Я притаился за кустами, держа в руках лук и серебряную стрелу, но тетиву ещё не натянул — рано. В полусотне шагов от меня бились насмерть два огромных волка, во все стороны летели клочья шерсти и кровавые сгустки. Я точно знал, что один из них оборотень, да и второй, скорее всего, тоже. Это их земли, вряд ли тут остались обычные волки. Звери громко рычали, можно сказать, ревели, а в паре шагов от них сидел перепуганный пацан лет пяти и тоже громко орал, заливаясь слезами. Не исключено, что он был призом в этом жутком поединке. А если заметят меня, то призом стану и я.
План у меня был проще не бывает — один оборотень загрызёт другого и тут же получит мою серебряную стрелу. А дальше нужно всего-навсего вернуть пацана в Империю, передать с рук на руки родителям, и самое важное — заставить их заплатить мне за работу. Но это потом. Сейчас самое важное — не промазать. Серебряная стрела у меня одна, я не настолько богат, чтобы иметь их целый колчан. А обычные стрелы оборотню что комариные укусы, даже если ему в глаз попадёшь, он не ослепнет.
Наконец, один волк опрокинул на спину другого и перегрыз ему горло. Я тщательно прицелился и выпустил стрелу. Конечно, попал, иначе на этом всё бы и закончилось. Не спеша, ведь спешить уже некуда, я подошёл к мальцу и сказал ему, что пора домой. В свои тридцать два детьми я не обзавёлся, обращаться с ними не умею, так что, наверно, сказал как-то не так, потому что пацан заревел пуще прежнего. А шуметь в этих землях вовсе ни к чему, двое оборотней покинули мир живых, но в Вервольфе их ещё много миллионов осталось, и все они очень не любят людей, что проникают без визы на их территорию. Совершенно незачем привлекать их внимание. Но я не знал, как его заткнуть, разве что слегка придушить, но это на крайний случай.
Несмотря на громкий плач, я услышал какой-то звук с той стороны, где лежали два волчьих трупа, и только тогда подумал «А что, если один из них не совсем труп?». Подбежал к ним и выдернул свою серебряную стрелу. Хоть какое-то оружие, в ближнем бою от лука пользы нет, но стрела может быть и хреновым стилетом, а это лучше, чем ничего. Верхний волк был мёртв, я попал, куда надо, а звуки издавал нижний.
— Эльф! — услышал я. — Помоги! Столкни его! Кровь с серебром! Больно!
— Я не эльф, а человек, — строго поправил я.
Отбросил труп в сторону. Это не тяжело, оборотни обычно весят где-то четыре-пять пудов, а я — больше шести. Теперь я смотрел на говорящего волка, натянув лук. Если он тот, за которым я гнался, лучше его сразу пристрелить. А если второй, тот что напал на похитителя ребёнка? Как их различить? Ни того, ни другого я в волчьей форме раньше не видел. Может, прикончить его просто на всякий случай?
Тут я увидел, что в схватке выжил не похититель. Тот был мужчиной, а оборотни во всех формах пол не меняют, в Приграничье это знают все. Так что лук я опустил, хоть стрелу и не убрал, и смотрел, как на волчице затягиваются раны, а сама она превращается в девушку.
— О! — обрадовался пацан. — Запирайся на засов, если баба без трусов!
Девица, хоть и принявшая человечью форму, всё равно сохранила в облике что-то волчье. Она по-звериному рявкнула на мальчишку, и бедняга замолчал, попутно обмочившись от страха. Я и сам был близок к тому же самому. Оборотней на их собственной территории не боятся только идиоты, причём живут такие смельчаки недолго. Чаще всего до первой встречи с оборотнем.
— Ненавижу эльфов! — она с отвращением сплюнула. — Всех бы поубивала! Жаль, что я официальное лицо, мне нельзя. Я — Тамара, сержант пограничной стражи Вервольфа. Вы кто такие?
— Я — Станислав, — представился я. — Можно Стас. Частный сыщик.
— Лицензия есть?
Фотокопия лицензии лежала в кармане рубашки, но как её достать, целясь в оборотня из лука? Лук — не арбалет, требует двух рук. Хотя, говорят, в человечьей форме оборотни не сильнее обычных людей. Я снял стрелу с тетивы, закинул лук на плечо, а саму стрелу продолжал держать в руке. Теперь можно и документы предъявлять.
— На первый взгляд — настоящая, — хмыкнула Тамара. — Но пересекать границу без визы вправе только некоторые официальные лица, по согласованному списку. Частные сыщики в список не входят.
Да, наверно, лучше было её прикончить, пока это было легко. Потому что закон на её стороне, даже если она врёт и никакая не пограничница. Я незаконно проник на территорию Вервольфа и убил местного обитателя. А что убитый похитил малолетнего подданного Империи, никого не интересует. Здесь этот оборотень полноправный законопослушный гражданин, и государство защищало его жизнь, а теперь не откажется наказать за его смерть. А ведь не поторопись я его убивать, он бы окончательно загрыз эту Тамару, и всё было бы куда проще.
— Эльф, я сказала что-то смешное? — прорычала голая девица.
Это всего лишь реакция на мою горькую улыбку. Оборотням не по нраву улыбки. Волчьи инстинкты срабатывают — если показывают зубы, значит, угрожают. На нашей территории они это терпят, у себя — нет. Я ведь даже губ почти не разжимал, а она всё равно готова лезть в драку.
— Во-первых, я не эльф, я уже говорил, — вздохнул я. — Во-вторых, я тебе показал лицензию, а откуда ты собираешься доставать документы, подтверждающие, что ты из пограничной стражи?
Она долго сверкала глазами, а потом неожиданно рассмеялась. Надо же, смеющийся оборотень, невиданное зрелище. Мной, по крайней мере, невиданное. Улыбнуться-то они могут, когда нужно, но смех… Считалось, что это им вообще недоступно.
— Истерика у меня, — пояснила Тамара, продолжая смеяться. — Только не вздумай лупить по морде мокрым полотенцем. Оно само пройдёт.
И действительно, девица успокоилась на удивление быстро. Истеричкам-людям на это нужно куда больше времени. Да и где бы я тут раздобыл мокрое полотенце?
— Что делать-то будем, Тамара? — вернул я её к делам нашим скорбным. — Не хотелось бы друг друга убивать, жизнь и так коротка.
— Называй меня Тома, — предложила она. — Поговорим неофициально. Ты ведь стрелял не в моего противника, а в победителя, кто бы он ни был, верно? Если бы верх взяла я, тут бы валялся мой труп?
