Дело о Ведлозерском феномене

17 июня 2005 года

Меня разбудил Виктор Анатольевич. Увидев, что я открыл глаза, он приложил палец к губам и поманил за собой. Мы спустились на кухню. Все участники предстоящей вылазки уже собрались и завтракали. Я без энтузиазма ковырял ложкой жиденькую кашу, пытаясь сбросить тяжелое оцепенение сна. В течение трапезы никто не произнес ни слова.

Когда мы собрались у двери, Федор Петрович сказал:

— Присядем на дорожку.

Мы сели. С улицы в дом проникала утренняя прохлада, но она не освежала, было душно, словно в давно закрытом помещении. Темными фигурами в желтой хмари ходили по двору люди.

— Ладно. Пора.

К нам подошел один из дозорных и сообщил, что все спокойно. В пределах видимости маячили всего двое «водяных», но они находились вне нашего пути. Мы с Виктором Анатольевичем направились за баллонами. Их связали, приладив с торцов веревочные петли. Ноша оказалась ужасно тяжелой, и я вдруг усомнился в том, что смогу донести ее до лодки, не уронив. Придется выложиться по полной программе.

У калитки нас уже поджидали остальные, вооруженные ружьями и факелами. Яркий отсвет пламени плясал по лицам и отражался от стволов. Вокруг собралось человек десять провожающих. Мы повернулись к старику, ожидая его команды.

— Ну, с Богом!

Он широким жестом перекрестил нас и махнул рукой.

— Отворяйте!

Все то, что происходило потом, осталось в моей памяти рваными разрозненными кусками. Слишком быстро, слишком страшно. Я действовал автоматически, словно робот и все время считал шаги. Даже в самые жуткие моменты я считал шаги. Это я помню прекрасно.

Мы выскочили на улицу и побежали к берегу. В память врезалось яркое пламя факела, который нес Лаврентий. Нам не удалось одолеть и половины пути, как из желтого полумрака, словно проявляющиеся фотографические изображения, выступили темные силуэты «водяных». Вадим прокричал, чтобы мы не останавливались. Грохнул выстрел. Мы кричали, топали, пыхтели; преследователи двигались бесшумно, словно были не живыми существами, а тенями. Нашими собственными тенями.

Помню, как откуда-то сбоку выскочила одна из тварей и схватила Лаврентия. Он заорал и, остановившись, ткнул факелом в черное тело. После он рассказывал, что оно отпрянуло с такой скоростью, будто просто исчезло, растворилось. Мы сразу же потеряли Лаврентия из виду.

Мы не оговаривали заранее, что делать, если одного из нас схватят. Когда Лаврентий исчез, мы растерялись и непроизвольно замедлили бег. Тут же к нам подскочил Вадим и толкнул вперед. У меня сжалось сердце — сначала Гена, теперь Лаврентий, а мы еще не преодолели и четверти пути. Что же будет дальше?

Лодки оказались на месте, действительно две, как и говорил старик. Петр подбежал к одной из них и быстро перебрался на нос. Мы с Виктором Анатольевичем, подняв тучу брызг, принялись поспешно и неуклюже устраивать баллоны, потеряв на этом гораздо больше времени, чем рассчитывали. Наконец, мы сели на весла, а Вадим налег на корму, спихивая лодку в озеро. Он уже забирался сам, когда за его спиной показалась яркая точка, которая быстро росла. У меня екнуло в груди — что еще за новая напасть?

Вадим вскинул ружье.

— Погоди! — крикнул Петр.

Световое пятно вынырнуло из тумана и оказалось горящим факелом, а потом мы увидели Лаврентия. Он бежал так, будто за ним черти гнались. Хотя, именно так оно и было.

— Давай-давай-давай! — закричал он нам.

Мы послушно налегли на весла. Лодка отошла от берега. Лаврентий слетел по покатому склону, вбежал в воду и прыгнул на борт. Теперь мы ударили веслами изо всех сил и быстро понеслись прочь от поселка.

— Следите за солнышками! — прокричал я, повернувшись к Петру. — Если налетим на них — нам каюк!

— Ладно!

Берег скрылся из вида. Я не мог ничего разглядеть, кроме согнутой спины Вадима и профиля Лаврентия, и изо всех сил налегал на весло. Позже Вадим рассказывал, как вслед за лодкой устремились «водяные». Он хорошо видел их — они плыли у самой поверхности, до поры не проявляя особенной активности. Мы прошли метров сто, когда один из них вцепился в мое весло. Я попытался вытянуть его из воды, но не хватило сил. Виктор Анатольевич продолжал грести без помех, и лодка закрутилась волчком.

