Дерзкая пленница

Глава 6

Ги де Монтгомери ехал верхом впереди своего отряда. То, что он видел вокруг, ему нравилось. По мере того как они продвигались к Лондону, деревни и вся местность вообще становились богаче и привлекательнее. Когда Ги вступил на земли Годстоуна, он понял, что выберет себе эти места. Ему показалось, будто он вернулся домой. Ги не жалел ни о чем, что оставил в Нормандии, и меньше всего он печалился о своей злобной супруге. Несколько лет назад в схватке с врагом погиб один землевладелец, которого Ги попросил о помощи. У него осталась юная дочь. Молодой рыцарь почувствовал себя ответственным за девушку и женился на ней. Скоро супруги поняли, что не подходят друг другу. Она оказалась алчной брюзгой. Ее совершенно не удовлетворяли те средства к жизни, которыми располагал Ги, и до смерти раздражали его братья. У нее были грубые черты лица и еще более грубый язык. Когда Ги стал уходить в дальние военные походы и подолгу отсутствовать дома, это устроило и ее, и его. «И даже с нашими маленькими дочками она обращается, как злобная тварь!» — гневно подумал Ги.

Леди Элисон выслала разведчиков, чтобы те следили за приближением нормандских отрядов. Получив от них сообщение, что войско на подходе, она собрала во дворе всю женскую челядь, расставила по всем углам стражников с белыми флагами, а сама стала у дверей вместе с Лили, поджидая завоевателей.

Когда нормандские всадники, походившие на огромных чудовищ, въехали во двор Годстоуна, все саксы, встречавшие их, затрепетали от ужаса.

Ги подъехал прямо к леди Элисон, всем своим видом показывающей, что она — глава этой челяди. Он натянул поводья, бросил на нее свирепый взгляд и зарокотал громовым голосом:

— Объявляю, что отныне эти земли принадлежат Вильгельму, герцогу Нормандскому1

Он взглянул на Лили, на ее нежное, прелестное лицо, на торчащие груди, и в голове у него мелькнуло коротко: «Мне!»

Леди Элисон отчетливо и спокойно произнесла по-французски:

— Мсье! Я добровольно сдаю вам это поселение. — У нее достало безрассудства улыбнуться ему, и, слегка пожав плечами, она сказала: — Я — француженка, мсье. Не побеседуете ли вы со мной?

Ги слегка наклонил голову:

— Не премину это сделать, мадам. Он спешился и бросил Рольфу:

— Не предпринимайте пока никаких действий.

И он пошел за леди Элисон в пустой зал. Походка его была тверда, шпоры звенели, задевая за каменные плиты пола.

Они сели за стол лицом к лицу. Леди Элисон положила перед ним кольцо с ключами и шкатулку с драгоценностями.

— Сим я передаю вам, мсье, это владение со всеми его людьми. Равно как этот замок и все, чем владею и что представляет собой какую-либо ценность. После битвы при Гастингсе мы с дочерью узнали, что обе овдовели, и поскольку у нас нет защитников, мы вынуждены преклонить колена пред вами. Я могу только умолять вас о милосердии…

Во рту у нее пересохло от страха. Сердце стучало, как молот, и казалось, вот-вот выскочит из груди.

Монтгомери снял шлем и поставил его на стол, положив рядом свои огромные латные рукавицы. Непроизвольно он провел рукой по своим коротким черным кудрям, и леди Элисон с удивлением заметила, что его глаза такие же зеленые, как глаза Лили. И вообще он был очень привлекателен, хотя выражение лица его было таким свирепым, челюсти такими сильными, посадка головы такой гордой, а взгляд таким пронзительным, что от леди Элисон потребовалась вся сила духа, чтобы держаться с ним подобающим образом.

— Ги де Монтгомери, мадам, — коротко сказал он и воззрился на леди Элисон, ожидая, что она скажет дальше.

— Я — леди… прошу прощения, мсье, я — Элисон, а это — Годстоун.

Ги кивнул. Он не любил женщин и за последние годы почти не имел с ними дела, разве что в постели. Женщины хороши только для утоления похоти, но сейчас перед ним была женщина, которую он не мог не уважать за мужество. Она держалась с ним, как королева, и совсем не походила на тех испуганных и одурелых саксонок, которых ему доводилось встречать до сих пор.

— Что вы разумеете под милосердием? — спросил он.

