Дело незадачливого жениха

Глава 15

Хемлин Кавингтон, окружной прокурор города Сан-Диего, смерил взглядом Перри Мейсона, когда адвокат вошел в зал суда, и повернулся к своему помощнику Сэмюэлю Джарвису.

— Производит приятное впечатление, — прошептал Кавингтон, — я не усматриваю в нем ничего колдовского.

— Я слышал, он коварный человек, — предупредил Джарвис.

Кавингтон, высокий, крупного телосложения мужчина, с достоинством произнес:

— Думаю, в данном случае нет оснований опасаться его. Его конек на судебных процессах — быстрые маневры. В результате чего его оппонентам приходится защищаться. Со мной это не пройдет. Я буду придерживаться твердой позиции, о которую этот дьявольский стряпчий разобьется, подобно морской волне, разбивающейся о прибрежные скалы.

Сэм Джарвис кивнул и усмехнулся с победоносным видом:

— Если бы только Мейсон знал, как мы подготовились к встрече с ним.

— Ну, — самодовольно произнес Кавингтон, — когда-нибудь это должно было с ним случиться. Он же предпочитает встречаться с сильным соперником. Наконец он встретит достойного. Он получит вызов в коллегию адвокатов, в комиссию жалоб, на предмет проведения им опознания машины за деньги. Это охладит его пыл в перекрестных допросах. Чем больше он постарается запутать свидетеля, тем больше даст оснований адвокатуре для недовольства его деятельностью. — Кавингтон довольно усмехнулся, предвкушая поражение грозного адвоката. — Мы покажем ему, что в нашем округе дела ведутся несколько по-другому, не так ли, Джарвис?

— Еще бы! — согласился тот. — Когда он услышит…

Внезапно дверь судейской палаты открылась, и в зал вошел судья Минден.

Все присутствующие встали. Судья направился к своему месту, какое-то мгновение он смотрел на стоящих в зале людей, а затем снисходительным кивком разрешил им сесть. Судебный пристав ударил в гонг и зычным голосом объявил об открытии судебного заседания:

— Верховный суд города Сан-Диего, штата Калифорния, председательствующий — верховный судья Харри-сон И. Минден.

— Рассматривается дело Эдварда Карлеса Гарвина, — объявил судья Минден.

— Со стороны обвинения — готовы, — объявил Кавингтон.

— Со стороны защиты — готовы, ваша честь, — отозвался Мейсон, вежливо улыбаясь.

— Составьте список присяжных, — предложил судья секретарю.

Кавингтон шепнул Сэмюэлю Джарвису:

— Сэм, сходите и выберите присяжных. Я хочу подготовиться. Так будет проще бороться с Мейсоном. Только бы нам не переусердствовать.

— Он будет повержен, — убежденно ответил Джарвис и удалился.

Кавингтон провел рукой по седым волосам. Его глаза хищно блеснули в предвкушении долгожданного исхода.

Судья Минден сказал:

— Прошу названных присяжных заседателей занять места в ложе.

Секретарь поднялся с места и зачитал двенадцать имен.

Судья Минден кратко изложил их обязанности, обратился к прокурору с просьбой изложить суть дела, задал присяжным несколько традиционных вопросов и разрешил представителю защиты опросить присяжных.

Мейсон ограничился поверхностным опросом.

Прокурор же дал указание Джарвису затянуть опрос присяжных до тех пор, пока для него не станет очевидным, кого же из двенадцати выбрать для участия в процессе.

В результате дебатов четверо присяжных удалились из ложи, их места заняли другие. Было заметно, что Мейсон задает свои вопросы присяжным лишь для соблюдения процессуальных формальностей.

Раздраженный прокурор Кавингтон сам включился в опрос присяжных, и когда — уже днем — присяжные были окончательно отобраны, рассвирепевший прокурор понял, что бороться с этим адвокатом будет не так легко, как он предполагал. Мейсон быстро осуществлял безапелляционные отводы кандидатов, демонстрируя при этом безупречное знание закона и прекрасно разбираясь в характерах людей.

— Господин прокурор, вы не сделаете вступительное заявление? — спросил судья.

Недовольный и возбужденный Кавингтон, обращаясь к присяжным, заявил о своем намерении доказать, что обвиняемый в результате незаконного развода в двоеженстве Эдвард Карлес Гарвин нашел не самый лучший способ решения проблемы, а именно — убийство своей первой жены.

