Давай попробуем любить

Глава 21

"Поднимись и живи дальше, потому что не всем дан этот шанс."

Зенон Неукротимый

— Дави… Давина… Давина..

Кого-то зовут.

Дави..

Давина

— Фиалковски… Ну же ведьма!

Давина Фиалковски.

Да ещё и ведьма. Кажется, это зовут меня, только не могу понять, кто зовёт.

Голос мужской, звучит издалека и кажется таким знакомым, но я не могу вспомнить. Кто же меня зовёт?

И где я?

Внезапно неведение и чувство спокойствия начинают таять, как утренний туман под лучами палящего солнца. Я испуганно пытаюсь что-то сделать, но не получается даже пошевелить ресницами.

Вокруг становится все темно, и такое чувство, будто я уснула, но не до конца. Глаза закрыты, и сердце так сильно бьётся.

Да… Я слышу, как бьётся сердце в груди, ещё слышу слабое шуршание совсем близко возле меня, и это пугает. Ведь ставшая уже привычной тишина внезапно ушла, забирая с собой и спокойствие. Что-то трогает мой разум, что-то острое, на манер раскалённой стрелы, что врезается с невыносимой болью в разум.

Отголоски воспоминания щекочут болезненно натянутые нервы, и я пытаюсь мотнуть головой, чтобы изгнать их.

Тянусь к кому-то, пытаясь укрыться от вспышки боли, которая окружает меня со всех сторон.

Где-то внутри мелькает воспоминание: широкая, сильная грудь, к которой меня прижимали. Утончённые пальцы мечника, которые гладили по голове.

И было так спокойно.

И было так хорошо.

Я вижу мужчину. Но не могу его вспомнить.

Что-то вертится на языке. Наверное, его имя.

Я напрягаюсь всем телом, пытаясь вспомнить. И губы непослушно шепчут имя, которое не забудут никогда.

— Са… Садэр…

Замок, что держал закрытыми двери моих воспоминаний, плавится от одного этого имени. Растворяется металлической пылью и просто исчезает. Отпуская тяжким грузом на моё сознание всё то, что телесная боль пыталась заглушить.

— Дави… — с облегчением звучит голос надо мной, и я чувствую мягкое прикосновение сухих рук к своей шее. — Тише, девочка, ты жива.

Я жива…

Я жива! Нет… Я… Я… Я же… Там.

Укус… Яд… Потом… Потом Садэр… Злой Садэр… Темнота… И… И…

Бесчестье.

Слёзы невольно хлынут из глаз, и я чувствую, как они текут горячими дорожками по щекам вниз. Чужие руки касаются плеч, и я начинаю остервенело метаться по простыням, пытаясь избежать то ли болезненных воспоминаний, то ли невыносимой судороги в теле.

Но руки и ноги не слушаются меня, они как будто окаменели. Стали тяжёлыми и… Чужими.

Это пугает до жути, и я ещё начинаю в придаток мычать от бессилия и животного, примитивного страха.

В чьи руки я попала? Что со мной сделали? Что собираются сделать?!

— Фиалковски, да открой же ты глаза!

Меня резко хватают за плечи и трясут от силы пару секунд, и я от испуга открываю широко глаза, тяжело дыша. Через пелену тумана всё вокруг видно расплывчато. Но красные волосы мужчины, что держит меня аккуратно, но сильно за плечи, становятся якорем для моего сознания.

Сквозь слёзы и страх, по-прежнему задыхаясь от нехватки воздуха, я пытаюсь связать пару букв в знакомое имя:

— Фаа… Фаа… Рат.

Постепенно глаза привыкают к солнечному свету, и я распознаю знакомые черты лица наага. Его медовые глаза были как звёзды. Они светились облегчением. Сам змей выглядит не лучшим образом. Усталость коснулась и цвета кожи мужчины, делая чуть серее. И обсохших губ, и лохматых волос.

