Держи врага ближе

32

- Эштон Эйдж!

Я присоединяюсь к скупым аплодисментам в роскошно украшенном зале академии, когда, как обычно, равнодушно выглядящий красавец-брюнет в идеально сидящей с иголочки форме выходит на сцену. Из нас двоих, я, вероятно, радуюсь тому, что он закончил учебу, больше, чем сам парень.

Среди моих сокурсников Эш получает диплом последним. Многие благополучно выпустившиеся студенты уже успели разойтись по залу, не дожидаясь окончания церемонии вручения.

Директор академии жмет с приклеенной к губам благодушной улыбкой руку главному герою, вручает ему заслуженный трудом и потом аттестат с отличными отметками и объявляет окончание формальной части сегодняшней программы.

Учителя и представители администрации школы быстро рассеиваются в толпе студентов. Тут же оркестр, внемля праздному настрою публики, принимается играть радующие слух мелодии, поднимается гул голосов и смеха расслабившихся с уходом взрослых подростков.

Атмосфера праздника вступления во взрослую жизнь будоражит нвооиспеченных молодых людей, полных амбиций и надежд. Настрой, что по силам покорить любые горы, невольно передается и мне.

Парни – Данте, Циан и Хейз - завидев фуршет, словно их неделю морили голодом, исчезают в направлении столов с сервированной едой. Девчонки разбредаются по компаниям, желая отметить выпуск с друзьями со своих факультетов, и я остаюсь в толпе, окруженная людьми, совершенно одна.

Улыбаюсь, разглядывая мерцающие огоньками ленты, свисающие с потолка, убранство зала, украшенного живыми цветами, и нарядно одетых парней и девушек, с которыми проучилась четыре года, с которыми рядом взрослела, с кем ела одну и ту же едва переносимую еду в столовой и с кем разделяла тревоги о собственном будущем когда-то давно. Наслаждаюсь этим мгновением, запоминаю, навсегда запечатлевая его в памяти.

- Виви… - выдыхает кто-то рядом.

Оборачиваюсь с мягкой улыбкой на губах, догадываясь, кто там неловко замер позади.

- Роял.

- Привет.

- Привет.

Блондин неловко отвечает на мою улыбку.

- Прекрасно выглядишь.

Шутливо расправляю руками свое синее атласное платье с вырезом на спине и кланяюсь, принимая похвалу.

- Спасибо чаровнице Элоди, и погляди, - приподнимаю подол, чтобы было видно обувь. – Она даже заставила меня встать на каблуки! Жутко неудобные!

Роял корчит рожицу и шутливо смеется. все смущение и напряжение уходит прочь. Однако, быстро смех сменяется серьезностью.

Практически месяц мы не разговаривали. С тех пор, как Роял, вместе со всеми остальными, узнал про меня и Эйджа, про наши отношения, истинная природа которых широкой публике не известна, парень старался держаться подальше.

- Виви…Прости.

- За что?!

Роял вздыхает.

- Мне…сложно было смириться и уважать твой выбор. И это грозит подорвать нашу дружбу. Поэтому находится рядом я не мог. Извини за то, что безо всяких объяснений я просто…предпочел избегать с тобой встреч.

Я киваю. Принято, не о чем даже говорить. Такая мелочь, за месяц я успела по нему немного соскучиться и искренне сейчас рада его видеть.

- Потанцуем? – протягиваю руку Роялу и он не может сдержать усмешки. Элоди может мною гордится, я грациозно и манерно подаю мужчине кисть, как самая настоящая леди, коей и являюсь.

- С удовольствием.

Музыка звучит не слишком медленная, но едва замечаю ритмичность мелодии, стараясь насладится каждым мгновением сегодняшнего вечера. Друг опускает одну руку на мою талию, другой берет меня за руку, примеряя на себя роль ведущего в нашем танце.

- Ты ведь давно уже поняла, да? – спрашивает Роял, спустя пару бальных па. – Старательно и вместе с тем аккуратно пресекала каждую мою попытку сблизиться…

- Прости, - теперь извиняюсь я.

