Демоны вне расписания

1

То ли смертельная усталость была тому виной, то ли не менее смертоносное осознание собственной беспомощности, но буквально сразу после указателя «Добро пожаловать в Старые Пряники!» Настя засунула. Ей привиделся не то чтобы сон, ей привиделось ощущение – она спала и чувствовала, как летит на дно невероятно глубокого черного колодца, причем никакого страха Настя при этом не испытывала. Падение длилось бесконечно долго, но Настя переживала его совершенно спокойно, потому что внутри ее откуда-то взялось знание о том, что падение не будет концом, падение будет началом – ударившись о землю, Настя как будто оттолкнется от батута и полетит назад; она не просто преодолеет ту же самую дистанцию в обратном направлении, она взлетит над колодцем, оказавшись в нежно-голубом небе, где почему-то висят целых три солнца…

Она открыла глаза. Слева сидел Макс, справа блондин в кожаной куртке. Все то же самое, кроме того, что машина стояла на месте. Сумерки за окнами выглядели густыми и зловещими, как будто намертво вцепились в небо и отказывались уходить.

Настя зевнула и вытянула затекшие ноги. Кое-как пригладила волосы, подозревая, что выглядит ужасно, но не решившись взглянуть в зеркало, чтобы увидеть детали этого ужаса. Блондин с любопытством наблюдал за Настиными действиями. Настя решила не обращать на него внимания.

– У тебя нет родственников среди детей ночи? – поинтересовался блондин.

– Детей ночи?

– Они же вампиры.

– Нет, – ответила озадаченная Настя. – А почему вы…

– Спишь, как чистокровный вампир после хорошего ужина.

– Что?

– Двадцать два часа.

– Что?! – Настя недоуменно уставилась на блондина, потом перевела взгляд на Макса – никто их них не смеялся, но Настя тем не менее решила, что над ней издеваются. – Какие еще двадцать два часа?!

– Которые по шестьдесят минут каждый.

– Да что вы мне…

– Расслабься, – сказал блондин. – Проспать двадцать два часа – это не самое страшное, что может случиться с молодой девушкой в компании четырех вампиров.

– Четырех кого?

Блондин разочарованно вздохнул:

– Поспи еще, а?

Настя нервно заерзала на сиденье, пытаясь задействовать свои опции логического мышления: брат Макс сидит слева, они приехали в Старые Пряники, а там действительно были вампиры… Все-таки это не сон.

Настя посмотрела на блондина – тот мило улыбнулся в ответ, посмотрела на Макса – безразличие, потом уставилась в затылок водителя.

– Вас трое, – сказала она едва ли не победоносно, чувствуя, что нашла слабое место условного противника. – А говорите – четверо.

– Антон вышел, – пояснил блондин. – Отлучился по делам.

– Интересно…

– Что тебе интересно?

– Какие у вас дела и при чем тут я?

Макс демонстративно вздохнул.

– Только не начинай опять про свою ногу, – поморщился блондин. – Ноешь, прямо как самка оборотня.

– Я имею право ныть, как сводный хор самок оборотня, – немедленно отозвался Макс. – Я вытащил из нее «беспамятник», и посмотри, как меня за это отблагодарили!

– Это же не я вам в колено стреляла! За «беспамятника», конечно, спасибо…

– Спасибом сыт не будешь, – сварливо пробурчал Макс. – Пол-литра – стабильный тариф.

– Пол-литра чего? – не поняла Настя.

– Он шутит, – объявил блондин. – Тупо, но по-другому он не умеет.

– Конечно, шучу, – согласился Макс. – Зачем мне ее пол-литра, если я ее резал нестерильными инструментами и в кровь могло бог знает что попасть…

Настя вздрогнула.

– Он опять шутит, – сообщил блондин. – Так что не дергайся. И кстати, когда все это закончится, не забудь рассказать подругам, что за сутки, которые ты провела в компании вампиров, никто даже не посмотрел на твою яремную вену.

– Я посмотрел, – басом сказал водитель. – Ничего особенного. Не в моем вкусе.

– Не обращай внимания, – махнул рукой блондин. – Он у нас из деревни. Три класса образования, так что манеры оставляют желать лучшего. Со временем исправится. У него много времени. Целая вечность… – Блондин посмотрел на озадаченную Настю и напомнил: – Так не забудь рассказать подругам. А то вас запугивают с самого детства почем зря.

– Мои подруги не верят в вам… в вас, – деревянным голосом сказала Настя.

– Очень глупо с их стороны, – сказал блондин. – Это все равно что я не буду верить в людей. То есть в тебя. А ты сидишь рядом. Это что, умно? Может быть, и ты не веришь в вампиров?

– Я верю во все, – сказала Настя. – Хотя если честно… С виду вы не очень-то и отличаетесь от людей. Разве что красные зрачки… – Она присмотрелась к блондину и неожиданно поняла, что в иных обстоятельствах она сочла бы этого парня весьма и весьма ничего. Разве что скулы слишком резко выдаются да эти красные зрачки… И ногти покрашены черным лаком – это уже перебор.

– Тебе показать зубы? – поинтересовался блондин. – Или дождемся рассвета, вытолкаем брата Макса наружу и посмотрим, как он превратится в пепел под лучами солнца? Какой вариант тебя убедит больше?

– Зубы. А то до рассвета слишком долго ждать.

– Добрая девочка, – отозвался брат Макс. – Марат, покажи ей зубы.

Блондин, как на приеме у стоматолога, раскрыл рот.

– Ну и что? – сказала Настя, оценив демонстрацию с благоразумного расстояния. – Зубы как зубы. А где ваши знаменитые клыки?

Она немножко лукавила, играла в невозмутимость, хотя зубы Марата действительно производили впечатление. Там и вправду не было клыков по полметра, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять – это не человеческие зубы. Они были мельче, длиннее, и их было больше. В то же время они не производили какого-то ужасающего впечатления, они не были похожи на клыки животного – довольно ухоженные и ровные зубы, просто это были зубы вампира.

– Я же тебе объяснял, – вступил в разговор Макс. – Сейчас двадцать первый век. Никто не кидается на пьяных в подворотнях, никто не пробирается тайком на конюшни или на скотные дворы… Клыки были нужны двести лет назад, чтобы быстро прокусывать кожу. Сейчас они мне зачем? Я их удалил, так гораздо эстетичнее.

– Но если понадобится, – подхватил Марат, – то оставшимися зубами он отгрызет человеку руку за сорок пять секунд.

– Мило. – Настя поежилась. – Раз уж вы заговорили про отгрызание человеческих рук, то я повторю свой вопрос – что я тут делаю?

– Мы передадим тебя властям, – сказал Марат. В кармане куртки у него запищал мобильник. Марат посмотрел на дисплей и удовлетворенно кивнул.

– Каким еще властям?

– Большому Совету.

– Минуточку… Я ехала в машине с человеком, который работал на Большой Совет. Он был этим… А! Комиссаром Большого Совета!

– Совершенно верно, – кивнул Марат.

– И он вез меня как раз туда! То есть к Большому Совету! Какого черта вы вытащили меня из его машины и привезли в ваши долбаные Пряники?!

– Долбаные?! – обиженно пробасил водитель. Он шумно развернулся и с негодованием уставился на Настю. – Это родина моя! А ты – долбаные…

В других обстоятельствах Настя, возможно, и испугалась бы такого здоровяка, но тут она с изумлением уставилась на веснушки, которыми была густо усеяна круглая физиономия водителя. «Конопатый вампир – это круто», – подумала она.

– Спасибо, брат Григорий, за это внезапное проявление патриотизма, – съехидничал Макс. – А теперь займитесь своим обычным делом – ковыряйте в носу. И не лезьте в политику.

– Что у вас тут еще за политика?! – осторожно спросила Настя, подозревая, что сейчас ее снова начнут грузить чужими проблемами, накопившимися за пару сотен лет, и ее голова этого не выдержит, она просто лопнет, как переспелый арбуз.

– Это у вас политика, у людей, – сказал Марат. – Вас слишком много, поэтому вы все время выясняете отношения. Всё что-то делите, отнимаете друг у друга… Сплошная математика. А когда люди выясняют отношения, иногда по ходу дела достается и нам.

– Комиссар Большого Совета выстрелил мне в ногу, – немедленно напомнил Макс.

– Короче говоря, мы тебя взяли, чтобы поторговаться с Большим Советом, – пояснил Марат. – Ты нужна им, а нам кое-что нужно от Большого Совета. Мы нашли тебя, связались с Большим Советом, Антон встретился с их человеком, скоро их человек придет сюда, и мы потолкуем о делах наших скорбных.

– Скорбных? Кто-то умер? – поинтересовалась Настя и получила в ответ неожиданно холодный взгляд Марата.

– Ты вот что… – сказал он. – Ты сиди и помалкивай, пока мы договариваться будем. А то ведь мы тебя могли запросто и тем, другим, сдать.

– Другим?

– Ну, кто там еще за тобой бегает, кроме Большого Совета? Кто к Максу в дом вчера вломился? На черных вертолетах летают. Комиссара твоего кто порезал? Вот им бы и отдали, нам ведь все равно…

– Стоп. – Насте вдруг стало нестерпимо стыдно; стыд материализовался во внезапную жгучую боль, которая подкатила от желудка к горлу. Она забыла про Филиппа Петровича. То есть не совсем забыла, просто она предпочла смириться с фактом его смерти, которая, конечно же, была очень вероятной, но все-таки… – Стоп. Тот комиссар Большого Совета который меня вез…

– Который прострелил мне ногу, – не преминул напомнить Макс, и Насте захотелось его треснуть.

– … что с ним? Вы забрали меня, а он?

– А он остался там, – ответил Марат. – Он нам был не нужен.

– Он был жив? Или…

– Он был нам не нужен, – повторил Марат. – Поэтому состояние его здоровья меня не интересовало. Может быть, он просто спал. Может быть, он уже перестал быть комиссаром по причине смерти. Я его яремную вену не трогал. Может быть, Макс трогал – он любитель потрогать яремную вену у симпатичного мужика….

– Он выстрелил мне в ногу!

– Жаль, что язык он тебе не прострелил! – посетовал Марат. Его мобильник снова запищал, Марат сначала бросил на дисплей беглый взгляд, потом всмотрелся пристальнее, потом подбросил в руке мобильник и задумчиво посмотрел на Макса.

– Что? – спросил тот.

– У тебя только что появился шанс.

– Какой еще шанс?

– Я про твой язык.

– Ты можешь нормально объяснить?!

– Кажется, они не хотят торговаться, – сообщил Марат.

– Как – не хотят? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду грузовик спецназа и поддержку с воздуха. Как это обычно называют? Ах да, ловушка.

– О, – сказал впечатленный Макс и о чем-то задумался.

– И что теперь будет? – спросила Настя.

– Что будет? Кто его знает… Это же люди, их логику сложно понять. Может быть, это будут серебряные пули, может быть, огнеметы. А может быть, и напалм, чем черт не шутит.

– Не надо так острить! – нервно вскрикнул Макс. – И не надо было вообще лезть в это…

– Антон идет, – перебил его водитель. – И он идет не один.

– С бабушкой? – предположил Марат, криво усмехаясь.

– Нет, на его бабушку это не похоже. Это…

Марат приподнялся со своего места, чтобы было лучше видно. Макс тоже вскочил и перегнулся через спинку сиденья. Некоторое время они молча пытались разглядеть приближающиеся к машине фигуры, потом Макс каким-то странно вибрирующим голосом проговорил:

– Это же… Это…

Макс как будто и окаменел в этой позе впередсмотрящего, а Марат сел на свое место и повернулся к Насте. Он взглянул ей в глаза и был настолько серьезен, что Насте вдруг стало не по себе.

– Настя, – тихо спросил Марат, – ты кто?

2

Раньше Настя всегда думала о красном цвете как о теплом или даже горячем, но, глядя в зрачки Марата, она увидела, что красный может быть очень-очень холодным цветом.

– Что значит – ты кто? – пробормотала она, озадаченная и растерянная.

– Кто ты такая, что за тобой посылают лично… – Марат осекся, откинулся на спинку сиденья, скрестил руки на груди и застыл в такой нарочитой позе, выказывая крайнюю степень нелюбезности к спутнику Антона. Макс в то же время как-то незаметно сполз влево и вниз, опасливо косясь на открывшуюся дверцу.

– Ну вот… – сказал кто-то снаружи. Потом в салон заглянула чернобородая голова.

– Спасибо тебе, Антон, – сказал чернобородому Марат, и эти произнесенные сквозь зубы слова содержали в себе изрядную долю сарказма.

– Я ничего не мог сделать, – сказал тот.

– Он ничего не мог сделать, – подтвердил другой голос. – Будь ты на его месте, Марат, вышло бы то же самое.

– Уши от самки оборотня ты бы получил, а не то же самое, – буркнул Марат и чуть громче добавил: – Макс, Гриша, идите подышите свежим воздухом.

Гриша мощно скрипнул сиденьем и беспрекословно выбрался из машины; рассудительный Макс сначала посмотрел на часы.

– Свежим воздухом? До рассвета сорок минут, между прочим…

– Ну так выпей таблетку! – отрезал Марат. – Выпей таблетку и не действуй мне на нервы, потому что тут и без тебя есть кому на них действовать!

– Я вылезу, – трагическим тоном начал Макс, – но я хотел бы напомнить, что все это была твоя идея, и…

Марат молча показал ему на дверцу.

– Вы там закончили? – спросил голос снаружи. – Я захожу?

– Не стукнись головой, – сказал Марат, принимая прежнюю нелюбезную позу.

– Я постараюсь, – был ответ, и затем в салон машины заглянул тот самый неприятный гость, при мысли о котором зрачки Марата стали похожи на холодные рубины. Он заглянул, и Настя не поверила своим глазам, посчитав увиденное чьей-то дурацкой шуткой и ожидая, что сейчас этот карлик посторонится, и в машину заберется кто-то действительно внушающий ужас и ненависть.

Однако карлик не посторонился, дурацкую шутку никто не отменил, Настя покосилась на Марата и получила визуальное подтверждение тому факту, что всей этой суматохой они были обязаны именно человеку ростом чуть выше метра.

– Доброе утро, Настя, – вежливо сказал карлик. – Доброе утро, Марат.

Ему никто не ответил. Марат – вероятно, по неведомым Насте принципиальным соображениям, Настя – просто по растерянности. Карлика это не смутило, он оглядел салон и скомандовал – именно скомандовал, а не попросил или предложил:

– Марат, пересядь к той дверце.

– Зачем?

– Чтобы Настя сидела между нами. Объяснить, зачем мне это нужно?

– Я не собираюсь ей…

– Вот и хорошо. Ты ведь хотел переговоров? Мы переговорим и разойдемся, каждый своей дорогой. Никто не пострадает. Но сначала – пересядь к той дверце. Пожалуйста.

Не глядя в сторону карлика, Марат сел по левую сторону от Насти.

– Отлично. – Карлик немедленно влез в машину, сел справа от Насти и захлопнул за собой дверцу. – Отлично, – повторил он, поглаживая обивку салона. – «БМВ», Боевая Машина Вампира…

Марат скривился:

– Вы случайно не знаете, во сколько открывается Гаагский трибунал по военным преступлениям? Там должны судить одного гнома-детоубийцу…

– Военные преступления – не мой случай, – спокойно ответил карлик. – В Санта-Фе не было войны. Это была полицейская операция. А вообще, отличное начало переговоров, Марат. Высший класс. Может быть, мне лучше поговорить с Максом? Он вроде бы более конструктивно настроен. Или с Антоном?

Марат молчал.

– Правильно, подумай, – сказал карлик и улыбнулся. Его улыбка была обращена к Насте. А та в это время зачарованно разглядывала коротенькие ножки своего соседа, которые не доставали пола и смешно болтались в воздухе. – Настя…

– Что?

Она поспешно оторвала взгляд от ботинок карлика и посмотрела ему в лицо.

Это был гном.

Наверное, Насте стоило это заподозрить сразу, как только низенькая фигура возникла у машины, но она почему-то восприняла гостя как маленького человека, вероятно, потому, что первые виденные ею гномы – в подземном коридоре – выглядели совсем иначе. Эти грязные волосатые создания, изъяснявшиеся каким-то мычанием и угрожающе щелкавшие металлическими перчатками, мало походили на разумных существ. Сосед Насти был, во-первых, гладко выбрит и коротко пострижен, во-вторых, он был одет в превосходный черный костюм, в-третьих, пахло от него не землей и не кофе. Если честно, то от него совсем не пахло.

И все же это был гном, и даже не потому, что так его назвал Марат (это ведь могло быть и попыткой оскорбить карлика), а потому, что это не был человек. Настя сидела достаточно близко, чтобы увидеть серый оттенок кожи своего соседа. Также, несмотря на все усилия парикмахера, было заметно, что волосяной покров на лице Настиного соседа превышает человеческие нормы. Ему приходилось брить не только щеки и подбородок, но и под глазами, а также всю шею вплоть до ключиц. Шея уходила в белоснежный воротник рубашки, перевязанный шикарным галстуком с еще более шикарным зажимом, и вообще гном был одет дорого и со вкусом. Настя на его фоне чувствовала себя Золушкой, которую в последний момент кинула даже фея. Кем себя чувствовал Марат – неизвестно. Он все еще думал.

– Роберт Д. Смайли, – сказал гном и пожал Насте руку. – В некотором смысле я – начальник Филиппа Петровича. Вот… – Он вытащил из внутреннего кармана пластиковую карточку и показал Насте сначала лицевую, потом оборотную сторону. На лицевой стороне была фотография Настиного соседа и несколько совершенно непонятных аббревиатур на разных языках, на обратной – схематичное изображение какого-то дерева.

Смайли, наверное, расчитывал, что эта карточка вызовет у Насти доверие. Настя на всякий случай кивнула, хотя никакого доверия у нее не прибавилось.

– Настя, – продолжил Смайли, – не волнуйся, теперь все будет хорошо, я о тебе позабочусь.

И опять-таки нельзя сказать, что облегчение охватило Настю и горячая волна благодарности ударила ей в голову. На всякий случай она кивнула еще раз. Наученная горьким опытом, она понимала, что «я о тебе позабочусь» совсем не равняется «все будет хорошо». Лиза и Покровский тоже о ней позаботились. По-своему.

Марат между тем вышел из состояния задумчивости, и Смайли не преминул это заметить:

– Да, Марат?

– Честные переговоры?

– Конечно. – Смайли чуть наклонился вперед и повернулся влево, чтобы видеть лицо Марата. Настя отметила, что у гнома непропорционально большая голова для такого тела, а изящно выстриженные баки слегка посеребрены сединой. По человеческим стандартам Роберт Д. Смайли выглядел лет на пятьдесят, а уж как у гномов на самом деле с продолжительностью жизни – бог его знает.

– А зачем тогда спецназ? Вертолеты? – допытывался между тем Марат.

– Нападение на комиссара Большого Совета – это серьезное преступление, Марат.

– Но это не мы.

– Это не вы, – согласился Смайли. – Теперь мы это знаем. Когда спецназ выдвигался сюда, мы еще не знали.

– Ага, – со сдержанным удовлетворением произнес Марат, но Смайли продолжил:

– Вы не нападали на комиссара, вы просто не оказали ему помощь, оставили его лежать в машине…

– Но…

– Но все мы знаем, что вампиры – ох, извини дети ночи, так тебе приятнее, да? Так вот, мы же знаем, что дети ночи – крайне эгоистичные создания, которых не волнует ничего, кроме собственной шкуры… Короче говоря, спецназ – это не для тебя, Марат. Расслабься.

