Даром

Глава 8 Ловцы снов. Часть 1

Октябрь 2029 года

Сияющий хурул — самое яркое пятно в этом пыльном, затерянном в степях городе. Я прилетел вечерним рейсом и уже по пути из аэропорта в тряских стареньких «Жигулях» — таким здесь оказалось такси класса «комфорт»— успел устать от унылых бурых пространств за грязным окном. Самая приличная гостиница города располагалась в пятиэтажной хрущобе, я долго шел к своему номеру по извилистой кишке коридора. Утром не удалось найти ни одной работающей кофейни, пришлось завтракать в кондовой столовке с раздачей — здесь, однако, готовили вполне съедобные местные пельмени со смешным названием «берики». От подсоленного чая с молоком я отказался, взял обычный заварочный пакетик. Потом попетлял немного между панельными домами и вышел наконец к цели своего путешествия — главному буддийскому храму страны.

Я решил приехать сюда лично, потому что поиски свободных от Дара в интернете успехом не увенчались. Буддизм я тоже погуглил, и из того, что удалось понять, получалось, что буддисты не особо-то жалуют желания. У них выходило, что причина страдания не в том, что желание не может быть исполнено, а в том, что оно вообще у человека есть. Другие религии объявили Одарение волей Бога, наградившего каждого сообразно его помыслам. Буддистские же лидеры как будто не придали ему особого значения — случилось и случилось, не отвлекайтесь, думайте о важном. Если свободные от Дара существуют, наверняка их можно отыскать среди буддистов.

Бело-золотое здание хурула выделяется среди советской типовой застройки, как лотос в болоте. Фонтан, яркие цветочные клумбы, множество павильонов с изящно изогнутыми крышами… Что-то вроде если не рая, то по крайней мере его обещания. Народу тем не менее немного. В дальнем конце парка деловито семенит пара бритых наголо монахов в багряно-оранжевых одеяниях вроде античных. Давлю порыв ускорить шаг и перехватить одного из них. Невежливо — они же идут по своим делам. Лучше отыскать какой-то прием посетителей.

С полчаса брожу по семиэтажному зданию храма. Разглядываю огромную — вроде бы самую большую не только в России, но и во всей Европе — статую Будды. В одном из лекториев монах монотонно читает текст на экзотическом языке, горстка верующих сидит на деревянных скамьях и слушает, склонив головы. Захожу в музей, совершенно бесплатный, потом случайно оказываюсь в кабинете астролога. Он и объясняет мне, как найти что-то вроде ресепшен, где можно записаться на прием к духовному учителю.

Строгая тетушка на ресепшен меряет меня раздраженным взглядом и говорит скрипучим голосом:

— Запись на беседу с учителем возможна на следующий четверг…

— Я специально прилетел из другого города!

— Нужно было забронировать время по телефону.

— Я звонил несколько раз — у вас никто не брал трубку.

— Такое у нас случается, — отвечает веселый голос из-за спины. — Выключим звонок на медитацию, а включить забудем. Никто не любит суету!

Оборачиваюсь и вижу монаха в очках с тонкой оправой. Говорю ему:

— Мне очень нужна консультация. Понимаю, что нарушаю ваши планы, но буду благодарен, если сможете уделить мне полчаса. Речь идет о человеческой жизни.

Женщина на ресепшен неодобрительно морщит лоб, но монах улыбается:

— Разумеется, раз вы прибыли издалека, было бы невежливо отказать вам в беседе. Хотя сразу предупрежу: если вы ищете не наставления в благородном пути или в медитации, то будете, скорее всего, разочарованы. Но моя работа — по мере сил объяснять учение Будды всем желающим. Я — геше Эрдем. Эрдем — имя, а геше — что-то вроде кандидатской степени.

Позже я случайно узнал, что Эрдем поскромничал. Геше — это докторская степень.

— Не возражаете, если мы побеседуем снаружи? — спрашивает монах. — Засиделся я в четырех стенах…

— Конечно же, как вам удобнее.

Выходим в окружающий хурул парк, садимся на скамью. Отсюда открывается вид на алые цилиндры, покрытые золотыми иероглифами. Время от времени кто-то подходит и вращает их один за другим. Молитвенные барабаны, вот как это называется. Удобно — просто раскручиваешь барабан, и карма очищается, или что там у них.

