Дао медитации. Путь к просветлению

Четвертое измерение

2–1. Что такое измерения

Французский философ и математик Рене Декарт, живший в семнадцатом столетии, однажды, по своему обыкновению, проводил утро в постели, предаваясь размышлениям. Когда он обдумывал одну из гипотез, ему вдруг пришло в голову, что положение кончика его носа в спальне может быть определено тремя произвольными числами: а, b и с. Число а выражает расстояние кончика его носа от наружной стены, которая находится в торце его кровати; b — расстояние от левой боковой стены и с — это та высота, на которую он поднят над полом (рис. 2-1а).

Размышляя над этой связью между положением, привязанным к определенным точкам отсчета, и тремя числами, он понял, что подобным образом можно определить любую точку в комнате. Эта его мысль, хотя она и кажется сегодня очень простой, явилась важным средством развития современной цивилизации, потому что она помогла человеку соотнести числа, уравнения и геометрические фигуры. Каждое из чисел, или координат, представляет расстояние, или длину. Следует отметить, что число, соответствующее расстоянию, равно отношению всего этого расстояния к тому, что было выбрано в качестве единицы длины. Если единица установлена, ее можно использовать для измерения длины линии, даже если эта линия не является прямой. Такая линия называется одномерной, и для ее измерения достаточно одной лишь длины.

Теперь рассмотрим область на плоскости — скажем, проекцию кровати в комнате Декарта на пол. Интуитивно мы понимаем, что мера длины должна быть теперь использована каким-то другим образом. Она позволяет измерить периметр, но для определения площади требуется новая единица. Здесь единица используется в двух взаимно перпендикулярных направлениях в виде векторного произведения. Для того чтобы получить меру требуемой площади, следует эту новую единицу, имеющую форму квадрата, повторить какое-то определенное число раз, чтобы была покрыта вся измеряемая площадь. Единичный квадрат, хотя он и содержит единичное расстояние, полностью выходит за пределы линейного представления. Как показано на рис. 2-1b, площадь может иметь любое число линейных проекций.

Каждая линейная проекция связана с некоторым аспектом площади, но ни одной из них, ни отдельно, ни в сочетании, недостаточно для точного описания двухмерной фигуры. Это наводит нас на мысль о важности выбранного измерения. Аналогию можно распространить на двухмерное сечение трехмерного декартова пространства, которое включает отдельные линейные измерения — длину, ширину и высоту. Поскольку мы живем в трехмерном мире и подвержены влиянию времени, которое можно считать четвертым измерением, временную перспективу мы можем понять как неизменную только частично, и только по аналогии.

Давайте вкратце обсудим геометрическое понятие измерения. Линия обладает только одним измерением — длиной; у плоскости два измерения — длина и ширина. Следующий, более высокий уровень мерности для твердого тела — это три измерения: длина, ширина и высота.

Обычно мы воспринимаем пространство с помощью этих трех измерений. Рассмотрим стакан для воды. Этот трехмерный объект знаком нам по сочетанию ощущений, которые вызывает его зрительный образ и прикосновение к нему, так что мы на основании этого комбинированного опыта легко можем себе представить его вид, мы знаем форму и размеры этого предмета.

В двухмерном мире предметы, или объекты, лишены толщины. Если бы они обладали хоть какой-то толщиной — подобно тончайшему слою серебра на зеркале, — они уже были бы трехмерными. Двумя хорошо нам известными примерами настоящих двухмерных объектов являются тень и отражение, например отражение в зеркале. Двухмерные объекты обладают следующими общими характеристиками:

1. Всегда должен существовать трехмерный объект, который либо отбрасывает тень, либо дает отражение.

2. Должен существовать источник света, благодаря которому появляется тень или отражение.

3. Должно существовать то, что воспринимает двухмерный объект, — например, стенка для тени и полированная поверхность для отражения.

Следовательно, прежде чем будет получена тень или отражение, одновременно должно существовать три вещи: трехмерный объект, свет и что-то, что их воспринимает.

Взяв в качестве примера тень, рассмотрим также следующие характеристики двухмерных объектов:

4. Тень не обладает никакой энергией, которая бы позволила ей самой передвигаться, а это означает, что ее движение субъективно, а не объективно. Тень перемещается только благодаря перемещению источника света, или трехмерного объекта, или того и другого вместе.

5. Поскольку тень не обладает толщиной, она может занимать то же место, что и другая тень. Этого не может произойти с трехмерными объектами. Если я сижу на стуле, то для того, чтобы на него мог сесть кто-то еще, я должен встать с него.

6. Тень не может иметь толщины, но занимаемая ею площадь может быть безграничной. По мере того как источник света приближается к трехмерному объекту, тень увеличивается. Однако поверхность, на которую падает тень, при этом остается неизменной. Этот рост будет происходить до тех пор, пока источник света и трехмерный объект не придут в соприкосновение. Если трехмерный объект в состоянии перекрыть источник света, тень с другой стороны от объекта будет безграничной.

Вообще говоря, тень и отражение обладают одними и теми же свойствами. Все, что мы сказали о тени, с небольшими изменениями можно отнести к отражению. Но между ними существуют два интересных отличия. Во-первых, тень — это проекция с той же ориентацией, что и объект, который ее отбрасывает, тогда как отражение имеет обратную полярность по отношению к отражаемому предмету (рис. 2-1d).

Во-вторых, можно получить отражение тени, тогда как тень отражения получить нельзя (рис. 2-1е).

Допустим, что двухмерный объект, например тень, обладает какой-то способностью ощущать свой мир. Такой объект, так же как и мы, будет воспринимать плоскость — длину и ширину, не ощущая при этом высоты. Попробуем представить себе, как тень может воспринимать такой трехмерный предмет, как стакан для воды. Возможно одно из нескольких соотношение между положением плоскости, в которой существует тень, и стаканом: они могут не пересекаться и тогда всякая информация будет отсутствовать — стакан для тени не будет существовать (рис. 2-1f).

Плоскость тени может касаться стакана в одной точке или по одной линии. Она может пересекать стакан, образуя различные сечения, например множество окружностей разного размера или, в зависимости от угла, под которым сделано сечение, — эллипс, часть параболы или гиперболы или сечение какой-нибудь другой формы (рис. 2-1g).

Но тут есть один момент. Каждое из этих сечений дает аутентичный след оригинала — стакана для воды, — и все же никакая комбинация этих следов никогда не обеспечит полного соответствия трехмерному объекту.