Делала вид, что не замечаю, что не слышу, перебивала и начала отдаляться от него первая…не потому, что я не могу принять его ко мне чувств, а потому, что больше я не могу себе этого позволить. Ни Роял, ни кто-то другой. Никто.

- Ты не виновата. Это не то, над чем мы властны. Посмотри, понимая, что мне откажут, я все равно не могу не продолжать на что-то надеяться. Даже сейчас какая-то частичка во мне теплится и продолжает верить. Но она когда-нибудь потухнет... Я рад за тебя. Честно, я рад. Но…даррг, это больно. Видеть, как ты смотришь на него. Таким взглядом, каким никогда не посмотришь на меня.

Я борю в себе смущение и желание оправдаться, все объяснить, разглядываю пуговицы на рубашке парня.

Роял настоящий храбрец. Не только в бою, но и с собственными чувствами и мыслями он ведет себя смело. Не боится сказать того, что испытывает. Пусть даже и велик шанс не встретить понимания и ответной откровенности. Завидно.

-Завтра я возвращаюсь на родину.

Поднимаю голову, заглядывая в теплые карие глаза человека, который скоро окажется по ту сторону баррикад.

- Мы больше не друзья?

Это прощание?

Блондин качает головой и сжимает мою руку в своей.

- Глупая, мы всегда ими будем. Просто…дай мне немного времени. К тому дню, когда встретимся в следующий раз, я отпущу все лишнее и по-настоящему снова стану твоим другом, Вивиан Велфорд.

- Пообещай мне, - моргаю быстро, чтобы не дать волю невольным слезам, и сверлю взглядом друга.

…Пообещай, что будет этот следующий раз.

- Обещаю! – усмехается Роял, останавливает наш танец и крепко притягивает меня в свои теплые медвежьи объятья. Но быстро отпускает.

- Погляди. Кое-кто тебя давно уже ждет.

Роял кивает мне за спину. Оглядываюсь через плечо.

У стены возле дверей на балкон скрестив руки на груди застыла фигура Эйджа. Серые глаза пристально, и кажется, уже давно, устремлены на нас.

Друг грустно улыбается.

- Вот опять. Этот взгляд.

- Нет…это… - невольно срывается с губ, я поворачиваюсь обратно, но блондин уже растворяется в толпе танцующих.

Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов и иду уверенно вперед, игнорируя боль от натерших мозоли туфлей. В сером школьном мундире Эш практически сливается с каменной стеной. Никто не обращает на нас никакого внимания. В кои-то веки.

Останавливаюсь рядом, не зная, что сказать.

Главный герой довольно красив.

Нет.

Я могу с уверенностью назвать самым прекрасным человеком, которого знаю.

Светлая, довольно бледная кожа без изъянов, черные как смоль волосы, и, самое удивительное – глаза: серебристо-серые, словно покрывающая стекло морозная изморозь, сверкающая в лучах утреннего зимнего солнца.

Длинная челка больше не скрывает утонченных черт лица, которым позавидуют многие родовитые дворяне. Широкие плечи и военная выправка только делают Эйджу честь. Никакая одежда не может умалить захватывающего на пару мгновений дух ощущения при первом на него взгляде.

Вопреки тому, что, помогая ему с вопросами к экзамену по этикету и тренируясь после занятий, я проводила с парнем немало времени наедине, сопротивляемость его внешности так и не выработалась. Я старалась привыкнуть и относится к ней как к данности, но это едва ли помогло.

Но совершенно не важно, как я себя чувствую или о чем думаю, показывать снаружи мне ничего нельзя. Вероятно, именно мое невольное восхищение Роял и принял за «этот взгляд».

- Остался шрам, - роняет Эйдж, прерывая затянувшееся молчание.

А? О, верно. Платье. Вырез на спине. Неловко поправляю на голове съехавшую заколку и отбрасываю распущенные волосы назад, прикрывая ими зарубцевавшуюся рваную отметину.

