Дело незадачливого жениха

Глава 16

Когда на следующее утро суд возобновил работу, Хемлин Кавингтон, находясь еще под впечатлением событий предыдущего дня и получив первое представление о характере Мейсона, был особенно бдительным — он готовился нанести адвокату сокрушительный удар.

Он ознакомил присутствующих с документами, свидетельствующими о факте бракосочетания Эдварда Карлеса Гарвина и Эзел Гарвин, о «мексиканском разводе» и повторной женитьбе Гарвина на Лоррейн Эванс. Далее Кавингтон предъявил суду заверенные копии документов, подтверждающих подачу иска на Гарвина по обвинению его в двоеженстве, а также копию ордера на его арест.

— Хорошо, — сказал судья Минден, как только Кавингтон вручил ему копии, которые он собирался приобщить к свидетельским показаниям. — Я принимаю их как дополнение к вопросу, которого прокурор коснулся в своей вступительной речи. Мистер Мейсон, вы, конечно, намерены возражать по этому поводу?

— Не вижу оснований, — откликнулся адвокат, улыбаясь. — Обдумав содержание и учитывая то, как данные документы были представлены суду, думаю, что господин прокурор действовал здесь в полном соответствии с законом. Его сообщение было направлено на выяснение мотивов преступления, как он сам это заявил. Я не буду возражать.

Кавингтон, с нетерпением ожидавший сражения, рассчитывая наилучшим образом его провести, когда адвокат выразит протест по поводу предъявленных документов, поморщился и снисходительно произнес:

— Вы уже достаточно пошумели на этот счет, когда я прямо коснулся этой темы в моей вступительной речи.

— Вы строили обвинение, не предъявив еще суду объективных доказательств, — ответил Мейсон тоном учителя, упрекающего слишком самонадеянного и невежественного ученика. — Суд указал вам на то, как следует вести обвинительный процесс. Что же касается данной процедуры, господин прокурор, у меня нет причин возражать.

— Хорошо, — прервал их дебаты судья Минден, предвидя реакцию прокурора, о которой можно было догадаться по скривившимся губам Кавингтона, — господин прокурор, документы будут приобщены к делу.

Кавингтон удовлетворенно кивнул и продолжил свое выступление. Он не спеша неумолимо выстраивал цепь свидетельских показаний.

Вирджиния Байнам подтвердила, что оставила револьвер на пожарной лестнице. Ливсей рассказал о том, что он взял его с лестницы, затем отдал Гарвину, который велел ему положить оружие в отделение для перчаток в салоне его кабриолета, что он и сделал. Джордж Денби подтвердил показания Ливсея. Со стороны казалось, что Мейсон полностью отстранился от участия в процессе. Он даже не утруждал себя перекрестными допросами ни по отношению к Вирджинии Байнам, ни к Ливсею. Зато Денби стал исключением.

— Как вы узнали, что это был тот самый револьвер? — обратился к нему с вопросом адвокат.

— Он имел тот же номер, сэр.

— Вы записали его?

— Нет, сэр. Я просто увидел его…

— И запомнили?

— Да, запомнил, сэр. У меня исключительная память на цифры. По роду своей деятельности я так много имею дел с цифрами, что моя память достаточно натренирована.

— У меня все, — отрезал Мейсон. Кавингтон, криво усмехнувшись, промолвил своему помощнику:

— Бросил, как горячую картофелину, не так ли?

— Точно, — весело согласился Джарвис. Кавингтон продолжал выстраивать цепь доказательств.

Он сообщил, что Эдвард Гарвин и женщина, которую он объявил своей второй женой, Лоррейн Эванс, остановились в гостинице в Ла-Джолле. Призвав в качестве свидетельницы женщину, управляющую гостиницей, он рассказал об их внезапном отъезде оттуда и таком же неожиданном возвращении к обеду, о том, что они собрали вещи и, поспешно расплатившись, оставили гостиницу, при этом по возвращении с ними был еще один человек, который приехал на кабриолете приблизительно такого же размера и цвета, как и кабриолет Гарвина. Кавингтон приближался к кульминационной развязке, и это чувствовалось по его тону.

