XV

Дня черезъ три Клавдія опять работала на заводѣ. Была суббота, день разсчета. Разсчетъ начали производить часовъ съ пяти вечера. У избы въ три окна съ вывѣской «контора» толпились рабочіе съ разсчетными книжками въ рукахъ. Были тутъ мужчины и женщины. Одни входили въ контору, другіе выходили изъ нея. Нѣкоторые изъ рабочихъ выходили изъ конторы, держа книжку и деньги, въ какомъ-то недоумѣніи или, лучше сказать, отупѣніи, останавливаясь, шептали что-то, считали по пальцамъ, считали деньги, заглядывали въ книжку и все-таки ничего не понимали. Каждый безграмотный считалъ себя обсчитаннымъ. Одинъ мужикъ въ пестрядинной рубахѣ и розовыхъ ситцевыхъ штанахъ, босой и съ головой, обвязанной тряпицей, сѣлъ на дворѣ конторы на землю, наломалъ прутиковъ и сталъ ихъ раскладывать по подолу рубахи, стараясь хоть этимъ путемъ постигнуть правильность произведеннаго ему денежнаго разсчета, не правильно все-таки не выходило. Явились толкователи. Это были, по большей части, молодые грамотные парни, не считавшіе себя обсчитанными, и имъ не вѣрили.

Клавдіи тоже нужно было получить за работу нѣсколькихъ тысячъ кирпичей, и она пришла къ конторѣ. Она уже протискалась въ сѣни, но тамъ, носъ съ носомъ столкнулась съ приказчикомъ Ананіемъ Трифоновымъ. Тотъ, даже не поклонившись ей, сказалъ:

— Какъ хочешь, а полторы тысячи того сырца, по которому собака бѣгала, я отъ тебя принять не могу. Собака его попортила. Не приму.

— Ну, это мы еще посмотримъ! — гордо вскинула голову Клавдія.

— Посмотримъ или поглядимъ, а принять не могу. Собакой потоптанъ. Я такъ и хозяину сказалъ. Да-съ… Кромѣ того, на тебя будетъ штрафъ въ рубль серебра.

— Штрафъ? Вотъ это новость! Посмотримъ. За что-же это штрафъ-то, если я на задѣлѣ?

— А за неправильныя хожденія на работу — вотъ за что. Да-съ… Ужь коли мы тебя приняли на заводъ, то, обязана ходить правильно, а не слоновъ водить по понедѣльникамъ. А то денъ придешь, другой не придешь, а намъ черезъ это убытокъ. Кирпичъ-то, знаешь, нынче въ какой цѣнѣ? Да главное, что онъ нарасхватъ. Ты не придешь на работу — твой столъ стоитъ порожнемъ, а на немъ-бы могла работать правильная порядовщица. Да-съ…

Съ Клавдіей шли двѣ порядовщицы — блондинка Малаша и Перепетуя. Слыша этотъ разговоръ, онѣ тотчасъ-же откликнулись.

— Правильно, Ананій Трифонычъ, правильно… Такъ ее и надо… — сказала Малаша.

— Ну, что ей рубль штрафа! — возразила Перепетуя. — Рубль штрафа заплатитъ, а пятерку съ охотника возьмемъ,

— Молчите, вѣдьмы! — огрызнулась Клавдія, пропустила ихъ въ контору и сказала приказчику:

— Ахъ, ты подлецъ, подлецъ! По настоящему въ мочалку твою слѣдовало-бы тебѣ наплевать, да слюней на тебя, мерзавца, жаль.

Ананій Трифоновъ подмигнулъ ей и произнесъ:

— Кабы вы для насъ были, то и мы для васъ были-бы, а то ты нами гнушаться вздумала, да еще хозяйскому племяннику нажалилась.

— Не только хозяйскому племяннику, а даже самому хозяину сейчасъ скажу, только посмѣй кирпичъ не принять или про штрафъ заикнуться.

— А что-жъ? Жалься и самому хозяину. Про что ты жалиться будешь? Про то, что я тебя щипнулъ два-три раза, такъ что-жъ изъ этого? Здѣсь у насъ кирпичный заводъ, а не монастырь. Ты про меня жалиться будешь, а я хозяину про его племянника разскажу. Все разскажу… Какъ онъ къ тебѣ ходитъ чаи распивать, какъ онъ по ночамъ къ тебѣ бревна и доски перетаскивалъ. Все, все…

Когда Клавдія услыхала такую угрозу, ей пришлось смириться. Она умолкла и принялась за хитрость.