— О чем вы хотели бы посоветоваться? — спрашивает монах.

Речь у него простая, обыденная — так может говорить случайный попутчик в трамвае. Я, признаться, ожидал чего-то более архаичного и напыщенного. Лицо круглое, открытое, располагающее.

— Мне нужно найти свободных от Дара. Вы знаете что-нибудь о них?

— К сожалению, мне неизвестен такой духовный сан. Полагаю, у нас их нет.

— Это просто люди, не получившие Дара — взрослые, не из-за возраста. Такие должны быть среди последователей вашей… веры.

— Буддизм — скорее доктрина, философия, нежели вера, — мягко поправляет монах.

— Да, простите, я плохо разбираюсь в этом. О свободных от Дара… вы знаете, где их можно найти?

Монах перестает улыбаться и полминуты пристально наблюдает растущие перед скамейкой розовые кусты.

— Полагаю, не вполне понимаю ваш вопрос, — говорит он наконец. — Возможно, будет лучше, если вы расскажете, что у вас случилось.

Неохота откровенничать с посторонним, но я же приехал сюда просить совета… Рассказываю об Олеге, о том, как семья тоскует по нему, о необходимости дать ему шанс вернуться домой.

— Я глубоко сожалею о том, что произошло с вашим братом, — говорит геше Эрдем. — Могу посоветовать программу медитаций, которая поможет вам восстановить душевное равновесие после пережитого горя.

— Мне не нужно возвращать душевное равновесие. Мне нужно вернуть своего брата.

Слегка раздражает, что я никак не могу угадать возраст собеседника. Когда он улыбается по-мальчишески, то кажется моложе меня, а когда кивает с сочувствием — выглядит почти стариком.

— Я понимаю вас, — вздыхает монах. — К сожалению, многие обращаются к нам с подобными просьбами. Так было и до Одарения. Люди часто ищут помощи, когда сталкиваются с горем. Теперь же некоторые надеются, что мы здесь кто-то вроде Морфеуса из «Матрицы» — подскажем некий тайный способ одолеть судьбу. Мне каждый раз приходится объяснять, что буддизм — глубоко индивидуальный путь, учение, которое любой человек может применить к собственному благу. Никаких секретных способов влиять на судьбы людей у нас нет.

— Но ведь ваше учение каким-то образом объясняет Одарение?

— Для буддистов, полагаю, в этом событии было чуть меньше неожиданного, чем для прочих людей. Мы знали, что не всегда можем предсказать, как именно сработает в каждом случае закон причин и последствий… карма. Людям свойственно страдать от своих желаний, и даже удовлетворение их приносит лишь временное облегчение. Почему в этот раз подобное произошло со всеми одновременно? В буддийском ученом мире — есть и такой, не удивляйтесь — выработано несколько гипотез. Никакой тайны в них нет, вся полемика регулярно публикуется. Но если вы в самом деле хотите разобраться в вопросе, вам придется как минимум выучить санскрит, чтобы овладеть понятийным аппаратом.

— Можете простыми словами объяснить, как это понимаете лично вы?

— Пожалуйста, — монах улыбается. — К нам было проявлено милосердие. Понимаете, в буддизме же нет понятия Бога или иной высшей силы, способной даровать спасение. Спасти себя может только сам человек, тренируя свой ум для правильного понимания. Тем не менее много пристальных глаз наблюдает за срединными мирами. И вот кто-то дал нам подсказку: исполнение желаний не делает нас счастливыми.

— Но ведь исполнились не настоящие желания, а временные — те, которые преобладали в течение всего одних суток!

— Потому что никаких «настоящих нас» с «настоящими желаниями» не существует, мы — другие в каждый момент времени. Вот это и была подсказка для тех, кто готов ее воспринять. Кто не готов, те свободны интерпретировать ее согласно своим представлениям о мироустройстве. Сожалею, но насколько я способен понять, никакого практического значения для решения вашего вопроса это не имеет.

— Неужели же вы не знаете никого, кто свободен от Дара?

Геше Эрдем чуть смущенно улыбается, встает со скамейки, подходит к клумбе с розами и подносит ладони к одному из самых чахлых кустов. На глазах растение наливается соком и тянется вверх.