Марат плотно сжал губы, то ли собираясь для уничтожающего ответа, то ли, напротив, пытаясь сдержать себя от ответного выпада.

– Нападение на комиссара… – повторила Настя. – Нападение? Вы сказали «нападение», а не «убийство»…

Смайли кивнул.

– Филипп Петрович жив?

– Он жив, но… В общем, он в больнице. В очень тяжелом состоянии. Шансы есть, хотя…

– Я пыталась ему помочь! Он сделал себе перевязку, а я вколола ему какое-то лекарство, но я не знала, что можно сделать еще…

– Настя, к тебе нет и не может быть никаких претензий, – очень серьезно сказал Смайли. – После того, что с вами случилось… Я не думал, что найду тебя в таком состоянии.

– В каком – таком?

– Более-менее нормальном. Я думал, будет хуже.

– Вот именно, – вмешался Марат. – Она в нормальном состоянии, мы ее вам возвращаем, так что давайте поговорим о наших требованиях!

– Требованиях? – тихо сказал Смайли.

– Просьбах.

– Я слушаю.

– При ней?

– А что, у тебя неприличная просьба?

Марат вздохнул:

– Ладно, слушай. Не думал, что придется обсуждать это с тобой, ну да ладно. Смайли…

– Да, Марат.

– Мы тебя ненавидим.

– Я в курсе.

– Мы тебя ненавидим, потому что наш народ настолько мал, что смерть одного вампира – трагедия для всех. Смерть тридцати пяти вампиров – это катастрофа. Убил их ты. Прощения тебе не будет никогда.

Смайли терпеливо слушал и кивал головой.

– Теперь ты понимаешь, почему нам так тяжело просить тебя о помощи?

– Марат, я понимал это, прежде чем залез в эту машину. Ближе к делу.

– Артур Валенте.

Смайли не то чтобы вздрогнул, но как-то подобрался, нахмурился и смотрел уже не на Марата, а на носки своих ботинок.

– Граф Артур Валенте, – продолжал Марат. – Он был убит. Обезглавлен. Голова похищена. Ты ведь понимаешь, что это для нас значит? Над телом надругались.

– Мои соболезнования, – сказал Смайли, по-прежнему разглядывая свои ботинки. – Он был твоим двоюродным…

– Неважно, кем он приходился мне, важно, что такое нельзя спускать с рук. Смайли, ты не можешь воскресить тридцать пять погибших в Санта-Фе и ты не можешь воскресить графа Валенте. Но ты можешь найти убийцу. В этом моя просьба.

– Хм…

– Разве мы многого просим? Я так понимаю, что она, – Марат показал черным ногтем на Настю, – она тебе очень нужна.

– Она нужна не мне, она нужна Большому Совету, а это значит – всем. И тебе, и мне, и распоследней самке оборотня.

Услышав о такой своей всемирной нужности, Настя в очередной раз растерялась, не зная, радоваться нежданно обретенной популярности или нет. Ее несколько смущало упоминание в этом контексте самки оборотня.

– И потом, – продолжал говорить Смайли. – Ведется расследование этого убийства, и когда…

– Нет, – прервал его Марат. – От расследования толку не будет. Мы уже провели собственное расследование. Мы знаем, кто убил графа Валенте.

– Отлично, – сказал Смайли, но радости на его лице не было.

– Официальное расследование выйдет на того же человека, я уверен.

– И в чем проблема?

– Проблема в том, что этого человека не так-то просто прижать. Его нельзя арестовать, нельзя поймать его в темном переулке и переломать все до последней косточки в его мерзком теле… Потому что это Денис Андерсон. И ты это знаешь, Смайли.

– Знаю, – невозмутимо сказал Смайли и повернулся к Насте, которая смотрела сквозь него печальными усталыми глазами. – Сейчас мы закончим, поедем в гостиницу, ты отдохнешь, придешь в себя… А то я представляю, какой кавардак у тебя в голове.

– Не представляете, – мрачно ответила Настя.

– А она тут при чем? – не понял Марат. – Смайли, я про Дениса Андерсона говорю. Он должен ответить… Я понимаю, что он сын и все такое…

Смайли посмотрел на часы.

– Только не говори, что у тебя нет времени и что ты мне потом перезвонишь, – истолковал этот жест Марат. – Мне нужен твой положительный ответ здесь и сейчас.

– Здесь и сейчас, – повторил Смайли. – Отлично. Марат, скажу тебе две вещи. Первое: убийство графа Валенте – это наименьшая из проблем, которые сейчас связаны с Денисом Андерсоном. Ты, наверное, догадываешься, что обычно я не летаю на переговоры с молодежными вампирскими бандами, даже если они разъезжают на «БМВ»…

– Как ты нас назвал? – нехорошо усмехнулся Марат. – Бандой?! Молодежной?!!

– Похищение человека группой вампиров по предварительному сговору – это что? Благотворительная акция?

– Мы все для тебя кучка бандитов, да?

– И второе, Марат. Когда пожилому вампиру отрубают голову и потом эта голова исчезает черт знает куда – это неправильно. Такого не должно быть. Тот, кто это сделал, должен быть наказан.

– Бальзам на душу, – пробормотал Марат, не сводя настороженного взгляда с гнома.

– Я постараюсь что-то для вас сделать…

– Постарайся.

– Но…

– Что?

– Но ты ведь не думаешь всерьез, – Смайли перешел на вкрадчивый шепот, – что вам отдадут на расправу принца из династии Андерсонов? Ты ведь не надеешься на это? Ты ведь не идиот?

– Он убил графа Валенте.

– Это очень плохо. Но династия Андерсонов спасла десятки тысяч детей ночи. И если ты с приятелями думаешь только о сегодняшнем дне, то Большой Совет думает о завтрашнем и послезавтрашнем дне. И для того чтобы этот день наступил, нам нужен живой и здоровый Денис Андерсон, а не его расчлененный труп.

– Это и есть твой ответ?

– Это ответ Большого Совета, Марат. Мы сожалеем о смерти графа. Мы постараемся найти его голову, чтобы останки могли быть захоронены подобающим образом. Мы найдем способы компенсировать вам потерю, но сам Денис Андерсон не станет этой компенсацией.

– То есть, – медленно и значимо произнес Марат, – вы готовы к тому, что следующего лионейского короля будут ненавидеть дети ночи по всей Земле? Ненавидеть и желать ему смерти со всей страстью, на которую способны дети ночи? Вы готовы к этому?

– Марат, сейчас я могу об этом только мечтать.

– Что?!

– Я сказал тебе все. – Смайли откинулся на спинку сиденья и сложил руки на животе, почти как Марат некоторое время назад. Но если Марат демонстрировал напряженность и неприятие гостя, то Смайли сейчас воплощал спокойствие и уверенность.

Марат посмотрел на него с изумлением, плавно переходящим в сочувствие, – как смотрят на человека, который в процессе утренней гимнастики закинул себе обе ноги за голову и теперь никак не может расцепиться, хотя делает бодрый вид и прикидывается, что все так и было задумано.

– Смайли, тебе никто никогда не говорил, что ты спятил?

– Дай подумать. Хм-м… Меня называли кровожадным гномом… Бессердечным убийцей… Ну и дальше в таком же духе. Чокнутым меня никто не называл. Хочешь назвать? Нет? Правильно. Лишняя трата времени и эмоций.

Смайли открыл дверцу машины. Повеяло утренним холодом.

– Настя, пойдем. У нас мало времени, видишь – уже и вампиры пустились на поиски Дениса Андерсона. Скоро последняя самка оборотня будет знать, что Денис пропал… Но мы должны опередить и эту самку, и всех остальных, поэтому…

Гном выбрался из машины и галантно протянул Насте руку.

– Стойте! – крикнул Марат, когда Смайли и Настя отошли от машины метров на десять. – А она тут при чем? Какое она имеет отношение к Андерсону?! А?

– Настя, – посмеиваясь, сказал на ходу Смайли, – ты его не на шутку заинтриговала…

– Теперь и он будет за мной гоняться?

– Если только он полный кретин… Вообще-то мальчик из хорошей семьи, так что будем надеяться природа на нем не отдохнула…

За их спинами тронулся с места «БМВ», где-то впереди урчал в небе вертолет, и по направлению к нему быстрым шагом двигались Настя и Смайли. Гном по-прежнему крепко держал Настю за руку, и со стороны могло показаться, что молодая женщина куда-то ведет то ли сына, то ли младшего брата. Однако на самом деле Настя была в этом тандеме не ведущей, а ведомой. Она не была до конца уверена, что эта дорога – правильная, но вот сомнений насчет крепости хватки Смайли у нее не возникало.

Я до сих пор не избавилась от этой дурной привычки – пристально разглядывать не достающие до пола гномьи ноги. Это так странно и в то же время забавно – видеть рядом с собой существо старше и умнее тебя, а в случае со Смайли еще и находящееся неизмеримо выше по социальной лестнице; а потом ты смотришь ниже и видишь эти две кукольные ножки, свисающие с дивана… Меня начинает распирать абсолютно дурацкий смех, гномы грозно косятся в мою сторону, мне приходится извиняться и серой мышкой выскальзывать из комнаты, чтобы в укромном уголке наржаться по полной программе. Вот такая неадекватная реакция. Смайли в подобных случаях одаривает меня своим особым взглядом, который действует как лошадиная доза успокоительного. Наверняка мое хамское поведение бесит его так же, как и всех остальных, но внешне лицо Смайли остается непоколебимым, как скульптурный портрет. Это потому, что большую часть жизни Смайли провел в Англии, а тамошние гномы – это вообще особый случай. Меня как-то занесло в их деревню, в северной части Уэльса, – это было похоже на только что отстроенные декорации к высокобюджетному римейку «Белоснежки» с той разницей, что это были не декорации, а настоящие дома, где гномы живут столетиями и поддерживают такой порядок, что хваленые британские газоны на этом фоне кажутся мусорной свалкой на окраине Екатеринбурга. Каждый тамошний гном не преминет вручить вам визитную карточку, где средним инициалом будет гордо значиться D ., то бишь dwarf . Смайли в тех краях считается эксцентричным родственником с Континента, поскольку бреет бороду и носит сшитые на заказ костюмы. Еще они терпеть не могут фарфоровых садовых гномов, и одно время на юге Англии даже действовала молодежная радикальная D -группа, которая по ночам совершала налеты на тихие пригороды, выкапывая статуэтки гномов и оставляя вместо них бюсты адмирала Нельсона. Другой пунктик британских гномов – это, разумеется, кофе, и, когда я рассказала Смайли о толпе грязных вонючих созданий, которые валились на нас с Филиппом Петровичем с потолка, Смайли пожал плечами и заметил, что есть люди, которые запускают космические корабли, и есть люди, которые живут в картонных коробках и питаются объедками. То же самое и у гномов, с той разницей, что, если у людей дорога на дно существует как бы в форме многополосного шоссе, гномы катятся вниз по одной-единственной причине – кофеин.

– Мне было двенадцать лет, – рассказывал Смайли. – Мы с другом сбежали в город на ярмарку, и я попробовал кофейное мороженое. Мы купили одно на двоих не потому, что оно было дорогое, а чтобы доза была поменьше. Но мать все равно почувствовала запах, как только я перешагнул порог…

– И что? – спросила я, пытаясь представить двенадцатилетнего Смайли. Сколько же в нем тогда было росту?

– Мне больно об этом вспоминать, – со вздохом сказал Смайли. – А когда я все-таки пришел в себя, меня отправили в закрытую частную школу на Континент…

Он рассказывал какие-то байки про свои школьные годы, иногда ловил меня на том, что я пялилась на его болтающиеся над полом мокасины, и делал страшные глаза. Я, конечно же, вела себя некрасиво, и я попытаюсь избавиться от этой дурной привычки; однако бывают привычки еще более дурные – например, считать всех гномов одинаковыми или считать всех людей одинаковыми.

Вампиры, кстати, тоже бывают разные, и – о моя пресловутая удача! – поначалу мне повстречались именно лучшие представители этой расы. Да-да, я имею в виду Марата и Макса. То есть я-то, конечно, и подумать не могла, что это практически сливки полуночного общества, я решила для себя, что это довольно противные парни. Но оказалось, что мои представления о противных парнях довольно наивны, и впереди меня ждала жестокая реальность, а как следствие – глубокое разочарование…

Ну почему такое всегда случается с романтичными девушками, которые до последнего надеются на лучшее в людях? И не только в людях.

Если кто не понял, то под романтической девушкой я подразумеваю себя.

3

Внезапно она вдруг ощутила себя важной персоной, самой настоящей VIP. Дело было не только в вертолете, который принял их со Смайли на борт и пронесся в рассветном небе над Старыми Пряниками, оставляя этот городок и все, что вокруг него, как безусловно пройденный этап. Потом было приземление в аэропорту, причем аэропорт был не обычный, а военный или какой-нибудь шпионский; впрочем, такие тонкости Настю мало интересовали. Ее куда больше впечатлило, что к вертолету подали джип с тонированными стеклами, а пока Настя перебиралась из одного транспортного средства в другое, вокруг стояли несколько человек, одетые как крутые телохранители из голливудского фильма – строгие костюмы, темные очки, проводки в ушах… Головы медленно вращаются, как локаторы, старающиеся засечь вражеский сигнал. Если все это было устроено ради Насти, что ж – приятно. Раз в кои-то веки чувствуешь себя человеком.

– Я понимаю, что ты очень устала, – сказал Смайли уже внутри джипа. – Несомненно, мы дадим тебе отдохнуть, прежде чем приступим к настоящей работе. Но не могла бы ты прямо сейчас сообщить хотя бы самые основные сведения о твоих последних днях с Денисом? Филипп пытался мне что-то сказать вчера, когда звонил из машины, но он уже был совсем плох, невозможно было разобрать…

– Вчера – из машины? – недоуменно спросила Настя.

– Да, когда тебя уже забрал Марат, Филипп вышел на связь и сказал, что было нападение, что он ехал нам навстречу… Мы проследили сигнал, нашли его и стали искать тебя.

– Обалдеть. Он ведь уже совершенно отключился… Честно говоря, я думала, что он умрет.

– Филипп сделал себе инъекцию анимазина, это позволило ему еще какое-то время сохранять сознание.

– Инъекцию? Это я ему сделала инъекцию, и потом он все равно отключился… Я предложила вколоть еще, но он сказал, что это опасно для сердца.

– Вот именно, – хмуро кивнул Смайли.

– Что – вот именно?

– Филипп в реанимации не из-за своих ран, хотя крови он тоже потерял прилично. У него был инфаркт после того, как он сам сделал себе вторую инъекцию анимазина. Две ампулы в течение часа – это очень много…

– Зачем же он…

– Затем, что он боялся за тебя, Настя. Он не знал, кто именно забрал тебя из машины, он опасался худшего и поэтому решил, что нужно любой ценой связаться с нами.

– И что с ним теперь будет?

– Настя, мы заботимся о своих людях. Мы сделаем все, что можно.

Настя невесело покачала головой.

– Он знал, куда влез, и не жалел…

– Что? – не расслышал Смайли.

– Это Филипп Петрович вчера сказал, когда ему уже совсем плохо было: «Я знаю, куда влез, и я не жалею об этом. Я совершенно спокоен, потому что это дело того стоит».

– Достойный ответ, – сказал Смайли. – Надо запомнить для какого-нибудь драматического момента, чтобы…

– Просто я до сих пор не знаю, куда я влезла! – перебила Настя. – С шестого сентября прошлого года – и до сих пор без понятия… Филипп Петрович пытался мне что-то объяснять, но я так до конца и не разобралась.

Она тоскливо посмотрела на гнома, и тот сделал успокаивающий жест.

– Все правильно, – сказал Смайли. – Филипп не должен был ничего объяснять, объяснения – это не главный его талант. Он должен был тебя найти и помочь тебе вспомнить все касающееся Дениса Андерсона. Филипп вполне справился. А что до объяснений, то скоро ты их получишь, даже больше, чем нужно. Собственно, когда я говорил про настоящую работу, я это и имел в виду. Ты расскажешь нам свою историю во всех подробностях, а мы расскажем тебе нашу историю… После того как ты отдохнешь.

– Я выспалась в машине у вампиров, и отдых мне не нужен. Я бы хотела умыться, чего-нибудь поесть и… И можно начинать эту вашу «настоящую работу».

– Отлично, – кивнул Смайли. – И чтобы не терять времени – где ты в последний раз видела Дениса Андерсона?

Настя посмотрела в окно. Они ехали мимо лесополосы, и через сетку лишенных листьев веток виднелось уходящее к горизонту поле, темная равнина, над которой медленно кружили какие-то птицы.

– Какое сегодня число? – спросила Настя, не сводя глаз с довольно унылого пейзажа за окном.

– Второе апреля, – сказал Смайли и кашлянул, как бы намекая, что вопрос был задан уже дважды, так что…

– Шестого сентября прошлого года я видела его последний раз, – негромко произнесла Настя, по-прежнему глядя в окно. – Прошло больше полугода… Вы говорите – чтобы не терять времени? А разве есть что терять? Если вы со всеми вашими вертолетами не нашли его за полгода, почему вы думаете, что я сейчас скажу что-то такое, что изменит положение вещей?! Мы не найдем его, ведь так?!

Неожиданно для себя она разрыдалась. Смайли вытащил из кармана как будто заранее заготовленный носовой платок, а Настя вытирала и вытирала щеки, потрясенная тем, что до сердечной боли оплакивает человека, о существовании которого она едва помнила три дня назад.

Смайли терпеливо ждал, когда слезы иссякнут.

– Может быть, все-таки стоит отдохнуть? Выспаться? – Его большая голова вопросительно склонилась в сторону Насти.

– Нет! – резко сказала она и, ненавидя собственный хлюпающий нос, высморкалась. Потом опустила стекло и выбросила платок в окно, уничтожая свидетельства собственной слабости.

Смайли молча наблюдал.

– Я все помню, – сказала Настя. – Странно, но сейчас я помню лучше, чем вчера, когда мы сидели в кафе с Филиппом Петровичем…

– Так и должно быть, – сказал Смайли. – Сначала наступает улучшение из-за удаления самого «беспамятника». Но остатки фермента, который он выделял, еще сохраняются в организме. Потом действие фермента слабеет, подпитку ему получать уже неоткуда, и твои воспоминания становятся еще более ясными. Но надо понимать, что полностью память не восстановится, какая-то ее часть исчезла навсегда.

– Я не знаю, какие именно воспоминания у меня пропали навсегда, но про шестое сентября я помню, – уверенно сказала Настя. – В тот день мы с Денисом поехали убивать горгону.

– М-м? – произнес Смайли, как будто бы Настя сказала, что в тот день они поехали в ботанический сад. – Которую из них?

– Которую? – Настя вспомнила, что такой же вопрос задавал ей Филипп Петрович. Он сказал, что этих горгон несколько. Вчера, в машине, Настина память никак не откликнулась на эту информацию – словно в бездонный колодец кинули еще одну монетку, а тот сделал «буль!» и снова замолчал. Теперь все было иначе. Если вчера Настина память была сродни старинному манускрипту, часть страниц которого склеилась намертво и посмотреть их содержание не было никакой возможности, то теперь эти страницы легко перелистывались, разве что кое-где текст постепенно бледнел и затем исчезал совсем… Но только кое-где.

