Дело о Ведлозерском феномене

14 июня 2005 года

Ночью дул сильный ветер, который помешал злобным комарам до меня добраться. Я проснулся свежим и готовым к свершениям. Во время завтрака Федор Петрович посетовал, что не сможет сопровождать нас на остров — плохо слушались ноги.

— Всегда так реагирую на смену погоды, — сказал он. — Ничего не болит, а ноги как чужие.

— Мы к вам Игоря пришлем, — сказал я. — Пусть посмотрит.

— Вот спасибо! Мне к врачам ходить не с руки, но ваш доктор — это совсем другой вопрос.

— Погодка не ахти, — сказала Лена. — Плакало купание.

— К обеду стихнет, — заверил ее Федор Петрович. — Всегда так бывает.

— Будем надеяться.

Камеру от дома старика я решил взять с собой и задействовать в штольне. Здесь от нее мало толку. Жулик — стариковская дворняга — видимо так к ней привык, что защищал, как хозяйскую собственность — носился вокруг и оглушительно лаял. Старику пришлось прикрикнуть, чтобы он успокоился.

Когда мы пришли в лагерь, Игорь еще спал. Виктор Анатольевич завтракал бутербродами и слушал радио.

— Ну как? — спросил я. — Что в мире нового?

— Ничего нового. Все одно и то же. Сегодня футбол транслировать будут, вот это важно.

— Кто играет?

— Химки с Зенитом.

Пока он заканчивал трапезу, я занялся сбором вещей, которые понадобятся на острове. Багаж получился внушительный. Ветер понемногу разгонял облака, выглянуло солнце. Лена устроилась с книжкой возле трейлера и погрузилась в чтение, изредка давая ценные указания по поводу упаковки. Покончив с завтраком, Виктор Анатольевич положил радиоприемник в общий тюк.

— Не забудь сказать Игорю насчет старика, — напомнил я Лене.

Она кивнула, и мы отправились к Гене. Возле его дома собралось небольшое общество, человек пять местных. С нами поздоровались и поинтересовались, как продвигается расследование. Узнав, что ничего важного не найдено, они закивали и стали желать нам удачи.

Все-таки Гена разболтал о пещере на острове. Наивно было ожидать, что в таком маленьком поселке можно что-то скрыть. Я не стал выговаривать его, все равно сделанного не воротишь, а портить хорошие отношения с теми, кто нам помогает — глупо.

— Что это там за делегация была? — спросил я, когда лодка отчалила от берега.

— Общественность, — ответил с улыбкой Гена. — Интересуется.

— А они в штольню не полезут? Нам жертвы не нужны.

— Не полезут. Они знают, что там опасно.

Я ничего не ответил, только покачал головой.

Мы дотащили вещи до штольни и стали держать совет. Ни Виктор Анатольевич, ни Гена не горели желанием спускаться под землю, что вполне меня устраивало. Мы решили, что я сделаю пробный спуск без фотоаппарата и камеры, осмотрюсь на месте, а по результату уже будет видно, что делать дальше. Надев каску и включив фонарь, я открыл вход в штольню и заглянул внутрь. Со вчерашнего дня никаких изменений не произошло, все оставалось, как было. Я взял смотанную лестницу и полез в темноту.

В ярком свете фонаря провал был заметен метра за два. Я осторожно продвинулся немного вперед, тщательно ощупывая каменный пол, и вытащил металлические костыли, на которых предстояло крепить лестницу. Камень поддавался довольно легко, и через четверть часа все было сделано. Я вытащил из кармана маленькую рацию и сказал:

— У меня все готово. Спускаюсь вниз. Прием.

— Давай. Мы на связи.

На заднем плане тихо вещал радиоприемник. Наш химик явно изготовился слушать трансляцию матча. Чувствуя себя спелеологом из фильма ужасов, я скинул лестницу вниз и стал осторожно спускаться.

Провал вскрыл огромную пещеру. В подвешенном между полом и потолком состоянии было трудно судить о ее точных размерах, но, не удержи меня веревка при первом посещении, мне бы пришлось падать с высоты метра четыре, не меньше. Стены вокруг были черными, гладкими и блестели от влаги. Воздух холодный и спертый, без посторонних запахов. На стенах толстыми венами бугрились минеральные отложения. Светло-желтого цвета, они не отражали свет фонаря и сложными переплетениями расползались во все стороны, образуя причудливый, похожий на паутину рисунок. Я мало знал о пещерах, однако такая конфигурация минеральных отложений показалась мне странной. По моим понятиям эти наросты должны стремиться вниз отвесно. Или почти отвесно. А эти раскинули свою сеть во всех направлениях одновременно, причем, в некоторых местах, они явно росли вверх. Удивительно.

Я включил рацию и рассказал об увиденном Виктору Анатольевичу. Он тоже не смог объяснить мои наблюдения и ограничился пожеланием проявлять максимальную осторожность.

Я продолжил спуск. Внизу меня ожидало новое открытие.

Пол пещеры, гладкий и скользкий, оказался подозрительно ровным, что сразу навело меня на мысль о его искусственном происхождении. А стоило мне оглядеться, как эта мысль превратилась в уверенность: посреди пола возвышалось странное каменное сооружение, при взгляде на которое по спине у меня побежали мурашки. Направив на него фонарь, я несколько раз обошел вокруг.

