Дело о золотых рыбках

16

В зале судебных заседаний было совсем немного зрителей. Судья Саммервил занял свое место, и бейлиф объявил заседание Суда открытым.

Салли Мэдисон, пребывавшая в несколько подавленном настроении, хотя на лице ее, как обычно, нельзя было прочесть ни единой мысли, сидела прямо за спиной Перри Мейсона, явно отрешившись от напряженного драматического конфликта самого судебного процесса. В отличие от большинства клиентов, она ни разу не обратилась шепотом к своему адвокату, и с точки зрения активного участия в собственной защите могла быть заменена каким-либо красивым предметом мебели.

– В данное время, в данном месте начинается предварительное слушание дела «Народ против Салли Мэдисон», – объявил судья Саммервил. – Вы готовы, господа?

– Обвинение готово, – сказал Рэй Мэдфорд.

– Защита готова, – спокойно подтвердил Мейсон.

Окружной прокурор явно пытался застать Перри Мейсона врасплох.

До этого момента Трэгг ничего не сказал о наличии отпечатков пальцев Деллы Стрит на орудии убийства. Рэй Мэдфорд – один из самых изворотливых судебных обвинителей – старался соблюдать максимальную осторожность в поединке с Перри Мейсоном. Он слишком хорошо знал о мастерстве адвоката, о его способности не упускать ни малейшей детали в деле. В то же самое время обвинитель старался представить слушание обычной процедурой, в которой судья заставит подсудимую отвечать на все вопросы, прекрасно понимая, что главная битва состоится перед Присяжными в Суде высшей инстанции.

– В качестве свидетеля вызывается миссис Джейн Фолкнер, – объявил Мэдфорд.

Миссис Фолкнер, одетая в траур, заняла место для дачи свидетельских показаний и негромким голосом рассказала, как вернулась «после визита к друзьям» и обнаружила у дверей своего дома Перри Мейсона и подсудимую Салли Мэдисон. Она впустила их в дом, объяснив, что муж еще не вернулся, потом прошла в ванную и обнаружила на полу тело.

– Ваш муж был мертв? – спросил Мэдфорд.

– Да.

– Вы уверены, что обнаружили тело именно вашего мужа Харрингтона Фолкнера?

– Вполне уверена.

– У меня – все, – сказал Мэдфорд, потом добавил, повернувшись к Мейсону. – Я просто доказывал Корпус Деликти [Corpus delicti (лат.) совокупность признаков, характеризующих преступление; вещественное доказательство преступления].

Мейсон поклонился и спросил:

– Вы были у друзей, миссис Фолкнер?

Ее взгляд был спокойным и сосредоточенным.

– Да, весь вечер я провела с Адель Фэрбэнкс, моей подругой.

– У нее дома?

– Нет, мы ходили в кино.

– Именно Адель Фэрбэнкс вы позвонили, узнав, что ваш муж убит?

– Да. Я чувствовала, что не могу остаться одна, хотела, чтобы она была рядом.

– Благодарю вас. У меня – все.

Следующим место свидетеля занял Джон Нелсон. Он сообщил, что работает в банке; что знал Харрингтона Фолкнера много лет; что в день убийства мистер Фолкнер позвонил в банк и сказал, что хотел бы получить крупную сумму наличными; что вскоре после звонка мистер Фолкнер приехал в банк и был впущен через боковой вход; что он попросил выдать ему двадцать пять тысяч долларов наличными, сняв их с личного счета. Именно с личного, уточнил кассир, а не со счета корпорации Фолкнера и Карсона. На счету мистера Фолкнера осталось всего пять тысяч долларов.

Нелсон решил, что будет нелишним записать номера банкнот, тем более, что Фолкнер попросил выдать двадцать тысяч долларов тысячными банкнотами, две тысячи – стодолларовыми банкнотами и три тысячи пятидесятидолларовыми. Нелсон показал, что вызвал одного из помощников кассира, и они вместе переписали все номера банкнот. Затем деньги были переданы мистеру Фолкнеру, который положил их в саквояж.

Легко и непринужденно Мэдфорд представил список номеров банкнот, который был принят Судом в качестве вещественного доказательства. Потом Нелсон продемонстрировал всем кожаный саквояж и спросил Нелсона, не видел ли тот его раньше.