– Их ведь три сестры, – сказала Настя. – Так, да?

Смайли кивнул, и Настя заметила, как в его правой руке появился мобильный телефон.

– Так называется их ресторан – «Три сестры», – продолжила Настя. – Мы приехали туда утром, Денис думал, что она там будет одна…

– И он ошибся, – сказал Смайли, нажимая кнопку на мобильнике.

– Да, – согласилась Настя. С этим сложно было не согласиться. Это была ошибка еще почище отрезанной головы графа Артура Валенте.

4

– А теперь расскажи мне все, – сказала Настя.

– Хорошо, – невозмутимо сказал Денис. – Значит, так. Мой отец – известный коллекционер старинного оружия. Он собирает разные сабли, пистолеты…

– Я знаю, что такое оружие. Что дальше?

– Вот этот меч, который ты у меня видела, – это его давняя мечта. Он всегда хотел его достать. Но у него не получалось. А сейчас он немного заболел, не может ездить, не может искать оружие для коллекции.

– Ну, – сказала Настя, поймав себя на мысли, что она не просто слушает рассказ Дениса, она пытается найти в нем несоответствия, она пытается найти в нем симптомы вранья. «Интересно, – подумала Настя, – такое происходит со всеми парами или только с нами? Неужели все на втором месяце начинают подозревать друг друга во вранье? Надо будет спросить у Монаховой».

Денис между тем продолжал:

– Мы с отцом недавно поругались. Я уехал, не помирился с ним. Он на меня все еще сердится. Я не хочу, чтобы он сердился. И я хотел ему сделать подарок – вот этот меч, о котором он мечтал. Я нашел этот меч, договорился с людьми, они согласились его продать.

– С людьми – это которые в подвале сидят? Куда мы сегодня ездили? – уточнила Настя.

– Да.

– Не очень-то они похожи на людей… Ну ладно. Что дальше?

– Они согласились продать мне меч.

– Ты уже говорил. Я все жду, когда ты объяснишь мне про голову, которая была у тебя в сумке.

– А, это… Это очень просто. Чтобы вывезти этот меч из вашей страны в нашу страну, нужны документы. Нужны разрешения.

– Так.

– Эти люди пообещали мне помочь с документами. Но для этого я должен был выполнить несколько их поручений.

– Подожди… А меч ты купил за деньги? Или тоже выполнял поручения?

– Меч – за деньги.

– А почему не мог деньгами рассчитаться и за документы?

– Потому что кончились.

– Понятно. Ну хоть за сок-то сможешь заплатить?

– Не волнуйся, смогу. Просто за документы нужно платить большие деньги. У меня таких сейчас нет, поэтому я согласился выполнить их поручения…

– И первым поручением было отрезать кому-то голову?

– Нет, ты что! – Денис возмущенно замотал головой. – С чего ты взяла?!

– С того, что у тебя в сумке была отрезанная голова, – торжествующе сказала Настя. Против логики не попрешь, вот так-то!

– Это не совсем так, – сказал Денис.

– Не совсем так?! Ну тогда поправь меня – это была не голова? Она была не отрезанная? Она выпала не из твоей сумки?

Сумка, кстати, все еще была при Денисе, она лежала на соседнем стуле. Настя посмотрела на нее и поежилась.

– Вариант Б, – сказал Денис. – Не отрезанная.

– Ее отвинтили?

– Настя, это голова мумии.

– Чего?

– Меня попросили забрать в одном месте голову мумии и привезти в этот подвал. Вот и все. Никто никому ничего не отрезал. Это голова человека, который умер давным-давно. Теперь понятно?

– Давным-давно? Странно, выглядела эта голова…

– Ты хорошо разбираешься в мумиях?

– Нет, – созналась Настя, хотя на секунду ей захотелось сказать «да» и посмотреть, что из этого выйдет. – А ты?

– И я не разбираюсь. Мне сказали – голова мумии, значит – голова мумии. Кто я такой, чтобы спорить? Мне нужны не споры, мне нужны документы на вывоз меча. Что?

– Ничего, – уклончиво ответила Настя. С одной стороны, рассказ Дениса был не слишком убедителен, но с другой – если бы он врал, то его вранье могло бы быть поглаже. Вывод напрашивался такой – он врет, но слегка. То есть чего-то недоговаривает.

И тут возникла дилемма: что важнее – сам Денис или степень его искренности? Можно было поиграть в святую и потребовать полной, окончательной, исчерпывающей правды; можно было забросить сегодняшний день в пыльный чулан и жить себе дальше. Рассмотрев эту дилемму – Денис в это время отошел к буфету, – Настя сделала следующие выводы: во-первых, сама она не святая; во-вторых, если там и была ложь, то эта ложь касалась не лично ее, Насти, а каких-то посторонних дел со странными мужиками из подвала; в-третьих, поскольку сама Настя не святая (см. во-первых), то нельзя исключить, что однажды ей тоже придется наврать Денису. В этом случае ей бы очень хотелось, чтобы Денис ответил взаимностью – то есть не строил из себя праведника, а просто пожал бы плечами, как будто ничего не заметил.

– Йогуртовое пирожное, – сказал Денис, вернувшись за столик и поставив перед Настей маленькое блюдце. – Как ты любишь.

– Это мне? А себе ты не купил?

– Там было только одно. Это тебе за храбрость. За то, что поехала со мной и…

– С тобой поделиться? – спросила Настя из формальной вежливости и тут же принялась поедать пирожное. Она считала, что достойна этого лакомства. Не только за поездку черт знает куда, но и за тяжкую умственную работу, которая только что завершилась единственно правильным решением.

В этот день и час Денис был для нее важнее многих вещей – родителей, учебы, Монаховой, денег. Денис был важнее собственных недостатков, и, уж конечно, он был важнее чьей-то мертвой головы.

Единственное, что могло бы примерно сравняться по значению с Денисом Андерсоном, – это возможность съесть сто йогуртовых пирожных, чтобы при этом не поправиться (а желательно даже слегка похудеть), чтобы от них не заболел желудок и чтобы не заработать на всю жизнь отвращение к йогуртовым пирожным.

Однако Настя знала, что чудес на свете не бывает, и в связи с этим Денис Андерсон оставался вне конкуренции.

5

К вечеру того же дня Настя вполне освоилась в своем новом статусе «очень важной персоны». Переступив порог «люкса», Настя лишь на пару секунд замешкалась, разглядывая ковры, мягкую мебель, вазы с цветами, корзинку с фруктами, огромный телевизор и прочие красоты, а потом приняла все это как совершенно естественную вещь, как выстраданную компенсацию своих мучений, компенсацию, которую можно было бы подкинуть и пораньше.

Потом Настя заглянула во вторую комнату и лишь краем глаза заметила роскошную кровать (трехспальная, что ли?), как приставленный охранник потянул Настю за плечо назад, вошел в спальню сам, пристально огляделся, заглянул под кровать и шкафы, после чего буркнул себе под нос:

– Чисто.

– Разумеется, чисто, это же «люкс», а не общежитие, – сказала Настя, удивляясь охраннику, но принимая его как неотъемлемую часть VIP-стиля.

От ванной комнаты у Насти перехватило дух. Она посоветовала охраннику найти себе какое-нибудь полезное занятие на ближайшие пару часов, потому что эти пару часов она проведет в ванной, и нет такой силы, которая бы ее оттуда вытащила.

Смайли, видимо, предвидел именно такое развитие событий, а может быть, у него просто были неотложные дела; во всяком случае, он появился уже вечером, когда Настя, поджав ноги, сидела на диване и смотрела телевизор. Ей нравился длинный мягкий халат, ей нравился запах своих волос, ей нравилась клубника со сливками в глубокой вазочке, ей нравилось, что ее сегодняшний день завершается именно так, а не иначе.

Всякими разными «иначе» она была сыта по горло.

Смайли улыбнулся быстрой формальной улыбкой, выпроводил охранника в коридор и сел рядом с Настей на диван. Настя немедленно уставилась на короткие ножки гнома в остроносых кожаных туфлях. Смайли сначала кашлянул, а когда это не возымело действия, взял из застывших пальцев Насти ягоду и отправил себе в рот.

– О, – спохватилась Настя. – Это ничего, что я тут поназаказывала из ресторана?

– Все в порядке, – сказал Смайли. – Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Впрочем, еще я могу помочь с клубникой, – и он в мгновение ока проглотил еще одну ягоду. – Но вообще-то я тут по делу.

– Хотите заняться «настоящей работой»?

– Вот именно.

– Я готова. – Настя нажала на кнопку пульта, и экран телевизора погас. – Я смотрела новости, – пояснила она, – чтобы не отстать от жизни.

– Да, MTV – весьма информативный канал, – согласился Смайли. – Что касается действительно важных новостей, то мы нашли этот самый ресторан.

– «Три сестры»?

– Да. Дениса Андерсона там, конечно же, не было. Сам ресторан пуст, закрыт на зиму. Говорят, хозяйка уехала оттуда осенью, обещала вернуться к лету. Сейчас пытаемся узнать, куда она уехала… Ну и вообще собираем информацию об этом месте.

– Кхм, – осторожно сказала Настя.

– Да?

– Я не хочу такое говорить… Я даже думать про такое не хочу, но…

– Останков тоже не обнаружено.

– Там, по-моему, был подвал…

– И не только, – кивнул Смайли. – Это вообще занятное место. Там сейчас работают наши люди, и если обнаружится что-то интересное, мне позвонят. А пока давай-ка поговорим…

Он вытащил из внутреннего кармана цифровой диктофон и положил его на столик рядом с клубникой.

– Второе апреля, – сказал Смайли. – Восемнадцать часов сорок три минуты. Гостиница «Глория». Роберт Д. Смайли говорит с Настей о деле Дениса Андерсона. Настя…

– Да, я готова. – Она приняла удобную позу и на всякий случай улыбнулась.

– Настя, давай начнем с начала.

– Хорошо. Мы познакомились с Денисом в книжном магазине «Глобус», это было в мае…

– Нет, Настя. Я имею в виду – с самого начала.

– То есть?

– Когда и где ты родилась, кто твои родители, где ты учишься, кто твои друзья… – бесстрастной скороговоркой перечислял Смайли. – Зачем ты поехала в тот книжный магазин, бывала ли там раньше… Слышала ты раньше о существовании герцогства Лионейского, если слышала, то что это была за информация, откуда… Что ты так на меня смотришь? Вот это и есть начало, вот это и есть настоящая работа.

– Ничего себе, – только и могла ответить Настя. – А какое значение имеет, где я родилась и кто мои друзья, если Денис…

– Настя, – оборвал ее Смайли. – Я скажу тебе две вещи. Первая: я не верю в случайности вообще и в частности, я не верю, что простая русская девушка может познакомиться на улице с наследным принцем важнейшего государства в мире. Второе: у тебя могло сложиться насчет меня обманчивое впечатление, что я добрый маленький гномик, защитник обиженных и оскорбленных. Это не так. То есть я бываю маленьким добрым гномиком, но только две недели, во время моего отпуска. Остальные пятьдесят недель в году я исполняю обязанности сторожевого пса Большого Совета. Сторожевой пес, понимаешь? Зубы, хватка, злость, дурной характер. Это я. Поэтому хорошенько подумай, прежде чем мне врать…

– Я не собираюсь врать, – сердито ответила Настя, которую больше всего задела фраза насчет «простой русской девушки». – Насчет зубов и характера – это пусть ваша жена беспокоится, я на такие штуки уже не реагирую, насмотрелась и зубов, и всего остального. Одно непонятно – я считала, что важнейшее государство в мире – это США…

– Сильнейшее и важнейшее – это не одно и то же, – сказал Смайли. – Лионейский король – должность посерьезнее, чем Генеральный секретарь ООН.

– Да неужели?

– Спроси Генерального секретаря.

– Как только мы с ним снова пойдем пить пиво… Так что, начинать прямо с рождения?

– С родителей.

– Ох, – вздохнула Настя и с сожалением посмотрела на вазочку с клубникой. Аппетит пропал напрочь.

– Рассказывай, рассказывай, – подбодрил её Смайли и придвинул вазочку к себе.

6

Покончив и с пирожным, и с многозначительным разговором, они вышли наружу; Денис сообщил, что у него есть неотложные дела, но вечером он постарается заехать к Насте в общежитие. Она не возражала; за сегодняшний день случилось так много всего, что было просто необходимо запереться одной в комнате, схватиться за голову и еще раз подумать на тему «Я и Денис: любовь до гроба или моя ошибка номер триста девяносто два». В предвкушении этого события, мысленно решая, стоит или нет приглашать Монахову в качестве независимого консультанта, Настя легко чмокнула Дениса и уже собралась прыгать в троллейбус, как вдруг почувствовала руки Дениса на своей талии. Он держал ее легко, только кончиками пальцев, но через это прикосновение Насте передался эмоциональный заряд, заставивший ее остановиться и обернуться. Она подняла глаза:

– Да? Ты что-то хочешь мне сказать?

– Я хочу сказать…

Он лишь чуть пошевелил пальцами, и ее тело, как будто поймав невидимую волну, подалось вперед.

– …что ты очень нужна мне.

Его поцелуй не был легким чмоком, он был долгим и в некотором смысле тяжелым, то есть таким поцелуем, от которого не отмахнешься, который является не просто касанием губ и языков, но неким знаком, ритуалом приобщения… Настя поначалу приняла этот поцелуй сдержанно, чуть приоткрыв губы и не касаясь Дениса руками, но затем ее словно затянуло в водоворот, и она неосознанно отработала весь набор кинематографических штампов для таких ситуаций – закрыла глаза, промычала что-то невнятное, но очень страстное, вцепилась Денису в шею и притянула его еще ближе к себе, хотя ближе уже было некуда…

Потом у нее закружилась голова – не притворно, а на полном серьезе; Настя изо всех сил держалась за Дениса, чтобы не упасть, а тот, наверное, воспринял это как порыв неудержимой страсти.

Именно так все это и было, и вряд ли кто-то смог бы упрекнуть Настю, что в данных обстоятельствах она допустила маленькую ошибку: она воспринимала происходящее как продолжение их начавшегося в мае романа. Между тем ей, возможно, стоило воспринимать случившийся с Денисом чувственный порыв как продолжение событий сегодняшнего дня. Тогда фраза «Ты очень нужна мне» принимала совсем иной смысл, и если хорошенько задуматься об этом, то получается, что Денис Андерсон не так уж и лукавил с Настей, не так уж и скрытничал.

Но чтобы рассуждать подобным образом, нужна была холодная голова, освобожденная от эмоций и отсоединенная от сердца; скорее уже не голова, а этакий биокалькулятор. Настя в эти мгновения была кем угодно, но не таким биокалькулятором; она состояла из губ, рук, ушей, глаз, прерывистого дыхания, но никаких чертовых калькуляторов там и рядом не стояло. И, наверное, это было естественно.

– «Я хочу сказать, что ты очень мне нужна», – с сомнением в голосе повторила Монахова. – Хм. Не могу сказать, что меня это сильно впечатляет…

– Тебя бы впечатлило, наверное, только бриллиантовое колье.

– Нет, начинать можно и не с этого. Для начала сошло бы и колечко с бриллиантом. По-моему, так, сказала Монахова и стряхнула пепел в раскрытое окно. – А слова… Это просто слова. Типа я не женат. Это тоже слова. А потом выясняется, что у него и жена, и трое детей… А главное, что за жену он держится, как за спасательный круг. Скотина. И ведь какие были честные глаза, когда он мне эти байки рассказывал!

Монахова нервно постучала кончиком сигареты по подоконнику, не рассчитала сил, и сигарета переломилась.

– Блин! – сказала Монахова и немедленно выщелкнула из пачки очередную сигарету. – Так что вот тебе урок, подруга: слова – это ерунда. Поцелуйчики всякие – тоже. Только серьезные капиталовложения гарантируют серьезные чувства.

– Колечко с бриллиантом? – спросила Настя. Ей с трудом удавалось сегодня вставить слово в пространные рассуждения Монаховой. Кризис на личном фронте сделал ту раздражительной и многословной. При этом она успевала дымить, как паровоз, нещадно расходуя свой запас тонких французских сигарет и выбрасывая окурки в открытое окно.

– Да, колечко с бриллиантом! Это тебе не поцелуйчик, это денег стоит. Мужик три раза подумает, прежде чем на такое раскошелится. А если уж он все равно окажется многодетной скотиной… тогда колечко будет моральной компенсацией. У тебя, подруга, в случае чего моральной компенсацией будет… что?

Настя пожала плечами.

– Твоя наивность меня убивает…

– Не убьет, – сказала Настя. – Ты крепкая.

Фраза задумывалась как шутка, но Монахова как-то нехорошо сдвинула тонкие брови, и Настя поняла, что чувство юмора Монахова сегодня оставила дома.

– А что он тебе рассказал про ту вечеринку?

Настя сделала удивленные глаза.

– Я была на закрытой вечеринке и видела твоего Дениса. Он разговаривал с каким-то мужиком. Вспомнила?

Настя кивнула.

– Ну и что он тебе сказал?

Настя сделала задумчивое выражение лица.

– Бог ты мой, она даже и не спрашивала! – вздохнула Монахова. – Знаешь, я снимаю с себя всю ответственность за твою личную жизнь, потому что…

– А кто это тебя назначал ответственной за мою личную жизнь? – изумилась Настя. – Я уж как-нибудь сама…

– Сама?! – фыркнула Монахова. – Щас! Давай-ка я напомню тебе Васю с третьего курса, давай-ка я напомню, какими глазами ты на него смотрела и на что ты была готова, щелкни он только пальцами… И кто тебе вправил мозги?! И на практике в прошлом году…

– Знаешь, у всех бывают ошибки! Если я буду вспоминать всех твоих…

– А ты вспоминай! Вспоминай и завидуй, потому что там все мужчины как на подбор…

– И все они бросали тебя через три месяца.

– Это еще вопрос – кто кого бросал!

– Никаких вопросов! Они тебя покупают на три месяца, пользуются, ты им надоедаешь, они возвращают тебя в магазин и потом покупают другую дуру…

– Покупают? Меня – покупают?! Я что – шлюха?! Ты это хочешь сказать?

– Ты не шлюха, ты… Ты как будто кукла, которую показывают друзьям, чтобы похвастаться, а потом отвезти на квартиру и оставить там до следующей вечеринки.

– Да откуда ты что про меня знаешь? – Монахова резко соскочила с подоконника, попутно роняя сигареты, зажигалку, мобильник и остатки спокойствия. – Тебе кто дал право меня судить? Это моя жизнь, и я живу ее так, как хочу.

– А у меня – своя жизнь.

– И когда она окажется в заднице – не звони мне, не жалуйся, не плачься мне в жилетку!

– У меня она, может быть, окажется в заднице, а у кого-то она уже оказалась! Пока это ты плачешься мне в жилетку, а не я тебе!

– Да? Ну спасибо! Ну утешила, подруга! За всю мою доброту… – Монахова решительно шагнула к двери. – Помогай после этого людям…

– Куда тебя понесло? – Настя попыталась преградить ей дорогу, но Монахова шарахнулась в сторону, как от прокаженной:

– Уйди!

– Да ради бога! – Настя отступила в сторону, скрестила руки и превратилась в бесстрастного наблюдателя хорошо срежиссированной истерики.