Передо мной был прямоугольный каменный постамент со сторонами метр на метр и высотой в половину человеческого роста. Все грани ровные, гладкие, словно отшлифованные, с вкраплениями все тех же бледно-желтых минеральных отложений. На постаменте стояла фигура, образованная двумя вытянутыми эллипсоидами, соединенными друг с другом тонкой перемычкой. В отличие от постамента, они имели грубую поверхность со множеством каверн и глубоких борозд, расположенных хаотично. Я внимательно осмотрел основание каменной глыбы — никакой щели, словно он вырос прямо из пола. То же самое было и с геометрической композицией на нем.

Я включил рацию.

— Виктор Анатольевич, я кое-что нашел. Сейчас поднимусь за фотоаппаратом. Прием.

— Ждем. Осторожней там.

Напоминание было излишним. Мрачное черное сооружение насторожило меня и, честно говоря, напугало. Сам не знаю, почему. Даже если оно рукотворное, то в его появлении нет ничего из ряда вон выходящего. Просто много лет назад кто-то спустился в пещеру и изваял это… нечто. Но зачем? И откуда такие странные формы? Никогда раньше я не слышал ни о чем подобном. Зачем мог понадобиться каменный монумент под землей?

Я подошел к лестнице и стал поспешно подниматься, инстинктивно стараясь производить как можно меньше шума. Благополучно добравшись до штольни, я еще раз осветил фонарем пещеру. Что-то в очертаниях монумента показалось неуловимо знакомым, но, как я ни силился вспомнить, озарение не приходило. Я погасил фонарь и полез вперед, к свету.

Мой рассказ заинтересовал Виктора Анатольевича настолько, что он даже на минуту отвлекся от приемника.

— Постамент, говоришь. Странно, странно.

— Сейчас я его сниму.

— Отродясь о таком не слышал! — заявил Гена. — А ведь я, считай, сторожил.

Я взял фотоаппарат и опять полез в штольню. Лаз уже успел наполниться свежим воздухом, но стоило спуститься в пещеру, как атмосфера снова сделалась густой и душной. Слабый характерный запах казался знакомым, я где-то уже сталкивался с таким, причем совсем недавно. Чуть сладковатый, тошнотворный — запах головной боли и бессонной ночи. Воспоминание вертелось где-то у самой поверхности. Я закрыл глаза… и вспомнил. Точно! Стоило только отрешиться от пещеры, как воспоминание пришло само собой — так пахло в доме у Федора Петровича в первые две ночи, которые я провел с закрытыми окнами.

Открытие так взволновало меня, что я даже позабыл о загадочном постаменте, который собирался фотографировать. Между стариком и пещерой явно наметилась связь, и связь волне материальная. Но Федор Петрович утверждал, что ничего не знает о подземелье. Любопытно. Очень любопытно.

Я закончил спуск, вытащил фотоаппарат и заглянул в видоискатель. Луч фонаря, который я положил на пол, направив вперед, осветил постамент и небольшую часть стены за ним с отчетливо видимыми желтоватыми отложениями. Я сделал пробный кадр без вспышки с большой выдержкой. Очертания предметов немного смазались, здесь требуется штатив, но цвета получились очень хорошо. Это может оказаться полезным. Теперь нужна четкая картинка. Я выдвинул вспышку, прицелился и нажал на спуск.

На долю секунды пещера наполнилась ярким светом, и в это мгновение мне показалось, что фигура на постаменте двинулась. Внезапно навалилась жуткая головная боль, ноги ослабли и подогнулись, я прижал к себе фотоаппарат и медленно сполз по стене.

Наверное, на какое-то время я потерял сознание. Когда я снова открыл глаза, то увидел Виктора Анатольевича. Он смотрел испуганно.

— Ты где был? — спросил он, увидев, что я зашевелился.

— Со мной все в порядке, — произнес я, стараясь подняться на ноги. — Просто…

— Где ты был? — настойчиво, тщательно выговаривая слова, повторил Виктор Анатольевич.

Вопрос показался мне возмутительно неуместным, а нажим, с которым Виктор Анатольевич повторил его, заставил меня разозлиться.

— Здесь я был! Вот тут, где сейчас стою!

Меня мутило, ныли мышцы. Больше всего на свете хотелось выбраться отсюда и вдохнуть свежего озерного воздуха. Виктор Анатольевич не ответил. Он еще несколько секунд настороженно меня разглядывал, потом кивнул, обхватил меня за плечи и повлек за собой к веревочной лестнице. Какая-то мелкая тварь скользнула возле ноги и громко зашипела. Я отпрянул, но Виктор Анатольевич потянул вперед.

— Давай, иди, не останавливайся. Ты по лестнице сможешь?

Тварь исчезла в темноте, но теперь я боялся ступать на пол. Несмотря на настойчивые тычки нашего химика, я упрямился и медленно, насколько это было возможно, опускал и поднимал ноги.

Мне показалось, что в пещере стало гораздо темнее.

— Фонарь погас, — сообщил я.

Мне не ответили.