— Они схватили весло! — закричал я.

Вадим без лишних слов направил ружье в воду и выстрелил. Я почувствовал рывок, весло дернулось в руке, а потом сила, удерживающая его, пропала. Лопасть оказалась поврежденной, поэтому теперь мы забирали немного вправо, и мне приходилось налегать изо всех сил, чтобы лодка вновь не пошла кругом. Вращение дезориентировало нас. Не видя ни острова, ни поселка, мы не знали, в каком направлении плыть. Предприятие оказалось под угрозой срыва. Петр растерянно осматривался, а потом задрал голову и посмотрел в небо, где, сквозь бурую толщу морока, слабо пробивался слабый солнечный свет.

— Левее! — приказал он.

Вокруг нас началось что-то невообразимое. Петр несколько раз стрелял, в какой-то момент лодку сильно качнуло, будто ей в бок ударило что-то большое и массивное. Активность преследователей возрастала с каждой минутой. Нас швыряло из стороны в сторону, что-то билось в днище, твари хватали весла, длиннопалая рука вцепилась в борт, и Лаврентий прижег ее факелом. Вадим и Петр израсходовали почти весь боезапас и теперь старались стрелять только в крайнем случае. Но такие случаи возникали все чаще и чаще.

А потом нападения внезапно прекратились. Мы устало переводили дух, недоверчиво оглядывая спокойную воду озера.

— Надоело им, что ли? — спросил Вадим. — Куда они подевались?

— Солнышки, — сказал Петр тихо. В его голосе прозвучало напряжение, которое напугало нас даже больше, чем сам смысл слова. — Берите левее.

Началась игра в шахматы со смертью. «Солнышки» возникали произвольно, пройти их было делом везения и быстрой реакции, на которую мы, усталые и напуганные, были мало способны. Если «солнышко» коснется нас, оно не только уничтожит лодку, но и взорвет баллоны. А тогда — конец всей истории.

Петр с самого начала выбрал правильную тактику. Он не мог предугадать, откуда придет опасность, но ему удалось заметить то, что не заметили мы, когда возвращались с острова. «Солнышки» появлялись и исчезали группами и по крайней мере два-три цикла группа сохраняла конфигурацию. Этим он и воспользовался, направляя наше движение.

Теперь мы продвигались медленно. Глядя на воду, Петр кричал: «Табань! Ходу-ходу! Вправо! Влево!». Мы крутились, резкими ударами весел бросали лодку в стороны, двигаясь невообразимыми рывками, от которых болели руки и сбивалось дыхание. Да, «водяные» на какое-то время оставили нас, но «солнышки» вполне их заменили, грозя, если и не уничтожить нас, то лишить сил.

Наша реакция на команды Петра становилась все более вялой. Виктор Анатольевич попал веслом в один из световых кругов и лишился половины лопасти. В этом происшествии оказалась и хорошая сторона: теперь оба поврежденных весла работали одинаково, и лодкой стало легче управлять. Мы сдавали. Несколько раз едва смогли разминуться с «солнышками» — у нас просто не хватало сил выполнять команды быстро.

— Берег! — крикнул вдруг Петр. — Близко берег!

Воодушевленные новостью, мы несколькими энергичными ударами весел подошли к нему, и нос лодки ткнулся в сырой песок. Пляж пустовал, но это не могло продлиться долго. Мы стали поспешно выгружаться. Виктор Анатольевич схватил свой конец связки и потянул вперед. Я тоже вцепился в петлю, отметив, как сильно болят руки, шагнул через борт, споткнулся и упал в воду, уронив баллоны.

Рядом со мной возник Лаврентий. Ни слова не говоря, он сунул мне свой факел, взялся за веревочную петлю, и они с Виктором Анатольевичем побежали вслед за Петром к лесу. Мы с Вадимом последовали за ними.

Пустой берег оказался приманкой. Они ждали нас в лесу, и их было так много, что в первые секунды мы даже растерялись и едва не остановились. Они дали нам преодолеть около половины пути до поляны, а потом напали все сразу. Загрохотали ружья. Стоя рядом с Вадимом, я видел, как выстрелы проделывают в цилиндрических телах большие рваные бреши. Твари падали, но их место тут же занимали другие.