— Я не хочу врать и не хочу говорить правду, — скривился я. — Но рад, что получилось так, как получилось.
— Ясно. Я спросила лишь для того, чтобы знать, благодарить тебя за то, что спас мне жизнь, или обойдёшься. Выходит, обойдёшься. Ладно, давай пока забудем ворох твоих нарушений, и ты мне расскажешь, что происходит. Мы тут редко ловим эльфов… то есть, людей. Они к нам обычно напролом не лезут. А ты почему полез? И что здесь делает этот мерзкий детёныш? Ты пришёл за ним?
— Да. Этот, которого я пристрелил, украл его у родителей. А ты зачем погналась?
— Нарушение режима пересечения границы, что же ещё? Сегодня моя очередь патрулировать ищейкой. Волк переплыл реку, мальца в зубах держал. На берегу мы его и перехватили. Напарник пальнул и промахнулся, а я догнала и попыталась задержать. Результат ты видел. Что будем делать, Стас? Если действовать по уставу, тебе и детёнышу дорога в тюрьму.
— Его-то за что? — изумился я. — Он же ни в чём не виноват, и вообще ребёнок!
— У нас щенок становится волком в четыре года. Он явно старше. Значит, по нашим законам тоже будет отвечать за пересечение границы без визы. А это тюремное заключение.
— На какой срок?
— Сроки пусть тебя не волнуют. Ни один эльф из нашей тюрьмы ещё не вышел. Ты вряд ли сможешь там постоять за себя, а он — и подавно. Сожрут вас, Стас.
— Грустно, — только и смог сказать я.
Мальчишка молча слушал наш разговор и жалобно всхлипывал. Наверно, надо было его как-нибудь успокоить, но очень не хотелось поворачиваться к Томе спиной.
— Чего бы ты там ни хотел, но всё же спас мне жизнь, и мне не хочется забирать твою. Тем более, ты и потом мог меня убить, но пощадил. В общем, так. Представь, что тебя сегодня в Вервольфе не было. Я догнала этого типа и загрызла. А малолетний кретин, который был с ним, куда-то убежал, и хрен на него. Он никого не интересует, если не попадётся на глаза. Все подумают, что его кто-то сожрал. Эльф без визы — законная добыча.
— Тома, ты меня отпускаешь?
— Да. Почти. Есть одно условие.
— Какое?
— Если я его загрызла, на нём не должно остаться раны от стрелы. А она есть. Ты должен выгрызть на нём это место.
— Я должен грызть дохлую псину?
— Должен. И предупреждаю — блевать нельзя ни в коем случае, будет расследование, эксперты могут всё понять.
— А сама не можешь?
— Нет. Его кровь и плоть отравлены серебром. Мне такое нельзя брать в рот ни в коем случае.
— Твои эксперты не заметят?
— Если не бросится в глаза ничего подозрительного, вскрытия не будет. Это же нарушитель, а не невинная жертва.
— А следы? Мои и пацана? У вас нет следопытов?
— Конечно, нет. Зачем они нам? Есть ищейки. Я, например. И ни одна ищейка-пограничник ничего не найдёт сверх того, что заявляет коллега по службе.
— Корпоративная солидарность, — кивнул я.
— Хватит болтать! — рявкнула Тома. — Чем дольше тянешь время, тем сильнее протухает мертвечина, которую ты сейчас будешь грызть!
Мясо вокруг раны от серебряной стрелы я выгрыз. Позвольте не рассказывать, каково оно на вкус. Хорошо хоть, глотать не пришлось, я его сплёвывал в мешочек для улик, всегда его ношу при себе. По ходу дела подумал, что следы от моих зубов никак не спутать со следами волчьих, но Тома сказала, что она и в звериной форме кусается по-человечески. Проверять я не стал.
— Наелся? — язвительно поинтересовалась она. — Тогда пошли, отведу тебя к одному местечку, где ты запросто свалишь из Вервольфа. А по пути расскажи, что это за малолетка, за которым ты в пасть волкам полез. Я так поняла, он тебе не родич?
Я взял пацана за шкирку и понёс. Он попытался вырваться, потом заорал, получил затрещину и угомонился, только тихонько всхлипывал.
— Это сокровище — сын губернатора, — пояснил я. — Похищен два дня назад. Или раньше, но объявили об этом позавчера. Вы разве не следите за новостями нашего Приграничья?
— Следит разведка, а не патрульные пограничники. Нам сообщают, если у вас происходит что-то по нашей части. Например, оборотень безобразничает. Понятно же, что он рано или поздно попрёт через границу, и мы усиливаем патрули. Но в этот раз разведка почему-то промолчала. Хотя, если оборотень похитил ребёнка эльфов, нам обязательно должны были сказать.
— На той стороне никто не знает, что похититель — оборотень. Только я его и вычислил. Понимаешь, он пролез в щель, в которую взрослый человек никак не протиснется, а волк — запросто. Полиция решила, что его там и не было, когда начался штурм, а я решил иначе. И угадал.
— А не врёшь? Никогда наши у вас таким не занимались.
— Всё когда-то случается впервые. На вот, почитай, — я достал из кармана штанов газетную вырезку. — Тут есть приметы пропавшего мальца, а малец был при нём, ты сама видела.
— На левом плече родимое пятно в виде звезды с пятью лучами, — ахнула Тома. — Пентаграмма!
— И что это значит?
— Для тебя и прочих эльфов — ничего.
— А для тебя и прочих оборотней?
— Не лезь в наши дела, Стас. Ты получил, что искал, и хватит с тебя.
— Как скажешь, — согласился я. — Далеко ещё идти до этого твоего одного местечка?
— Так сходу не скажу. Выйдем на реку, там надо будет немного поискать.
— Пустите! — заорал губернаторский сынок. — Я никуда с вами не пойду! Я — король, а вы — быдло, суки и педерасты!
— В звериной форме я, вне всяких сомнений, сука, это очевидно, — задумчиво произнесла Тома. — Насчёт быдла можно поспорить. Но я уж точно не педераст.
— Среди ваших есть педерасты? — полюбопытствовал я.
— А где их нет? Ты, кстати, не из них?
— Такой вопрос — оскорбление. Нет, конечно!
— Это хорошо. А извиняться не буду. Это не в моём характере. Ничего, если приму сучью форму?
— Зачем?
— Тут неудобно ходить босиком, знаешь ли.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Мало ли. Вдруг испугаешься волчицу.
— Буду думать о тебе, как о собачке.