— Вы бы, — обратился он к управляющей гостиницей из Ла-Джоллы, — смогли опознать этого человека?

Послышался возмущенный голос Мейсона:

— Господин прокурор, к чему эта ненужная трата времени? Это я сопровождал их, и я не собираюсь этого скрывать.

Понимая, что свидетельское показание, на которое он так надеялся, потеряло всю свою остроту, Кавингтон, тем не менее, ухитрился извлечь пользу из признания Мейсона.

— Именно так и было, господин адвокат, — проговорил он, улыбаясь, — сразу же после вашего приезда лицо, по отношению к которому был выдвинут иск по обвинению в двоеженстве, бросилось за пределы страны, в Мексику.

— Вы, — спросил Мейсон, — хотите, чтобы я принес присягу, как свидетель?

— Нет, — покачал головой прокурор, безмятежно улыбаясь, — я докажу все это с помощью другого компетентного свидетеля, которому вы, мистер Мейсон, можете учинить перекрестный допрос. — И, обратившись к судебному приставу, попросил: — Вызовите сеньору Инокенте Мигуериньо.

Пышнотелая, добродушная владелица гостиницы «Виста де ла Меса» вошла в зал суда, соблазнительно покачивая крутыми бедрами. Она охотно опознала адвоката и женщину с каштановыми волосами, которая сидела в кресле позади него; рассказала, как супружеская пара приехала в гостиницу накануне убийства, чтобы переночевать.

Кавингтон взглянул на часы, чтобы лишний раз отметить время, когда взорвется «бомба», предназначенная для ненавистного адвоката.

— Вызовите Говарда Б. Скенлона.

Говард Скенлон, худощавый, рослый, чуть старше пятидесяти лет мужчина, с лицом резко очерченным скулами, тонкими губами и выцветшими голубыми глазами, был переполнен чувством сознания важности своей миссии. Пройдя широкими шагами вперед, он поднял правую руку и принес присягу в верности своих показаний.

Кавингтон снова взглянул на часы и опустился в кресло.

Скенлон назвал суду свое имя и адрес, а затем взглянул в сторону Кавингтона в ожидании вопросов.

Кавингтон обратился к нему в своей излюбленной, нарочито небрежной манере:

— Мистер Скенлон, кем вы работаете?

— Я маляр, сэр.

— Где вы были в ночь на двадцать первое сентября?

— Я останавливался в Тихуане, в гостинице «Виста де ла Меса».

— Мистер Скенлон, не привлекло ли тогда ваше внимание что-либо?

— Да, привлекло, сэр.

— И что именно?

— До того как приехать на юг Калифорнии, я жил вместе с женой в Портленде, штат Орегон. Я пытался найти себе работу…

— Минуточку, — перебил его Кавингтон. — Мистер Скенлон, суд не интересуют ваши личные проблемы. Постарайтесь отвечать строго на поставленный вопрос.

— Хорошо, сэр.

— Так вот, расскажите суду, что именно тогда привлекло ваше внимание.

— Ну, я звонил своей жене, чтобы предложить ей приехать сюда ко мне.

— Ясно. А где сейчас ваша жена?

— В Портленде, штат Орегон.

— И вы звонили ей, чтобы вызвать ее в Тихуану?

— Да.

— В котором часу вы звонили?

— Я звонил в течение всего вечера, но ее не было дома. Она ушла с друзьями в кино и…

— Не следует давать показания о том, чего вы не знаете, мистер Скенлон. Об этом, возможно, позже ваша жена сама расскажет. Говорите только то, что делали вы сами. Итак, вы заявили, что обратили внимание на нечто, потому что в течение всего вечера тщетно пытались дозвониться до своей жены.

— Совершенно верно, сэр.

— Вы все-таки дозвонились до нее?

— Да.

— В котором часу?

— Было где-то около десяти минут одиннадцатого.

— Вы что, смотрели на часы?

— Да, сэр.

— Теперь, пока вы ждали, когда сможете дозвониться до жены, непосредственно перед десятью минутами одиннадцатого, где вы находились?

