Обычно для вечерних демонстраций в похоронном бюро бабушка одевается особо. Она предпочитает черные туфли и широкие юбки. Но с учетом мотоцикла она сегодня надела слаксы и теннисные туфли.
– Мне нужно обзавестись байкеровской одеждой, – сказала она. – Я только что получила пенсию, так что завтра с утра пойду по магазинам, раз уж теперь я знаю, что у тебя «Харлей».
Я уселась на мотоцикл. Отец помог бабушке сесть сзади. Я повернула ключ в зажигании, рявкнула двигателем так, что все трубы завибрировали.
– Готова? – крикнула я бабушке.
– Готова, – откликнулась она.
Я поехала прямиком по Рузвельт-стрит до Гамильтон-авеню, и очень скоро мы оказались перед заведением Стивса.
Я помогла бабушке слезть с мотоцикла и снять шлем. Она отошла немного от мотоцикла и поправила свою одежду.
– Теперь понимаю, почему многим так нравятся эти «Харлеи», – сказала она. – Они-таки будят вас там, внизу, верно?
Ра€сти Кухарчек находился в ритуальном зале номер три, что означало, что родственники сэкономили на его похоронах. Тех, кому после смерти покупали самые лучшие вместилища для вечного успокоения – из красного дерева, с ручной резьбой и цинковым внутренним покрытием, выставляли в зале номер один.
Я оставила бабушку с Расти и пообещала заехать за ней через час. Мы договорились встретиться у столика с печеньем.
Вечер выдался дивным, и мне захотелось пройтись. Я прогулялась вниз по Гамильтон-авеню и очутилась в Бурге. Еще не полностью стемнело. Через месяц люди в это время будут сидеть на своих верандах. Я уговаривала себя, что я гуляю, чтобы расслабиться, подумать о своих проблемах. Но очень скоро я обнаружила, что стою напротив дома Эдди Дечуча, причем в крайне раздраженном состоянии. Мне ведь так и не удалось его поймать.
Дом Дечуча казался полностью заброшенным. Из окон Маргуччи доносились оглушительные звуки телевизионной игры. Я решительно подошла к двери миссис Маргуччи и постучала.
– Какой приятный сюрприз, – сказала она, увидев меня. – Я все думала, как там у вас дела с Дечучем.
– Он все еще на свободе, – призналась я.
Анжела цокнула языком.
– Он своевольный старичок.
– Вы его видели? Слышали какие-нибудь звуки в его доме?
– Такое впечатление, что он испарился совсем. Даже не слышно, чтобы телефон звонил.
– Я, пожалуй, посмотрю, что и как.
Я обошла дом по периметру, заглянула в гараж, задержалась у сарая. У меня был ключ от дома Дечуча, так что я вошла. Внутри не обнаружилось ни малейшего признака, что он здесь появлялся. На кухонном столе стопка нетронутой почты.
Я снова постучала к Анжеле.
– Это вы вносите почту Эдди в дом?
– Да. Я заношу почту и смотрю, все ли в порядке. Я не знаю, что еще надо делать. Я думала, Рональд заедет и заберет почту, но он не появлялся.
Когда я вернулась в похоронное бюро, бабушка беседовала с Даги и Лунатиком.
– Дружок, – сказал Лунатик.
– А вы-то что здесь делаете? Вы пришли, чтобы с кем-то встретиться? – спросила я.
– Ответ отрицательный. Мы пришли угоститься печеньем.
– Час пролетел незаметно, – сказала бабушка. – Здесь очень много людей, с которыми я давненько не виделась. Ты очень домой торопишься? – спросила она.
– Мы можем отвезти вас домой, – предложил Даги. – Мы никогда не уходим раньше девяти, потому что именно в это время Стивс выставляет печенье с шоколадной начинкой.
Я не знала, что мне делать. Мне не хотелось оставаться, но я боялась доверить бабушку Даги и Лунатику.
Я отвела Даги в сторону.
– Только чтобы никто не курил травку.
– Никакой травки, – заверил меня Даги.
– И я не хочу, чтобы бабушка попала в стрип-бар.
– Никаких стрип-баров.
– Еще я не хочу, чтобы она участвовала в каком-нибудь угоне.
– Послушай, я же совсем исправился, – обиделся Даги.
– Ладно, – согласилась я. – Я на вас полагаюсь.
А в десять часов вечера мне позвонила мама.
– Где бабушка? – спросила она. – И почему она не с тобой?
– Она собиралась вернуться домой с друзьями.
– Какими друзьями? Ты что, снова потеряла нашу бабушку?
О господи!