Отпустив аккуратно меня на подушки, воин-целитель ласково убрал прилипшие к моему лицу волосы и мягко улыбнулся.

— Слава богам, девочка, ты проснулась.

Я рассеянно осмотрелась по сторонам, не зная, куда себя деть и что делать. Я чувствовала себя странно. Вроде ничего не болело, но я не могла пошевелиться. А ещё что-то давило на грудь, будто лишая кислорода.

— Что… Что со мной? Не могу… Не могу…

Я попыталась пошевелиться пальцами, но ничего не вышло, и стало неописуемо страшно.

— Не надо, Дави. Лежи спокойно, ты цела, просто твои руки сильно обгорели, пришлось держать тебя сутки в ванне из трав и жира глеона, чтобы в тканях начался процесс регенерации и не допустить процесс гноения.

Мои руки… Я вспомнила мой неудавшийся побег и встречу с теми бандитами. Потом их угрозы и планы на меня и злосчастный амулет, который то ли спас меня, то ли…

— Арте… Фа… Факт.

Проговорила я медленно, по-прежнему задыхаясь. Что же так давит в груди?

— Да, Давина, артефакт. Он чуть не испил тебя до дна, твоя удача, ведьма, что Зен как раз в это время возвращался в Сентру и почувствовал твой запах и скопления энергий. Он успел вырвать тебя из поля притяжения амулета до того, как он бы убил тебя. Ещё бы одна минута, и было бы поздно.

Я сглотнула ком жёлчи в горле, чтобы мгновение позже приоткрыть губы в попытках вздохнуть побольше воздуха. От эмоций становилось ещё больнее в груди.

— Почему?

— Что «почему»? Непонимание скользило по лицу змея, приподняв удивлённо брови, он посмотрел на меня прямо и с тревогой.

— Почему… не… не прошёл мимо?

Было трудно говорить. Горло першило, в груди болело, а эмоции душили.

Но как ни странно, Фаарата я не боялась. Хотя после случившегося ранее, кажется, уже ничего не боялась. Всё, что было самое ценное, они у меня забрали:

Надежду на лучшее в будущем.

Веру в себя.

Доверие к другим.

Мечты.

И невинность.

Тяжко вздохнув, змей потёр руками лицо и посмотрел на меня с тоской и чувством вины, что едва можно было увидеть в глубине жёлтых очей.

Он всегда скрывал свои истинные чувства и был для меня загадочной книгой, которую нельзя было прочесть. Сегодня же змей казался простым и искренним.

— Я знаю, что любые мои слова, уже не вызывают в тебе доверия. Тем не менее, ты должна знать, что Зенон обжег 70 % ног и рук вытаскивая тебя из радиуса досягаемости волн артефакта.

Что-то внутри встрепнулось. Фаарат был не из тех, кто стал бы врать.

— Он… в порядке?

Пересохшими губами спросила я, ощущая угрызения совесть, только от мысль, что изо меня погиб этот волк. Я помню. кажется его не было той ночью. но он всегда игнорировал меня, а сейчас. спас.

Могли бы оставить, а потом списать на несчастный случай. Никто бы не стал проверять, и уж тем более не верить элитному отряду.

Да, кому есть вообще дело до адептки-человечки, без имени и рода?

Никому.

— Да, он же оборотень. Сегодня уже ходит на своих четверых. Но риск отправится к прадедам у него был. — как бы невзначай добавил змей.

— Зря рисковал, вы же меня ненавидите.

Отвернулась я лицом к противоположной стене, желая оказаться в одиночестве и подальше от них. Пусть оборотень меня спас, и пока его мотивы мне не известны. Но в памяти ещё слишком свежие другие воспоминания.

— Хорошо, Давина. — принял спокойно мой жест целитель и опять заботливо поправил на мне тонкое одеяло. — Попытайся уснуть и отдохнуть. Если что-то будет беспокоить, я в соседней комнате, только позови.