Монахова вылетела в коридор, тут же развернулась и зловеще процокала каблуками на середину комнаты. Остановилась, убрала волосы с лица, чтобы Настя оценила выразительность ее глаз.

– Знаешь мой мобильный? – спросила она уже без прежних истерических ноток в голосе.

Настя кивнула.

– Нет, не знаешь! – Монахова швырнула телефон в открытое окно. – Я не хочу, чтобы ты знала номер моего мобильного!

Она торжествующе сверкнула двумя рядами прошедших процедуру отбеливания зубов и вышла из комнаты, сжав ремешок сумочки так, как будто это был заброшенный за плечо автомат.

– Ирка! – крикнула вслед Настя, но Монахова даже и не подумала отозваться. Она была сейчас выше этих детских имен, детских представлений о любви и дружбе и прочих детских предрассудков, от которых порядочная девушка должна избавляться одновременно с покупкой первых взрослых туфель на высоком каблуке.

Настя погрустила, посмотрела из окна, как Монахова, энергично размахивая рукой, ловит такси, а потом пошла лечить печаль к Тушкану. Тот при виде Насти, как всегда, стал заикаться, но потом успокоился – особенно когда они с Настей стали лазить по интернет-сайтам. Тушкан был больше привычен к оцифрованным девушкам, нежели к ходящим и говорящим; вероятно, он всегда испытывал мини-стресс, когда, просидев по восемь часов перед монитором, выбирался в коридор общежития и видел перед собой живых людей, которые не управлялись кликом мыши и зачастую действовали так, как будто у них большие проблемы с программным обеспечением. Тушкан медленно чесал в затылке, начинал заикаться, а потом поспешно возвращался к монитору и облегченно погружался во вселенную, где хотя бы отчасти присутствовала логика.

Еще у Тушкана было пиво и чипсы, причем в неограниченных количествах – он помогал соседнему магазинчику с бухгалтерскими программами и оплату своего труда получал в натуральной форме. Пивом и чипсами Тушкан поделился с Настей, и они стали искать смешные сайты; Настя таковыми считала сайты знакомств, и вскоре она уже давилась от смеха, разглядывая фотографии и читая объявления, в которых люди рекламировали себя так, будто были машинами – год выпуска, технические параметры… Тушкан смеялся за компанию, хотя он считал, что тут-то как раз все правильно: рост, вес и объем бедер являются куда более точными характеристиками, чем доброта, терпимость или сострадание.

Впрочем, радости от этих сайтов хватило ненадолго. Заботливый Тушкан тут же запустил Насте смешную игру с пингвинами, которых мутузил здоровенной дубиной снежный человек. Наблюдая за бесчеловечной бойней, которую тут же устроила Настя, Тушкан поинтересовался:

– У т-тебя неприятности?

– С Иркой поругалась, – сквозь зубы ответила Настя.

– С какой Иркой?

– Монаховой.

– А-а, – сказал Тушкан, и Настя потом сообразила, что Тушкан, скорее всего, и не знает Монахову. Тушкан вообще мало кого знал в офф-лайне. Он и Настю-то узнал чисто случайно, при обстоятельствах столь же катастрофических, сколь и забавных. Прошлой зимой у Насти в комнате потекла батарея со всеми вытекающими отсюда последствиями; когда через несколько часов по комнате затопали наконец сапогами сантехники, Настя спасалась от наводнения сидя на столе, сжимая под мышкой недописанную курсовую по экономике. Посреди этого бедлама в дверь вошел маленький бледный мальчик, укоризненно посмотрел на Настю и сказал:

– Вы же меня з-затопили. У меня все мокрое.

– Я не виновата. Батарея накрылась, – сообщила Настя со стола.

– Ну так п-перезагрузите ее, что ли, – жалобно сказал мальчик, и Насте стало понятно, что этот мальчик не просто живет этажом ниже, он живет как бы вообще немножко не здесь. Потом она спустилась к Тушкану и показала ему, как можно с помощью произвольно нарезанных кусков материи (другое название – тряпка) обеспечить перевод пола из режима «мокро» в режим «сухо». И вот теперь Тушкан сидел рядом и пытался вспомнить, как же исправляют настроение девушкам по эту сторону монитора. Он вспомнил, что похожий вопрос обсуждался на паре интернет-форумов, и решил, когда Настя уйдет, почитать советы опытных людей, чтобы в следующий раз не попасть впросак. Если этот следующий раз будет.

– Плохое настроение? – наконец составил фразу Тушкан.

– Вроде того. – Настя яростно врезала очередному пингвину.

– У меня тоже бывает, – сказал Тушкан, – п-плохое настроение.

– А у кого не бывает…

– Я сделал себе сборник…

– Чего?

– Сборник песен для плохого настроения. Когда у м-меня плохое настроение, я его слушаю. Могу тебе записать. Если хочешь, – сказал Тушкан и замолчал, потрясенный количеством информации, которую выдал зараз его речевой аппарат.

Настя оставила мышку и чуть отъехала от монитора.

– Давай, – сказала она, – запиши. Полезная вещь. И на будущее… Может быть, пригодится.

– Л-ладно, – обрадовался Тушкан и стал искать чистую болванку.

– Песни для плохого настроения… То есть это веселые песни, чтобы убить плохое настроение?

– Нет, – ответил Тушкан из-под стола. – Это очень г-грустные песни. Просто когда подряд прослушаешь весь диск, то у т-тебя будет такое плохое настроение, что хуже уже некуда. А раз хуже некуда, то становится лучше.

Настя подумала, что, наверное, в этом есть какая-то логика. Хотя с первого взгляда ее и не заметишь. В тот раз у Тушкана так и не нашлось чистой болванки, но обещание свое он выполнил и через пару дней занес Насте диск. Там было пятнадцать песен разной степени депрессивности, и впечатление они производили настолько угнетающее, что дослушать эту подборку до конца было практически невозможно. Настя положила диск на полку, решив, что дослушает его, когда настроение будет действительно отвратным и лечить его можно будет только такими радикальными способами.

Но пока потребности в подарке Тушкана не было, потому что, вопреки мрачным прогнозам Монаховой, Денис Андерсон никуда не пропал; более того, всем своим поведением он доказывал искренность своего поцелуя и сопутствовавшей ему фразы. А поскольку Монахова из жизни Насти исчезла, то, соответственно, роль Дениса Андерсона в ее жизни возросла еще больше.

И это было лето, и это было счастливейшее из времен в жизни Насти; счастливейшее настолько, что когда воспоминание о нем вернулось к Насте, она яростно сжала кулаки, ненавидя всем сердцем тех, кто пытался у нее это отнять.

7

До полуночи Смайли разделался не только с клубникой, но еще и с полноценным ужином из трех блюд; при этом он не пропустил мимо ушей ни одного Настиного слова, требуя все новых и новых подробностей. По этой причине рассказ затягивался, и в тот момент, когда Смайли решил, что нужно прерваться, они едва добрались до знакомства Насти и Дениса и их прогулки в сторону памятника князю Львовскому.

– На сегодня хватит, – решил Смайли. – Но завтра с утра продолжим, так что будь готова…

– Я не устала, – бодрилась Настя. – Давайте закажем кофе покрепче, и я могу хоть всю ночь болтать… Ну, как вам такая идея?

– Мы не будем заказывать кофе, – с каким-то странным выражением лица сказал Смайли.

– Почему?

– Потому что я не люблю кофе.

– Ну тогда я закажу для себя, а вы…

– Настя, я не смогу находиться с тобой в одной комнате, если ты станешь пить кофе.

– У вас с кофе какие-то личные счеты?

– Именно. Он на нас плохо действует.

– На нас? На кого – на нас?

– На гномов, – просто сказал Смайли. – Он действует как наркотик. Краткосрочная эйфория, потом депрессия и весь набор негативных последствий, в том числе быстрое привыкание.

– Так вы… вы все-таки не человек?

Смайли рассмеялся.

– Как много потребовалось времени, чтобы ты об этом спросила, Настя. Нет, я не человек.

– Ага.

– Ты ведь догадалась об этом раньше.

– Ага.

– Я полагаю, что тебя это не очень удивило. Филипп рассказывал мне, что у вас уже были встречи с другими расами…

– Вампиры?

Смайли одобрительно кивнул, как если бы Настя правильно ответила на ответ в телевикторине.

– Болотные твари? Их так называл Филипп Петрович, я не знаю, как они правильно называются. А еще Иннокентий. Он совсем не человек. И еще Лиза! Которая раньше была Соня… Они все – не люди?

– Нет.

– Но это же… Как такое может быть? Я дожила до девятнадцати лет и не знала, что существуют такие… такие существа! Я думаю, что большинство людей про это не знает! Как такое возможно?

Смайли улыбнулся и откинулся на спинку дивана.

– Это возможно, – сказал он. – Филипп ведь сказал вам насчет допуска? Раз уж ты оказалась замешана в такую историю, то получишь допуск к информации первого уровня и узнаешь, что наш мир устроен немножко иначе, чем пишут в школьных учебниках.

– Но другие-то люди не узнают! И я бы не узнала, если бы не вляпалась в это все…

– Не узнала бы, – согласился Смайли. – И замечательно прожила бы свою жизнь, не подозревая о существовании остальных Великих Старых рас. Большинству людей не нужно это знание. Если вы до сих пор делите единую расу людей на черных, белых и желтых, на христиан и мусульман, то что бы вы сказали, узнай о существовании гномов, вампиров или великанов? Что они ведут неправильную жизнь, что они поклоняются неправильным богам, что они портят ваших детей, отнимают рабочие места? Настя, мы не прилетели с другой планеты, Земля – такой же дом для нас, как и для вас. Но лучше, если между разными комнатами этого дома будут построены стены, чтобы жильцы не мешали друг другу.

– Но… – растерянно проговорила Настя. – Ведь я же нормально общаюсь с вами. Я общалась с Иннокентием, Маратом… Они странные, но с ними можно найти общий язык. Что в этом ужасного? Почему не сказать людям правду, они поймут.

– Люди не поймут, Настя. Семьсот лет назад люди знали о существовании других рас, не обо всех, но кое о каких знали. Чем это закончилось? Войной, убийствами, геноцидом. И заслуга Лионейских королей в том и состоит, что они сумели постепенно погасить эту войну. Поколение за поколением династия Андерсонов выстраивала систему взаимоотношений Великих Старых рас. Систему, при которой в одном мире могут жить разные расы, не мешая друг другу. Один из принципов этой системы – люди, самая многочисленная и могущественная раса, не должны знать о существовании других рас. То есть мы контактируем с верхушкой человеческого общества, с Генеральным секретарем ООН, с лидерами крупнейших стран, с главами религиозных конфессий, но простые люди должны жить своей обычной жизнью, не мучаясь кошмарами о вампирах или драконах. Хотя и тут не все так просто; я вырос в Англии, в небольшой деревне, и население соседних городков, люди, я имею в виду, прекрасно знали, что мы – гномы. Они сохранили это знание из Темных веков, и они не рассказывают об этом по национальному телевидению. Они тоже считают, что о таких вещах лучше помолчать. – Смайли усмехнулся. – Они говорят: «Пусть уж лучше здесь живут гномы, чем понаедут какие-нибудь пакистанцы или арабы». Таков наш мир, Настя. Что сказали бы ваши родители, узнай, что вы встречаетесь, например, с вампиром?

– Отцу было бы все равно, а вот с мамой… С мамой были бы проблемы.

– Вот видите… Это естественно. Обычная мама, которая хочет для своей дочери обычного счастья.

– А почему вы говорите только про нетерпимость людей? Если бы ваша дочь встречалась с болотной тварью – что бы вы сказали?

– Зачем ей встречаться с болотной тварью? – несколько удивился Смайли. – Гномы и болотные твари несовместимы в плане секса…

– Хорошо, они просто дружат. Ходят под ручку. Ваши ощущения?

Смайли поморщился.

– Вообще-то, болотные твари не относятся к Великим Старым расам. Это мутанты, так что…

– Так что сами вы хороши, нечего все на людей валить.

– Люди – самая могущественная раса, – не согласился Смайли. – Они отличаются от остальных тем, что в состоянии уничтожить все прочие расы. Поэтому люди меня беспокоят больше остальных. В прошлом году избрали нового президента США, так мы решили с ним не контактировать. Как только этот парень узнает, что у него в Скалистых горах колония гномов с тысячелетней историей, а в Луизиане – край непуганых болотных тварей… Слава богу, там председатель Верховного суда – вменяемый человек, он следит за ситуацией.

– Похоже, что у вас сложная работа.

– Наконец-то хоть кто-то оценил!

– И тогда получается, что этот ваш Большой Совет…

– Представители двенадцати Великих Старых рас. Глава Совета – король Лионеи.

– И Денис Андерсон…

– Единственный сын короля Лионеи.

– И вы боитесь, что династия может прерваться?

– Я боюсь, что… – Смайли осекся и посмотрел на часы. – Настя, когда ты получишь допуск, то посмотришь учебный фильм и, наверное, сообразишь, чего мы боимся. А пока давай вернемся к нашей работе. – Он включил диктофон. – Время, как ты понимаешь, не на нашей стороне.

– Так это вы хотели закончить на сегодня, а я хотела продолжать!

– Да? И почему же мы отвлеклись?

– Я хотела заказать кофе, а вы сказали, что это наркотик для гномов, а потом стали говорить…

– Все понятно. Настя, не могла бы ты…

– А вот в подземелье у Макса на нас с Филиппом Петровичем с потолка падали гномы, и от них несло кофе со страшной силой…

– Наркоманы, – коротко сказал Смайли. – За кружку кофе будут камни грызть.

– А… Ну, примерно этим они и занимались, – сказала Настя. – Как приятно, когда хоть что-то становится понятным. Вонючих гномов из списка загадок вычеркиваем.

Смайли внимательно посмотрел на Настю.

– Ой, – сказала она.

– У меня очень тяжелая работа, – произнес Смайли, обращаясь, похоже, к самому себе. – Продолжим.

8

То, что происходило с Денисом и Настей в июле и августе, было настолько безмятежным и замечательным, что история той странной поездки в более чем странное место неминуемо должна была забыться; её обязаны были стереть куда более яркие и позитивные воспоминания. Отчасти так и случилось, но все же полученные в темном холодном подвале впечатления были настолько сильны, что изгнать их могло только время, причем Время с большой буквы, а не пара месяцев любовных дурачеств.

Монахова не делала пыток к примирению, но Настю это особенно не волновало. Она слишком хорошо знала подругу и была уверена, что никакой глубокой душевной травмы у Монаховой нет, зато есть желание изобразить глубокую душевную травму. Настя даже рассудила, что фокус с выбрасыванием мобильника в окно был задуман Монаховой заранее, просто поначалу он планировался как символ драматического разрыва с прежним любовником, однако хорошая актриса должна уметь импровизировать, и Монахова сымпровизировала.

В середине августа Настя уже вела печальный внутренний отсчет – сколько осталось до сентября, сколько осталось таких невообразимо счастливых дней, когда никто и ничто не мешает ей и Денису быть рядом и быть вместе. Не только Настя страдала от скорого завершения лета, и городской пляж ежедневно был забит до отказа людьми, которые старались не упустить ни одного из оставшихся солнечных дней. Быть вдвоем посреди этого столпотворения оказалось сложной задачей, и Настя с Денисом переместились в другое место – к лесному озеру, куда надо было ехать сорок минут на электричке и еще десять минут шагать пешком. Можно было добраться и на мотоцикле, тем более что Денис понемногу учил Настю управляться с этим ревущим зверем; правда, времени на дорогу уходило не меньше, а если за руль садилась Настя, то и больше.

Однако озеро того стоило. На далеком противоположном берегу едва виднелись неподвижные фигуры рыбаков, словно вросших в камыши; поверхность воды была настолько спокойной и гладкой, что, прыгая с разбега в озеро, Настя чувствовала, будто нарушает какие-то мировые законы спокойствия и тишины. Но озеро относилось к ней вполне терпимо.

Они с Денисом доплывали до крошечного островка, который выступал из воды, как спина зеленого озерного чудища, сохли, разговаривали, потом плыли обратно, дурачились у берега… То есть проводили время так, что простое перечисление действий дает в сумме диагноз «бездельничали», но отчего-то в то же самое время сердце до отказа наполнялось стопроцентным счастьем, наполнялось столь туго, что могло лопнуть в тот самый момент, когда двое, взявшись за руки, медленно брели по лесной дороге к железнодорожной платформе.

– Шесть дней, – сказала Настя. – Господи, неужели всего шесть дней осталось…

– Ну и что? – Денис пожал плечами. – Пусть шесть дней. Что изменится, когда наступит сентябрь?

– О-о, – Настя трагически застонала. – Много чего изменится. Нужно будет ходить в университет… Нужно будет ходить на работу… Если я буду ходить в университет и на работу, я буду меньше тебя видеть… О-о-о…

– Но я же никуда не денусь. Я буду приходить каждый день, буду укладывать тебя спать, читать тебе сказки на ночь… Устраивает? – улыбнулся он.

– Не-ет, не устраивает… Я не хочу, чтобы ты приходил каждый день, я хочу, чтобы ты вообще не уходил… О-о, как мне тяжело…

– У тебя в пакете только купальник и полотенце, что там тяжелого?

– Мне морально тяжело, дурак. О-о….

– Нет, все так и должно быть. Если ты будешь видеть меня каждый день, ты не будешь по мне скучать. А если ты будешь учиться и ходить на работу, то ты…

– Я с ума сойду.

– Интересно будет посмотреть.

– О-о…

– Уже началось? Ты уже сходишь с ума?

– О-о…

– Понятно.

– Я самый несчастный человек на земле, – пробубнила Настя. – О-о…

– Нет, самый несчастный человек на земле – это мой отец, – не согласился Денис. – Потому что если бы он узнал, что я встречаюсь с безумной девушкой из России, которая все время говорит «о-о»… О-о, он бы тоже сошел с ума.

– О-о-о… Кстати, – уже серьезно спросила Настя, – как он там? Ты ведь говорил, что он болеет…

– Да, он болел. Надеюсь, что ему лучше.

– То есть как – надеюсь?

– Я же тебе говорил – мы поссорились, я уехал из дома, и больше мы с ним не разговаривали.

– Ну… Ну так позвони, помирись, узнай, как там и что…

– Настя, я же тебе объяснял, как я хочу сделать…

– Это ты про меч? Денис, не обижайся, но, по-моему, это немного глупо. Почему ты не можешь просто позвонить и помириться с отцом, почему тебе нужно обязательно притащить ему какую-то железку?..

– Я лучше знаю своего отца, Настя. Я лучше знаю, как с ним надо мириться. Я ведь не учу тебя, как мириться с твоим отцом.

– А с чего ты взял, что мы поссорились?

– Разве нет?

– Нет. У нас отличные отношения – он забыл про меня, я забыла про него. Нам не надо мириться, понимаешь?

Денис некоторое время шел молча, потом покосился на Настю и, словно приняв какое-то важное решение, сказал:

– Вообще-то, у меня был другой план.

– Что? – не поняла Настя.

– Не просто притащить железку.

– А как?

– Я хотел приехать вместе с тобой. Ну, и чтобы отец совсем не озверел от такого – подарить ему меч.

Настя остановилась.

– Ты что, серьезно?

– Конечно.

– Ты издеваешься.

– Нет.

– Приехать вместе со мной – куда? В твою… Как ее? Ливадию?