— Леди и джентльмены, я намерен доказать вам, — продолжал Кавингтон, — что этот человек преднамеренно заманил свою жену ночью в безлюдное место, откуда, согласно его плану, ей не суждено было вернуться живой. Хладнокровно и тщательно продуманное, изощренно осуществленное преступление, которое, возможно, никогда не было бы раскрыто, если бы…

Его выступление было прервано Джарвисом, который, дернув прокурора за полу пиджака, намекал, что заявление слишком уж затянулось.

Кавингтон умолк, кашлянул и продолжил:

— …если бы не усилия полиции нашего города, работавшей совместно с полицией Лос-Анджелеса. Леди и джентльмены, я не хочу подробно останавливаться на свидетельских показаниях. Обвиняемый сбежал из Соединенных Штатов в Мексику, где его и разыскали, в соответствии с иском, который возбудила по отношению к нему его первая жена, и…

— Прошу слова! — прервал излияния прокурора Мейсон. — Ваша честь, я протестую против всякой попытки со стороны прокурора выдвигать обвинения, не связанные с преступлением, рассматриваемым на заседании. Я заявляю, что это делается с целью дискредитации моего подзащитного, и квалифицирую замечания прокурора как неумелое ведение процесса. Я попросил бы суд предостеречь присяжных от принятия к сведению этих замечаний.

— Высокий суд, — не сдавался Кавингтон, — этот случай является исключением из общего правила. Это тот случай, когда обвинение в двоеженстве, которое было выдвинуто против обвиняемого его женой, явилось мотивом для ее убийства. И защите это хорошо известно. Обвиняемый сбежал в Мексику. Он решил убить свою жену и таким образом сделаться вдовцом, что давало ему возможность вступить в брак с женщиной, которой он увлекся.

— Я настаиваю на своем протесте, — сказал Мейсон, — и прошу расценить такое обвинение как нарушение процедуры судебного заседания.

— Господин прокурор, — с раздражением произнес судья Минден, — я не знаю, какие свидетельские показания вы собираетесь предъявить, и поэтому вынужден признать, что вы выходите за рамки процессуального порядка. Не лучше ли было бы повременить с обвинениями? Сначала представьте суду свидетельские показания, затем мы выслушаем возражения со стороны защиты, заслушаем мнение присяжных заседателей, а уж потом суд сможет вынести справедливое решение. Вы же избрали путь через черный ход и тем самым вводите суд в заблуждение. Прежде всего нам нужно установить, какими фактами мы располагаем. Я предлагаю вам изложить присяжным, какие факты имеются у вас относительно передвижений подсудимого в то время, когда было совершено преступление. Пока я признаю, что представитель защиты — прав, призывая вас к соблюдению процессуального порядка.

— Хорошо, ваша честь, — уступил, задетый за живое, Кавингтон. — Если суду угодно, чтобы я подчинился такой процедуре, я готов это сделать.

— Учитывая подобные обстоятельства, — продолжал судья Минден, — с целью защитить права подсудимого, суд призывает присяжных не принимать к сведению замечания, высказанные обвинением, которые касаются другого преступления.

Кавингтон, хорошо сознавая, что выставил себя в глазах присяжных в невыгодном свете, и пытаясь исправить положение, проговорил:

— Леди и джентльмены, я заканчиваю. Вне всяких сомнений, я докажу, что обвиняемый совершил убийство, причем жестокое и преднамеренное. Я буду требовать для него самого сурового наказания. Иными словами, я буду настаивать на вынесении ему смертного приговора.

С последними словами Кавингтон обратил мрачный взгляд в сторону Эдварда Гарвина. Затем такого же взгляда удостоился и Перри Мейсон. Прокурор шумно опустился на место и зашептал Джарвису:

— Черт бы побрал его высокомерную улыбку. Ну ничего, скоро он с ней распрощается.

— Защита желает взять слово? — спросил судья Минден.

— О, если суду угодно выслушать меня, — отозвался Мейсон, — я буду краток.

Он поднялся с места и подошел к перилам, отделявшим ложу присяжных от зала суда. Устремив на заседателей многозначительный взгляд, он глубоко вздохнул.

Некоторым присяжным заседателям Мейсон был уже знаком как главное действующее лицо многих блестящих процессов. Те же, кто видел его впервые, смотрели на него с нескрываемым интересом.

— Леди и джентльмены, господа присяжные заседатели, — обратился к присутствующим адвокат и на мгновение умолк с сокрушенным видом.

Присяжные в недоумении переглянулись. Внезапно лицо Мейсона озарила улыбка, и он выпалил:

— Он ничего не докажет!

Затем, прежде чем присяжные и прокурор поняли, что это и было вступительной речью защиты, Мейсон развернулся и пошел к своему месту.

