В конце концов Джуди все-таки осталась на ночь, потому что сомневалась в своих водительских способностях после двух порций «корня». (Если вам любопытно, как «это» происходило во второй раз, так это вас не касается.) Правда, утром мы обошлись без проделок. Оба поднялись рано: Джуди торопилась домой, чтобы переодеться перед работой, а я собирался повозиться с пергаментами, необходимыми для получения ордера у судьи Руаллаха.
Наскоро перекусив, я проводил подругу к ее ковру (кажется, я уже говорил, что живу не в самом спокойном квартале), затем вернулся к своему и отправился в Дом Уголовного и Магического Суда.
Движение в центре Энджел-Сити довольно спокойное, но парковка там неимоверно дорогая, хотя ковры и громоздятся огромными кучами, каким позавидовали бы базарные торговцы. Я расстроился почти так же, как если бы мне предстояло платить из собственного кармана, а не из кармана АЗОС.
Хотите увидеть все разнообразие человеческих существ, сотворенных Господом Богом? Приходите в Дом Уголовного и Магического Суда. Кого здесь только нет: гражданские судьи в черных мантиях и церковные — в красных, бейлифы, констебли и шерифы, более похожие на солдат; подсудимые, которые иногда выглядят так, будто их обвиняют во всех бедах мира (хотя они всего лишь превысили скорость на ковре-самолете), а иногда так, словно они кандидаты в святые; свидетели, врачи, раввины, чародеи… Если вам нравится наблюдать за людьми, то именно здесь самое подходящее место.
Бейлифом судьи Руаллаха был огромный швед по имени Эрик Как-его-там — я никак не мог запомнить его фамилию, хотя встречался с ним и раньше.
— Простите, инспектор Фишер, но судья не сможет принять вас до одиннадцати часов. У него много работы, — заявил швед.
Что ж, ничего не поделаешь. Я вздохнул и подошел к одному из таксофонов, висевших в холле. Как только я назвал нужный номер, телефонный бесенок пропищал:
— Сорок пять медяков, пожалуйста.
Я сунул мелочь в протянутую лапку измельчавшего потомка Маммоны. Повернись я к нему спиной, он, несомненно, попытался бы залезть в мой карман.
Позвонив на работу и сообщив, что задерживаюсь, я взял кофе, булочку, явно лишнюю для моей фигуры, и расположился за столиком кафетерия, просматривая пергаменты, которые собирался зачитать кади, и бросая взгляды на проходящий мимо народ. После двух чашек кофе и еще одной булочки (я пообещал себе, что не буду обедать) время подошло к одиннадцати. Побросав свитки в портфель, я вновь предстал перед Эриком.
Проговорив что-то в телефонную трубку, он кивнул мне:
— Входите.
И я вошел.
Как описать судью Руаллаха? Если вы христианин (коим он не является), представьте себе Бога-Отца, чей возраст измеряется вечностью. Не знаю, сколько лет Руаллаху, не берусь определить даже с точностью до десятка. Длинная седая борода, нос, как горный хребет, глаза, которые видят все и не одобряют почти ничего. Если вы стоите перед ним и твердо уверены, что ни в чем не виновны, все в порядке. Но если у вас есть хотя бы малейшее чувство вины, лучше сразу убежать и спрятаться.
Пока я приближался к скамье, судья сурово смотрел на меня. Если бы я видел его впервые, то наверняка решил бы, что уличен в каком-то неблаговидном поступке, и тогда я, конечно, пал бы на колени, чтобы молить о снисхождении (на которое Максимум Руаллах весьма скуп), или пустился бы наутек (ибо кто из нас без греха?). Но я знал, что судья хмурится по привычке, и потому его вид не смутил меня… ну, может, только самую малость.
Я начал так, как положено по этикету, хотя знал, что для Руаллаха это пустая дань вежливости:
— Не будет ли ваша честь столь любезна… Затем изложил соображения, по которым Агентству Защиты Окружающей Среды и мне как представителю оного захотелось изучить документы Девонширского Консорциума Землепользования.
— У вас есть документы, которые могли бы убедить меня в необходимости этого? — спросил судья. Голос у него был не старческий. В Конфедерации он жил около сорока лет (его изгнали из Персии в последний раз, когда секуляристы ненадолго пришли к власти), но так и не избавился от акцента.
Я протянул Руаллаху бумаги. Он нацепил очки и начал внимательно изучать их. В какой-то миг судья напомнил мне библиотечного духа в монастыре святого Фомы. Но мне даже в голову не пришло улыбнуться. Внезапно суровая старческая физиономия исказилась в столь свирепой гримасе, что мне стало как-то не по себе. Я догадался, что разгневало Руаллаха, и оказался прав. Судья ткнул в пергамент трясущимся от ярости пальцем.
— Да это преступление перед Господом Сострадающим и Милосердным! — загремел он, — Лишать детей души! У каждого должен быть шанс предстать пред справедливым судом, чтобы вкушать вечное блаженство с Господом на небесах или же вечно питаться падалью и пить кипящую смолу в преисподней. Значит, эта свалка стала причиной рождения бездушных?
— Именно это мы и пытаемся выяснить, ваша честь, — ответил я. — Нужно узнать, кто хранит там свои отходы, и какие именно. Тогда все станет ясно. Поэтому и нужен ордер.
— Случай важный и неотложный, — сказал судья Руаллах. — Вы должны непременно все выяснить.
Он собственноручно выписал ордер, поставив внизу подпись — буквами нашего алфавита и арабскими закорючками, привычными ему с детства.
Поблагодарив судью, я поспешно удалился: его гнев трудно переносить. Вернувшись к своему ковру, я заглянул в документ, внимательно изучил его и тихо присвистнул: ордер давал право навсегда закрыть Девонширскую свалку. Конечно, попытайся я это сделать, адвокаты Консорциума набросятся на меня, как стая вампиров, и раздерут в клочья. Поэтому я решил продолжать расследование, но строго в тех рамках, которые наметил ранее.
Я отправился прямиком в долину: чем быстрее я предъявлю ордер, тем раньше найду ответ. Таким образом, мне удалось довольно ловко избежать второго завтрака.
Но из-за дурацкого рекламного шоу я завяз в дорожной пробке. По моему мнению, подобные вещи — рядом с шоссе следовало бы запретить, движение и так затруднено. Так ведь нет. Светомагическая компания устроила целое представление под названием «Святой Георгий со Змием». Организаторы не придумали ничего лучше, чем заставить ручного дракона поджаривать размахивающего мечом каскадера в таком месте, где каждый мог останавливаться, глазеть и испускать охи и ахи. Тем же, кому необходимо было срочно прилететь в место назначения — мне, например, — приходилось плестись вместе с глупыми зеваками.
Позади каскадера, одетого в огнеупорную кольчугу, стояла красавица блондинка, не отягощенная избытком одежды, огнеупорной в том числе. Хорошо выдрессированный дракон пускал пламя так, чтобы не попасть в нее. И все-таки я не мог понять, что делает там эта дамочка. На мой взгляд, она, безусловно, не из тех девиц, которых стал бы спасать святой Георгий. Если бы они изображали Персея и Андромеду — пожалуйста, но святого Георгия?!
Что ж, наверное, таковы представления Голливуда о вкусах нашего общества.
Я прекрасно развлекся. Наконец дракон, каскадер и юнец, наседавший мне на хвост, остались позади. Я припарковался на той же площадке, что и накануне. Не успел я перейти улицу, как охранник схватился за телефон, затем выскочил из своей будки и помчался к воротам.
— Мистер Судакис ждет вас, сэр, — доложил он.
— Спасибо.
Я перешел деревянный мостик и попал на территорию свалки. Тони Судакис уже спешил мне навстречу. Он прямо кипел от жажды деятельности, а я все еще не знал, на чьей он стороне.
— Чем могу служить, инспектор Фишер? — спросил он подчеркнуто громко и официально. Однако, судя по выражению его лица, он прекрасно понимал, чем.
Я извлек пергамент и постарался произнести как можно более чеканно:
— Мистер Судакис, в моем распоряжении находится ордер на обыск, выданный судьей Руаллахом и дающий мне право изучить определенные документы по делу о свалке. Вы обязаны оказывать мне помощь.
