Деревенская прелестница

XVI

«Совсѣмъ полоумный», сказала сама себѣ Клавдія, прочитавъ письмо. «Сказку какую-то написалъ, словно маленькой дѣвочкѣ. Ахъ, дуракъ, дуракъ! Вѣдь вотъ и учили его разнымъ наукамъ, учителемъ сдѣлали, а онъ все дуракомъ остался. Но онъ влюбленъ въ меня, это какъ пить дать — влюбленъ, ужасти, какъ влюбленъ», думала она и улыбнулась.

Она тихо, переступая шагъ за шагомъ, плелась къ себѣ домой и мяла въ рукахъ письмо и полученную при разсчетѣ пятирублевку.

«Впрочемъ, очень можетъ быть, что оттого онъ и дуракомъ-то сдѣлался, что очень ужъ влюбленъ въ меня, оттого и ополоумѣлъ-то», разсуждала Клавдія. «Вѣдь прежде онъ такимъ не былъ. Да, не былъ. Не былъ даже и тогда, когда въ первый разъ пришелъ писать меня учить. Ужасти, что любовь эта самая дѣлаетъ!» вздохнула сна. «Повѣнчаться предлагаетъ, учительшей хочетъ меня сдѣлать. Но странно. Вѣдь говорили, что у него есть жена, но только въ бѣгахъ, не живетъ съ нимъ. Должно быть, это враки, если на мнѣ жениться предлагаетъ», продолжала разсуждать Клавдія и спрятала письмо и пятирублевку за пазуху.

«А выдти за эдакаго замужъ — сама ополоумѣешь, такая-же сдѣлаешься, какъ онъ. Тоже сказки о цвѣткахъ душистыхъ начнешь разсказывать. Вѣдь онъ что? Вѣдь онъ монастырь сейчасъ въ домѣ сдѣлаетъ. Того не ѣшь, этого не пей. Мяса ни Боже мой… рыбы тоже не смѣй ѣсть. Помню я, какъ онъ у ребятишекъ рыбешку мелкую обратно въ воду выкидывалъ, которую ребятишки рѣшетами наловили. И наконецъ, выйдя за него замужъ, не смѣй ужь и къ тятенькѣ показываться, потому что тамъ охотники. Да нѣтъ, какой онъ мужъ!» рѣшила она. «Не пойду я за него. Хоть и лестно быть учительшей, но онъ изведетъ, совсѣмъ изведетъ, словомъ изведетъ. Какъ начнетъ о цвѣткѣ душистомъ… Нѣтъ, нѣтъ!» Клавдія даже отмахнулась рукой…

— Кедровыхъ орѣшковъ не прикажете-ли? — раздалось надъ ея ухомъ,

Это былъ помощникъ Ананія Трифонова, Уварка — младшій приказчикъ, молодой человѣкъ. Онъ возвращался изъ мелочной лавочки, несъ въ рукахъ краюшку ситника, кусокъ вареной трески въ бумагѣ, изъ которой также выглядывали и перья луку. Предложеніе было настолько неожиданно. что Клавдія даже шарахнулась въ сторону, а когда пришла въ себя, то отвѣчала:

— Ну, тя въ болото! Вотъ испугалъ-то, корявый эдакій! Орѣшковъ!

— Отчего-же не хотите? Мы отъ чистаго сердца, Орѣшки отмѣнные. Нарочно къ завтрему дамамъ купилъ.

Клавдія ничего больше не отвѣтила и продолжала думать о предложеніи учителя.

«Да и зачѣмъ мнѣ замужъ? Мнѣ и такъ хорошо. Бѣлье у меня аховое съ прошивками и кружевцами, платьевъ много, пальто есть драповое, накидка со стеклярусомъ… Къ зимѣ будетъ мѣховое пальто… Флегонтъ Иванычъ покрышку шелковую привезетъ, а Кондратій Захарычъ мѣхъ бѣличій. Обѣщалъ… Ананій лѣсу пригонитъ и на свой счетъ плотниковъ найметъ, чтобы дочинить нашу избу. Дура буду, если я пойду за учителя замужъ», рѣшила она и вошла къ себѣ въ избу.

Отца не было дома, Соня сидѣла у стола и кормила Устю кашей. Клавдія взяла у нея съ рукъ ребенка и поцѣловала его.