— Вы можете убить всех нас и поджечь селение, но я думаю, что вы слишком умны для такого бессмысленного разрушения и расточительства. Урожай только что собран, наше поселение богато. Вы можете выгнать нас всех и предоставить нам самим заботиться о себе, но я думаю, что вы достаточно разумны и разрешите нам работать на вас. Хозяйство у нас большое, и я привыкла управляться со всем безупречно, а это не очень-то легко, как вы понимаете. Я также сведуща в травах и разных снадобьях, и могла бы заняться лечением ваших воинов. Женщины этого дома искусны в ткачестве, как вы увидите по нашим богатым одеждам. Многие прекрасно стряпают — короче, мсье, хозяйство, где есть женщины, может доставить мужчинам много удобств в самых разных отношениях.

— А взамен этих… женских забот? — Он вопросительно поднял бровь, черную как вороново крыло.

— Крыша над головой и место у стола — и еще защита от мародеров, — почти в отчаянии пыталась договориться леди Элисон.

Въехав во двор, Николя и Андре были приятно удивлены количеством поджидавших их молодых женщин. Они одновременно устремили глаза на Лили и сразу же забыли о других. В мгновение ока Николя спрыгнул с коня и схватил ее в объятия. Она отчаянно сопротивлялась и вдруг оказалась на земле, поскольку Андре ударил брата кулаком в лицо.

— Это моя, братец, поищи другую! — заорал он.

Лили вскочила и хотела убежать, но Андре, выбросив длинную руку, притянул ее к себе и сорвал с нее головное покрывало. Рассыпавшиеся волосы окутали Лили, как сверкающий плащ. Андре от неожиданности выругался, потом схватил ее за запястья, обмотал их грубой веревкой и потащил Лили за собой в сторожевую башню. Николя, выхватив кинжал, поспешил вдогонку. Андре волоком поднял девушку по лестнице и втолкнул в комнату, где стояла единственная кровать. Он захлопнул дверь перед братом и привязал веревку, за которую тащил Лили, к спинке кровати.

Ги де Монтгомери посмотрел на леди Элисон и резко сказал:

— С вашими познаниями в лекарском деле вы можете отравить нас всех в постелях, мадам, коль я позволю вам свободно жить здесь.

— Могу, — согласилась она. — А вы можете убить нас в любой час дня и ночи, когда вам вздумается, — подытожила она.

— Да. И обязательно так и сделаю, если меня к этому вынудят, — подтвердил он. — Значит, если мы верно оценили друг друга, мы прекрасно поладим.

И он вышел, взяв свой шлем и рукавицы. Леди Элисон пошла следом, и от облегчения ноги у нее подгибались.

— Моя дочь! Лили! — воскликнула леди Элисон.

Ги взглянул на Рольфа, который ткнул большим пальцем в сторону сторожевой башни.

Ги взлетел по лестнице через три ступеньки.

— Поганец! Пес смердящий! Я тебе все кишки выпущу! — рычал Николя.

— Она будет моей, или я убью тебя! — орал Андре, вцепившись в горло брата.

— Черт подери! — закричал Ги. — Вы должны командовать своими людьми, а не бесчестить девок!

Нужно было видеть его гнев на братьев, ибо никогда еще — ни разу в жизни! — Андре и Николя не только не ссорились, но даже не сказали друг другу злого слова.

Ги подошел к дрожащей Лили. Грудь ее была обнажена; спутанные золотисто-рыжие волосы падали до самых колен. Она была такой хрупкой и выглядела такой несчастной — чистейшее воплощение damoiselle en distaitnote 3. И в Ги Монтгомери проснулись рыцарские чувства. Он вынул кинжал, разрезал веревку и взял Лили за руки.

Взгляды их встретились. Его зеленые глаза заглянули в прозрачную глубину таких же зеленых глаз, и внезапно они оба погрузились в века, в зоны взаимного узнавания. Он резко отпрянул, чтобы стряхнуть с себя ощущение dйjа vunote 4.

— Она моя, — заявил он решительно. — Уходите отсюда!

Ги взял Лили на руки, отнес ее вниз, а потом через двор в дом. Голова Лили прижималась к его груди, и она слышала, как под ее щекой бьется его сердце. Не останавливаясь, Ги поднялся наверх, к спальным покоям, выбрал самый большой из них и опустил Лили на кровать.

— Оставайтесь здесь! — приказал он и ушел, захлопнув за собой дверь.

Ги спустился к леди Элисон.

