Рано утром Лили увидела, что Ги направился куда-то верхом в сопровождении довольно многочисленного отряда всадников. Смекнув, что это самое подходящее время, чтобы вымыться, она кликнула двух слуг и послала их на кухню за горячей водой, а сама тем временем выдвинула деревянный чан для мытья. Когда паренек с трудом тащил по лестнице горячую воду, его заметил Николя, не поехавший с Ги в Окстед, и спросил, для чего он несет воду.
— Для купания леди Лили, милорд, — важно ответил мальчик.
У Николя озорно блеснули глаза. Он уже знал, как разогнать скуку, одолевавшую его все утро. Выждав, когда Лили залезет в чан, Николя явился к ней.
Лили раскрыла рот от изумления и постаралась окунуться в воду как можно глубже.
— Немедленно убирайтесь вон! — сердито потребовала она.
— Милочка, нужно было запереть дверь. Я сделаю это за вас, — ухмыльнулся он и ловко опустил засов.
Лили так расстроилась, что слезы брызнули у нее из глаз; она умоляла Николя уйти.
— Вы слишком серьезно относитесь к жизни, Лили. Надо больше веселиться, смеяться… Развлекаться хоть иногда. Я знаю, мой брат — скучный тип, но ведь он старый, и это его извиняет. Но вы, cherie, просто девочка, вам нужно почаще улыбаться.
Николя взял ее горшочек с ароматическим маслом и оценивающе понюхал его. Раскинув руки, он сказал:
— Обещаю, что уйду, если вы позволите мне хотя бы мельком полюбоваться вами.
— Нет! — крикнула Лили, тщетно пытаясь спрятать груди под водой.
Он засмеялся.
— Они всплывают, как яблочки в заздравной чаше. Восхитительно! — Николя подошел на шаг ближе. — Выходите из воды и дайте взглянуть на вас. Один миг блаженства — и я ухожу.
— У меня нет ни малейшего желания выходить из воды, покуда вы не удалитесь, сэр, — твердо заявила Лили.
Николя присел на край чана.
— Я подожду. Рано или поздно вам придется выйти — или вы в конце концов замерзнете насмерть.
— О, прошу вас! Скажите, что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? — жалобно произнесла она.
Николя задумался на мгновение, а потом сказал:
— Ну, вы же понимаете: освободиться от меня вы сможете, только заплатив выкуп? На карту поставлена моя честь!
— У вас нет чести! К тому же я уже знаю, к несчастью, какие выкупы требуют братья Монтгомери. Чего вы хотите? — спросила она недоверчиво.
— Мне очень хочется увидеть Севенокс. Ежели вы сегодня съездите со мной туда я, пожалуй, дам вам возможность закончить омовение в гордом одиночестве.
— Хорошо, я поеду с вами, если вы пообещаете, что я буду в полной безопасности.
— Ну что вы, cherie, я не собираюсь вас насиловать, но буду обольщать на каждом шагу, пока мы будем в пути.
Подмигнув ей, юноша вышел, а Лили вдруг расхохоталась: до того мальчишеской и забавной показалась ей дерзость Николя.
Они поехали одни, без сопровождающих, и Лили, к собственному удивлению, заметила, что прогулка доставляет ей удовольствие. Николя, когда хотел, умел быть весьма галантным. Он сыпал остротами, и Лили много смеялась. Складные французские комплименты с такой легкостью срывались с его губ, что она не верила ни единому слову, но его непрестанное внимание было ей очень приятно.
— Вам нужно научиться говорить на языке саксов. С этого мгновения я буду отвечать вам только тогда, когда вы будете говорить по-сакски, — пригрозила она.
Он попытался произнести две-три фразы, а потом сказал:
— Лили, мой прекрасный цветок, вы ничего не стоите!
Она чуть не подавилась от смеха.
— Вы, наверное, хотели сказать — «вам цены нет»? — поправила она молодого человека.
— А какая разница? «Ничего не стоите» или «цены нет»? — смутился он.
— Я не могу объяснить вам. Но вот ваш брат уже прекрасно говорит по-сакски. Расскажите мне о его детстве.