— А это — оскорбление.
— Извиняться не буду. Это не в моём характере.
Она превращалась, смеясь, остановилась, только полностью став волчицей.
— Это не истерика, — почти неразборчиво произнесла она. — С тобой весело.
— Хорошая собачка, — похвалил я и почесал ей за ухом.
— Блохастая сука! — дополнил малец.
— Он нужен живым? — спросила волчица.
— За ним я сюда и припёрся, — вздохнув, ответил я. — Хотя для человечества, пожалуй, полезней, чтобы он помер в детстве.
— Чхала я на человечество.
Говорить ей было трудно, так что мы шли молча. Иногда я слегка трепал ей холку, иногда она то лизнёт руку, то осторожно схватит ладонь зубами. Зубы у неё, кстати, остались человеческие, но всё равно острые, а силу челюстей я отлично чувствовал. Такие игры вполне могли кончиться очень плохо, но обошлось. Мы вышли к пограничной реке, на том берегу — уже территория Империи. Пограничников я не увидел, да и Тома подтвердила, что не чует их. Неудивительно, патрули ходят редко, нарушителей тут почти не бывает. Разве что контрабандисты, но это головная боль таможни, а не пограничной стражи.
Мы немного побродили по берегу, Тома внимательно обнюхивала каждый куст, и наконец нашла. Я вновь увидел трансформацию оборотня, довольно жуткое зрелище, но обычное для этих земель и не такое уж редкое в человеческом Приграничье — у нас тоже обитает немало оборотней, а ещё больше приезжает из Вервольфа туристами.
На мой взгляд, заинтересовавший Тому куст был самым обычным, но я отлично знал, что многое на самом деле совсем не то, чем выглядит, и ждал, что она что-то пояснит, ведь не зря же перешла в человечью форму, волчице говорить трудно. Но Тома молчала, насмешливо глядя на меня. Малец снова сказал ей какую-то гадость, получил очередную оплеуху и свалился на землю, размазывая по лицу слёзы и кровь. Меня он тоже достал, но всё же хотелось довести его до родителей не сильно покалеченным, а то хрен они много заплатят за спасение сыночка с приобретёнными увечьями. Но женщину-оборотня волновало совсем другое.
— Почему ты вдруг перестал меня гладить? — промурлыкала она. — Или в этой форме я тебе противна?
— Ты сама себя слышишь? Ты мурлычешь, как кошка!
— Назвать волчицу кошкой — смертельное оскорбление, — Тома улыбнулась, оскалив зубы. — Оно смывается только кровью. Понимаешь, о чём я?
— О вязке, наверно, — предположил я.
— Нет. Вязка — это когда нужны щенки. А нам не нужны. Всем женщинам-военнослужащим регулярно выдаются противозачаточные средства. Значит, не вязка, а обычная случка.
— У тебя что, течка?
— Да. Почему ты так говоришь, будто это что-то неестественное? Против природы не попрёшь, дорогой Стасик. Но если я тебе противна, просто скажи. Я ведь человек, а не волчица.
Да уж, трудно придумать более романтичное начало отношений. Любых отношений, не только сексуальных. А сама женщина в целом ничего. Фигура идеальная, впрочем, у всех оборотней любого пола идеальные тела. Лицо довольно симпатичное, хоть и сохраняет некоторые волчьи черты. Глаза чисто человеческие, серые, бездонные, в них сейчас светится уже не только насмешка, но и желание. Минусы тоже присутствуют — косметики нет совсем, даже ногти не накрашены, ни одного украшения, уши не проколоты вообще. И причёска, если её можно так назвать. Не длинные волосы, не короткие, а просто волчья шерсть на голове. Или собачья, не разобрать.
— Ты мне не противна, — признался я.
— Отлично, — она облизнула губы. — У тебя уже были девушки-волчицы?
— Ездил пару раз в Люпус-Бич по туристической визе.
Люпус-Бич, курортный городишко на берегу Тёплого моря, издавна славился чудесными пляжами, обилием казино, дешёвой выпивкой и невероятно свободными нравами местных и приезжих. На то он и курорт.
— Тамошние шлюхи — не в счёт. Они подстраиваются под эльфов, иначе ничего не заработают. Да и почти все они полукровки. Я ни под кого не подстраиваюсь. Долго мы будем стоять, как пограничные столбы?
— Пока не объяснишь, что значит смыть кровью.
— Это быстро, — она снова расхохоталась, надо же, какая смешливая. — Знаешь ли ты, Стас, кто такие единоутробные братья?
— Да. Это те, у кого общая мать. Они появились из одной утробы.
— Вот. А есть единокровные, у них общий отец. Они появились от одного семени. Вот этой кровью и смоем. Ты собираешься задавать вопросы, пока у меня не кончится течка?
Малец извергал в наш адрес массу гадостей, но его никто не слушал, да и держался он поодаль.
Тома так меня завела, что я был очень не против повторить, но она сказала, что хоть тоже не против, но ей давно пора возвращаться на заставу, смена вот-вот кончится. На прощание она, уже снова волчица, лизнула меня в лицо, а я чмокнул её в холодный мокрый нос. Знаю, что оборотни никогда не целуются, но я же не оборотень. Мне показалось, что волчья морда улыбнулась, но с волками нельзя быть ни в чём уверенным. Пару раз вильнув хвостом, Тома умчалась. Попытался вспомнить, виляют ли хвостом настоящие волки, но не удалось.
Любовный, если можно так выразиться, туман развеялся, я оделся и занялся насущными делами. Общество Томы было приятно, но кое-что сделать в её присутствии я не решался. Дело в том, что похититель выкуп получил и унёс, но пацана не вернул. На волке денег не было, спрятать их где-то тут он не успевал — погранцы его засекли, едва он добрался до Вервольфа. Стало быть, бабло или у мальца, или осталось в человеческом Приграничье. Но смысл его там оставлять, если сам похититель вернулся на родину?
Мальчишка визжал, пока я его обыскивал, и угрожал меня изнасиловать, а потом убить и снова изнасиловать. Где же это малолетнее чудовище таких слов-то набралось? Неужто в доме губернатора? Или он не сын губернатора? Но фото в газете совпадает, да и родимое пятно в виде пентаграммы на месте. И одежда его явно стоит больше, чем я зарабатываю за пару лет. Точнее, стоила, когда её покупали. Сейчас её и за пару медяков не продать, так истрепалась, что и на тряпки не годится. На всё Приграничье найдётся лишь пара человек, готовые потратить на костюмчик для своего выплодка половину городского бюджета столицы — наш губернатор и его супруга.