— Геннадий! — закричали где-то рядом. — Он не поднимется. Тяни! Я буду страховать.

Мне сдавило живот. Чьи-то руки обхватили меня, пытаясь смять, вывернуть наизнанку. Я вцепился в них и, рыча, принялся отрывать от себя. Они оказались сильнее — рванули вверх так, что перехватило дыхание, и ноги оторвались от земли. Я наугад лягнул темноту и снова потерял сознание.

Почувствовав холод, я открыл глаза. Виктор Анатольевич усердно поливал меня водой, бормоча под нос какие-то причитания. Это выглядело так забавно, что я затрясся от смеха.

— Ну слава Богу! — облегченно вздохнул Виктор Анатольевич. — Я уж думал все — труба.

— Что со мной случилось? — проговорил я. Язык слушался плохо, челюсти с трудом двигались, сильно кружилась голова. — По мне будто машина проехала.

— Пить хочешь? — спросил он.

Я кивнул. Налив мне чая из термоса, он спросил:

— Ты что-нибудь помнишь?

— Что помню?

— Что там с тобой стряслось?

Я нахмурился, пытаясь совладать с бардаком в голове. Очень трудно было сосредоточиться. Едва я ухватывал какое-нибудь воспоминание, как оно выскальзывало и присоединялось к чехарде мыслей и образов. Впервые в жизни я испытывал что-то подобное. Пустая, гулкая, совершенно непригодная голова.

— Я спустился в пещеру…

— Так.

— Сфотографировал камень…

— Так.

Я посмотрел на Виктора Анатольевича с недоумением.

— Это все.

Гена и химик напряженно переглянулись.

— Да в чем дело-то? Что вы друг на друга коситесь?

— Продышался, — сказал Гена. — Это очень хорошо.

Виктор Анатольевич поднес руку к моим глазам.

— Смотри на часы.

Я посмотрел. Цифры на маленьком экране показывали 16:39. Мысли путались, пришлось обхватить голову руками, чтобы сосредоточиться.

На остров мы приплыли утром и оказались на поляне около одиннадцати часов. Еще примерно час ушел на приготовления. Значит, во второй раз я спустился в пещеру около половины первого — часа. А это значит, что я пробыл там… три с половиной часа.

— Не может быть!

— Вот и мне так кажется, — отозвался Виктор Анатольевич.

— Но я не мог пробыть там столько времени! Я ясно помню, как нажал на кнопку фотоаппарата, потом была вспышка, а потом я увидел вас! Вот и все.

Виктор Анатольевич воздержался от комментариев и поведал мне о том, что творилось наверху, пока я был в пещере. Слушая его, я не верил собственным ушам.

Спустя несколько минут после того, как я во второй раз спустился к монументу, наверху перестал работать радиоприемник. Трансляция вдруг прервалась, и из динамиков полился громкий шум помех. Раздосадованный этим обстоятельством, Виктор Анатольевич трудолюбиво прочесал весь диапазон, на который была способна простенькая машинка, но так ничего и не добился. Пришлось коротать время за беседой: поговорили о погоде, о рыбалке, о политике, потом Гена вытащил газету, разделил на две части, и некоторое время они читали.

Обо мне забеспокоились спустя полчаса. От рации не было толку, не помог и сотовый. Вся электроника будто взбесилась и отказывалась работать. Гена заявил, что в поселке иногда такое бывает, даже телевизор — и тот ничего не показывает.

— Может быть, что-то в атмосфере, — сказал он значительно. — Вихрь.

Время шло, но от меня не было никаких известий. Тогда Виктор Анатольевич принял решение самому спуститься в пещеру и посмотреть все ли в порядке. Он надел вторую каску, взял фонарь и полез в штольню. А дальше начинается та часть его рассказа, которая показалась мне совершенно невероятной.

Спустившись к монументу Виктор Анатольевич не нашел там никого. Ни одной живой души.

— Я осмотрел каждый угол, каждый камушек приподнял — нет тебя и все! Пропал. Я до сих пор не понимаю, откуда ты приполз.

Затем началась форменная паника. Не обнаружив меня в пещере, они осмотрели несколько сот метров прилежащего к штольне леса, а потом Гена отправился в лагерь, выяснить — не там ли я.

Естественно, меня там не было. Лена с Игорем не на шутку всполошились и хотели срочно плыть на остров, но потом одумались. Существовал шанс, очень маленький, но шанс, что я каким-то образом выберусь к лагерю. В таком случае, кто-то должен был встретить меня. Игорь с Леной остались, а Гена отправился в поселок проверить — не появился ли я там. Таким образом, весть о странной пещере и моем исчезновении очень скоро стала всеобщим достоянием. Меня искали по всему Щукнаволоку, но безрезультатно.