— Ну, Ги изучал рыцарскую науку, как говорится, с колыбели: был пажом и оруженосцем. Думаю, что к восьми годам он уже устал носить, подавать, бегать с поручениями, выслушивать брань и получать оплеухи. Если хочешь управлять другими, считал он, необходимо сначала научиться управлять собой. Мне и Андре было гораздо легче: мы росли у него в доме. Но хватит о Ги, — усмехнулся Николя, — пусть он сам защищает свои интересы.
Похолодало, и вскоре посыпал мелкий снег.
— Николя, мне очень холодно. Полагаю, нужно возвратиться.
— Осталось проехать всего одну милю. Погреемся, поедим и отправимся обратно, — подбодрил он Лили.
Севенокс был расположен на скрещении дорог, ведущих на Лондон и к морскому побережью. Замка там не было, поэтому они нашли постоялый двор, и Николя спросил отдельную комнату с очагом. Хозяин поспешил исполнить приказание норманна. Он был благодарен норманнам за то, что они не отобрали у него постоялый двор.
Лили просто посинела от холода, и Николя повлек ее в отведенную им комнату.
— Входите, грейтесь, дорогая, — сказал он. Лили опустилась в кресло, стоящее у веселого огня, а Николя опустился на колени, чтобы снять с ее ног сапожки, и стал растирать ее ступни руками. Наклонив голову, он приложился губами к подъему стопы.
— Я целую ваши ножки, Лили. Я тщательнейшим образом все продумал, cherie, и решил: я хотел бы, Лили, чтобы вы стали моей женой.
Взглянув на его серьезное лицо, она подумала: «Еще недавно я была бы на седьмом небе, если бы у меня был такой супруг — молодой, красивый, всегда улыбающийся, — а не то животное, которое мне навязали. Но Николя Монтгомери еще совсем мальчик, а мне нужен мужчина».
Ее молчание ободрило его. Он поспешно продолжал:
— Мы построим здесь прекрасный замок. Думаю, что вы вряд ли очень привязаны к Окстеду, и я понимаю, что вам неприятно, когда вас считают свободной женщиной. Вот почему я предлагаю вам, Лили, обвенчаться со мной. Сначала мне придется получить на это разрешение Вильгельма, но независимо ни от чего вы должны знать, что я безумно влюблен в вас.
Хозяин принес им вино, миски с горячим тушеным мясом и свежеиспеченный хлеб.
— Николя, я не хочу причинять вам боль, но я люблю вашего брата. — Впервые выразив свои чувства словами, она вспыхнула.
Он вздохнул:
— Ах, этого-то я и опасался! Но вы должны понять: для меня это не имеет большого значения, и я все равно предлагаю вам выйти за меня замуж, чего Ги никогда не сделает! — пылко заявил Николя.
— Почему же? — просто спросила она.
— Потому что он уже… — Николя заколебался, не решаясь выдать Ги, — потому что он слишком стар для таких забав. Он часто говорит о том, что ненавидит женщин. О, я знаю: Ги хочет сохранить вас для себя, он предупредил нас, чтобы мы не распускали руки, но он скоро устанет от вас, и поверьте, я знаю, что говорю, он не предложит вам стать его женой.
— Вы оказали мне высокую честь своим предложением, Николя, но он испортил меня — другие мужчины мне не нужны, — мягко ответила она.
Николя смущенно обдумывал это несколько двусмысленное заявление.
— Ешьте же, я не собираюсь вас уговаривать. Может быть, если я дам вам время, вы передумаете?.. — Он улыбнулся, взглянув ей в глаза, и на мгновение положил руку на ее сомкнутые ладони…
Они плотно закутались в плащи и отправились в обратный путь. Резкий ветер утих, но день подошел к концу, и казалось, что час уже гораздо более поздний, чем это было на самом деле. Валил густой снег, за ним почти ничего не было видно. Внезапно из-за деревьев выехало несколько всадников. Их было слишком много, чтобы Николя мог оказать сопротивление, но когда Лили поняла, что им нужны только лошади, она сама стала умолять молодого человека не связываться с ними и вложить свой меч в ножны, пока его не убили. Изгои отправились к своему предводителю, поджидавшему в лесу, а Николя и Лили, сознавая, что другого выхода нет, понуро поплелись в Годстоун пешком.