– Видел, – ответил Нелсон.

– Когда?

– В то время и в том месте, о которых я рассказывал. Именно этот саквояж мистер Фолкнер принес в банк.

– В этот саквояж были положены двадцать пять тысяч долларов?

– Да, в этот.

– Вы уверены?

– Уверен.

– Свидетель в вашем распоряжении, господин защитник, – сказал Мэдфорд Мейсону.

– Почему вы уверены, что это именно тот саквояж? – спросил Мейсон.

– Я хорошо разглядел его, когда складывал деньги.

– Вы сами складывали в него деньги?

– Да. Мистер Фолкнер поставил саквояж на маленькую полочку перед окном кассира. Я открыл окно и лично положил двадцать пять тысяч долларов в саквояж. В тот момент я заметил странную дыру на внутреннем кожаном кармане. Можете убедиться, господин адвокат, там есть дыра неправильной формы с рваными краями.

– Благодаря этой дыре вы и узнали саквояж?

– Да.

– Больше вопросов нет, – сказал Мейсон.

Следующим свидетелем был сержант Дорсет. Он дал показания относительно увиденного в доме Фолкнера: положения тела, находки саквояжа под кроватью в спальне, небрежно брошенных на кресло пиджака, сорочки и галстука, безопасной бритвы, с остатками пены и волос, найденной на полочке. Пена на бритве практически высохла, что, по мнению сержанта, свидетельствовало о том, что бритвой пользовались три-четыре часа назад. Лицо трупа было гладко выбритым.

Мэдфорд поинтересовался, встречался ли сержант Дорсет с подсудимой.

– Да, сэр, встречался.

– Вы разговаривали с ней?

– Да.

– Куда-нибудь ездили вместе?

– Да, сэр.

– Куда вы ездили?

– В дом мистера Джеймса Л.Стонтона.

– Она ездила с вами по вашей просьбе?

– Да.

– Высказывала ли подсудимая возражения?

– Нет, сэр.

– В доме Фолкнера работал специалист по отпечаткам пальцев?

– Да.

– Кто именно?

– Детектив Луис К. Корнинг.

– Он исследовал определенные предметы на наличие на них отпечатков пальцев под вашим наблюдением и в соответствии с вашими указаниями?

– Да, сэр.

– Свидетель – ваш, – сказал Мэдфорд Мейсону.

– Как именно мистер Корнинг исследовал отпечатки пальцев? – приступил к допросу Мейсон.

– Сквозь увеличительное стекло, разумеется.

– Я имел в виду совсем другое, каким способом он воспользовался для сохранения вещественных доказательств? Отпечатки выявлялись и затем фотографировались?

– Нет, мы использовали метод снятия.

– Объясните его.

– Мы посыпали предмет специальным порошком для выявления отпечатков, потом накладывали поверх его липкую пленку, снимали отпечатки и покрывали их прозрачным веществом для лучшей сохранности и более детального изучения.

– Кто отвечал за хранение отпечатков?

– Мистер Корнинг.

– Он отвечал за это с самого начала расследования убийства?

– Да, насколько мне известно. Он сам будет привлечен в качестве свидетеля, и у вас будет возможность спросить его самого.

– Такой способ сохранения отпечатков был предложен вами?

– Да.

– Не находите ли вы его несколько неэффективным?

– А какой способ предпочли бы вы, мистер Мейсон?

– Никакой. Но мне всегда казалось, что наиболее удобен и эффективен метод, при котором отпечатки выявляются, а потом фотографируются прямо на предмете, на котором они обнаружены. Если отпечатки представляют особую важность, в Суд предъявляется сам предмет.

– Простите, что не смогли угодить вам, – язвительно заметил сержант Дорсет. – Но в данном случае отпечатки были обнаружены на множестве предметов в ванной комнате дома, в котором живут люди. Выселение проживающих там было вряд ли осуществимо, поэтому мы применили метод снятия отпечатков, который лично я считаю вполне допустимым, если обстоятельства оправдывают его применение.

– Какие именно обстоятельства оправдывали применение данного метода?

– В этом деле – невозможность предъявления Суду самих предметов, на которых были обнаружены отпечатки пальцев.

– Каким образом вы помечали места и предметы, с которых были сняты отпечатки пальцев?