Помните знаменитую индийскую притчу «Слепые и слон»? Царь вызвал к себе нескольких слепых, которые не имели представления о том, что такое слон. Царь приказал им стать вокруг слона, чтобы каждый из них касался разной части животного. После этого он сказал: «Это называется слон. А теперь скажите мне, на что он похож». Слепой, который стоял сбоку от слона, ответил, что слон похож на стену. Тот, кто схватился за длинный хобот, очень испугался и произнес дрожащим голосом: «О нет, он похож на гигантскую змею». Человек, ощупывавший своими пальцами хвост, сказал: «Не совсем так, я бы сказал, что слон похож на маленькую змею или, скорее, на веревку». А тот, который мог дотянуться только до ноги слона, ответил: «О повелитель, слон похож на древесный ствол».

Эта притча хорошо описывает ситуацию с тенью, которая воспринимает трехмерный объект, но не может воспринять его полностью. Если бы слепые обошли вокруг слона, уделили бы ему больше внимания и времени, они смогли бы составить полное представление о слоне и знали бы, на что он похож. Разница в том, что тень лишена способности воспринимать высоту. Точка, отрезок линии, окружности различных размеров, часть параболы или гиперболы и т. п. — все это правильно с точки зрения двухмерного пространства. Однако если бы даже тень уделила этому больше внимания и времени, она никогда бы не смогла представить стакан для воды в целом. Но слепые люди способны воспринимать трехмерные вещи, даже если они не могут сразу воспринять крупный объект, потому что они живут в трехмерном мире. Тень никогда не поймет природы стакана, потому что она существует в двухмерном мире и лишена представления, или средств для восприятия третьей меры — высоты.

Представления об измерении длины и ширины охватывают весь объем «научных знаний» тени. Для тени единственный способ полностью оценить, что такое стакан для воды, — это выйти за пределы двухмерных представлений.

У нас, людей, возникают те же проблемы, что и у тени. Подобно тени, которая не в состоянии воспринимать то, что находится выше или ниже ее плоскости, мы, живущие в трехмерном мире, способны воспринимать реальность только в виде отрезков времени. Никто не знает, что произойдет в будущем. Никто не может повернуть время вспять, чтобы повторить прошлое. Мы воспринимаем только настоящее. Начиная с первого момента — своего появления на свет и до последнего — своей смерти, всю непрерывность жизни мы воспринимаем в виде срезов, подобных сечениям стакана для воды, проходящего через тень. То, что является для нас настоящим, — это всего лишь бесконечная последовательность сечений четырехмерного объекта.

Какова форма жизни с четырехмерной точки зрения? Можно ли ее сравнить со стаканом для воды? Кто может нам ответить на этот вопрос? Представим себе, что существуют высокоразвитые существа, которые обладают естественной способностью видеть четырехмерную форму вещей. Для них время — это просто еще одно измерение, и то, что мы видим как стакан для воды, для них будет всем следом, который оставило существование этого стакана. Они смогли бы сказать нам, какова форма нашей жизни, то есть они могли бы увидеть сразу все то, что для нас делится на прошлое, настоящее и будущее. Эти существа в каком-то смысле были бы для нас богами, точно так же как мы можем быть богами для «тени», существа из двухмерного мира. Тень не может совершить без нас никакого движения, все они побуждаются нашими действиями. Являемся ли мы, трехмерные существа, тенями четырехмерных существ? Так как мы живем в трехмерном мире, который образует их мир теней, мы можем создавать и контролировать тени и сообщать им обо всем, что происходит в их мире. Следовательно, мы можем определить Бога как существо, которое обладает еще одним измерением сверх тех, которые мы способны воспринимать.

Человеческие теории познания и методологии справедливы при трехмерном подходе, а так как это наш единственный возможный подход, они являются наилучшим средством узнать правду об окружающей нас реальности. Любая религия, философия или наука справедливы для трех измерений, точно так же как различные восприятия тенью стакана для воды справедливы при двухмерном подходе. Для тени единственный способ увидеть стакан целиком — это собрать вместе все параллельные срезы, начиная от дна и до самого верха, и, как показано на рис. 2-1h, на основании первых двух измерений экстраполировать третье.

Но даже если все сечения стакана будут собраны вместе, тень должна обладать еще дополнительными сведениями, чтобы воспринять третье измерение — высоту. В противном случае она никогда не сможет правильно его понять. Для нас так же невозможно увидеть полноту времени в «один момент», как для тени — увидеть высоту, имея представление только о длине и ширине.

Человек — владыка трехмерного мира, но он является пешкой в руках времени. Он не может им управлять и не обладает никаким ординарным средством, чтобы понять его как еще одно измерение. Человек рождается и умирает во времени, а между этими моментами он воспринимает только его присутствие в настоящий момент. Когда ему двадцать, он не может увидеть себя в шестьдесят. Когда ему шестьдесят, молодой двадцатилетний человек давно ушел. Он увещевает себя: «Познай себя», — и каждую минуту забывает о себе, не в силах увидеть, чем кончаются его слова и поступки, не в состоянии узреть начала цепи, звеном которой он является.

Для нас наш мир подобен стакану для тени, мы делаем один его срез — и получаем генетику, делаем срез под другим углом — и получаем химию, еще под одним — получаем математику, под новым — философию, историю и т. д. Это истинные картины трехмерной реальности. Мы делаем срезы самым различным образом, и часто люди утверждают, что их путь — самый лучший. Но мы всегда должны помнить, что, поскольку все мы описываем четырехмерную реальность с помощью трехмерных, тот или иной подход никогда не даст абсолютной истины, это всего лишь различные, одинаково пригодные срезы «стакана для воды». В свете этого представления такие явления, как ревность, зависть, горечь, слепая приверженность к чему бы то ни было, представляются печальными и лишенными всякого смысла. Мы можем видеть классических музыкантов, которые воротят нос от поп-музыки; ученых, которые ведут постоянную борьбу друг с другом. Может быть, их круглый срез больше моего, но их круг, мой круг, вы, я, мы — все это сечения: они не лучше и не хуже — они просто разные.