— Позвольте взглянуть, — попросил Судакис. Я протянул ему пергамент. «Возможно, управляющий изображает придирчивость просто для проформы», — подумал я. Но он прочитал каждое слово и когда заговорил снова, оттенок официальности исчез из его голоса:
— Конечно, я не буду чинить вам препятствий, но ведь с этим документом вы нас просто уничтожите. Может, стоит пригласить адвокатов?
— Я не собираюсь идти дальше того, о чем просил вчера. Это вас устроит? — поспешно предупредил я.
«Поставьте свечку или произнесите заклинание, господин Судакис».
— Давайте пройдем в мой кабинет, — сказал он после небольшой паузы, так, как обычно это делал Чарли Келли. — Я покажу вам, где хранятся списки клиентов.
К тому моменту, когда я вспомнил о Ничто, мы уже миновали место, где я видел его накануне. В любом случае сейчас мне было не до него.
Судакис выдвинул ящик с документами.
— Здесь сведения о клиентах, пользовавшихся нашим хранилищем в течение последних трех лет, инспектор Фишер.
Я принялся доставать свитки.
— Сниму копии с этих пергаментов и как можно скорее верну вам оригиналы.
Мы оба ни на минуту не забывали о Подслушнике, обитающем где-то в кабинете, — Указано ли в этом списке, какие здесь хранятся заклинания и отходы от магии консорциумов и частных лиц, получивших разрешение? — спросил я.
— Таких данных здесь нет. Как вы знаете, это отдельная форма. — Он взглянул на ордер, который все еще держал в руках. — Об этом мы вчера не договаривались! Эта бумага, — он помахал ордером, — дает вам право на охоту… до тех пор, пока наши люди не постараются аннулировать ее. Может, позвонить прямо сейчас?
Я указал на янтарный амулет, очертания которого слегка выделялись под рубашкой Судакиса. Он кивнул, вытащил камень и проделал свой маленький ритуал. Интересно все-таки, на каком языке он говорит? Как только управляющий кивнул, я сказал:
— Послушайте, Тони, вы же все прекрасно понимаете. Если я узнаю, что хранится в вашем могильнике, то сумею найти и то, что просачивается наружу.
— Да, но мы об этом вчера не договаривались, — упрямо повторил Судакис.
— Знаю, — ответил я. — Если хотите играть по своим правилам — можете подставить мне ножку. На какое-то время это поможет. Но что вы почувствуете, когда в следующем номере «Таймс» прочтете душещипательную историю о маленьком жителе долины, который навсегда исчезнет из Мира спустя какие-нибудь пятьдесят или восемьдесят лет?
— Вы ведете грязную игру, — угрюмо заметил управляющий.
— Только когда меня вынуждают. Разве не вы заявляли, что боретесь за безопасность свалки? Это правда или сказки феи Морганы?
Судакис взглянул на часы, вероятно, новые, потому что не спросил меня, который час. Минуту спустя (лично я проверкой себя не утруждал) управляющий произнес:
— Ну что ж, инспектор Фишер, я согласен с вашими требованиями.
Очевидно, время тайных переговоров истекло. Он достал целую кипу новых свитков. Да, если уж Тони решал помогать, то делал это на совесть. Он притащил ручную тележку, чтобы я смог довезти бумаги до своего ковра.
— Надеюсь, я не затрудню вашу работу, изъяв эти документы, — вежливо сказал я.
— А иначе бы я вам их и не дал, — усмехнулся Судакис. — У меня есть копии. Они, конечно, изготовлены магическим способом, поэтому вам не подойдут, но мне помогут вести дела, пока вы не вернете оригиналы.
Я не упомянул, сколько мне потребуется времени для работы над документами. Если придется идти в суд за ордером на закрытие свалки, пергамента арестуют на несколько месяцев, а то и лет, при условии, что адвокаты свалки исчерпают все апелляции, на которые имеют право. Судакис, видимо, знал об этом. Но его устраивал компромисс между совестью и чувством долга, и поэтому я промолчал.
Управляющий любезно докатил тележку до выхода, где произошла небольшая заминка: тележка оказалась слишком широкой для мостика.
— А нельзя ли нам встать по разные стороны линии, и вы передадите мне все свитки? — спросил я.
— Это не так просто, — сказал Судакис. — Выхолите за линию, сейчас увидите.
Перейдя мостик, я отошел на два фута в сторону от него. Судакис сделал вид, будто собирается передать мне пергамент, и я протянул руку, чтобы дотянуться до него. Наши руки сближались все медленнее и никак не могли соприкоснуться. Судакис хихикнул.
— Асимптотическая зона, видите? Мостик изолирован, поэтому он прорезает проход сквозь нее. Мы серьезно относимся к своей работе, Дэйв.
— Я заметил.
Да, какая бы чертовщина ни бурлила на территории свалки, работники делали все, чтобы удержать эту дрянь там, где положено. Когда я протянул руку над мостиком, Судакис без труда передал мне все свитки. Я повернулся к охраннику:
— У вас есть кусок бечевки? Ветер может разнести бумаги, когда я повезу их на ковре.
— Сейчас погляжу.
Он нырнул в свою будку и вернулся не только с мотком шпагата. но и с ножницами. Меня приятно удивила такая предупредительность.
Минуту-другую Судакис наблюдал, как я упаковываю свитки, потом сказал:
— Я возвращаюсь к себе в кабинет. Теперь, когда вы официально изъяли документы, мне придется доложить о ваших действиях начальству.
— Да, конечно, — согласился я.
Хорошо, что он мне об этом напомнил. Это вселяло надежду, что он все-таки на моей стороне — или по крайней мере не вполне одобряет политику своей компании.
Мне пришлось сделать три ходки, пока я перенес все документы через улицу к ковру-самолету; к счастью, на моем ковре пришиты вместительные багажные карманы, однако такая кипа бумаг в них не уместилась. Хорошо, что у охранника нашлась веревка. Иначе сидел бы я на одних пергаментах и держал в руках другие, пока не долетел бы до ближайшей мелочной лавки, где можно купить шпагат.
Добравшись до уэствудского отделения АЗОС, я обнаружил, что лифтовая шахта бездействует. Какой-то придурок пролил кофе на Слова и Знак, управляющий Хиллом. В шахте возился маг, устанавливающий новую связь с демоном, но устанавливать — еще не значит установить. Мне пришлось тащить пергаменты по пожарной лестнице (а вам хотелось бы оказаться в лифтовой шахте в тот момент, когда там вспыхивает управляющий пергамент?), затем снова бежать вниз и втягивать вторую половину груза. Я вовсе не был доволен жизнью, когда наконец бросил последнюю связку рядом со своим столом.
Я порадовался еще меньше, увидев, что на столе меня ожидает отчет о рассыпанных благовониях, испещренный красными пометками. Это означало, что я не могу взяться за документы, которые с таким трудом втаскивал по лестнице. Я знал, что они во сто крат важнее, чем этот дурацкий отчет, но мое начальство это нисколько не волновало. Возможно, я смог бы разгрузить свой стол, если бы разделился на три части.
Вызвав на экран конторский дух, я показал ему по очереди все страницы отчета с внесенными изменениями.
— Пожалуйста, напишите мне новый вариант на пергаменте, — попросил я.
— Замечательно, — пробурчал дух. Он любит играть со словами, но полагает, что непосредственно взаимодействовать с материальным миром и заниматься перепиской — ниже его достоинства.
— Должен ли я забыть вчерашнюю версию? — спросил он.
— Не утруждайтесь, — ответил я, но, вспомнив, что духи обычно все понимают буквально, коротко добавил: — Нет.
У моей начальницы есть привычка сперва исчеркать все, как попало, а потом, передумавши, решить, что в первый раз все-таки было лучше. Да, у меня предвзятое отношение к женщине-начальнику, не спорю, но Беатриса действительно женщина и действительно такая, как я сказал. А вот Джуди, хоть и женщина, даже более решительна, чем я сам.
Я дождался, пока дух запишет новый текст и пообещает, что запомнит оба. Когда листок упал на мой стол, я тщательно изучил его, убедился, что все изменения аккуратно внесены, и послал на следующее свидание с начальницей. А потом, поскольку рабочий день подошел к концу, я мирно отправился домой.
