Дело о Ведлозерском феномене

13 июня 2005 года

Весь чешусь. Уже не знаю, что лучше — духота или комары? Эти бестии изгадили мне всю ночь. Зато никакого утреннего похмелья. Щукнаволокское похмелье — тоже, своего рода, феномен. Кожа зудит, будто хочет сняться и убежать. Жизнь чертовски некомфортабельна.

За завтраком старался сдерживаться, но, все равно, чесался, как обезьяна. Старик и Лена сочувственно молчали.

Утро встретило нас влажным холодком, слабым ветром и оглушительными криками птиц. Видеть их я не мог, но, судя по шуму, который они поднимали — под крышами и в листве скрывалась целая пернатая армия.

По пути заглянули к Гене и убедились, что лодка готова и ждет. Отчаливать можно в любую минуту. Федор Петрович попросил свояка одолжить нам лопаты и лом для предстоящих раскопок.

— Это можно, — согласился Гена. — Почему же не одолжить?

Пока мы с Виктором Анатольевичем готовили аппаратуру, Лена поила старика чаем с шоколадными конфетами, а Игорь пытался выработать план предстоящего медицинского обследования жителей поселка. Федор Петрович бодро поглощал сладости и степенно кивал: «Да, можно начать с хворых. Так даже лучше. А можно и с молодых. Они сговорчивее. Да, так и сделаем».

Взвалив на плечи приборы, мы оставили лагерь и отправились к озеру. Гена сдержал слово — на дне лодки лежали две лопаты и лом. Сверху мы пристроили свое барахлишко и отчалили. Казалось, температура упала — стало заметно прохладнее. Или это ветер? Над озером он значительно окреп. Кутаясь в куртку, я смотрел на остров и гадал, что же ждет нас там — на поляне? И ждет ли что-нибудь?

Мы причалили и, втащив лодку на берег, направились прямиком на место. По общему молчаливому согласию двигались тихо и старались не разговаривать. Я шел впереди и показывал дорогу.

Со вчерашнего дня поляна ничуть не изменилась. Подсознательно я ожидал каких-то перемен и почти внушил себе, будто что-то не так. Но все было так. Стараясь прогнать пугающее очарование, мы принялись громко говорить и энергично распаковывать приборы. Гена и Виктор Анатольевич закурили.

Первым делом я повторил эксперимент с рамкой, на этот раз перед глазами скептически настроенного химика. Реакция рамки оказалась ровно такая же, как и вчера, таким образом, элемент случайности можно исключить. Там — под землей, действительно что-то было, и теперь предстояло выяснить, что же именно. Я отложил рамку и занялся приборами.

Первый результат дал гравиметр.

Под нашими ногами находилась пустота — вытянутый ход как раз в том месте, на которое указывала рамка. Она начиналась возле небольшого холмика и тянулась через всю поляну практически до противоположного края.

Затем в дело пошел радиометр.

Прибор показал незначительное превышение радиационного фона возле холма, под которым, предположительно, и начиналась пустота. Мы внимательного его осмотрели.

Холм небольшой — высотой около полуметра. Сторона, обращенная к поляне, пологая, противоположная — обрывается резко, будто срезанная ножом.

Или лопатой.

— Здесь может быть лаз, — сказал я.

— Куда? — спросил Гена.

Таинственность наших манипуляций, незнакомые приборы и непонятные термины заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке.

— Не знаю. Там внизу пустоты. Возможно, пещера. Или шахта.

— Откуда здесь шахта? — удивился Гена. — Что еще за шахта?

Я пожал плечами и принялся копать с обрывистой стороны холма. Почти сразу штык лопаты наткнулся на препятствие. Отбросив ее и разбрасывая землю руками, я постепенно освободил старые, наполовину сгнившие доски маленькой дверцы. Гипотеза подтвердилась — перед нами был вход в таинственную пещеру.

— А вот и прихожая, — сказал Виктор Анатольевич. — Только коврика перед дверью не хватает. И надписи: «Добро пожаловать!».

— Возьмите дозиметр, — посоветовал я. — На всякий случай.

Дверца едва держалась на старых ржавых петлях. Едва мы надавили на нее, как гнилое дерево треснуло, открывая темный провал пещеры. Я посветил фонариком.

Лаз был не велик — около полуметра высотой и чуть меньше метра в ширину. Неровные стены из черного камня уходили вперед и вниз и терялись в темноте. Судя по следам на них, пещера имела искусственное происхождение. Но кому и зачем понадобилось пробивать штольню на маленьком карельском островке?