Тем временем Виктор Анатольевич снова обшаривал пещеру. В ее атмосфере он ощутил что-то тлетворное, что-то подавляющее, как бывает возле высоковольтных линий. Почти сразу же после спуска начала болеть голова, пересохло в горле, возникли проблемы с координацией. Чувствуя неладное, Виктор Анатольевич не задерживался внизу дольше, чем на пять-десять минут и вел поиски короткими сеансами, периодически выбираясь на поверхность, к свежему воздуху. Пещера, по его словам, оказалась неожиданно большой, и прошло довольно много времени, пока в одной из ходок он не обнаружил меня, лежащего в небольшой нише почти у самого пола. Я не помню, как забился туда и зачем. Виктор Анатольевич говорит, что мне повезло. В темноте он мог пройти мимо и не заметить меня. Бог знает, чем грозило длительное пребывание в пещере. Думать об этом не хотелось.

Обнаружив искомое тело, Виктор Анатольевич предпринял энергичные попытки привести меня в сознание, и это оказалось непросто. Он провозился не меньше пяти минут и уже начинал чувствовать на себе разрушительное влияние пещеры, когда я очнулся.

Мы провели около входа в штольню около часа, пока я медленно приходил в себя. Свежий ветер, долетавший с озера, постепенно прочистил голову, унялась дрожь в руках и ногах. Я словно воскресал, вновь обретая возможность мыслить и чувствовать.

Около половины шестого Виктору Анатольевичу удалось связаться с Игорем по сотовому. Он коротко обрисовал ситуацию и сказал, что везет меня в лагерь. Пока они говорили, я поднял приемник и включил его. Передавали прогноз погоды — обещали ясный безветренный день без осадков. Никаких помех, никаких посторонних звуков. Что бы тут ни происходило, это уже закончилось.

В лагере Игорь и Лена подвергли меня перекрестному медицинскому допросу. По всем показателям я был в порядке: помнил маму и папу, домашний телефон и кличку кота. Только текущую дату назвать затруднился. Но кто же помнит такие вещи в нашем сверхскоростном мире? Осмотрев меня с ног до головы, они вынесли вердикт — практически здоров.

— Давайте, все-таки, попробуем разобраться в том, что случилось, — сказал Игорь. — Меня настораживает сложившаяся ситуация. Такое впечатление, что мы играем с огнем, который вот-вот превратится в лесной пожар.

— Согласен, — сказал я. — Мы что-то нащупали. Или что-то нащупало нас. Непонятно, связана ли пещера с падением объекта, но, даже сама по себе, она, очевидно, достойна внимания. Более чем.

— Она опасна, — сказала Лена. — И я на этом настаиваю! Мы можем продолжить изыскания только в том случае, если согласимся, что имеем дело со смертельно опасным объектом.

— Принято, — согласился я. — Теперь давайте подытожим, что мы узнали. Самое яркое свойство пещеры заключается в весьма поганом влиянии на человека. В первый раз я находился в ней не больше десяти минут, потом вылез на поверхность за фотоаппаратом. Второй раз, прежде чем, потерять сознание, я пробыл там минут пять. По словам Виктора Анатольевича, он находился внизу короткими сеансами примерно такой же продолжительности. Вопрос: почему второй спуск так на меня подействовал, в то время как Виктор Анатольевич, пробывший в пещере то же время, сознания не терял?

— Возможно, ты получил большую общую дозу, — сказал Игорь. — Ты входил в пещеру первым еще вчера. В пещеру, которая простояла запечатанной Бог знает сколько лет. Неизвестно, что за атмосфера там сформировалась. Ты не чувствовал никаких запахов?

— Вроде нет. Воздух спертый, но ничем особенным не пах. По крайней мере, у Федора Петровича, при закрытых окнах, атмосфера примерно такая же. Однако там обошлось без обмороков.

Я улыбнулся. Но Игорь оставался серьезным.

— Но ты говорил, что у него плохо себя чувствовал. Так?

— Да.

— Симптомы, которые возникли тогда, похожи на те, что сейчас?

— Трудно сказать. Чем-то похожи, чем-то нет. Головная боль, тошнота, головокружение — это, пожалуй, общее.

— Очень интересно, — произнес Игорь. — Надо будет повнимательнее осмотреть дом нашего хозяина. По крайней мере, это не так опасно, как осматривать пещеру.

— Как в том анекдоте, про пьяного и фонарь, — вставил Виктор Анатольевич. — И еще я хочу сказать — в той нише я тоже смотрел. Даже не один раз. И никого там не видел. Либо Андрей ползал кругами за моей спиной, либо его там просто не было. Другого объяснения я не вижу.

— Но не провалился же он сквозь землю, — сказал Игорь.

— Не знаю, — ответил Виктор Анатольевич. — Может, и провалился.

Все посмотрели на меня, но я только покачал головой.

— Не помню.

Лена сорвала травинку и стала задумчиво ее жевать.

— Есть идея, — сказала она.

— Какая?

— Гипноз. Я могу попробовать загипнотизировать тебя. Возможно, так ты вспомнишь, что произошло в пещере. Хотя, сразу скажу, если ты действительно сразу же потерял сознание, толку от процедуры не будет.

— Ты думаешь, я не отключился? — спросил я. — Думаешь, я был в сознании?

— Не исключаю такую возможность. Меня смущает тот факт, что Виктор Анатольевич не мог тебя найти. Даже в той нише, где, в конце концов, тебя обнаружил. Может оказаться, что ты действительно передвигался. Вот это я и хочу проверить.