Увы, денег при мальце не нашлось. Жаль. Так бы я спокойно положил их в карман, и мы бы с этим воплощением благородных манер форсировали вплавь пограничную реку. Доплывёт до нашего берега — отлично, нет — туда ему и дорога. Убивать ребёнка рука не поднимется, а если он сам потонет, я тут ни при чём. А теперь он нужен мне живой, иначе папаша ничего не заплатит. Придётся идти с ним через туннель. Да, куст, который нашла Тома, рос на входном люке туннеля. По её словам, второй выход уже на том берегу, в землях Приграничья людей. О таких туннелях я слыхал и раньше, их роют контрабандисты, а перекрывают пограничники и таможенники, а вот видел его впервые. Впрочем, раньше они мне были как-то без надобности.
Пацан не хотел лезть в туннель, но мне уже мерещились приближающиеся пограничные патрули оборотней, так что дал бедняге в лоб и потащил силой. Туннель оказался узким, тёмным и грязным, я кое-где еле-еле пролез. Хорошо, что его рыли не только для волков, но и для контрабандистов-людей. Через бесконечное количество шагов и несколько пинков в задницу мальчишке, чтобы не плёлся, как черепаха, мы добрались до люка. Я зажмурился, боясь ослепнуть на ярком свету, и вылез на поверхность, держа мальца за шиворот, а то ещё сбежит.
Когда я открыл глаза, передо мной стояли три ухмыляющихся пограничника-человека с арбалетами наизготовку. Я поднял руки и попытался что-то объяснить, но меня никто не слушал. Один из них, самый здоровенный, надел на меня верёвочные наручники, другой подошёл с ними к пацану, тот его укусил, получил по губам, и тоже оказался со связанными руками. Только после этого появился таможенник, обыскал обоих, ничего предосудительного не нашёл и моментально исчез, а нас повели на заставу.
Пограничники и на щепоть не отклонялись от устава. Положено доставить нарушителей на заставу в наручниках — доставили. И не имеет значения, кто они такие — хоть частные сыщики, хоть потомство губернатора, хоть сам государь-император с супругой. Допрашивать и делать выводы будет следователь, а не патрульные. Пока я его ждал, успел помыться и поесть, в конце нелёгкого дня ни то, ни другое лишним не было. Наконец, меня отвели в допросную и усадили за стол, вновь надев наручники. Напротив устроился следователь Михаил.
Пребывал он в превосходном настроении, дело, по его словам, считал несерьёзным, и очень хотел побыстрее с ним разобраться, потому что уже вечер и пора домой. Услышь я подобное от полицейского или агента спецслужбы, ни на миг не усомнился бы, что мне сейчас будут шить статью, за которую вешают. Но пограничники ерундой не занимаются, так что поверил. Первым делом мы выяснили, что я — Станислав, подданный Империи, совершеннолетний, лицензированный частный детектив. Потом он мне сказал, что тот мальчишка — действительно сын губернатора. Я спросил, насколько эти сведения точны.
— Я тоже поначалу усомнился, — признался Михаил. — Приметы сходятся, но юноша ругается, как три пьяных сапожника. Где он таких слов набрался? Я от обитателей трущоб такого не слыхал. Но нет, папаша его опознал, так что это тот самый Олег. Имя он мне, кстати, не сказал, пришлось родителя расспрашивать. Видите ли, если маг знает твоё имя, то получает над тобой власть.
— Буду только рад, если какой-нибудь маг превратит его в жабу.
Михаил ничего на это не ответил, зато объяснил, как получилось, что пограничники взяли меня сразу же на выходе из туннеля. Оказывается, туннель они нашли давно, и проложили там сигнальную верёвку. Наступаешь на неё, и на заставе звякает колокольчик. Очень удобная штука. В итоге бесспорный факт, что я вылез из этого туннеля, а значит, некоторое время назад в него залез. Осталось выяснить, где я в него залез — у нас или на территории Вервольфа. Если у нас, то никакого пересечения границы не было, а значит, не было и нарушения. Но для меня будет лучше, чтобы оно было.
Да, тот редкий случай, когда признать нарушение действительно лучше. Если я вошёл в туннель, прогулялся по нему немного, не доходя до середины, и вернулся обратно в обществе мерзкого Олега, нужно придумать, как в туннеле оказался он. Потому что самое естественное — предположить, что вошёл он туда вместе со мной, а стало быть, я и есть похититель. Мне оно надо, доказывать невиновность по такой статье? Пусть уж лучше будет нарушение порядка пересечения границы.
— Мы с мальцом шли из Вервольфа, — скривившись, признал я.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Михаил. — Итак, Станислав, вы сегодня побывали на землях оборотней. Вы проследовали туда через контрольно-пропускной пункт?
И тут тоже пришлось признаться. Если заявлю, что попал в Вервольф легально, он потребует назвать пункт пропуска и время пересечения границы, а потом легко докажет, что я вру. Будь я сегодня там, пограничники бы меня запомнили, память у них цепкая. Да и не так много людей путешествуют в Вервольф в одиночку.
— Нет. Я пересёк реку вплавь, потому что…
— Станислав, слова «нет» вполне достаточно. Мотивы ваших поступков не важны. Мы определяем, имело ли место правонарушение. И уже очевидно, что имело, причём двойное. Осталось определить наказание. Впрочем, я уже определил. Выношу вам предупреждение. Имейте в виду, в следующий раз вы так легко не отделаетесь. Получите строгое предупреждение. Расследование окончено, а если вы недовольны его результатами, можете обжаловать их в имперском суде, — он расплылся в широкой улыбке. — Сейчас с вас снимут наручники, и вы свободны.
Возле заставы стоял только один таксист, и без конкурентов он заломил сумасшедшую цену. Мы долго торговались, но он даже на щепоть не уступил. Ну и дурак, ни с чем остался. Незаметно подкатила полицейская карета, и два здоровенных лба в красивых чёрных мундирах объявили мне, что я задержан на двое суток. Я поинтересовался, по какому обвинению, но ответа не получил.
Задержание — не арест, ордер не нужен. Да и обвинение предъявлять необязательно. Как сыщик, пусть частный, я всё это знал. И оно мне ни капли не нравилось. Репутация пограничников безупречна, никто не слыхал, чтобы они отправляли на виселицу невиновных, а вот о полиции так не говорят. К ним лучше не попадать, даже если ты ничего не нарушил — был бы человек, а статья найдётся. В этом плане хуже только спецслужба, этим даже статья не нужна. Задержан в целях имперской безопасности, и достаточно. Очень вероятно, что пожизненно, зато ненадолго.