– Я тебе перезвоню.
Я повесила трубку, но телефон тут же зазвонил снова. Это была бабушка.
– Я его поймала! – заявила она.
– Кого?
– Эдди Дечуча. Вдруг в похоронном бюро мне в голову пришла блестящая мысль, я поняла, где сейчас Эдди.
– И где же?
– Получает свой пенсионный чек. В Бурге все получают пенсию в один и тот же день. То есть вчера, но вчера Дечуч был занят, он ломал свою машину. Вот я и догадалась, что он дождется, когда стемнеет, и пойдет получать свой чек сегодня. И именно так он и поступил.
– Где он сейчас?
– Тут надо кое-что объяснить. Он поехал к себе домой, чтобы взять почту, но когда мы попытались его арестовать, он вытащил пистолет. Мы испугались и разбежались. Кроме Лунатика, он не умеет быстро бегать. Вот Эдди и захватил Лунатика.
Я устало положила голову на столешницу. Может, станет лучше, если немного постучать об нее лбом.
– В полицию звонили? – спросила я.
– Мы не были уверены, что это хорошая идея, если учесть, что у Лунатика при себе могут оказаться неразрешенные препараты. Мне кажется, Даги упоминал что-то про пакетик в его ботинке.
Чудесно!
– Сейчас приеду, – сказала я. – Ничего до моего приезда не делайте.
Я схватила сумку, выскочила в холл, сбежала по ступенькам, вылетела через дверь и вскочила на мотоцикл.
Я остановилась у дома Анжелы и стала оглядываться в поисках бабушки и Даги, обнаружив их на противоположной стороне улицы, за машинами. На них были суперкостюмы, а вместо капюшонов они приладили полотенца.
– Здорово придумали с полотенцами, – сказала я.
– Мы боремся с преступниками, – сообщила мне бабуля.
– Они все еще там? – спросила я.
– Ага. Я говорила с Чучи по сотовому телефону Даги, – сказала бабушка. – Он сказал, что освободит Лунатика, только если мы пришлем ему вертолет, а в Ньюарке его будет ждать самолет, на котором он полетит в Латинскую Америку. Мне кажется, он здорово напился.
Я набрала номер Эдди по своему сотовому.
– Я хочу с вами поговорить, – сказала я.
– Ни за что. Пока не увижу вертолета.
– Вы не получите вертолета, взяв в заложники Лунатика. Всем наплевать, пристрелите вы его или нет. Если вы отпустите Лунатика, я его заменю. Я буду лучшей заложницей, если вы хотите вертолет.
– Ладно, – сказал Дечуч, – пожалуй, ты права.
Если вообще во всем происходящем был хоть какой-то смысл.
Лунатик вышел при полном параде – в суперкостюме и с банным полотенцем на голове. Дечуч держал у его виска пистолет, пока я не поднялась по лестнице.
– Все как-то неловко получается, – сказал Лунатик. – Я что хочу сказать, что супергероя вдруг захватывает старикашка, из которого песок сыплется. – Он взглянул на Дечуча. – Не принимайте на свой счет.
– Отвезите бабушку домой, – сказала я Лунатику. – Немедленно! Мама сильно волнуется.
– Ты хочешь сказать, прямо сейчас?
– Да, сейчас.
Бабушка все еще находилась на противоположной стороне улицы. Мне не хотелось орать, поэтому я позвонила ей по сотовому.
– Я тут разберусь с Эдди, – сказала я. – Вы все отправляйтесь домой.
– Мне эта идея не нравится, – заявила бабка. – Думаю, я останусь.
– Благодарю покорно, но мне одной будет проще.
– В полицию позвонить?
Я взглянула на Дечуча. Он не выглядел ни разозленным, ни сумасшедшим. Он выглядел просто очень усталым. Если я привлеку полицию, он может сделать какую-нибудь глупость, например, пристрелить меня. Если же у меня будет возможность спокойно с ним поговорить, то, возможно, мне удастся уговорить его поехать со мной.
– Ответ отрицательный, – сказала я.
Я отсоединилась. Мы с Эдди стояли на крыльце и смотрели, как уезжают бабушка, Даги и Лунатик.
– Она позвонит в полицию? – спросил Дечуч.
– Нет.
– Ты думаешь, что можешь сама со мной справиться?
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Включая меня. – Я прошла за ним в дом. – Вы ведь на самом деле не надеетесь ни на какой вертолет?
Он с отвращением махнул рукой и, шаркая ногами, поплелся на кухню.