Змей ушёл и забрал с собой моё самообладание. А я, лишённая даже возможности обнять себя руками, прикрыла глаза и заплакала.

Беззвучно и горько.

Через некоторое время Фаарат вернулся, бесшумно подошёл к моей кровати, вытер шёлковым платком мои слёзы.

А я уснула.

Сон был беспокойным, я постоянно вздрагивала и просыпалась в панике, не понимая, является ли всё явью или это тень моего кошмара.

Действия обезболивающих уже прошли, и мышцы ужасно ломило от магического отката, что им пришлось пережить. О коже даже вспоминать было больно. Руки до локтей были забинтованы, и максимум, на что хватило моих усилий, это поднять их перед собой и слегка согнуть в локтях.

Ноги тоже ныли, и я пока с трудом вставала, не решаясь рисковать своим и так больным телом.

Фаарат говорил, что мой организм хорошо справляется с последствиями магического выгорания, и постоянно был рядом.

Дни проходили лениво и блёкло, я же в основном спала. В большинстве случаев это был искусственный сон, но на душе бушевал ураган.

Сначала я ненавидела всех. Хотелось уйти по-быстрее, и игнорила из упрямства Фаарата и Аникея, которые иногда приходили ко мне. Остальные обо мне забыли, и я была этому искренне рада.

Но слишком быстро ненависть и боль сменились грустью и апатией. Не хотелось ничего. Я и забыла обо всем.

Просто все растворились в пространстве, и я как будто падала в бездонном колодце. У которого не было конца.

Не хотелось ни жить, ни чувствовать… ничего.

И день ото дня эти ощущения только укоренились во мне.

— Давина, тебе нужно поесть.

Руки уже начали заживать, и я даже могла понемногу не только лежать, но и сидеть в кровати. И даже Фаарат пару минут позволял мне ходить по комнате. При этом строго следя, чтобы я не перетруждалась.

— Не хочу…

Монотонно сказала я, рассматривая пейзаж за окном. Кажется, было уже лето, роща, что виднелась через тонкое стекло оконной рамы, покрылась густым зелёным ковром. Позеленели и высокие деревья, а на молодых кустарниках уже были видны яркие бусинки-ягодки.

Из коротких разговоров, что мне довелось за это время услышать, напрашивается вывод: это дом Аникея.

Участие этого наага в моей судьбе тоже стало для меня открытием. Но почему-то спрашивать его, с чего такое великодушие, мне не хотелось.

Ничего не хотелось.

— Давина, я не могу больше держать тебя на укрепляющих снадобьях. Тебе нужно есть нормальную пищу, иначе желудок тоже пострадает. Мало тебе разорванных магических каналов?!

Я видела, что Фаарат закипал, но почему-то это его состояние вызывало во мне лишь тоску.

— Не надо, Фаарат. Просто…

— Ничего не просто!!! Ничего!!! Слышишь ты меня, бесы всех раздери!! — кажется, его терпение подошло к концу, и поднос с лекарствами в руках мужчины с грохотом отпустился в соседнюю стену. — Я понимаю, тебе больно… Ты потеряна! Тебе страшно! Но ты должна найти в себе силы и продолжать жить дальше и…

— Дальше… — повторила я с усмешкой. — Для чего? «Для чего?», я тебя спрашиваю, Фаарат! Меня обесчестили, унизили, растоптали…

В конце слова звучали все тише и тише, я пыталась заглушить этот новый приступ рыдания, но все было тщетно.

— Ты не знаешь?

Голос хозяйна дома прозвучал со стороны дверь, чем привлек внимания целителя, но не моё. Сейчас я кусала губы, что бы не заплакать..

— Фаарат, ты ей не рассказал? — нааг с фиолетовыми волосами подошёл ближе и присел на край моей кровать, рассматривая с удивлением и немым упором своего сородича.