Я захватил с собой список фирм, пользующихся Девонширской свалкой. Перечень самих отходов я взять не рискнул: охранные амулеты в нашей конторе все же надежнее, чем те дешевые, которые используются в моей многоэтажке. Но я надеялся, что сделаю кое-что полезное и дома — рассортирую, например, все фирмы по видам деятельности. Это хотя бы даст мне общее представление о том, какие заклинания там хранятся.
После отвратительного ужина — никакого сравнения с роскошной хитайской кухней, которой мы с Джуди наслаждались накануне, — я сложил тарелки в раковину, смахнул со стола крошки и, взяв чистый пергамент и перо, принялся за дело.
Прежде всего мне бросилось в глаза то, что этой свалкой пользуется очень много оборонных предприятий. Все крупные аэрокосмические фирмы — столпы экономики Энджел-Сити — десятилетиями свозили туда свой мусор:
«Объединенное Вуду» (ныне оно называется ОБВУ — дань моде сокращать названия до непонятных аббревиатур! Впрочем, кому охота тратить время, произнося такое длиннющее слово, как «консорциум»?), «Северо-Американская Авиация и Левитация», «Демондина», «Локи» (интересно, не отходы ли знаменитых «Кобольдовых разработок Локи» просачиваются сквозь заграждения свалки? Вот уж поистине дурные новости!) и прочие знаменитые предприятия.
Кроме того, со свалкой заключило контракт множество более мелких предприятий, о которых никто никогда не слышал, за исключением разве что их основателей. В их числе были «Точные инструменты Бахтияра», «Экзотические Зелья» и «Экстракты сущностей инкорпорейтед». Я долго смотрел на последнее название, пытаясь определить, к какой отрасли принадлежит эта фирма. Мой исчерканный лист стал напоминать морскую карту. Наконец я записал «Экстракты сущностей» наугад: с таким названием можно заниматься чем угодно.
Вместе с оборонными предприятиями в списке стояло несколько голливудских светомагических компаний, и я решил, что это неспроста: ведь Голливуд всегда обращал магию в деньги. Хотел бы я вспомнить, какая из этих фирм затеяла представление со святым Георгием, ставшее причиной пробки на дороге.
Я удивился еще больше, обнаружив, как много больниц в списке производителей отходов. Люди видят только пользу, которую приносит медицина, но не задумываются о том, какая цена за это уплачена (разве что, когда платят из собственного кармана). Но исцеление тела — и особенно души — так же загрязняет окружающую среду, как и любое высокотехнологичное предприятие.
В Энджел-Сити осталась только одна фабрика по производству ковров — «Дженерал муверз» в Ван-Найзе, хоронившая свои отходы на Девонширской свалке. И все же я поместил ее почти в конце списка подозреваемых. Во-первых, у меня имелось ясное представление о заклинаниях, которыми пользовалась эта фирма, а во-вторых — не сегодня-завтра она вообще закроется, не выдержав конкуренции с дешевыми восточными коврами.
Но как быть с предприятиями, называющимися «Разделенный Галл», «Шипучий джинн» или «Красный Феникс»? Пока я не увижу, какие у них отходы, можно только гадать, чем они занимаются, как и в случае с «Экстрактами сущностей». Хотя, должен признаться, эти названия звучат куда интереснее.
Немного погодя я вернулся к «Красному Фениксу», подчеркнув это название просто на всякий случай. Феникс как-никак птица, о которой ни я, ни Джуди вчера вечером не подумали. Да, пожалуй, на нее стоило обратить внимание.
Я хотел было позвонить Джуди, но вспомнил, что по средам она после работы ходит на курсы теоретической черной магии. Через два года она получит степень магистра, а там, возможно, и сама начнет писать книги по магии, вместо того чтобы их редактировать.
Дотошно изучив список, я положил его в портфель, затем немного почитал и собрался ложиться спать. Сквозь тонкую стену было слышно, как сосед покатывается со смеху над какой-то передачей, которую он слушал по эфирной сети.
Может, и я когда-нибудь сломаюсь и куплю эфирный приемник. Его действие основано на технике клонирования, которая в последнее время помогла телефонизировать весь мир. В эфирнике живут тысячи бесенят, и все — один в один, как главный «мастер» программы. Что их главный услышит, то они и говорят. Хочешь переключиться на другую программу — разбуди соответствующего «главного беса», только и всего.
Теперь есть даже такие модели, которые принимают до восьмидесяти, а то и до ста эфирных программ, причем в любое время. Все больше и больше людей в стране слушают одни и те же передачи, восхищаются одними и теми же спектаклями, повторяют одинаковые шутки. Единство взглядов — неплохая вещь, особенно в такой большой стране, как Конфедерация, и я не отрицаю, что в эфирнике есть и положительные стороны. Вот, например, новости передают…
И почему я никак его не куплю? У меня есть подозрение, что эфирники пользуются такой популярностью в основном из-за неумения (или нежелания) основной массы людей мыслить самостоятельно. Боюсь показаться нескромным, но — это правда — сам я предпочитаю вырабатывать собственное мнение, а не получать готовые суждения в предварительно разжеванном виде. Если хотите, можете назвать меня старомодным. Дело ваше.
Когда на следующее утро я добрался до своей конторы, маг все еще возился с лифтовой шахтой. Нет, я неточно выразился: он снова возился в этой шахте. Когда с финансами в стране плохо, она не слишком любит оплачивать сверхурочную работу. Я поднялся к себе в кабинет по лестнице. Это, конечно, хорошее упражнение, но оно свело на нет освежающее действие утреннего душа.
Как я и думал, на моем столе уже лежал второй вариант отчета о рассыпанных благовониях. Я наскоро просмотрел его. Начальница не только изменила половину своей правки на первоначальный вариант — оно бы ладно, — но она добавила еще и новые исправления, что случалось нечасто. А на последней странице зелеными чернилами, которыми нормальные люди подписывают соглашения с демонами, приписала: «Пожалуйста, окончательный вариант подготовь к полудню».
Мне захотелось биться головой о стол. Этот идиотский отчет, который вполне мог состоять всего из нескольких слов, мешал мне приступить к работе. Вскоре завизжал телефон, и отчет отступил на второй план.
— Агентство Защиты Окружающей Среды, инспектор Фишер слушает, — сказал я так бодро и по-деловому, как только мог до второй чашки кофе.
Молчание. Наконец, как будто я ничего не говорил, телефон ожил:
— Вы инспектор Фишер из АЗОС?
Я сразу понял, что мой собеседник — адвокат. Когда я подтвердил, что действительно с ним говорит инспектор Фишер, адвокат сообщил:
— Я Самюэль Дилл из фирмы «Элворти, Фрэзер и Уэйт». Представляю интересы Девонширского Консорциума Землепользования. Насколько мне известно, вы похитили кое-какие частные документы вышеупомянутого Консорциума.
Я явственно расслышал заглавную букву «К», когда он произносил последнее слово, — даже двум телефонным бесам не удалось приглушить ее звучание. Чувствовалось, что мистер Дилл накручивает себя.
— Адвокат, позвольте сразу поправить вас. Я не похищал документы, а временно изъял некоторые из них, имея на то полное право, согласно ордеру на обыск, выданному вчера Конфедеральным Судом.
— Инспектор Фишер, ваш ордер — не более чем фарс, и вы понимаете это так же хорошо, как и я. Если бы вы полностью выполнили все его пункты…
— Но я не выполнил, — отрезал я. — И на случай, если ваш телефон снабжен Подслушником, я не буду подтверждать ваше мнение относительно данного ордера. Он составлен должным образом и на законном основании, из-за вреда, который Девонширская свалка наносит окружающей среде. И уж конечно, вы, сэр, обязаны признать, что изучение документов свалки — вовсе не лишняя мера, особенно если учесть резкое возрастание случаев врожденных дефектов у детей в ее окрестностях.
— Я отрицаю, что Консорциум Землепользования в какой-либо мере несет ответственность за эту статистическую погрешность, — заявил Дилл, чего я, впрочем, и ожидал.
Я решил надавить на него.
— Будете ли вы отрицать необходимость расследования?
Адвокат медлил с ответом, и я нажал на него сильнее:
— Или вы не согласны с тем, что АЗОС имеет право изучать записи с целью оценить возможную угрозу безопасности общества?