— Первое препятствие, которое нам нужно преодолеть, — это незнание языка. Пока мои люди не выучат язык саксов, а ваши — французский, мне придется просить вас быть моим переводчиком. Прежде всего нужно позаботиться о лошадях. — Он повернулся к Николя: — Ты присмотришь за конюхами. Пусть напоят, накормят и вычистят лошадей. И чтобы все было сделано как должно! С конюхами обращайся хорошо. Они теперь мои люди. Как ты полагаешь, я могу тебе доверить это дело? — сухо спросил он. Потом позвал Андре: — Выясни, нет ли у кого-нибудь оружия. Обыщите замок и все постройки, а также мельницу и церковь. Девчонка, что тебе приглянулась, в моей комнате. И должна пребывать там — в полной неприкосновенности! Проследите за этим, «сэр».

Ги повернулся к Рольфу и леди Элисон, которые, как ему показалось, обменивались любезностями. Будучи женщиной разумной, леди Элисон почувствовала почти облегчение оттого, что предводитель этих людей присмотрел ее дочь для себя.

— Пойдемте в деревню. Поищем оружие. Я хочу поговорить с крестьянами, объяснить, что мне нужно от них и что они могут ждать от меня. Вы будете переводить, мадам.

Ги де Монтгомери и его воины произвели на леди Элисон сильное впечатление. Они, судя по всему, устали, их кольчуги и оружие, наверное, очень тяжелы, но при этом они двигаются легко, явно привыкнув к этой тяжести. «Они сильны и выносливы, — подумала она. — Теперь понятно, почему наши мужчины не выстояли против них». И еще она была приятно удивлена тем, что норманны, дабы утолить жажду, пьют воду. А вот саксы всегда тянут эль, и животы у них, как огромные бочки.

Все хижины, а затем и крестьяне были тщательно обысканы. Никакого оружия у них не нашли. Когда всех крестьян собрали, Ги де Монтгомери попросил леди Элисон сказать им, что теперь он — их господин и что с ними будут обращаться хорошо, если они проявят смирение и полную покорность. Эти люди понравились Ги. Они были не такие тощие и голодные, как их собратья в Нормандии. Да и одеты неплохо.

— Скажите, что они должны постараться выучить наш язык и наши обычаи, то же самое сделаем и мы. Если случится какая-нибудь беда, пусть приходят ко мне. За измену же я буду карать быстро, сурово и беспощадно.

Ги говорил так строго и твердо, что ни у кого не осталось ни малейшего сомнения, что, как он сказал, так и будет.

После ухода Ги Лили долго сидела на кровати, не в силах даже пошевелиться. Все мысли и чувства ее спутались и смешались… Тело трепетало от волнения, какого она прежде никогда не испытывала. Чужой мужчина взял ее на руки и понес. Это длилось какие-то минуты, но они изменили всю ее жизнь. Его сильные руки, которыми он без труда, одним ударом, мог прихлопнуть ее, — эти руки обращались с ее телом так бережно, так осторожно!.. Суровое лицо еще пылало гневом, но он был так прекрасен, что у нее перевернулось сердце. Он был мужчиной с головы до ног, он заставил ее почувствовать себя женщиной. Его близость была необычайно приятна и возбуждала. Лили не скоро осознала, где она находится и какой у нее растерзанный вид. Она должна переодеться. Но для этого надо пойти в свою комнату, а он запретил ей выходить.

Ну и пусть! Не сидеть же так, с голой грудью! Подойдя к двери, Лили прислушалась и, когда все стихло, скользнула к себе.

Лили нарочно надела неприглядное платье, то самое коричневое полотняное, что было на ней, когда они с Эдит ходили по лугам — казалось, целая жизнь отделяет ее от того дня. Она ненавидела этих наглых норманнов и решила, что сделает себя некрасивой, противной, чтобы не привлекать их похотливых взглядов. Все женщины явятся к обеду во всей своей красе — вот и пусть найдет себе другую. Отчего эта мысль пришлась ей так не по душе? Лили быстро сняла простой наряд и облачилась в платье из легкого шелка мягкого зеленого цвета, надела сверху зеленую бархатную тунику и опоясала бедра золотым поясом. Простое белое покрывало для головы заменила бледно-зеленым, прозрачным, что было очень смело — сквозь него просвечивали ее волосы. Она даже положила на губы немного красного притирания. Вполне удовлетворенная своей внешностью, Лили отправилась обратно в ту комнату, где ей было приказано находиться.

Едва она вышла в коридор — перед ней возникла фигура Андре. Она вскрикнула.

— Тише, мадемуазель, прошу вас! Я не причиню вам никакого вреда, даю слово!

Лицо его было серым, и на нем четко проступали царапины от ее ногтей. Лили заметила, что по его кольчуге текут красные струйки.

— У вас кровь!… Идите сядьте! — воскликнула она и провела Андре в свою комнату.

