Даром

Глава 5 Никто не свободен от Дара

Июль 2029 года

От трели офисного телефона я уже почти успел отвыкнуть: после появления Кати перестал наконец быть его рабом. Она переводит на меня только те звонки, по которым не может принять решение сама. С каждым ее рабочим днем таких случаев все меньше.

Принимаю звонок.

— Саша, тут странный заказ какой-то, — сообщает Катя. — Человек просит найти его Дар… Мы вообще беремся за такое?

— Переведи на меня.

Слушаю мелодичную трель. Вряд ли, конечно, на меня вышел свободный от Дара… слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я искал их везде, перерыл интернет, расспросил знакомых — глухо, только туманные слухи.

Одно такое обращение у нас уже было, еще на заре существования агентства, но дальше телефонного разговора дело не пошло. Меня сразу насторожил молодежный сленг звонившего, и я спросил дату его рождения. Оказалось, паренек отметил шестнадцатилетие за три недели до Одарения. Тогда я задал еще несколько анкетных вопросов, среди них — о профессии родителей. Выяснилось, что отец парня — моряк торгового флота. Я свернул разговор, сказав, что мы такими делами не занимаемся. Хотя заказы и деньги были край как нужны, с семейными скандалом я связываться не стал. Мало ли как и почему жена моряка изменила в документах дату рождения ребенка… Что бы ни стояло за Одарением, оно смотрело на фактический возраст, а не в записи ЗАГСа.

Но тут я сразу понимаю, что это другой случай — голос у звонящего вполне взрослый.

— Не знаю, ваш ли это профиль… — мнется он. — После Одарения так много всего навалилось, я даже не сразу понял, что у всех вокруг Дар есть, а у меня — нету. Не знал, к кому и обратиться с этим, все не до того было… Вот увидел ваше объявление, подумал — вдруг вы мой Дар как-то найдете? Я его не то чтобы потерял, но должен же он быть, в самом деле…

— Приезжайте к нам в офис. Это и правда не наш профиль, но если вы действительно этого хотите — поможем.

— Давайте попробуем, хуже-то не будет… Через час нормально?

— Да, жду вас в своем кабинете, комната восемнадцать.

Мог бы просто назвать номер, но чертовски приятно говорить — «в своем кабинете». Три дня назад мы все-таки расширились, только вчера закончили переезд. Фирмочка, занимавшая соседние помещения, закрылась окончательно. Неудивительно — эти шарлатаны предлагали услуги по развитию и усилению Дара. Поначалу многие переигравшие в компьютерные игры задроты верили, что есть какие-то способы прокачаться. Привлекательная для многих идея — достичь результата за счет механического повторения некоего набора действий. Но теперь даже самым упертым эскапистам пришлось осознать, что Дар не прокачивается: какой вышел, такой и вышел. Остального, как и в прежние времена, приходится достигать за счет инициативы, управления рисками и связей. Когда мы только открылись, несколько доверчивых граждан еще надеялись на чудо и таскались к нашим соседям на какие-то тренинги. Но скоро отвалились и они, и фирма прекратила свое жалкое существование.

Теперь у Кати и Нины Львовны есть свое просторное помещение. К нему примыкает кухня — сегодня привез туда свою старую капсульную кофемашину и поручил Нине Львовне закупить печенья. Офис должен быть местом, где находиться приятно — и сотрудникам, и клиентам.

Заглядываю к девочкам проверить, как у них дела. Кто-то уже расставил по комнате растения — горшков семь, не меньше. Удивительно хорошо они стоят… как будто единственно возможным образом, что ли.

Спрашиваю сотрудниц:

— Это кто-то из вас привез? Так скоро?

— Нет, утром они здесь уже были, — отвечает Нина Львовна. — Уборщица принесла, наверно. Удивительное дело, ни разу ее не видела. По ночам она работает, что ли? Приходим уже в чистоту и уют каждый день…

Я тоже не раз замечал, что наш простецкий офис не по-казенному уютный: всюду зелень, на стенах неброские, но стильные картины в недорогом репринте, никогда не пахнет химией. Кто-то не просто проводит положенную по регламенту влажную уборку, но как будто вкладывает душу. Может, у уборщицы Дар? Каково это — получить Дар к уборке офисов?