— Простите меня, Лили. Я покрыл себя позором! Я дал вам слово, что со мной вы будете в безопасности!
— Николя, да ведь ничего не случилось! Все-таки не нужно было ехать без сопровождающих.
Лили поняла, что люди, напавшие на них, — саксы, но никого из них не узнала. Не прошли они и четверти мили, как к ним галопом подскакали Ги и Рольф.
— Черт побери, щенок, что это значит? — зло прокричал Ги.
— Нас спешили, а коней увели, — нескладно объяснил Николя.
— Мы перехватим этих мерзавцев! Ждите здесь, оба! — приказал он, послав Лили такой мрачный взгляд, что та невольно задрожала, и не только от холода.
Через полчаса Рольф и Ги вернулись, но привели только одну лошадь — Зефиру.
— Вот, садись на эту лошадь, а Лили поедет со мной, хотя ты и заслуживаешь того, чтобы прогуляться пешим ходом.
Ги наклонился и, подхватив Лили, посадил ее впереди себя.
— Что случилось? — спросила она.
— Двоих мы уложили, но их лошади понесли, и вожак ускакал с жеребцом Николя. Но я найду этого хряка! Я хорошо его запомнил — высокий, жирный и бородища ярко-рыжая.
Лили вздрогнула при этих словах, и Ги внимательно посмотрел на нее.
— Вы знаете его? — спросил он.
— Нет, среди местных жителей я такого что-то не припомню, милорд, — ответила она.
Ги притянул Лили к себе и укрыл своим плащом. Тепло, исходящее от его тела, немного согрело ее. Но она не могла унять дрожь, поэтому Ги пошире раздвинул ноги и крепко обнял девушку, как бы стараясь укрыть ее от невзгод. Вскоре кавалькада добралась до Годстоуна, и прежде чем спешиться, Ги прошептал ей на ухо:
— Отправляйтесь в постель. Я сейчас приду и выслушаю ваши объяснения.
Ги взял поводья и сам повел лошадей в стойла, совершенно не обращая внимания на Николя, пытавшегося рассказать ему, как все было. Не оглянувшись, Ги вышел из конюшни и сразу же поднялся наверх.
Лили лежала в постели, укрывшись меховыми одеялами до самого подбородка. Ги подошел к огню, подложил пару поленьев, потом направился к кровати.
— Вы согрелись? — ласково спросил он. Лили кивнула.
Ровно, спокойно, словно он разговаривал с пятилетней девочкой, Ги продолжил:
— А теперь скажите, что вы делали с Николя?
— Он хотел, чтобы я съездила с ним в Севенокс. Сначала я отказывалась, а потом согласилась, — солгала она.
— Вы не хотели ехать, но он сумел переубедить вас? Он вам угрожал?
— Нет, — осторожно ответила она.
— Он вас как-то заставил?
— Нет, не совсем, — отвечала она уклончиво.
— Что это значит? — спросил он негромко и тут же вскричал: — Отвечайте же, Лили!
— Я купалась, а он…
— Боже мой! — взревел Ги.
— Уверяю вас, он вел себя достойно и просил меня обвенчаться с ним.
Ги выбежал из опочивальни и отыскал Николя.
— Отправляйся в Окстед и сиди там! — прогремел он. — Через несколько дней мы едем в Лондон. Но чтобы до тех пор я тебя здесь не видел! И прихвати этого проклятого сакса Эдварда. Я по горло сыт юнцами, спятившими от любви!
Леди Эдела только что кончила прибираться в своих небольших покоях, когда услышала вежливый стук в дверь. На пороге стоял Хью Монроз, придерживая свою руку, замотанную в тряпицу.
— Вы поранились? — тревожно спросила она.
— Порезал руку, когда чистил оружие. Она так и будет кровоточить, пока ее не зашьют. Я хотел попросить вас: не будете ли вы так любезны сделать это, Эдела?
— Конечно. Входите и садитесь. Я сейчас достану нитки и иголку.
Вид у Хью был подавленный.
— Я подумал, что вы, наверное, не захотите больше видеть меня после того, что произошло вчера вечером.