– Лично я никак. Данная процедура целиком находилась в компетенции мистера Корнинга, и именно ему вы должны задать эти вопросы. Насколько я знаю, он заранее приготовил конверты, на которых были написаны названия предметов и точные места, с которых были сняты отпечатки, и хранил пленки именно в этих конвертах.

– Понятно. Ответьте, заходили ли вы в тот вечер на другую половину дома, которая, как мне известно, используется под контору компании по торговле недвижимостью Фолкнера и Карсона?

– В тот вечер, нет.

– А на следующее утро?

– Да.

– Что вы обнаружили?

– Прямоугольный сосуд, очевидно использовавшийся в качестве аквариума для рыбок, из которого при помощи длинного резинового гибкого шланга диаметром около полудюйма была слита вода. Аквариум лежал на боку, песок и галька со дна были вывалены на пол.

– Вы пытались снять с этого аквариума отпечатки пальцев?

– Нет, сэр, я не снимал отпечатки пальцев с аквариума.

– Даже не пытались?

– Лично я, нет.

– Предлагали сделать это кому-нибудь еще?

– Нет, сэр.

– По вашему мнению никто из офицеров полиции не снимал отпечатков пальцев с аквариума?

– Никто, сэр.

– Могу я поинтересоваться, почему?

– По той простой причине, что я не увидел связи между перевернутым аквариумом и убийством Харрингтона Фолкнера.

– Такая связь могла существовать.

– Не вижу такой возможности.

– Можно предположить, что человек, убивший Харрингтона Фолкнера слил воду из аквариума и перевернул его.

– Мне так не кажется.

– Другими словами, вы позволили уничтожить вещественные доказательства, только на основании личной убежденности, что два происшествия между собой не связаны?

– Я бы выразил эту мысль другими словами, мистер Мейсон. Мне, как офицеру полиции, часто приходится принимать определенные решения и нести ответственность за них. Совершенно очевидно, что мы могли снять отпечатки буквально со всего, но где-то нужно было остановиться.

– И вы решили остановиться именно на аквариуме?

– Совершенно верно.

– Вы обычно снимаете отпечатки пальцев при расследовании кражи со взломом?

– Да, сэр.

– Но в этом случае так не поступили.

– Не было никакой кражи со взломом.

Мейсон удивленно поднял брови.

– Никто ничего не украл, – добавил Дорсет.

– Откуда вы знаете?

– Ничего не пропало.

– А об этом вы как узнали?

– Я знаю это потому, – сердито проворчал Дорсет, – что никто не подал заявления о пропаже чего-либо.

– Аквариум был установлен в кабинете самим Харрингтоном Фолкнером?

– Да, насколько мне известно.

– Таким образом, единственный человек, который мог подать заявление о краже, был мертв.

– Я сам определил, что никакой кражи не было.

– Вы исследовали содержимое аквариума перед тем, как он был перевернут?

– Нет.

– Значит, заявляя о том, что ничего не было украдено, вы полагаетесь на телепатические, интуитивные...

– Я полагаюсь на собственное мнение, – почти прокричал Дорсет.

– Этот перевернутый аквариум действительно так важен, господа? раздался спокойный голос судьи Саммервила. – Другими словами, собирается ли обвинение или защита доказать его связь с убийством?

– Обвинение не собирается, – быстро произнес Мэдфорд.

– Защита надеется, – сказал Мейсон.

– Вопросы могут охватывать более широкую область, – вынес решение судья.

– Обвинение не возражает, – поспешил заверить судью Мэдфорд. – Мы с радостью предоставим подсудимой любую возможность, способную пролить свет на это дело.

– Господин сержант, – обратился к Дорсету Мейсон, – когда вы вошли в ванную комнату в доме Фолкнера, вы заметили в ванне рыбок?

– Да, заметил.

– Двух?

– Да, двух.

– Как вы поступили с ними?

– Мы достали их из ванны.

– А потом?

– Поместить их было некуда, и мы выбросили их вместе с остальными рыбками.

– Под остальными рыбками вы подразумеваете тех, что лежали на полу?

– Да.

– Вы не пытались каким-то образом отличить двух рыбок, обнаруженных в ванне?

