Дело рассерженной дамы

11.

Когда они с Андрейчиковым и следователем Ореховым вышли из машины во дворе дома по Бебеля, 128, навстречу им, как по заказу, выпорхнула Люба Пермякова собственной персоной. В лаково поблескивающей курточке с меховыми отворотами, вся такая накрашенная, напомаженная. Конопушек на мордашке как не бывало. Бородин едва узнал ее.

— Далеко собралась? — спросил он, радушно поздоровавшись, как и полагается старым знакомым.

«Ох, Любка, ты Любка!» — то ли грозил он ей мысленно, то ли жалел, зная наперед, какая судьба ее ждет. То ли в момент встречи нестерпимый стыд ожег его при мысли о том, как ловко провела его эта соплюшка.

Любка дернула носом, пронзительно глянула исподлобья на сыщика, но ничего ему не ответила. Хотела пройти мимо, но Бородин приобнял ее за плечи, развернул лицом к двери подъезда и подтолкнул вперед.

— Как думаешь, надо нам с тобой поговорить или нет? — спросил он.

— Мне ж некогда! — вдруг захныкала Любка, оказавшись с тремя мужчинами в лифте.

— Куда тебе некогда? — спросил Бородин. — Кавалеры, что ли, ждут?

— А хотя бы! — сквозь слезы всохотнула Любка. — А вы не пускаете!

— Поди мелкота какая-нибудь! — предположил Бородин. — Ты на нас погляди!

— Ой, держите меня! — снова всохотнула Любка.

— Вот и держим! — улыбнулся Бородин. — А что нам, старикам, еще остается? Держать покрепче, что бы не убежала к своим недомеркам.

— Ой, старики!..

В квартире раздеваться не стали. Андрейчиков сразу отправился по соседям звать понятых, Орехов занялся предварительным осмотром квартиры, а Бородин усадил Любку за стол, напротив себя, и повел такой разговор:

— Такие вот дела, Любушка-голубушка: провела ты меня в тот раз как малого ребенка. Оказывается, воры никуда выше третьего не поднимались, а пришли прямо к тебе домой и где-то здесь оставили краденые вещи, — он окинул внимательным взглядом комнату.

— Какие вещи, вы че! — глаза у Любки расширились от удивления, и так, продолжая удивляться, она тоже осмотрелась вокруг себя. — Вы че это! Никаких вещей тут нету!

— Ну, нету! — развел руками Бородин. — Ведь их на другой день увезли на красных «Жигулях». Забыла?

— Не зна-а-а-ю! — изумленно протянула Любка. — Да кто вам сказал? Наврали, наверно!

— А Женя и сказал! — Бородин играл с нею в гляделки — кто кого пересмотрит. — Женя Тропинин.

— Какой это?

— На Белинского живет. Ежов его в помощники взял да оказалось, что напрасно: бросил ковер на полдороге и с пустыми руками сюда прибежал. На другой день к нему на квартиру вещи и увезли…

— Какие вещи? Кто увез?

— Краденые вещи. А увезли их отсюда Ежов с Тропининым. Ну, да ты и сама все лучше меня знаешь! А чего не знаешь, эти ребята скоро дорасскажут. Ждут они тебя в одном месте.

Глаза у Любки сузились и сухо, зло заблестели.

— А может, и не все они отсюда вывезли, — сказал Бородин. — Вдруг да оставили что. Поэтому мы проведем тут обыск, ты уж не взыщи.

Орехов показал Любке ордер на обыск. Андрейчиков уже привел понятых. Любка завертелась на стуле, как на горячих угольях.

— Сиди спокойно! — строгим голосом велел ей Бородин.

Занимаясь делом, он старался не спускать с нее глаз.

В передней комнате краденых вещей не нашли. В другой, смежной, следователь выковырил из щели в полу синий пластмассовый язычок от застежки «молния».

Бородин показал Любке находку.