Руки мне не связали, полицейские глядели в окна кареты, будто никогда в жизни не видели ничего интереснее унылого пейзажа Приграничья, и не обращали на меня внимания, кучером был какой-то задохлик, причём безоружный. Наверно, я мог сбежать. Но куда? Разве что в Вервольф. Там всегда рады принять беглецов из Империи. Правда, при одном условии — беглецы должны быть при деньгах.
А у меня на счету оставались сущие крохи, я же не от хорошей жизни ввязался в дурацкую авантюру с охотой на похитителя мерзкого Олега. В голове закрутилась неведомо где подхваченная строчка из какой-то песенки «как ныне сбирается мерзкий Олег пойти…». Хоть убей, не помню, куда он сбирался пойти ныне. Лучше бы он сходил на хрен. Раньше я и представить себе не мог, что пятилетний ребёнок сможет вызвать у меня такую острую неприязнь.
Едва карета остановилась у входа в участок, конвой словно подменили. Теперь они крепко держали меня за руки, и тут уже о побеге нечего было и думать. Навстречу попался знакомый сержант, понятно же, что частный сыщик знает многих полицейских, и я без особой надежды на успех спросил его, в курсе ли он, за что меня замели. Неожиданно оказалось, что в курсе.
— Левое обвинение, Стас, — поморщившись, ответил он. — Самый тупой адвокат снял бы его раньше, чем зайдёт солнце, хотя оно уже почти зашло. Но это если по закону. Ты же не младенец, понимаешь — есть вещи и повыше закона.
Пояснять эту глубокую мысль он не стал, и меня повели в кабинет капитана. Скорее даже не повели, а поволокли. С капитаном я тоже был знаком, иногда мы помогали друг другу, иногда, гораздо чаще, он мне мешал. Как и любой полицейский, он порой творил разные подлости, но остальное время был вполне приличным человеком.
— Привет, Стас, — поздоровался он. — Слыхал я, ты сегодня Вервольф посетил? Как там погода?
— Точно такая, как здесь, — ответил я. — С чего ей быть другой?
— А верно ли говорят, что ты там вволю позанимался любовью?
— А это, капитан, не ваше дело.
— О, вижу, я пробудил у тебя приятные воспоминания. Понравилось, да? Знаю, знаю, ты скажешь, что это касается только тебя, и будешь прав. Но ко мне пришли влиятельные люди, и они уверены, что их это тоже касается.
Полицейские развернули меня в сторону, и я увидел, что в углу на стульчиках сидят двое. Один из них, парень лет семнадцати, резко вскочил, подбежал ко мне и начал бить по лицу. Он был силён, но драться абсолютно не умел. Будь мои руки свободными, он бы до меня и дотронуться не смог, но меня крепко держали за локти, какой уж тут кулачный бой? В общем, пару-тройку раз он меня приложил. Мне это совершенно не нравилось, и я видел, что парень остановится нескоро. Раз полицейские не собираются прекращать это безобразие, придётся это сделать мне.
Я оттолкнул парня коленом, а когда он шагнул назад, пнул его в пах. Он схватился руками за своё ушибленное сокровище и слегка согнулся, а я не упустил возможности врезать ногой в челюсть. Ударил бы в висок — убил бы, но убивать на глазах у капитана человека, которого он называет влиятельным, показалось мне плохой идеей. Мой противник валялся на полу и стонал, а полицейские, по-прежнему крепко вцепившиеся в мои локти, подвели меня к нему сбоку, чтобы было удобно пинать несчастного в рёбра.
— Капитан, что здесь происходит? — возмущённо возопил из угла второй, вскочив со стула. — Почему вы позволяете избивать Бориса? Немедленно прекратите!
— Я выполняю вашу просьбу, Ваше Превосходительство, — капитан изобразил самую полную готовность услужить.
А этот, стало быть, губернатор. Только сейчас я его как следует рассмотрел, раньше как-то не до того было. В газетах не раз печатались его портреты, но там он выглядел молодым, подтянутым и полным сил. Сейчас же он был лишь тенью своего газетного образа. Лицо осунулось, под безумными глазами залегли глубокие тени, и никто бы сейчас не сказал, что он не глубокий старик. Я перевёл взгляд на стонущего парня, и убедился, что они очень похожи. Отец и сын, конечно же. Старший сын губернатора такое же дерьмо, как и младший, с естественной поправкой на возраст. Как и их папа.
— Вы что, издеваетесь? — продолжал вопить Его Превосходительство. — Я не просил вас организовать расправу над моим сыном!
— Вы просили, чтобы двое моих людей подержали за руки Станислава, пока вы с Борисом поговорите с ним по-мужски. Среди городской шпаны «по-мужски» — это драка, и ваш сын повёл себя совсем как наша городская шпана. Что ж, обмен мнениями получился содержательным. Но если Станислав захочет продолжить дискуссию, то с того места, где он только что стоял, попадёт Борису в темечко, а это опасно для здоровья. Пусть лучше бьёт по рёбрам.
— Капитан, немедленно прекрати глумиться надо мной и моим сыном! Этот мерзавец изнасиловал моего малыша! Немедленно арестуй его!
— Что я сделал? — не понял я.
— Совокуплялся с его младшим сыном, Олегом, — пояснил капитан.
— Что за хрень? Я вообще не по этой части!
— Ты хочешь сказать, что мой малыш это придумал? — взревел губернатор. — Он врёт?
Капитан ко мне относился не очень хорошо, но губернатора он, похоже, совсем терпеть не мог. И получал от происходящего огромное удовольствие. Наверно, губернатор его чем-то достал. Или один из губернаторских сыновей. Младшего даже мне хотелось зарезать, а ведь я куда моложе капитана, и нервы у меня покрепче.
— Ваше Превосходительство, я полностью и безоговорочно верю вашему младшему сынишке, — заверил капитан. — Он всегда говорит правду. Даже пограничникам.
— Немедленно прекрати ёрничать! Что он сказал пограничникам?
— Правду, как всегда, — капитан водрузил на нос пенсне и достал из кармана листок бумаги. — Это копия протокола его допроса следователем. Так, вот оно. Ваш потомок заявил, что он король. Воспользовавшись своими королевскими полномочиями, он изнасиловал трёх пограничников-оборотней и трижды одну сволочь по имени Станислав. Потом он их всех убил в честном бою и снова изнасиловал уже мёртвыми. После этого своей королевской властью он воскресил Станислава и перетащил его на территорию Империи.