— Я был в телефонной кабине.

— Там были еще телефонные кабины?

— Да, еще одна.

— Вы долго ждали, пока вам удалось услышать жену?

— Думаю, около пяти минут.

— А в это время, пока вы ждали, кто-нибудь входил в соседнюю кабину?

— Да, сэр.

— В какое время?

— Как раз перед тем, как мне удалось связаться со своей женой. Думаю, примерно в пять минут одиннадцатого.

— Вы уверены, что это произошло в названное вами время?

— Да, сэр, поскольку я дозвонился именно в десять минут одиннадцатого.

— А задолго ли до того, как вы дозвонились, этот неизвестный вошел в другую телефонную кабину?

— Не больше чем за пять минут. Я уже говорил это.

— Теперь скажите, вы видели этого человека?

— Тогда нет, но позже видел.

— Когда позже?

— Спустя две-три минуты, после того как он покинул кабину.

— Итак, вы увидели его, когда он покидал кабину. Я правильно понял?

— Да, сэр.

— Кто это был? Вы знаете этого человека? Свидетель поднял руку, ткнув указательным пальцем в направлении зала суда, и проговорил:

— Этот человек здесь.

— Вы показываете на Эдварда Карлеса Гарвина?

— Да, это мужчина, сидящий по правую руку от адвоката.

— И вы видели, как Эдвард Гарвин выходил из телефонной кабины?

— Да, сэр.

— А что он делал, пока находился внутри, вам случайно не известно?

— Он заказывал телефонный разговор с каким-то очень отдаленным пунктом.

— Как вы узнали об этом?

— Я хорошо слышал его.

— Вы могли слышать его голос через стенку, разделяющую кабины?

— Да, сэр. Я сидел как раз около стенки и…

— И что же он говорил?

— Я услышал, как он сказал, что хочет заказать разговор с абонентом, живущим очень далеко. Я запомнил, как он сказал, что хочет побеседовать с Эзел Гарвин, проживающей в Лос-Анджелесе в апартаментах «Монолиз», и затем, мгновение спустя, я услышал, как он опустил монету, а затем приступил к беседе, сказав буквально следующее: «Эзел, это Эдвард. Не трать понапрасну деньги на юристов. Я сейчас нахожусь в Тихуане, и ты не сможешь добраться до меня. Я собираюсь ехать в Океансайд. Советую тебе сесть в машину и приехать туда, мы встретимся и все обсудим. Мы найдем устраивающий нас обоих выход». А после, помолчав некоторое время, он сказал: «Ничего подобного. Я не дурак. Я не позвонил бы тебе, если бы не узнал о тебе кое-что. Вспомни-ка того мужчину, ухаживания которого ты принимала в Неваде. Ну так вот, я все о нем знаю. Я знаю, где он находится прямо в эту минуту». Дальше он продолжал рассказывать ей, где тот мужчина находился и как можно было до него добраться. Я забыл, где именно находилось ранчо этого мужчины. Помню только, что где-то рядом с Океансайдом.

— Он назвал имя этого мужчины?

— Не знаю, сэр. Если он его и называл, то я не запомнил. Помню только, что это мужчина из Невады и он ухаживал за ней.

— Что вы еще слышали?

— Он сказал: «Тебе лучше приехать в Океансайд. Я встречу тебя на том месте, где мы в свое время планировали построить наш дом. Я подъеду туда и встречу тебя. Я буду в своей машине и, чтобы тебе было легче найти меня, включу фары».

— Что он еще сказал?

— Ничего. Он только сказал, что рад слышать разумный ответ, и повесил трубку.

— Что потом? — спросил прокурор.

— Потом он вышел из кабины.

— Можете приступать к перекрестному допросу, — почти крикнул Кавингтон Мейсону.

Адвокат взглянул на часы. Было тридцать две минуты двенадцатого: слишком рано, чтобы просить суд сделать перерыв до следующего дня, и слишком поздно, чтобы просить несколько минут перерыва для себя.

Мейсон, через силу улыбнувшись, произнес с нарочитой небрежностью таким голосом, что он был едва слышен:

— Мистер Скенлон, вы уверены, что хорошо все слышали?