– Я так сказал, чтобы произвести впечатление на Эдну. Надо же было что-то сказать. Она думает, что я крупный мафиози. – Он открыл холодильник. – Есть нечего. Когда была жива жена, всегда было что поесть.
Я налила воды в кофеварку и положила несколько ложек кофе в фильтр. Пошарив по шкафам, я нашла коробку печенья. Положила печенье на тарелку и села за стол напротив Эдди.
– Вы выглядите уставшим, – заметила я.
Он кивнул головой.
– Мне вчера ночью негде было спать. Я собирался сегодня получить мой пенсионный чек и снять номер где-нибудь в мотеле, но появилась Эдна с этими двумя клоунами. Все у меня идет прахом. – Он взял печенье. – Даже убить себя не могу. Эта клятая простата. Я поставил «Кадиллак» поперек путей. Сижу и жду, и что получается? Мне требуется отлить. Мне все время требуется помочиться. Я вылезаю, бегу под кустик, и тут, пожалуйста, поезд. Это надо же, чтобы все так совпало. И я не знаю, что делать. Струсил и сбежал. Как последний трус, черт побери.
– Машину раздавило всмятку.
– Ну да, я видел. Надо же, он проволок этот «Кадиллак» с четверть мили.
– Откуда вы взяли новую машину?
– Угнал.
– Значит, вы еще кое-что можете.
– У меня работают только пальцы. Я не вижу. Не слышу. Не могу пописать.
– Это можно вылечить.
Он повозил печенье по тарелке.
– Не все можно вылечить.
– Бабушка мне рассказывала.
Он удивленно поднял голову.
– Рассказывала? Черт возьми. Говорю тебе, бабы такие болтушки.
Я налила две чашки кофе и протянула одну Эдди.
– Вы к врачу по этому поводу ходили?
– Не собираюсь я ни к какому врачу. Не успеешь оглянуться, а они уже тебя щупают всюду и предлагают согласиться на искусственный орган. Не надо мне никаких поддельных пенисов. – Он покачал головой. – Ушам своим не верю – болтаю с тобой на эти темы. Зачем я с тобой разговариваю?
Я улыбнулась.
– Со мной легко разговаривать. – К тому же он дышал алкоголем. Видимо, Дечуч неоднократно прикладывался к бутылке. – Пока мы тут болтаем, не расскажете ли мне о Лоретте Риччи?
– Черт, вот была горячая бабенка. Она приехала, чтобы привезти мне эту еду, ну, знаешь, с доставкой на дом, и не успел я оглянуться, она на меня навалилась. Я твердил, что никуда уже не гожусь по этой части, но она не слушала. Заявила, что может завести кого угодно. Ну, я и подумал, а чего я теряю, верно? А она уже там, внизу, и кое-что у нее получается. И как раз в тот момент, когда я решил, что все будет в порядке, она падает и умирает. Наверное, перетрудилась, вот и получила инфаркт. Я пытался сделать ей искусственное дыхание, но она была дохлее дохлого. Я так обозлился, что выстрелил в нее.
– Вам надо научиться контролировать свой гнев, – искренне посоветовала я.
– Да, все так говорят.
– Нигде не было крови. И следов от пуль.
– Я что, похож на новичка? – Лицо у него сморщилось, и по щеке стекла слеза. – Я в такой депрессии.
– Могу поспорить, я знаю, как вас развеселить.
Он недоверчиво взглянул на меня.
– Вы знаете про сердце Луи?
– Ну да. Это было не его сердце.
– Шутишь?
– Богом клянусь.
– И чье же оно было?
– Свиное. Я купила его в мясной лавке.
Дечуч улыбнулся.
– Тогда где же настоящее сердце Луи?
– Собака съела.
Дечуч расхохотался. Он смеялся так долго, что раскашлялся. Когда он взял себя в руки и перестал смеяться и кашлять, он посмотрел вниз на свои брюки.
– Господи, да у меня эрекция.
У мужчин случается эрекция в самое неподходящее время.
– Только взгляни! – сказал он. – Взгляни! Просто красота. Стоит как скала.
Я посмотрела. Вполне пристойная эрекция.
– Кто бы мог подумать, – сказала я. – Поди догадайся.
Дечуч сиял.
– Наверное, я еще не так уж безнадежен.
Он должен сесть в тюрьму. Он не видит. И не слышит. Ему нужно пятнадцать минут, чтобы пописать. Но вот у него эрекция, и сразу все остальное кажется чепухой. В своей следующей жизни я обязательно буду мужчиной. Так четко определены приоритеты. Жизнь проще пареной репы.
Тут мне на глаза попался холодильник Эдди.
