Десятый мертвец

Глава II Водка «Петровский завод» или «бутылочная версия»

К ночи по небу поползли косматые тучи с ржавыми подпалинами по краям, застилая яркую россыпь мерцающих звезд. И вскоре со стороны озера Кабан повеяло прохладой. А с возвышенностей и холмов, окаймляющих левый берег озера, поползли по прилегающим улицам города влажные тени, замешанные на туманных дымках. Но город еще не спал: из гостей с шумом возвращался подгулявший народец. А вот рестораны и ночные бары еще вовсю гремели музыкой, песнями, пьяными криками, славящими виновников торжеств и тех, кто оплачивал попойки.

Из двора дома, что напротив здания узла спецсвязи, вывалилась пьяная компания, распевая разухабистые частушки. Бойкая белокурая молодушка, приплясывая и кому-то грозя пальчиком, низким грудным голосом горланила:

— Товарищ прокурор, — обратился к Нафиеву следователь Шарафетдинов, — может, допросить эту компашку? Вроде как из соседнего дома они… Может, что и видели из окон, когда отдыхали…

— Когда гуляют, упиваясь, люди зыркают не в окна, а друг на друга и на стол. К тому товарищ, а по нынешним временам господин Бахус[2] — эгоист, не позволяет отрывать взор наших мужиков от своего творения, пока оно не кончится…

Следователь, глядя на пьянющую компанию, многие из которой держались еле на ногах, произнес:

— Да… видимо, зелье у них только что кончилось, а не то бы еще гудели…

Тем временем компания словно находилась в пустыне, не замечая никого вокруг, смеялась и галдела очередной частушкой, которую исполняла теперь грудастая брюнетка:

По лицу Нафиева пробежала легкая гримаса, вроде улыбки:

— Надо поговорить с жильцами домов. — Он махнул рукой в сторону кирпичных двухэтажек, что стояли на другой стороне улицы. — А это, видать, их гости…

Один из работников милиции обратился к подгулявшей компании:

— Ребята! Вы когда в гости шли, и позже, чего-нибудь здесь не заметили? Ведь тут пожар был…

— …А, пожар… — подал голос один из молодцов, — это когда мужик бабу прижал… когда их охватил огонь сексуальных страстей… Было дело… мы с Венерой тоже тушили пожар… в ванной… голыми. Обширные ожоги от трения в пахе заработали…

— Молчи, Леха, — шикнул на говоруна рыжий здоровяк, — а то в ментовскую здравницу отволокут под названием КПЗ[3]. Али еще хуже — к следователю Ваньке Магаданову-Колымскому отведут на допрос. А он, говорят, крутой: чуть что — сразу путевочку на Юг… Чукотки или Воркуты выписывает.

Наблюдая эту картину, Нафиев невольно подумал: «Вот он — излом жизни: в одно и то же время, с одной стороны, убиты безвинные люди, а с другой — буйное веселье, разврат и пошлость. А между ними и находится то, что называется нормальной пристойной жизнью. Но эта середина занимает слишком уж узкую социальную полосу, и чем смутнее время в стране, тем она, как шагреневая кожа, больше сужается». Вдруг вспомнились слова историка Ключевского: «Человек — это величайшая скотина в мире».

Он глубоко вздохнул и направился в здание узла спецсвязи, чтобы принять участие в продолжающемся осмотре места происшествия. А голову свербила мысль: «Уж не пессимистом ли становлюсь. А ведь пессимист — это не реалист, а человек, оторванный от жизни, ибо видит ее только с одной мрачной стороны и не видит никаких положительных перспектив».

В комнате дежурного спецсвязи обнаружили несколько почерневших от гари бутылок из-под водки. На добротных этикетках было начертано: «Петровский завод» и «Русская зима».

Следователь, который вел протокол осмотра места происшествия, бесстрастно заметил:

— А водочку-то самую качественную кушали. Подняли на грудь аж три литра…

— Кстати, где эта водка продается в Казани? — спросил Нафиев. — Эти марки водки, кажется, изготовляются в основном в селе Петровка Сармановского района Татарстана. Не так ли? — И, не ожидая ответа, добавил: — В Казани специализированных магазинов этого завода, насколько мне известно, еще нет. Значит, продают где-нибудь в ресторане этой фирмы. Ведь настоящий хозяин, частник не захочет отдавать чужому дяде одну четверть прибыли за ее реализацию. А?.. Товар-то ходовой.