— Мне нужен фонарик и веревка.

Виктор Анатольевич с сомнением покачал головой.

— Ты, конечно, Андрей как знаешь, но мне это не нравится. Старые шахты, бывает, рушатся. Мне кажется, что эта как раз из таких.

— Не думаю, что она собирается обвалиться. Штольня пробита в твердом камне и глубина ее, судя по всему, небольшая. Опасности нет.

— Ну смотри.

Я пристегнул к ремню карабин с веревкой и, включив фонарик, медленно и осторожно полез в штольню. Виктор Анатольевич остался на поверхности страховать. Гена под землю тоже не рвался, но это даже хорошо. В узком, темном пространстве штольни едва помещался один человек.

Воздух вокруг оказался спертым и пах чем-то вроде нафталина. Я несколько минут посидел на месте, глубоко вдыхая затхлую атмосферу и ожидая реакции. Реакции не было — воздух как воздух. Застоявшийся, но вполне пригодный для дыхания. Разобравшись с этим, я полез дальше.

Стены на ощупь твердые, без трещин, на полу россыпь небольших камней. Я подобрал несколько штук и сунул в карман, намереваясь получше рассмотреть их, когда выберусь.

Постепенно становилось темнее. Стены, казалось, впитывали слабый свет фонаря, почти не отражая его обратно. Довольно скоро мне пришлось передвигаться практически на ощупь. Нужно добыть фонарь помощнее, прежде, чем снова спуститься сюда.

Потолок сделался ниже, стены постепенно сходились. Отчетливо ощущался спуск. Я преодолел метров десять от входа, когда порода под ногами вдруг подалась, и я почувствовал, что соскальзываю вниз.

Все произошло так внезапно, что не было времени крикнуть. В полной темноте — фонарик выпал из руки и погас — я пытался уцепиться за стены или пол, но не мог нащупать ничего подходящего. Так, размахивая руками, я доехал до края провала и полетел вниз.

Пролетев около метра, я повис на веревке и, не успев вовремя поймать ее, сделал сальто в темноте и здорово приложился головой о стену. Было больно, очень страшно, штаны подтянулись почти к самому горлу и сдавили промежность, но я был жив, и падение закончилось.

Повезло.

Наверху кричали. Сквозь шум в ушах, слов было не разобрать. Потом веревка дернулась и потащила меня наверх. Немного оглушенный ударом, я пытался вяло помогать, но без особенного успеха. Через несколько минут ужаса (я почему-то решил, что не смогу найти обратной дороги), я коснулся руками пола штрека. Сверху продолжали тянуть, и мне пришлось активно работать руками и ногами, залезая в узкую кишку штольни, чтобы не быть разорванным отчаянными усилиями Виктора Анатольевича.

Оказавшись на твердом полу, я упал на живот и часто, по-собачьи, задышал. Веревка снова натянулась.

— Не тяните! Хватит!

— Ты живой? — закричал Виктор Анатольевич.

Даже в окружении темноты и боли глупость этого вопроса заставила меня улыбнуться.

— Нет. Я мертвый. Я ползу сожрать ваш мозг.

При этом я, действительно, медленно полз вперед. Тело саднило, голова раскалывалась, но зато я ничего сломал. И на том спасибо!

Мое жалкое появление на свет Божий Виктор Анатольевич прокомментировал кратко.

— Ешкин кот!

Щурясь на солнце, я прислонился к холмику и ощупал голову. На ладони осталась кровь.

— Дай посмотрю.

Умение Виктора Анатольевича врачевать представлялось сомнительным, но я не стал сопротивляться — его желание помочь сродни стихийному бедствию. Лучше не вмешиваться. Покрутив так и этак мою несчастную башку, он вернул ее в исходное состояние и принялся цокать языком и качать головой.

— Там глубокая царапина. Я промою и завяжу, но тебя надо срочно Игорю показать. Вдруг сотрясение?

Я осторожно помотал головой.

— Нет сотрясения. Я больше струхнул, чем повредился.

— Это пусть медицина решает! — убежденно заявил Виктор Анатольевич.

Молчавший до поры Гена не выдержал.

— Нужно было хотя бы шапку надеть толстую. Голову бы уберегли. А вдруг пробили? У нас тут такое было. Степан дрова колол, а топор с топорища слетел и аккурат по темечку. Так и не понял, что такое, а в голове дырка. Он теперь слабоват стал по части умственной работы. Серьезное это дело!

— Со мной все в порядке.

Я пытался улыбаться, но рассказ Гены сразу отбил у меня такое желание. Мне начало казаться, что я действительно чувствую дырку в голове.