До приезда клиента успеваю выйти пообедать. По коридору первого этажа навстречу мне шествует Мария — хозяйка одноименного детективного агентства. Это эффектная брюнетка в очках с черной пластиковой оправой. Холеная стерва на высоченных каблуках смотрит на меня сверху вниз и даже не думает посторониться, чтобы разминуться со мной. Что ж, я тоже уступать дорогу не намерен. Чувствительно задеваем друг друга локтями. Через пару шагов оборачиваюсь. Как я и ожидал, юбка делового костюма не скрывает очертаний весьма аппетитной задницы.

Сферы деятельности у наших фирм разные, но все же частично пересекающиеся. Как бы нам с Марией не стало тесно в одном городе…

Однажды я не удержался и использовал служебное положение в личных целях — пробил по полицейской базе, какой у этой Марии Дар. Оказалось, что-то продвинутое — способность к анализу и синтезу информации. Типа видит разрозненные факты и складывает из них цельную картинку. Непросто конкурировать с таким Шерлоком Холмсом в юбке.

На парковке жму руку Генке-паровозу, вылезающему из новенького джипа.

— Поздравляю с расширением! — лыбится Генка. — Молодчина, Санек! Завидую!

— Да было бы чему завидовать! У меня вся команда столько не зарабатывает, сколько ты один.

— Так то ж не я зарабатываю, а Дар. Двоих в сутки принимаю, и это мой потолок. А ты и бизнес развиваешь, и людям работу даешь, Санек. Ну бывай, я побег, клиент ждет…

Тоже иду — в свой кабинет! — ждать своего клиента. Он оказывается щуплым дядькой лет сорока с обширными залысинами и печальными глазами навыкате.

Неужто он — свободный от Дара? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. С места в карьер перехожу к делу:

— У меня есть способ решить ваш вопрос. Но результат может вам не понравиться. Скорее всего, в глубине души вы знаете, какой у вас Дар, просто не хотите признаться в этом самому себе. Я могу извлечь из вас это знание принудительно. Но, возможно, вам стоило бы походить к психологу? Как-то, я не знаю, разобраться в себе, подготовиться морально, принять себя?

— Ну уж нет, — решительно говорит дядька. — Отваливать деньги за то, чтобы левый человек копался в моих детских травмах, я не стану. Что у меня там в глубине, мать ее, души? Да какая, нахрен, разница. Можете извлечь — извлекайте.

— Как знаете, — включаю телефон на запись и перехожу на особенный тон. — Скажите как есть, в чем на самом деле состоит ваш Дар?

— Я могу убить человека на расстоянии вытянутой руки, — равнодушно сообщает дядька.

Взгляд его тут же снова делается осмысленным. Он все сказал. Действительно, что тут еще скажешь…

Уточняю:

— Готовы? Это может быть неприятно узнать.

— Глупо, что вы теперь знаете, а я — нет. Давайте уж, показывайте, чего я наговорил?

Вместо ответа включаю запись. Дядька смотрит на самого себя полминуты назад, потом закусывает губу и опускает голову:

— Ч-черт… я так надеялся, что хоть что-то другое… Жена достала мозг выносить. Но я же за всю жизнь ее и пальцем не тронул! Значит, хотел… убить? Больше всего на свете именно этого хотел? Что же я за мразь такая получаюсь?

Он не смотрит на меня сейчас, так что скрыть разочарование нетрудно. Не его вина, что не оказался он свободен от Дара. Никто из нас не свободен от Дара…

— Знаете, у всех бывают такие дни… Я прямо сейчас один могу вспомнить, а наверняка их больше было. Случись Одарение тогда — тоже огреб бы Дар убийцы.