– Это не вы, случайно, увели кусок мяса из холодильника Даги?
– Я. Сначала подумал, что это сердце. Оно было завернуто в пакет, да и в кухне было темно. Но потом я понял, что оно слишком большое, пригляделся и обнаружил, что это мясо для жарки. Я подумал, что они его не хватятся, а жареного мясца хотелось. Только мне так и не довелось его пожарить.
– Мне очень неприятно говорить на эту тему, – осторожно начала я, – но вы должны поехать со мной в участок.
– Не могу, – возразил Декчуч. – Сама подумай, как это будет выглядеть. Эдди Дечуча привела в участок девушка.
– Это будет не первый случай.
– Но не в моей профессии. Мне этого не пережить. Я буду опозорен до конца дней моих. Я мужчина. Надо, чтобы меня взял кто-нибудь крутой, вроде Рейнджера.
– Нет, только не Рейнджер. Он занят. Он плохо себя чувствует.
– Ну, а я хочу Рейнджера. Без него никуда не пойду.
– Вы мне до эрекции значительно больше нравились.
Дечуч улыбнулся.
– Ага, я снова в седле, цыпочка.
– А если вы сами сдадитесь?
– Такие парни, как я, сами не сдаются. Может, кто помоложе. Но у моего поколения есть правила. Свой собственный кодекс. – Его пистолет лежал перед ним на столе. Он взял его и вставил новую обойму. – Хочешь нести ответственность за мое самоубийство?
О господи!
В гостиной горела настольная лампа, а в кухне был зажжен верхний свет. В остальном в доме было темно. Дечуч сидел спиной к двери, ведущей в темную столовую. Раздался лишь легкий шорох одежды, и в дверях, подобно привидению, возникла София. Она постояла там несколько секунд, слегка покачиваясь, и я даже подумала, что это и в самом деле привидение или игра моего слишком живого воображения. Но она держала пистолет на уровне пояса, и он был направлен на меня. Не сводя с меня глаз, она прицелилась и, не дав мне опомниться, выстрелила.
Пистолет вылетел из руки Дечуча, из раны на голове потекла кровь, и он свалился на пол.
Кто-то закричал. Наверное, я.
София тихо рассмеялась. Зрачки у нее сузились так, что напоминали черные точки.
– Удивила я вас, верно? Я наблюдала за вами через окно. Вы с Чучем пьете кофе с печеньем.
Я молчала, боялась, что если открою рот, то начну заикаться, пускать слюни или издавать непонятные звуки.
– Они сегодня положили Луи в землю, – сказала София. – Из-за тебя я не смогла с ним проститься. Ты все испортила. Ты и Чуч. С него все началось, и я поклялась, что он мне заплатит. Я не могла с ним покончить, пока он не вернул мне сердце, но теперь его время настало. Око за око. – Снова тихий смех. – И ты мне поможешь. Если все сделаешь правильно, может, я отпущу тебя. Как тебе это понравится?
Думаю, я кивнула, но не уверена. Она никогда меня не отпустит. Мы обе это знали.
– Око за око, – повторила София. – Так сказал господь.
Я боялась, что меня вырвет.
Она улыбнулась.
– По лицу твоему вижу, что ты знаешь, что нужно сделать. Другого пути нет, согласна? Если мы этого не сделаем, на наши головы падет вечный позор, вечное проклятие.
– Вам нужен врач, – прошептала я. – Вам тяжело досталось. У вас голова плохо работает.
– Что ты знаешь о том, что хорошо, а что плохо? Разве ты разговариваешь с богом? Разве ты следуешь его наставлениям?
Я смотрела на нее, чувствуя, как кровь пульсирует в горле и висках.
– Я разговариваю с богом, – сказала она. – Я делаю то, что он мне велит. Я – его орудие.
– Да, конечно, но ведь бог, он добрый, – сказала я. – Он не захочет, чтобы вы творили зло.
– Я делаю то, что правильно, – заявила София. – Я истребляю зло в зародыше. Моя душа – душа мстящего ангела.
– Откуда вы знаете?
– Господь мне сказал.
Мне в голову пришла ужасная мысль.
– А Луи знал, что вы говорите с богом? Что вы его орудие?
София оцепенела.
– Эта комната в подвале… цементная комната, где вы держали Даги и Лунатика. Вас Луи когда-нибудь там запирал?
Пистолет дрожал в ее руке, глаза сверкали яростью.
– Верующим всегда трудно. Мученикам. Святым. Ты пытаешься отвлечь меня, но ничего у тебя не получится. Я знаю, что обязана сделать. И ты мне поможешь. Я хочу, чтобы ты встала на колени и расстегнула ему рубашку.
