читал Йоган. Честно говоря, я отвык от этой процедуры, хотя ранее, сам прибегал к ней, постоянно, приступая к трапезе. От такой мелочи можно получить серьезную неприятность – непростительно для разведчика. Ладно, спишем этот ляп на ранение и контузию, а в будущем надо быть осмотрительней.

Овощное рагу с добавлением пшена и маленьких кусочков сала было очень вкусным, правда, порция оказалась для меня маленькой, но просить добавки совестно, и так объедаю людей. Пили чай с принесенным мной печеньем.

В кабинете Лонге курил папиросу, а я рассказывал все, что удалось узнать.

– Надо предотвратить использование газов, – произнес задумчиво Йоган. – В прошлом году в Дюссельдорфе на химическом заводе «БАСФ», произошла авария с утечкой газов, погибло много рабочих. Я сообщал об этом нашему общему знакомому, а сейчас убедился, что нужно было более глубоко покопаться в этом вопросе.

– Что намерены предпринять? Было бы неплохо предупредить русских об угрозе химической атаки.

– В первую очередь я организую и отправлю в Расшенбург группу подрывников. Если боеприпасы снаряжаются там, то вероятней всего, они складируются на месте. На боевые позиции их повезут непосредственно перед наступлением. Генералы постараются избежать возможных инцидентов при неправильном обращении со смертоносными снарядами.

– Ваши люди не попадут под действие отравляющих газов?

– У нас есть взрыватели с часовым механизмом и с химическими замедлителями.

– Для подрыва надо много взрывчатки.

– Не беспокойтесь, в группе будут сильные ребята, – улыбнулся Лонге –, умеющие обращаться с динамитом.

– Там наверняка сильная охрана.

– Ребята тоже не вчерашние гимназисты, опыта у них много. С подрывом понятно, а вот как сообщить Петеру, и поверит ли он, вопрос. Обычным каналом связи сообщение к сроку не поспеет. Через линию фронта передать – так у меня нет специалистов по переходу, пристрелят либо германцы, либо русские. Как вариант, можно через несколько стран отправить Петеру зашифрованную телеграмму. Но опять же нет уверенности в том, что телеграфисты не исказят при передаче текст. Подобный способ передачи информации я использовал все три раза, но данный случай особый, надо попробовать.

– Подрыв и передача сведений вам и вашей семье не навредит?

– Я нигде не буду фигурировать, для этого есть обученные люди.

– Все у вас продумано.

– Не без этого. Хочу предупредить, ваше участие в операции исключено. Вы физически не готовы, а таскать обузу за собой, извините, удовольствия не доставит. Вы ушли из госпиталя, никого не предупредив. О вас сообщат в полицейский участок Дрездена, а потом и в полицейское управление Берлина. Вас будут искать.

– В госпитале я был под другим именем.

– Имя другое, а особая примета осталась та же. Вам надо покинуть Германию в ближайшие дни. Есть где укрыться?

– Найду.

– Тогда завтра утром отправляйтесь на железнодорожный вокзал, в связи с войной расписание движения поездов изменилось.

– Может все же мне остановится в какой-нибудь гостинице и подождать результатов?

– Лучше не рисковать, мне так спокойней и для вас безопасней. Если все пройдет, как надо об этом вы услышите.

Спал я плохо, ворочался. Терзал свою совесть, пытался понять, правильно ли я поступил, взвалил трудноразрешимую проблему на плечи Йогана и его людей. Появился неизвестно откуда квёлый и хромой субъект, и давай рассказывать о смертоносном оружии, которым хотят извести русских солдат. Да какое дело жителю Берлина до русских? Удивительно, но Йоган поверил мне, и моментально принял решение уничтожить боеприпасы. Отважный он человек. А что я о нем знаю? По существу ничего. Его данные мне сообщил Терехов, сказав, что если будет трудно, то могу обратиться за помощью. Обратился, и достиг полного взаимопонимания. Лонге мне прямо сказал, что моя помощь ему не нужна, сами справятся, да и чем я могу помочь, разве что стрелять с положения лежа, и только тогда, когда на позицию мне помогут добраться. Наверное, Йоган прав, нужно отправляться домой, и не мешаться под ногами.

Поезд на центральный вокзал Цюриха прибыл утром. Поежившись от утренней прохлады, пошел в сторону почтового отделения. Написал своему бывшему начальнику Штайнлицу на чистом листе две группы цифр по восемь в каждой, это вторая часть паролей доступа к его и Клауса Белофф деньгам. Наживать новых врагов не хотелось, а человек, лишенный средств к существованию готов на непредсказуемые подвиги. Почему назвал Штайнлица бывшим начальником? Все просто, я принял решение пойти в отставку, хватит, набегался и навоевался, пора заняться семьей.

Затем позвонил в банк, где мне сообщили, что Генрих Вольф сейчас находится в длительной поездке, и не может мне уделить внимание. Похожую информацию мне сообщили на вилле. Честно сказать, я ожидал, что с моим отъездом все договоренности с Ротшильдом аннулируются, однако я ошибся. Выходит работой на первое время я обеспечен.

Поскольку был стеснен в средствах, в Тарасп добирался двое суток.

Стою перед воротами замка, опираясь на трость, улыбаюсь.

Вот он мой дом, здесь моя семья, которая всегда с нетерпением ждет моего возвращения. Встречайте, я вернулся.