Все знают, что бесполезно ожидать от юриста прямых ответов. Дилл обрушил на меня пятиминутный монолог. Нет, он не спорил с тем, что мы имеем право на проведение расследования, но отрицал то, что свалка (он умудрился ни разу не назвать ее свалкой) должна хоть в какой-то мере нести ответственность вообще за что-либо. Она не несет ответственности даже за тень, которую отбрасывает ее забор, говорил он, не переставая сетовать на чрезмерность полномочий моего ордера.
Максимум Руаллах выдал мне слишком мощное оружие. С таким же успехом можно прибегать к некромантии для того, чтобы заставить кого-то завязывать вам шнурки. Я сказал:
— Адвокат, позвольте снова спросить вас: вы считаете, что изъятие мною этих документов в какой-либо степени неправомерно?
? ответ я получил еще одно наставление, смысл которого сводился к слову «нет».
— Я хочу, чтобы вы поняли: Девонширский Консорциум Землепользования ни при каких обстоятельствах не намерен мириться с тем, что вы пользуетесь таким возмутительным ордером, чтобы копаться в наших записях, — закончил Дилл.
— Понимаю ваше беспокойство, — сказал я, и он сразу поутих. Наконец он бросил трубку, а я вновь засел за не стоящий выеденного яйца доклад. Я уже начал показывать его конторскому духу, когда телефон взвыл снова.
Пробормотав пару слов, которые, надеюсь, не услышал никто (и Никто), я снял трубку. Оказалось, это Тони Судакис.
— Я просто хотел предупредить вас, что наши клиенты не слишком обрадовались, когда узнали, что я отдал вам вчера наши записи.
— Откровенно говоря, они уже доложили мне об этом. — Я рассказал ему о телефонном звонке адвоката консорциума. — Надеюсь, у вас не будет из-за меня неприятностей?
— Ничего, переживу, — отмахнулся Судакис. — Чего-чего, а противодействия закону они от меня не добьются. И все же, если вы перегнете палку с этим ордером, могут возникнуть осложнения.
— Понимаю. — Интересно, откуда все-таки взялся этот странный управляющий? Презрительные интонации, с какими Судакис отзывался о своем начальстве, навели меня на мысль, что он опять активизировал свой амулет, но суть сказанного не слишком отличалось от нападок Дилла. Я решил чуточку надавить на Судакиса, как уже пытался надавить на Дилла.
— У вас ведь нет там ничего страшного?
Но Судакис не поддавался.
— О, Перкунас, нет! — воскликнул он, помянув незнакомое мне божество. — Дела идут отлично… если не считать ваших возмутительных выходок.
— Поверьте, мне это нравится не больше, чем вам, — сказал я. — Но проблема существует, и мы должны ее решить.
— Ага, понимаю! — Он вдруг заторопился: — Послушайте, мне нужно идти. Пока.
Значит, все-таки активизировал свой амулет, а теперь его действие кончилось.
Я достал с полки «Справочник по черной магии и метафизике»: кто такой Перкунас? Оказалось, литовский бог грома. Интересно, фамилия Судакис тоже литовская? Вот этого я не знал. Я читал, что литовцы чуть ли не последними в Европе приняли христианство, и многие из них сохранили дружеские отношения со своими старыми богами. Похоже,Тони Судакис как раз из таких.
С трудом я засунул справочник на полку. Если в него заглядывать почаще, можно накачать мускулы, как у олимпийского чемпиона. Прицепите два тома на палку — и получится отличная штанга.
Не успел я в третий раз приняться за отчет, как телефон снова ожил. Не приказать ли бесенку ответить, что меня нет? Однако чувство долга победило. Мгновение спустя пожалел об этом.
— Инспектор Фишер? Рада познакомиться. Эти Колин Пфейффер, юрист Девонширского Консорциума.
— Да? — произнес я без всякого энтузиазма.
— Инспектор Фишер, мне сообщили, что вы исследуете остаточные продукты магии, которые «Демондина» отправляет в Девонширское хранилище.
— В числе прочих. Позвольте поинтересоваться, кто рассказал вам об этом? — Конечно, я понимал, что ни один адвокат не станет отвечать на подобные вопросы. Думаю, один из членов консорциума, сваливающего там свои отходы. Поразительно, что звонки начались с раннего утра, едва я приступил к расследованию.
Как любой опытный адвокат, миссис Пфейффер гораздо больше любила задавать вопросы, нежели отвечать на них. Она продолжала так, словно не расслышала моих слов:
— Я хочу, чтобы вы обратили внимание на два момента, вызывающие беспокойство правления «Демондины», инспектор Фишер. Во-первых, как вы, наверное, понимаете, информация об отходах может быть использована нашими конкурентами. Во-вторых, большая часть нашей работы связана с оборонной промышленностью. Часть информации, которой вы располагаете, может привлечь внимание иностранных государств. Эти соображения диктуют соответствующий уровень секретности.
— Спасибо, что выразили свою озабоченность, адвокат, — сказал я. — У меня никогда не было причин сомневаться в надежности нашей службы безопасности. Пергаменты, о которых вы упомянули, не выйдут за пределы моего кабинета.
— Вы меня успокоили, — ответила Пфейффер. — Могу я надеяться, что ваше отношение к проблеме не изменится, и уведомить об этом наших юристов и официальных лиц?
Такой невинный вопрос и такой зубастый!
— Будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь ваши пергамента от огласки. В настоящий момент большего обещать не могу.
— Ваш ответ меня не вполне удовлетворяет, — заявила она. «Ох», — подумал я.
— Адвокат, боюсь, на данный момент я не могу более ничего обещать вам. У меня — свои обязанности и свой долг перед государством.
И пусть теперь попробует возразить.
Мой телефонный бесенок передал вздох. Похоже, я не единственный, кто считает сегодняшний день паршивым.
— Я передам ваши слова, инспектор Фишер. Спасибо, что уделили мне время, — сказала Колин Пфейффер.
Только я взял в руки свой отчет о благовониях, который безуспешно пытался показать конторскому духу, как телефон завопил снова. Тоскливо взывая к христианским святым, в чье заступничество не верю, я поднял трубку: в конце концов, это входит в мои обязанности. Я уже начал сомневаться, что сегодня удастся заняться чем-нибудь по-настоящему важным.
К моему удивлению, это не был очередной адвокат. Мне звонил владелец «Шипучего джинна» — нервный господин по имени Рамзан Дурани. Ну да, это же одна из мелких компаний, пользующихся Девонширской свалкой. Очевидно, ей не по средствам держать собственного адвоката. Мистер Дурани высказал те же опасения, что и демондинская дама и адвокат из Девонширского Консорциума Землепользования. По той или иной причине, но я уже начал подозревать их всех в заговоре.
Вскоре мне в ухо завопил еще один разгневанный владелец, на сей раз некий Жорж Васкес, директор фирмы «Шоколадная ласка». Я попытался отвлечь его, спросив (не из праздного любопытства, уверяю вас!), чем все-таки занимается «Шоколадная ласка». Но он не желал отвлекаться, он был искренне убежден, что все его секреты непременно опубликуют в газетах и передадут по эфирному вещанию.
На то, чтобы успокоить Васкеса и убедить его в том, что я по мере сил постараюсь сохранить шоколадные тайны, ушло еще двадцать минут. Мне до смерти хотелось узнать, почему он так странно обозвал свою фирму и с какими видами магии это связано, но я ничего не спросил, потому что не желал слушать его кудахтанье еще двадцать минут. Я надеялся, что смогу кое-как догадаться по накладным свалки, когда наконец возьмусь за них. Если вообще когда-нибудь за них возьмусь. Верилось в это с трудом.
Только я собрался продолжать возню с отчетом, как ко мне в кабинет кто-то вошел. Я чуть было не закричал:
«Убирайтесь! Дайте поработать!» — но сдержался и правильно сделал. Потому что ко мне пожаловало начальство.
Что бы я там ни говорил, Беатриса Картрайт, в сущности, неплохой человек. И даже неплохой начальник. Она негритянка, примерно моих лет, фунтов этак на двадцать пять тяжелее, чем нужно (Би утверждает, что на все сорок, но это потому, что она мечтает иметь фигуру, как у сильфиды, чего, боюсь, ей никогда не добиться). Обычно она не злоупотребляет своим положением, но ничего не может с собой поделать, когда Чарли Келли звонит ее подчиненному (или, точнее, мне) домой в пять утра.