– Ни за что!
– Ты должна. Делай, что я говорю, иначе я тебя застрелю. Я выстрелю тебе сначала в одно колено, потом в другое. И я буду продолжать стрелять, пока ты не сделаешь, что я приказываю, или умрешь.
Она прицелилась, и я поняла, что она сделает то, что обещала. Она выстрелит в меня без тени сомнения. И будет продолжать стрелять, пока я не умру. На негнущихся ногах я подошла к Дечучу и встала около него на колени.
– Шевелись, – прикрикнула она. – Расстегни ему рубашку.
Я положила руку ему на грудь, почувствовала ее тепло и ощутила слабое дыхание.
– Он жив! – воскликнула я.
– Тем лучше, – сказала София.
Я невольно вздрогнула и принялась расстегивать рубашку. Медленно, по одной пуговице. Я тянула время. Пальцы казались мне самой неуклюжими. Они еле справлялись с задачей.
Когда я расстегнула рубашку, София достала из-за спины большой нож для резки мяса и бросила его на пол рядом с Дечучем.
– Разрежь его нижнюю сорочку.
Я взяла нож в руку, почувствовала его тяжесть. Если бы дело происходило на телеэкране, я бы одним резким движением метнула нож в Софию. Но дело происходило в реальной жизни, а я представления не имела, как надо метать ножи и как двигаться достаточно быстро, чтобы опередить пулю.
Я приложила нож к белой сорочке Эдди. В голове пустота. Руки трясутся, пот стекает по голове и спине. Я надрезала сорочку и затем провела ножом вдоль нее, обнажив худую грудь Дечуча.
– А теперь вырежь ему сердце, – велела София спокойно и бесстрастно.
Я взглянула на нее. Лицо безразличное, только глаза пылают. Она уверена, что поступает правильно. Наверное, эти голоса и сейчас звучат в ее голове, когда я стою на коленях рядом с Дечучем.
Что-то капнуло на грудь Эдди. Или у меня из носа течет, или слезы капают. Я была слишком напугана, чтобы разобрать, что со мной.
– Я не знаю, как это делается, – сказала я. – Не знаю, как добраться до сердца.
– Справишься.
– Не могу.
– Ты должна!
Я покачала головой.
– Не хочешь помолиться перед смертью? – спросила она.
– Эта комната в подвале… он часто вас туда запирал? Вы там молились?
Спокойствие покинуло ее.
– Он говорил, что я сумасшедшая, но на самом деле сумасшедшим был он. Он не имел веры. С ним господь не разговаривал.
– Он не должен был запирать вас в этой комнате, – сказала я, чувствуя, как во мне поднимается злость на человека, который запирал жену-шизофреничку в подвале, вместо того чтобы показать ее врачам.
– Время пришло, – сказала София, направляя на меня пистолет.
Я взглянула на Дечуча, прикидывая, смогу ли я убить его, чтобы спасти себя. Насколько сильно мое чувство самосохранения? Я взглянула на дверь подвала.
– Мне пришла в голову хорошая мысль, – сказала я. – У Эдди в подвале всякий инструмент, мне легче было бы залезть к нему под ребра, если бы у меня была электропила.
– Это глупо.
Я вскочила.
– Нет! Точно, мне нужна пила. Я видела такое по телевизору. В одной передаче про врачей. Я скоро вернусь.
– Стой!
Я была уже у дверей подвала.
– Это займет всего минуту. – Я открыла дверь, включила свет и встала на первую ступеньку.
Она была в паре шагов от меня, держа пистолет наготове.
– Не так быстро, – сказала она. – Я тоже иду.
Мы вместе спустились по ступеням, сделали это осторожно, боясь оступиться. Я пересекла подвал и схватила портативную электропилу, которая лежала на верстаке Дечуча. Женщины хотят иметь детей. Мужчин влекут электроинструменты.
– Возвращайся наверх, – сказала она. Ее явно вывела из себя обстановка подвала, и ей хотелось поскорее отсюда выбраться.
Я поднималась медленно, волоча ноги, сознавая, что она идет по пятам. Я чувствовала, что пистолет почти упирается мне в спину. Она находилась слишком близко. Рисковала, поскольку хотела поскорее выбраться из подвала. Я поставила ногу на верхнюю ступеньку, резко повернулась и ударила ее пилой в живот.