Если бы люди в своих представлениях вышли за пределы трех измерений, они начали бы относиться с большим уважением друг к другу во имя общего блага. Тогда исчезла бы напряженность, существующая на трехмерной поверхности, люди стали бы проявлять взаимное великодушие, и во всех их делах восторжествовал бы дух сотрудничества. -

2–2. Что такое время

Когда мы движемся на запад через центр Америки, нам может показаться, что автострада уходит перед нами в бесконечность. Создается впечатление, что наш путь — узкий и длинный. Края дороги, убегающие на мили вперед, кажутся сходящимися, и существует точка, расстояние до которой столь велико, что даже в ясный день дорога в ней исчезает. Когда мы стоим на берегу океана, мы ощущаем необъятность широты и глубины. Вода простирается перед нами, заполняя каждую точку пространства до самого горизонта. Если мы удалимся от берега достаточно далеко, чтобы не видеть суши, мы почувствуем себя изолированными, замкнутыми в центре пустого круга. Мы почувствуем себя на дне перевернутого сосуда, заполненного воздухом, и на вершине безграничного сосуда, заполненного водой. Если мы посмотрим снизу на небоскреб, то почувствуем головокружение, едва только наши чувства попытаются оценить его высоту; нам покажется, что машины и пешеходы, окружающие нас, заполняют наше сознание, требуют нашего внимания. Однако со смотровой площадки здания та же высота даст нам другой опыт. В такой перспективе машины и автобусы выглядят игрушечными — не больше спичечных коробок, а люди — крошечными, как насекомые.

Какими бы реальными ни казались нам ощущения необъятности и протяженности, они мнимы; эффект возникает в результате столкновения трех пространственных измерений и нашего, по существу, близорукого восприятия перспективы. Но что можно сказать о времени? Можем ли мы увидеть его, как если бы оно было дорогой, сходящейся перед нами? Можем ли мы услышать его? Можем ли мы прочувствовать его, как простор, окружающий нас, подобно волнам океана? Можем ли мы ощутить его как идущее из бесконечной глубины или с бесконечной высоты? Рядом оно с нами или далеко? Мы не можем видеть, не можем ощутить, не можем услышать, не можем осязать время каким бы то ни было образом. Мы даже не можем вообразить его. Мы говорим «время мчится», но оно не овевает наши лица и не взъерошивает наши волосы, подобно ветру. Хотя мы можем мысленно посмотреть на предметы во времени «назад» или «вперед», это «пространство» времени остается неосязаемым, лишь воображаемым. Не существует определенного направления, куда мы могли бы посмотреть, чтобы увидеть прошлое; не можем мы увидеть и будущее, повернувшись в другую сторону. В то время как прочие объекты имеют направленность, влияющую на нас, время ненаправленно и неуловимо.

Мы считаем, что мы можем экономить время, проводить время, тратить время, как если бы оно было субстанцией, подобной деньгам. Наше первое понимание времени приходит, когда мы замечаем, что солнце восходит и садится регулярно. Подобный пример ритмичности вдохновляет нас на попытку оценить протяженность времени между определенными событиями, как если бы время было измерением. Солнечные часы первыми дали нам возможность разделить на часы световые дни. Песочные часы или равномерно горящая свеча позволяли разделить часы на минуты. Все более сложные механизмы — часы с гирями и маятником, с металлической пружиной и с электроникой — помогли с возрастающей точностью измерять то, что мы называем временем. Но часы выверены лишь относительно самих себя и ритмических изменений в наблюдаемой Вселенной. Эти механизмы укрепляют наше трехмерное восприятие времени, в котором мы выделяем три разновидности: прошлое, настоящее и будущее. Однако прошлое существует для нас лишь постольку, поскольку мы являемся цельным биологическим организмом, осознающим и запоминающим впечатления от трехмерных событий. Вы можете сказать: «Да, но час назад вы видели меня за завтраком». И я действительно мог вас видеть, но это событие существует для нас лишь потому, что мы воспринимали его одинаковым способом и запомнили его одним и тем же образом. Что касается настоящего, то, как только мы произнесем слово «настоящее», оно уже становится прошлым. Реально настоящее не существует, хотя, как это ни парадоксально, мы живем именно в его абстрактном потоке. Что же касается будущего — оно лишь плод нашего воображения.

В реальной Вселенной не существует прошлого, настоящего или будущего. Все время существует одновременно, как одновременно существуют все точки прямой. Бесконечная прямая линия не имеет ни начальной, ни конечной точек. Однако чтобы сделать эту прямую частью своего существования, человек назвал одну из точек нулевой, одно из направлений, берущих в ней начало, — положительным, а другое — отрицательным, как показано на рис. 2-2а.

Но это сделано человеком, а не Вселенной. То же касается и времени. Точно так же как индивидуум не может совместить такие понятия, как «прямая» и «бесконечная длина», он не может осознать время как все существование. Мы называем точку на линии времени «настоящим». Это нулевая точка. Определив один из моментов времени как настоящее, мы называем затем одно из направлений — прошлым (-), а другое — будущим (+). Это сделано человеком, но это не является реальностью. С нашей точки зрения, бесконечная прямая слишком абстрактна и осознан может быть лишь ее ограниченный сегмент. Так же обстоит дело и с восприятием времени, где наша жизнь напоминает короткий отрезок на бесконечной прямой. Мы рождаемся в одной точке и умираем в другой, отмеряя на линии жизни короткий отрезок, как показано на рис. 2-2Ь.

Между двумя этими точками мы пересекаем отрезок жизни, имея только будущее в момент рождения и только прошлое в момент смерти. Этот отрезок сосуществует со многими другими ограниченными отрезками, находящимися на той же бесконечной прямой. Некоторые из них длиннее, некоторые короче. Жизни сосуществуют, различаясь по продолжительности. То, что является прошлым для одной жизни, является настоящим или будущим для других.

Как могло бы выглядеть четвертое, «временное» измерение? Мы не можем говорить о нем, потому что не имеем возможности что-либо о нем узнать. Оно находится по ту сторону трех известных нам измерений; оно — часть Дао. Что бы мы ни сказали, это будет чистой фикцией. Но мы можем представить себе, как бы выглядел наш трехмерный мир для двухмерного существа, — например, тени, — не имеющего возможности что-либо узнать о высоте. Затем, пользуясь аналогией, мы можем в конечном итоге прийти к некоторому внутреннему наблюдению нашего собственного отношения к реальности четвертого измерения.

Тень не имеет восприятия высоты, подобного нашему. Поэтому мы можем представить себе эксперимент, который помог бы тени получить этот опыт. Возьмем горизонтальную плоскость и расположим другую плоскость перпендикулярно ей. Тень сможет двигаться по горизонтальной плоскости до тех пор, пока не достигнет угла, где начнет поступательно перемещаться вверх по вертикальной плоскости. При этом одна часть будет восходить, в то время как другая — продолжать двигаться горизонтально в направлении вертикали, как показано на рис. 2-2с.