— Дэвид, мне нужно поговорить с тобой, — начала она. Должно быть, я выглядел слишком измотанным, потому что Би поспешно добавила: — Надеюсь, я не отниму у тебя много времени.
Даже о делах Би говорит так, словно поет в церковном хоре. Хотя она никогда не раздражает людей своей религиозностью. Это мне в ней нравится.
— Би, я притащу тебе этот доклад о благовониях, как. только проклятый телефон перестанет звонить каждые три минуты. — Я посмотрел на него, надеясь, что он вовремя оживет. Как назло, аппарат хранил молчание.
— Я не по поводу доклада. — Би села на стул, — Я хочу знать, почему с самого утра мне звонят из «Локи», и из «ОБВУ», и из «Предсказание-продакшн», и все требуют, чтобы я убрала тебя с Девонширской свалки. — Она посмотрела на меня скорее печально, нежели негодующе, тем самым взглядом, который, по ее мнению, должен пробудить раскаяние в сердце закоренелого грешника.
Более-печаль-нежели-негодование мгновенно исчезло, как только я объяснил, почему Чарли Келли позвонил мне в обход начальства. Вот теперь ее взгляд стал просто негодующим. Не будь ее кожа черной, она бы побагровела, — Ох, как я смертельно устала от этих идиотских игр. Честное слово, я еще поговорю с мистером Келли. Он что, никогда не слышал о субординации? — Она глубоко вздохнула и заставила себя успокоиться. — Ну ладно, значит, ты связался с этой свалкой. Но почему мне все звонят, кричат и угрожают?
Пожалуй, сейчас я уже мог не скрывать информацию, полученную в монастыре святого Фомы.
— Там творится что-то скверное. А я пытаюсь выяснить, что именно. И, по-моему, очень важные персоны из Девонширского Консорциума Землепользования не слишком этому рады.
— Похоже, ты прав. — Би задумалась. — Но с Чарли Келли я все же побеседую. И вот что, Дэвид, от кого бы ты ни получил это задание, постарайся выполнить его на совесть.
— Я сам так решил еще в ту минуту; когда впервые увидел статистику врожденных дефектов в окрестностях свалки.
— Ну ладно. Рада, что мы поняли друг друга. Но с этого момента ты должен информировать меня о своих действиях. Я понятно выражаюсь?
Я закивал так энергично, что едва не сломал себе шею. Хоть Би и начальница, с ней иногда приятно иметь дело.
— Я собирался поставить тебя в известность при первой же возможности, самое позднее — в понедельник, на собрании. Мне помешало все это. — Я махнул рукой в сторону рабочего стола, где царил дикий хаос, — Просто вздохнуть некогда.
— Понимаю. Но тебе и платят не за то, чтобы ты бил баклуши. — Би поднялась, затем обернулась, чтобы пустить напоследок парфянскую стрелу: — Несмотря на всю твою занятость, я все же надеюсь, что ты исправишь отчет о рассыпанных благовониях до того, как отправишься домой. — И вышла энергичным, пружинящим шагом. Ее длинная юбка развевалась, как знамя.
Я застонал. Не успел я приказать конторскому духу закончить повторную редакцию (и, не забудьте, исправить первую, которой сама же Би осталась недовольна), как скова зазвонил телефон.
В пятницу после синагоги мы с Джуди полетели на ковре ко мне домой. Я уже говорил, что непоследователен в своей правоверности. Ортодоксальные иудеи соблюдают Субботу, которая, как известно, начинается вечером в пятницу, и не пользуются в этот день ни коврами-самолетами, ни вообще какой бы то ни было магией, хотя некоторые держат на этот случай специально обученного эльфа. «Субботний негр» — вот как они его называют.
Но мне не привили с детства подобной утонченности, а потому я не испытываю угрызений совести. К счастью, в этом отношении мы с Джуди похожи. Иначе она не полетела бы на моем ковре.
Достав из холодильника напитки, мы расположились в гостиной.
— Ну, что новенького в деле о Девонширской свалке? — спросила Джуди.
Я отхлебнул «aqua vitae» и почувствовал, как обжигающая волна спустилась в желудок. Голос сразу охрип. Я рассказал, как «обрадовались» все фирмы, храпящие отходы на Девонширской свалке.
— А как они узнали?
Как я уже говорил, Джуди не упускает подробностей. Она заметила это сама, не дожидаясь подсказки.
— Хороший вопрос, — сказал я. — Хотел бы я дать на него такой же хороший ответ. Те люди, которые мне звонили, словно сговорившись, повторяли одно и то же. — Голос у меня, честно говоря, далеко не опорный. А в ту минуту он вдруг завибрировал, как несущийся на большой скорости ковер-самолет. — Мое внимание привлекло то… — тут я сорвался на писк.
Джуди вздрогнула. Выплеснув остаток своего напитка, она достала две маленькие фарфоровые чашечки. Я разволновался бы еще сильнее, но у меня возникло подозрение, что она хочет, чтобы я замолчал.
Каковы бы ни были побуждения Джуди, я все же был рад, что она еще чуть-чуть уменьшила запас моего пива. Прошло не слишком много времени, и она направилась в ванную. А потом вернулась. В постель. Ни ей, ни мне не нужно было завтра идти на работу. После субботнего богослужения мы были абсолютно свободны.
Я надеялся.
Мы крепко спали, прижавшись друг к дугу, словно уже давно были мужем и женой, когда вдруг завизжал телефон. Мы с Джуди в ужасе подскочили. Джуди стукнулась головой о мой нос и задела коленом еще белее чувствительное место. Впрочем, и меня в тот цемент вряд ли можно было назвать грациозным. Пришлось переползти через нее, чтобы снять трубку: в моей квартирке комфортно жить только одному.
— Я этого Чарли Келли убью. — Это была моя первая связная мысль, высказанная вслух. Кто же еще может звонить мне в такое время, когда еще даже и не рассвело?
Но оказалось, это не Чарли. В ответ на мое полусонное «Алло?» прозвучал резкий голос:
— Инспектор Фишер из Агентства Защиты Окружающей Среды?
— Да, — ответил я. — Какого… то есть кто говорит? — сначала я решил все-таки выяснить, на кого обрушить залп брани.
— Инспектор Фишер, с вами говорит легат Широ Кавагучи, констебль Энджел-Сити. — Его слова заставили меня выпрямиться. В голове стало понемногу проясняться, несмотря на то что Джуди — такая теплая и шелковистая — прижималась к моему левому боку. Но следующие слова Кавагучи заставили меня позабыть обо всем, даже о сладостном присутствии любимой.
— Инспектор Фишер, брат Ваган из монастыря святого Фомы поручил мне немедленно известить вас…
— О чем? — По спине поползли мурашки. Джуди промычала нечто нечленораздельно-вопросительное. Я махнул рукой: не до объяснений, и повторил: — О чем?
— К сожалению, я должен сообщить вам, инспектор, что монастырь святого Фомы в данный момент уже почти сгорел. Брат Ваган убежден, что поджог связан с вашим расследованием.
— О Боже, надеюсь, это не так! — воскликнул я, выскакивая из постели. — А он, то есть вы, считаете, что мне необходимо сейчас же вылететь туда?
— Если это не слишком вас затруднит, — ответил Кавагучи.
— Уже еду. — Я положил трубку.
— Куда это ты едешь? — возмутилась Джуди. Она уткнула личико в подушку, когда я вызвал огни святого Эльма, чтобы разыскать штаны. — И вообще, который сейчас час?
— Два пятьдесят три, — доложил из будильника хорологический демон.
— В долину Сан-Фердинанда. — Я порылся в ящике в поисках свитера: по ночам в Энджел-Сити довольно прохладно. Натянув свитер, я продолжал: — Там монастырь святого Фомы, тот самый, где я раскопал эти проклятые сведения насчет Девонширской свалки. Так вот, он только что сгорел.
Джуди так и подпрыгнула.
— Это не случайность, иначе тебя бы не вызвали. — Голос Джуди прозвучал как-то бесцветно. Она тоже начала одеваться.
Я уже застегивал сандалии.
— Полицейский сказал, что брат Ваган тоже так думает. Наводит на размышление и время пожара. — Нет, я, честное слово, не смотрел на нее. Да и зачем? Она же уже надела юбку, блузку и повязала на голову шарф. — Мне кажется, тебе не стоит в это дело ввязываться, — заметил я. — Поспи, а я скоро вернусь.