— Да чего ты хочешь отъ меня, я не понимаю, — сказала она приказчику. — Хочшть, чтобъ я тебя чаемъ угостила? Ну, приходи завтра. Завтра воскресенье, ну и приходи. Только приходи днемъ, а не вечеромъ. Вечеромъ можешь съ Флегонтомъ Иванычемъ столкнуться.

— Ага! Угомонилась? Ну, то-то… — подмигнулъ Ананій Трифоновъ. — А что ежели насчетъ лѣсу, то приказчикъ всегда тебѣ лѣсу больше дать можетъ, чѣмъ хозяйскій племянникъ. Гвоздь. пакля, стекла — это все у насъ. Эдакая вѣдь шаршавая! — прибавилъ онъ, улыбнувшись, и ужъ ласково хлопнулъ Клавдію по спинѣ. — Иди, иди, хозяинъ безъ вычета разсчитаетъ, — кивнулъ онъ на дверь конторы.

Клавдія получила ужь разсчетъ и выходила изъ конторы, какъ вдругъ натолкнулась на своего братишку, Панкратку. Тотъ былъ безъ шапки, запыхавшись, держалъ въ рукѣ письмо и говорилъ:

— Сестрица… Весь заводъ обѣгалъ… Вездѣ тебя ищу и найти не могу. Тебѣ письмо. Вотъ, возьми.

— Письмо? Отъ кого? — спросила Клавдія.

— Учитоль подалъ. Играли мы давеча, мальчишки, въ бабки у пожарнаго сарая, а онъ шелъ мимо. Увидалъ меня, подзываетъ и говоритъ: «ты, говорить, Собакинъ?» Я, говорю, Собакинъ. «Такъ вотъ, говорить, передай»…

— Ну, довольно, довольно, — остановила братишку Клавдія и вырвала у него письмо.

На конвертѣ печатными буквами было надписано: «дорогой Клавдіи Феклистовнѣ». Она разорвала конвертъ и вынула оттуда письмо. Письмо было написано тоже печатными буквами. Она принялась читать. Вотъ что стояло въ письмѣ:

«Прекрасный полевой цвѣточекъ Клавдія Феклистовна. Косарь скосилъ уже этотъ цвѣтокъ, но Божья влага все еще поддерживаетъ его и не даетъ ему увять. Валяется онъ на распутьи, проходятъ прохожіе, поднимаютъ его, утѣшаются имъ и тотчасъ-же бросаютъ его отъ себя. Побывалъ скошенный цвѣтокъ у юноши Флегонта, побывалъ цвѣтокъ у рыжаго охотника Кондратія, побывалъ цвѣтокъ… Ну, да что тутъ. Прохожіе забавляются цвѣткомъ и бросаютъ его. А нѣтъ имъ того, чтобы спасти его, чтобы поставить его въ вазочку съ чистой водой, держать его тамъ на радость себѣ, самому цвѣтку и лицамъ, благоговѣйно любующимся красотой цвѣтка. А цвѣтокъ достоинъ участи благоухать въ вазѣ съ свѣжей водой. Нужно только, чтобъ нашелся сердечный человѣкъ, который поднялъ-бы цвѣтокъ, поставилъ его въ воду и хранилъ-бы до его естественнаго увяданія. И такой человѣкъ нашелся. Этотъ человѣкъ скромный учитель, не казистъ, можетъ быть, внѣшностью, но съ теплымъ сердцемъ и любящей душой. Этотъ учитель горитъ нетерпѣніемъ спасти душистый цвѣтокъ и предлагаетъ свою руку и свое сердце, цвѣтку при условіи закрѣпить эти узы у брачнаго алтаря.

Подумайте объ этомъ предложеніи, дорогой и душистый цвѣтокъ, подумайте до завтра. Завтра послѣ обѣдни скромный учитель пришлетъ къ вамъ конвертикъ и бумажку. На бумажкѣ вы напишите карандашомъ только одно изъ этихъ словъ — да или нѣтъ, запечатайте въ конвертикъ и передайте посланному. Больше ничего.

Учитель Михаилъ Путневъ.

Письмо пишу печатными буквами потому, ибо знаю, что скоропись вы пока еще плохо разбираете».

Загрузка...