— Не пробил он, — вмешался Виктор Анатольевич. — Все будет нормально. Давайте-ка его поднимем.

— Я сам… — не успел я закончить, как оказался вздернут к небу и установлен на земле. С одной стороны меня нежно держал Виктор Анатольевич, а с другой вцепился Гена.

— Все хорошо, — успокоил их я. — Я сам пойду.

— Уверен?

— Абсолютно!

Удостоверившись в моей способности передвигаться самостоятельно, они немного успокоились и обрели способность рассуждать здраво.

— Что там случилось? — спросил Виктор Анатольевич.

На этот вопрос ясного ответа не было. Первое, что приходило в голову, это просадка грунта. Объяснение откровенно слабое, потому что не объясняло ничего. Почему просел грунт? Тем более, что пол штольни — твердая каменная порода? Откуда взялась пустота? Что там? Все это я неуверенно промямлил в ответ на заданный вопрос.

— И фонарик я там уронил. Разбил, наверное.

Я прислонился к холмику и вздрогнул от боли.

— Что? — обеспокоено поинтересовался Гена. — Болит?

Вместо ответа, я извлек из кармана горсть камней, которые подобрал в начале спуска. Камни были черными с белыми прожилками.

— Вот. Валялись там.

— Что это? — спросил Виктор Анатольевич.

— Это аспидный камень, — ответил Гена. — Его тут много.

— Что за аспидный камень?

— Лечебный. Им воду чистят. Весь поселок использует. И в Ведлозере тоже.

— Любопытно, — сказал я. — Никогда о таком не слышал.

Неудобства, вызванные падением, постепенно проходили. Свежий ветерок вернул мне бодрость и желание действовать.

— Нужно звонить Саше. Это по ее части.

Саша — компьютерный гуру, она не выезжает в поле. Она сидит в уютной комнате в окружении компьютеров, справочников и телефонов, утоляя наш информационный голод. Самое время было прибегнуть к ее услугам.

Я набрал номер.

— Привет, Андрюш! — защебетал в трубке жизнерадостный голосок. — Как продвигается наше расследование?

— Привет, Санька. Продвигается семимильными шагами, причем сразу во всех направлениях. Для тебя есть работа.

— Отлично!

— Записывай. Аспидный камень. Нужна вся информация по этому минералу. Чем скорее, чем лучше.

— Искать что-то конкретное?

— Пока нет. Нужен обзор.

— Хорошо. Уже работаю над этим. Результаты скину почтой.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Она отключилась.

— Я на ней женюсь! Честное слово!

Виктор Анатольевич посмотрел на меня с сомнением.

— Работа в поле разрушает семьи.

— Не всегда. Иногда совсем даже наоборот — укрепляет.

Он пожал плечами.

— Но вернемся к нашим баранам. Ударившись головой, я со всей очевидностью осознал, что лезть в штольню без подготовки — чистейшая авантюра. Нужно к делу подойти серьезно.

Я повернулся к Гене.

— У вас есть строительные каски?

Он задумчиво покачал головой.

— А где их можно достать?

— Думаю, в Ведлозере можно. Поселок большой.

— Хорошо. Ладно. Здесь пока закончили. Возвращаемся.

Лена и Федор Петрович расположились в тени возле трейлера. Заметив мои повреждения, Лена всполошилась.

— Что с тобой? Ты в порядке?

— В полном.

— Что случилось?

Я выразительно посмотрел на Федора Петровича. Дело было не то, чтобы секретное, но разводить слухи не хотелось.

— Только это не для разглашения.

Федор Петрович с серьезным видом кивнул. Мы коротко обрисовали ситуацию. До сих пор не ясно, имеет ли отношение штольня к нашим изысканиям, но, пока не доказано обратное, исследования нужно продолжать. После того, как добудем необходимую экипировку, вернемся на остров. А пока — молчок. Нам совершенно не нужны любопытные со сломанными ногами и пробитыми головами. Чем меньше народу знает о штольне — тем лучше. Старик пообещал молчать.

— Аспидный камень, — сказал он. — Известное дело. Его испокон веков используют для медицины. Воду чистят и болячки лечат.

— А как чистят?

— Просто. Кидают в бадью и пусть лежит. Сам свое дело сделает.

— Кстати, я дал запрос Саше об этом камне. Она уже работает.

— Вы в провал по веревке полезете? — спросила Лена.

— По веревке неудобно. Нам бы веревочную лестницу достать.

— Есть такая, — сказал Федор Петрович. — Хорошая, крепкая. Если надо, я принесу.