Взглянув на него поближе и без прежнего ужаса, Лили обнаружила, что он очень молод, возможно, лишь чуть-чуть старше ее. Она почти перестала бояться Андре, а он улыбнулся ей.

— Эту рану я получил из-за вас, cherienote 5.

— Двое взрослых мужчин дерутся из-за женщины. Это смешно! — укоризненно сказала она.

— Трое взрослых мужчин, мадемуазель, — возразил Андре, задорно блеснув своими вишнево—коричневыми глазами.

Лили попыталась помочь ему снять кольчугу.

— Как вы только ходите в таком тяжелом облачении целый день? — удивилась она.

Он пожал плечами и вздрогнул от боли. Лили сняла с него короткую рубаху, поддетую под кольчугу, и покраснела при виде полуголого молодого человека, на котором не было ничего, кроме шерстяных рейтуз. Она промыла неглубокую рану на его плече и намазала ее зеленым бальзамом, достав его из материнской шкатулки. Стоя перед ним на коленях, она покачала головой:

— Два брата идут друг на друга с кинжалами! Вам должно быть стыдно!

— Три брата, ma petitenote 6! — И, запрокинув голову, он засмеялся над собственным безрассудством.

— Господи Иисусе! Что здесь происходит? — вскричал Ги, появляясь в дверях.

Он вошел в комнату, и с каждым шагом гнев его нарастал, пока он не увидел, что Лили обрабатывает рану. Ги облегченно вздохнул и сказал, блеснув глазами:

— Ей-богу, Андре, у тебя есть чему поучиться! И пяти минут не провел с женщиной, а уже нашел повод раздеться и поиграть перед ней своими мускулами. Вон отсюда, не то я выгоню тебя хлыстом, щенок!

Андре схватил одежду, но прежде чем закрыть за собой дверь, он, взглянув на Лили, поцеловал кончики своих пальцев.

Лили опустила глаза, но все равно чувствовала, что Ги внимательно изучает ее. Щеки ее вспыхнули; она поставила обратно в шкатулку притирания и маленькие горшочки. Наконец он прервал затянувшееся молчание:

— Зачем вы прячете волосы, Лили?

— Таков обычай, милорд. У саксов все порядочные женщины так делают, — объяснила она.

— Снимите покрывало, — попросил он.

— Я не могу, милорд! У меня будет непристойный вид, — возразила она.

— Мы заведем свой обычай, — мягко сказал он, протягивая руку и снимая покрывало с ее головы.

— Зачем? — испуганно воскликнула она.

— Зачем? — переспросил он. — Затем, что мне это нравится.

Румянец на щеках Лили стал еще ярче.

— Разве я раба вашей воли? — пылко бросила она.

— Вы угадали, мадам.

Лили отошла от него в дальний конец комнаты.

— Полагаю, я выбрал самую большую комнату для нас, — сказал он, делая ударение на словах «для нас».

Она закусила губу, чтобы удержаться от ответа на этот умышленный вызов. Ги огляделся:

— Если это ваши вещи, перенесите их в нашу комнату.

Сняв кольчугу, он вымыл руки.

— Не спуститься ли нам к обеду? Он насмешливо взглянул на Лили.

За столом она села на свое обычное место. Все было по-прежнему — и в то же время по-другому. Неужто прошло всего лишь три недели с тех пор, как в этом зале гремел пир по случаю ее свадьбы?

Ги расположился рядом с Лили и ел с ней из одной тарелки. Он не сводил с нее глаз, отрезал ей лучшие кусочки мяса, а Лили совсем не хотелось есть.

— Вам нравится, как я рассадил их? Мужчина, женщина, мужчина, женщина… Я полагаю, что так мои люди быстрее всего освоят язык саксов. Больше женщины не будут прислуживать за столом, пусть это делают оруженосцы. А дамы будут сидеть с моими воинами и вести беседы. Очень скоро вы не сможете отличить свое скромное домашнее общество от двора Вильгельма! — Он усмехнулся.

Восседая за столом с непокрытой головой, Лили казалась самой себе очень дерзкой, но как же она изумилась, когда еще до конца трапезы Эдит, сидевшая подле Андре, сняла с головы покрывало и явила взорам присутствующих свои длинные косы пшеничного цвета.