— Розы плохо приживаются на наших скудных почвах, — поясняет монах. — А ведь важно украшать хурул, чтобы люди чувствовали себя здесь хорошо и охотнее приходили приобщиться к благородному учению. Вот я и не проявил должной безмятежности, как выяснилось. Что же, зато розарий в этом году на высоте. А если кто-то из учителей, братьев или мирян так возвысился в дисциплине ума, что сутки воздерживался от желаний… вряд ли он… или, возможно, она… станет трубить об этом на каждом углу, понимаете? Устраивать вокруг себя суету… Благородный путь требует сосредоточения, а всякого рода чудеса и знамения в нашей традиции не поощряются.

— И все-таки. Где бы вы стали искать таких людей?

Монах разводит руками:

— Возможно, таких праведников вовсе не родилось в нашем суетливом поколении. Но если они существуют, то могут обнаружиться где угодно. Вовсе не обязательно в закрытых горных монастырях или общинах вроде нашей. Мы живем в благословенные времена — теперь следовать учению Будды может любой человек, имеющий доступ к информации. Знаете, для людей полезно поддерживать друг друга, делиться опытом… но это вовсе не обязательно. Достаточно скачать несколько книг или видеолекций, и можно практиковать самостоятельно. Возможно, праведник, которого вы ищете, живет в одном с вами подъезде, работает на соседнем предприятии, водит детей в ту же школу… Скорее всего, это скромный доброжелательный человек, ответственно относящийся к своим обязанностям. Но никакого нимба над головой вы у него не увидите.

— И что же, если я разыщу праведника, свободного от Дара… он сможет принять на себя Дар моего брата?

— Такого плана спекуляции не поощряются в нашей доктрине, — строго говорит монах, но тут же смягчается: — Как знать… В любом случае это будет его выбор и его решение. Здесь ничего не могу подсказать, у нас есть строгий запрет на превращение учения о Благородном пути в эдакий аттракцион чудес — если вы понимаете, о чем я. Могу дать совет, который точно поможет. Хотя не уверен, что вы сейчас готовы его воспринять.

— Да, я слушаю вас.

— Вам нужна помощь — так помогите кому-то сами. Бескорыстно, ничего не требуя взамен. Совершенное добро обязательно вернется к вам.

— Ну да, ну да… в какой-нибудь следующей жизни, так?

— Жаль, что вы так скептически относитесь к этому, — в голосе монаха звучит намек на упрек.

— Извините, не хотел обидеть вас. Это, конечно же, правильный подход к жизни… был бы, если бы его разделяли все или хотя бы большинство. Но я видел слишком много хороших людей, которым жизнь не спешила ответить добром на добро, и подлецов, у которых все оказывалось в шоколаде. Может, конечно, в следующих жизнях все и получат по заслугам. Но брата мне надо вернуть в этой жизни, вот в чем дело.

Монах покачал головой:

— Мы не можем знать, в каком аду живут те, кто творит зло — быть может, уже в этой жизни. Сожалею, но раз законы кармы вас не интересуют, больше ничем не могу вам помочь. Если вы хотите больше узнать о благородном пути…

— Не обижайтесь, но не сейчас, — встаю. — Спасибо, что уделили мне время. Можно ли как-то помочь… пожертвовать…

— Разумеется, — улыбается монах. — Ящик для пожертвований на благоустройство хурула в сувенирном магазине, справа от входа. Но только тогда возьмите пару бесплатных брошюр… Сейчас вы не готовы, но как знать, может, однажды полистаете их на досуге и поймете, что именно эти ответы ищете на самом деле. Да, банковские карты мы тоже принимаем.

— Сань, тут такое дело, — Катя нервно вертит в руках степлер. — Пока тебя не было, мужик этот безумный каждые два часа названивал. Михайлов фамилия его. Я так и эдак объясняла, что мы такие дела не берем, не наш профиль. Но ему что в лоб, что по лбу: вы должны взяться за поиски, и все тут. Я заблокировала его номер, так он с телефонов-автоматов стал звонить… даже не знала, что они до сих пор работают. В общем, обещала я, что ты ему перезвонишь, как только вернешься.

— Да что у него пропало-то?

Катя тяжело вздыхает:

— Не что, а кто. Дочка.

— Ох ё… Ребенок?

