Итак, это был Пещерный остров. Но от острова их отделяло большое море. Выл ветер, волны пенились.
— Как же мы туда попадём? — спросил Гордон.
— Мы обязательно должны туда попасть, — сказала Жаби.
— Я умею плавать, — сказал Суне. — Я жаба и хорошо держусь на воде.
— Я тоже жаба, — сказал Гордон.
— Я могу посадить к себе на голову маленькую мышь, — сказал Суне.
— Я тоже, — сказал Гордон.
И жабы шагнули в воду. Суне — с громким плю-хом, Гордон — медленно и нерешительно.
Он был настоящий трусишка, когда дело доходило до купания в холодной воде.
Гордон осторожно смочил живот.
— Брр. Что я говорил, — пробурчал он. — Я знал, что нам снова придётся мокнуть.
Но вот он окунулся, и мыши забрались жабам на голову. Жаби — на голову Гордону, Гертруда — на голову Суне.
Шлёпая лапками по воде, жабы поплыли прочь от берега. Они подпрыгивали в бурных волнах и гребок за гребком уверенно приближались к Пещерному острову.
Наконец мыши ступили на берег. Их страшно укачало.
— Это… бурп… просто… ульк… ужас… плыть на жабе через море! — еле выговорила Гертруда.
Жабы тоже выбрались на сушу. Их совсем не укачало, потому что они привыкли к воде и волнам.
Все дрожали от холода, но у Гертруды в рюкзаке было полотенце. Они хорошенько растёрлись и попрыгали на месте, и им снова стало тепло.
На берегу стояло узловатое кряжистое дерево с низкими ветвями. Жаби долго смотрела на него.
Жаби пожала плечами.
— Это было так ужасно, — сказала она. — Я пережила настоящий шок. Может, мы стараемся забыть самое страшное? А потом я повстречала Гордона. У меня появились работа и постель. И собственное имя. Я была так счастлива… Но как же я могла забыть о маме!
— Мы найдём её! — сказала Гертруда, погладив Жаби по руке.
Полицейские шли вглубь Пещерного острова. Они крались осторожно, потому что в любую секунду откуда ни возьмись мог выскочить лис.
Жаби и Гертруда всё время принюхивались. У них, в отличие от жаб, был отменный нюх. Но нет, даже их замечательные носы не могли обнаружить никаких следов.
— Никакого лиса, — сказала Гертруда.
— Никаких мышей, — тихо проговорила Жаби. — Пахнет только ёлками и морской водой.
Остров лежал, погружённый в тишину. Не слышно было ни ворон, ни чаек. Ни даже маленьких пташек. Если тут и водились какие-то животные, то они, вероятно, хорошенько спрятались. Тишина была повсюду, и только добравшись до середины острова, полицейские услышали шум водопада.
С отвесной скалы струилась вода — мощные потоки воды, ведь ночью шёл дождь. Водовороты внизу пенились и шипели.
— Это здесь? — спросил Гордон.
— А?
— Это здесь? — стараясь перекричать грохот водопада, повторил свой вопрос Гордон.
Жаби кивнула и, спустившись по пологому склону, подошла к высокой ели. Она шагнула в густую и колючую хвою. И там остановилась. Замерла, прислушиваясь к шелесту еловых веток.
— Это здесь! Здесь под ёлкой была наша нора…
И задрожала. Гертруда снова взяла её за руку.
Гордон прошёл мимо них и заглянул в открытую нору у корней.
Потом сделал шаг назад и глубоко вздохнул.
— Тут только сломанная мебель, — сказал он.
Гордон с трудом спустился вниз. Покорёженная кровать. Пустая банка. Рваная подушка — пух разлетелся по полу.
Хмм, подумал он. Во всяком случае, погибших нет. Никаких костей, скелетов и прочих жутких останков съеденных животных.
Жаби подошла к краю.
— Вон она! Моя кроватка. А это…
И Жаби проворно слезла вниз и откопала в углу какую-то тряпочку, насквозь мокрую от дождя и всю перепачканную в земле. Жаби взяла её в руки и понюхала. Из глаз покатились крупные слёзы.
— …тряпочка, с которой я любила играть. Она пахнет мной! Моя любимая тряпочка.