День этот и правда вспомнился, как наяву. Дело было в Крыму — не в последнюю поездку, а в предыдущую, до Одарения еще. Люблю эти места. Познакомился я там с девицей, рыжей такой хохотушкой, фигуристой, все при ней… и дурой она поначалу не казалась. Пока мы отжигали в номере и по набережной гуляли, все было неплохо, хорошо даже. А потом собрался я подняться на одну гору — пенсионерская почти прогулка, никакого экстрима. И девица зачем-то увязалась за мной, хотя вроде ясно-понятно было, что не ее это — горы, у нее даже обуви подходящей не было. Плохая оказалась идея, для нас обоих плохая. Она так извела меня своим нытьем, я чуть не выл. Предлагал с полпути ее вниз проводить — истерить начинала. В итоге поднялись мы с грехом пополам. Вид на половину побережья, воздух прозрачный, солнечные пятна в море — а эта дурында стоит рядом и ноет, ноет, ноет… И вдруг я так ясно, так отчетливо представил, как она делает несколько шагов и летит вниз с обрыва… долго летит. Даже голова закружилась. Не ожидал от себя таких мыслей. Но ведь тогда это были просто мысли — ну, мало ли, что только не лезет в голову. Девицу я проводил до гостиницы, чтобы тут же заблокировать в телефоне и забыть навсегда.

Страшная все-таки штука — Одарение.

Пытаюсь успокоить клиента:

— Знаете, в жизни вообще нередко происходит такое, о чем люди никому не рассказывают. Тем более когда оно происходит только в мыслях. Такое со всяким могло случиться. Дар еще не делает вас убийцей. Но вам нужно встать на учет в полиции.

— Ага, чтобы на меня первый же висяк повесили?

Укоризненно качаю головой:

— У нас в полиции так не делают. Уже есть методика расследования преступлений, совершенных при помощи Дара. Я сам на такие дела иногда выезжаю и могу точно сказать, что никого еще не осудили только за то, что он мог кого-то убить, если не доказано, что именно он и убил.

— А меня не заставят стать… не знаю… спецагентом каким-нибудь?

— Да ну что вы! Ваш Дар неуникален, и системы безопасности давно уже строятся с учетом таких вещей. Так что в Джеймсбонды вас не возьмут. Даже если вы очень захотите.

— Ладно, успокоили. Сколько я вам должен?

— Нисколько. Мы ведь даже договор не заключали. Считайте, что я выступил… как помощник полиции на общественных началах. Так что не забудьте встать на учет. И живите как жили. Удачи вам.

Жду Наташу в холле больницы. Операция была плановая и прошла хорошо, так что беспокоиться особо не о чем. Просто решил проявить заботу и отвезти сестру домой. Хорошо все-таки быть самому себе хозяином — не надо ни у кого отпрашиваться. Есть, конечно, и минусы — в этом месяце я снова повысил зарплаты всем, кроме себя. Работаю на будущее, которое еще не факт, что окажется таким уж светлым.

Натаха долго не выходит — наверно, выписка затягивается. Тащиться в отделение гинекологии как-то неудобно, но она знает, что я жду здесь. На автопилоте лезу за телефоном, чтобы поскроллить какую-нибудь соцсеть, и обнаруживаю, что проклятая машинка разрядилась. Ни аккумулятора, ни зарядки при себе, естественно, нет…

Разглядывать мертвенно-зеленые больничные стены и окно регистратуры скоро надоедает. Минуты тянутся как часы. Насколько же современный человек зависим от гаджетов… От скуки начинаю изучать выцветший плакат, оставшийся с ковидных времен: маски, социальная дистанция, перчатки эти еще… кто их носил вообще? А, многие же носили, даже я сам. Теперь странно вспоминать, что когда-то пандемия казалась чуть ли не концом цивилизации. Потом был затяжной военный конфликт, а вскоре после того, как он наконец завершился — Одарение. Привыкло наше поколение к потрясениям — куда деваться-то?

Дверь отделения открывается, но выходит не Натаха — девушка в форме медсестры. Вроде в ней и нет ничего особенного — невысокая, чуть в теле — но ее фигура и движения приковывают взгляд. Поравнявшись со мной, девушка смотрит на меня огромными карими глазами и тепло улыбается. Что-то отзывается на ее улыбку. Жаль, что она идет мимо — в регистратуру. Склоняется к окошку. В этом ракурсе она тоже весьма хороша даже под мешковатой формой, но я предпочел бы, чтобы она снова мне улыбнулась…

Судя по моей реакции — нимфа. Да еще не особо удачливая, раз до сих пор работает медсестрой в областной больнице. Отчего-то становится муторно на душе.