– Лионею.

– А меня пустят?

– А почему нет?

– Я читала в Интернете, что у вас такая закрытая страна…

– Ты же поедешь со мной. Тебя пустят.

– Ты знаешь, – Настя задумчиво чертила шлепанцем узор в дорожной пыли, – вообще-то, по идее, сейчас я должна прыгнуть тебе на шею… И вопить от счастья.

– Что же тебя останавливает?

– У меня такое чувство, – Настя положила руку на грудь и нахмурилась, – как будто что-то здесь не так. Или это погода на меня так действует?

– С погодой все в порядке.

– Тогда что не так?

– Документы на меч.

– Черт! – Настя махнула ногой, сметая начерченный узор. – Черт, так и знала! Мы не можем поехать вдвоем – только ты и я, без меча? Потому что ты, я и меч – это уже почти шведская семья, а я девушка скромная…

– Спокойно. Расслабься.

– Ни за что.

– Документы почти готовы.

– Мне не нравится слово «почти».

– «Почти готовы» означает, что за ними нужно съездить.

– На Северный полюс?

– Нет, здесь недалеко.

– Опять в этот подвал?! Без меня!

– Нет, не в подвал. Нужно будет съездить в ресторан «Три сестры» и забрать документы.

– Просто забрать? Не поменять их на чью-то отвинченную голову?

– Нет, все очень просто и совсем не страшно.

– Я тебе не верю, но…

– Поедешь со мной? Заберем документы, а потом сразу поедем в консульство насчет твоей визы.

– Если мы поедем в ресторан, может быть, мы там сначала пообедаем, а потом уже рванем в консульство? Ты ведь не балуешь меня походами по ресторанам, все какие-то лесные озера да. железнодорожные буфеты. Я недовольна, я пожалуюсь твоему папе.

– Ябеда.

– И когда состоится этот великий день? Когда ты получишь документы на свою железяку?

– Шестого сентября. Можешь начинать отсчет, как ты любишь делать.

– Ага. Осталось двенадцать дней… Долго.

– Это только так кажется, – сказал Денис. – На самом деле они пролетят очень быстро. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как наступит шестое сентября.

Все получилось немного не так. Когда наступил этот важный день шестое сентября, в какое-то из его мгновений Настя поймала себя на том, что готова моргать до посинения, лишь бы время завертелось в обратную сторону и ей вернули бы эти безвозвратно минувшие двенадцать дней счастья.

У времени были свои резоны, и в тот день оно решило предстать перед Настей своей жестокой ипостасью, чем-то вроде металлического занавеса, который вдруг обрушивается с неба и делит жизнь на «до» и «после».

9

Первой неприятностью, случившейся шестого сентября, было мотоциклетное сиденье, на котором Настя протряслась всю дорогу до «Трех сестер». Поначалу – то есть как только Настя на него взобралась – оно казалось вполне терпимым, но по мере того как колеса мотоцикла наматывали все новые километры, отношения Насти и сиденья стали портиться; Настя уже мысленно называла его жестковатым, потом жестким, а потом Настя воспринимала поездку как нечто вроде испытания, которому подвергаются их с Денисом чувства. После пересечения городской черты дороги лучше не становились, а расстояние до «Трех сестер» было раза в полтора больше, чем до лесного озера, отчего испытание становилось все более суровым, плавно переходя в пытку. Когда Денис наконец свернул с дороги, остановил мотоцикл и заглушил двигатель, Настя кое-как сползла наземь и обеспокоенно ощупала свою попу, так как у нее возникло подозрение, что от контакта с сиденьем эта часть ее тела превратилась в бесчувственную и плоскую деревяшку.

Поглаживая таким образом задние карманы своих джинсов, Настя все же решила посмотреть, где же она оказалась в результате столь жестоких испытаний. Тут первая неприятность сменилась первым изумлением, потому что из леса на Настю смотрел фасад краснокирпичного здания с черепичной крышей. Гигантские ели покровительственно нависали над этим домом, скрывая его верхнюю часть и делая ресторан «Три сестры» практически незаметным с дороги. Что для ресторана было несколько странновато, о чем Настя и сказала Денису.

Тот согласно кивнул.

– Ну? – уставилась на него Настя. – Почему они тогда так делают? Ни указателей, ни рекламы – почему?

– Наверное, не хотят, – сказал Денис. – Почему ты меня-то спрашиваешь? Я здесь тоже в первый раз. Просто мне хорошо объяснили, куда надо ехать.

Заинтригованная, Настя двинулась к домику, который производил двойственное впечатление – он казался одновременно и уютным, и заброшенным. Выложенная кирпичом дорожка вела к двери ресторана, но на этой дорожке лежал слой опавшей хвои. Настя искала глазами вывеску, но так и не нашла ее, и уже у самого входа Денис ткнул пальцем в выбитую в камне и выгнувшуюся дутой над дверью надпись.

– «Три сестры», – прочитала Настя. – Добро пожаловать. Хм… Ты уверен, что здесь есть люди?

– Сейчас проверим. – Денис толкнул дверь.

Настя вошла следом и остановилась. И внутри ресторана ее сопровождало это ощущение уюта и заброшенности. С одной стороны, большая комната, в которой они с Денисом оказались, не могла быть ничем иным, кроме ресторана. Здесь стояли несколько деревянных столов, и на каждом посредине имелись перечница, солонка и держатель для салфеток. В глубине виднелась барная стойка и полки, заполненные разномастными бутылками. Чуть левее в стене зияло прямоугольное отверстие, вероятно, окно с кухни, через которое подавались готовые блюда. На миг Насте показалось, что ее ноздри уловили запах жарящегося мяса, а до ее ушей донеслось пошкварчивание жира на сковороде; но лишь на миг. Взгляд Насти завороженно скользил по стенам, изучал расписные тарелки с изображениями кораблей, металлические светильники под потолком, основательные табуреты – все такое старомодное и такое настоящее…

Что-то грохнуло у нее за спиной, Настя испуганно обернулась и увидела, что это Денис бросил на один из столов продолговатый сверток.

– Это что? – спросила Настя и почти сразу же сама догадалась. – Это меч? Зачем ты его сюда притащил?!

– Так надо, – сказал Денис и сел на табурет. Было заметно, что он слегка нервничает. Какое-то время они просто молча сидели и ждали. Настя смотрела, как солнечные лучи каким-то чудом пробиваются сюда через окна и рисуют пятна на деревянном полу; Денис смотрел на часы.

– Вы на какое-то конкретное время договаривались или…

– Помолчи, – оборвал ее Денис.

Настя отвернулась. Он виновато тронул ее за плечо.

– Извини. Просто надо подождать.

– Подождем, – сказала Настя.

– Они обязательно придут.

– Хорошо.

Они сидели и ждали, им казалось, что прошло уже какое-то невероятно долгое время – тысячи лет, миллионы минут; и все это время они оставались затерянными в пустом, всеми забытом ресторане, где только пыль медленно плывет в тонких солнечных лучах, а больше не происходит ровным счетом ничего. Они тщательно вслушивались, надеясь услышать шум подъезжающей машины или звук шагов, но слыша в итоге лишь шуршащую еловыми ветвями тишину и так привыкнув к ней, что когда вдруг на деревянный пол ступили чьи-то босые пятки, это было как пушечные выстрелы над ухом.

Настя и Денис переглянулись. Узкая дверь в правой части комнаты скрипнула, и вошла женщина в вышитой жилетке и длинной юбке. Она кивнула Насте и Денису как старым знакомым и прошла за стойку бара. Настя тоже автоматически кивнула в ответ, но при этом обратила внимание на две странные детали – босые ноги женщины и ее странный головной убор. Настя пихнула Дениса локтем, но тот равнодушно пожал плечами – пятки как пятки, берет как берет.

– Что будете пить? – спросила женщина. Настя и Денис молчали, и тогда женщина облокотилась на стойку и заговорщицки прошептала: – Вы сегодня первые посетители, так что ваш первый заказ – за наш счет. Традиция заведения.

– Отлично, – сказала Настя. – Я бы выпила… минералки.

Женщина рассмеялась.

– Минералка так минералка. Хотя на вашем месте я бы заказала коньяк тридцатилетней выдержки; когда еще такое себе позволишь…

– Я за рулем, – сказал Денис. – Если это можно назвать рулем.

Он нервно усмехнулся и посмотрел на Настю. Это был странный взгляд, и Настя тогда, конечно же, не могла распознать содержащиеся в этом взгляде эмоции; она могла только почувствовать, что эти эмоции там были. Спрашивать в присутствии постороннего человека «Что ты так на меня смотришь?» было бы неприлично, поэтому Настя просто приняла Денисов взгляд, повернулась к женщине за стойкой и повторила:

– Все-таки минералки.

– Хорошо, – кивнула женщина и наклонилась под стойку. – Но коньяк… – она причмокнула губами. – Выпить и умереть.

Настя кивнула, как бы допуская подобное развитие событий для особо извращенных гурманов.

Женщина поставила на стойку высокий бокал с минеральной водой и сделала приглашающий жест. Настя подошла, кое-как вскарабкалась на табурет и отпила из бокала. Вода была удивительно вкусной, как бы ни парадоксально это звучало; Настя даже приподняла бокал и посмотрела на свет – нет, кристально чистая вода; и в то же время она содержала поразительно глубокий и насыщенный вкус, который Настя не смогла бы описать словами. При этом жидкость в бокале оставалась именно водой и ни чем иным.

– А вы, юноша? – женщина посмотрела на Дениса.

– Мне ничего не надо, – сказал тот, нервно хмурясь, и Насте стало его жалко и захотелось сказать ему, какая тут чудесная минералка и что ему надо обязательно ее попробовать. Но тут Денис встал, зажал свой сверток под мышкой и озабоченно сообщил:

– Мне в туалет.

– Налево и прямо по коридору, – сказала женщина и снисходительно улыбнулась, когда Денис быстро прошагал в указанном направлении. – Мужчины… Такие напряженные, такие озабоченные. Вечно у них какие-то важные дела.

– Да, – согласилась Настя. – У него и в самом деле важная встреча, поэтому он такой напряженный.

– Важная встреча? Где? Здесь?

Настя кивнула.

– Те, другие люди, видимо, опаздывают, вот он и нервничает, – продолжила она оправдывать своего Дениса. Женщина за стойкой понимающе кивнула и достала металлический портсигар. Как и все в этом ресторане, он был старомодным и очень настоящим в том смысле, что, даже не дотрагиваясь до него, Настя почувствовала – этот предмет имеет историю, и история оставила метки на портсигаре – царапины, небольшие вмятины… Женщина вытащила из портсигара папиросу и закурила, прищурившись от удовольствия.

Теперь Настя могла рассмотреть ее поближе и повнимательнее; женщина выглядела лет на сорок, и эти сорок лет были написаны у нее на лице морщинами вокруг глаз и на лбу; фигуре же могли позавидовать многие двадцатипятилетние. У женщины была загорелая до темно-красного цвета кожа, что в совокупности с крупным носом и массивными украшениями на пальцах и на шее заставило Настю думать о южном происхождении – может быть, Грузия или Армения, а может, и что-то цыганское было смешано в этой весьма примечательной персоне. В то же время вязаный берет на голове женщины как-то не вязался в понимании Насти ни с цыганами, ни с грузинами; нечто похожее вроде бы носили негры на Ямайке, но негритянкой барменша определенно не была. Короче говоря, Настя совсем запуталась и, чтобы вернуться к чему-то несомненному, отхлебнула воды из бокала. Вода была все так же великолепна.

– Ресторан называется «Три сестры», – сказала Настя с осторожно-вопросительной интонацией. Барменша кивнула:

– Это мы. Это нас три сестры.

– Я раньше здесь не была, – произнесла Настя, как будто была специалистом по пригородным ресторанам. – Вы недавно открылись?

– Мы давно здесь живем, – сказала барменша, посматривая на Настю сквозь легкую пелену табачного дыма. – Давно сюда перебрались. Здесь хорошо.

– Перебрались? – Настя ухватилась за слово, надеясь, что барменша сейчас разрешит загадку своего происхождения.

– Переехали, – пояснила женщина. – Раньше мы жили в другом месте, но нам посоветовали сменить климат. Там стало слишком жарко.

– То есть раньше жили на юге?

– Да, – подтвердила женщина.

– В Крыму? На Кавказе?

Женщина равнодушно пожала плечами.

– Я уже и не помню, как это называлось… – Она заметила, что Настя допила свой бокал. – Понравилось?

– Очень понравилось.

– Еще?

– Если можно…

– Можно-то можно… – Женщина взяла Настин бокал. – Но это уже будет второй заказ, а за второй нужно платить.

– Хорошо, – сказала Настя и тут спохватилась: может быть, это какая-нибудь жутко редкая импортная вода и стоит она сумасшедших денег. – А сколько она стоит?

– Она стоит дорого. – Барменша поправила берет. – Она стоит…

Насте показалось, что берет стал больше в размерах.

– Сколько? – переспросила она задумавшуюся барменшу. – Я не расслышала…

Та улыбнулась. Зубы во рту барменши были золотые. Ногти на пальцах темно-бордовые, чуть загнутые на концах. Глаза большие и притягивающие.

Именно в таком порядке все и происходит: улыбка женщины становится все более и более широкой, пока не растягивается на пол-лица и становится уже не улыбкой, а хищным оскалом. Настя видит все ее золотые зубы. Ей почему-то кажется, что их больше, чем тридцать два.

И пока Настя завороженно смотрит на эту улыбку-оскал, пальцы с бордовыми ногтями тянутся к Насте, чтобы вцепиться и не отпустить.

А глаза с поразительно большими темными зрачками ищут Настин взгляд, чтобы впиться в него и парализовать. Ищут и никак не могут найти, потому что Настя все еще зачарована желтым блеском раскрывшейся пасти, но не настолько, чтобы не заметить метнувшихся к ней скрюченных для захвата пальцев.

Она лишь чуть-чуть дергается назад инстинктивно, бессознательно, но и этого оказывается достаточно. После мучений на заднем сиденье мотоцикла Настя поместила свою попу, ставшую бесчувственной плоской деревяшкой, на самый край табурета, и вот теперь Настя с грохотом валится на пол, а бордовые ногти впустую режут воздух.

Ошеломленная Настя беспомощно барахтается на полу, пытаясь понять, что же произошло. Она сбрасывает с себя опрокинувшийся табурет, смотрит вверх и…

От увиденного Настя с ног до головы становится мертвой тряпичной куклой, будучи не в состоянии ни пошевелиться, ни пискнуть.

Барменша, слегка покачиваясь взад-вперед, восседает на корточках на барной стойке, словно хищная птица на ветке, готовясь спикировать на добычу.

Добыча, то есть Настя, замечает некоторую перемену в облике женщины. На ней больше нет берета. А потому хорошо видно то, что ранее было под беретом. Волосы.

Это, должно быть, особенные волосы. Они как будто заплетены во множество косичек, но не это делает их особенными. Они шевелятся. Они приподнимаются и вытягиваются в направлении Насти. И они шипят. Как змеи. Шипят все громче и громче.

Змеи на голове барменши шипят невыносимо громко, когда она спрыгивает со стойки прямо на Настю.

10

То, что начиналось как сдержанно-сочувственная форма допроса, сутки спустя больше походило на затянувшийся сеанс психоанализа, где рассказ пациента настолько захватил врача, что тот уже не задает вопросов и не комментирует, а просто сидит в кресле и слушает. Впрочем, не забывая посматривать на диктофон – достаточно ли места осталось на его жестком диске.

Конечно же, Настя изливала душу не двадцать четыре часа подряд, хотя поначалу ей казалось, что она способна и на такое. Она говорила и говорила, иногда сама удивляясь произнесенному, удивляясь тому, что внезапно прорывалось из глубин ее памяти. Настя говорила, потому что, проговаривая все это вслух, она словно соединяла двух Ян – ту, что была до шестого сентября, и ту, что была после. Эти две ее сущности осторожно и недоверчиво касались друг друга, словно не верили, что имеют какое-то отношение друг к другу, но потом ощутили свое родство, и их уже было не разделить.

И еще она говорила, потому что надеялась, что ее разложенная по полочкам жизнь – это цена, которую надо заплатить за ответы на ее, Насти, собственные вопросы, которыми она раньше так упорно донимала Филиппа Петровича, не понимая того простого обстоятельства, что Филипп Петрович мог многого и не знать. А вот Смайли просто обязан был знать все.

– Все? – сдержанно улыбнулся он. – Все – это слишком много для меня. Когда знаешь все, плохо спишь и недолго живешь. Я знаю достаточно, Настя.

– Тогда расскажите мне что-нибудь. То, что мне надо знать. Я уже пять часов рассказываю, так что…

– Намек понятен. Тебе надо поспать, а завтра с утра мы продолжим.

– Я намекала не на это. Знаете, как девчонки в школе шепчутся, – я расскажу тебе свой секрет, а ты расскажи мне свой.

– Никогда не был девчонкой, – сказал Смайли с непробиваемой серьезностью. – Хотя это, наверное, интересно. – Он взял со стола диктофон и нажал кнопку «стоп». – Что именно ты хочешь знать? Что ты уже знаешь? Знаешь, что ваш приятель Денис Андерсон – единственный сын лионейского короля? Что его исчезновение может привести к большим проблемам?

– Да, я в курсе, – махнула рукой Настя, и Смайли, как ей показалось, слегка нахмурился, выражая неодобрение подобного легкомыслия. – Я хочу знать, что мне Денис наврал, а что не наврал.

– Денис Андерсон – наврал? – Смайли с деланым возмущением покачал головой. – Хорошо, что нас не слышат официальные биографы короля Утера. Они бы объяснили тебе, Настя, что Андерсоны не врут, не ошибаются и еще много чего «не». Они считают Андерсонов практически святыми, и это неудивительно, учитывая, какие деньги им платит королевская семья. Но мне-то платят деньги совсем за другое, так что я целиком и полностью разделяю твой взгляд на вещи – Денис Андерсон соврал. И не один раз. И не только тебе.

– Меня это должно утешить?

– Не знаю.

– И в чем же он соврал?

– Никакого конфликта с отцом не было. То есть… – Смайли вздохнул и задумался. – Вот и я тоже попался, – сказал он Насте минуту спустя. – Думал, что смогу все объяснить в трех словах. Нет, не получится.

– Длинная история, – сочувственно сказала Настя. – Я знаю. У меня тоже такая.

Смайли улыбнулся.

– Это тебе только кажется, Настя. На самом деле твоя история – одна песчинка в песочных часах. А история Андерсонов – это, если хочешь, история человечества. И не только человечества.

– Меня не очень интересует история человечества, меня интересует Денис Андерсон.

– Интересная позиция, – пробормотал Смайли. – Итак, Денис Андерсон. Он сказал, что уехал из дома после ссоры с отцом. Никакой ссоры на самом деле не было, просто однажды ночью Денис пропал, и, как потом выяснилось, он пересек границу герцогства Лионейского. С неизвестными целями, в неизвестном направлении…

– Если у ссоры не было свидетелей, это не значит, что ее не было.

– Логично, – согласился Смайли. – Только, ради бога, не бери на себя роль адвоката Дениса Андерсона. Во-первых, адвокатов у него хватает, а во-вторых, он не обвиняемый, он просто…

– Что?

– Он совершил ошибку, которую сам он исправить не в состоянии. Ему нужна помощь – моя, твоя, всех.