— Это было бы просто здорово!

Я посмотрел на Лену.

— Как у вас дела?

— Есть доброволец, — ответила она. — Им сейчас Игорь занимается.

— Там? — я указал на трейлер.

— Там.

— Ладно, подождем. Как он закончит, поедем в Ведлозеро, закупимся.

Я просмотрел отснятые за ночь материалы. Снова пустота — ни водяных, ни солнышек — ничего. Может быть, стоит убрать камеры? Толку от них нет, только износ. Хотя, пожалуй, подожду. Мало ли что. Не забыть бы взять в штольню фотоаппарат.

Бдение у трейлера длилось уже полчаса, когда скрипнула дверь, и появился Игорь в сопровождение подопытного. Подопытный смотрел в бумагу и кивал, слушая тихие пояснения нашего медика.

— Ну спасибо, доктор. Вот думал-гадал, а оказывается — давление.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здравствуйте. Доктор ваш молодец — надоумил. Буду теперь здоровье укреплять.

— Это правильно.

— Знаете что, граждане-товарищи — айда к нам обедать! Вы меня без денег лечили, а я вас щами накормлю.

Контакты с местным населением, определенно, налаживаются.

— Мы с удовольствием!

— Ну вот и пошли.

Нашего благодетеля звали Василием. Он был лет на двадцать моложе Федора Петровича, еще крепкий и общительный мужик. Его дом находился на окраине поселка, возле дороги. Пока мы шли узкими деревенскими дворами, он шумно хвалил современную медицину, азартно шугал собак и повторял, что будь его воля — оставил бы Игоря Константиновича в поселке фельдшером. Игорь краснел и улыбался. У порога жилища нас встретила худая высокая женщина — «женушка моя, Алина Витальевна!», которая велела нам вытирать ноги и показала, где умывальник.

Обстановка в доме Василия почти не отличалась от того, что мы видели у старика. Та же старая мебель, некоторые вещи самодельные, те же оштукатуренные стены. На плите булькали щи, распространяя по дому одуряющий густой аромат. Нас усадили за стол и стали кормить.

Кормили на убой. Огромные, наполненные до краев тарелки, толстые куски черного хлеба, сметана и только что сорванный лук — лишь в такие моменты понимаешь, какая пропасть пролегает между современным понятием обеда и его истинным, исконным значением. Алина Витальевна зорко следила за тем, чтобы все ели с хлебом, а Василий рассказывал о жизни поселка.

Щукнаволок медленно, но необратимо вымирал. Ситуация типичная для многих современных деревень. Молодые уезжали, большинство населения составляли старики. Поселок жил собой, наш хозяин с трудом мог припомнить, когда в последний раз выбирался за его пределы. Пенсию приносил почтальон, магазин снабжал всем необходимым, а большего и желать не стоило, только Бога гневить. Казалось, что сам поселок разделяет взгляды старожилов и не любит отпускать от себя людей, наказывает непоседливых, лишает своего покровительства. Только здесь, среди старых домов и покосившихся заборов Щукнаволока, можно жить, не боясь и не чувствуя боли. Быть хозяином на своей земле. Но стоит покинуть эту землю, как все навалится сразу — страх, тоска, боль, и единственное, что хочется, единственное, что важно — вернуться. И земля примет. И все пройдет. Молодые не обращают внимания на слова стариков, они уезжают. Но даже их долго еще зовет родная земля. Проходят месяцы и годы, когда зов ее, наконец, смолкает. Человек становится, как отрезанный ломоть. Красоту земли, ее щедрость, ее любовь — ничего он уже не чувствует.

Василий говорил вдохновенно и долго; профессионально работая голосом, он сыпал многозначительными паузами, жег глаголами и смотрел нам в глаза. Я очень пожалел, что не захватил с собой диктофон. Трудно было ожидать в глубинке такое яркое проявление ораторского искусства. Позже от Федора Петровича я узнал, что Василий в прежние времена работал в областной газете и даже имеет значок «Лучшему агитатору». Думаю, вполне заслуженный.

В его доме повсюду аспидный камень: в кувшине с водой, над столом, на полках. Федор Петрович был прав, этот минерал в поселке широко используют. Заметив мое любопытство, Василий спросил:

— Что, нравятся камушки?

— Да, товарищ очень интересуется, — ответил за меня старик. — Ты бы вырезал ему что-нибудь.

— Это можно.

— Вы режете по камню? — спросил я.

— Есть такое дело. Идите за мной, я покажу.