Следователь Шарафетдинов кивнул головой и медленно проронил:

— Это уж точно… А продается эта чистая святая водица, дурманящая голову, но не ранящая ее болью утром, в ресторане «Тулпар», что на нашем городском ипподроме… Там ее, матушку, продают не только в разлив, но и, как говорят в народе, цельными бутылями да жбанами…

— Вот-вот, — подхватил прокурор города, — оттуда и начнем искать преступников и по этой, так называемой «бутылочной версии». Но это уже у нас не первая версия…

Спустя несколько минут, заместитель прокурора города Кафиль Амиров вместе с нарядом милиции мчался на «Жигулях» на городской ипподром, где у входа его с левой стороны расположился уютный ресторанчик «Тулпар», один из лучших в Казани. Там всегда многолюдно: захаживают сюда и любители лошадиных скачек, чтобы отметить успех своей лошади, на которую поставили, или, напротив, чтобы растворить в вине печаль проигрыша; и высокопоставленные чиновники, и денежные мешки с юными пассиями. К тому же здесь стала выступать восточная знаменитость — танцовщица Венера Ахметшина. И мужики — стар и млад, словно с цепи срывались, бросались танцевать с нею, объясняясь ей в любви. Одним словом, она внесла еще больше огня страстей в стены этого питейно-музыкального заведения.

Конечно, «Тулпар» не был старейшим кабаком из числа тех, которые на Руси начал открывать для опричников Иван Грозный, нарушив «сухой закон» в стране, просуществовавший более ста пятидесяти лет, и тем самым благословивший повсеместную повальную пьянку. Но тем не менее и иностранцы, словно в местную достопримечательность, валили туда валом. Особенно официальные гости.

И в этот вечер в ресторане было полно гуляющего люда. Музыка, шум, гвалт и смех вместе с табачным дымом и ароматом заграничных духов заполонили все пространство, включая предбанник: длинное узкое помещение, где находился бар с богатой коллекцией всевозможных вин и водки. За стойкой стояла миловидная шатенка с карими глазами и ярко накрашенными губами.

Амиров поинтересовался у нее:

— Девушка, а на вынос вы продаете водку?

Барменша скривила в улыбке тонкие губы:

— Да-да. Конечно.

— А часто берут большими партиями? — Амиров сделал паузу и продолжил: — Ну, скажем, по шесть-десять бутылок.

— Некоторые берут целыми ящиками.

— А вы могли бы вспомнить тех, кто за последнюю неделю брали эдак бутылок шесть-семь?.. — спросил зампрокурора, предъявляя барменше свое удостоверение.

Женщина картинно закатила глаза, вытянула губы в трубочку и, немного помолчав, твердо произнесла:

— Могу. У меня хорошая зрительная память. Но в прошедшую неделю таких покупателей было немного. Вот перед Пасхой — машинами, можно сказать, волокли…

Потом она быстро стала давать словесные портреты тех, кто брал «Петровскую водку» по полдюжине бутылок.

— Кстати, один из тех, кто брал два дня тому назад около десятка поллитровок водки, сидит сейчас в зале…

— Он что, один приходил? — Амиров напрягся всем телом. — Или приезжал?

— Как сказать, его поджидали красные «Жигули». Там, кажется, двое молодых людей сидело. Я как раз заканчивала работу. Вышла на улицу, а они уже отъезжали…

Она описала внешность парня. И Амиров, особо не надеясь на удачу, что это один из соучастников сегодняшнего преступления, последовал в зал. За ним последовал и сотрудник милиции, лейтенант, — крепыш в цивильной одежде. Но в зале того не было, и лейтенант высказал предположение:

— Наверное, надо искать в отдельных кабинетах.

За нарядными бордовыми бархатными шторами, что прикрывали вход в отдельные будуары, раздавались песни, страстные признания и вздохи, звон бокалов и тосты. А из второй кабины доносился приглушенный плач и всхлипывание мужчины. Грубый голос с нотками иронии вещал, наставляя:

— Правильно, Михаил, слезами и стихами умоляй, заговаривай свою любимую и единственную женушку, чтобы не гуляла, как заговаривают болезни знахари и шаманы. А если и будет чуть-чуть гулять, то уж не со всем колхозом «Светлый путь», а только с двумя-тремя ее членами справляла групповуху.