У некоторых присяжных на лицах заиграли улыбки. В зале суда нарастал легкий шум веселья, прервать который смог лишь удар молотка в судейский гонг.

— Продолжайте, — обратился судья к прокурору. Кто в этот момент проследил за выражением его лица, мог бы заметить промелькнувшее в его глазах выражение легкого пренебрежения.

Кавингтон хриплым голосом сказал своему помощнику:

— Сэм, иди вместо меня и докажи его виновность. Я пока выйду, немного подышу свежим воздухом. Ну, этот стряпчий получит хороший урок. Я это обещаю. К концу процесса от его репутации чародея останутся только воспоминания. Иди, Сэм, черт побери, и принимайся за дело.

Кавингтон, с оскорбленным видом человека, который не привык к подобному обращению, направился широкими шагами по проходу зала суда, а его помощник принялся выстраивать цепь предварительных доказательств.

Учитывая, что свидетель, обнаруживший тело Эзел Гарвин, был сотрудником Дрейка и что он может истолковать свидетельство по-иному, а значит, выгодно помочь стороне защиты, помощник прокурора вел допрос очень осторожно.

Он спросил свидетеля, находил ли тот автомобиль, стоявший в стороне от дороги, были ли основания для осмотра машины, обнаружил ли он внутри женщину. Свидетель обстоятельно ответил, что нашел револьвер на земле возле машины, вызвал полицию и впоследствии, во время допроса у следователя, опознал тело убитой.

Неожиданно Джарвис предложил Перри Мейсону приступить к перекрестному допросу.

— Защита вопросов не имеет, — заявил Мейсон. Джарвис не мог скрыть своего удивления — он был уверен, что Мейсон будет строить защиту на показаниях именно этого свидетеля.

Следующим свидетелем был шеф полиции города Океансайда. С ним Джарвис держался подчеркнуто вежливо. Офицер дал следующие показания: на место преступления выехали следователь по уголовным делам и шериф города Сан-Диего, они же произвели тщательный осмотр местности, а потом следователь произвел опознание убитой женщины.

Джарвис пытался заострить показания свидетеля на результатах экспертизы следов, оставленных на месте преступления.

Рассчитывая на возражения со стороны Мейсона, помощник прокурора уточнил, что его интересует положение машины, о чем можно судить по следам, обнаруженным на земле.

В это время в зал суда с шумом вошел Хемлин Кавингтон, стараясь тем самым привлечь к себе внимание. Он уселся позади Джарвиса, немного послушал и принялся шепотом давать тому свои указания:

— Продолжай в том же духе. Допроси его, на что указывают обнаруженные следы. Пусть Мейсон попытается высказать свой протест.

Джарвис зашептал в ответ:

— Мы не знаем, насколько точны результаты экспертизы. Если там не все чисто, этот дьявол Мейсон сразу же уцепится за неточности.

— Пусть только попробует, — не унимался Кавингтон. — По крайней мере, мы заставим его выразить протест. Мы заставим его клюнуть на нашу наживку.

— Ладно, — согласился Джарвис. Он поднялся с места и обратился к шефу полиции: — Итак, расскажите, обратили ли вы внимание на следы двух машин, доказывающие, что машины стояли рядом?

Джарвис искоса взглянул в сторону Мейсона, ожидая от него негодующего протеста, но тот, казалось, даже не расслышал вопроса.

— На мой взгляд, машина, в которой было обнаружено тело, — ответил свидетель, — стояла следом за той, которая покинула это место, и…

— Минуточку, — вмешался судья. — Господин помощник прокурора, я попросил бы повторить вопрос.

Джарвис повторил свой вопрос. Судья в ожидании взглянул на адвоката, тот безмолвствовал.

— Отвечайте на поставленный вопрос, — резко бросил Кавингтон.

— По-видимому, все произошло так, — продолжал свидетель, — машина, в которой было найдено тело, стояла прямо за другой машиной, которая потом исчезла. Было видно, что машина с телом женщины была поставлена в то положение, в котором ее впоследствии и обнаружили, а убийца расположил тело жертвы позади рулевого колеса, перебрался в другую машину и уехал. Вот так это было.

— Можете приступать к перекрестному допросу. — Джарвис победоносно взглянул на Мейсона.

— Насколько я понял, — произнес Мейсон со свойственной ему манерой, демонстрирующей заинтересованность, стремясь тем самым привлечь внимание присяжных, чтобы они лучше уяснили ситуацию, — разговор шел о следах, оставленных преступником?

— Да.

— Теперь, вы утверждаете, что машина с телом женщины была подведена буквально в колею другой машины?