— Они не имели права допрашивать ребёнка без родителей!
— Это, Ваше Превосходительство, говорите не мне, а пограничникам.
— Олег — пятилетний ребёнок! Он перенёс шок от похищения, а потом какие-то ужасы видел в Вервольфе. Вот и описывает изнасилование наоборот, будто он насильник, а не жертва. И только мне он сказал правду, потому что доверяет отцу. Арестуй этого негодяя, я тебе приказываю!
— Если что-то и произошло, оно произошло на территории Вервольфа. А это вне юрисдикции городской полиции. Обращайтесь к спецслужбе, они могут заниматься любыми делами по своему выбору. Я — не могу.
— Капитан, я ещё раз тебе приказываю — арестуй его! Не можешь за это — арестуй за что-нибудь другое!
— Хорошо, Ваше Превосходительство. Стас, ты за что избил Бориса?
— Вы серьёзно спрашиваете? — уточнил я.
— Куда уж серьёзнее. Отвечай! За что?
— Ну, не знаю, — я немного растерялся.
— Ага, сам не знаешь, за что! Стало быть, избил из хулиганских побуждений. И получаешь за это десять суток административного ареста. Моё решение ты можешь оспорить в суде. Если совсем дурак, конечно.
— Всего десять! — возмутился лежащий на полу Борис.
— Надо больше? Не вопрос. Давай он тебе ещё немного рожу набьёт, и получит не десять суток, а двенадцать.
— Эта комедия даром тебе не пройдёт, — пригрозил капитану губернатор.
Когда они уходили, кто-то из них хлопнул дверью так, что затряслись стены.
В полицейской казарме жили молодые неженатые патрульные, желающие сэкономить на найме жилья. Конечно же, я предпочёл ночевать там, а не в камере для задержанных. Капитан не стал со мной разговаривать, а дежурный сержант объяснил, что меня арестовали только для того, чтобы я не попал в лапы охраны губернатора. Он набрал таких головорезов, от которых лучше держаться подальше. А когда он со своей свитой свалит обратно в столицу, меня тут же освободят за примерное поведение. Конечно, если оно будут примерным.
Административный арест включает в себя принудительные общественные работы. Не каторга, конечно, каторги в Империи давно нет, но чем-то похоже. Утром меня обрадовали, что принудительно работать я буду добровольным помощником полиции. На мой взгляд, «принудительно добровольным» не очень хорошо сочетается, но кроме меня, никто ничего необычного в этом не увидел. Пришлось сразу после завтрака переться в ближайшую одёжную лавку и там покупать чёрный мундир патрульного, я в нём был больше похож на пугало или ночной кошмар, чем на полицейского. Зато стоил он ненамного дешевле платья принцессы. Эта покупка здорово приблизила день, когда банк наотрез откажется принимать мои чеки.
Когда я вернулся, дежурный сержант сказал, что я вылитое чучело с его огорода, и выдал мне во временное пользование полицейскую бляху с номером тринадцать. Я расписался за неё и спросил, куда мне теперь идти с этим сокровищем, а он неожиданно ответил «Туда» и показал на деревенского паренька лет восемнадцати в соломенной шляпе, примостившегося на неудобном стуле для посетителей со свёрнутой газетой в руках. Ничего объяснять сержант не захотел, и я поплёлся к этому пастушку.
— Констебль-волонтёр Станислав, — представился я. — Что у вас стряслось? Украли стадо? Знахарка навела порчу на вашу девушку, и та больше вас не любит? Сосед торгует самогоном, не платит налогов и плетёт заговор против императора? Вы правильно сделали, что обратились в полицию. Тут вам непременно помогут.
— Здравствуйте, Станислав, — смущённо улыбнулся он и пожал мне руку. — Меня зовут Василий. Можно Вася. У меня к вам есть одно дело. Но сначала почитайте вот это.
Я взял у него газету и развернул. На первой полосе красовалась моя фотография, снятая с полгода назад, в салуне, я тогда неплохо отметил удачное завершение одного непростого дела, что принесло отличный гонорар. На фото я выглядел пьяным идиотом, и если честно, именно им в тот момент и был. Рядом разместили фото губернатора, он выглядел трезвым идиотом. Чуть ниже шла короткая статья под заголовком «Радость в семье нашего дорогого во всех смыслах губернатора», и я быстренько её прочитал.
Последние дни всё население Приграничья с неусыпным вниманием следило за судьбой Олега, пятилетнего сына губернатора. Маленького ангелочка недавно похитили при невыясненных обстоятельствах, и преступник оказался хитрее спецслужбы и городской полиции — он сумел скрыться с выкупом, не освободив при этом заложника. Но частный детектив Станислав, изображённый на фото слева, выследил сбежавшего в Вервольф негодяя, оказавшегося оборотнем, и прикончил его собственными руками (см стр. 3, заметка «Смерть негодяя»). Затем Станислав отвёл малыша на территорию Империи, где и был задержан имперскими пограничниками по обвинению в нелегальном переходе границы. За это нарушение он сейчас отбывает несколько суток административного ареста, работая добровольным помощником полиции.
По сообщению источника, пожелавшего остаться анонимным, на лице Станислава видны синяки и ссадины. Нам пока не удалось выяснить, следы ли это битвы с оборотнем или избиения на пограничной заставе с целью выбить нужные показания. Отметим, что ссадины и шрамы только украшают настоящего мужчину, коим, без сомнения, является Станислав. В любом случае, весь коллектив нашей газеты желает скорейшего заживления ран мужественного детектива и предоставляет ему 20 %-ную скидку на рекламные объявления до конца года.
А чудесный малыш Олег уже воссоединился с родителями, и как раз сейчас, пока верстается номер, наш репортёр берёт интервью у счастливой матери спасённого. Прочитать его вы сможете уже в сегодняшнем вечернем выпуске. Как всегда, публику больше всего интересует финансовая сторона вопроса. Станислав — частный детектив, ему платит не имперская казна, а клиенты. Так вот, каким размером гонорара оценят его беспримерный подвиг благодарные родители, получившие назад своего ангелочка целым и невредимым, хоть и перенёсшим, без сомнения, сильную психологическую травму?».
— Прочитал, — сказал я. — Вы из этой статьи узнали, какой я герой, и решили меня нанять? Но тут же написано, что я приговорён к принудительным работам. Так что всерьёз заняться вашим делом не смогу. Но если время терпит и можно приступить к работе через полторы недели, или всё можно порешать за пять минут — я к вашим услугам. Только расскажите, что у вас стряслось.