— У тебя есть такая «молния»?

Любка ответить не успела: из смежной комнаты донесся удивленный возглас Орехова:

— Е-мое!..

— Что там? — крикнул Бородин.

Орехов показался в проеме двери. Он держал в вытянутой руке полную горсть украшений из золота с просверками драгоценных камней.

Пораженные увиденным Андрейчиков и Бородин подскочили к нему — поглядеть на это чудо.

— Ну-ка, ну-ка!.. Вот это да!..

Лишь на какие-то секунды Бородин выпустил Любку из виду. А когда, спохватившись, обернулся, ее в комнате уже не было.

— В туалет пошла, — сказала женщина-понятая.

Но в туалете, как и следовало ожидать, Любки тоже не было.

Бородин выскочил на лестничную площадку и услышал, как дважды хлопнули двери подъезда. Он кинулся вниз по лестнице, прыгая через пять-шесть ступенек.

Выскочив из подъезда, он сумел ухватить взглядом в сгустившихся сумерках рыжую голову, мелькнувшую за прутьями высокой ограды, окаймлявшей территорию детского комбината.

Любка бежала через двор на улицу. А когда Бородин выбежал вслед за ней на тротуар, Любка уже неслась меж домами по другую сторону улицы Каляева.

Бородин еще поднажал. Расстояние между ними заметно сокращалось. Любка понеслась было прямиком к стоявшему поодаль школьному зданию, однако, немного не добежав до него, круто повернула вправо, опять на улицу Каляева. Выскочив на тротуар, она пронзительно завопила:

— Помогите! Грабят!

Бородин был в штатском, и это осложнило его положение. Каких-то двое подвыпивших мужиков попытались остановить его, но ему удалось проскочить мимо них.

А чертовка продолжала орать благим матом, она неслась по тротуару к самым людным местам. Прохожие испуганно шарахались от Бородина и что-то кричали ему в спину.

Наконец, он настиг девчонку и ухватил за ворот куртки. Любка пронзительно визжала и извивалась у него в руках. Вокруг них стала собираться толпа. Кто-то предлагал вызвать милицию.

— Я — сотрудник милиции! — крикнул он зевакам.

— Врет! — заверещала Любка. — Он хотел куртку снять! — и тут, изловчившись, она вонзила в ладонь Бородина острые, как у хищного зверька, зубы.

Воспользовавшись замешательством сыщика, у которого от боли потемнело в глазах, она вьюном вывернулась из его из рук и опять задала стрекача.

Свирепо отмахнувшись от не в меру любопытных зевак, отмечая путь каплями крови, сочившейся из укушенной руки, Бородин продолжил погоню.

На этот раз он ухватил ее крепче. Но эта рыжая зверюшка села на тротуар, обхватила обеими руками его ногу и впилась зубами ему в бедро.

Бородин непроизвольно ухватился рукой за укушенное место, а Любка принялась, как пиранья, рвать зубами его ладонь. К счастью, ребро правой ладони было у Бородина мозолистым и твердым, как панцирь черепахи, и оказалось Любке не по зубам.

А тут подоспел на машине и Андрейчиков. Вдвоем кое-как впихнули продолжавшую вопить и извиваться Любку на заднее сиденье «Жигулей». Как только дверца захлопнулась, Любка тут же притихла. Всю дорогу до милиции она не отрываясь смотрела в окно, на проносившиеся мимо дома и прохожих.

Укушенная ладонь Бородина продолжала кровоточить, штанина была мокрой на ощупь и прилипла к ране на бедре.

«Придется теперь экспертизу проходить», — сердито размышлял он, сидя рядом с Любкой и прижимая носовой платок к ноющей ладони. Чего доброго, еще шрамы останутся, вот будет память на всю оставшуюся жизнь.

И словно угадав его мысли, Любка вдруг повернулась к сыщику лицом, взглянула участливо в глаза и спросила:

— Тебе очень больно?