— Совершенно верно. На это указывают кое-какие нарушения поверхности грунта. Он состоит из песка и частиц гранита, которые кое-где сильно уплотнены. Выявить следы отчасти было возможно, но недостаточно четко, чтобы утверждать что-либо абсолютно. Были заметны следы передних колес машины Эзел Гарвин, которые врезались в грунт при установке машины в строго определенное положение. Водителю даже пришлось дать задний ход, чтобы вкатить машину точно в след той, что стояла впереди.

— Так, так, — проговорил Мейсон, всем своим видом демонстрируя живейший интерес. — Значит, вы говорите, что другая машина, стоявшая там, была оставлена заранее?

— Да.

— Женщину убили, когда она вела машину?

— Нет, сэр. Судя по следам крови и их расположению, она сидела справа, когда в нее выстрелил человек, который вел машину. Потом он направил мадонну к тому месту, где стояла другая, перетащил тело за руль, обошел машину Эзел Гарвин сзади и уехал на другой машине.

— Понятно, — сказал адвокат. — Итак, вы утверждаете, что там, где стояла оставленная заранее машина, остались следы?

— Да, сэр.

Судя по голосу, Мейсон был очень заинтересован ожидаемым ответом.

— А какие были оставлены следы, свидетельствующие о том, что машина стояла там в ожидании?

— Остались следы на том месте, где она стояла и где отъезжала.

— И что же свидетельствует о том, что она неспроста стояла там?

— По следам видно, где она тронулась с места, потом, резко развернувшись, поехала обратно по направлению к шоссе.

— Так, — сказал Мейсон, — а если бы не было следов, свидетельствующих о повороте, куда бы тогда она поехала?

— Она бы поехала прямо вперед.

— А что было впереди?

— Невозможно было ей ехать туда.

— Это почему? Что ей мешало?

— Океан.

— О, ясно. Значит, машину пришлось развернуть.

— Конечно, ему пришлось так поступить.

— Получается, единственным свидетельством того, что машина была там оставлена специально, являются следы резкого разворота?

— Ну, машина ждала, когда за ней приедут. Об этом свидетельствуют следы ее движения на том месте, где обнаружили убитую женщину.

Мейсон снова спросил:

— Послушайте внимательно мой вопрос, на который я хочу получить ответ. Какие были оставлены следы, по которым можно было бы утверждать, что машина была оставлена для того, чтобы дождаться другой?

— Об этом свидетельствуют следы машины Эзел Гарвин, которую умело подогнали в след оставленной раньше машины.

— Таким образом, преступник хотел избавиться от следов поджидавшей машины, которая вам открывала истинную картину происшедшего, и вы бы делали выводы по следам совсем другой машины.

— Если вы хотите представить это таким образом, то да.

— Мой дорогой, — с улыбкой поправил его Мейсон, — это не я хочу так представить. Вы хотите так представить. Вот и представляйте вашу версию, но только, будьте добры, постарайтесь излагать поближе к истине.

— Хорошо. Все именно так и было.

— Выходит, вы заблуждались, когда утверждали, что об этом можно было судить по следам машины, на которой скрылся преступник?

— Нет.

— Но все же, какие следы машины, которая была там оставлена, свидетельствуют о том, что она стояла до возвращения преступника?

— Об этом можно судить по рисунку отпечатков протекторов машины, которая подъехала следом.

— Вы имеете в виду машину, в которой лежало тело убитой женщины?

— Да.

— Потрудитесь выслушать меня внимательно, — призвал его Мейсон. — Было ли в следах машины, которую, как вы утверждаете, убийца оставил специально, что-нибудь, точно свидетельствующее о том, что она была оставлена специально?

— Ну, нет, — сказал шеф полиции и попытался объяснить: — Практически, утверждать это невозможно. Нельзя по следам машины сказать: подъехала ли она или стояла час, два или все четыре. Другое дело, если бы шел сильный дождь.

— О, — произнес адвокат с обезоруживающей улыбкой, — тогда вы ошибались, заявляя присяжным при даче свидетельских показаний в прямом допросе, что следы стоявшей машины свидетельствуют о том, что она была оставлена там на некоторое время?

— Верно. Эти следы ни о чем таком не говорят, — согласился полицейский. — Просто обычно приходится восстанавливать картину, привлекая следы другой машины.

— Так вы ошибались? — настаивал Мейсон.

— Ну, я… я так думал.

— Я знал, что вы ошибались, — сказал адвокат, продолжая улыбаться. — Я лишь хотел удостовериться, как не просто добиться от вас признания в этом. У меня все, шеф, благодарю вас.