— А вѣдь ты права, Сонька, — сказала она сестрѣ. — Учитель-то вѣдь влюбленъ въ меня и сватается ко мнѣ. Письмо прислалъ.

— Да что ты! — вскричала Соня. — Ну, и что-жъ ты?

— Само собой, не пойду. Съ какой стати за полоумнаго идти? Да мнѣ и такъ хорошо, совсѣмъ хорошо.

Поласкавъ ребенка, Клавдія передала его сестрѣ, отправилась къ себѣ въ комнату и стала зажигать передъ иконой лампадку, такъ какъ былъ канунъ праздника.

— Вотъ за Флегонта Иваныча пошла-бы замужъ! — крикнула Клавдія изъ своей комнаты.

— Вишь, что выдумала! — откликнулась Соня. — Это не по носу табакъ.

— Ничего не извѣстно. Стоитъ только хорошенько въ руки забрать.

Наступилъ вечеръ, и Клавдія какъ-то забыла о предложеніи учителя. Ночь она спала спокойно и ничего во снѣ относящагося до учителя не видѣла, но когда проснулась съ воскресенье поутру, въ головѣ ея тотчасъ-же мелькнуло:

«Сегодня учитель пришлетъ за отвѣтомъ и я должна ему написать — да или нѣтъ. Конечно, нѣтъ. Такъ и напишу ему: нѣтъ».

Клавдія нарядилась въ свое шелковое платье, на которое теперь были нашиты кружева, накинула на себя накидку со стеклярусомъ и ходила въ свою деревенскую церковь съ обѣднѣ, но учителя въ церкви не видала.

Послѣ обѣдни, часа въ два дня пришелъ къ Клавдіи приказчикъ Ананій Трифоновъ. Голова его была такъ смазана душистой помадой, что съ волосъ текло. Онъ принесъ ей въ подарокъ большую фарфоровую чашку съ надписью: «Отъ сердца другу». Клавдія поила его кофеемъ. Ананій Трифоновъ говорилъ о починкѣ избы и про комнату Клавдіи сказалъ:

— А вамъ для вашей свѣтлички, Клавдія Феклистовна, пришлю шпалеръ розовыхъ съ китайцами и глянцу на потолокъ. Будетъ у васъ свободное времечко въ праздникъ, заварите вы клестеру, оклеите себѣ горенку и будетъ приглядно,

Во время этихъ разговоровъ въ избу вбѣжалъ деревенскій мальчикъ и подалъ Клавдіи незапечатанный конвертъ.

— Отъ учителя, — сказалъ онъ. — Проситъ отвѣтъ.

У Клавдіи нѣсколько дрогнуло сердце, но она спокойно взяла конвертъ и вынула изъ него чистую бумажку.

— Что это за цидулка? — подозрительно спросилъ Клавдію приказчикъ.

— А я у учителя по праздникамъ писать учусь, — отвѣчала Клавдія. — Такъ вотъ онъ спрашиваетъ, можно-ли ему сейчасъ придти ко мнѣ, чтобъ учить меня. Вотъ напишу ему сейчасъ, что нѣтъ, нельзя. Карандашъ у васъ есть? — спросила она приказчика.

— Какъ не быть-съ. Присяга наша приказчицкая. Онъ полѣзъ въ карманъ пиджака, досталъ оттуда карандашъ и подалъ ей. Клавдія развернула бумажку, присланную учителемъ, долго мусолила карандашъ и написала: «нетъ». Затѣмъ она положила бумажку въ конвертъ, заклеила его, передала мальчику и сказала:

— Вотъ… Отнеси учителю.

Утро на слѣдующій денъ, въ понедѣльникъ, было сѣрое и холодное. Дулъ сѣверный вѣтеръ и гналъ по небу тучи. Прогулявъ вчера по случаю праздника долго вечеромъ на деревнѣ, порядовщицы не выходили рано на работу. Когда Клавдія шла къ своему стаду, то видѣла на работѣ только одну Перепетую. Перепетуя усердно формовала кирпичъ. Клавдія подошла къ своему столу, помѣщавшемуся около навѣса-сушильни, присѣла на бревно, хотѣла снимать съ себя сапоги, взглянула на навѣсъ и пронзительно взвизгнула, закрывъ лицо руками. Подъ навѣсомъ висѣлъ учитель Михаилъ Михайловичъ Путневъ.

Онъ удавился на своемъ поясѣ, перекинутомъ черезъ доску, на которой сушились кирпичи.

1908