Пока он собирался с мыслями, я открыл третью страницу и прочитал заметку «Смерть негодяя». В ней говорилось, что Бюро расследований Вервольфа ответило на запрос Приграничного отделения спецслужбы Империи о похитителе ребёнка, предположительно гражданина Вервольфа, предположительно сбежавшего на родину вчера утром. Ответ гласил, что предположения подтвердились, личность преступника достоверно установлена, судьба — тоже. Его мёртвое тело в звериной форме было обнаружено сотрудниками пограничной стражи в ходе осмотра местности при патрулировании. Причина смерти — загрызен не установленным лицом или лицами, также пребывающими на тот момент в звериной форме. Изначально находившийся при нём эльфийский ребёнок бесследно исчез, предположительно переправлен другими не установленными лицами обратно на территорию Империи.
Заметка, как заметка, разве что более правдивая, чем большинство других. Да только заканчивалась она довольно странным совпадением. «Всё это сообщил нашему корреспонденту старший агент имперской спецслужбы Василий». Или это не совпадение? Я поднял глаза на того, кого посчитал пастушком.
— Да, это я пересказал им ответ оборотней, — признался Вася и залился краской.
— Ты — старший агент? — удивился я. — Сколько же тогда лет младшему?
— Сказали бы уж прямо — сопляк.
— Сопляк.
— Я обиделся на тебя. Но всё равно должен задать ряд вопросов. Где мы можем спокойно поговорить?
— Здесь. Признаюсь тебе, личного кабинета мне в полиции не выделили.
— Ладно, здесь, так здесь, — вздохнул Вася. — Садись рядом. Ты в курсе, что дело о похищении несовершеннолетнего подданного Империи Олега вела не полиция, а спецслужба?
— Нет. А какая мне разница? Вы облажались и упустили похитителя с выкупом и заложником. А я — нет. Потому что я — не сопляк.
— Молодец! Это губернатор выписал тебе гонорар по морде, или Бориска?
— Не твоё дело. Кстати, а почему спецслужба полезла в уголовку? Разве похищения — ваша юрисдикция?
— Ух, какие ты умные словечки знаешь! Нет, похищение — не наша. Но тут похитили члена семьи имперского чиновника серьёзного ранга, а это уже терроризм, наша юрисдикция. Понимаешь, Стас, дело закрыто, но кое-какие вопросы остались. Например, исчезнувшая Арина — сообщница или жертва?
— Вопрос не по адресу. Никогда не слышал ни о какой Арине.
— Она — нянька Олега. У кого-то из великих была нянька с тем же именем.
— У кого?
— Не помню. Может, и Олежка станет великим, когда подрастёт.
— Да, великим засранцем.
— Но меня больше интересует, куда делся выкуп.
— Решил клад поискать, Васёк? Давай вместе поищем, если найдём — пополам поделим.
— Не думаю, что деньги удастся кому-нибудь найти.
— Нет, так нет, Вася. Не очень-то и хотелось.
— Давай лучше проясним вот что. Похититель с кем-то погрызся, и грызню эту не пережил. А раз так, там было два оборотня. Олег мне сказал, что второго звали Том, он пограничник, и ты с ним отлично нашёл общий язык, вплоть до…
— Вплоть до чего?
— До интимных отношений, — Вася опять густо покраснел.
— То есть, я совокуплялся с пограничником Томом?
— Так говорит мальчишка. Ещё он добавил, что вы оба педерасты.
— Лучше бы я оставил пацана в Вервольфе.
— Так что с Томом?
— Не было там никакого Тома. И секса с Томом не было. И я — не педераст, — честно ответил я. — Ещё вопросы есть?
— Да, и очень много.
— Тогда приходи завтра с утра. Ты меня уже утомил, а мне предстоит ещё принудительно работать, причём бесплатно.
— Мы обязательно встретимся, — пообещал он. — И в ближайшее время. От спецслужбы так легко не отделаешься!
После беседы с сельским джентльменом, оказавшимся агентом спецслужбы, да ещё и старшим, сержант предложил мне несколько заданий на выбор — облава, патрулирование, оцепление или регулирование движения карет на перекрёстке. Ничего из этого меня не привлекало, и я спросил, не найдётся ли для меня детективной работы. Он неожиданно заржал и сказал, что найдётся, только надо обратиться к лейтенанту, шеф детективов — именно он. И он непременно что-нибудь подыщет.
Мне не понравился этот смех, не предвещающий ничего хорошего, но я всё же пошёл к лейтенанту. Тот ругался с сыщиком в штатском, приказывал, просил и умолял его что-то сделать, но тот категорически отказывался и угрожал немедленно уволиться, если от него не отстанут. Злющий лейтенант обернулся ко мне и мрачно поинтересовался, какого демона мне от него надо. Вы бы видели бешеную радость в его глазах, когда я, сославшись на дежурного сержанта, попросил у него детективное задание. Пользуясь случаем, полицейский детектив тихо слинял, оставив нас вдвоём.
— Как ты вовремя! Детектив, говоришь? А мокрыми делами занимался? — поинтересовался лейтенант.
— Один раз, — признался я. — В смысле, расследовал одно убийство.
— Хорошо. Тут у нас кое-что появилось, похожее на мокруху. Газетчики уже прибыли, торчат у крыльца, пристают ко всем. Опять кучу гадостей напишут. Короче, сделай вот что…
Выпросил задание, на свою голову! Кто-то где-то нашёл разложившийся труп, сыщик, тот, что сейчас сбежал из кабинета, осмотрел место находки и саму находку, а потом привёз останки в морг. Теперь сыщик и доктор должны составить список особых примет и вообще всего, что поможет выяснить, кем труп был при жизни, от чего помер, и если его убили, то и что-нибудь об убийце. Лейтенант пытался поручить эту почётную миссию типу в штатском, тот не хотел, и тут появился я. Лучше бы я взялся регулировать дорожное движение!
Доктор, пожилой лысый мужчина с красным до синевы носом, тоже был не в восторге, но выбора у него не было. У меня тоже теперь не было, и мы с ним приступили. Кинжалом орудовал он, я только смотрел, записывал и иногда говорил, что ему проверить. Тело протухло и воняло так, что слезились глаза. Выглядело это всё тоже неприятно — мясом успели поживиться вороны, муравьи и крысы, а может, и кто-нибудь ещё, и вдобавок мухи вывели в нём немного опарышей. В этом кошмаре мы провозились часа три, не меньше. Я еле сдерживал рвоту и едва не падал в обморок, как благородная девица от предложения заняться любовью с большой компанией. Потом я под душем минут пятнадцать отскребал от себя прилипший сладковатый запах тухлятины, а доктор куда-то исчез, сказав, что нам ещё нужно напечатать отчёты и вручить их лейтенанту, в его кабинете и встретимся.