- Нечего предаваться унынию в одиночку, - беру парня за локоть и тяну туда, к веселящимся над чем-то одногруппникам.

Я не могу сильно отойти от принятой давно модели собственного поведения, лезть в душу главному герою в мои планы тоже не входит, со своими бы разобраться проблемами, но то, что мне под силу – постараться подарить Эштону как можно больше приятных воспоминаний. Пока это возможно.

- Виви! – завидев нас кричит счастливо Данте с кубком в руках.

У меня рождаются быстро подтверждающиеся опасения, стоит только приблизиться и повести носом рядом.

- Хейз принес кое-что из дома. Хи-хи! И Элоди со дня рождения своего отца, и Селеста тоже… О! Это же наш первый клинок всея академии!

Данте переводит взгляд, икает, приближается, хлопает Эша по плечу и крепко обнимает, словно давно потерянного и вдруг обретенного родича.

- Угощайтесь! – кто-то сует мне бокал.

Принюхиваюсь.

Фруктовое вино. Опасный и обманчивый напиток. Сладкий и вкусный, чем больше выпьешь, тем больше хочется. Но не успеешь осознать, как рассудок машет на прощанье ручкой.

- Давай, зятек, за дружбу! За мир! – Циан кладет руку Эшу на плечо и протягивает ему кубок. – Береги ее!

Я массирую морщинку меж нахмуренных бровей, начиная жалеть, что притащила парня в компанию своих неадекватных сумасшедших друзей. Жду, что Эйдж, проигнорировав всех, молча развернется и скроется прочь, но он снова опровергает мои предположения, берет из рук хитро блестящего глазами Циана кубок и осушает его одним залпом.

- Так держать!

- Веселимся до рассвета! Никому не расходиться! – запинаясь, уже хороший Данте объявляет громко.

Куда подевались дежурные учителя, что должны были остаться следить за толпой безумных подростков?

- Виви! – пищит мне на ухо возникшая рядом словно из ниоткуда Элоди. От нее разит спиртовым душком. – Я так тебя люблю-у!

Богиня, когда они успели? Еще даже не полночь. Бал начался в лучшем случае час назад, может, и того меньше!

- Играем! – Хейз стягивает с шеи галстук и завязывает себе глаза. – Кого я поймаю, тот будет наказан тремя…четырьмя! Четырьмя кубками!

Мне смешно и одновременно хочется бессильно развести руками. Дураки! Кучка пьяных идиотов! Все вокруг. Не думала в прошлом, что они, оказывается, так повеселились на балу, когда отсутствующая я разбиралась с проблемами Митчеллов.

Музыка больше не медленная, под нее вальс не потанцуешь. Быстрая, резковатая, дерзкая…Музыкантов тоже чем-то угостили? Или они решили поддержать настроение куражащихся выпускников?

Какофония звуков, смеха, шума, криков, дым – боги, нашлись смельчаки, раскурившие сигары – не мешает продолжаться детской игре в салки, ровно, как и пьянеющие еще больше с каждым раундом игроки.

Эш смеется, с очередным выпитым кубком его тело покидает напряжение и скованность, парень расслабляется в компании легко располагающих к себе своей беззаботностью и отсутствием стеснений Данте и Циана.

Я понимаю, почему все вдруг отчаянно захотели сойти коллективно с ума.

Завтра мы вернемся домой и начнется жизнь, к которой многих готовят с рождения. Обязанности и ответственность, семейная честь, долг, дворянское достоинство…неподъемный груз обязательств и статус, которому надлежит соответствовать до конца дней.

Сегодня кончается наша беззаботность и беспечность. Друзья расстаются, забываются ребячливые шутки и остаются в прошлом легкомысленные проказы и шалости.

- Твоя очередь! – без предупреждения набрасывает мне из-за спины повязку на глаза Хейз.