– Звучит очень мило. Только вот эти «все», которые крутятся вокруг этой истории… Я видела кое-кого из них. Они мне очень не понравились, так что получить от них помощь – не самая радостная перспектива. Я уже получила «помощь» от Лизы и ее приятелей, – Настя похлопала себя по шее. – Вот где у меня эта помощь. Они украли у меня часть жизни, так что…

– Я говорил не про эту компанию. Я говорил про других «всех». Но вернемся к ссоре.

– Которой не было.

– Да, никакого конфликта между королем Утером и его сыном не было. Реального конфликта.

– Что это значит?

– Быть может, этот конфликт существовал в голове Дениса. И вместо того чтобы высказать свои мысли вслух и услышать ответы отца, он держал все внутри. В конце концов это стало совершенно невыносимым, и Денис сбежал. Для него это было естественно, для короля Утера и всех нас – абсолютной неожиданностью.

– Он боялся отца, так? Если бы не боялся, наверное, не держал бы все внутри?

– Король Утер не из тех людей, что наводят страх. Он скорее из тех отцов, что слишком заняты своими делами и поэтому узнают о проблемах детей в последнюю очередь. К тому же король Утер – человек довольно прямолинейный; когда у него возникают вопросы, он немедленно их задает. Ему и в голову не могло прийти, что Денис мучается какими-то невысказанными сомнениями, что он таскает внутри себя какой-то груз проблем.

– И что это были за сомнения?

– Я же говорю – невысказанные. В Лионее Денис ни с кем не обсуждал эти вопросы. Может быть, когда он оказался за границей… – Смайли вопросительно посмотрел на Настю.

– Что? Со мной? Нет, ничего конкретного он мне не говорил… Постойте, но ведь мне говорил Филипп Петрович! Что Денис не хотел быть королем, потому что это накладывает какие-то серьезные обязательства… Получается, что он говорил с Филиппом Петровичем?!

– Нет. Филипп Петрович рассказал вам то, что мы узнали позже. Когда мы переговорили с десятками людей, когда мы просмотрели всю его электронную почту… Тогда кое-что стало понятным. Денис боялся ответственности, которую берет на себя король Лионейский.

– Филипп Петрович сказал – миссия.

– Можно употребить много разных слов, но суть одна. Король Лионейский – защитник рода человеческого и хранитель спокойствия на земле, а это не самая приятная работа.

– Да уж…

– Когда тебе всего двадцать лет, сложно смириться с тем, что твоя судьба предопределена, что благодарю своему происхождению ты обречен выполнять важную и трудную работу, которая может стоить тебе жизни. И у тебя не будет сменщика, у тебя не будет выходных, это работа, которая занимает двадцать четыре часа каждых суток и двенадцать месяцев каждого года. Король Утер принял эту ношу в двадцать шесть, и к этому времени у него не было ни малейших сомнений насчет своего священного долга. С Денисом все получилось немного по-другому… То есть он не вдавался в подробности насчет своей ссоры с отцом?

– Нет, подробностей не было. Но… Но он хотел помириться.

– Что? – удивился Смайли.

– Он сказал мне, что хочет помириться. И чтобы задобрить отца, он раздобыл какой-то старинный меч.

– Меч?

– Ну, подарок.

Смайли выглядел весьма озадаченным, и Настя пустилась в разъясняющие подробности. Она вкратце рассказала про загородную поездку, про Ключника, про выпавшую из Денисовой сумки голову…

Ясности в глазах Смайли от этого не прибавилось, напротив, взгляд его потускнел, словно впал в спячку. Настя продолжала говорить:

– И он сказал, что все это ради меча. Потому что его отец – типа коллекционер и он будет очень рад, если Денис привезет ему этот меч. Потом он еще говорил про документы, что он связался с теми людьми из подземелья только ради документов на меч… А шестого сентября мы поехали как раз за документами. Денис сказал, что мы получим документы на вывоз меча, а потом поедем в лионейское консульство…

Смайли вздрогнул.

– Лионейское консульство?

– Да.

– Зачем?

– Денис хотел, чтобы я вместе с ним поехала в Лионею. Надо было съездить в консульство, чтобы получить визы… И все такое прочее.

– Ты, наверное, очень обрадовалась?.

– Ну… Наверное.

– Понятно, – Смайли нахмурился и посмотрел в пол, как будто стеснялся смотреть Насте в глаза. – Но теперь-то ты уже, наверное, знаешь…

– Что?

– Что никакого лионейского консульства не существует.

– Не существует? – Настя пожала плечами, как бы говоря – ну, не очень-то и хотелось.

– Есть посольство в Москве, а никаких консульств нет. Ты не знала?

– Вообще-то, тогда, шестого сентября, мы так и не добрались до консульства…

– И еще. Король Утер не любит оружие. Во всяком случае, он его не коллекционирует.

– О-о, – сказала Настя. – Он и тут мне наврал?

– Получается, что так.

– Он не собирался везти меня в Лионею… Он сам не собирался туда ехать! Тогда… Тогда зачем все это?

Смайли молчал.

– Зачем? – повторила Настя, вопросительно уставившись на Смайли и постепенно начиная все больше и больше сердиться на гнома, поскольку тот знал ответ, но не хотел говорить; и вдруг злость лопнула, как нарыв, и Настя тихо проговорила одно слово, которое само собой легло ей на язык: – Наживка…

Соскользнув с Настиного языка, это слово словно стало отравленным облаком, которое окружило Настю и заворожило ее. Смайли, видя это ее состояние соскользнул с дивана и мягко прошагал к двери. Там он на всякий случай обернулся и сказал оцепеневшей Насте:

– Я приду завтра. Постарайся отдохнуть.

Она лишь увидела, как двигаются его губы, а смысл слов остался непонятным, потому что эти слова Настю совершенно не интересовали. Ее сейчас занимало лишь одно слово, сложившееся из семи бездушных букв и пригвоздившее Настю, как булавка бабочку.

Наживка.

11

Горгона прыгает совершенно бесшумно, отчего ужас еще быстрее бежит по Настиным венам, парализуя конечности. Шипение становится невыносимо громким, оно заползает в уши, и Настя хочет заткнуть их ладонями, но ладони обреченно лежат на полу и не двигаются, они уже смирились с поражением. Настя закрывает глаза и чувствует руку горгоны на своем горле – она горячая, сухая и очень цепкая. В эти мгновения Настя даже не пытается бороться, она готова послушно принять любой исход, потому что только что на ее глазах мир перевернулся: Настя увидела то, чего не могло быть, и то, чего не могло быть, ухватило ее за горло. Отсюда следовал вывод – мир устроен совсем не так, как думала Настя все предыдущие годы своей сознательной жизни. Она ошибалась. А раз она ошибалась в столь важных вещах, то заслуживала такой участи – заброшенный ресторан, спиной на пыльном полу, цепкая хватка на горле и лезущее в уши шипение озлобленных змей.

Однако день шестого сентября не был днем одного сюрприза – это был целый парад сюрпризов, как будто бы кто-то заранее написал для Насти насыщенный событиями сценарий. Так что прикосновение горячей сухой руки на своем горле Настя чувствовала несколько секунд, а может, и того меньше; потом эта рука исчезла одновременно с каким-то грохотом, одновременно с каким-то столкновением, произошедшим над лежащей Настей. А поскольку лежала она с закрытыми глазами, только что расставшись со старыми представлениями о мире и не решаясь лицом к лицу встретить мир новый, то весь этот грохот был для нее сродни битве богов в заоблачных высях. Эти существа знали реальные правила этого мира, и, видимо, эти правила обрекали их на битву друг с другом; но по крайней мере они ведали, что творят. В этом было их принципиальное отличие от Насти.

Она еще не открыла глаза, поэтому только на слух могла оценить, что битва богов разворачивается где-то справа от нее; соответственно, сама Настя рванула влево – рванула, толкаясь пятками и локтями, этаким несуразным слепым крабом. Убежала она недалеко, наткнулась плечом на что-то твердое, и полыхнувшая боль заставила ее вскрикнуть, открыть глаза и часто-часто задышать, чтобы пережить и боль в плече, и открывшееся перед ней зрелище.

В битве богов участвовали загорелая женщина, которая только что угощала Настю минералкой, и Денис, которого Насте хотелось бы считать своим парнем. Но, к несчастью, оба они, вероятно, были кем-то большим, чем просто барменша и просто бойфренд. Потому что на голове барменши шевелились змеи, а в руке у Дениса был меч, направленный острием в сторону барменши. Но, несмотря на этот меч, барменша чувствовала себя куда увереннее, чем Денис, который переминался с ноги на ногу и боялся оторвать взгляд от своей противницы, причем смотрел он почему-то ей не в лицо, а куда-то в район живота.

Наконец Денис не выдержал и махнул мечом; барменша без труда уклонилась от удара и в свою очередь отвесила Денису затрещину, от которой тот отлетел на пару метров и повалился на стол. По-прежнему не поднимая глаз, он снова бросился вперед и немедленно наткнулся на подставленный барменшей табурет. Точнее, она его не подставила, а подбросила навстречу Денису, и тот рухнул наземь, непроизвольно выкрикнув что-то злое и отчаянное.

Этого было достаточно, чтобы Настя поняла – пусть мир и перевернулся, но одно в нем осталось без изменений: рассчитывать на хеппи-энд в исполнении прекрасного принца на белом коне не приходится. Надо брать дело в свои руки, то есть в свои ноги, и линять отсюда со скоростью света…

Настя стала осторожно приподниматься с пола, стараясь не шуметь, но барменше не требовалось дополнительное шумовое напоминание о своей первой жертве. Денис корчился от боли, и теперь было логично снова заняться Настей.

– Нет, – инстинктивно сказала Настя, когда барменша обернулась к ней. – Нет, нет, нет!

Змеи ответили ей недружелюбным шипением. Барменша протянула руку, будто хотела что-то получить от Насти, но та не хотела ничего давать этой ужасной женщине, она зажмурилась и подняла руки в защитном жесте, прекрасно понимая, что никакой защиты это не даст и что если этой женщине что-то нужно от Насти, то она это получит через три секунды, несмотря на зажмуривание, несмотря на нервно дергающиеся руки, несмотря ни на что…

Да, и несмотря на меч. Денис издал хриплый яростный звук, что-то вроде «Р-р-г-а-ах!», волосы, то есть змеи, на голове барменши встали дыбом, а сама она остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Настя могла бы сейчас коснуться горгоны, взбреди ей в голову фантазия вытянуть руку. Вместо этого она изо всех сил пыталась вжаться в стену.

Горгона чуть пошатнулась, а потом резко развернулась на сто восемьдесят градусов и неторопливо двинулась к Денису, который теперь пятился назад. Настя открыла глаза и увидела, что в спине горгоны торчит меч. Рукоять его подрагивает в такт шагам женщины, по лезвию бежит тонкая струйка черной крови, но явного вреда барменше удар не причинил; возможно, потому, что лезвие неглубоко вошло в тело, и с каждым шагом Горгоны рукоять клонилась все ниже и ниже, чтобы затем неизбежно и бесславно упасть на пол.

Барменша между тем загнала Дениса в угол; ее ступни все так же легко и почти беззвучно касались пола, а походка была все такой же расслабленной и неспешной, отчего ее охота на Дениса походила на нечто обыденное и естественное. Она уверенно делала свое дело, а Денис растерянно пятился, пока не уперся лопатками в стену; при этом он все так же избегал смотреть барменше в лицо. И это делало его похожим на провинившегося ребенка, и видеть такое было для Насти совершенно невыносимо. Она протянула руку вперед.

Потом ей было сложно, практически невозможно разобраться, что же было истинными воспоминаниями, а что ложными, которыми она бессознательно замазывала пробелы в своем прошлом после удаления «беспамятника».

Настя подалась всем телом вперед и протянула руку, чтобы ухватить меч за рукоятку и выдернуть из горгоновой спины. Чем бы это ни закончилось, но это бы отвлекло горгону от Дениса. Ее пальцы уже почти коснулись рукояти меча, когда горгона прыгнула вперед, к Денису. Кажется, она схватила его за плечи, и Денис закричал, пытаясь отбиваться от горгоны кулаками. Между протянутой рукой Насти и рукоятью меча возникла пустота, и неважно было сколько ее, важно было, что пальцы Насти схватили воздух; это значило, что сейчас Денис будет мертв а потом наступит черед Насти. И она уже почти смирилась с таким исходом, как вдруг почувствовала в ладони рукоять Денисова меча. Он как будто скользнул ей навстречу и дал себя обнять Настиным пальцам, послушный и готовый исполнить любое ее приказание.

А может быть, он просто выпал наконец из спины горгоны, а Настя его удачно подхватила? Может быть. Но тогда это было совершенно неважно, потому что Денис кричал, а это значило, что он еще жив, что горгона еще не добила его, хотя старалась изо всех сил. И это значило, что от меча, который сжимает Настя, еще может быть прок. Его просто надо пустить в дело. Сию минуту, сию секунду.

Она хорошо помнила, что ухватилась за рукоять меча обеими руками, потому что ожидала ощутить непомерную тяжесть, но меч оказался вовсе не тяжелым. Более того, он лежал в ладонях так удобно, будто бы Настя с детства только и делала, что махала антикварным холодным оружием. Он – это было странное ощущение, и, может быть, как раз это и было ложным воспоминанием – как будто сросся с Настей и потащил ее за собой, вперед, целясь в спину горгоны своим окровавленным острием.

В последний миг барменша, наверное, что-то почувствовала: часть змей повернули свои маленькие уродливые головки к Насте и зашипели, а сама горгона замерла, выпустив Дениса и дав ему упасть. Но изменить что-либо она уже не могла. Настя тоже ничего не могла изменить, вся она была в этом ударе, в этом отчаянном броске, где, по сути дела, не было надежды на победу, на удачу, где было только отчаяние, сконцентрированное на острие меча.

Поначалу – так, по крайней мере, казалось Насте – ее удар был нацелен между лопаток барменше, но потом, то ли по неопытности Насти, то ли по какой-то более серьезной причине, клинок пошел куда-то вверх, и когда сталь встретилась с плотью, то хрустнули шейные позвонки, брызнула темная кровь, и змеи вдруг утихли, стали одна за другой опадать, словно погружаясь в спячку. Горгона попыталась повернуться, но Настя крепко держала рукоять меча, а тот будто бы сам продолжал свой путь, разрывая оставшиеся сочленения между туловищем и головой.

И, может быть, это было плодом воспаленного воображения, но Насте в эти секунды казалось, что рукоять меча стала теплой, потом горячей, а потом нестерпимо раскаленной, и Настя, вскрикнув, разжала пальцы.

Сначала на пол упала отрубленная голова горгоны, потом меч, потом обезглавленное тело.

Настя отшатнулась. Густой неприятный запах поднимался от трупа, и Настя поспешно зажала рот рукой, но поняла, что это не спасет, и кинулась к двери. Приступ тошноты настиг ее уже на воздухе; кругом стояли сосны, где-то пели птицы, дружелюбно светило сентябрьское солнце, но всего в нескольких шагах от этой идиллии, почти в дверях ресторана «Три сестры», лежал обезглавленный труп некоего существа, внешне похожего на женщину. И это было бесспорным доказательством того, что помимо известного Насте мира существует мир другой, неизвестный, непонятный и уже поэтому жуткий. Возможно, один из этих двух миров был лишь декорацией для другого, но который из двух?

Пока на все вопросы Настин желудок отвечал болезненными спазмами, дальним эхом которых пришла головная боль. Походкой сомнамбулы Настя подошла к ближайшей сосне, оторвала веточку и понюхала ее. Потом провела иголками по руке. Сосна была настоящей, и Настю это слегка успокоило. Она прислонилась к дереву, сделала несколько глубоких вдохов, потом посмотрела на свои пальцы – не дрожат. Почти.

Они снова задрожали, как только Настя приблизилась к порогу «Трех сестер».

12

В тот первый вечер они со Смайли засиделись допоздна, и, следовательно, до утра оставалось совсем немного, однако вопреки здравому смыслу это «немного» растянулось на целую вечность. Всю ночь Настя боролась с темными удушливыми сновидениями, где не было четких сюжетов или даже лиц, а были лишь подбирающиеся со всех сторон тени, от которых Настю прошибал пот. Когда холодные пальцы теней смыкались на Настиной шее, она вздрагивала и просыпалась, испуганно озираясь по сторонам и надеясь, что за окном уже светает, но находя вместо этого все ту же беспросветную ночь.

Когда утро все же наступило, то, высунув голову из-под огромных одеял нереального белого цвета, Настя посмотрела на часы и тут же нырнула обратно. «Наверное, скоро придет Смайли, – подумала она. – Придет… и пусть катится к черту со своим диктофоном!» После вчерашнего у нее пропало всякое желание погружаться в воспоминания и искать там ответы, искать то, что было утрачено когда-то, искать там саму себя… В это утро в большой уютной постели не было места ненависти к Денису или сожалению об обманутых чувствах, там было одно простое желание: оставьте меня в покое. И эта мысль о покое Насте очень нравилась; она улыбнулась и свернулась калачиком, взбивая вокруг себя одеяло, как молочную пену в капуччино. Ее тянуло в сон, но в снах тоже не было покоя, там жили темные бесформенные тени, встречаться с которыми у Насти не было никакого желания. Поэтому она попыталась просто подремать, инстинктивно вздрагивая, как только ей казалось, что она проваливается в сон. Потом ей надоели эти игры, и она просто лежала, глядя в потолок и ни о чем не думая. Она знала, что имеет право на такое порочное времяпрепровождение, и, ожидая, что скоро Смайли предложит ей выбраться из постели и заняться делом, заготовила несколько убийственных ответов на это предложение. Однако Смайли не торопился, и со временем разглядывание потолка и мысли ни о чем приелись. Оказалось, что покой хорош лишь в небольших дозах. Настя решила, что пора вставать, но край постели оказался так невероятно далек, что по пути туда Настя снова задремала.

Было уже около двух часов дня, когда Настя все-таки добралась до края постели, коснулась пятками щекочуще-мягкого ковра, привела свое тело в вертикальное положение и насладилась легким головокружением. Потом она пошла в ванную и смыла с себя ночной пот, эти метки, оставленные бесформенными тенями из непрошеных кошмаров. Затем она села на край постели и, неспешно расчесывая волосы, еще немного подождала Смайли: она ведь заготовила действительно хорошие реплики в его адрес, будет обидно, если они пропадут.

Но Смайли перехитрил ее и не явился, отчего сидение в номере сразу стало бессмысленным и скучным. Настя посмотрела на телефон – можно было заказать поздний завтрак, можно было спросить, куда это подевался Смайли. Но Настя вдруг поняла, чего ей действительно хочется: ей нужно срочно выйти из номера и пойти куда-нибудь – в ресторан, на поиски Смайли, в парикмахерскую, еще черт знает куда, лишь бы выйти и доказать самой себе, что она не под арестом, что она свободна, что она ходит куда хочет и…

Вот именно, она не собирается до конца своих дней оплакивать Дениса Андерсона и их якобы большое и якобы светлое чувство.