В приемную вбегает другая медсестра, постарше, и зовет:

— Оль, давай скорее! С острой болью пациентка!

— Куда положили? — вскидывается Оля. Голос у нее глубокий, теплый и бархатистый.

— Никуда, в смотровой пока.

Оля проходит мимо меня быстрым летящим шагом. Пытаюсь лицом уловить легкий ветерок от ее движения…

— Да вы не волнуйтесь, — обращается медсестра постарше к бледному молодому мужчине — я даже не заметил, как он появился в холле. — Повезло вам, что Оля сегодня дежурит. У нее Дар от Бога — боль унимать, так что вашей жене сейчас станет легче… уже стало.

Вряд ли сестра обманывает встревоженного мужа пациентки. Значит, эта Оля либо уникальный человек с двумя Дарами — таких до сих пор на планете не обнаружено — либо… никакая не нимфа. Просто очень привлекательная женщина, потому я так и отреагировал. Ох-ё, да что это Одарение с нами сделало — от самых нормальных вещей уже ждешь какой-то подставы!

Выходит Натаха. Обнимаю ее, забираю сумку. Спускаемся на парковку, садимся в машину.

— Представляю, как Юлька сейчас квартиру отдраивает, — улыбается Натаха. — Я только войду, а она такая: «Да что ты, мама, не было никаких тусовок, даже не думала ни о чем таком». Помнишь, как мы отжигали, когда родители в Сочи сваливали?

— Натах, а такая медсестра — невысокая, русая, глаза карие — Оля… она же в твоем отделении работает?

— Олька-то? Ну да, а что?

— Вы, может, общались… Не знаешь случайно, она замужем? Или парень есть у нее?

— Оля вдова. Муж ее был психиатром, в Красном Ключе работал.

Страшная страница в истории области — Красный Ключ. Полиция тогда прибыла поздно. Всюду полыхало, телефоны раскалились от вызовов. Никто не был к такому готов. В Красном Ключе ребята оказались через двадцать часов после Одарения. А там же не обычная психушка, а стационар закрытого типа — для приговоренных преступников. Нормальные люди с их мирными Дарами ничего не могли противопоставить сорвавшимся с цепи психопатам. Добраться до города им не позволили, а вот из персонала мало кому удалось спастись.

— Оля теперь одна сына растит, — добавляет Натаха. — Восемь или девять лет, не помню.

Что же, это не проблема… Другое дело, захочет ли Оля бегать по свиданиям через полгода после гибели мужа? Ладно, мое дело — предложить. Вообще такую женщину, если характер окажется под стать внешности, не грех и подождать. Только где бы с ней пересечься?

— Оля на днях ко мне домой придет, — Натаха прячет улыбку. — Договорились, что она дубленку примерит — ту, которую мама из Турции привезла, а мне не подошла. Могу тебе написать, зайдешь как бы случайно… Слушай, а мы же рядом со Стеной едем. Сможешь припарковаться?

Запарковаться в центре трудно, но нам везет — как раз машина отъезжает и освобождает место. До Стены отсюда квартал, не больше.

Просто Стеной, без всяких пояснений, в городе называют стихийный мемориал, возникший чуть ли не на другой день после Одарения. Почему именно этот внутренний двор был выбран, чтобы вешать фотографии погибших и пропавших без вести, теперь уже никто не знает. Однако странно, что сегодня тут никого нет… помнится, прежде к собственно Стене было даже не подойти из-за скопления скорбящих и любопытствующих. Впрочем, и сам я тут не был сколько уже… месяца три-четыре.