Или же мы можем натянуть простыню между двумя людьми так, чтобы тень находилась по центру. Затем двое должны будут колебать простыню, ритмично двигая ею вверх-вниз так, чтобы тень выглядела рябью, как показано на рис. 2-2d.

Может ли кто-нибудь предложить эксперимент, позволяющий живущему в трехмерном мире ощутить время? Ответ однозначен — да! Две китайские притчи о времени проиллюстрируют это. Первая история называется «Губернатор Нанькэ», ее автор — Ли Гунцзо (770–850).

Некий господин Чунь жил в десяти милях восточнее города Гуанлин. С южной стороны его дома стояла большая белая акация. Однажды господин Чунь выпил так много, что почувствовал недомогание, и двое его друзей отвели его домой. Он лег на скамью на восточной веранде своего дома, один из его друзей позаботился о его лошади, а другой мыл свои ноги, грязные после прогулки. Господин Чунь стал засыпать и во сне увидел двух посланников в пурпурных одеждах, явившихся из императорского двора, чтобы сообщить о желании императора видеть его. Он вышел из своего дома и увидел ожидающий его прекрасный экипаж. Он сел в него, и два посланника повезли его к большой белой акации, растущей с южной стороны дома. Они вошли в огромное отверстие в стволе дерева, и внутри господин Чунь увидел прелестные земли с зелеными полями, домами и деревнями. Наконец они добрались до большого города и въехали в ворота. Над аркой господин Чунь увидел золотые иероглифы, которые гласили: «Империя Большой Белой Акации». Наконец они явились во дворец, где он стал высоким советником при императоре, который был наслышан о многочисленных талантах Чуня и с каждым днем ценил его все больше и больше. Император настолько проникся симпатией к Чуню, что отдал ему в жены свою дочь, принцессу, и назначил его губернатором области Нанькэ[1]. Господин Чунь занимал этот пост в течение тридцати лет, управляя областью столь мудро и успешно, что под его руководством культура области расцвела, а граждане достигли несравненного благополучия. В его честь благодарным населением был воздвигнут храм и поставлен монумент, на котором были описаны все успехи его правления. Император вызвал его во дворец и дал ему высокую должность среди своих советников. От своей жены, принцессы, господин Чунь имел пятерых сыновей и двух дочерей и был очень счастлив. Однажды соседняя империя Виноградной Лозы напала на империю Большой Белой Акации, и господин Чунь был назначен генералом. Он проиграл свое первое большое сражение, и в это же время во дворце умерла его жена. Император отозвал господина Чуня с должности и назначил командующим другого, но даже в отставке господин Чунь сохранил свое достоинство и власть, и люди относились к нему с почтением. Император же стал подозрительным и опасался влияния Чуня на людей. Поэтому, запретив ему показываться на людях, император заточил его в собственном доме и окружил дом стражей. В конце концов император решил вернуть господина Чуня в его деревню к его скромному положению. Когда солдаты сопровождали его, господин Чунь печально размышлял о своей долгой жизни, полной служения и почестей, и наполнялся радостью. Он вспоминал свою жену, своих детей и своих многочисленных друзей. Неожиданно он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на скамье на восточной террасе собственного дома. Он огляделся и увидел своего мальчика-слугу, подметающего двор, одного из друзей, продолжающего мыть ноги, и другого, приводящего в порядок лошадь. Золотые лучи заходящего солнца все еще освещали стену сада, и чашка чая, стоящая рядом с ним, была все еще теплой. В течение нескольких минут сна господин Чунь прожил целую жизнь.

А вот другая притча о времени, называющаяся «Ланькэшань», что означает «Гора Истлевшего Топорища». Гора эта расположена в юго-восточной китайской провинции Чжэцзян. Природа там дикая и прекрасная, скалы совершенно отвесные. При свете раннего утра один лесоруб, держа на плече свой топор, отправился в горы. Он шагал, весело насвистывая. Достигнув высокого плато, он увидел двух старцев, сидящих по обе стороны массивного камня, который они использовали в качестве стола для игры в го (китайские шашки). Один из них был одет в красные одежды, другой — в черные. Лесоруб был большим поклонником го, и потому он задержался, чтобы посмотреть на игру. Противники не произносили пи слова и не отрывали взгляда от доски. Даже при обычных обстоятельствах игра в го занимает много времени и целиком захватывает внимание того, кто за ней наблюдает. Эти два игрока казались равными по силе и были полностью поглощены тонкой и сложной игрой. Вскоре лесоруб оказался столь увлеченным, что положил свой топор на землю и присел рядом, чтобы было удобнее наблюдать. Играя, два старца перекатывали между собой персик, от которого то один, то другой откусывали по кусочку. Лесоруб почувствовал сильный голод и надеялся, что они поделятся с ним. Но старцы съели персик и бросили косточку на землю. Лесоруб заметил, что немного мякоти осталось на косточке, он поднял ее и стал обгрызать. Наконец игра закончилась и игроки, собрав шашки и сложив доску, ушли. Тогда лесоруб встал, потянулся и наклонился за своим топором. Но, когда он поднял топор, ржавый металл слетел с топорища, а само оно рассыпалось в его руках на трухлявые куски. Лесоруб был очень удивлен, потому что всегда содержал лезвие острым и блестящим, а топорище было мощное, из хорошего дерева. Солнце указывало лесорубу, что еще не было и полудня, когда он поспешно спустился с гор в свою деревню. Оказавшись там, он посмотрел вокруг в крайнем удивлении, ибо ничто не было ему знакомо. Все изменилось. Там, где раньше стояла его маленькая хижина, находился гораздо больший дом. Лесоруб постучал в него, и юная девушка открыла дверь. Но ни он не узнал ее, ни она его. Он спросил девушку про деревню, которую он знал, но, хотя ее фамилия была такой же, как у него, она не ответила ни на один из его вопросов. Никто из ее семьи и соседей также не смог ответить на них. Наконец ее дедушка вынес фамильные записи и оказалось, что один из их предков был лесорубом и однажды не вернулся с гор — триста лет назад!