– Имен я у них не спрашивал, – язвительно ответил сержант.

– Достаточно, – одернул свидетеля судья, – вы обязаны отвечать на вопросы защитника.

– Нет, сэр. Я просто отметил тот факт, что в ванне были обнаружены две рыбки.

– Вы видели рыбок на полу?

– Да.

– Сколько?

– Не могу сказать точно. Думаю, их количество можно будет определить по фотографии.

– Примерно с дюжину?

– Да, приблизительно.

– На полочке над раковиной лежали помазок и бритва?

– Да. Я уже давал показания об этом.

– Что еще находилось на полочке?

– Насколько я помню, две шестнадцатиунцевых бутылочки с перекисью водорода. Одна была почти пуста.

– Что-нибудь еще там было?

– Нет, сэр.

– А что вы обнаружили на полу?

– Осколки стекла.

– Вы осмотрели эти осколки, чтобы определить, был ли на них какой-либо узор, или они были частями одного стеклянного предмета?

– Лично я не осматривал. Лейтенант Трэгг приказал сложить осколки, края их совпали, и в результате получился довольно большой изогнутый аквариум.

– Вы говорили, что на полу была найдена чековая книжка?

– Да.

– Рядом с трупом?

– Совсем рядом.

– Вы можете описать ее внешний вид?

– Ваша Честь, – вмешался Мэдфорд, – я хотел представить Суду эту книжку в качестве вещественного доказательства при допросе другого свидетеля, но если защита настаивает, могу это сделать немедленно.

Мэдфорд достал чековую книжку, Дорсет опознал ее, и она была признана вещественными доказательством.

– Позвольте обратить ваше внимание, – обратился Мэдфорд к судье Саммервилу, – на тот факт, что дата на последнем корешке, от которого был оборван по перфорированной линии чек, совпадает с датой убийства. В правом верхнем углу указана сумма «одна тысяча долларов», на самом корешке написана часть имени. Имя написано полностью, фамилия – частично, всего три буквы "Г", "р", "и".

Судья Саммервил с интересом осмотрел чековую книжку.

– Очень хорошо, корешок будет признан вещественным доказательством.

– Какие-либо из рыбок на полу были живы, когда вы вошли в ванную комнату, господин сержант? – продолжал допрос Мейсон.

– Нет.

– В качестве информации, господин сержант, могу вам сообщить, что я заметил движения одной из рыбок, когда вошел в ванную комнату, а я был там минут на десять-пятнадцать раньше вас. Я поместил эту рыбку в ванну, и она, очевидно, ожила.

– Вы не имели права действовать подобным образом, – заметил сержант Дорсет.

– Вы никак не пытались определить, живы ли какие-либо рыбки из числа лежавших на полу?

– Стетоскопом я их не выслушивал, – зло проговорил Дорсет.

– Вы утверждали, что просили обвиняемую сопровождать вас к Джеймсу Л. Стонтону.

– Да, сэр.

– У вас состоялся разговор с мистером Стонтоном?

– Да.

– И мистер Стонтон передал вам документ, на котором якобы стояла подпись покойного Харрингтона Фолкнера?

– Да, передал.

– Ваша Честь, – вступил в дискуссию Мэдфорд, – не хочу быть обвиненным в формализме, но не стоит забывать, что сейчас проходит предварительное слушание, целью которого является определение убедительных оснований обвинения подсудимой в убийстве Харрингтона Фолкнера. Если таковые основания имеются, Суд должен призвать ее к ответу, если оснований нет – освободить ее. Я полагаю, у нас есть достаточное количество вещественных доказательств, позволяющих не заходить чересчур далеко в допросах. Последний вопрос защиты не имеет никакого отношения к убийству.

– Почему вы так уверены в этом? – спросил Мейсон.

– Могу высказать свою мысль другими словами. Он не имеет отношения к настоящему слушанию. Мы имеем возможность доказать все при помощи цепи неопровержимых улик, не прибегая к неимеющим отношения к делу документам.