— Ну хорошо. Только предупреждаю, я в гипноз не верю. И Вольфа Мессинга считаю пришельцем. С самого детства.

— А в рамки веришь? — насмешливо спросил Виктор Анатольевич.

— Тебе и не обязательно верить, — сказала Лена. — Просто постарайся сосредоточиться на том, чтобы помочь мне, и не сопротивляйся.

— Я попробую. Но, прежде чем начать, хочу обратить общее внимание еще на один факт.

— Что за факт? — спросил Игорь.

— Ну не факт, а предположение. Приемник наверху забарахлил в тот самый момент, когда сработала вспышка фотоаппарата, и уже в следующий мгновение я отключился. Само собой напрашивается гипотеза о сильном электромагнитном излучении, которое, кстати, могло повлиять и на мою память. Это известный дело — сильное электромагнитное поле вызывает эффект частичной амнезии.

— Интересно, — сказал Игорь. — И вполне вероятно.

— А откуда поле? — спросила Лена. — Как я понимаю, для этого нужен какой-нибудь прибор. Оно не возникает само по себе.

— Это правда. Никаких магнитных аномалий на острове мы не обнаружили, поэтому вариант естественного источника можно отбросить. А вот что касается прибора — посмотрите-ка сюда.

Я включил фотоаппарат и показал последний снимок, сделанный в пещере. Черный постамент с двумя овалами отразил вспышку и блестел сотнями маленьких огоньков, словно вспыхнул внезапно на фоне смоляной черноты стен.

— Чем не прибор? — спросил я.

На минуту воцарилось молчание, потом Виктор Анатольевич сказал:

— Ну, это уже из области фантастики.

— А чем мы тут занимаемся, как не фантастикой? Это сооружение явно кем-то построено, причем технология постройки наводит на мысль о внеземном происхождении. На фотографии не видно, но между полом и основанием постамента нет ни единой щели. Я еще подумал тогда, что он не установлен там, а выращен. Выращен прямо из шунгитовой породы, которая, кстати, по одной из гипотез, образовалась не на этой планете. Можно, конечно, допустить мысль, что все сооружение было высечено из единого монолита, но тогда встает вопрос — зачем? В карельской культуре нет подобной символики, и, насколько я могу судить, она вообще не встречается на Земле. Все это косвенные признаки, и каждый из них в отдельности еще не дает права сделать выводы, но все вместе они вполне красноречивы.

— Допустим, — сказал Виктор Анатольевич. — Допустим, что мы имеем дело с неким прибором внеземного происхождения. Но каким образом он связан с объектом, который тут наблюдали? И еще — шурф, проложенный до пещеры, не мог быть проделан после 1928 года, иначе бы старик помнил о нем. Следовательно, он был прорыт еще до его рождения и до падения объекта.

— К сожалению, этого мы выяснить не можем.

— И как соотнести физиологическую аномалию жителей, я имею в виду нечувствительность к боли, с прибором, который способен произвести интенсивное магнитное поле? Насколько я понимаю, оно не может оказать подобного влияния. По крайней мере, я ни разу не слышал о таком.

— Должно быть что-то еще, — сказал Игорь. — Что-то, что свяжет все воедино. Мне кажется, мы нащупали лишь отдельные точки, отдельные штрихи, которые пока не позволяют судить о картине в целом. Как в той басне про слона и слепцов. Слишком мало информации.

— Значит, надо продолжать поиски, — сказал я. — Параллельно с исследованием пещеры и монумента.

— Не представляю, как ты собираешься исследовать монумент. В пещере не высидеть и десяти минут, — сказал Виктор Анатольевич.

— Придумаем что-нибудь. Если потребуется, поднимем его на поверхность.

Химик принялся спорить со мной, доказывая, что ничего не выйдет. Он сыпал инженерными терминами и даже взял бумагу и ручку, чтобы расчетами доказать невозможность того, что я задумал.

Лена и Игорь, далекие от техники, занялись ужином. Но поесть спокойно нам не удалось. Едва мы собрались у стола, как рядом раздался чей-то голос:

— Приятного вам аппетита, господа хорошие.

Из-за трейлера показался Федор Петрович. Его лицо, обычно благостное и безмятежное, выражало беспокойство. Он подошел к столу и остановился, молча глядя на нас.

— Я сейчас принесу стул, — сказала Лена. — Федор Петрович, садитесь с нами.

Он покачал головой.

— Спасибо за приглашение, но не буду. Я к вам по делу пришел.

— По какому? — спросил я.

— Люди волнуются, — сообщил старик.

Теперь забеспокоился я.

— Федор Петрович, садитесь. Расскажите нам, что стряслось.

Старик опустился на стул и немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Пропал Гришка Печенкин. Вот уже часа четыре ищем — нет его.

— Может быть, он в село поехал, — предположил Виктор Анатольевич. — Молодой этот ваш Гришка?

— Восемнадцать ему.

— Мог загулять.

— Нет, — отрезал Федор Петрович. — Не мог. Лодка его возле острова стоит.

— Вы думаете, он в пещеру полез? — спросил я.

— Мы остров целиком обошли, — ответил Федор Петрович. — Больше ему деваться некуда.

— В пещере искали?