Для нас эти две истории являются аналогами экспериментов, предложенных для тени. В этих экспериментах мы пытались представить себе, каким образом двухмерному существу можно передать ощущение высоты. В притче о господине Чуне мы видели, как человек в своих снах оказывается способен пережить огромный этап из прошлого, настоящего и будущего в течение всего лишь нескольких мгновений обычного времени. Господин Чунь прожил целую жизнь в течение нескольких секунд. Были ли отличия в его восприятии времени во сне и наяву? В притче об истлевшем топорище говорилось о человеке, который провел лишь несколько часов в обществе двух четырехмерных существ. Когда они ушли и он вернулся в человеческое общество, то обнаружил, подобно Рипу Ван Винклю из новеллы Вашингтона Ирвинга, что прошли сотни лет. После такого восприятия временного измерения, изумленный лесоруб наверняка стал жить в совершенно новом мире.

Еще одна китайская притча, как мне кажется, замечательно изображает наши попытки описать время в терминах пространства и скорости, линейных и циклических процессов и т. п. в наблюдаемой нами вселенной.

Дело было теплым весенним утром на берегу тихого зеленого пруда. Множество головастиков плавало на мелководье. С грязного берега в воду прыгнула перепачканная взрослая лягушка. Головастики собрались вокруг нее и засыпали вопросами: «Скажи нам, мама, что ты видела в мире за пределами воды! Скажи нам, на что он похож».

Они слушали с большим волнением, а она говорила весьма спокойно. «Мир этот теплый и очень красивый, — сказала она. — Огромный желтый огонь, называемый солнцем, высится в голубом небе. Прекрасно сидеть в грязи на берегу и чувствовать тепло солнца на своей спине. Ветерок прилетает ко мне из полей, окружающих этот водоем, и зыбь появляется на поверхности воды. Цветы всевозможных оттенков качаются вокруг меня, я могу вдыхать их аромат, смешанный с запахом земли и зеленых ив. Сквозь ветер доносится до меня жужжание пчел вместе с сухим треском стрекозиных крыльев. Да, дети мои, это широкий мир, очень насыщенный, прекрасный и удобный, и все в нем, кажется, тянется ввысь и растет, как и я, в лучах солнца».

«А что такое огонь, мама? — продолжали расспрашивать головастики. — Что такое ветер? Что такое цветы? Что такое аромат? Что значит вдыхать запах земли и как трещат крылья стрекозы?» Их вопросам не было конца, и все они одновременно требовали ответа. Лягушка-мать почувствовала раздражение и сказала: «Я не стану отвечать ни на один из вопросов, ибо вы все слишком молоды, чтобы понять мои ответы. Однажды, когда вы отбросите свои хвосты, вы поймете, о чем я говорю». И в самом деле, вскоре наступил день, когда первый из головастиков отбросил свой хвост, вышел из воды и шагнул в пряный летний воздух. Солнце было теплым, и яркие цветы качались под легким ветерком. Юный лягушонок уселся на берегу и растворился в ощущениях мира воздуха. Он более не нуждался в словесных объяснениях.

Мы, рассуждающие о времени и ограниченные тремя измерениями, подобны головастикам, дивящимся другим мирам. До тех пор пока мы не сможем точно так же «отбросить наши хвосты» и шагнуть в новое измерение, время будет оставаться для нас лишь предметом рассуждений, как стакан для тени. Пока мы не сможем переживать время как одно из измерений, оно будет оставаться для нас плоским отражением, как высший мир для обитающих в воде головастиков.

Мир тени целиком понятен для нас, потому что мы можем видеть одновременно то, что находится выше и ниже этого плана. Тень же может лишь рассуждать о том, чем являются ее неосязаемые концепции «пространства выше» и «пространства ниже». Хотя мы можем находить этот мир очень ограниченным и испытывать по отношению к нему чувство превосходства, сами мы существуем в тонкой плоскости, называемой нами настоящим, и для нас концепции «прошлого» и «будущего» столь же неосязаемы, как для тени «выше» и «ниже». Посмотрите на стол, на котором существует тень. Если мы удалим стол, то «выше» и «ниже», как их определяет тень, сольются в одно непрерывное пространство. Мы сталкиваемся с большими трудностями, когда пытаемся удалить «стол» настоящего; Четырехмерное существо, в отличие от нас, способно преодолеть ограничения «настоящего» в восприятии времени так же легко, как мы можем убрать стол в нашем восприятии пространства. Мы можем двигаться вперед или назад во времени не более, чем тень — произвольно двигаться вверх или вниз в пространстве. Мы знаем, что тень отбрасывается в пространстве трехмерном, но свое существование тень воспринимает лишь на двухмерной плоскости — такой, как крышка стола, преломляющая ее трехмерную форму. Возможно, мы являемся тенями, отброшенными в четырехмерном мире и воспринимающими свое существование лишь преломленным трехмерной формой, называемой «настоящим». Тень смотрела бы на нас, как на богов, если бы могла видеть, что мы не ограничены в перемещении сквозь пространство, существующее для нее чисто теоретически. Так и мы смотрим на существ, воспринимающих все время как «настоящее» и действующих в нашем «прошлом» или «будущем» по своему усмотрению.

Мы вынуждены ждать около часа, чтобы получить большую сумму наличных денег в банке; мы должны потратить полчаса, чтобы проехать на автомобиле тридцать миль. Существо, живущее в четырех измерениях, не стало бы ждать, понадобись ему деньги: для него банк открыт всегда — сегодня, вчера, завтра. Оно может получить деньги, когда бы оно ни пожелало. Если оно пожелает проехать тридцать миль, оно не станет двигаться. Оно может оказаться в конечной точке мгновенно. Для него время является не барьером, но открытым миром — так же как для нас гипотетические «выше» и «ниже» тени являются реальным пространством, в котором мы живем.

2–3. Где же найти истину?

Чжуан-цзы, великий китайский даосский философ, рассказывал:

Однажды мне, Чжуан-цзы, приснилось, что я был мотыльком. Я наслаждался жизнью, счастливо порхая то там, то здесь, забыв, кем был, и зная, что я мотылек. Неожиданно я проснулся и обнаружил, что я снова Чжуан-цзы. Снилось ли Чжуан-цзы, что он был мотыльком, или мотылек теперь видел сон, что он Чжуан-цзы? Было ли какое-то различие между ними? Это путь изменения, позволяющий одной вещи стать другой, и все вещи равны.

В своем сне Чжуан-цзы обладал сознанием мотылька. Он воспринимал мир, как если бы он был мотыльком, и настолько, насколько он осознавал себя в это время мотыльком, он был им на самом деле. После пробуждения Чжуан-цзы усомнился — не мотылек ли он, увидевший себя во сне Чжуан-цзы. При этом сторонний наблюдатель не заметил бы никаких изменений. Был только Чжуан-цзы — сначала спящий, а потом проснувшийся.