Она слабо вскрикнула, раздался выстрел, пуля улетела неизвестно куда, а София кубарем скатилась с лестницы. Я не стала рассматривать, что там с ней случилось. Вылетела за дверь, захлопнула ее, заперла и выскочила из дома. Я выбежала через парадную дверь, которую по глупости оставила незапертой, когда прошла за Дечучем в кухню.
Я принялась барабанить в дверь Анжелы, прося ее открыть поскорее. Дверь открылась, и я едва не сбила Анжелу с ног, так торопилась войти.
– Заприте дверь, – попросила я. – Заприте все двери и дайте мне ружье вашей матери. – Затем я кинулась к телефону и набрала 911.
Полиция приехала раньше, чем я сумела взять себя в руки и вернуться в дом. Нет смысла там показываться, если у меня руки так трясутся, что я не могу удержать ружье.
Два копа в форме вошли в дом Дечуча и через несколько минут дали отмашку: все чисто. Тогда в дом пошли медики. София все еще лежала в погребе. Она сломала бедро и несколько ребер. Мне показалось, что сломанные ребра – весьма символично в данной ситуации, хотя от всего озноб пробирает.
Я прошла за медиками на кухню и замерла на пороге. Дечуча на кухонном полу не было.
Билли Квятковски был первым, кто вошел в дом.
– А где Дечуч? – спросила я его. – Я оставила его на полу около стола.
– Когда я вошел, в кухне никого не было, – ответил он.
Мы посмотрели на кровавый след, ведущий к двери черного хода. Квятковски зажег фонарь и вышел во двор, но скоро вернулся.
– Трудно увидеть след в траве в такую темень, – сказал он, – но есть пятна крови в переулке за гаражом. Мне кажется, что у него там стояла машина и он на ней уехал.
Поверить невозможно. Невозможно поверить! Этот человек похож на таракана, зажигаешь свет, и он исчезает.
Я отчиталась перед полицией и уехала. Я беспокоилась о бабушке. Я хотела убедиться, что она дома. И мне хотелось сидеть на кухне мамы. Но больше всего мне хотелось съесть кекс с глазурью.
Когда я подъехала к дому, во всех окнах горел свет. Все сидели в гостиной и смотрели новости по телевизору. Если я действительно знала свою семью, то все они ждали возвращения Валери.
Когда я вошла, бабушка вскочила с дивана.
– Ты его схватила? Ты схватила Дечуча?
Я покачала головой.
– Он снова улизнул. – В подробные объяснения мне вдаваться не хотелось.
– Он парень ловкий, – заметила бабушка, снова усаживаясь на диван.
Я пошла на кухню за кексом. Услышала, как открылась и закрылась входная дверь. На кухню приплелась Валери и устало села на стул. Она гладко зачесала волосы за уши и спереди взбила их эдаким коком. Блондинистая лесбиянка подражает Элвису.
Я поставила перед ней блюдо с кексами и села.
– Ну? Как твое свидание?
– Полный кошмар. Она не моего типа.
– А кто твоего типа?
– Уж точно, не женщины. – Она взяла кекс. – Джанин поцеловала меня, а я ничего не почувствовала. Она снова стала меня целовать и вроде как… впала в экстаз.
– Насколько в экстаз?
– Она любила меня по-французски!
– Ну и?
– Ужасно. По-настоящему ужасно.
– Значит, ты больше не лесбиянка.
– Судя по всему.
– Слушай, ты попробовала. Риск – благородное дело, – заметила я.
– Может, к этому надо привыкнуть? Ну, понимаешь, вот я в детстве ненавидела спаржу, ты помнишь, а сейчас я спаржу обожаю.
– Наверное, тебе надо было подольше продержаться. Тебе двадцать лет понадобились, чтобы полюбить спаржу.
Валери задумчиво жевала кекс.
Вошла бабушка.
– Что здесь происходит? Я что-то пропустила?
– Едим кексы, – отчиталась я.
Бабушка взяла кекс и села.
– Ты уже ездила на мотоцикле Стефани? – спросила бабушка у Валери. – Я сегодня прокатилась, так от него во всех интимных местах щекотно.
Валери чуть не подавилась кексом.
– Может, тебе стоит перестать быть лесбиянкой, а завести себе «Харлей»? – предложила я Валери.
В кухне появилась мама. Взглянула на тарелку с кексами и вздохнула.
– Я пекла их для девочек.
– Мы тоже девочки, – заметила бабушка.
Мама села и тоже взяла кекс. Она выбрала ванильный, посыпанный цветными крупинками. Мы все в шоке уставились на нее. Мать практически никогда не брала себе целый кекс, да еще обсыпанный сверху. Обычно ей доставались недоеденные куски, кексы с осыпавшейся глазурью, половинки. Она ела сломанное печенье и подгоревшие блины.