– Ваша Честь, – обратился к судье Мейсон, – я знаю закон, и уверен, что его знает Суд, но прошу вас, в сложившихся обстоятельствах и в связи с очевидной таинственностью дела, позволить мне представить Суду все обстоятельства, которые, по моему мнению, играют важную роль в убийстве Харрингтона Фолкнера. Уверен, что Суд не желал бы осудить эту молодую женщину, если она невиновна, даже при формальной доказанности дела обвинением. Я также знаю, что Суд хотел бы, чтобы наказание понес настоящий преступник. На основании всего сказанного, я прошу Вашу Честь протоколировать все показания в связи с необычными обстоятельствами дела.

– Мы не обязаны разбирать все факты, – сердито заявил Мэдфорд. – Мы должны только представить Суду количество доказательств, достаточное для признания подсудимой виновной.

– Вся беда именно в этом, Ваша Честь, – ответил Мейсон. – Обвинение относится к разбирательству, как к игре, в которой достаточно предъявить только определенную часть доказательств, а остальные скрыть подобно скряге, прячущему золото, а потом застать подсудимую врасплох, предъявив скрытые доказательства в Суде высшей инстанции. Возможно, подобными образом можно добиться большего количества осуждений и тем самым доказать эффективность работы окружной прокуратуры, но, Ваша Честь, смею вас уверить, что раскрыть достаточно сложное и запутанное дело нам таким образом не удастся.

– Полиции это дело не кажется сложным и запутанным, – заметил Мэдфорд.

– Не сомневаюсь в этом. Вы сами видели, Ваша Честь, по ответам сержанта Дорсета, что он был заинтересован только в сборе вещественных доказательств, ведущих к осуждению подсудимой. Любые улики, указывающие на возможную виновность другого лица, во внимание не принимались. Полиция считает, что другое преступление не связано с убийством Харрингтона Фолкнера только потому, что в нем не замешана обвиняемая.

– Я понимаю, что некоторым образом нарушаю правила, – сказал судья Саммервил, – но мне хотелось бы выслушать все обстоятельства дела.

– Я протестую.

– Я просто прошу господина защитника объяснить в общих чертах позицию, – спокойно заявил судья. – Мне необходимо знать, что думает защита, прежде чем вынести решение по протесту, выдвинутому обвинением.

– Ваша Честь, – начал объяснение Мейсон, – Харрингтону Фолкнеру принадлежала пара довольно ценных рыбок, ценность которых для него лично, несомненно, превышала рыночную, но тем не менее, рыбки были весьма редкой разновидности. Харрингтон Фолкнер арендовал часть дома, принадлежащего компании. В другой части размещались служебные помещения. Фолкнер установил в служебном кабинете аквариум и поместил в него этих двух ценных рыбок. Он и второй совладелец компании Элмер Карсон стали смертельными врагами. Рыбки страдали от болезни, которая практически всегда заканчивалась летальным исходом. У Тома Гридли, имя которого уже упоминалось, было лекарство от этой болезни. Покойный различными способами пытался заполучить формулу лекарства Тома Гридли. Незадолго до убийства Элмер Карсон подал в Суд иск и добился временного приказа, запрещающего Харрингтону Фолкнеру выносить аквариум из конторы, на том основании, что он является движимостью, неотрывно связанной с недвижимостью. Насколько я знаю, еще перед слушанием дела по иску, Харрингтон Фолкнер, не передвигая аквариум, удалил из него рыбок и перевез их в дом Джеймса Стонтона. Поэтому, настаивая на особенных обстоятельствах дела, учитывая тот факт, что подзащитная является возлюбленной Тома Гридли и работала в зоомагазине, который был приобретен Харрингтоном Фолкнером для того, чтобы завладеть лекарством Гридли, я прошу все сообщенное мной считать неотъемлемой частью дела.

– Согласен с вами, – произнес судья.

– Прошу учесть, – сердито заявил Мэдфорд, – что мы должны действовать в пределах предоставленных законом прав. Мы не занимаемся законотворчеством, а я заметил, что умудренный опытом защитник не медля использует любую возможность, чтобы убедить Суд в своей правоте. У нас есть свод законов, и я предлагаю их соблюдать.

– Вы совершенно правы, – согласился судья, – я как раз собирался выступить с заявлением на эту тему, но защитник уже начал объяснять свою позицию.

– Прошу извинить меня, – деревянным языком произнес Мэдфорд.