Неизменный принцип, лежащий в основе изменчивых вещей, присутствует во всей природе. В теплых лучах солнца вода испаряется и собирается в небе в виде облаков. Существует множество различных видов облаков, которые образуются под влиянием разнообразных условий. В какой-то момент вода вернется на землю дождем или же, если температура достаточно низкая, градом, мокрым снегом или снегом. При любом из данных изменений формы молекулярная формула Н₂О остается неизменной.

Возможно, в таком общем примере постоянства в изменении мы сможем кое-что узнать об изменениях, гораздо более сокровенно влияющих на нашу жизнь, — таких, как процессы рождения и смерти. С точки зрения воды, замерзая в лед, она умирает как вода и рождается как лед. С точки зрения льда, когда он тает, он умирает как твердое вещество и рождается как жидкое. Однако если взять точку зрения Н₂О, ни в случае превращения воды в лед, ни в случае превращения льда в воду не происходит ни рождения, ни смерти. И лед, и вода — это Н₂О. Когда рождается ребенок, мы ощущаем огромную радость и поздравляем отца с матерью. Когда умирает мужчина, мы чувствуем большое сожаление и соболезнуем его жене и семье. С точки зрения Природы, нет ни радости в рождении, ни горя в смерти. Почему? Потому что наше тело фактически является смесью из примерно 65 % воды, более 10 % минералов, около 10 % различных видов гидрокарбонатов и других элементов. Ничего не прибавляется и не убавляется в Природе, когда вода, минералы и другие элементы, образующие человеческое тело, возвращаются в землю и преобразуются во что-либо еще. Наше рождение и смерть — только трансформация одной формы в другую. Чувствуем ли мы радость или горе, когда вода превращается в лед или лед в пар?

Буддисты постоянно призывают своих последователей понять, что «рождение есть смерть, смерть есть рождение», «все видимое есть иллюзия» и «нематериальное есть материальное». Даосы используют более абстрактный метод выражения этой концепции: «Инь есть Ян, Ян есть Инь». Чжуан-цзы обсуждал этот парадокс применительно к понятиям правоты и неправоты:

Чжуан-цзы понял и сформулировал парадокс единства противоположностей. Он использовал философию как средство передачи людям своего времени и культуры этого «послания». Философия, поэзия и другие интуитивные, целостные пути видения мира всегда были близки основным направлениям китайского мировосприятия и цивилизациям. Несмотря на то что это так же важно и для Запада, индивидуум в западном обществе исторически имеет более практический, научный и аналитический взгляд. Современные поколения Запада живут в условиях все более технологичной культуры, в которой каждому отдельному человеку все сложнее достичь цельного восприятия мира. Если кто-либо пожелает отремонтировать, например, телефон или телевизор, он должен получить теоретическую подготовку, а следовательно, затратить энергию на свое образование и работу. Профессионал, желающий поддерживать постоянный и быстрый рост своих знаний и навыков, должен затратить время на расширение своего понимания других сфер жизни. Инженер не может проводить много времени за литературой. Социолог не будет иметь ни времени, ни склонности для изучения физики. Биолог будет знать весьма немного об истории философии. Все они идут одинаково обоснованными путями понимания мира. К сожалению, все возрастающая необходимость специализации — в спорте и приятном досуге, так же как и в бизнесе, — может изолировать каждого человека от своего соседа, если он станет претендовать на исключительную правоту своей точки зрения и игнорировать прочие.

Если бы общество было зданием, то каждый человек выглядывал бы из своего окна и каждый считал бы свой ракурс лучшим. То же касается и знаний. Восточная философия — это окно, другим же окном является западная наука. Мы могли бы сказать, что обе точки зрения верны. Мы также можем сказать, что каждая из них не полна и, следовательно, верна только частично. Обе они к тому же существуют в одном здании, внутри системы, чья структура основывается на наших чувствах.

Как наглядный пример парадоксальности перспектив, рассмотрим ситуацию, в которой женщина скорбит о смерти своего мужа. Прохожий будет испытывать к ней симпатию, не чувствуя при этом личного горя в связи с ее потерей. Женщина является частью системы, изменившейся в результате смерти ее мужа, но прохожий живет вне этой системы. И для него не произошло никаких изменений. Поэтому точки зрения этих двух человек совершенно различны. Это парадокс завершенной ситуации, он может быть проиллюстрирован следующим примером.

Допустим, два индивидуума представлены точками А и В, понятия «правое» и «левое» для них означают «впереди» и «сзади». Теперь мы спросим этих двух индивидуумов, кто из них сзади, а кто впереди. Это подобно вопросу Чжуан-цзы, кто прав, а кто нет. На этот вопрос невозможно ответить, не обладая информацией о системе, в которой существуют А и В, как показано на рис. 2-За.

Теперь дополним систему линией, соединяющей А и В, как показано на рис. 2-ЗЬ.

И снова спросим, кто впереди, кто сзади. Однако мы по-прежнему не можем ответить на вопрос, потому что, если А и В связаны в системе определенной прямой линией, нам будет не хватать заданного направления, для того чтобы произвести сравнение. Теперь мы соединим А и В линиями с направляющей стрелкой, как показано на рисунках 2-Зс и 2-3d.

На рис. 2-Зс мы можем легко установить, что В находится впереди А; на рис. 2-3d — А впереди В.

Но, допустим, мы переопределим систему, соединив А и В в окружность, как показано на рис. 2-Зе.

И снова невозможно определить, кто впереди. В линейной системе это затруднение являлось результатом ненаправленное™ прямой, соединяющей А и В. На правом рисунке мы сообщим направленность окружности. Однако теперь мы сталкиваемся с парадоксом. При движении по окружности, А какое-то время будет находиться позади, а В — впереди. Если же мы продолжим движение, то позади окажется В, а впереди А. В данной системе не существует абсолютного ответа на вопрос, кто находится впереди.

Этот парадокс окружности снова возвращает нас к даосской концепции единства Инь и Ян. Хотя подобный образ мышления пронизывает восточную философию и искусство, включая тайцзи и медитацию, концепция Инь-Ян остается трудной для понимания с точки зрения других систем. Для иллюстрации рассмотрим отношения между востоком и западом на плоскости, как показано на рис. 2-3f.