Тускло освещенный зал становится темной пустотой. Однако, в отличии от моих явно в стельку пьяных друзей, я, вопреки паре бокалов вина, относительно трезва и могу себя контролировать.

Лишенная зрения, в пространстве ориентируюсь прекрасно, и слух за неимением четкой картины вокруг, становится лишь чутче. Подыгрываю пару раз и осторожно, когда Данте в очередной раз привлекает к себе внимание громогласной бравадой, удаляюсь от оживленной толпы.

Почувствовав холодок в воздухе сбоку, выхожу, после короткой возни с шторой, на тихий балкон и уже собираюсь снять с глаз повязку, когда кто-то резко толкает меня в сторону, прижимая спиной к колонне.

Не успеваю поднять руки, чтобы сорвать с глаз ткань, как мои запястья хватают с такой силой, что вырваться не получается. При этом, никакой угрозы от неизвестного, вероятно, потревоженного моим неожиданным визитом человека, я не ощущаю.

Возможно, вино все же слегка ударило в голову, все мои реакции немного замедлились.

Хочу вырвать руки – не выходит, их перехватывают чужие сильные пальцы и заводят над мое же головой наверх; собираюсь поднять колено и пнуть прочь негодяя, мой замысел быстро разгадывают, и чужое тело наваливается так, что становится сложно не то, что пошевелиться, даже дышать приходится с затруднением.

Открываю рот, чтобы возмутиться или закричать, позвать на помощь, не знаю, не успеваю решить, но на губах вдруг чувствуется тепло, от которого я вся так и замираю.

Ощущение странное, знакомое и одновременно чуждое, влажное и теплое. Поначалу я не осознаю, что происходит, в голове совершенно пусто. Но когда наконец возвращается мой рассудок, дергаюсь от шока.

Человек…прижав меня к колонне, заблокировав мои запястья, замкнул мои возмущения, давя несогласие, поцелуем.

Пытаюсь отвернуться, сдернуть движением головы повязку с глаз, но тщетно.

Кое-что внезапно заставляет меня остановится.

Этот незнакомец, что по силе и физическим данным явно не может быть девушкой, который, бессовестно пользуясь моей слабостью, продолжает меня целовать, едва заметно дрожит.

Наши губы продолжают касаться друг друга, словно не знают, расстаться им или снова сойтись. Не успеваю решить, как мне поступить - неожиданное предположение об эмоциональном состоянии наглеца рождают во мне робость и смущение, а может, виновато выпитое вино – когда захватившие в плен губы становятся смелее. Не позволяя сомкнуть зубы, в рот вторгается дерзкий язык подлеца.

Дышать становится совсем уж трудно, пытаюсь отвернуться, но вторая рука – другая продолжает с силой держать надо мной мои же запястье, вдавливая их в холодный камень колонны – сжимает властно мой подбородок.

Ласка требовательных губ и языка приводит в полное замешательство. Мои мышцы, которыми я так горжусь, превращаются в слабую субстанцию. Едва держусь на ногах, напоминая себе новорожденного жеребенка. Даже если бы могла прийти в себя и вернуть рассудок, отбросив невольное наслаждение и томящую сладость, не имею возможности сопротивляться.

Резкий и неожиданный лязг внутри зала разрушает атмосферу. Кажется, кто-то опрокинул старые, служащие декором рыцарские доспехи.

Со смущающим звуком, прижавшись еще раз на мгновение, чужие влажные губы разрывают инициированный ими страстный танец, с явной неохотой незнакомец отстраняется, а я с трудом прихожу в себя.

Резко сдергиваю с глаз служащий повязкой галстук Хейза.

На залитом лунным светом балконе я одна. Вокруг пусто, нет никаких признаков пребывания кого-то еще.

Поднимаю руку, зарываясь в волосы, отсутствует бесследно не только таинственный вор поцелуев. Заколки нет. Маленькой, блестящей синими камешками бабочки, не дающей лезть в лицо непослушным прядям, нет. Она словно ожила и упорхнула прочь, в бездонно глубокое ночное небо.