— Да, сэр, — ответил Скенлон. — У меня отличный слух.

— Когда вы повторили для нас то, что говорил мужчина, — продолжал Мейсон, — вы как будто цитировали его.

— Ну, я не могу сказать, что передал текст с абсолютной точностью, но смысл сказанного я передал верно.

— Вы имели беседу с окружным прокурором, мистером Кавингтоном, прежде чем явиться в суд?

— Да, сэр.

— Несколько раз?

— Да, сэр.

— Отличается ли содержание ваших показаний, которые вы изложили ему при первой встрече, от того, что вы представили сейчас суду?

— Ну, он велел мне рассказать о том, что говорил мужчина. Выслушав меня, он сказал. что я не должен излагать общими фразами, как я это делал, что мне придется использовать точные формулировки, то есть передать разговор, насколько это возможно, точно. Я и сделал, как он просил.

— Вы провели ночь в гостинице «Виста де ла Меса»?

— Да, сэр.

— Долго вы находились там?

— Два дня.

— Иначе говоря, этот разговор имел место на вторую ночь вашего пребывания в гостинице? Или это было третьей ночью?

— Это была вторая ночь.

— Скажите, вы пытались дозвониться до вашей жены раньше этим вечером?

— Да, сэр.

— Была ли на это особая причина? Почему вы не связались с ней раньше, в течение дня?

— Я весь день провел в Сан-Диего, пытался найти жилье. Но мне не удалось ни купить, ни арендовать дом. Потом я узнал, что можно жить в Тихуане, переехав через границу, и совершать ежедневные поездки туда и обратно. Я пересек границу и решил остановиться в этой гостинице до тех пор, пока не найду подходящего жилья. Я получил разрешение от мексиканских властей и, наконец покончив со всеми формальностями, решил позвонить жене и сказать ей, чтобы она привезла вещи. Естественно, я хотел, чтобы она собралась как можно быстрее, потому что я не мог оплачивать два дома одновременно и, кроме того, мне хотелось жить со своей семьей.

— Понятно, — ответил Мейсон. — Поэтому вы пошли к телефонной кабине, чтобы позвонить жене?

— Совершенно верно.

— Итак, вы слышали, как пробили часы?

— Да, сэр, там в вестибюле были часы.

— Вы слышали, как часы пробили десять часов?

— Да, сэр, слышал.

— Где вы были в это время?

— Я как раз спустился в холл и направился к телефонной кабине. Я уже звонил жене раньше этим вечером, раза три или четыре, но никто не поднимал трубку. Я рассчитывал, что она будет дома где-то около десяти часов, и решил еще раз попробовать дозвониться.

— В это время вестибюль был освещен? — спросил адвокат.

— Нет, сэр.

— Не был? — переспросил Мейсон, явно удивленный этим обстоятельством.

— Нет, сэр, свет еще горел незадолго до десяти часов, пока женщина, управляющая гостиницей, не сдала последнюю комнату.

Мейсон, улыбаясь, произнес:

— Откуда вам это известно? Уж не хотите ли вы сказать, что она вам рассказала об этом впоследствии? Вы же не могли знать, почему освещение еще не было выключено.

— Вы правы, сэр, но я находился в вестибюле, когда был сдан последний номер. Молодая женщина, путешествующая одна, снимала комнату, и я услышал разговор между ней и управляющей гостиницей, которая сказала посетительнице, что это последняя комната в доме, и затем принялась запирать ящики в столе. Я видел, как она выключила свет.

— В котором часу это было?

— Это было… ну, я не знаю. Это было за несколько минут до десяти часов. Ох, возможно, за десять — пятнадцать минут или что-то около того. Я не могу точно сказать, в какое время это произошло. Но я находился там в районе десяти часов, поскольку решил попробовать дозвониться в десять часов.

— Так, — проговорил Мейсон, — по-видимому, вы действительно имели веское основание запомнить все события того вечера.

— Да, это так, сэр.

— Значит, свет выключили незадолго до десяти часов?

— Верно.