Николя сидел рядом с Розой, пятнадцатилетней девочкой, лучшей вышивальщицей в поместье. Лили заметила, что она бледна и испугана. Лили решила тотчас поговорить с Ги де Монтгомери. Оглядевшись, она с удивлением обнаружила, что ее мать сидит с Рольфом и очень мила с ним, а она-то думала, что матушка будет держаться с норманнами так же гордо и холодно, как она, Лили. Два воина усадили с собой за стол крестьянок, и бедные женщины совсем растерялись от смущения — они впервые оказались за господским столом. Мужчины пили вино, как они привыкли в Нормандии, но кое-кто попробовал домашнего эля, и, кажется, эль им понравился. Несмотря на все препоны, мужчины и женщины прекрасно объяснялись и вполне были довольны друг другом.

— Ах, cherie, вы привлекаете внимание всех мужчин! Они все мне завидуют. Им и невдомек, что вы не хотите ни смотреть на меня, ни разговаривать со мной! — тяжело вздохнул Ги.

Его бедро коснулось под столом ее бедра, и смятение окатило ее жаркой волной. Лили резко отодвинулась, лицо ее запылало. Она посмотрела через стол на Розу — Николя что-то шептал ей на ухо, а Роза тихонько плакала. Повернувшись к Ги, она со сдержанным негодованием сказала:

— Милорд, девушка, на которую ваш брат Николя обратил свое внимание, еще совсем дитя!

Он лениво взглянул на них из-под полуопущенных век.

— Равно как и он, мадам, и они очень подходят друг другу.

— Я вас ненавижу! — бросила она.

— Если это так, вы вольны выбрать себе кого-нибудь другого, — с вызовом ответствовал он.

Она презрительно вскинула голову, и его губы растянулись в широкой улыбке.

— Поскольку вы сделали свой выбор, не пойти ли нам наверх?

И прежде чем Лили успела убежать, он накрыл ладонью ее руку, потом поднялся и повел ее в свою комнату. Лили чувствовала, как рука Ги, лежащая на ее пояснице, мягко подталкивает ее. Когда она проходила в дверь, рука, скользнув ниже, погладила ее по ягодицам. Лили резко обернулась и ударила Ги по лицу. И тут же пришла в ужас, осознав, что она сделала. Ги притянул ее к себе, и его губы завладели ее губами. Его поцелуй был обжигающим, палящим. Лили корчилась и извивалась в его объятиях, безуспешно пытаясь высвободиться. Его бедра прижались к ее бедрам, и она почувствовала, как его мужество окрепло и восстало. Поняв, что ее движения возбуждают его, Лили замерла. Ги оторвался от ее губ, и она смогла вдохнуть воздух.

Он прошептал:

— У тебя, Лили, есть кое-что такое, чего я хочу. Я буду хотеть это каждую ночь.

Он проникновенно заглянул ей в глаза. Она опустила ресницы, лицо ее стало пунцовым.

— Ха! Я знаю, о чем вы думаете, cherie! Стыдитесь! Я просто хочу, чтобы вы научили меня вашему языку. — Ухмыльнувшись, он отпустил Лили.

Она отбежала от него как можно дальше.

— Вы играете со мной! Вам просто нравится потешаться надо мной! — сердито заявила она.

Его взгляд следовал за ней, задержавшись на ее волосах и губах, освещенных пламенем свечи. «В ее красоте есть что-то неземное, я никогда не смогу насытиться ею», — подумал он.

— Я желаю удалиться в свою комнату, милорд, — заявила она, вздернув подбородок.

— Лили, мы оба знаем, что с сегодняшнего дня вы будете спать в моей комнате, — спокойно возразил он.

Она задрожала.

— Я не стану делить с тобой ложе, норманн! Ги устремил на нее безжалостный взгляд.

«Сейчас он убьет меня, — подумала она, — и спасения нет». Но его зеленые глаза снова стали насмешливыми.

— Ну вот, вы опять о ложе, мадам! Я понимаю, в каком бедственном положении находится молодая вдова, но пока ничем помочь не могу. Обещаю, что мы проведем с вами много ночей, дабы погасить огонь, пылающий в нашей крови. Чтобы охранять эти места, необходимо каждую ночь по крайней мере четверым нести дозор. Если я что-то наметил для себя, никто у меня этого не отберет, и оно будет моим. Сегодня ночной дозор несем мы: я, мои братья и Рольф.

Он протянул руку за кольчугой.

— Но ведь Андре ранен, — сказала Лили, чувствуя одновременно и облегчение, и досаду.

— Простая царапина. Если вы будете обращаться с ним как с дитятей, как же я сделаю из него мужчину? — Ги взглянул на нее, и глаза его потеплели. — Лили, я не шучу: вы действительно должны остаться здесь и, когда я уйду, закрыть дверь на засов. Иначе я не отвечаю за вашу безопасность.