И тут же затянул тот же голос песенку под гитару, когда туда заглянул лейтенант.

Находившиеся там разбитные девицы дружно подхватили:

У одной из знойных молодушек с невообразимым разрезом юбки до самого пояса на оголенных ляжках были наколки: «Не уверен — не начинай», а на другой ноге: «Не залезай — убьет муж или любовник».

Ни обнаженность девиц, ни экзотические татуировки нисколько не смутили оперуполномоченного милиции, и он деловито, как старый знакомый, осведомился:

— Родимые, как насчет Петровской водочки? Угощаю. Сегодня выиграл десять тыщ баксов.

— Водку не хлебаем, — отрезал дородный мужчина средних лет, который не переставал гладить ноги обеих девиц. — Хотя я помню и своеобразные ее достоинства: «Нет некрасивых женщин — есть мало водки; нет преступлений — есть много водки».

Офицер милиции, поняв, что это не тот, кого они с Амировым ищут, извинился и направился в следующую кабину. Там-то и оказался молодой мужчина, о котором говорила барменша.

Белобрысый мужчина с бесцветными и неподвижными глазами, как у мертвеца, спокойно вышел из кабины по первому же требованию работников правоохранительных органов и направился с ними к выходу.

Барменша утвердительно кивнула головой, когда Амиров вопросительно взглянул на нее, незаметно для окружающих коротким жестом руки показав на задержанного.

Уже на улице, на освещенной площади перед рестораном, задержанного окликнули трое здоровенных лбов, похожих на качков.

— Ба! Кочерыжкин! Здорово. — Вперед шагнул упитанный рыжеволосый парень. — Ты когда со мной поквитаешься? А то ведь счетчик-то включен пятнадцатого апреля.

Задержанный замялся и пробормотал что-то невнятное, но не остановился перед своим кредитором.

— Стой! Стой! «Хрыч», ты чего смываешься. А ну, козел, погоди. — Парень схватил задержанного за лацкан пиджака и с силой рванул на себя. Раздался треск материала.

Лейтенант Раисов, ранее служивший в спецназе, схватил нападавшего рыжего и рванул на себя, подставив тому подножку.

Рыжий растянулся на черном пыльном асфальте. Двое из его корешей бросились на милиционера.

«Хрыч», то бишь Кочерыжкин, мгновенно оценив ситуацию, рванулся к дороге, по которой то и дело на большой скорости проносились машины.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул Амиров.

Наперерез беглецу бросился водитель милицейской машины. Но Кочерыжкин прыгнул, как заправский каратист, и ногой нанес удар шоферу в грудь, и тот опрокинулся навзничь. «Хрыч» бешено понесся к дороге. Там послышались голоса и Амиров не рискнул стрелять.

Тем временем лейтенант свалил одного из нападавших, а другой, не желая быть поверженным на землю, ретировался.

— Охраняйте их! — крикнул лейтенант, махнув рукой на лежавших бузотеров, и кинулся вдогонку за Кочерыжкиным. Уже через несколько мгновений он растворился в сером мраке ночи. Вскоре тишину ночи разорвало несколько выстрелов.

Кто стрелял и в кого?! Амиров занервничал и хотел было поспешить на звук выстрелов на подмогу лейтенанту. Но в это время один из распластавшихся типов встал и решительно зашагал к воротам ипподрома.

— Стой! — Амиров выстрелил вверх, видя, что задержанный не реагирует на его требование. — А ну, в машину! Быстро. Оба, — зампрокурора города, энергично размахивая пистолетом, загнал подозрительных типов в машину, в кабину которой только что тяжело плюхнулся шофер, получивший телесные повреждения. Он держал в руке носовой платок, который то и дело прикладывал к затылку. И, как бы оправдываясь за свою немощность перед беглецом, приговаривал: «Сущий дьявол, сущий бык будачий. Разве такого оседлаешь».

Амиров усадил задержанных на заднее сидение «Жигулей» и коротко проронил:

— Поехали, Ефимыч. Давай поближе к стрельбе.

Уже на дороге, когда они проехали с полкилометра, они увидели лейтенанта, сидящего у обочины.