Одна из них схватила меня за голову. Я заорал и наугад ткнул факелом в ее сторону. Хватка тотчас ослабла. Тварь исчезла с такой молниеносной скоростью, будто не двигалась по земле, а летала. Разозленный нападением, подстегнутый страхом, я принялся размахивать факелом перед собой, создав широкий полукруг гудящего пламени. «Водяные» отлетали от него, как кегли в боулинге. Я почти не попадал по ним, но огонь не позволял им приблизиться, заставляя держаться на расстоянии. Впереди захрипел Петр, и Вадим бросился к нему. Мой факел начал гаснуть. Я сорвал со спины Лаврентия связку с запасными, и поджег ее всю сразу. Теперь уже не было нужды экономить. Ставки больше некуда поднимать.

Если бы Лаврентий не догнал нас у лодки, на этом в истории можно было бы ставить точку.

Связка быстро занялась. Продолжая размахивать факелом перед собой, я передал по штуке Вадиму и Петру. Они бросили ружья, от которых в такой свалке было мало проку, и окружили огнем Лаврентия и Виктора Анатольевича. Плотной группой мы понемногу продвигались к пещере. «Водяные» толпились вокруг, взяв нас в сплошное кольцо, но нападать не решались. Они как-то странно двигались между деревьев, не обходя их, а словно перетекая с места на место, почти не двигая ногами, глядели на нас огромными мертвыми глазами и ждали ошибки, малейшей лазейки, которая дала бы им возможность напасть. Это страшно давило на нервы.

Петр отдал факел Вадиму, быстро раскидал ветки, которыми завалили вход в шурф, пропустил вперед Виктора Анатольевича и Лаврентия, а потом юркнул сам. Мы с Вадимом остались прикрывать вход.

«Водяные» стояли перед нами, как истуканы. Они прекратили всякое движение и застыли, будто ожидая чего-то. За нашими спинами раздавались приглушенные голоса. Этот момент я запомнил очень хорошо. Мы сидели на корточках, выставив перед собой горящие факелы, и смотрели на толпу чудовищ. Все было сделано, все было поставлено на кон, оставалось только ждать. Сидеть и ждать.

— Как думаешь, получится у нас? — просил Вадим.

— Надеюсь. Петр говорил, что должно рвануть как следует.

— Я не об этом. Получится ли у нас прекратить все это?

— Не знаю.

— А я ведь уезжать собирался, — сказал Вадим с тоской. — Девушка у меня есть в Петрозаводске. Невеста. Мы в августе собирались расписаться. Я все ждал, откладывал. И вот дождался.

— Как зовут девушку?

— Ира. Если вернемся, покажу тебе фотографию. Ты таких не видел.

— Наверное, — согласился я.

Вадим стал рассказывать об Ире, о Петрозаводске и о том, как они будут обустраивать жизнь в городе. Его словно прорвало, и он никак не мог остановиться — все говорил, говорил. Было что-то дикое в том, чтобы сидеть на корточках у входа в подземелье перед толпой чудовищ, выставив вперед горящие факелы, и слушать про девушку Иру.

Позади вдруг послышались голоса и невнятный шум. Я обернулся, и в лицо мне ударил свет фонарика. Это был Лаврентий. Он быстро полз на четвереньках. За ним маячило лицо Виктора Анатольевича.

— На выход! — закричал Лаврентий. — Сейчас рванет!

Он толкнул меня, и мы выкатились наружу, размахивая перед собой факелами. Краем глаза я увидел, как выбираются из шурфа Петр и Виктор Анатольевич.

— К лесу! — крикнул Петр. — Как можно дальше!

Мы побежали прямо в толпу чудовищ. Она подалась назад, разошлась, разрезанная огнем факелов, а потом сомкнулась и поглотила нас. Казалось, их стало еще больше. Мы не успевали поворачиваться, чтобы отбивать их атаки. Очень скоро я потерял остальных из виду и остался один на один с чудовищами. Они сжимали кольцо вокруг меня. Я почувствовал, как на спине повисли сразу несколько тварей, еще мгновение — и факел вырвали у меня из рук. Сразу же целая толпа навалилась на меня, я упал на землю лицом вверх, и в этот момент почувствовал, как земля дрогнула. Из шурфа вырвался яркий огненный язык, а центр поляны вдруг просел. В лицо мне ударил порыв ветра, а затем донесся низкий грохот. И тут же все слилось вместе — грохот, жар огня и слепящий глаза свет солнца. Ветер загудел в кронах и желтая дымка вокруг начала рваться. Она не рассеивалась, не уносилась потоками воздуха, она словно смывалась, стекая к земле и впитываясь в нее. И вслед за ней исчезали чудовища. Их контуры искривились и стали распадаться, будто акварельный рисунок, залитый водой.

Помню, что успел подумать: «Вот и все». А потом не помню ничего.