— Ах скоро?! — Если прежде она была в легком негодовании, то теперь пришла в бешенство. — Да какое мне дело, когда ты вернешься? Я еду с тобой.
Возможно, вы решили, что я был против? Хотя, конечно, не стоило идти у нее на поводу. Но я ведь любил Джуди не только за красивые глаза и солгал бы, если бы сказал иначе. Правила правилами, но я был рад, что ее внимательные глаза увидят все. Если я что-нибудь пропущу, уж они-то точно это заметят. Впрочем, инспектор АЗОС и не должен расследовать поджог. Это работа полиции.
Я гнал ковер гораздо быстрее, чем днем, по почти пустым летным коридорам. И все же кое-кто умудрялся меня обгонять. Один маньяк едва не врезался в нас, но в последний момент сумел увернуться и унесся прочь, как летучая мышь из преисподней. Ненавижу пьяных. В дневных заторах есть единственное преимущество — отсутствие лихачей и пьянчуг. Пусть это преимущество весьма сомнительное, но и ему можно порадоваться.
Маги давно обещают научить сильфов ковров не подниматься в воздух с пьяными водителями, но я сомневаюсь в успехе этой затеи. Для духов воздуха полет естественен, и никакая авария им не страшна. Так зачем же им беспокоиться, в каком состоянии находится человек, управляющий их ковром?
Я свернул со скоростного шоссе и по пустынным проселкам устремился на север, к монастырю святого Фомы. Или вернее к тому месту, где он недавно стоял. Когда мы приблизились к территории, оцепленной констеблями и пожарными, монастырь еще тлел.
Бороться с пожаром в Энджел-Сити — нелегкое дело. Ундины слишком слабы и ненадежны для этой работы: им не хватает подземных вод. Пожарные или сами засыпают огонь песком, или вызывают пыльных демонов, у которых это лучше получается. Но с большими пожарами может справиться только вода, поэтому приходится обращаться за помощью к Иной Реальности. Пожарные маги Энджел-Сити заключили договоры с Элелогапом, Фокалором и Вепаром — демонами, имеющими власть над водами. Однако этих адских духов надо все время сдерживать, иначе они разрушат механическую систему дамб, труб и насосов, доставляющую издалека воду в город.
Сегодня был именно тот случай, когда требовалось нечто более действенное, нежели песок или жалкая струйка водопроводной воды. Я как раз показывал свое удостоверение весьма потрепанного вида констеблю, когда одна из монастырских башен вспыхнула вновь. Маг в багровой пожарной форме указал на нее духу, заключенному внутри поспешно начертанной пентаграммы. Я заметил колеблющиеся очертания, напоминающие русалку: значит, пожарный вызвал Вепара.
Не хотел бы я иметь такую работенку, как у этого мага. Отчаянная спешка, в которой всегда вызываются противопожарные духи, приводит к тому, что пентаграмма рисуется на первом попавшемся свободном месте. Часто даже не хватает времени проверить, нет ли в ней щелей, через которые может выскользнуть адский дух, чтобы убить своего повелителя… Только военная магия налагает большую ответственность на оператора.
Но этот парень был хладнокровен, как ледяная ундина. Он воззвал к Вепару чистым пронзительным голосом:
— Заклинаю тебя, Вепар, Богом живым, Богом вечным, Богом истинным, Богом святым и всемогущим, сотворившим небо, землю, воды морские и все, что наполняет их, Саваофом, Ягве, Тетраграметоном. Пролей воды на это пламя, пролей их туда и столько, где и сколько это принесет наибольшее благо для его погашения и наименьшее зло жизни и собственности. Здесь, в пентаграмме, без шума, ропота и обмана. Повинуйся, повинуйся, повинуйся!
— Если я спасу от разрушения монастырь, мне будет очень больно, — жалобно сказал демон.
Я скорее почувствовал, чем услышал голос Вепара. Как и его обличье, голос демона был настолько красив, что я чуть было не забыл, к какому роду творений он принадлежит.
Хорошо, что этого не забыл маг.
— Повинуйся, иначе я отолью твое имя из свинца, положу его на жаровню, залью серой и отправлю тебя в Бездну, Озеро Огня и Серы — специально для непокорных духов, забывших свое место пред лицом Господним. Повинуйся, повинуйся, повинуйся! — Маг простер руку, сжатую в кулак, над медным сосудом, словно собираясь бросить что-то в горящие уголья.
Даже я, при всей своей материальности, отнесся бы серьезно к подобной угрозе. Вепара же, состоящего исключительно из духовной субстанции, это должно было испугать вдвойне. Внезапно вода пропитала воздух вокруг башни. Я увидел, как легкая дымка сгустилась сначала в туман, потом в дождь. То же самое, должно быть, происходило в самой башне. Пламя исчезло.
— Позволь мне уйти, — обиженно сказал Вепар. — Я проявил послушание, ты доволен?
Маг-пожарник оказался достаточно сообразителен: он не позволил демону вовлечь себя в дискуссию. Уклонившись от прямого ответа, он просто позволил Вепару уйти.
— О дух Вепар, ты честно выполнил то, что я требовал от тебя, поэтому я милостиво позволяю тебе удалиться, но не причиняя вреда человеку или иной твари. Иди, я сказал, но будь готов прийти, куда бы тебя ни вызвали священными обрядами магии. Повелеваю тебе удалиться мирно и без шума. Мир Господень да будет всегда с нами. Аминь.
Он не выходил из магического круга, пока силуэт, похожий на русалку, не растворился в пентаграмме. Затем шагнул, или, вернее, шатаясь, вывалился наружу. Я надеялся, что пожар уже усмирен: судя по тому, как выглядел маг, сейчас он не смог бы даже поднести ко рту чашку чая.
Ко мне подошел тощий констебль с азиатской внешностью.
— Инспектор Фишер? — Дождавшись моего кивка, он протянул руку. — Я легат Кавагучи. Брат Ваган просил, чтобы вы приехали сюда. — Тут он заметил Джуди — на его бесстрастном лице отразилось удивление, но через мгновение оно вновь окаменело. — А кто… э-э… ваша спутница?
«Какого дьявола ты приволок свою подружку?» — вот что в действительности означал этот вопрос.
— Легат, позвольте представить вам мою невесту Джудит Адлер, — холодно ответил я и, не дожидаясь, пока он набросится на меня, ледяным тоном продолжал: — Мисс Адлер работает в издательстве «Рука-Славы». Поскольку есть основания полагать, что в пожаре замешана магия, я счел необходимым заручиться ее компетентной оценкой как эксперта. — Мой встречный немой вопрос к легату означал. «А тебе-то какое дело?»
Кавагучи сдался. Он отвесил Джуди легкий поклон (Джуди ответила ему тем же), потом повернулся ко мне:
— По-видимому, ваши опасения не беспочвенны. Это и впрямь похоже на поджог и убийство, совершенные с помощью магии.
Я так и задохнулся.
— Убийство?!
— Похоже на то, инспектор. Брат Ваган сообщил мне об исчезновении одиннадцати монахов. Пожарная команда уже нашла останки троих, а когда развалины остынут, скорее всего найдет и остальных.
— Помилуй их, Господи, — прошептал я. Джуди, стоявшая рядом, кивнула. Пока не случается подобное, не задумываешься о тех, кто мирно трудился во славу Господню. И вот они сгорели, как свечи на алтаре. На мой взгляд, убийца, отнявший жизнь у служителя Церкви — не важно, какой, — заслуживает не только смертной казни, но и вечного наказания после смерти. Кавагучи извлек вощеную дощечку и стиль.
— Инспектор Фишер, буду весьма признателен, если вы объясните мне, почему брат Ваган считает, будто этот несчастный случай связан с вашей последней работой.
Не успел я ответить, как подошел и сам брат Ваган. Трудно представить, что есть на свете такое бедствие, которое способно поколебать самообладание настоятеля. Он низко поклонился мне и даже что-то учтиво пробормотал, когда я представил ему Джуди. Но глаза его были черными озерами муки. Когда брат Ваган приблизился к одному из фонарей пожарной команды, я увидел, что половина его лысины обезображена ожогом.