— Хью, не нужно быть таким чувствительным. С каждым может случиться подобное, — любезно ответила она.
— Со мной такого еще никогда не бывало! — поклялся он.
— Тогда, возможно, то была моя вина. Я не очень соблазнительна, — призналась она.
— Еще как соблазнительны! Я просто не смог. Мое мужское достоинство опозорено!
— А теперь посидите тихо — я посмотрю вашу руку.
Эдела сняла повязку и промыла рану. Рана была ужасной, но Хью даже не вздрогнул, пока Эдела протирала ее соком папоротника, который предохраняет от заражения. Осторожно сдвинув края пореза, она стала зашивать его — протаскивая нить сквозь мясо сначала с одной стороны, потом с другой. Игла делала маленькие, аккуратные стежки. Хью ни разу не поморщился.
— Что за чепуху вы сказали насчет вашего опозоренного мужского достоинства? Я считаю вас очень храбрым воином.
Хью усадил Эделу к себе на колени. Он целовал ее до тех пор, пока она не стала вырываться.
— Хью, среди бела дня! — говорила она протестующе.
— Дайте мне проверить себя! — умолял Хью. Ее пришлось долго уговаривать, а тем временем его страсть разгоралась все сильнее. И вот Эдела сдалась. Как только Хью оказался рядом с ней в постели, мужество его обмякло, и он опозорился во второй раз.
— Хью, для меня это не имеет значения. Мне эти вещи никогда не доставляли особого удовольствия. Клянусь вам, милорд, для меня это ровно ничего не значит!
— Зато для меня значит! — жестко возразил Хью. — Обещайте мне, что никому не расскажете об этом! — потребовал он.
— Хью, как могла такая мысль прийти вам в голову? — возмутилась она.
— Простите, Эдела. Спасибо, что зашили мне рану.
Он оделся и ушел, стараясь держаться как можно достойнее. А Эдела решила, что ей непременно надо побывать у Мораг.
Войдя в хижину старухи, Эдела удивилась. Беспорядка там уже не было и стало гораздо чище. С соломенной крыши свисали какие-то сохнущие травы, и там же, болтая сама с собой, сидела Обжора. Когда бы не было здесь сороки, Эдела решила бы, что зашла не в ту хижину.
— Мне нужно поворожить, Мораг.
— Ворожить мне запретили. Вы-то должны бы знать, какие порядки завели норманны, — это ведь ни для кого не секрет.
— Ах, Мораг, а я принесла тебе славный, выдержанный сыр! Может, ворожба и не понадобится. Просто посоветуешь какую-нибудь травку.
— Вы все ищете чего-нибудь такого, что умерило бы мужскую похоть?
— Нет! — быстро отозвалась Эдела. — Мне нужно что-то такое, что возбудило бы похоть.
Старуха рассмеялась, раскачиваясь взад-вперед на своем табурете.
— Мораг, это совсем не смешно! — смутившись, жалобно проговорила леди Эдела.
— Смешно! Смешно! Вы разве не помните веревку, на которую навязали узлов и спрятали в опочивальне? Отыщите ту веревку, развяжите узлы — и конец всем вашим морокам.
— Вы опустошили церковь и наши дома! — сказала Лили укоризненно.
— Вильгельму нужны деньги. Нельзя быть королем с пустыми сундуками, — коротко ответил Ги.
— Вот, возьмите мой пояс! — сердито предложила она, срывая его с себя. — Он золотой, а больше мне нечего вам предложить.
Подойдя к ней, он ласково повязал пояс вокруг ее бедер.
— Вы можете предложить мне многое, — нежно сказал он. — Я испробовал все, даже силу. Лили, почему вы не хотите стать моей?
Ее ресницы почти прикасались к щекам, когда она прошептала:
— Но ведь вы не сказали… ничего не сказали мне… о любви.
Ги охватило страшное волнение. Подхватив Лили на руки, он сел к огню и начал укачивать ее, приговаривая:
— О моя красавица, я тебя обожаю!.. Смеясь, он ласкал ее взором своих лучистых зеленых глаз. Взяв прядь золотых волос Лили, Ги накрутил ее на пальцы жестом собственника.
