Дамский соблазн

39

— Папочка, эти дяди и тети в белых халатах сделают меня красивой? — спрашивала испуганными глазами девочка, лежа на больничной койке.

— Да, моя ласточка! — подбадривал Коля свою маленькую дочь. — Ты только будь смелой, хорошо, мое солнышко?

— Хорошо, — смело отвечала Зоя.

— Ничего не бойся, маленькая, — шептал Коля дочери у самого ее уха, сжимая ее маленькие ручки. — Ты сейчас уснешь, а проснешься уже здоровой, и твои шрамы исчезнут с твоего хорошенького личика и маленьких ручек, как страшный сон.

— Уважаемый папа, пора, — сообщила Коле медсестра, протянутой рукой указывая ему, что время ему покинуть палату. — Операцию назначено ровно на десять. Хирург, который будет оперировать вашу дочь — очень занятой человек. У него все расписано по часам.

— Иду, — ответил Коля спокойным тоном, хотя на самом деле ему хотелось сказать немного об этих так называемых расписанных часах врача, однако сдержал себя. «А если хирург не впишется в отведенное ему по графику время, — бушевал он от возмущения и гнева молча, — то он что оставит мою Зоиньку истекать кровью на операционном столе? Может, передаст скальпель медсестре, чтобы та продолжила операцию вместо него?»

Горский понимал, что врачи действительно очень занятые люди и у них все расписано по часам, иногда даже по минутам, так как сам столько лет учился на медика, поэтому ему ничего злиться на слова медсестры, однако ему почему-то было так неприятно такое слышать о его дочери. Это же решалась ее жизни, а эта медсестра измерила ее дальнейшую судьбу в несколько часов. Так ему казалось.

Коля поцеловал Зою в щечки несколько раз, задержав свое внимание на страшном ожоге, который портил красивое лицо его дочери. Скоро он исчезнет, а вместо этого на ее лице засияет детская улыбка. Выходя, Горский обронил несколько скупых, мужских слез, которые скатились по его щекам. Он вдруг почувствовал, как его правая щека стала печь и болеть, будто он телепатически почувствовал то, что будет чувствовать его дочь после операции, когда будет отходить от наркоза. Он прикоснулся рукой к щеке, затаив дыхание.

В коридоре его ждала бабушка, которая ходила взад-вперед, не находя себе места от волнения. Увидев его, она тут же подошла к внуку.

— Она плакала? — спросила Лида Михайловна, заметив, что Коля плачет. Но тот, правда, как истинный мужчина, пытался спрятать свою слабость, пряча заплаканные глаза.

— Нет, она мужественно держалась, — ответил Горский бабушке, которая дрожащими пальцами вытерла мужские слезы со щек. — Не проронила ни одной слезинки и вообще не скулила и не ныла, что ей страшно и жутко.

— Она у нас смелая, вся в тебя.

— Нет, она такая же мужественная, как и Карина. Она ценой собственной жизни спасла жизнь нашей ласточки.

Такую трогательную беседу прервали слова медсестры, которая внезапно появилась возле них, однако они даже не заметили, как она подкралась внезапно к ним. Или они просто были такими озабоченными собственными чувствами, что не заметили приближения девушки.

— Вы Горский? — спросила она взволнованным голосом, от чего ее волнения сразу же передалось отцу и бабушке маленькой пациентки.

— Да, — кивнул Коля.

— Ваша кровь не подходит для переливания крови вашей дочери, — сообщила она. — Возможно, мать девочки сдаст свою кровь. Преимущественно…

— К сожалению это невозможно сделать, — сухо сказал Коля.

— Почему? — удивилась медсестра, сделав такое выражение лица, по которому он понял, что подумала девушка. — Она, что боится иглы?

Все-таки Коля никак не мог привыкнуть к черному юмору врачей. Как он планирует вжиться в роль врача, когда вообще его не понимает? Вот даже сейчас медсестра, возможно, таким способом пыталась подбодрить печальных родственников пациентки, а Коля воспринял это, как личное оскорбление, и готов был наброситься на бедную женщину с обвинениями в равнодушии и полном отсутствии такта.

— Разве что медицина так далеко зашла, что умеет брать кровь у мертвых?! — тоже пошутил Горский. Возможно, все-таки ему удастся влиться в этот медицинский мир.

Лидия Михайловна только осуждающе посмотрела на внука, однако не упрекнула его ни словом, только глазами дала понять, что так нехорошо с его стороны.

— Мать девочки умерла, — сообщила она. — Может моя кровь подойдет? — спросила старушка.

— Понимаете, для молодого организма не очень хорошо, когда у него вливают кровь людей старше шестидесяти лет, — попыталась медсестра более тактично объяснить причину невозможности такое сделать.

— Понимаю, — спокойно ответила Лидия Михайловна.

— У вашей дочери очень редкая группа крови, — продолжила объяснять медсестра. — Четвертая резус отрицательный. У нас есть небольшой ее запас, однако всегда на всякий экстренный, непредвиденный случай нужно большая ее количество.

— Но ведь вы понимаете, что мою жену не воскресить. Что тогда будем делать? — некрасиво пошутил Коля, сжимая кулаки от гнева, который в нем начал просыпаться от врачебной халатности. — Почему вы в последнюю минуту перед операцией сообщаете о таком? Где я сейчас могу найти четвертую группу крови?! Вы мне скажите, пожалуйста!

— Колинька, не будь таким, — стала успокаивать внука Лидия Михайловна, поглаживая его по руке. — Не наседай на бедную девушку. Это не ее вина.

— А чья тогда? Котором работнику этого медицинского учреждения мне сказать спасибо за то, что моя дочь может умереть на операционном столе только из-за недостатка необходимого количества крови?! — стал кричать Коля на весь коридор.

— Колинька, успокойся, милый, — пыталась угомонить внука летняя женщина.

— У меня четвертая группа крови резус отрицательный, — послышался женский, мелодичный голос со стороны, который Коля сразу узнал. — Куда мне пройти, чтобы сдать кровь?

Горский хотел сказать, чтобы она убиралась вон из своей помощью, однако понял, что как бы ему не хотелось этого признавать, но в эту минуту Невскую послали сами небеса, поэтому он промолчал, только гневно глядя на нежелательную спасительницу его дочери.

— Пройдите за мной, — попросила медсестра Олю, которая на прощание сжала руку Лидии Михайловны, сказав той:

— Все будет хорошо с вашей внучкой. Не волнуйтесь вы так.

— Спасибо тебе, деточка, — прошептала женщина, разрыдавшись горькими слезами счастья. — Тебя сам Бог нам послал, родная.