Я объяснил Кавагучи, что меня интересовало и почему. Его стиль так и бегал по восковому покрытию дощечки. Легат почти не смотрел на то, что пишет. Позже, в полицейском участке, он использует заклинание депалимпсестизации[9], чтобы разделить все слои своих заметок.
Когда я закончил, он удовлетворенно кивнул.
— Итак, вы считаете, что в пожаре была заинтересована одна из фирм, связанных с Девонширской свалкой?
— Совершенно верно, легат, — ответил я.
— Именно так я и сказал, легат Кавагучи. Судя по размаху злодеяния, у кого-то поставлены на карту огромные прибыли, — подтвердил брат Ваган.
— Ясно, — произнес Кавагучи. — И все же вы должны понять, сэр, что ваше заявление относительно расследования инспектора Фишера — не более чем слова, до тех пор, пока у нас не будет прямых доказательств.
— Я это прекрасно понимаю, легат, — ответил настоятель. — У всех свои ритуалы.
На самом деле я не считаю светские законы ни уточнением законов Священного Писания, ни системой обрядов, но у брата Вагана своя точка зрения.
Молодой пожарный с хрустальным шариком судмагэксперта в петлице ждал, пока на него обратят внимание. Когда наконец Кавагучи повернулся к нему, парень сказал:
— Легат, я определил очаг возникновения пожара. — Он помедлил. Кавагучи поднял брови, ожидая продолжения. — Похоже на то, что пламя вспыхнуло под землей, в помещении библиотеки.
Я вздрогнул. И брат Ваган тоже. Даже в полумраке и хаосе, царившем вокруг, Кавагучи заметил это. Джуди, наверное, тоже.
— Весьма любопытно, не правда ли, джентльмены, — сказал легат.
Мы с настоятелем посмотрели друг на друга. Он устало махнул обожженной рукой, предоставляя мне слово.
— Сведения я получил именно в библиотеке, — ответил я. — Теперь, как я догадываюсь, все свидетельства, которые там были, пропали.
— Те пергаменты, на основании которых вы сделали свои выводы и которые могли бы послужить для дальнейшего расследования, несомненно, уничтожены, — мрачно подтвердил брат Ваган. — Признаюсь, я даже не вспоминал о них, пытаясь прежде всего спасти братьев. Но слишком немногих, слишком… — Мне показалось, что аббат вот-вот разрыдается. Но усилием воли он заставил себя собраться и вернуться к интересовавшему нас предмету. — И все же сами сведения в отличие от помещения, где они хранились, могли уцелеть. Все зависит от того, пережил ли пожар Эразм.
— Эразм? — спросили мы с легатом в один голос.
— Библиотечный дух, — пояснил брат Ваган. Он не называл духа по имени, когда мы спускались к нему, но в тот момент это было ни к чему.
Кавагучи, Джуди и я — все как один повернулись к дымящимся руинам монастыря святого Фомы.
— Неужели такое возможно? — тихо спросила Джуди.
— Если дух успел полостью переместиться в Иную Реальность, когда начался пожар, то некоторая надежда у нас есть, — сказал настоятель. — Ведь монастырь стоит на освященной земле и, значит, в какой-то степени защищен от воздействия мира материального на мир духовный.
Кавагучи задумался.
— Давайте поговорим с пожарными, — согласился он. — Если они решат, что дух мог выжить, мы отправим команду чар-и-спасения вниз, в библиотеку, и посмотрим, что можно сделать. Его показания были бы нам сейчас очень кстати.
— Показания бесплотного существа, не подкрепленные материальными документами, не имеют силы в суде, — напомнила Джуди.
— Благодарю за замечание, мисс Адлер. Я отдаю себе в этом отчет, — сказал легат. В его голосе не прозвучало досады. Я понял, что Джуди просто хотела доказать ему свою компетентность.
— Меня волнует не столько расследование вашего друга, — продолжал Кавагучи, — сколько выяснение обстоятельств нынешней трагедии. Для этого показаний духа вполне достаточно.
— Конечно, вы правы, — согласилась Джуди. Одна из многих замечательных черт ее характера в том, что, когда ей приходится уступать чьему-либо мнению (что вообще-то случается не часто), она признает правоту противника спокойно и без колебаний. А ведь многие продолжают спорить еще долго после того, как проиграли.
Кавагучи ушел посовещаться с пожарными. Я повернулся к брату Вагану:
— Святой отец, я не могу выразить словами свое огорчение. Я и не подозревал, что кто-либо способен на такое безумие, как нападение на монастырь.
— Я тоже, — ответил аббат. — Не вините себя, сын мой. На этой свалке вы обнаружили великое зло, я понял это сразу, как только вы рассказали мне о ней. Теперь все подозрения подтверждаются куда более ужасным образом, чем можно себе представить. Но горе не причина, чтобы сидеть сложа руки. Напротив, оно обязывает нас продолжать расследование с еще большим упорством, чтобы раскопать всю грязь.
Это была горькая правда. Я ничего не сказал в ответ, лишь опустил голову. К моему облегчению, вернулся Кавагучи. Я проводил взглядом двоих мужчин в красной форме, устремившихся в развалины. Заметив, куда я смотрю, Кавагучи кивнул:
— Они попытаются, инспектор. Разумеется, они не могут ничего обещать.
— Понимаю. — Я не слишком-то и надеялся. Помолчав, я спросил: — Вы вызвали меня сюда для того, чтобы снять показания, или я могу чем-нибудь вам помочь?
— Боюсь, что ради первого, если только в вашем ковре не скрыты какие-нибудь невероятные возможности. — Не подмигнул ли мне легат? Я не уверен. Если у него существовало чувство юмора, то оно было суше, чем Энджел-Сити в разгар засухи.
— Ну, если так, — сказал я, — разрешите поинтересоваться, что вам все-таки удалось обнаружить? Чем больше я узнаю фактов о начале пожара, тем лучше смогу сопоставить их с деятельностью предприятий, пользующихся Девонширской свалкой. Во всяком случае, мне это поможет выяснить, чьи заклинания причиняют вред окружающей среде, а вам — кто устроил этот пожар. — Мне уже доводилось работать с констеблями. Они всегда скупы на информацию, даже если ты горишь желанием помочь следствию. Похоже, Кавагучи испытывал мучительную внутреннюю борьбу. При любых других обстоятельствах его замешательство показалось бы смешным.
— Что ж, разумное предложение, — сказал он наконец. — Пойдемте со мной. Вы можете сопровождать нас, если хотите, мисс Адлер.
— Как это великодушно с вашей стороны, — произнесла Джуди.
Я знал, что она пойдет с нами в любом случае, независимо от желания Кавагучи, и начнет бушевать, как демон, вырвавшийся из пентаграммы, если ей этого не позволят. Прозвучавшая в голосе Джуди ирония сгустилась до сарказма. Легат не мог этого не заметить, но ничем не выдал себя. Интересно, не изобрели ли полицейские маги Энджел-Сити амулет против сарказма? Я бы с радостью его приобрел, Все глупости вылетели у меня из головы, когда легат привел нас с Джуди на свой командный пункт (брат Ваган пошел следом, не получив, как я заметил, никакого официального приглашения). Эксперт-пожарник уже был там, беседуя с тощей белокурой девицей в форме полицейского констебля. Рядом с ней стоял такой мощный детектор заклинаний, что мой по сравнению с ним казался детской игрушкой. Я уставился на прибор с откровенной завистью. Как только Кавагучи представил меня даме — главному чудотехнику Борнхольм — я спросил:
— Сколько же в этой штуковине мегагейст?
Должно быть, она заметила мою зависть, потому что улыбнулась (сразу показавшись моложе и интереснее) и ответила:
— Четыре активных и восемьдесят коррелятивных.
— Ух ты! — не удержался я, а Джуди тихонько присвистнула.
Я с грустью подумал: «Когда же АЗОС приобретет портативный детектор такой мощности?» Наверное, только в следующем тысячелетии, ибо как раз тысячелетие нужно для того, чтобы у АЗОС появилось нормальное современное оборудование.
— Ну, что здесь у нас? — спросил Кавагучи. Борнхольм была хорошим констеблем: сперва она посмотрела на легата. Когда он кивнул, чудотехник заговорила:
— Даже с этим детектором будет очень нелегко. Остаточная магия быстро исчезает с освященной земли. — Она повернулась к брату Вагану. — Аббат устроил здесь все самым наилучшим образом — это делает честь ему и его братьям, но весьма затрудняет следствие.