— У тебя самые чудесные волосы, которые я когда-либо видел!.. Мне хочется гладить их, играть ими… Любимая, ты меня околдовала! Твой образ стоит передо мной и днем, и ночью. Красота твоя просто преследует меня. Как смогу я тебя оставить? — Он прикоснулся губами к ее векам. — Я жажду тебя, и жажда эта неутолима. Когда ты здесь, в комнате, меня все время тянет подойти к тебе близко-близко, а едва я оказываюсь рядом с тобой, меня охватывает неодолимое желание коснуться, потрогать тебя. Здесь и здесь… — Он взял ее грудь в свою ладонь, ласково погладил ее. — Когда я слышу твой голос и смех, я тут же возбуждаюсь, и мне все равно, что это могут заметить. Твой запах так действует на мои чувства, что я почти ощущаю твой вкус.
Он нашел ее губы, поцелуй был медленным и долгим; потом его жаркие, жадные губы скользнули по ее шее и вверх, за ухо.
— До встречи с тобой какой-то голос все время говорил мне: «Это не она».
От его близости Лили охватил восторг. Она поняла, что горячо любима.
— Как я жажду держать тебя в объятиях всю ночь!
В голосе Ги было столько желания, что она задрожала. Отвернув лицо, Лили теснее прижалась к нему. Он почувствовал, что она отзывается на его призыв. Его объятия стали сильнее, по жилам пробежал огонь. Лили же казалось, что ее тело тает, сливаясь с его телом.
Ги видел Лили нагой очень недолго, когда пытался взять ее силой; теперь сердце его глухо забилось при мысли о том, что она позволит его рукам раздеть ее и радостно ласкать ее красивое тело. Ги снял с нее платье и сказал словами царя Соломона:
— «И аромат твоих одежд подобен аромату кедра ливанского…»
Дождь бил в оконные ставни, в щели задувал ветер, но они забыли обо всем. Его властные руки стащили с нее последнюю одежду, и у него дух захватило, когда она встала перед ним, укрытая только своими волосами цвета червонного золота. Он наполнил обе горсти этим золотом и поднес их к лицу, чтобы узнать, каковы они на ощупь, на вкус и как они пахнут. Потом отбросил волосы с ее плеч за спину, и ее груди предстали взору его горящих глаз.
— Не двигайся, — хрипло приказал Ги, нетерпеливо сбрасывая с себя одежду.
Лили протянула пальчик, чтобы потрогать темные густые волосы на его груди, потом пробежала руками по плотным мышцам его рук и плеч. Пальцы ее горели от желания обследовать его и дальше. Он обнял ее удивительно тонкую талию, потом прижал ее к сердцу.
— Ты — самое красивое, самое поразительное создание на свете — сказал он.
Лили обвила руками его шею, и он прижал ее груди к своей груди. Она с трудом дышала от волнения; грудь ее вздымалась и опускалась; глаза были полуприкрыты густыми ресницами… Она изнемогала от жгучего желания. Ги хотелось, чтобы она прижималась к нему так каждую ночь до конца их жизни.
Он нежно и жарко накрыл ее губы своими, стараясь разжечь огонь в ее крови, чтобы она вспыхнула и запылала.
— Пойдем ляжем, любимая. Я хочу показать тебе, как я тебя люблю…
Ги поднес Лили к ложу и опустил на меховые одеяла, а потом откинулся назад и выпрямился, любуясь ее красотой.
У него больше не было сил противиться желанию прикоснуться к треугольнику, покрытому красно-золотыми завитками, и он дотронулся до этих роскошных завитков, потом с обожанием опустился перед ней на колени, чтобы насладиться розовым бутоном, который раскрылся перед ним. Ги попытался нежно раскрыть этот бутон. Услышав ее стон, он захотел губами коснуться того места, которого касались его пальцы, но он знал, что еще рано. Он будет вызывать в ней желание, пока она не возжаждет его языка, а потом языком он будет вызывать в ней желание, пока она не будет совсем готова. При мысли об этом его напряжение стало почти невыносимым.