Отметив любые две точки на плоскости, всегда можно сказать, какая из них западнее. Куда бы мы ни двигались между ними в этой системе, мы всегда можем недвусмысленно определить, движемся ли мы с запада на восток или с востока на запад, здесь нет парадокса, а потому не возникает вопроса — верно ли это.

Однако если мы представим систему не плоскостью, а сферой, например поверхностью земного шара, запад и восток больше не будут абсолютными. Это происходит вследствие того, что полушария образуются при разделении земного шара пополам вдоль Начального Меридиана, бегущего от полюса к полюсу через Гринвич (Англия). Это нулевая точка для измерения долготы, или западных и восточных расстояний в градусах. И западная, и восточная долгота тянутся от нуля до 180 градусов, а затем встречаются, как показано на рис. 2-3g.

Если мы будем двигаться на восток вдоль экватора или любой другой параллели от нулевой долготы до 180 градусов, Восточное полушарие неожиданно закончится и мы окажемся в Западном. Так восток становится западом. Если мы продолжим движение в Западном полушарии в том же направлении, мы в конце концов снова окажемся в Восточном. Теперь запад становится востоком. Как ни парадоксально, кажется, что конец востока есть запад, а конец запада есть восток. Это то, что имеют в виду даосы, говоря, что максимум Инь есть Ян, а максимум Ян есть Инь.

Эти координаты, восток и запад, созданы человеком. Без общего соглашения о том, что нулевой меридиан пройдет через Гринвич, практически каждая страна выбрала бы нулевой точкой один из собственных городов. Китай выбрал бы Пекин, Соединенные Штаты — вероятно, Вашингтон. После этого возникло бы множество казусов и неудобств. Легко узнаваемые стандарты упрощают человеческие отношения, однако затеняют факт равноправия различных точек зрения. Не существует абсолютных направлений. Запад и восток — это условности; но поскольку люди согласились с этими условностями, созданные человеком понятия стали природными стандартами.

В Китае каждый год представлен определенным животным из двенадцатилетнего цикла. Китайская притча рассказывает, что вначале животные собрались, чтобы решить, чей год будет идти за чьим. Тигр, кролик, дракон, змея, лошадь, овца, обезьяна, петух, собака и свинья готовы были согласиться насчет очередности своего появления. Только бык с мышью вступили в спор. Ни один не соглашался уступать первенство другому. Наконец бык сказал:

«Я объясню тебе, почему я должен быть первым: я больше, чем ты».

Но мышь возразила: «О нет! Первой буду я, потому что я больше!»

«Ты? Ты больше? Если ты сможешь это доказать, ты можешь быть первой, — сказал бык. — Но как ты сможешь доказать столь абсурдную вещь?»

«Мы попросим людей рассудить, кто из нас больше», — сказала мышь.

«Что ж, давай, — сказал бык. — Совершенно очевидно, кто из нас больше. Я уверен, что буду первым». Мышь сказала: «Мы пройдем через деревню, и если люди скажут: “Какой большой бык!” — ты будешь первым. Если же они скажут: “Какая большая мышь!” — первой буду я». Бык согласился.

Бык действительно был большим и сильным животным. Но он не был больше прочих быков. Мышь же была гораздо больше любой другой мыши. Распушив шерсть, она стала действительно огромной. Потому, когда они прогуливались по деревне, люди выбегали из своих домов с криками: «Посмотрите! Какая большая мышь! Какая огромная мышь!» Они видели множество быков такого же размера раньше, но такой большой мыши — никогда. И мышь стала первой.

Эта история показывает относительность истины. Никто не мог бы сказать, что мышь больше быка, если бы единственным критерием для сравнения были их фактические размеры. Однако крестьяне исходили не из размеров быка, а из пропорций, в которых бык был посредственным, а мышь действительно неординарной.

Если на «маленький» и «большой» заменить «восток» и «запад», как в нашей предшествующей диаграмме, то мы увидим, что бык рассуждал о размерах так, как будто был изолирован в линейном континууме, где находился у полюса абсолютно большой величины, а мышь — у полюса абсолютно малой величины, как показано на рис. 2-3h.

Мышь, напротив, была способна понять, что «большое» может стать «малым», а «малое» — «большим», как на окружности сферического континуума:

В этой системе мышь может быть «большей», чем бык, как показано на рис. 2-3i.

В нашем мире существуют радикально противоположные базовые точки зрения, одна из которых открывает мир в линейной и плоской перспективах, другая — как систему концентрических и замкнутых кривых и сфер. Мы окружили себя плоскими поверхностями и прямыми краями: дверями, столами, стенами и так далее. Все это отражает двухмерную ориентацию. Долгое время люди верили даже в то, что земля плоская. Аналитическое мышление так же протекает в линейной форме, от предпосылки к заключению. Однако предмет подобных воззрений — земля и ее природные проявления, ее орбита, соседние с ней планеты и их орбиты и космос как таковой демонстрируют различные ступени цикличности. Как восточная философия, так и западная наука признают цикличность и идентичность природных систем. Западная повседневная философия не пошла так далеко. Западное сознание все еще с трудом воспринимает, что Инь может стать Ян, а Ян может стать Инь, а тем более что Инь есть Ян, а Ян есть Инь.

В то время как западное общество продолжает упорствовать в неприятии законности какой-либо, кроме линейной, функции сознания, легко увидеть, что эмоции цикличны. Счастье следует за печалью, печаль продолжает счастье, восторг сменяется депрессией, «гордость предшествует падению». После того как радость достигает апогея, нередко наступает период нейтральных или отрицательных эмоций. Наши тела учат нас этому естественному циклу. Мы иногда смеемся из-за того, что слишком горько плачем, а иногда ситуацию столь тяжело принять и разочарование столь велико, что не остается ничего другого, кроме как рассмеяться.

Наше совокупное знание исходит как из линейной, так и из сферической системы мышления, и использование обеих систем приводит к поддержанию определенного равновесия. Например, если видеть преходящее эмоциональное состояние (скажем, депрессию) как непрерывную и неизменяемую реальность, это способствует укоренению данного состояния. Понимание цикличности природы эмоций, с другой стороны, позволяет очистить перспективу восприятия существующего эмоционального состояния и ускорить выход из него. Более того, границы между этими системами часто определены только произвольно и нередко могут слиться, обнаруживая базовый основополагающий союз, устраняющий все, кроме ясного смысла. Когда, например, мы движемся от берега к берегу, пересекая страну, мы можем думать о линейном аспекте этого путешествия в терминах километража между началом и концом пути. Однако мы движемся, в действительности, по поверхности сферы, земного шара, описывая, таким образом, дугу. Даже запуск ракеты на Луну сначала был задуман по прямой, которая, как предполагалось, была самым коротким расстоянием между двумя точками. Но оказалось, что необходимой траекторией является кривая, учитывающая орбиты, гравитацию и относительное вращение двух тел.