— Ну ладно, я и не ожидал, что вы преподнесете мне готовое дело, запечатанное папской печатью, — усмехнулся легат. — Хотя не сожалел бы, если б так случилось. Расскажите, что вам удалось узнать?
— По поводу ваших подозрений относительно поджога, — сказала Борнхольм, — можно с уверенностью сказать, что найдены отчетливые следы саламандры. Следы взрывчатки выглядят иначе.
— Ого! — воскликнул Кавагучи. — А нет ли у этой саламандры каких-нибудь особенностей, по которым можно проследить ее передвижение в Иной Реальности?
С помощью разных обрядов удается вызывать различные виды саламандр. Если тварь, устроившая пожар, необычная, можно многое узнать о ее хозяевах.
Но чудотехник покачала головой:
— Самая обыкновенная саламандра. Такими пользуются тысячи туристов, чтобы разжечь костер в лесу. Конечно, они добавляют изгоняющее заклинание, чего в данном случае сделано не было. Саламандру не изгнали, а наоборот, подтолкнули к более решительным действиям. Это как взрывчатка — самая элементарная магия.
— Вот чертова пакость, — выругался Кавагучи, хоть и был не совсем прав, поскольку саламандры — создания нравственно нейтральные. Но тем не менее он прекрасно выразил общее мнение.
Борнхольм, поколебавшись, продолжила:
— При беглом осмотре мне показалось, что там есть что-то еще. Но я хотела сначала найти явные следы поджога, и к тому времени, как я взялась за поиски этого «чего-то», оно исчезло. Освященная земля, говорю же. Я заслуживаю наказания — ведь все зависело от моего выбора.
— Что ж, выбирать — ваше право, — вздохнул Кавагучи. — Вы поступили так, как сочли нужным. Полагаю, вы велели детекторным духам не только проанализировать данные, но и запомнить их. Дальнейшие выводы мы сделаем позже.
— Конечно, — ответила Борнхольм таким тоном, словно хотела сказать: «Вы что, за идиотку меня принимаете?» И я нисколько не осуждал ее. — Вся беда в том, — добавила она, — что нельзя сделать выводы из несуществующих фактов.
— Понятно. — Кавагучи ударил кулаком по ладони. Его я тоже не осуждал. Пусть этот детектор — самый лучший прибор всех времен и народов и внутри него живут целые орды самых искушенных микробесов, но все же чудотехник права: нельзя проанализировать то, чего нет.
Вдруг из дымной мглы послышался крик:
— Легат! Легат!
Кавагучи обернулся. Остальные — тоже. Один из духоспасателей выбрался из разрушенной библиотеки и, стуча сапогами, бросился к нам. Закопченный и потный, он казался до смерти измученным, но глаза его победно сияли.
— Мы установили связь с библиотечным духом, легат!
— Хорошая новость! — воскликнул Кавагучи. — Первая хорошая новость за сегодняшнюю ночь. И в каком же состоянии дух?
— Я как раз хотел об этом доложить, легат. — Хрупкая надежда, зародившаяся было у меня, вновь растаяла. — Дух здесь, он проявился достаточно ясно, и мы могли бы перемещать его, но он в плохом состоянии, в очень плохом. Судя по всему, тот, кто устроил пожар, преследовал несчастное создание и по Ту Сторону.
— Несчастный Эразм. — В голосе брата Вагана прозвучало неподдельное сочувствие.
— Эразм? — сказал духоспасатель. — Но я не думаю, что он погибнет, хотя ему сейчас несладко. Трудно представить, какие муки бывают по Ту Сторону, но… скажите, а он всегда появлялся в треснутых очках?
— Нет. — И брат Ваган заплакал, словно треснувшие очки Эразма стали последней каплей в череде несчастий, обрушившихся на монастырь святого Фомы. Я вспомнил суетливого дотошного духа и его маленькие аккуратные очечки. Разве можно разбить стекло, которое не существует? Наверное, какой-то способ есть, но я не силен в подобных тонкостях.
— Мы можем обследовать вашего духа при помощи детектора заклинаний, — сказала чудотехник Борнхольм. — Если мы определим, что с ним сделали, то узнаем, кто разрушил монастырь.
— А не лучше ли просто поговорить с ним? — нетерпеливо произнес Кавагучи. Он явно хотел немедленно приступить к допросу бедного израненного Эразма.
Но духоспасатель покачал головой.
— Его сейчас нельзя обследовать детектором. Воздействие на духа магическими приборами, любое вмешательство магии до того, как он соберется с силами, непременно убьет вашего… э-э… Эразма, и мне придется внести это в протокол. То же относится и к допросу. Будь он существом материальным, над ним в пору было бы совершать последние обряды. Но поскольку он нематериален, у него больше шансов выкарабкаться, чем у вас или у меня. И все же должен предупредить вас: вы потеряете духа, если станете обследовать или допрашивать его.
— Я буду молиться за Эразма так же, как за моих братьев, пострадавших от пожара, — тихо сказал настоятель. — И за спасение душ тех братьев, которые расстались с жизнью. — Он говорил медленно и с достоинством, соответствующим его сану, отчасти по привычке, но больше из-за того, что пытался сдержать рыдания.
Джуди шагнула к брату Вагану и положила руку ему на плечо. Он слегка вздрогнул; я заметил, как непривычно для него женское прикосновение. Но настоятель понял, что она хотела успокоить его. И расслабился — насколько это возможно, когда теряешь так много.
Я пожалел, что не догадался сделать это раньше Джуди. Пожалуй, моя беда в том, что я слишком много размышляю. Вот Джуди почувствовала, что должна что-то сделать, и сделала. Конечно, я не хочу сказать, что она не умеет думать. Бог мой, вовсе нет! Но как это прекрасно — быть в ладу с Этой Стороной и Той Стороной себя самого, если можно так выразиться.
Я повернулся к легату Кавагучи:
— Мы еще нужны вам, сэр?
Он покачал головой:
— Нет, инспектор Фишер, можете идти. Спасибо за помощь. Надеюсь, ради взаимной пользы мы будем сообщать друг другу все новости. — Я тоже на это надеялся. Кавагучи немного смягчился — возможно, под формой констебля и впрямь скрывалось нечто человеческое. — Рад был познакомиться с вашей невестой, инспектор. Жаль, что пришлось вытащить вас из дому в столь неурочный час, мисс Адлер, особенно по такому печальному и подозрительному случаю.
— Я сама попросила Дэвида взять меня с собой, — ответила Джуди. — И вы правы — дело подозрительное. Если я смогу хоть чем-то помочь вам в поисках виновных — дайте мне знать. Я, конечно, не маг, но я эксперт по применению магии.
— Я буду иметь это в виду, — сказал Кавагучи таким тоном, будто его слова действительно не были элементарным проявлением вежливости.
Мы с Джуди нырнули под ленту, которую констебли натянули вокруг монастыря святого Фомы, и побрели к моему ковру. Солнечные лучи чуть окрасили небо над холмами, восток порозовел. Я спросил, который час, и мой хронометр ответил, что около шести. Мое же тело утверждало, что уже очень, очень поздно.
Пристегнув ремни безопасности, мы полетели к магистрали. За несколько минут до поворота Джуди заметила:
— А я и не знала, что я твоя невеста.
— Что-что? — растерянно переспросил я.
— Ты ведь так представил меня легату Кавагучи.
— Ах, да. — Тогда это показалось мне самым простым способом объяснить легату, что незамужняя женщина делала у меня дома в два часа ночи. Я подумал еще немного и спросил: — Ну а ты хотела бы этого?
— Чего? — в свою очередь смутилась Джуди.
— Стать моей невестой.
— Ну конечно! — И ее улыбка засияла ярче, чем солнце, озарившее в этот миг небосвод. Нетрадиционный способ делать предложение, но ведь я не предполагал, что сделаю его. Я и в самом деле собирался подумать об этом… когда-нибудь. В конце концов, этот момент не менее подходящий, чем любой другой.
Мы летели по шоссе святого Иакова до самого дома и держались за руки. И как же приятно после ночного мрака тепло утреннего солнца!