– Вау, – не удержалась я, – ты взяла себе целый кекс!
– Я его заслужила, – сказала мама.
– Готова поспорить, ты снова смотрела программу Опры, – сказала бабушка. – Я всегда знаю, когда ты смотришь Опру.
Мать нервно постукивала пальцами по столу.
– Я еще кое-что хотела вам сказать…
Мы все прекратили жевать и уставились на нее.
– Я возвращаюсь в школу, – сказала она. – Я обратилась в администрацию штата Трентон и недавно узнала, что меня приняли. На неполный день. У них есть вечерние занятия.
Я с облегчением выдохнула воздух. Я боялась, что она объявит, что решила проколоть язык или сделать татуировку. Или что она собирается сбежать из дома и присоединиться к бродячему цирку.
– Замечательно, – сказала я. – Ты к какой программе подключаешься?
– Сейчас просто общий курс, – ответила мама. – Но когда-нибудь я хочу стать медсестрой. Я всегда считала, что из меня получится хорошая медсестра.
Домой я вернулась почти в полночь. Скачок адреналина сменился тяжелой усталостью. Я переела кексов и выпила слишком много молока, так что мне хотелось забраться в постель и проспать неделю. Я поднялась на лифте. Двери лифта раскрылись на моем этаже, я вышла в холл и тут же замерла, превратившись в статую и не веря своим глазам. В холле, у дверей моей квартиры, сидел Эдди Дечуч.
Голова его была обмотана огромным полотенцем, поверх которого он застегнул ремень, кокетливо пристроив пряжку на виске. Когда я направилась к нему, он поднял глаза, но не поднялся на ноги, не улыбнулся, не выстрелил и не поздоровался. Просто сидел и смотрел.
– У вас, должно быть, ужасно болит голова, – сказала я.
– Не отказался бы от таблетки аспирина.
– Почему вы не вошли? Все заходят.
– Нет инструмента. Нужно какое-нибудь приспособление.
Я помогла ему встать на ноги и войти в квартиру. Усадила его в удобное кресло в гостиной и достала полбутылки виски, которую бабушка забыла в стенном шкафу после того, как разок у меня переночевала.
Дечуч выпил немного и слегка порозовел.
– Черт, а я уже думал, что ты вспорешь меня, как рождественского гуся, – сказал он.
– Вполне могло случиться. Когда вы пришли в себя?
– Когда вы обсуждали, как пробраться за ребра. Господи, у меня до сих пор мурашки по яйцам бегают, как вспомню. – Он отпил еще глоток. – Я смотался оттуда, как только вы обе спустились в подвал.
Я невольно улыбнулась. Я промчалась через кухню на такой предельной скорости, что даже не заметила отсутствия Дечуча.
– Что теперь?
Он откинулся на спинку кресла.
– Я немного поездил. Я бы умотал куда, но голова очень болела. Она мне пол-уха отстрелила. И я устал. Господи, как же я устал. Но знаешь, что я тебе скажу? Больше никакой депрессии. Вот я и подумал, какого черта, надо посмотреть, не сможет ли мне помочь адвокат.
– Вы согласны, чтобы я отвезла вас в участок?
Дечуч открыл глаза.
– Черт, нет! Пусть Рейнджер отвезет. Я просто не знаю, как с ним связаться.
– После всего, через что мне пришлось пройти, я заслуживаю лучшего.
– Эй, а как же я? У меня теперь только пол-уха!
Я глубоко вздохнула и позвонила Рейнджеру.
– Мне нужна помощь. Но все немного странно.
– Так всегда бывает.
– Я у себя дома с Эдди Дечучем, но он не хочет, чтобы его везла в полицейский участок женщина.
Я слышала, как Рейнджер тихо рассмеялся.
– Ничего смешного, – сказала я.
– Все просто замечательно.
– Так ты поможешь или нет?
– Ты где?
– В своей квартире.
Не такой помощи я от него ожидала, и мне казалось, что наша сделка в такой ситуации недействительна. Но у Рейнджера никогда ничего не поймешь. Кстати сказать, я далеко не была уверена, что он запросил такую цену за свою помощь всерьез.
Рейнджер приехал через двадцать минут. В черной рабочей одежде, со своим знаменитым поясом. Один господь ведает, от чего я его оторвала. Он взглянул на меня и ухмыльнулся.
– Блондинка?
– Это я сдуру.
– Еще какие-нибудь сюрпризы?
– Ничего такого, о чем мне хотелось бы рассказать тебе прямо сейчас.