Старик некоторое время смотрел на меня внимательно и скорбно.

— Люди говорят, что вы разворошили нехорошее место. Зря вы в пещеру лазали, теперь пойдут беды. Не знаю, что там, но неспроста это спрятали. Неспроста! Раз запечатали пещеру, значит, была на то причина. Вот так. Теперь туда народ из поселка повалил. Хотят найти Гришку и вход заделать. Совсем. И никого не пускать, от греха. А вам, говорят, неплохо бы и честь знать.

— Но Федор Петрович, это же нелепо! Мы, наконец, нашли нечто, что может пролить свет на тайну Ведлозера! Никак нельзя бросать все сейчас! Это невозможно!

Я замолчал. В голову вдруг пришла дикая мысль.

— Они что, в пещеру собираются лезть?

Старик кивнул. Я живо представил себе эту картину. Жители поселка один за другим забираются в пещеру и …

И все.

— Нельзя им туда — там опасно! Без подготовки! Без снаряжения!

Федор Петрович снова закивал.

— Вот и я о том говорю, но разве слушают? Вам нужно сейчас же на остров! Полезайте в пещеру и найдите Гришку.

— Если он там, — сказал Виктор Анатольевич.

— Да, если он там. Нельзя позволить нашим туда лезть. Если с ними что-то случится, виноватыми выйдете вы. Понимаете мою мысль? Тогда вам не только к пещере, но и к озеру уже никогда не подойти. Или того хуже.

Я встал.

— Лодка найдется?

— Гена отвезет. Он ждет уже.

— Виктор Анатольевич, возьмите кислородные баллоны и каски — вы идете со мной. Игорь, ты тоже пойдешь. Может понадобиться врач. Лена, ты забирайся в трейлер и закройся.

Все встали.

— Вы только не подумайте, что мы бандиты какие, — быстро заговорил старик. — Люди у нас хорошие, добрые. Только напугались они. Я-то сам такое видал, что не страшно уже, а они непуганые. Вы тоже подобрее с ними. По-человечески все решим.

— Обязательно.

Гена ждал в полной готовности. Он был молчалив, и на нас почти не смотрел. Кое-как разместившись в лодке со всем скарбом, мы направились к острову. Как-то незаметно подкрались сумерки. Солнце едва проглядывало сквозь густой частокол деревьев на западном берегу, воздух наполнили тревожные вечерние звуки. Но эта красота, которая в других обстоятельствах, несомненно, заслужила бы оду в моем исполнении, на этот раз пропадала впустую — я думал только о том, как быстрее и без осложнений разрешить новую проблему. Как она была некстати!

Возле пляжа, на который мы высаживались во время первого посещения острова, темнели силуэты лодок. Складывалось впечатление, что их побросали в спешке, кое-как втянув на берег. Возле них не было ни души, видимо, люди сразу же отправились к пещере. Только бы никто не полез туда! Хватит нам и одного пропащего.

Пока мы продирались через разросшиеся кусты, до нас все отчетливее доносился гул человеческих голосов, прерываемый громкими криками. Испугавшись, что они полезут в пещеру — градус возбуждения на поляне казался мне как раз подходящим — я ускорил шаг и выскочил к штольне, как чертик из табакерки. Разговоры сразу же прекратились. Как говорят в таких случаях: повисло тяжелое молчание. Мы стояли напротив, две группы людей, и смотрели друг на друга. Ничего хорошего такая расстановка сил не сулила.

Первым обрел дар речи Федор Петрович. Не давая соседям опомниться, он авторитетно произнес.

— Вот, привел товарищей. Сейчас они разберутся. У них все с собой, они спустятся и найдут Гришку.

— В пещеру ходили? — спросил я.

Мне ответил высокий худой человек. Своими длинными ногами в старых узких джинсах, лохматой головой и выцветшей футболкой, он мог бы составить серьезную конкуренцию любому огородному пугалу. В этой толпе он, видимо, выполнял обязанности лидера.

— Находились уже, — мрачно сказало пугало. — Нехрена вообще было туда соваться!

Я предпочел оставить его заявление без ответа и обратился сразу ко всем.

— К пещере не подходить — там опасно!

— Это и слепому видно, что опасно!

— С нами врач. Если пропавший там, я его вытащу. Мы ему поможем!

— Помогли уже, — снова сказало пугало, но, на этот раз, менее враждебно. Толпа отступила от входа, и я вздохнул с облегчением.

С помощью Виктора Анатольевича я закрепил баллоны, надел каску и, включив фонарик, полез в шурф. Видимо, у меня выработался на это место условный рефлекс — стоило мне доползти до лестницы, как разболелась голова, воздух показался невозможно спертым, и задрожали руки. Я решительно сунул в рот мундштук и почувствовал, как в легкие устремился прохладный, вкусный, свежий воздух. Несколько раз дернув лестницу и убедившись, что костыли все еще крепко держатся в камне, я начал спуск.

Никаких перемен в пещере не произошло. Монумент по-прежнему стоял посреди пола, слабо отражая свет фонаря черными боками. Я повернул луч на стену и медленно двинулся вдоль нее, стараясь не пропустить какой-нибудь ниши или углубления, в которое мог залезть Гришка. Было ужасно жарко, и по лицу побежали капельки пота. Удивительно! Всегда считал, что в таких местах должно быть наоборот. Должно быть холодно.