— Нет, двадцать три года. Месяц назад. В полицию обращался — говорит, там даже не искали.

— Мы не имеем права за такое браться.

— Да знаю, но разве ж ему объяснишь… уперся и ни в какую не слушает. Сань, пожалуйста, перезвони ему и сам скажи. Может, хоть тогда отстанет.

— Ладно, давай номер.

Вмиг повеселевшая Катя сует мне бумажку с номером и именем и убегает. Тоскливо достаю телефон. К сожалению, когда твои контакты опубликованы в открытом доступе, временами приходится отражать атаки городских сумасшедших разного толка. Их и до Одарения хватало, а от сдвига цивилизационной парадигмы психика граждан крепче не стала. С большей частью назойливых психов Катя благополучно справляется, но иногда приходится ее подстраховывать.

Подавляю порыв немедленно взяться за какое-нибудь из множества отложенных на потом дел и набираю номер:

— Валерий Георгиевич, добрый день. «Потеряли? Найдем», Александр Егоров. Мне передали ваше обращение. К сожалению, мы не имеем права…

— Вы можете сперва выслушать меня?

Вздыхаю, прикрыв рукой микрофон. Все-таки горе у человека…

— Да, разумеется…

— Алина — домашняя девочка. Она обязательно вернулась бы домой. Ее похитили!

Ну конечно.

— Вы ведь обращались в полицию?

— Да, но какой смысл? Полиция ничего не сделала. Они пытаются вывернуть все так, будто Алина ушла сама.

— Я очень сочувствую вам, правда. Но наше агентство не занимается поиском пропавших людей. Возможно, вам стоит обратиться в «Марию», у них есть эксперты разного профиля…

Обидно, конечно, рекламировать конкурентов, но вопрос-то не шуточный.

— Звонил им уже, так они цену заломили… Таких денег у меня нет, квартира заложена, я весь в долгах. А ваши расценки намного ниже.

Ну естественно, они ниже, потому что не на поиск людей же…

— Понимаете, это не…

Но несчастный отец не слушает меня. Похоже, ему просто нужно выговориться.

— Я нашел на свалке перышко, я видел сон, созданный Алиной, понимаете?

Час от часу не легче.

— Нет, не думайте, я не сумасшедший, — торопливо поясняет Михайлов. — Алине Дар такой вышел — создавать вещи, навевающие сны, которые она сочиняет. И я нашел перышко, она такие использовала в своих поделках! Значит, она жива, и она не уехала из города! Вы понимаете?

— Да, да, конечно…

— Мы с Алиной серьезно поссорились. Из-за сущей ерунды — из-за денег. Я потерял работу и спрашивал ее, долго ли она еще намерена жить за мой счет. Я… кричал на нее, понимаете? И тогда она ушла. И до сих пор не вернулась. Это случилось по моей вине, понимаете?

Не отвечаю.

— Сделайте хоть что-нибудь, — голос в трубке становится сбивчивым, задыхающимся. — Пожалуйста, верните мою девочку. Мне больше негде просить помощи.

«Вам нужна помощь — так помогите кому-то сами», сказал мне монах. Нет, ни черта я не верю во все это мракобесие. Даже и после Одарения — не верю. Если мы пока не понимаем, как что-то работает, это еще не повод натягивать на феномен свои фантазии.

И все-таки… получается, Михайлов стал нам названивать ровно тогда, когда я пришел в хурул. Обычное совпадение, конечно. И все-таки…

Говорю медленно, взвешивая каждое слово — не хватало только подать отчаявшемуся человеку ложную надежду:

— Мы в самом деле не имеем ни права, ни возможностей заниматься розыском пропавших людей. Я ничего не могу вам обещать.

Как я ни старался говорить сухо, все-таки что-то в моем тоне Михайлова обнадеживает:

— Но вы же станете искать мою девочку?

— У меня есть связи в полиции. Я узнаю, какие меры были приняты, какие есть перспективы. И поговорю с вами. Больше ничего не могу обещать. Пожалуйста, не надо нам звонить больше, я сам с вами свяжусь. Сил вам и терпения. До свидания.

Нажимаю отбой и несколько секунд слушаю короткие гудки. Потом набираю Леху:

— Поговорить надо. С меня пивас. Сегодня вечером норм?