Дерзкая на десерт (СИ)

Глава 14. Надругательство

А еще Козырев обнаруживает, что там я гладко выбрита.

— Кто-то готовился? — хрипло спрашивает он, заставляя кончики моих ушей гореть, как у старшеклассницы, застуканной за рукоблудием.

— Вовсе нет!

Только моя фраза звучит не очень убедительно, так как произнесена с придыханием от того, что Влад, не церемонясь, всей ладонью сжимает мою киску, будто выдавливая из нее, как из персика, сок, проступающий между бархатистых губок.

— Ну-ну, — не верит мне Козырев.

Я бы тоже не поверила.

Ни одной лишней ворсинки, только вельветовая мягкость наливающихся желанием складочек, между которыми, продолжая свою диверсионную деятельность, погружает палец Козырев.

От внезапного прилива тепла между ног, я замираю.

Все это безобразие, разумеется, возмутительно, но так восхитительно уместна грубоватая подушечка на нежной чувствительной плоти, что киска сладко сжимается, вынуждая меня изнывать от желания потереться о наглые пальцы.

Влад же, подло игнорируя мои потребности, и не думает приласкать, попавшее ему в руки сокровище! Он нацеловывает мне шею, а внизу и пальцем не шевелит! Мерзавец!

Хотя в шею поцелуи я люблю, но это свинство!

Навалившись и легко покусывая меня в оголенное плечо, Козырев продолжает меня прижимать к столешнице, и, чувствуя тяжесть его тела, я покрываюсь мурашками. Грудь, придавленная к столу, начинает ныть. Соски твердеют и болезненно трутся о плотную ткань платья.

Киска в предвкушении выделяет еще больше смазки, постыдно намекая, что сегодня тут рады гостям.

И вместо того, чтобы, наконец, сделать хоть что-то, Козырев, возбудив меня…

Убирает руку!

Этот мерзавец оставляет меня с текущей киской!

Я вся позорно мокрая. Он это знает. Я знаю, что он знает.

И отходит от меня, как ни в чем не бывало!

Да я отсюда вижу, как топорщится его ширинка!

И глаза у него голодные!

Но он только облизывает палец, блестящий от моей смазки, и предлагает:

— Располагайся. Сейчас я займусь главным.

И при этом поедает взглядом мои губы, которые я от чувств так накусала, что они горят.

Главным?

Главное, он только что упустил!

Я пытаюсь убедить себя, что я и ничего не хотела, и не собиралась, но влажные трусики напоминают, что нас отвергли! Надо уйти, громко хлопнув дверью!

И не надо пялиться на пресс в кубиках.

И на то, что ниже пресса, тоже не нужно!

Но таращиться на очевидный стояк Козырева я перестаю, только когда он заходит за кухонный остров и споласкивает руки. Теперь я гипнотизирую мускулистые руки, длинные пальцы, которые могли бы…

Черт!

От раздражения у меня возвращается дар речи.

Стараясь не слишком гневно сопеть, я упрекаю:

— Это что сейчас было! Кто-то нарушает уговор! Я не стонала!

Блин, почему в моем голосе слышно не только претензию, но и сожаление?

А Влад достает из холодильника блюдо, накрытое салфеткой, и отвечает:

— Это был аперитив. Для аппетита, — серьезно отвечает он.

Это он сейчас про какой аппетит? Сексуальный?

Продолжая меня интриговать, Козырев не снимает салфетку, и я злюсь еще больше.

Под моим сердитым взглядом, Влад достает толстую деревянную разделочную доску.

Вытянув из пучка, стоящего в стакане на острове, ветку розмарина, он втирает зелень в поверхность, и сбрызгивает оливковым маслом.

От любопытства я вытягиваю шею и наблюдаю за тем, как щепотка крупной соли отправляется туда же.

— Это что? — не выдерживаю я. — Каша из топора?

Коварно усмехнувшись, Влад ставит сковороду на плиту и высыпает туда смесь из горошков перца. Продолжая интриговать, прогретые специи он высыпает в ступку и растирает их пестиком.

К плывущему по кухне запаху давленого розмарина присоединяется перечный.

Против воли я начинаю оценивать, есть ли во мне место еще для кусочка чего-нибудь достойного, и с сожалением прихожу к выводу, что да. В меня действительно еще влезет.

Надо был забирать оставшуюся ягнятину и валить, а я сижу тут на кухне Козырева с мокрыми трусиками и торчащими сосками и жду, когда хозяин меня покормит.

Да, что я стою-то в конце концов?

Мне предложили располагаться.

Это даже в моих интересах.

Вкусно поем, а с набитым животом меня не так просто совратить. Ничего не случится, если я останусь и узнаю, чем таким хочет меня подцепить один из лучших шеф-поваров страны.

Я смогу устоять.

А то, что я поддалась на его домогательства — это случайность.

Больше не повторится.

Прям точно.

Все это я обдумываю, глядя на то, как Козырев, высокий бокал и засыпав в него льда, мастерит мне коктейль.

Первым отправляется мартини. Я уже готова сморщить нос. Для меня слишком сладко. Но когда, Влад выжимает туда лайм, я опускаю пятую точку на стул. Это уже лучше. А вот в момент, когда, шипя и пенясь, струится шампанское, я немного нервничаю.

Что он там говорил? Напоить и поиметь?

Надо осторожнее с этой штукой. Пузырьки — вещь коварная.

Поставив передо мной эту прелесть, Козырев возвращается за готовку и закидывает сковороду-гриль на плиту.

Пфе… жареным меня не удивить.

Я с удовлетворением потягиваю коктейль. Вкусно.

Гад.

Ха! Я угадала.

На умасленную и посыпанную специями доску Влад выкладывает мяско.

— Стейк шатобриан из новозеландской говядины зернового откорма, — поясняет Козырев, заметив мою приподнятую бровь.

Ах, да. Он же король прожарки…

И тут же краснею, потому что в голове всплывают совсем не картины из его шоу, а неожиданные фантазии.

— Этим ты меня не проймешь, — фыркаю я.

— Мы наконец на «ты»? — ухмыляется он.

Вторая волна краски теплом заливает шею.

— Не торопись с выводами, Алла Георгиевна, — с этим словами он переворачивает на доске мясо, позволяя и второй стороне напитаться специями и солью.

Самодовольный павлин. Да я даже пробовать не буду!

Можно не раскладывать на белом плоском блюде рукколу. И вон та нежная стручковая тоненькая фасоль ни к чему. И бальзамический уксус.

Гарнировав тарелку, на которую я посматриваю со смешанным чувством, Козырев бросает на меня насмешливый взгляд.

А потом совершает гнусность.