— Ушел, гад! — с досадой выпалил оперативник, усаживаясь в машину. — Ну ничего, сейчас нам скажут про «Хрыча» наши буйные дружки, если, конечно, они не хотят капитально сесть на нары с казенным харчем. Где клопики кусачие всю ночь дежурят: кровушку горячую попивают.

Задержанные угрюмо молчали.

В салоне машины на несколько минут воцарилась тишина. Двигатель был неслышен, только тугой поток воздуха шумел в приспущенных стеклах.

Тишину нарушил Амиров, который словно про себя, тихо, бесстрастно произнес:

— Люди думают по велению собственных желаний, говорят исходя из собственных интересов, а поступают под диктатом реальных обстоятельств.

— Вот-вот, — подхватил оперативник, — ежели эти субчики не понимают собственных интересов, им надо создать суровые обстоятельства. Под их диктатом они как надо и поступят. — И лейтенант милиции попросил остановить машину. — Сейчас я создам одному из них соответствующие обстоятельства.

Когда машина остановилась, лейтенант предложил одному из задержанных, который требовал у ресторана должок с Кочерыжкина, выйти с ним на «душевный разговор».

Через несколько минут они вернулись, и как только дверца машины захлопнулась, лейтенант скомандовал:

— Давай, Ефимыч, газу до отказу и все скорости сразу. На улицу «Красная позиция». Там в доме, что напротив одного из университетских общежитий, наш родимый Кочерыжкин под кличкой «Хрыч» обитает.

Довольный оперативник перевел взгляд на Амирова и спросил:

— Строгое начальство не против такой поездки?

Амиров лишь махнул рукой, что означало согласие. Зампрокурора Амиров частенько брал на себя роль следователя, что, в общем-то, предусматривалось законом. Вот и сегодня выехал на место происшествия, хотя в «Тулпар» мог и не ездить.

Кафиль Амиров включил приемник. В эфире какой-то мерзавец, политик-демагог из либерально-демократической партии распинался насчет того, что пора отправляться нашей армии в завоевательский поход аж до самого Индийского океана и обещал при этом народу райские блаженства в ближайшие месяцы, если народ возложит на его партию ответственность по управлению страной.

Политиков роднит с влюбленными одно общее: всегда обещают сделать больше, чем могут, но если первые — сознательно блефуют, то вторые — верят в реальность своей фантазии. Думая об этом, Амиров вспомнил, какими коварными приемами пользуются подобные демагоги-бандиты для достижения власти.

«В смутные времена популизм становится универсальной телегой, на коей авантюристы, политические проходимцы и кровавые монстры с грохотом въезжают на олимп власти, а тягловая сила их — четыре загнанные лошади: резкая критика властей, умение выразить в своих выступлениях чаяния народа, безудержное обещание всем сказочных благ, посулы мгновенного претворения в жизнь всего обещанного при приходе к власти», — писал один мыслитель.

Чтобы отогнать мысли о политике, Амиров выключил приемник и закрыл глаза, пытаясь вздремнуть.

А лейтенант Раисов тем временем размышлял о своем. Вот, гоняюсь за всякой нечистью уж несколько лет, а кроме ругани и критики со стороны начальства — ничего. Даже на мотоцикл не сумел наскрести. А вон Вильдан, однокашник, перешел в прошлом году в коммерческую контору охранять директора, уже на своей тачке гоняет.

Поистине, служение государству приносит больше морального капитала, нежели материальных благ, служение отдельной личности дает больше материальных благ, нежели морального капитала.

Машина тем временем остановилась напротив кирпичного жилого дома на улице «Красная позиция». Лейтенант открыл дверь и твердо потребовал:

— А ну, рыжий, вылезай.

Задержанный по имени Хосни нехотя вылез из машины, посмотрел по сторонам, вглядываясь в темноту, и уверенно показал рукой на кирпичную пятиэтажку:

— Здесь, на третьем этаже он обитает. В девятой квартире. Там озорная Альфиюшка живет. Дюже здоровущих кобелей любит. Часто их меняет. Муж-то пока на курорте перевоспитывается в ИТК[4] строгого режима где-то на Колыме. Пару лет из шести отбу́хал на рудниках.

— Ты, Хосни, видно, тоже в ее ногах валялся, — полуутвердительно осведомился лейтенант, разглядывая его крепкую фигуру.