Лейтенант бегло глянул мой отчёт, похвалил, но сказал, что его нужно будет переписать, как принято у них, но переписывать будет кто-то другой. После этого он потребовал, чтобы я коротко доложил о результатах. Я предложил подождать доктора, но оказалось, ждать его бесполезно — он ушёл квасить, то есть, пить спиртное, и вернётся дня через три. После возни с таким трупом срок невелик.
— Я бы тоже с удовольствием глотнул, чтобы прийти в себя, — признался я.
— Тебе не положено. Ты под административным арестом. Давай, выкладывай, какие зацепки вы там нашли, — приказал он.
— Доктор сказал, что это женщина. Понятия не имею, почему он так решил.
— Ему виднее. Продолжай.
— Женщина не молодая — седые волосы и крученые ноги. В смысле, то, что осталось от волос и ног. И не оборотень — волосы длинные. Доктор ещё сказал, что зубы человеческие, а не как у них, но я не знаю, что там у оборотней с зубами. Думал, что они одинаковые.
— У оборотней клыки чуть длиннее и острее. Даже у полукровок. Как можно жить в Приграничье и не знать? Что ещё?
— На ней была ночная рубашка, судя по тому, что от неё осталось. На ногтях — свежий розовый лак. У вас есть эксперт, способный определить, что это за лак?
— Наш единственный эксперт — доктор, — поморщился лейтенант. — Да и что даст, если определим? Так, что там ещё? Время и причина смерти?
— Доктор сказал, от трёх до десяти дней назад. А причину установить невозможно, но скорее всего, померла она от потери крови.
— На ночной рубашке кровь есть?
— На том, что сохранилось — нет.
— Там, где её нашли, тоже ни капли. Нет следов, что ей перегрызли горло?
— Следов сколько угодно, — я содрогнулся, вспомнив тело. — И от клювов, и от зубов.
— Мы сможем получить её портрет?
— Доктор сказал, что есть метод восстановить лицо по черепу. Но он так не умеет. Да, лейтенант, есть одна зацепка. Зубы у неё с пломбами, и последнюю ей ставили недели две назад, если верить доктору.
— Отлично, Стас! Обойди всех дантистов, у нас их не так и много. Может, кто-то из них её и опознает. Начни с того, что рядом, за углом. Для наглядности прихвати с собой пару её зубов, ей они уже без надобности. Закончишь — немедленно докладывай.
Закончил я, можно сказать, едва начав. Самым сложным было убедить дантиста бесплатно уделить мне внимание. Моя бляха с номером тринадцать впечатления на него не произвела. Пришлось связать ему руки и сделать вид, что собираюсь волочить его в участок, только тогда и поговорили нормально. Неужели нельзя было сразу по-хорошему? Не понимаю.
— Ты, парень, не по адресу обратился, — заявил дантист, внимательно рассмотрев зуб покойницы. — У нас таких пломб не ставят.
— Каких?
— Невидимых. Вот смотри, цвет пломбы подогнан под цвет зуба. Чтоб видно было нетронутые зубы, а не пломбы, дошло? В столице Империи так давно делают, а у нас никто за такое платить не хочет, мы и не делаем.
Уже тогда стало ясно, что покойница — не здешняя. Но я на всякий случай сходил ещё к двоим дантистам и выслушал от них примерно то же самое.
— Приезжая, — сокрушённо покачал головой лейтенант. — Типичный висяк. Убитая откуда-то приехала, убийца — наверняка тоже, и он к тому же давно смылся обратно. Где бы это ни было, но там не наша юрисдикция. А ничего не делать тоже нельзя. Если покойницу начнут искать столичные детективы, хоть частные, хоть полицейские, мне будет трудно им объяснить, почему мы даже не попытались найти убийцу. Или хотя бы не попытались опознать убитую.
— А это точно убийство? — осторожно спросил я.
— Конечно. В теле крови почти нет, там, где её нашли — нет совсем. Значит, умерла где-то в другом месте.
— А где её нашли?
— Я тебе разве не сказал? В парке она лежала, есть там совсем дикие места, где никто не бывает.
— Если никто не бывает, как её нашли?
— Стас, достал ты меня дурацкими вопросами! Ты же был рядом с трупом. По запаху нашли, понятно?
— По вони, — поправил я.
— Да, так правильнее. По вони. Мальчишки играли и унюхали. Тем более, один из них оборотень полукровка, они такую вонь за версту чуют. Ладно, ближе к делу. Сейчас четыре детектива опрашивают людей, что иногда гуляют в той части парка. Вдруг кто-то что-то видел, или наоборот, видел, что в какой-то день там не было трупа. Пойди и ты займись тем же самым. Мало ли, вдруг именно тебе и повезёт. Ну, чего сидишь? Что-то непонятно?
Носиться по городу, выискивая любителей гулять в парке, а потом их допрашивать, совершенно не хотелось. Тем более, бесплатно. Нет, это занятие не для частного сыщика.
— Лейтенант, вы хотите раскрыть дело или спихнуть мокруху на кого-нибудь? — спросил я.
— На кого? На тебя? — оживился он. — А как?
— На меня — никак. А на спецслужбу — запросто. Они ищут некую Арину, няньку младшего выплодка губернатора.
— Да? — удивился лейтенант и стал рыться в ящике стола. — Надо же, вот она. Арина, шестьдесят три года, рост, вес, особых примет нет. Розыскной листок от спецслужбы, — пояснил он и протянул бумагу мне.
— Рост совпадает, — сказал я, прочитав. — А вес не определить — там больше половины уже сожрали. И лица нет совсем, так что и портрет ни к чему. Но это она, больше некому.
— Хорошо. Раскрывать или спихнуть, говоришь? Спихнуть, конечно. Мы никогда не ищем имперских преступников, если они не напакостили у нас. Нам городская казна платит, а не имперская и даже не провинциальная. Тем более, баба из губернаторской свиты, а там только слегка копни, такая грязь полезет, что все в ней утонем, и мы, и губернатор. А ссориться с губернатором мне не по чину. Хватит того, что капитан его дразнит. Ох, доиграется когда-нибудь наш шеф!