— И не оставили включенной ни одну лампу во всем вестибюле?

— Ох, да, там было оставлено ночное освещение. Но свет был довольно тусклым.

— Ясно, — проговорил Мейсон спокойным голосом. — Потом вы увидели этого мужчину, когда он выходил из соседней кабины. Верно?

— Да, сэр.

— При этом вы оставались в своей кабине?

— Да.

— Вы приоткрыли дверь и выглянули оттуда?

— Нет, я не делал этого, сэр.

— Но дверь была открыта?

— Нет, сэр. Была только небольшая щель.

— Вы не можете определить точнее?

— Нет, сэр. Могу сказать только, что это была небольшая щель.

Мейсон улыбнулся:

— Вы уверены в этом?

— Да, сэр, уверен.

— Если в двери была только небольшая щель, то для вас было бы возможным видеть что-либо только одним глазом, тогда как если бы щель была в несколько дюймов, вы могли бы смотреть двумя глазами. Так все-таки, как была приоткрыта дверь?

— Как я уже и говорил, это была только небольшая щель.

— Тогда вы могли видеть только фигуру человека, покидающего соседнюю кабину. Верно?

— Ну, в общем-то я с вами согласен. Я не заострял внимания на этом до сих пор. Думаю, я имел возможность видеть его только одним глазом.

— А этот мужчина, покинув кабину, двинулся по коридору по направлению к номерам?

— Нет, сэр. Он вышел через парадную дверь.

— Какую дверь?

— Входную дверь, которая ведет к месту, где стояли машины, и уехал.

— Как вы узнали, что он уехал? — поинтересовался адвокат.

— Ну, я точно не знаю, что он уехал. Просто я видел, как он вышел, а затем я услышал звук отъезжающей машины. А еще позже фары разворачивающейся машины осветили окна вестибюля. Машина описала круг и исчезла.

— А вы не видели этого мужчину еще раз, прежде чем войти в зал суда сегодня, чтобы дать показания?

— Да, сэр, видел.

— Где же вы его видели?

— Мне предложили опознать мужчину, содержавшегося в тюрьме.

— Там присутствовали еще какие-нибудь мужчины? — спросил адвокат. — Или вам показали только этого мужчину?

— Нет, сэр. Там был только этот мужчина. Но они сделали так, что ему пришлось пройти поблизости от меня, чтобы я смог разглядеть, как он идет, его походку, его осанку, ну и тому подобное.

— Таким образом, — спокойным тоном продолжал Мейсон, — вы узнали цвет одежды на этом мужчине и на том, что выходил из телефонной кабины? Это был коричневый пиджак?

— Похоже, коричневый. Я так думаю, сэр.

— А какого цвета были брюки?

— Темные.

— А галстук?

— Галстук у него был… дайте вспомнить… Нет, галстука в обоих случаях я не заметил.

— Значит, вы не знаете, был ли на нем галстук?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Потому что я ни разу не видел его спереди.

— А вы не заметили в его облике чего-нибудь необычного?

— Нет, сэр.

— На нем была шляпа?

— Я… я не могу вспомнить.

— Вы не помните, была ли на нем шляпа?

— Не помню, сэр.

— А вы не обратили внимания, какого цвета были у него носки?

— Нет, сэр, — ответил улыбнувшийся при этом вопросе Скенлон.

— Или какого цвета была рубашка? — не обратил внимания на его улыбку Мейсон.

— Рубашка, конечно, у него была… А вот цвет… нет, я не помню, сэр.

Так, — констатировал Мейсон, — вы опознали мужчину, которого вы видели только одним глазом, через щель в двери, в полумраке вестибюля, мужчину, которого вы никогда в жизни не видели до тех пор, пока полиция не указала вам на него в тюрьме и…

— Нет, сэр, это не так. Я сам указал на него полиции.

— В тюрьме?

— Да, сэр.

— Вы были там с полицией?

— Да.

— Другие заключенные присутствовали при опознании?

— Нет, был только он.

— И вы говорите, что полиция вам на него не указывала, — саркастическим тоном проговорил Мейсон. — Разве они не сказали, что собираются показать вам человека с целью провести опознание.