Рыжий ухмыльнулся:

— Сейчас ты увидишь ее и тоже слюни распустишь. Очень аппетитная телка-буренка. Сразу захочешь…

Оперативник подтолкнул его:

— Хватит. — И уже ледяным тоном: — Побежишь — кокну. Понял, да?!

Машину отогнали во двор университетского общежития. И на третий этаж поднялись втроем: Амиров, лейтенант, а впереди них — Рыжий. Хосни позвонил в дверь. Лейтенант и Амиров встали по сторонам. Ждали долго, пока Хосни не стал отпускать пальца с кнопки звонка, который издавал резкие неприятные звуки, схожие с пожарной сигнализацией.

Дверь приоткрылась на длину дверной цепочки. Недовольный женский голос разразился бранью:

— Ты, козлина, я же тебе сказала, ублюдок, чтобы ты своими рогами здесь больше не стучал. У меня теперь другой друг, падера. Не чета тебе, альфонс хренов. Вали отсюда.

Разъяренная хозяйка хотела было захлопнуть дверь, но лейтенант сунул в дверную щель носок ботинка.

— Ах, так! — вскричала шумливая женщина, — да я сейчас позову пахана Гришку, он как раз приехал ко мне после освобождения. Весточку, привет привез от моего мужа. Он те глаз на задницу натянет.

— Что за шум? — рыкнул грубый мужской голос, будто медведь, которого выкуривают из берлоги.

Дверь распахнулась, и в полутемном квадратном проеме стоял огромный полуголый детина, заросший, как обезьяна, черными волосами. На плечах его болтался маленький женский халат, и все его мужские достоинства были на виду.

— Чо, фраера, тянете? — уже более мягким голосом осведомился пахан, видимо, догадываясь, что перед ним — милиция.

Красивая обнаженная женщина поспешила в комнату.

Лейтенант показал мужчине свое удостоверение и перешагнул порог квартиры, наготове держа пистолет. Раисов быстро обследовал однокомнатную квартиру, но кроме хозяйки и ее хахаля никого там не было. Не спуская глаз с пахана Гришки, он позвонил участковому милиционеру. И вскоре тот прибыл.

— Ну, а теперь, Гришенька, ксиву свою на стол.

Тот предъявил справку об освобождении из мест заключения и пояснил, что паспорт еще не выправил. «Заехал вот к жене кореша, чтоб немного ее подбодрить, да привет передать. Альтаф просил, ее муж».

Лейтенант попросил участкового отвезти Гришку-пахана в отделение милиции и разобраться с ним. Когда дверь за ними захлопнулась, Раисов спросил хозяйку:

— Где Кочерыжкин?

— Не знаю такого.

— Как это не знаешь? — вмешался в разговор Рыжий. — Разве ты меня выгнала не из-за него?!

— Дерьмо. — Хозяйка квартиры (уже одевшись) презрительно глянула на Хосни. — Не знаю такого… где он сегодня шарится. Ни вчера, ни сегодня у меня его не было. А я не терплю таких пауз. Даю сразу раз и навсегда отставку.

Красота хозяйки смущала мужчин, и лейтенант невольно подумал о диком несоответствии внешности этой женщины ее внутреннему извращенному содержанию, уродливому духовному миру.

— Так придет или нет Кочерыжкин? — поинтересовался Амиров.

Хозяйка квартиры пожала плечами.

— А где он живет? — Амиров прошелся по комнате, где, кроме стола и широченной кровати, никакой другой мебели не было. — Может, знаете, где он работает?

Альфия покачала головой.

— Что, даже своего телефона не оставил? — не унимался зампрокурора. — Тогда, гражданочка, вам придется поехать с нами. По указу президента Татарстана вы посидите 30 суточек в одиночке. И склероз ваш пройдет. Глядишь, и вспомните. Мыши и крысы помогут.

Хозяйка квартиры нехотя поднялась:

— Вспомнила. Он, кажется, на Гвардейской живет. Над магазином. Тут недалеко. Мы там, в магазине познакомились. Он к себе на чаек приглашал.

— Вот какая умница, — весело проговорил лейтенант. — Благодарность тебе, Альфиюшка, от лица службы. Может, к нам негласным сотрудником-осведомителем пойдешь? В милиции такие кадры нужны. Вот и Хосни уже к нам…

— Я не собираюсь с вами сотрудничать! — оборвал тот оперуполномоченного.