При первом спуске пещера не показалась мне обширной, но теперь, когда я блуждал с фонариком в безнадежных попытках найти пропавшего паренька, она виделась мне огромной. А вскоре обнаружилась и новая странность, о которой Виктор Анатольевич не упоминал: где бы я ни находился, в любом месте этого мрачного склепа, монумент всегда оказывался в паре метров от меня, при этом, противоположная стена как бы отодвигалась, так что луч фонарика едва достигал ее. Стоило обойти странное сооружение, как картина менялась на противоположную. Это никак не отвечало моим прежним наблюдениям. Согласно им, монумент должен был находиться в центре пещеры. Любопытная пространственная иллюзия. Затхлая атмосфера казалась теперь не самой главной опасностью. От этого места можно ожидать чего угодно. Нужно быть настороже.

С каждым новым шагом вера в то, что пропавший подросток найдется, таяла. Даже, если он здесь, в чем я не был уверен, то где это «здесь»? Пещера играла с пространством в странные игры, и невозможно было понять: происходят ли они только в моей голове или работают какие-то локальные, неизвестные еще физические законы. А может быть, и то, и другое одновременно? Я припомнил слова Виктора Анатольевича о том, что он много раз осматривал пещеру, прежде чем обнаружил меня. Если этот Гришка действительно полез сюда, то с ним могла возникнуть та же проблема. В этом случае вероятность найти его устремлялась к нулю.

И еще одна мысль беспокоила меня. Даже не мысль, а смутное чувство — будто я нахожусь не на острове, а где-то еще. Трудно объяснить, что именно было не так. Ничего. И, одновременно, все.

Сделав несколько полных кругов, я подошел к монументу. Возле него чувство дезориентации в пространстве усиливалось. Если встать над магнитным полюсом с компасом в руках, то этот надежный инструмент вдруг начинает вести себя странно и бессмысленно, становясь бесполезной игрушкой. Примерно то же происходило и со мной. Я стоял, не шевелясь, и смотрел на два сцепленных эллипсоида. Смотрел долго, пока не почувствовал, что буквально валюсь с ног от усталости. Разболелась голова. Я отступил назад и неприятные ощущения заметно ослабли.

«Прибор, — подумал я. — Это прибор. Ни одно естественное образование при таких скромных размерах не может дать эффект подобного масштаба. Интересно, каков его возраст? Вряд ли удастся определить. Изотопный анализ лишь покажет возраст шунгита, из которого он изготовлен. Неплохо бы заглянуть внутрь эллипсоидов. Уверен, что это не простой камень».

Я мотнул головой. Научный интерес, дело, безусловно, хорошее, но сейчас не до этого. Нужно было решать, как поступить с местными. Парня я не нашел, и не уверен, что это вообще возможно. Заныли зубы, предчувствуя народный гнев. Как это все не вовремя!

Бросив последний взгляд на монумент, я вернулся к лестнице.

Наверху было тихо, но стоило мне показаться на свет божий, как все заговорили разом. Я снял баллон и принялся растирать плечи. Под водой с такой штукой куда легче.

— Ну что? — спросил Виктор Анатольевич.

Снова стало тихо. Я почувствовал их нетерпеливые взгляды и заставил себя выдержать необходимую паузу. По задумке, она должна была подготовить к плохим новостям.

— Ничего. Там никого нет.

— Как это так — нет? — вопросил наш тощий друг. — А где же он?

Это был отличный вопрос.

— Не знаю. Нужно искать в другом месте.

— Да мы на острове каждый камень перевернули! — заявило худое пугало. — Нет здесь Гришки! Ни здесь, ни в поселке! Он там — в этой вашей …ской пещере!

— Правда! Больше негде! — выкрикнул кто-то.

— Отойди-ка. Мы сейчас пойдем и сами проверим.

Толпа подалась вперед. Сердце у меня в груди забилось о ребра.

— Нет! — крикнул я, пытаясь перекрыть шум. — Туда нельзя!

— Кто сказал?

Ситуация уверенно выходила из-под контроля. Ко мне подошел Виктор Анатольевич. Напротив шумел разгоряченный народ. Еще немного, последняя капля, и нам придется очень тяжко. Я не люблю драк, но, если нет другого выхода…

Из толпы выбрался Федор Петрович.

— Люди, так нельзя! — закричал он. — Они насчет Гришки правду говорят!

— Ты-то откуда знаешь?

— Знаю! Побольше вашего знаю! Тут дело непростое — осторожность нужна. Вот вы в пещеру полезете, и что? Гришку не найдете и сами сгинете. Нельзя туда!

— А что делать? Везде же искали!

— Ждать надо!

— Нельзя ждать!

Толпа снова заволновалась. Мы молчали, понимая, что старик скорее убедит односельчан, а мы лишь подольем масла в огонь. Краем глаза я уловил движение — Игорь подвинулся ближе.

— Тихо! — кричал Федор Петрович. — Да тихо вы! Дайте сказать!