Проблема была в том, что ей было совершенно нечего надеть. Кроме шуток. Одежда, в которой она приехала в гостиницу, как-то сама собой исчезла, и слава богу, потому что в этих вещах Настя прошла и отчасти проползла Старые Пряники, а связанную с этим кучу неприятных ассоциаций вряд ли можно было вычистить многократной машинной стиркой. Впрочем, даже выстиранная, та ее одежда совершенно не подходила к интерьерам гостиницы. Настя даже засомневалась, подходит ли она сама к этим интерьерам; может быть, ей лучше не высовываться из номера, чтобы не пугать персонал и прочих постояльцев? Она вошла в ванную комнату и пристально изучила свое отражение в зеркале. Диагнозом было скептическое «м-да» и глубокий вздох. Конечно, этому лицу не помешал бы визит к парикмахеру, к косметологу, а может, и к пластическому хирургу, если бы Настя не боялась пластических хирургов. Лицо было бледное и какое-то уж совсем исхудавшее, что придавало ему до неприличия несчастное выражение. И еще мешки под глазами… Настя потерла их в надежде, что те исчезнут, как ночной кошмар, но мешки крепко держались за свое место в этой жизни. Настя опустила руки. Кстати о руках… И о ногтях… Вот он, истинный ужас.

Короче говоря, когда Настя, одетая в длинный купальный халат, вышла из номера, то руки ее были в карманах этого халата, а мысли совершенно в противоположной от Дениса Андерсона стороне. Она протопала босиком до лестницы и уже стала спускаться вниз, когда заметила, что сзади нее неслышно следует могучего телосложения мужчина, причем мужчина вполне приятной наружности, и что самое удивительное – костюм сидел на нем так, будто мужчина в нем родился.

– Бонд, – сказала себе впечатленная Настя, – Джеймс Бонд.

Псевдо-Бонд на Настю не смотрел, но губы его едва заметно двигались, как будто мужчина разговаривал сам с собой. Поэтому Настю не удивило, что внизу лестницы ее ждал Смайли.

– Доброе утро, – сказал он без тени иронии.

– Здрасте, – сказала Настя. Ей захотелось срочно присесть, потому что сейчас они со Смайли стояли рядом и ей приходилось наклонять голову к гному, словно к ребенку; при том что Настя знала – если кто-то тут и ребенок, то это скорее она по сравнению со Смайли. Гном, похоже, никакого неудобства не испытывал, но Насте от этого было не легче.

– Как спалось? – спросил Смайли.

– Ужасно.

– Так я и думал. Поэтому не стал будить.

– Спасибо, но… Давайте куда-нибудь присядем, – не выдержала Настя.

– Думаю, тебе не помешает слегка перекусить, – предложил Смайли. – Ресторан вот здесь…

Настя с сомнением посмотрела на свои босые ступни, потом показала Смайли на халат:

– Не думаю, что у меня подходящий наряд для…

– Подходящий, – прервал ее Смайли. – Здешний персонал видел и не такое. Ваш халат они с облегчением воспримут как проявление классического стиля в одежде.

– Ну если так…

– Именно. Армандо…

Боже, он не только выглядел потрясающе, его еще и звали – Армандо. Джеймс Бонд? Имя для пожилого сельского агронома-самогонщика. Армандо – вот имя для настоящего мужчины.

– Настя, это Армандо, – сказал Смайли с неприлично будничной интонацией; может быть, гномам такие красавцы с такими именами встречаются каждый день, но для Насти сегодняшний опыт был первым, и фразу «это Армандо», по ее мнению, нужно было произносить с той же интонацией, с какой на инаугурационном приеме в Кремле провозглашают: «Пр-резидент Р-российской Федер-рации!» Чтобы после завершения последнего слова еще несколько минут икры присутствующих вибрировали в верноподданническом трепете. Ар-рмандо…

– Настя, это Армандо, он будет твоим персональным… – Смайли задумался.

– Телохранителем? – предположила Настя.

– И это тоже. Хотя сейчас тебе нужна не столько охрана, сколько опека.

– Это как?

– Он поможет вам освоиться. Покажет, где магазины, где… – Смайли задумался. – Где другие магазины. В общем, все, что может понадобиться молодой девушке, когда она все-таки захочет обуться и сменить халат на что-нибудь более экстравагантное.

– О… – Настя представила, как невозмутимый Армандо помогает ей перемерить половину обувного магазина, и у нее засосало под ложечкой. В этом состоянии она проследовала за Смайли в стеклянные двери ресторана. Сзади бесшумно ступал Армандо – Настя чувствовала его присутствие лопатками. По лопаткам бегали приятные мурашки.

Впрочем, эти самые мурашки, наверное, и сбили чувствительность Настиных лопаток, потому что когда она вслед за Смайли подошла к столику, то оказалось, что Армандо остался стоять у самых дверей, медленно поворачивая голову туда-сюда, словно одушевленный локатор. В ресторане было пусто, но как только Смайли и Настя заняли свои места, рядом откуда-то взялась тощая брюнетка в черном коротком платье, кивнула Смайли, вежливо улыбнулась Насте и спросила:

– Быстро или вкусно?

– Девушка решает, – сказал Смайли.

– Быстро, – сказала Настя. – Это ведь у меня завтрак. Если я буду долго и вкусно завтракать, то останусь без ужина.

– Ну вот, – разочарованно вздохнул Смайли и завертел в руках диктофон. – Я надеялся на долгую основательную трапезу, в ходе которой мы сможем обсудить следующую порцию твоих воспоминаний… Или сегодня у тебя будет выходной?

– Почему это?

– Мне показалось, что вчера было слишком много негативных эмоций.

– Терпимо.

Брюнетка снова неожиданно возникла возле столика, поставила тарелку с тостами, масло, сыр, ветчину и удалилась.

– Терпимо, – повторила Настя, намазывая тост. – Вы думали, что я погружусь в многомесячную депрессию? Нет, это не мой случай. Во-первых, все это было почти год назад, во-вторых, неизвестно, жив ли Денис. А какой смысл обижаться на человека, который то ли жив, то ли нет… А в-третьих, может быть, у этого человека, если он все-таки жив, есть разумное объяснение всем его поступкам?

– Настя, у Дениса Андерсона достаточно адвокатов, не становись в их стройные ряды. Лучше посмотри сюда. – Смайли вытащил из внутреннего кармана пиджака продолговатый конверт, а из конверта вынул несколько фотографий. – Не узнаешь?

Настя хрустнула тостом.

– Это мечи? – предположила она. Смайли кивнул. – Я должна узнать какой-то из этих мечей? Тот, который был у Дениса? Знаете, на ваших картинках они все одинаковые. Рукоятка, лезвие… Я особенно не разглядывала его. Я только помню, – воспоминание заставило ее отложить второй тост в сторону, – что когда я его ухватила, то он оказался легким. Я не ожидала, что он будет таким. И потом… Потом он словно потащил меня за собой. Я почти не вкладывала усилий в тот удар… Знаете, – Настя перешла на полушепот, – это не я убила горгону. Это меч ее убил.

– Да, – согласился Смайли. – Я знаю.

– Как это – я знаю?

– Это меч, который помогает своему хозяину убивать. Меч, который хочет убийства даже больше, чем хочет его человек, сжимающий этот меч.

– Фу, – сказала Настя. – И я это трогала руками? И Денис хотел подарить это отцу? Хотя нет, мы уже выяснили вчера, что отцу он ничего дарить не хотел. Тогда зачем ему этот меч?

– Чтобы убить горгону. Он пришел к ней с мечом и наживкой. Чтобы убить, забрать голову и продать ее тем людям в подземелье. Там ведь были люди, да?

– По крайней мере, двое из троих. Подождите, ну вот убил он горгону, продал голову. Получил деньги. И что дальше?

Смайли ткнул пальцем в недоеденный тост.

– Ешь, Настя, а то окончательно загубишь аппетит.

– Какой аппетит? Вы мне такие страшные штуки показываете…

Перед Настей возникла чашка чая и три крошечных пирожных. Настя осторожно взяла одно, и пальцы едва не прорвали тонкое тесто, пришлось срочно положить его в рот. Смайли одобрительно кивнул.

– Что дальше? – повторила Настя, расправившись с пирожными. – Если бы все вышло, как он планировал: горгона убита, он берет голову, привозит ее в подземелье, ему отвешивают испанских дублонов или еще чего-нибудь…

– Испанских дублонов?

– Да, нормальных денег у них не было. Алмазы тоже кончились – мое обычное невезение, удивляться не приходится. Ну так что дальше? Зачем ему все это?

– Дальше… Ты говорила, что в подземелье была стена – стена, увешанная изображениями людей… И не только людей. Фотографии, рисунки…

– Было такое. И что это значит?

– Это значит, что Денис не остался бы без работы.

– Не совсем поняла…

– Ему было на кого охотиться после горгоны. Он получил бы следующие заказы. Он стал бы охотником за головами. Понимаешь? Он не хотел быть королем, он хотел стать охотником за головами. – Смайли развел руками, как бы говоря: «Ну и куда, по-вашему, катится мир?!»

– Ну, – сказала Настя, чувствуя, что должна выдать нечто глубокомысленное. – Может, там зарплата больше?

13

Она возвращалась к входу в «Три сестры» медленно и настороженно, словно распахнутая дверь в ресторан была воротами в тот, другой мир, который только что явил Насте свою отвратительную физиономию.

– Денис…

– Да? – Он оторвался от своего занятия и посмотрел на Настю.

– Что с твоим лицом?

– Змеи, – зло бросил он. – Два или три раза укусили.

– Это опасно? Поехали скорее в боль… – Только тут она сообразила, чем занят Денис, и пальцы ее затряслись. – Что ты… Зачем?

– Потому что так надо, – сказал Денис и засунул пакет с отрубленной головой горгоны в рюкзак.

– Кому надо?

– Мне. И не только мне. – Он подхватил с пола меч, и Настя машинально отметила, что лезвие его было темным от крови; зато на полу крови почти не было. Наверное, ей стоило удивиться этому обстоятельству, но в тот момент Настю меньше всего волновало, положенное ли количество крови разлито на полу или нет. Она просто пыталась не грохнуться в обморок, и чем меньше следов убийства попадалось ей на глаза, тем было лучше.

Настя присела на ближний к двери табурет. Вероятно, выглядела она тогда достаточно паршиво. Во всяком случае, Денис поспешил приободрить ее:

– Ты молодец.

– Я? – не поняла Настя. – Ах да, я же убила… – она не закончила фразу, потому что не знала, кого именно она убила – женщину или монстра. Или обоих сразу, но опять-таки, кто из них был футляром, а кто содержимым – бог ее знает. А может, и он не знает.

– Убила, – кивнул Денис и как-то странно хихикнул. – Да, что-то вроде того.

Настя всмотрелась в его лицо: следы от укусов были похожи на темные кровоподтеки размером с рублевую монету каждый.

– Тебе надо в больницу, – повторила она.

– Сначала нужно отвезти вот это, – Денис торжествующе потряс рюкзаком. – Это настоящая вещь, с этим не поспоришь!

– Куда ты собрался это везти? – не поняла Настя.

– Ты знаешь куда. Ты там уже была.

– Стоп. – У Насти вдруг появилось ощущение, что происходит нечто ужасное, причем источник этого ужаса вовсе не труп на полу. – Мы сюда приехали за документами на меч… Так?

И сама себе она ответила:

– Нет, не так.

– Какая разница? – махнул рукой Денис. Он накинул лямку рюкзака на плечо и подошел к двери. – Пошли!

– Подожди. – Настя смотрела на него снизу вверх и пыталась выстроить бившиеся у нее в мозгу страшные мысли в логической последовательности. – Если мы сюда приехали не за документами… Если мы приехали сюда за вот этой… – она снова не нашла подходящее слово и просто махнула рукой в сторону трупа, – то получается, что ты меня обманул. Да? Обманул? – Это прозвучало как-то уж совсем по-детски, и Денис недовольно поморщился.

– Получается, – Настя стала загибать пальцы, – ты не получишь документы. Мы не поедем в консульство. Мы не поедем к тебе домой… Ничего этого не будет? Да?

– Я тебе потом все объясню. – Денис нетерпеливо потянул ее за руку. – Пошли. Тут опасно оставаться.

– Опасно? – неожиданно она рассмеялась. – Что здесь может быть опасного? Что ты вообще знаешь о настоящей опасности? Ты думаешь – эта тварь была опасностью? Ни фига! Опасность – это когда ты начинаешь верить другому человеку, и веришь ему во всем, и считаешь, что он относится к тебе так же, как ты к нему, а потом оказывается…

– У тебя истерика, – сказал Денис. – Мы потом все обсудим, а пока нужно отсюда уехать.

– Истерика?! Ха! Что ты вообще знаешь о настоящей истерике?!

Кажется, в это время она уже кричала и размахивала руками. А он, кажется, тащил ее к мотоциклу, то и дело роняя и подбирая меч. Как только он оставлял ее и возвращался, чтобы подобрать меч, Настя садилась на землю и застывала, как скульптурная композиция на тему отчаяния. Денис совал меч под мышку и начинал тормошить Настю, чтобы потом поставить ее на ноги и протащить еще несколько метров по направлению к мотоциклу.

– Я тебе все потом объясню, – говорил он на ходу. – Мы отвезем голову на склад, получим деньги, и я тебе все объясню. Но надо все сделать именно сегодня, именно сейчас, иначе… В прошлый раз у меня не очень хорошо все получилось, так что сегодня все должно быть в лучшем виде. А потом я все тебе объясню. Я не мог сказать раньше, потому что… потому что были причины. Теперь я расскажу. У нас все будет хорошо, и нам не нужны никакие консульства… У нас все будет… У нас будет все…

Он словно убаюкивал Настю, и постепенно та перестала всхлипывать и бормотать всякий вздор про истерики и опасность (в которых Денис ни черта не смыслит), шаг ее выровнялся, и под конец они уже просто шли под руку, как нормальная влюбленная пара, которая пять минут назад разругалась вдрызг, а теперь снова настроена жить долго и счастливо и умереть в один день.

И этим днем едва не стало шестое сентября, потому что обе пули просвистели где-то очень близко, и Настя даже не поняла, что это пули; поняла только, когда Денис толкнул ее вниз, а потом еще и пригнул голову к земле.

Около «Трех сестер» стояла невысокая женщина в чем-то вроде домашнего халата. Ее можно было бы принять за закаленную жизнью пенсионерку, которая не обращает внимания на собственный возраст, зато очень решительно реагирует на непрошеных гостей, оторвавших ее от дел на дачном участке; двустволка в натруженных руках была вполне уместна в данных обстоятельствах. Все портили шевелящиеся светло-серые змеи, некоторые из которых обвились вокруг шеи старшей горгоны.

Она разломила ружье, вытащила гильзы, порылась в кармане халата и нашла еще пару патронов.

– Кто забрался в мой дом и испачкал пол? – мрачно произнесла она.

Первый патрон встал на место.

– Кто сидел на моем табурете и сломал его?

Второй патрон встал на место.

– Кто убил мою сестру и отрезал ей голову? – прошипела она в унисон со своими змеями.

– Садись на мотоцикл и гони отсюда, – проговорил Денис, подталкивая Настю в сторону «Ямахи». – Садись, садись… И только не смотри ей в глаза, не смотри ей… – Он торопливо нахлобучил мотоциклетный шлем ей на голову.

Горгона прицелилась было, но внезапно опустила ружье.

– А ты? – пробормотала Настя, перекидывая ногу через сиденье. – Денис, а как же ты? Что ты собираешься…

Денис нелепо взмахнул руками и рухнул наземь, сбитый с ног чем-то неимоверно быстрым, вылетевшим из леса. Рюкзак полетел в одну сторону, меч в другую. Горгона удовлетворенно кивнула и неспешно зашагала к мотоциклу, держа ружье наперевес. Змеи на ее шее и плечах заинтересованно приподняли головы.

14

Настя механически двигала челюстями не потому, что у нее вдруг разыгрался аппетит, а потому, что слова Смайли нужно было зажевать, нужно было хоть немного отвлечься от того, что говорил гном.

– Помнишь, Настя, ты говорила о своих ощущениях, когда увидела змей на голове горгоны или когда столкнулась с болотными тварями… Ты сказала, что как будто бы шла-шла, открыла дверь, а там – другой мир, абсолютно непохожий на ваш. Вспомни.

Настя кивнула.

– С Денисом та же самая история. Только он из того, другого мира, пришел в твой. И он для него – столь же чужой, странный и пугающий. Дениса Андерсона всю его сознательную жизнь готовили не к жизни в обычном, твоем, Настя, мире, а к трону короля Лионеи. И хотя Лионея находится не в другом измерении, а всего в нескольких тысячах километров отсюда, по сути, это два разных мира. Денис не хотел становиться королем, но единственный способ избежать лионейского трона – затеряться в вашем мире, раствориться в нем, стать его частью. Стать таким же, как и все. Иметь дом, работу, – Смайли со значением посмотрел на Настю, – девушку…

– Отлично, – не выдержала та. – То есть я была частью его грандиозного плана по внедрению в наш мир. Расскажите мне еще что-нибудь, чем больше вы рассказываете, тем больше мне хочется найти Дениса и треснуть ему по физиономии…

– Наши планы совпадают хотя бы отчасти, и это хорошо, – отметил Смайли.

– Вы тоже хотите ему треснуть по физиономии?

– Я тоже хочу его найти. Обрати внимание, что нельзя треснуть человека по физиономии, не найдя его…

– Это я злюсь, – пояснила Настя. – Это ненадолго.

– Так вот, насчет дома, работы и прочего. Я думаю, что Денис не очень хорошо представлял, как люди зарабатывают себе на жизнь. В Лионее не преподают профориентацию. Его готовили стать королем – без вариантов. Поэтому здесь у Дениса должны были возникнуть проблемы с работой…

– Я помню, – перебила Настя. – Я сказала ему, что подрабатываю продавщицей в магазине, и у него было такое удивленное лицо… Он говорил, что у него богатые родители и что в деньгах он не нуждается.

– Родители у него богатые, но он ведь убежал от родителей и не собирался к ним возвращаться. Ему нужны были деньги.

– Он мог стать переводчиком, он ведь знает несколько языков.

– Он не мог стать переводчиком. Он ведь был без пяти минут королем Лионеи, он готовился занять королевский трон. Это нельзя в одну минуту выбросить из головы, вытравить из крови. Любая человеческая работа была бы для него неприемлема не только потому, что он считал себя выше ее, а еще и потому, что он плохо представлял себе значение человеческих профессий.

– И он решил стать охотником за головами. Это он посчитал достойным занятием…

– Конечно.

– Это шутка?

– Основатель династии Андерсонов, Томас Андерсон, был охотником за головами. Давно, еще в Темные века. Охотился на вампиров, леших, великанов. На гномов тоже, между прочим. Это помогло ему потом стать королем Лионейским – он хорошо знал остальные расы. Знал, как их убивать, знал, как с ними договариваться… В свое время Денис увлекался историей рода Андерсонов, так что…

– Продолжил династию, ничего не скажешь.

– Самое интересное в этой истории – что он сумел найти заказчика. Или заказчик нашел его. Сейчас ведь не Темные века, сейчас такие вещи, мягко говоря, не популярны… Но Денис нашел этих людей из подземелья, договорился с ними и стал работать. Начало было не слишком удачное – он убил пожилого вампира.

– Я помню. – Настя имела в виду, что помнит имя убитого – граф Валенте; его называл Марат в машине. Но потом она поняла, что помнит не только имя, она помнит, как выкатилась на траву отрезанная голова графа Валенте. Там еще был Ключник, там был Денис…

– Я кое-что привез, – сказал тогда Денис Ключнику, а тот презрительно скривился, а потом сказал, имея в виду Настю:

– Пусть она тоже спустится.