— А кто нас сюда привел? — усмехнулся лейтенант. — Китайский мандарин, да?

— Ну ладно. — Амиров остановился посреди комнаты, широко расставив ноги. — Одевайтесь, Альфия.

Она поспешно начала надевать плащ, и из кармана его вывалилась смятая бумажка, на которой мелким почерком было написано: «Жена, загнавшая мужа под каблук, — тиран, как и диктатор в неправовом государстве, ибо оба они властвуют безраздельно, и отличаются друг от друга тем, что жена-тиран восхищается, увлекается другими (мужчинами), тогда как диктатор восхищается самим собой и лишь изредка — себе подобными правителями».

— Кто сей философ? — поинтересовался лейтенант, прочтя изречение. — Уж не горилла ли Гришка? А может, «Хрыч»?

Пренебрежительная гримаса пробежала по лицу хозяйки:

— Студент-юрист из соседнего общежития влюбился. Вот старается меня то ли перевоспитать, то ли хочет показать, какой он умный…

Лейтенант невольно подумал: «Красивая жена синоним, то есть одно и то же, что и рогатый муж».

Да, цепи Гименея насколько тяжелы для семьи, настолько привлекательны для окружающих: готовых помочь нести их, особенно красивым женам, — великое множество. Эту особу уж ничем не исправишь. Воистину, шлюха — это неизлечимая сексуальная наркоманка, которую может исправить, как горбатую, только могила.

Хосни словно почувствовал, о чем подумали его стражники, какой дух витает в воздухе, сказал:

— Насколько пьяняще-сладостно и легко быть одним из углов в чужом семейном треугольнике, настолько невыносимо-горько и тяжело нести на себе чужеродный третий угол собственной семьи.

Его охранники улыбнулись, и он, как бы ободренный этим, продолжал философствовать: «Семейные треугольники никогда не бывают равносторонними: самый острый угол чувств составляют любовники и любовницы». При этом он пояснил, что его хобби — собирать подобные афоризмы, заучивать, а затем — цитировать.

Вскоре вернулся участковый милиционер, и они поехали на Гвардейскую улицу.

Дом, в котором проживал Кочерыжкин, нашли быстро. Оказалось, «Хрыч» там только постоялец. Жил с женщиной, которая годилась ему в мамаши. Она работала директором ресторана на пассажирском теплоходе. Во время ее отсутствия он и таскал в Нюркину (так звали ее) широкую кровать студенток из ближних общежитий и красивых женщин с улицы.

Когда Амиров и лейтенант Раисов поднимались по каменным ступенькам на третий этаж, где обитал разыскиваемый, им было уже известно, что Кочерыжкин не значился в числе прописанных в Казани (сообщили по радиотелефону в машину). Услышав приглушенные женские голоса наверху, Амиров шепнул на ухо участковому:

— Задержитесь здесь. Мы позовем вас.

На лестничной площадке третьего этажа у дверей квартиры № 10 стояли две девицы и курили. Здесь-то и проживал беглец. Заметив, что девушки заканчивали свою дымную трапезу, лейтенант, как старый знакомый, весело произнес:

— О, мои красавицы! И я с моими друзьями сюда приглашен в гости. Только вот мы еще не покурили.

Амиров понял ход оперуполномоченного: подождать, покуда девицы не откроют дверь в квартиру.

Раисов вытащил пачку «Мальборо» и неспеша начал закуривать, хотя и не курил вообще.

Молодые женщины вытащили зеркальца, подкрасили губы розовой помадой и позвонили в дверь. И как только она открылась, лейтенант, опередив всех, оказался с глазу на глаз с Кочерыжкиным, который на мгновение опешил. Этого было достаточно оперуполномоченному, чтобы свалить того на пол.

— Помогите, бандиты! — вскричала одна из девиц и хотела было бежать. Другая женщина бросилась к двери соседней квартиры и, нажав на кнопку звонка, забарабанила в двадцатую дверь.

Амиров начал успокаивать женщин, показывая им свое служебное удостоверение. И когда появился участковый милиционер, девицы примолкли.

В трехкомнатной квартире больше никого не оказалось. По всему чувствовалось: хозяйка была очень состоятельной женщиной. Хрустальные люстры, ковры, множество картин в толстых золоченых рамах, инкрустированная мебель. Все это сияло и сверкало. И, конечно же, все это великолепие не могло не расположить молодую женщину к хозяину квартиры (так «Хрыч» представлялся каждой из них).