Мы переместились в другую комнату и оказались в настоящем музее. На полочках вдоль стен стояло множество черных фигурок. Чего тут только не было: на нас смотрели крошечные зайцы, медведи и птицы; там были избы и мельницы, был даже целый остров с деревьями и лодкой. Василий оказался настоящим мастером — все фигурки филигранной работы и, несомненно, представляют художественную ценность. Позабыв про все на свете и раскрыв рты, мы осматривали это сокровище.

— Вот это я понимаю, искусство! — восхитился Виктор Анатольевич.

— Стараемся, — ответил наш хозяин, явно польщенный признанием.

Он снял с полки маленький домик и вручил его Лене.

— На память. Сейчас и остальным подберем.

Каждый из нас получил подарок. Я попросил разрешения сфотографировать коллекцию.

— Да ради бога! — радушно согласился Василий. — Снимайте, сколько хотите. Мне не жалко.

Мы пробыли в гостях еще около получаса, а затем, довольные друг другом, распрощались. Выйдя из дому, мы направились к трейлеру.

— Самородок! — восхищался Игорь. — Именно в таких местах они и произрастают. Ближе к земле.

— Кстати, о земле — что у него по части медицины?

Игорь покачал головой.

— Ничего особенного. Болячка там, болячка здесь. Давление низковато. Небольшой артрит. В целом, все типично для такого возраста. Я кое-что написал ему, но здесь привыкли лечиться самостоятельно. Дедовскими способами. Этот Василий не был у врача уже несколько лет.

— А что там с болью?

— Реакция понижена. Чувствует, конечно, но слабо. Картина такая же, как и в первом случае. Общий вывод делать еще рано, но, учитывая сказанное Федором Петровичем, общая тенденция очевидна.

— Понятно.

Не желая сворачивать лагерь, мы оставили Игоря с Леной в поселке, а сами, погрузившись в трейлер, направились в Ведлозеро за покупками. Несколько километров, отделявших Щукнаволок от нашей цели, мы ехали полчаса — Виктор Анатольевич не торопился. Трейлер медленно плыл по волнам ухабов, поднимая за кормой облачка желтой пыли. После обильного обеда очень хотелось спать.

Зазвонил телефон.

— Все готово, начальник, — сообщила Саша. — Проверяй почту.

— Есть что-нибудь интересное?

— Может быть. Мне отсюда трудно судить, вам на месте виднее. Вобщем, смотрите. Если что, я наготове.

— Отлично!

— Удачи!

Мы припарковали трейлер возле автобусной станции и дальше пошли пешком. Было жарко. Мы проходили мимо двухэтажных домиков, погруженных в вековечную дремоту; отрывисто, будто нехотя, лаяли из-за заборов собаки. На улицах играли дети, и это были единственные признаки активной жизни. На лавочках в тени сидели старики, неспеша и обстоятельно обсуждая последние новости. Наш городской вид ненадолго привлекал их внимание, лишь несколько минут колыхались спокойные воды Ведлозера, и вот оно опять погружено в себя и занято своими делами.

В магазине было все: от хомутов до корма для канареек. Нашлись и строительные каски. Мы купили все необходимое, включая два мощных фонаря. На обратном пути заглянули в продуктовый магазин за сигаретами.

Глядя на нас, продавщица поинтересовалась:

— Строить будете?

— Скорее ломать, — ответил я.

Продавщица посмотрела на нас с подозрением. Я уверен, что она взяла нас на заметку, и к вечеру все село уже будет знать о наших приготовлениях.

На обратном пути я поделился этими соображениями с Виктором Анатольевичем, но он только покачал головой.

— Ерунда. Посудачат и забудут. Мы на сенсацию не тянем, даже по здешним меркам.

Вернувшись в Щукнаволок, я занялся присланными Сашей материалами. Здесь я привожу выдержки из ее отчета.

— Любопытно, — сказал Игорь. — Особенно интересно внеземное происхождение и полуорганическая природа.

— Да уж, — согласился я. — Загадочная штука.

— Интересно, что вы там найдете? В пещере, — проговорила Лена, греясь на вечернем солнце. — Может быть, дневник космического корабля? Или скелет астронавта?

— Скорее уж скелет царского геолога.

— Никто не слышал погоду на завтра? — спросила Лена. — Искупаться бы. Такое озеро пропадает.

— Вода холодная, — заметил Виктор Анатольевич.

— Это ничего.

Не имея никаких конкретных результатов, убаюканные внешним спокойствием поселка, мы расслабились. Расследование начало казаться обыкновенными каникулами. Мы потеряли бдительность, и это было ошибкой.