Отдельный отсек посвящен рейсу 1919. Самолет разбился 17 декабря в 16:22 при заходе на посадку, последнее сообщение от пилота — о беспорядках в салоне. Что именно произошло, так и не выяснено, но неравнодушные люди собрали на Стене фотографии всех пассажиров и членов экипажа, хотя многие даже не были жителями нашего города. Кто из них неосмотрительно применил Дар, скорее всего, без злого намерения, а просто еще не понимая толком, что это всерьез — и тем самым приговорил их всех?

Другой раздел Стены — трагедия в Красном Ключе. Сорок семь жертв: врачи, санитары, медсестры, охранники, двое полицейских — и пациенты. Их тоже сочли жертвами, хотя теперь уже не установить, кого порешили потерявшие берега товарищи по несчастью, а кого — полицейские и внутренние войска. Ребята тогда стреляли на поражение, после всего, что увидели в поселке.

Самый темный стенд — с теми, кто умер безо всяких видимых причин. Наверно, эти люди просто хотели умереть. Почему раньше не помогли себе в этом? Потому что самоубийство — тоже убийство, а на такое способны не все. Может, эти люди со временем вышли бы из депрессии, поправились, посмотрели на мир иначе. Одарение им такого шанса не оставило.

Остальные фотографии погибших и пропавших без вести — все вместе. Олег среди них, еще аккуратно постриженный, улыбается неуверенно и чуть застенчиво. Вокруг фотографий — граффити: «Дар — проклятие», «Заберите Дар и верните дочь», «Мы этого не просили».

И надписи, и фотографии выцвели, многих уже не рассмотреть толком. Яркие пятна искусственных цветов неуместно смотрятся среди увядших живых, трогательные игрушки запылились и перепачкались. Ясно-понятно, жизнь-то продолжается…

— Надо было хоть цветов купить, — говорит Натаха.

— В другой раз купим. Есть что новое в твоих группах?

— Ничего нового… Да туда уже никто и не пишет почти.

Наш Олежка оказался отнюдь не единственным человеком, променявшим постылую реальность на красочную игру. Вскоре после Одарения родственники ушельцев создали группы для взаимной поддержки. Для меня этот поток эмоций оказался слишком тягостен, и я попросил Наташу следить за новостями. Вдруг что-то удастся узнать, кто-нибудь выйдет на связь… Напрасно. Может ли быть, что все до единого геймеры так обижены на родных, что за полгода никто так и не удосужился передать весточку? Вряд ли. Скорее, это попросту невозможно.

— Я вот думаю, может быть, он все-таки счастлив там, — судя по морщинке на Натахином лбу, убедить она пытается в первую очередь саму себя. — Ну что-то же они находят в этих своих игрульках…

— Ну еще бы. В игре усилие всегда вознаграждается. А еще ты все время гарантированно растешь. В жизни оно слишком часто не так.

Натаха вертит в руках сумочку, потом решается:

— Сань, маме письмо вчера пришло с Госуслуг… Олега официально признали умершим. Типа, обстоятельства исчезновения заставляют предполагать гибель. Решили, раз никто из… ушедших в Одарение не вернулся до сих пор, значит, уже не вернется.

Пожимаю плечами:

— Что же, раз признали умершим, надо свидетельство о смерти выправить. Наследственное дело заводить, долю в квартире на маму переоформить. А, черт, там же кредит еще… с этим я разберусь, не беспокойся.

Натаха продолжает теребить ремешок сумочки:

— Но ведь это значит… значит, что мы больше не ждем его? Может, лучше как-то принять, что все уже случилось, и отпустить эту историю? Я имею в виду — всем нам лучше, Саня? Может, Олег сам бы так хотел, и всем станет проще?

Беру руки сестры в свои, заставляя выпустить несчастный ремешок:

— Натаха, вы с мамой и с Юлькой живите так, как проще и лучше для вас. Я же не требую, чтобы вы вечно ждали, или вечно скорбели, что-то в таком духе. Олег ушел, а жизнь продолжается, и это нормально. Но я — другое дело. Пусть даже весь мир считает, что в этом нет смысла. Пусть все говорят, что это невозможно. Пусть даже сам Олег не хочет возвращаться. Но я буду продолжать его искать. Ты же знаешь, Натах, какой я упрямый…