— Ну, они сказали, что хотели бы, чтобы я взглянул на этого мужчину на предмет опознания.

— А затем его одного привели во двор, или в мрачную неосвещенную камеру, или еще в какое-нибудь помещение, где вам предоставили возможность посмотреть на него?

— Да, сэр.

— А не хотите ли вы рассказать мне о том, что один из полицейских при этом говорил вам фактически следующее: «Это он. Приглядитесь к нему внимательно. Обратите внимание на его походку, взгляните на него, когда он обернется».

— Да, что-то в этом роде они говорили.

— А вы опознали мужчину до того, как офицер начал вам это говорить?

— Нет, сэр, — признался Скенлон, — это произошло после.

— Когда?

— После того, как он прошел невдалеке от меня.

— Понятно. Как только офицер полиции сказал вам, что хочет, чтобы вы опознали этого мужчину, вы сразу же указали на него и сказали: это тот самый мужчина. Не так ли?

— Нет, сэр. Я очень долго присматривался к нему, прежде чем опознал.

— Что вы понимаете под словом «долго»? — спросил Мейсон, не скрывая иронии. — Десять, пятнадцать или двадцать секунд?

— Это было минуту, а может быть, и больше, сэр.

— Может быть, две минуты?

— Может быть.

— А может быть, дольше?

— Может быть, и дольше.

— А три минуты могло быть?

— Вполне возможно, сэр. Я хотел удостовериться, прежде чем что-либо говорить.

— Иначе говоря, — сказал Мейсон, — у вас ушло три минуты на тщательное изучение представленного вам мужчины при хорошей видимости, чтобы прийти к выводу, что он был именно тем мужчиной, который говорил по телефону в соседней с вами кабине?

— Ну да… это могло быть по истечении трех минут.

— Теперь, когда вы увидели этого мужчину, которого вы заметили в Тихуане в ту злополучную ночь, — продолжал говорить адвокат, — вы наблюдали за ним после того, как он покинул телефонную кабину и пока он шел по вестибюлю?

— Да, сэр.

— Он быстро шел?

— Он шел довольно быстро.

— И вы не видели его до тех пор, пока он не прошел нескольких футов от телефонной кабины?

— Да, думаю, вы правы, сэр.

— Сколько он прошел, прежде чем вы увидели его? Шагов пять? — задал очередной вопрос адвокат.

— Возможно.

— А вы не видели его после того, как он вышел через входную дверь?

— Нет, сэр.

— Так. За сколько шагов можно пересечь вестибюль гостиницы?

— Я думаю, шагов за десять.

— Тогда получается, что вы видели его только идущим быстрым шагом на расстоянии десяти шагов?

— Да, сэр.

— И вы наблюдали за ним всего лишь одним глазом?

— Да.

— В полумраке?

— Точно, сэр.

— Мужчина был повернут к вам спиной?

— Вы совершенно правы, сэр.

— Значит, именно поэтому вам было трудно узнать его, когда вас пригласили для опознания? Не так ли?

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что именно поэтому вы наблюдали за ним в течение трех минут, прежде чем решились дать полиции утвердительный ответ.

— Да, сэр. Все было именно так.

— Сколько же времени потребовалось тому мужчине ночью, чтобы пройти пять шагов? — спросил Мейсон.

— Не знаю.

— Вы знаете, сколько миль может пройти мужчина обычным шагом за час?

— Ну, если вас интересует скорость, то тем шагом, как он шел по вестибюлю, за час можно было пройти, вероятно, мили две.

— Правильно, — согласился адвокат. — Теперь произведем небольшое арифметическое вычисление.

Он извлек из кармана миниатюрную логарифмическую линейку и, быстро проделав на ней необходимые расчеты, сказал:

— К вашему сведению, мистер Скенлон, человек, идущий со скоростью одна миля в час, за секунду проделывает путь, равный полутора футам, значит, при скорости в три мили в час человек за секунду пройдет путь в три раза больший, то есть четыре с половиной фута.

— Допустим, — улыбнувшись, согласился Скенлон.