Крики перешли в глухое ворчание. Они были похожи на свору собак, еще не решившихся напасть, но уже близких к этому.

— Вот он, — старик ткнул в меня пальцем, — спустился в пещеру первым. Мы все знаем, что произошло. Он пропал, как и Гришка. И мы все его искали — не нашли. Сам нашелся. Ясно вам? И Гришка найдется. Нужно ждать.

— Ждать у моря погоды, — проворчали из толпы.

Обстановка немного разрядилась. Стройная до того шеренга напротив нас заволновалась и стала распадаться на отдельные группы. Только долговязое пугало все еще свирепо буравило нас взглядом. Старик подошел к нему.

— Ты, Лаврентий, успокойся. Вернется твой Гришка. Некуда ему отсюда деваться. А в пещеру не лезь. Они полезут. У них и баллон есть.

Мужик не ответил, развернулся и зашагал прочь. Мы облегченно вздохнули.

— Еще чуть-чуть бы, — сказал Игорь, — и была бы драка. Терпеть не могу такого.

У самых деревьев Лаврентий обернулся, ткнул в нашу сторону пальцем и сказал:

— Гришку не вернете — порешу. Так и знайте.

— И тебе не кашлять, — пробормотал Виктор Анатольевич.

Старик покачал головой.

— Вы его не слушайте — он в сердцах говорит. Лаврентий мирный человек. Гришка — сын ему, вот он и бесится.

— Все мы мирные люди, — сказал я. — Что делать будем?

— Уезжать надо, — сказал Виктор Анатольевич. — Пока целы.

Я призадумался. Ситуация сложилась не простая, прямо скажем — взрывоопасная. Оставаться здесь — значит подвергать себя серьезному риску. Но уезжать, особенно сейчас, категорически нельзя!

— Федор Петрович, вы говорили, что у вас дети в Петрозаводске?

— Так точно.

— Как вы думаете, они согласятся с нами побеседовать?

— Почему же нет? Если я за вас скажу, так они не откажут. Отцу-то!

— Хорошо. Тогда план такой: вы, Виктор Анатольевич, вместе с Леной поедете в Петрозаводск и поговорите с детьми Федора Петровича. Только созвонитесь предварительно. Узнайте все, что можно о первых днях с момента их отъезда из Щукнаволока. Мы с Игорем остаемся здесь, на острове и будем искать Гришку. Надеюсь, нам повезет. Будем созваниваться, что и как. И выезжайте сегодня же!

— Ты, Андрей, конечно, начальник, но подумай, стоит ли геройствовать? — сказал Виктор Анатольевич. — Население разволновалось — хорошо, если просто морды набьют. Как бы не было хуже.

— Я оптимист.

— А Игорь?

Мы посмотрели на медика. Игорь засуетился.

— Ну, если Андрей действительно так думает. Что это необходимо. Я останусь. Зачем на нас нападать? Мы же на их стороне. Нелогично нас бить. Я так думаю. Они, наоборот, помогать нам должны. Это же в их интересах. Я вот так считаю!

Он замолчал. Виктор Анатольевич покачал головой.

— Ладно. Не слушаете старших товарищей — не надо. Давайте тогда выдвигаться, время не ждет.

— Вещи можно здесь оставить, — сказал Игорь.

— Так и сделаем.

К трейлеру вернулись в сумерках и застали там растревоженную Лену. Выслушав нас, она принялась возражать: сидеть на острове опасно — случись что, бежать будет некуда, уж лучше остаться на берегу. Я возразил: оставаясь на виду, мы только больше накалим ситуацию. Чем меньше нас видят, тем лучше. Лену это не убедило, и она заупрямилась. Наш психолог не любила авантюр, она желала, чтобы все происходило размеренно, согласно заранее выработанному плану. Игорь согласно кивал. Почувствовав опасность раскола в наших стройных рядах, я придал себе максимально властный вид и безапелляционным тоном заявил, что приказы не обсуждаются и что потом господа и дамы сомневающиеся мне еще спасибо скажут. А пока, не имея возможности взглянуть на ситуацию с высоты моей прозорливости, команда просто должна взять под козырек и сказать «слушаюсь».

Команда «взяла» и довольно вяло «сказала». Бунт был подавлен.

Мы быстренько загрузили трейлер и подогнали его к берегу. В наступающей темноте мы тайком, словно воры, грузили лодку, перевозили добро на остров и возвращались за следующей партией. После трех ходок мы так устали, что едва могли говорить. Понимая, что от перенапряжения Гена все больше склонялся к бунту, я дал отбой. Обойдемся тем, что уже доставили.

Во многих окнах горел свет. Люди сидели по домам, и меня это более чем устраивало. Заметь они наши ночные приготовления, очередной партии народного гнева было бы не избежать. А так все шито-крыто. Под покровом ночи.

Мы поручили Федору Петровичу объявить народу, что мы с Игорем остаемся на острове и делаем все возможное для возвращения Гришки, потом простились с Виктором Анатольевичем и Леной, погрузились в лодку и отправились в последний рейс.

Ставить палатку не было сил. Вяло переругиваясь, мы разыскали в темноте спальные мешки, кое-как влезли в них и заснули прямо на улице под яркими звездами Карелии.