— Нет…нет, — устало вздохнул другой змей, потирая висок, — я думал, она все помнит.

Помню, что?

Этот вопрос на миг одолел моё сознание, но почти сразу исчез. Первые слезинки потекли по щекам, и соскальзнув с подбородка упали на белое покрывало украшенная синими вышитыми цветами.

Какое красивое…

— Давина… Давина… — Аникей аккуратно взял меня за плечи, призывая поднять на него глаза. Невольно сделав, что от меня хотели, я поразилась теплоте в его зелёных глазах. — Послушай меня, девочка…

— Я уже не девочка. — Покачала я головой в отрицательном жесте, кривя губы в больной усмешке.

— Нет, — мягко опровергнул меня нааг. — Ты, вероятно, потеряла сознание от яда и не помнишь, но Садэр не насиловал тебя.

Внутри неумолимо больно сжалось сердце, причиняя нечеловеческую боль. Захотелось закричать. Не понимая до конца ещё его слов, я недоуменно посмотрела на мужчину, заглядывая в зелёные глаза в попытке отыскать там всю истину.

Услышанное не могло быть правдой, я помотала головой так сильно, от чего закружилась голова, и всхлипнула громко:

— Нет… Ты врёшь, чтобы утешить меня.

Фаарат поджал губы, но упрямо продолжил вместо Аникея:

— Давина, в случившемся есть виноватые, и да, Садэр сделал многое. Но он тебя не насиловал. Испугал, обвинил, накричал, может быть, даже отпинал. Но он никогда не поступил бы так с тобой. Слово офицера.

— Вы издеваетесь надо мной…

Не обращая внимание на бинты, я схватилась за голову и начала раскачиваться, ощущая, как отдаюсь в обманчиво ласковые объятия истерики.

Я плакала и плакала.

Кажется, даже кричала, пиналась в чьих-то объятиях.

Усталость от пережитых эмоций привела и долгожданное спокойствие, как и головную боль, но на душе стало легче.

Фаарат молча помог мне выпить стакан с каким-то лекарством, уплывая на волнах сна, я слышала спокойный голос Аникея, который продолжал гладить меня по волосам.

— Давина… Ты не представляешь, какую власть имеешь над Садэром. Глупая девочка… — Горькая усмешка прозвучала над головой. — Захочешь, и он псиной у твоих ног будет сидеть. Горы за тебя с места сдвинет, города сожжет дотла, лишь бы ты счастливой была.

— Откуда тебе знать?

Промямлила я, уже отдаваясь мягким объятиям Царя Сна. Услышав где-то на периферии мозга ответ наага, что заботился обо мне все это время.

— Потому что с той, которую любишь, по-другому никак.

Наверное, прошло больше десятины, руки до конца еще не исцелились, тем не менее, когда Фаарат исчезал по своим делам, я пыталась по немного ходить по комнате.

Чаще всего ко мне заглядывал целитель и его сородич, что так любезно приютил меня. Хотя вру… Однажды приходил Бельяр, медведь виновато топтался у порога добрые пятнадцать минут, потом, не найдя в себе смелость посмотреть мне в глаза или хотя бы заговорить, поставил на край стола добрую горсть спелой земленики и спешно убежал.

Пару раз заходил и Зен, я была ему благодарна за свое спасение, тем не менее была слишком истощена морально. Так что на моё сухое «Спасибо» оборотень ответил кривой ухмылкой.

— Ну извини, в слейдуший раз пройду мимо и не буду мешать.

Я недоуменно посмотрела на него и спросила:

— Что ты… Что ты имеешь в виду?

— У тебя вид человека, которому обламали все планы. Уж извини за мои бестактные попытки спасти тебе жизнь.

Закусив губу, я опустила голову, пряча лицо за спутаными кудрями.

— Зен, мне сейчас плохо и…

Меня беззастенчиво перебили, грубо роняя слова с отеческим нравоучением.