С давних времен людей волновал вопрос об Абсолютном Начале. Мудрецы, ученые и философы проводили много времени, обсуждая такие простые вопросы, как: что появилось первым — яйцо или курица? Подобные дилеммы были результатом линейного способа мышления. Когда считалось, что земля плоская, существовал другой вопрос: что наступает первым — день или ночь. Но открытие сферичности земли показало, что вся система циклична и что земля встречает день и ночь одновременно. День и ночь внутри цельной системы постоянно переходят друг в друга. Поэтому, несмотря на то что «последовательность» является важным соотношением внутри линейных систем, оно теряет значение с тотальной или циклической точки зрения, с которой различие между яйцом и курицей не имеет Абсолютного Начала.

Даже сегодня люди обсуждают вопрос существования реинкарнации. Люди, которые придерживаются исключительно линейной точки зрения, находят невозможным принять мысль о том, что рождение может быть чем-то, кроме Абсолютного Начала, а смерть — чем-то, кроме Абсолютного Конца. С циклической точки зрения, рождение и смерть являются обычными стадиями в континууме жизни. Они — Инь- и Ян-аспекты одного и того же события. В такой перспективе реинкарнация является естественным и очевидным процессом.

Люди, мыслящие линейными категориями, верят, что могут избежать последствий своих действий. Они считают, что если они достаточно умны, то смогут обойти закон либо совершать неправедные, но выгодные поступки скрытно и неограниченно долго. Очень трудно убедить человека, исповедующего подобную точку зрения, чем-либо иным, кроме как демонстрацией видимой силы: общественных законов, бдительной полиции и скорого суда. Большинство религий, однако, принимает циклическую концепцию, обучая неизменным нравственным принципам. Люди, которые понимают, что все циклично, соглашаются с мыслью, что всякое действие приводит к автоматической реакции и что не бывает причин, не имеющих следствий. Инициатор причины получит воздаяние после того, как причинно-следственный цикл вернется к нему или его семье. Благостное действие, в конечном итоге, обернется для него пользой, пагубное — расплатой.

Мы использовали циклическую модель, чтобы исследовать более комплексные идеи, чем допускает линейная модель. Конечно, мы также могли бы рассмотреть эллипсоидную, параболическую, гиперболическую, спиральную и другие модели. Но даже тогда ситуация была бы заведомо некорректной. Все эти системы — лишь разные окна одного и того же здания. Мы бы только подошли к границам трехмерного знания. Правда продолжала бы ускользать от нас.

Чтобы постичь истину о причинно-следственном круговороте и проблеме яйца и курицы, мы должны выйти за пределы «здания» для восприятия цельной картины; мы должны видеть три измерения в свете четвертого: времени.

Проблема курицы и яйца подобна чеканке монет. Какая сторона была выполнена первой — орел или решка? Ни та, ни другая, обе они были выбиты одновременно. И орел, и решка — равноценные стороны монеты. Таким же образом курица и яйцо являются сторонами четырехмерной реальности. Во времени они сливаются. В пространстве, если существует плоскость соотнесения, как, например, лист бумаги или крышка стола, существуют понятия «выше» и «ниже». Однако если лист или стол удалены, то эти понятия теряют силу; это одно и то же пространство. В нашем трехмерном причинно-следственном мире существуют начало и конец — благодаря нашему фрагментарному ощущению времени. Но, если удалить эту ограничивающую относительность, не будет ни начала, ни конца. Начало и конец станут частью единого времени. В четвертом измерении все время будет восприниматься одновременно, без настоящего, прошлого и будущего; без начала и завершения.

Что бы мы ни установили в нашем трехмерном мире, какие бы наблюдения ни сделали, все это будет вызвано причинами, лежащими за пределами нашего восприятия, в четвертом измерении. В этом можно убедиться, заметив, что двухмерный мир тени создается трехмерным пространством. Тень движущегося автомобиля может исследовать и познать свое существование лишь в определенной степени. Она может обнаружить, что движется. Она может измерить собственную площадь. Но она не имеет возможности узнать, когда прекратится движение, или откуда и куда она следует, или почему ее форма периодически меняется (когда машина поворачивается к солнцу под различными углами). В трехмерном мире мы можем, например, наблюдать за погодой и предсказывать ее с определенной точностью примерно на неделю вперед. Но нам неизвестна длинная цепь причин ее изменений. Для нас они возникают случайно. Сила наших предсказаний позволяет нам устанавливать шаблоны, но не учитывать непредсказуемые варианты. Почему «хороший человек» иногда умирает молодым? Почему очень плохие люди нередко имеют долгую, полную удовольствий жизнь? Мы можем взять средние числа, изучить статистическую вероятность и построить на этом жизненные планы, но мы не в силах предвидеть, что сегодня после полудня конкретный человек будет сбит автобусом или что в следующем году он изобретет более совершенную модель мышеловки. Подобно тени, мы в состоянии лишь изучать характеристики нашего собственного измерения; их «почему», те причины, следствием которых мы являемся, — это автомобиль. Мы — лишь его тень.

Даже на многих страницах сложно описать способность воспринимать четвертое измерение, обретаемую благодаря практике тайцзи-цюаня и медитации. Подобным же образом мы столкнемся с большими трудностями, пытаясь адекватно описать вкус яблока тому, кто его никогда не ел. Это за пределами силы слов — обеспечить непосредственное восприятие того, что они символизируют. Речь идет о понимании, которое можно получить лишь в опыте индивидуального действия и которое не может быть приобретено пассивно, с помощью чтения. В основе языка лежит, в первую очередь, зрительное восприятие. Однако восприятие четвертого измерения осуществляется внутри тела, вне способности глаз воспринимать или ушей — слышать. Целью тайцзи-цюаня является поиск неподвижности в движении. Целью медитации — поиск действия в бездействии. Требуется ощущать противоположные аспекты внутри движения и внутри неподвижности. Проявив терпение и настойчивость, можно — очень тонко, очень деликатно, интуитивно — почувствовать природу времени. Развивая эти ощущения, мы можем подойти к границе четырехмерного мира достаточно близко, чтобы уловить проблеск этой реальности. И это — первая ступень просветления.