— Следовательно, — продолжал Мейсон, — пройдя пять шагов со скоростью, указанной вами, мужчина затратил всего секунды три. Поэтому, если вы не ошибаетесь, то видели его не более трех секунд, одним лишь глазом, да к тому же при слабом освещении.

— Выходит так, раз вы утверждаете.

— Я не утверждаю, я лишь подтверждаю арифметическими расчетами то, что вы сами мне только что сказали. Итак, мистер Скенлон, вы уверены, что видели этого мужчину на протяжении трех секунд?

— Ну, я думал, что времени прошло больше, но если по вычислениям выходит так, то, скорее всего, это верно.

— Вы видели его три секунды при условии плохой освещенности одним глазом, глядя ему в спину, — подвел итог Мейсон. — Однако, когда по настоянию полиции пришли на опознание, вам потребовалось три минуты при дневном освещении. При этом вы видели его полностью.

— Я хотел удостовериться.

— Значит, чтобы быть уверенным в результатах опознания, вам пришлось смотреть на него три минуты, причем двумя глазами и при дневном освещении?

— В общем, да.

— Следовательно, — наставительным тоном произнес Мейсон, — когда вы видели его при слабом освещении, одним глазом в течение трех секунд да еще со спины, вы не были уверены, что впоследствии сможете узнать его.

— Да, я не был тогда в этом уверен, — согласился Скенлон, — но после того как увидел его в тюрьме, сомнения отпали.

— Так я и думал, — произнес адвокат с чарующей улыбкой. — Благодарю вас, мистер Скенлон, у меня больше нет вопросов.

— У меня тоже, — злобно выкрикнул Кавингтон. Судья Минден взглянул на часы и произнес:

— Настало время сделать перерыв до двух часов дня. Присяжные заседатели помнят предостережение, воздерживаться от обсуждения обстоятельств данного дела, пока оно не будет представлено на их рассмотрение в полном объеме? Итак, объявляется перерыв до двух часов.

Эдвард Гарвин протянул руку, и его пальцы сжали руку Мейсона.

— Мейсон, — промолвил он, — ради Бога, я… Мейсон обернулся к нему. Несмотря на застывшую на губах улыбку, взгляд адвоката был холодным и напряженным.

— Улыбайтесь, — приказал Мейсон.

— Я…

— Улыбайтесь, черт побери, — отрезал адвокат. Жалкое подобие улыбки искривило черты лица Гарвина.

— Сделайте-ка вашу улыбку более естественной, — потребовал Мейсон, — и постарайтесь сохранять ее такой, пока присяжные не покинут зал.

Мейсон, наблюдавший за выражением лица Гарвина, прилагавшего все усилия, чтобы выглядеть, как того требовал адвокат, добродушно рассмеялся и, похлопав того по плечу, сказал:

— Ну, а теперь самое время подкрепиться.

— Мейсон, я вас не понимаю, — прошептал Гарвин. Адвокат, не оборачиваясь, жестко бросил:

— Постарайтесь понять — ваше потерянное выражение лица действует на присяжных заседателей, не спускающих с вас глаз таким образом, что можете считать себя уже на пути в камеру смертников в Сан-Квентине.

С этими словами Мейсон небрежно зашагал к выходу из зала, легко покачивая своим портфелем. Весь его вид говорил о переполнявшей его беззаботности. Но как далеко это было от истины.

Делла Стрит присоединилась к нему в коридоре.

— Боже мой, шеф, — зашептала она, — неужели это правда?

— Не знаю, — ответил Мейсон, — со временем узнаем, но в данный момент я не хочу, чтобы зрители и присяжные видели, как я веду поспешные переговоры со своим клиентом.

— Что же нам сейчас делать? — спросила она.

— Захватим Пола и пойдем обедать, — ответил Мейсон. — Это все, что мы сейчас можем сделать.

Дрейк уже приближался к ним, пробираясь сквозь скопившуюся в дверях зала суда толпу, которая буквально пожирала глазами адвоката.

Детектив схватил Мейсона за руку и крепко пожал.