Он вошел поглубже в квартиру и поднял брови, разглядев Дечуча.
– Это не моя работа, – сказала я.
– Серьезная рана?
– Выживу, – заявил Дечуч, – но боль адская.
– Появилась София и отстрелила ему ухо, – объяснила я.
– И где она сейчас?
– Под присмотром полиции.
Рейнджер обхватил Дечуча и помог ему подняться на ноги.
– Меня у дома Тэнк в машине ждет. Мы отвезем Чуча в больницу, пусть его там оставят на ночь. Там удобнее, чем в тюрьме. Они могут запереть его в палате.
Дечуч не прогадал, выбрав Рейнджера. Рейнджер умел достичь невозможного.
Я закрыла дверь за Рейнджером и заперла ее. Включила телевизор и побегала по каналам. Ни борьбы, ни хоккея. Или интересных фильмов. Пятьдесят восемь каналов, а смотреть нечего.
В голове крутилось много мыслей, но сосредоточиться не хотелось ни на одной. Я бродила по дому, радуясь и одновременно огорчаясь, что Морелли не звонит.
У меня не было никаких дел. Всех нашла. Ничего нового. В понедельник получу деньги от Винни. Это даст мне возможность расплатиться по счетам за последний месяц. Моя «Хонда» в мастерской. Я до сих пор еще не знаю, во что мне обойдется ремонт. Если повезет, страховки хватит.
Я долго стояла в горячем душе, а когда вышла и взглянула в зеркало, удивилась – кто эта блондинка? Не я, так мне подумалось. Наверное, на следующей неделе я снова схожу в парикмахерскую и выкрашу волосы в свой натуральный цвет. Хватит одной блондинки в нашей семье.
Воздух, струившийся из открытого окна моей спальни, был пропитан летним теплом, поэтому я решила на ночь надеть лишь трусики и футболку. Никаких байковых ночных рубашек до следующего ноября. Я надела футболку и забралась под одеяло. Выключила свет и долго лежала в темноте, чувствуя себя очень одинокой.
В моей жизни были двое мужчин, и ни об одном из них я не имела реального представления. Странно, как все случается в жизни. Морелли то появлялся в моей жизни, то снова исчезал с той поры, как мне исполнилось шесть лет. Он был подобен комете, которую раз в десять лет всасывало на мою орбиту, откуда она, бешено покрутившись вокруг меня, снова уносилась в открытый космос. Так получалось, что наши планы и запросы никогда не совпадали.
Рейнджер в моей жизни был новичком. Причем совершенно непонятным. Начал он с того, что учил меня, но постепенно… Что случилось со временем? Трудно точно определить, что хотел от меня Рейнджер. Или что хотела от него я. Сексуального удовлетворения, это да. В остальном я была не уверена. Я невольно вздрогнула, подумав о возможном сексуальном контакте с Рейнджером. Я так мало о нем знаю, что до некоторой степени это будет контакт с завязанными глазами – только ощущения и ощупывания. И доверие. Было что-то в Рейнджере, что вызывало доверие.
Синие цифры на моих часах, висевших на противоположной стене, плыли в темноте. Час ночи. Я не могла заснуть. Неожиданно перед моим внутренним взором возник образ Софии. Я зажмурила глаза и попыталась прогнать его прочь. Протикали еще несколько бессонных минут. Я открыла глаза. Половина второго.
И тут я услышала в тишине четкий щелчок дверного замка. И позвякивание разорванной цепочки о дверь. Сердце перестало биться. Потом заколотилось как бешеное. У меня даже в глазах потемнело. Кто-то вошел ко мне в квартиру.
Послышались легкие шаги. Не осторожные, нет. Не замирали, чтобы оглядеться или прислушаться. Я попыталась выровнять дыхание, успокоить сердце. Я подозревала, что знаю, как зовут моего ночного гостя, но паника от этого не уменьшалась.
Он остановился на пороге спальни и легонько постучал о притолоку.
– Не спишь?
– Теперь нет. Ты меня до смерти перепугал.
Это был Рейнджер.
– Я хочу на тебя посмотреть, – сказал он. – У тебя есть ночник?
– В ванной.
Он принес лампу из ванной и воткнул штепсель в розетку у моей постели. Она давала слабый свет, но вполне достаточный, чтобы разглядеть его.
– Ну, – сказала я, внутренне паникуя, – что случилось? Как Дечуч?
Рейнджер снял пояс с пистолетом и бросил его на пол.
– С Дечучем все в порядке. Ты не забыла, у нас с тобой есть одно незаконченное дельце.