– Я хотел сказать, – начал речь судья Саммервил, – что в соответствии с законом, обвинению достаточно представить доказательства совершения преступления и убедить Суд, что есть веские основания считать, что именно обвиняемый совершил это преступление. Я прошу занести в протокол заседания Суда, что после изложения дела обвинением, защита может задавать свидетелям любые вопросы, касающиеся фактов, только что изложенных Суду. Я поступаю так на основании того, что достаточно таинственные происшествия и особые обстоятельства являются неотъемлемой частью этого дела.

– Суд добьется этим только того, – заметил Мэдфорд, – что будет вынужден разбираться с ничего не значащими деталями.

– Если эти детали имеют отношение к разбираемому Судом делу, – сказал судья Саммервил, – я желаю их выслушать.

– Я просто хотел заметить, что ваше заявление уже позволяет их требовать.

– В таком случае, господин обвинитель, почему вы возражаете? подчеркнуто вежливо спросил судья.

– Я просил представить Суду документ, находящийся в распоряжении полиции, – сказал Мейсон. – В крайнем случае, я имею право, если потребуется, обязать сержанта Дорсета, как свидетеля, доставить этот документ.

– Но какое отношение имеет этот документ к убийству Харрингтона Фолкнера? – нетерпеливо воскликнул Мэдфорд.

Мейсон улыбнулся.

– Возможно, несколько дополнительных вопросов к сержанту Дорсету прояснят эту часть дела.

– Задавайте ему вопросы, – воскликнул Мэдфорд. – Спросите его, имеет ли этот документ отношение к делу. Я настаиваю на этом.

– Я предпочитаю сам формулировать вопросы. – Мейсон повернулся к свидетелю. – Господин сержант, обнаружив тело Харрингтона Фолкнера, вы принялись за расследование убийства?

– Конечно.

– И изучили все возможные аспекты?

– Естественно.

– В тот вечер вы разговаривали с обвиняемой и со мной, расспрашивали о нашем разговоре с мистером Стонтоном, а так же о том, в действительности ли две рыбки, находившиеся в распоряжении мистера Стонтона, были доставлены ему самим мистером Фолкнером и являлись рыбками, находившимися ранее в аквариуме в конторе компании по торговле недвижимостью, не так ли?

– Я задавал вам эти вопросы.

– И настаивали на получении ответов?

– Я считал себя вправе их получить.

– Так как полагали, что они могут пролить свет на личность убийцы Харрингтона Фолкнера?

– Мне так казалось в то время.

– Почему вы изменили точку зрения?

– Не уверен, что изменял ее.

– Значит, вы по-прежнему считаете, что обстоятельства дела, которое вы расследовали в связи с участием в нем Джеймса Стонтона, имеют отношение к убийству Харрингтона Фолкнера?

– Нет.

– Значит, вы изменили точку зрения?

– Только после того, как узнал имя настоящего убийцы.

– Вы знаете, кто по вашему мнению совершил убийство.

– Я знаю, кто совершил убийство. И если вы перестанете мешать ходу разбирательства вашими юридическими штучками, мы докажем это.

– Достаточно, – объявил судья Саммервил. – Я полагаю защитник задает вопросы, чтобы доказать пристрастность свидетеля.

– Именно так, Ваша Честь.

– Продолжайте.

– Вы потребовали, чтобы подсудимая сопровождала вас к Джеймсу Л.Стонтону?

– Да.

– К тому времени мы уже сообщили вам все факты, касающиеся находящихся у мистера Стонтона рыбок.

– Вы сказали, что больше вам ничего не известно, – согласился сержант Дорсет.

– Именно так. В то время эти факты показались вам достаточно важными и заслуживающими проверки?

– Да, в то время.

– Что заставило вас изменить точку зрения?

– Я не изменял точку зрения.

– Вы получили от Джеймса Л.Стонтона заявление, подписанное Харрингтоном Фолкнером.

– Да.

– Я хочу, чтобы это заявление было представлено в качестве вещественного доказательства.

– Возражаю, – произнес Мэдфорд. – Данные действия противоречат процедуре перекрестного допроса. Заявление не является частью дела. Оно несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу.

– Процедура перекрестного допроса нарушена, – спокойно заявил судья. – Протест поддерживается на этом основании.

– У меня все, – сказал Мейсон.