— Минуточку, — выкрикнул Кавингтон, вскочив со своего места. — Вы не ошиблись, заявляя, что убийца оставил машину на время совершения преступления, а позже подъехал на другой машине непосредственно к первой, не так ли, шеф?

— Я протестую, — улыбаясь, заявил Мейсон, — против попытки прокурора оказать давление на свидетеля. Я могу задавать наводящие вопросы в перекрестном допросе, но прокурор не имеет права задавать свой вопрос напрямик.

— Протест принимается, — согласился судья.

— Что же все-таки случилось? — спросил Кавингтон.

— Свидетель, — объяснил Мейсон, — пытался изложить картину происшествия, опираясь на два факта. Я хочу знать, были ли сделаны фотографии этих следов?

— На месте преступления уже слишком сильно наследили, прежде чем туда приехали наши фотографы, — раздраженно ответил Кавингтон.

— Ну, защита, я надеюсь, за это ответственности не несет, — пошутил адвокат.

— Так скажите нам об этих следах. О чем они говорят?

— Я выражаю протест против требования давать заключение по этому свидетельскому показанию, — заявил Мейсон. — Для этого не было надлежащего основания.

— Протест принимается, — произнес судья Минден, но затем добавил довольно едко: — Свидетель определенно представил поспешное заключение, аргументируя его сомнительными фактами.

— Совершенно верно, ваша честь, — согласился адвокат, улыбаясь. — А потом он признал, что ошибался.

— Он не ошибался в том, что случилось, — упорствовал Кавингтон.

— Свидетель признал, что он ошибался, — сказал Мейсон.

— Очень хорошо, — сказал Кавингтон с усмешкой. — Вы виртуозны в вашей технике ведения допроса, но думаю, господа присяжные заседатели понимают все.

— Уверен, что они все понимают, — многозначительно произнес Мейсон.

— Можете пригласить следующего свидетеля, — обратился судья Минден к Кавингтону.

Вошел судебный пристав, подошел к Перри Мейсону и вручил ему сложенный лист бумаги.

Адвокат развернул его и прочел.

Ему предлагалось через два дня в восемь часов вечера явиться в комиссию жалоб при коллегии адвокатов для обсуждения предъявленного ему иска об использовании им свидетеля так, что его действия привели к искажению свидетельских показаний.

Мейсон сложил документ и сунул его в карман.

Кавингтон, наблюдая за спокойным выражением лица Мейсона, сказал Джарвису:

— Черт бы его побрал. Он только притворяется, что все нормально, а на самом деле у него душа не на месте. Если завтра на перекрестном допросе Ирвинга он попытается разрушить свидетельские показания, то тем самым перережет себе горло. Если он допустит, чтобы показания свидетеля не были подвергнуты сомнению, то перережет горло своему клиенту. — Прокурор довольно потер руки и добавил: — Мы проучим каждого, кто встанет у нас на пути.

— Джентльмены, — сердито проговорил судья Минден, — давайте продолжать.

Сэмюэль Джарвис вызвал топографа, чтобы ознакомить всех с картами и диаграммами. Затем он пригласил хирурга, вскрывавшего труп. Потом заслушали человека, который был в дружеских отношениях с жертвой и участвовал в опознании тела убитой. В конце концов помощник прокурора предложил:

— Может быть, суд соблаговолит сделать перерыв? Судья Минден согласно кивнул.

— Думаю, мы хорошо поработали сегодня, — сказал он. — Я не собираюсь изолировать присяжных друг от друга или от кого бы то ни было, но убедительно прошу вас не обсуждать дело между собой или с кем-нибудь еще. Я бы попросил еще не читать газеты да и вообще избегать информации, касающейся данного дела. Не разрешается также участвовать в обсуждении дела, даже если не вы его начали. Вам запрещается высказывать свое мнение, пока дело не будет окончательно представлено на ваше рассмотрение. Суд объявляет перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня.

Выйдя из зала суда и шагая по коридору, Кавингтон говорил своему помощнику:

— Я не пойму, как Мейсон создал себе такую репутацию? Он, конечно, блестящий оратор, умен. Способен устроить спектакль для присяжных, но не более того. Завтра я получу огромное удовлетворение от ударов, которые будут потрясать его. Мы разрушим его спокойствие.

— Несомненно, — согласился Сэмюэль Джарвис.

— Завтра будет день нашего триумфа, — пообещал Кавингтон.

Мейсон же в зале суда, обернувшись, успокаивал своего клиента:

— Держитесь, держитесь, Гарвин.

Гарвин слабо улыбнулся:

— Что было в бумаге, которую вам вручили? Что-нибудь касающееся меня?

— Нет, — ответил его адвокат. — Это касается меня.