Ги начал целовать ее ступни, потом медленно и томительно перешел к ногам. Его губы переместились с ее белых бедер на живот, к грудям.
Он возвышался над ней, он казался ей великолепным. Его широкие плечи и грудь, покрытая волосами, сужались в плоский живот. Мощные, твердые мышцы говорили об опасной силе. Глаза Лили расширились, впиваясь в него так же, как он впивался в нее. Ее блестящие роскошные волосы рассыпались по серебристому меху. Он брал губами ее напрягшиеся соски и теребил их, пока она не закричала, охваченная восторгом. При этом его руки гладили и ласкали ее тело, отыскивая потаенные места любви. Лили дотронулась до его волос, ей понравилась их густота и мягкость. Он же взял ее руку, лежащую на его лице, и каждый пальчик получил поцелуй. Он провел языком по ее ладони, по запястью, по всей руке до плеча. Потом обследовал губами ее шею, все нежные впадинки. Приподнял ее волосы и пробежал губами по изящному изгибу. Наконец он нашел ее губы и поцеловал так требовательно и страстно, что она отозвалась на поцелуй всем телом, приподнявшись на постели, изогнувшись дугой.
Застонав, Лили прижалась к нему таким приглашающим движением, что он сказал предупреждающе:
— Не сейчас, любимая. Ты думаешь, что ты готова. Но я ведь не хочу, чтобы тебе было больно.
И он положил руку на ее венерин бугорок. Лили вздрогнула в ожидании.
— Ах ты, маленькая распутница! — сказал Ги насмешливо. — Так я тебя волную? Скажи, что ты чувствуешь? — прошептал он.
— Я чувствую, что умру, если ты не возьмешь меня тотчас же! — выдохнула она.
— А давно ты любишь меня? — нежно спросил он.
— С тех пор, как увидела.
— Назови меня по имени: я жажду услышать, как твои губы произносят мое имя.
— О Ги, прошу тебя, любимый! — умоляла она. — Ги… Ги…
Он коснулся языком ее потаенных складок, потом увидел, что розовый бутон готов превратиться в цветок. Лили вскрикнула от возбуждения, потом невольно раскинулась на мехах, предоставляя его страстному языку делать все, что он хочет. Почувствовав, что она опять содрогнулась, он накрыл ее тело своим; она закричала, когда он овладел ею. Они оба были охвачены экстазом, и он вскоре достиг невыносимого напряжения, и они растворились друг в друге, одновременно испустив крик.
Потом Лили тихонько заплакала. Ги держал ее в своих объятиях, пока они оба не уснули. Когда она проснулась спустя несколько часов, тело Ги окутывало ее, словно кокон. Она свернулась калачиком в его сильных объятиях: никогда еще в своей жизни она не чувствовала себя в такой безопасности. Казалось, что их тела созданы друг для друга. И так они были созвучны друг другу, что пробудились одновременно. Ги повернул ее лицом к себе, и его руки плотно сомкнулись вокруг нее. Он искал губами ее губы — ее нижнюю губку, прекрасную, как грех, а его меч опять нашел ее атласные ножны, сомкнувшиеся вокруг него. Их губы впивались друг в друга яростно, жадно, дико, пока оба они опять не достигли вершины.
Лили проснулась при первых проблесках света и ощутила тяжесть руки Ги, властно обнимавшей ее. Ей было так тепло подле него, и она лежала не шевелясь, чтобы не потревожить его сон. Его губы, всегда такие жесткие и твердые, во сне казались мягкими. Она обрадовалась, что проснулась раньше, чем он. Будучи слишком ранимой, она почти боялась теперь, что Ги скажет и сделает, пробудившись. После близости прошедшей ночи он может просто убить ее одним словом, и она затаила дыхание. Ги сонно открыл глаза и долго смотрел на нее.
— Ты будешь всегда любить меня, Лили? — жадно спросил он.
— Всю жизнь, — пообещала она.
— Я не могу расстаться с тобой даже ненадолго, — сказал он, придвигаясь к ней. — Постарайся еще уснуть, любимая.
— Твои люди будут ждать тебя, — сказала она.
— Пусть ждут, — отозвался он спокойно и гладил ее по спине до тех пор, пока она не расслабилась.