— Хватит убиваться и забивать себя живую в гроб! Ты жива, руки, ноги целы! Да, слегка потрепали и обвинили не по заслугам, но главное — ты почти невредима. Легко отделалась! Другим так не повезло, — он отвёл взгляд и сжал пальцами спинку кровати до хруста, вспоминая что-то своё. — Поднимись и живи дальше, потому что не всем дан этот шанс. А то… Одна сидит и убиваеться в одном углу… А другой ищет смерти со свечкой.

Эта его последние фраза долго мучила меня. Я постоянно его вспоминала, того, кого… Наверное, ненавижу? Или боюсь? Или..?

Но он так и не пришёл ко мне.

Я слышала иногда в коридоре голоса мужчин.

Оборотней.

Грубый, приказной тон командира; мелодичный с нотой высокомерия голос Ари; словно мёд стякал с ложки тягуче-медленно слова из уст Баатара. Но его… Бархатный, холодный, уверенный голос так ни разу не услышала.

Так хотелось ударить по сильной груди. Со всей души влепить пощечину. Накричать, как он кричал на меня! Унизить!

А потом расплакаться.

Обычная комнатушка с каменными стенами серо-белого цвета, светлым потолком, кроватью, столом и стулом меня уже сводила с ума. И иногда я тайком, крепко держась за перила, спускалась вниз — в зал.

Я уверяла себя, что мне просто скучно в комнате. Я знала, что глубоко в себе хочу встретить того, кто стал и кошмаром, и мечтой для меня.

— Если Фаарат тебя увидит, то привяжет к кровати. У тебя только начали регенерировать ткани на руках. — меланхоличный голос Аникея прозвучал со стороны камина.

Пусть очаг и не горел, но мужчина в кресле мирно попивал незнакомое мне, но наверняка дорогое вино, отбивая кончиком хвоста мелодичный ритм.

Увидев впервые его в этой форме, я немного сконфуженно замерла на месте, рассматривая блестящие чешуйки, что плавно переливались от темно-фиолетового, почти чёрного, до нежного сиреневого в некоторых местах.

— Тебя это смущает? Или неприятно видеть?

Приподнял он одну бровь на гладком лбу, и я поспешила отрицательно помотать головой.

— Нет.

Больше он не задавал вопросов, а смотрел в кучу пепла в камине, мелкими глотками опустошая бокал.

Я же неосознанно вертела головой, пытаясь без особых резких движений увидеть побольше.

— Не ищи взглядом, его здесь нет. По крайней мере днём.

Сердце сжалось в груди и резко упало в ногах.

— И где же он днём?

Язык действовал быстрее мозга, и я не успела его прикусить. Поджав губы, я спешно добавила:

— Я о Бельяре.

— А я о Садэре. — парировал невозмутимо змей, протянувшись к стеклянному графину с красивой птицей на боку, достав колпачок из горлышка, он покрутил его в руках, а потом поставил на место.

— Давина, ты знаешь, какое самое страшное наказание на свете?

Я отрицательно помотала головой и осторожно спросила:

— Какое?

— Лишиться той, что затмило солнце. Той, что ходит под рукой с лунным светом и освещает путь ночью. Той, что заставила быть лучше. Той, что научила быть счастливым. И знать, что ты отдал ей сердце, а её нет. Уже нет.

Глубокая трагедия в его тоне заставила меня съежиться от холода и одиночества. Было чувство, что он говорил про себя, и от этого становилось жалко этого сильного и хорошего наага.

— Садэр чуть не потерял тебя. И теперь наказывает сам себя.

Я застыла на месте, медленно поднимая на него глаза.

— Как?

— Разыскивая свою смерть, — усмехнулся краем губ мужчина. — Но пока что, к глубокому сожалению тех, кто пытался осуществить мечту шаада, его слишком хорошо обучили воевать и уж тем более убивать. Так что ему придётся ещё немного повозиться.