Судья Саммервил улыбнулся:

– Мистер Мейсон, хотите ли вы, чтобы сержант Дорсет остался в здании суда в качестве свидетеля со стороны защиты?

– Да.

– Свидетель остается в Суде, – объявил Саммервил, – и если у него есть документ, полученный от Джеймса Стонтона, касающийся рыбок, принадлежавших Харрингтону Фолкнеру, свидетель должен быть готов представить его по требованию защиты.

– Это то же самое, что чесать правой рукой левое ухо, – с чувством произнес Мэдфорд.

– Вы сами выразили протест относительно более легких способов, заметил судья. – Суд не желает быть слишком суровым по отношению к обвинению, но всегда придерживался точки зрения, что во время предварительного слушания, подсудимый имеет право представить любые доказательства и факты, способные пролить свет на само преступление и участие в нем подсудимого. Суд будет всегда придерживаться такой точки зрения. Вызывайте следующего свидетеля.

Несколько помрачневший и потерявший было лоск Мэдфорд вызвал фотографа, делавшего снимки тела и окружавших его предметов. Фотографии одна за другой были представлены Суду, и каждая из них была скрупулезно изучена судьей Саммервилем.

В одиннадцать тридцать Мэдфорд сказал Мейсону:

– Свидетель ваш, господин защитник.

– Все снимки были сделаны вами лично на месте преступления и показывают состояние места преступления на момент вашего прибытия, не так ли?

– Именно так.

– Но вы видели фотографируемые предметы не только через объектив, но и собственными газами?

– Естественно.

– И можете считаться непосредственным свидетелем?

– Да, сэр. Именно таковым я себя и считаю.

– Эти фотографии, возможно, помогут освежить вашу память относительно увиденного на месте преступления.

– Возможно, сэр.

– Я хочу привлечь ваше внимание к этой фотографии, – Мейсон передал свидетелю один из снимков, – и спросить: видели ли вы эмалированный сосуд. Он показан на фотографии.

– Видел, сэр. Это был сосуд емкостью в две кварты, он был погружен в воду.

– В ванне плавали две рыбки?

– Да, сэр.

– На полу лежали три журнала. Они показаны на фотографии.

– Да, сэр.

– Вы обратили внимание на даты выпуска этих журналов?

– Нет, сэр.

– Ваша Честь, – вмешался Мэдфорд, – смею заметить, что эти журналы помечены надлежащим образом и находятся у обвинения, но я надеюсь, что защита не будет со всей серьезностью утверждать, что эти журналы имеют отношение к убийству Харрингтона Фолкнера.

– Я полагаю, Ваша Честь, – спокойно возразил Мейсон, – что эти журналы станут очень интересным, возможно важным, звеном в цепи вещественных доказательств.

– Не будем тратить время на споры, – произнес Мэдфорд. – Мы согласны представить журналы Суду.

– Вы знаете, какой журнал был верхним? – спросил Мейсон.

– Уверен, что нет, – заявил Мэдфорд. – Я также не знаю, какая из рыбок лежала головой на юг, а какая – на юго-юго-восток. На мой взгляд полиция расследовала наиболее важные аспекты дела и пришла к логическому заключению, в правильности которого невозможно усомниться. Это все, что я знаю, и все, что хочу знать.

– Не сомневаюсь в этом, – сухо произнес Мейсон.

Мэдфорд покраснел.

– Вы уверены, что положение журналов настолько важно? – спросил судья.

– Уверен. Я думаю, когда обвинение представит журналы, мы изучим фотографии при помощи увеличительного стекла и определим положение журналов относительно друг друга. Верхний журнал мы сможем хорошо рассмотреть, не сомневаюсь в этом. На фотографии, которую я держу в руке, все ясно видно.

– Хорошо, – согласился Мэдфорд. – Журналы будут представлены Суду.

– Они находятся в этом здании? – спросил судья.

– Нет, Ваша Честь, но я могу доставить их сюда после обеда, если Суд согласится сейчас уйти на дневной перерыв.

– Объявляется перерыв до двух часов.

Зрители, шаркая ногами и шепотом обмениваясь замечаниями, потянулись к выходу. Салли Мэдисон, не сказав ни слова Перри Мейсону, поднялась со стула и спокойно подождала, пока судебные исполнители выведут ее из зала.