И она спустилась и ждала в темном коридоре, изнемогая от страха, пока невидимые голоса устраивали Денису разнос за бесполезную вампирскую голову…

– …последний твой шанс.

– .. я сделаю, я обязательно…

– .. помогать… твоя наживка… время…

Только, конечно же, там не обсуждались никакие нашивки. Там было сказано простое и столь близкое теперь Насте слово «наживка».

– Это они ему велели, – сказала Настя, обрывая ровный поток логических построений Смайли. – Это они ему сказали использовать меня как наживку.

– Может быть, и так, – вежливо качнул головой Смайли.

– Не может быть, а точно!

– Но это ничего не меняет.

– Это не он придумал, – упрямо повторила Настя. – Ему велели. Это многое меняет.

– Хорошо, – сказал Смайли, что значило не «хорошо, вы меня убедили», а «хорошо, оставим эту тему». – Итак, дебютировал Денис неудачно, но они тем не менее дали ему меч… И, видимо, в промежутке между графом Валенте и горгоной Денис выполнил еще несколько поручений…

– То есть нарубил еще несколько голов.

– Да. Потом вы поехали к горгоне… И все кончилось совсем не так, как планировал Денис.

– И уж совершенно не так, как планировала я.

– Увы… – Смайли грустно покачал головой.

– И теперь у вас проблемы с вампирами, – продолжила Настя.

– И это тоже, но это не главное.

– А что главное?

– Настя, как-нибудь попозже я тебе обязательно…

– Нет, сейчас, – твердо сказала Настя. – Я знаю, что исчезновение Дениса создало какую-то проблему, но никто не может мне сказать, что это за проблема! Все только делают серьезные лица и надувают щеки!

– Допуск, – развел руками Смайли. – Ты еще не получила официального допуска…

– У меня не было официального допуска, когда Денис Андерсон сделал из меня наживку, чтобы поймать горгону! У меня не было официального допуска, когда эта чокнутая Лиза пыталась мне оторвать голову! И гномы на меня с потолка падали, и кишки болотных тварей на меня летели…

– Потише, – сказал Смайли. – Мы же в ресторане. А ты про кишки…

– Да, и я не боюсь этого слова – кишки!

Смайли сделал успокаивающий жест рукой.

– Хорошо, – сказал он. – В двух словах.

– Можно и в трех.

– Начнем с того, что люди – не единственная раса на земле.

– Я уже знаю. Догадалась…

– Считается, что всего существует двенадцать Великих Старых рас.

Настя кивнула.

– Когда-то эти расы воевали друг с другом. Каждая раса хотела очистить землю от других и сделать планету только своим домом. Воевали они долго, упорно и жестоко, воевали открыто и тайно, кто-то преуспел в этой войне больше, кто-то меньше. Примерно пятьсот лет назад предводителем человеческой расы в этой войне стал король Лионейский. Он предложил прекратить кровопролитные войны и решать споры поединками вождей. Расу людей в этих поединках представлял род Андерсонов, а именно – король Лионейский. Несколько десятков лионейских королей погибло в таких поединках, но раса людей уже не страдала от войн, как в Темные века. Постепенно вокруг лионейского двора сложился прототип нынешнего Большого Совета – представители всех великих рас пытались договариваться друг с другом, не доводя дело до поединков; ведь Андерсоны погибали, но на трон тут же всходил молодой король, готовый вступиться за расу людей. Самих же людей становилось все больше и больше, они изобретали все новые и новые виды оружия, и поединки для прочих рас стали довольно безнадежным занятием. Например, драконы – не самая разумная раса, к слову, – упрямо вызывали людей на поединки, и это кончилось практически полным истреблением драконов. Но Андерсоны повели себя мудро и не стали добиваться уничтожения остальных рас. Они предложили заключить договор о мирном проживании разных рас на одной планете. Был создан Большой Совет для решения всех спорных вопросов, во главе Совета встал король Лионейский…

– И все они жили долго и счастливо, – закончила Настя. – Где проблема-то?

– В этом договоре есть пункт номер 87 – о том, что любая раса в любой момент может потребовать отмены договора в целом или его отдельных статей. Защитником договорной системы в этом случае выступает король Лионейский. Также любая раса в любой момент может потребовать возвращения к прежней системе решения конфликтов, то есть к системе поединков. Защитником рода человеческого в данном случае оказывается понятно кто…

– Но это же…

– Что?

– Это же идиотизм. Это Средние века какие-то… Поединки и все такое. Кому в голову придет распускать эту вашу ООН и устраивать гладиаторские побоища?

– Кому в голову это может прийти? Да любой расе, которая считает себя лучше других. Любой расе, которая считает себя обиженной, обделенной. Конечно, сейчас не Темные века и большинство рас ведут себя вполне разумно и миролюбиво, но… Знаешь, когда был последний поединок по 87-й статье?

– Как-то подзабылось, – ухмыльнулась Настя. – В школе мы этого точно не проходили.

– Одиннадцать лет назад. Мне неприятно об этом говорить, но вызов бросила моя раса. Кое-кому из наших показалось, что гномы должны иметь приоритет на использование природных ископаемых. Большой Совет не согласился, наши пустили в ход 87-ю статью.

– И?..

– Король Утер застрелил нашего канцлера. Вот так.

– Мои соболезнования.

– По поводу канцлера? Не стоит, он был кретином. Не удивлюсь, если выяснится, что он пытался создать совместную с драконами коалицию… Так вот, теперь о проблемах. Если сейчас найдется еще какой-нибудь осел, мечтающий возродить старые традиции, если он бросит вызов Утеру… Скорее всего, Утер погибнет. Ему шестьдесят пять, и он болен. Обычно в таких случаях старый король досрочно освобождает престол для старшего сына. Утеру некого сажать на престол. Его сын, Денис Андерсон, пропал. Это и есть наша проблема.

– Бред какой-то.

– Извините?

– Эти ваши правила – бред. Их ведь придумали сто лет назад.

– Двести.

– Тем более! Можно ведь догадаться, что времена меняются, что эти правила устарели… Вам давно надо было отменить эти дурацкие порядки, и тогда бы у вас не было сегодня никаких проблем!

– Отличная мысль, – сказал Смайли. – И главное, свежая. Первое предложение об отмене 87-й статьи относится к концу XVIII века, его высказал мой далекий предок Уинстон Д. Смайли. Его потом повесили, если вам интересно.

– Еще раз соболезнования.

– Спасибо. Одна маленькая деталь, которую вы упустили из виду, Настя. Для отмены 87-й статьи нужно согласие всех двенадцати Великих Старых рас.

– А они несогласны?

– Они считают, что нынешняя система хороша тем, что ее в любой момент можно отменить. А потом, поединки – это такая своего рода священная традиция. Старым расам свойственно держаться за старые традиции. О, и еще ставки.

– Что?

– На поединках делаются ставки. Очень большие. Развлечение для элиты, старая дурная традиция, ну да не это главное. Главное, что в ближайшие годы я бы не стал рассчитывать на отмену 87-й статьи. Поэтому королю Утеру нужен его сын, а еще лучше, чтобы сын поскорее женился… И было бы совсем замечательно, если у Утера появится внук, – это обеспечит династии некоторую стабильность. И это подводит нас к не очень скромному вопросу – Настя, вы случайно не беременны?

Настя с интересом посмотрела на Смайли.

– Шестое сентября, – напомнила она. – А сейчас у нас…

Смайли хлопнул себя по лбу.

– Девять месяцев! Последняя самка оборотня помнит, что у людей это длится девять месяцев!

– Я бы сейчас ходила вот с таким пузом, – подвела черту Настя. – На радость всему лионейскому двору. – Тут она вдруг поймала себя на мысли, что жизнь ее перевернулась таким невероятным образом, что забеременей она от Дениса, и это стало бы не ее сугубо личным делом, а праздником для сотен совершенно незнакомых ей людей в далекой стране. Звучало это не более бредово, чем система поединков, про которую ей поведал Смайли.

– А что это у вас за поговорка такая насчет самки оборотня? Я и раньше слышала.

– Это неприличная шутка. И отчасти расистская. У меня случайно вырвалось, я больше не буду.

– И что тут неприличного? Ну, давайте, у меня же допуск есть. Почти.

– Многие считают, что самка оборотня – самое отвратительное создание на свете. А некоторые вообще думают, что у оборотней вообще нет самок.

– А как же они…

– Это их личное дело. Я вмешиваться не собираюсь.

– Смайли… Или мистер Смайли? Черт с ними, с оборотнями, хотя все-таки… Нет, черт с ними. Я вас послушала. Я почти все поняла. Получается, что Дениса вы ищете – как бы это сказать – на всякий случай. Вдруг что-нибудь случится, нужно, чтобы наследник сидел в Лионее и ждал своей очереди.

– Не совсем так…

– Подождите. Вот я – последняя, кто видел Дениса Андерсона. После того как мы расстались, меня похитили, накачали какой-то дрянью, засунули мне в шею червяка, потом подложили меня одному грузину, чтобы я освободила из подвала его дома Иннокентия, который на самом деле Кощей Бессмертный. Потом меня чуть не убили, потом за мной гонялись все кому не лень, включая болотных тварей и эту чокнутую Лизу… Это что – набор случайных совпадений? Если вы скажете «да», я запущу в вас чем-нибудь тяжелым.

– Тогда я не буду говорить «да». Я спрошу – а твоя версия?

– Моя версия – что-то тут не так. Что-то творится вокруг Дениса Андерсона, ну, и вокруг меня заодно… Что-то помимо того, что вы мне рассказали. Что-то большее.

– Например?

– Самое простое, что мне приходит в голову: вы ищете Дениса не на всякий пожарный случай.

– То есть?

– Вы уже знаете, что в ближайшее время кто-то захочет поиграть в эти ваши гладиаторские бои. Я не знаю, по какому там вопросу все затеялось, но я так понимаю, что если нынешний король на поединке погибнет, а наследник не отыщется, то некому будет заступиться за договор, и система накроется медным тазом. И все вернется к поединкам, как в старые добрые времена. Я угадала?

– Почти.

– Что не так?

– Если нынешняя система накроется и все вернется к поединкам, то ведь и система поединков основана на договоре двенадцати рас…

– Нет-нет-нет…

– Да. Защитник этой системы – король Лионейский. Если кто-то из двенадцати потребует отмены системы поединков, а род Андерсонов не сможет выставить защитника, то…

– Что?

– Все.

– Поконкретнее.

– Хаос. Война. Каждый за себя, и Бог против всех.

– Бог тоже в этом участвует? – Настя почувствовала, как у нее начинает кружиться голова и она продолжает исключительно по инерции задавать исключительно тупые вопросы.

– Не знаю, надо спросить у Люциуса.

– А Люциус – это кто?

– Он… он тут как бы присматривает…

– За кем? Или за чем?

– За всем. За планетой. Он что-то вроде падшего ангела, хотя он не любит, когда его так называют.

– И он разговаривает с… Богом? – спросила Настя, едва заставив губы и язык произнести это странное слово. Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь станет обсуждать такие необычные вопросы? Подвыпившие первокурсники с философского – да, конечно, но чтобы сама Настя, да еще на трезвую голову, обсуждала это с вполне взрослым и еще более трезвым человеком… Ах да, Смайли же не был человеком.

– С Богом? В том-то и дело, что нет. – Смайли нахмурился и сердито сжал губы, словно мысленно порицая себя за чрезмерную откровенность. – Но это уже информация третьего уровня, а у тебя только первый. Будет. Поэтому немедленно забудь все, что я тебе только что сказал про Люциуса…

– Без проблем. У меня, кажется, небольшая информационная передозировка… Как-то мне нехорошо стало…

– Это нормальная реакция человека, которому наконец объяснили, как устроено все вокруг, – сказал Смайли. – Добро пожаловать в реальный мир!

15

Кто-то или что-то, сбившее с ног Дениса, тут же исчезло среди деревьев; Насте это нечто запомнилось как прыткий серо-зеленый мешок, но образ был мимолетный и нечеткий, ведь когда она запоздало оглянулась через плечо на звук падения, то смотрела в первую очередь на рухнувшего Дениса. Во вторую очередь – на неотвратимо приближающуюся бабку с ружьем и змеями вместо волос. И где-то между этими двумя объектами просвистел в сторону леса прыгучий мешок или кто-то очень похожий на мешок. Просвистел – и ладно, Настя хотела броситься на помощь Денису, но тот уже вскочил на ноги без видимых повреждений и поспешно нацепил на Настю рюкзак.

– Давай, жми… – прохрипел он. – Ты знаешь, куда ехать…

– Ничего я не знаю! – испуганно завопила Настя. – Никуда я не поеду! Без тебя никуда не поеду…

– Ключник ждет… – Денис опасливо обернулся в сторону «Трех сестер». – Надо обязательно ему отвезти… Потом вернешься за мной сюда, в «Три сестры»! Если все будет хорошо…

Настя так и не узнала, что же ее ждет, если все будет хорошо; сама мысль о том, что все может быть хорошо, была в данных обстоятельствах возмутительным издевательством над здравым смыслом, но Настя тем не менее была не прочь выслушать версию Дениса…

Между тем старуха с ружьем остановилась, как будто выжидая, и если бы Денис или Настя обратили на это внимание… Нет, ничего бы это не изменило, потому что Настя была слишком испугана, а Денис слишком торопился. Он держал в руке свой мотоциклетный шлем, под мышкой у него был зажат меч, и свободной рукой Денис нетерпеливо подталкивал Настю в спину, чтобы поскорее отправить свою добычу к Ключнику…

Мотоцикл наконец завелся, и Настя словно вылетела с этой поляны, оказалась на дороге, и ей волей-неволей пришлось сосредоточиться на управлении металлическим зверем, зажатым между ее коленей; тот ревел благим матом, и все норовил свернуть не туда, и увозил ее все дальше и дальше от Дениса…

Что-то ты забываешь сама, что-то помогает забыть мерзкий червь, запущенный под кожу, но это ощущение я хорошо помню до сих пор – одна, на пустой дороге, под пасмурным небом, кошмар за спиной и неизвестность впереди… Я помню свой тогдашний страх и свой тогдашний стыд; стыд потому, что я считала, что бросила Дениса на произвол судьбы, что он остался, чтобы задержать вторую горгону и спасти мою жизнь. Позже мне подсказали, что у той мизансцены могли быть и другие объяснения. Позже я поняла, что до самой последней минуты хотела, чтобы Денис был тем самым прекрасным принцем, который обязательно спасет свою даму, даже если для этого ему придется рвать дракона на куски голыми руками. Забавно, что он действительно был принцем, но лишь в формально-юридическом смысле. Так что благородного героизма там было совсем немного, куда больше было обычного, человеческого. И поскольку сама я тоже обычная, человеческая, то мне ли осуждать его за это?

На третий или на четвертый день моей роскошной жизни в гостинице «Глория» Смайли предложил мне съездить к «Трем сестрам».

– Может быть, когда ты снова окажешься на этом месте, ты вспомнишь какие-нибудь детали…

Я задумалась, и Смайли истолковал это как испуг.

– Это просто предложение, – тут же сказал он. – Это не обязательно… Я съезжу туда сам. Что? – спросил он, потому что я посмотрела на него… Не могу точно сказать, как я на него посмотрела, потому что не видела себя со стороны; но могу гарантировать, что посмотрела я на него нехорошо.

– Как это – не обязательно? – спросила я. – Если мне не обязательно, то кому тогда обязательно?

– Вообще-то, искать Дениса Андерсона – это моя работа.

– Так у вас это работа! А я просто должна его найти, потому что тогда я оставила его там и не вернулась. Он ведь ждал меня там, а я не приехала, поэтому кто, как не я, должен его искать! Не из-за всяких ваших Советов и 87-х статей, а потому, что он доверял мне, а я доверяла ему…

– Он обманул тебя.

– Но я не обманывала его. И не надо так на меня смотреть…

– Настя…

– Нет, я не собираюсь становиться его адвокатом! Если я его найду, я сама ему все выскажу, и мало ему не покажется! Имею на это право!

– Несомненно, – сказал Смайли. Он немного помолчал, а затем добавил: – Мне совершенно ясно, что ты испытываешь к Денису сильное чувство. Я только не пойму какое.

– Вот и я не пойму, – честно призналась я. Все смешалось в моей бедной голове, но одна простая мысль звенела там негромким назойливым звоночком: чтобы все стало кристально ясно, тебе нужно найти Дениса и посмотреть ему в глаза. Так давно я не заглядывала в эти глаза… И в тот проклятый день, шестого сентября, ни о чем я не жалела больше, как о том, что не успела напоследок встретиться с Денисом взглядом. Быть может, я прочитала бы там что-то такое, что он не мог или не хотел выразить словами.

А может быть, и он прочитал бы меня. Но…

Но тогда было так – Настя боролась с сильнейшим желанием оглянуться, увидеть еще раз Дениса и убедиться, что с ним все в порядке. Впрочем, у нее хватило здравого смысла понять, что, обернись она хоть на секунду, лежать мотоциклу в канаве, а ей с переломанной шеей неподалеку. Поэтому она вцепилась в руль, не столько пытаясь управлять мотоциклом, сколько стараясь не слететь с него раньше времени. Ей хотелось плакать, ее губы дрожали, и в таком состоянии она, конечно же, не могла следить за дорогой, она просто автоматически ворочала руль согласно направлению серой полосы дороги и надеялась, что когда-нибудь эта полоса кончится.

И она, конечно же, проскочила нужный поворот, ощутив себя полным ничтожеством и едва не зарыдав от этого в голос. К счастью – даже смешно употреблять это слово применительно ко дню шестое сентября, – несколько километров спустя дорога разветвлялась и получался пятачок, на котором мог совершить разворот даже такой горе-водитель, как Настя.

Под темнеющими облаками накренившийся дорожный указатель выглядел особенно зловеще, но для Насти это означало только одно – конец пути. Она чуть ослабила хватку на руле, и буквально через три секунды ее вышибло из седла, а мотоцикл поехал себе дальше, словно вдруг обрел собственный разум, и у этого разума были собственные далекоидущие планы. Потом он въехал в придорожные кусты и возмущенно затрещал.

Настя села на землю, сняла шлем и заревела в голос. В этот момент пошел дождь, и вскоре Настя обнаружила, что сидит в луже, размазывая грязными руками по лицу слезы.

– Ну ты и скотина! – сказала дрожащим голосом Настя. – Что же я теперь буду делать, а?!

Риторический вопрос был адресован мотоциклу, но, окажись вдруг в грязной луже по соседству с Настей психотерапевт, он не преминул бы сделать вывод, что на самом деле последние две фразы Насти адресованы Денису Андерсону, который самым возмутительным образом не оправдал возлагавшихся на него надежд. Вместо поездки в консульство во имя будущей встречи с родителями Дениса Настя оказалась в этой самой грязной луже и с весьма туманными перспективами.

Но через несколько минут Настя берет себя в руки, хотя руки дрожат, да и сама Настя – комок нервов. Вопрос «Что же я теперь буду делать?» получает простой ответ: надо все довести до конца. Отдать рюкзак Ключнику и вернуться за Денисом. Ведь он ее ждет.

Ждет… Это слово заставляет забыть про дождь, грязь, усталость и обиду. Надо все довести до конца. Настя поднимается с земли, оглядывается по сторонам и начинает спускаться к старым армейским складам.