— Перри, ты проделал титаническую работу при перекрестном допросе. Ты заставил этого парня признать, что его показания, мягко говоря, сомнительны.

— Именно это меня и беспокоит. Его показания предвзяты, а он излагает их с неподдельной искренностью и уверенностью.

— Ты, похоже, не допускаешь мысли, что твой клиент мог уехать и совершить ночной вояж, не так ли?

— Откуда, черт побери, мне это знать? — взорвался Мейсон. — Ведь не влезешь же к нему в душу. Однако у нас в запасе есть козырная карта.

— Ты имеешь в виду показания жены Гарвина?

— Да. Конечно, присяжные заседатели посчитают, скорее всего, что она выгораживает своего мужа, но они тем не менее не стремятся и оставить новобрачную вдовой. Я рассчитываю, что алиби Гарвина, предоставленное миссис Гарвин, перетянет свидетельство Скенлона.

— А она точно знает время? — усомнился Дрейк.

— Да, — ответил Мейсон. — Она слышала, как пробили часы.

— Громко?

— Да. Я сам слышал, как они пробили десять часов в ту ночь, когда шел спать. Я…

Он умолк, как только увидел сеньору Мигуериньо, выплывающую из кабины лифта с громадными часами в руках. Она одарила адвоката добродушной улыбкой и проговорила:

— Как вы думаете, мистер Мейсон, муж вернется к своей жене и проведет свой медовый месяц в моей гостинице, нет?

— О, уверен, что так и будет, — обнадежил ее Мейсон. — А что вы собираетесь делать с этими часами?

— Их просил принести окружной прокурор.

— Зачем они ему понадобились? — удивился адвокат.

— Он хочет предъявить их присяжным.

— А что это за часы? — поинтересовался Мейсон, продолжая держаться непринужденно.

— Это часы из моей гостиницы.

— Часы, которые с помощью колокольчиков оповещают о времени? — уточнил адвокат.

— Верно, — ответила хозяйка гостиницы. — Но делают они это только днем.

— Только днем? — переспросил Мейсон. Та кивнула головой.

— Да. В Мексике люди любят слушать бой часов днем, а ночью они предпочитают спокойно спать.

— И что, эти часы ночью не работают?

— Они электрические, — пояснила сеньора Мигуериньо. — Вот здесь, сбоку, есть переключатель. Если вы не хотите, чтобы часы отбивали время, достаточно повернуть его вот так, и часы будут идти бесшумно.

— Вы хотите сказать, что когда вы поворачиваете переключатель, колокольчики перестают звонить?

— Совершенно верно. Как только вы повернете переключатель, колокольчики перестают двигаться, пока вы не повернете его обратно. Когда я иду спать, то, прежде чем лечь в постель, отключаю музыкальный механизм, и колокольчики больше не звонят. Утром же, когда наступает время просыпаться, я снова его включаю, и весь день часы исполняют свою нехитрую мелодию.

— И поэтому окружной прокурор захотел увидеть эти часы?

— Верно. Окружной прокурор покажет их присяжным, а затем передаст их в суд как вещественное доказательство, а мне купят новые, чтобы заменить эти. Я сказала им, что я бедная вдова и не могу позволить себе купить новые часы. Я не могу отдать эти часы и остаться совсем без часов. Посудите сами, как управлять гостиницей без часов?

— Да, конечно, это невозможно, — согласился Мейсон.

— Ну, — сказала она, — итак, мне нужно идти к окружному прокурору. Он велел мне прийти сразу же, как только начнется перерыв, потому что он хочет обсудить со мной мои показания. Мне придется давать показания, в которых этим часам отведена существенная роль.

— Ясно, — проговорил Мейсон. — Не будем вас задерживать, пойдем пообедаем.

— Приятного вам аппетита, сеньор.

— Благодарю вас.

Мейсон, Делла и Пол Дрейк повернулись и продолжили свой путь по коридору.

Дрейк пробормотал что-то невнятное, а Делла обеспокоенно прошептала:

— Неважные дела, шеф.

— Приятного аппетита, — с сарказмом повторил Мейсон слова сеньоры Мигуериньо.