С этим прекрасным интерьером никак не увязывалась бумажка, приклеенная к стене у изголовья кровати в спальне, на которой было написано от руки:

— Ну, закоренелый однолюб, давай теперь знакомиться, — спокойно сказал лейтенант Кочерыжкину, надевая на того наручники. — А то ты такой резвый да прыгучий, как горный козел. Ведь опять сиганешь.

— Ну да, сиганешь от тебя, — в тон ему ответил задержанный. — Давеча твоя пуля чиркнула меня по ноге. Вон дырка-то на джинсах какая! — Кочерыжкин пододвинул ногу к лейтенанту. — Ты вон как быстро берешь след, как лега… как охотничий пес.

— А ты чего бежал-то?

— Испугался. С одной стороны — драчливые кредиторы, а с другой — тридцать суток маячит за то, что физиономия не нравится милиции.

Оперуполномоченный улыбнулся:

— Благодари господа Бога, что целился я по ногам, а не в туловище. А то бы уж в морге прописался, а не… Кстати, где ты прописан?

Помолчали.

— В Костроме. Здесь я работаю в кооперативе. Продукты заготовляю для теплоходов. Продуктов здесь навалом, после отмены госпоставок. Брошенных деревень здесь нет, не как в наших российских краях. Тут больше вкалывают, чем пьют.

— Зовут-то тебя как? — спросил Раисов, предлагая тому закурить.

— Валерианом кличут. Валериан Кочерыжкин. А курить я не курю. От дыма аллергия. Потому и бабцов на площадку выгоняю курить. Да и Нюрка табачный дым чует, как баба-яга, аж через несколько дней после курения…

— А кликуха-то у тебя откуда? Ходку что ли имеешь?

— Слава Богу, не судим. А кличку прилепили, как липучку с матерным словом, в школе. Был там один Лидер, всем клички пришпандоривал.

— Кому покупал дня три тому назад охапку бутылок с «Петровской водкой»?

— Это где? — Брови Кочерыжкина взлетели вверх.

— В «Тулпаре», Валериан. В «Тулпаре».

Капельки пота выступили на лбу допрашиваемого:

— А что? Покупать водку в больших количествах нельзя?

— Валериан, я спрашиваю не «почему», а кому ты покупал. Улавливаешь разницу? И не тяни время. У нас его нет. Там десять мертвецов дожидаются сведений о своих убийцах. Ты понял?! Десять!

Раисов резко встал:

— Ну, кому покупал?

— Вспомнил. Димке. Он на «Жигулях» с дружком приезжал. Как того зовут — не знаю. Ей-Богу, не знаю.

— Где живет этот Димка? Как фамилия?

— Фамилию не помню. Живет где-то в Караваево. А может, и не там.

— А может, номер машины помнишь?

— Номер… номер… — нервно повторял вопрос Кочерыжкин… — Вспомнил!

Валериан Кочерыжкин назвал номер «Жигулей» и его модель, пояснив, что Димку он встретил случайно на ипподроме. Он куда-то ехал в гости и попросил его, Валериана, взять ему полдюжины «Петровской водки» и «Русскую зиму», объяснив свою просьбу тем, что он тут впервые и никого не знает в ресторане.

— А когда ты с ним познакомился? — поинтересовался лейтенант.

— В поезде «Кострома — Москва», в одном купе ехали. Он, кажется, к родственникам ездил.

Через четверть часа милицейский «Жигуль» мчал их на улицу Камала, к зданию Республиканской спецсвязи. Прокурор Казани Сайфихан Нафиев еще был там. Пока ехали, по радиотелефону связались с городской автоинспекцией и узнали, кому принадлежат «Жигули» с номером, указанным Кочерыжкиным. Машина принадлежала некоему Ковалеву Дмитрию, проживающему на Измайловской улице.

Нафиев внимательно выслушал оперуполномоченного и Амирова. Затем вытащил из кармана записную книжку и, открыв на нужной странице, протянул ее лейтенанту:

— Этот номер «Жигулей»?

Лейтенант не поверил своим глазам, вытащил зачем-то носовой платок, затем сунул его обратно в карман. В записной книжке прокурора был тот самый номер машины, который принадлежал Ковалеву.

— Этот тип подъезжал сюда, — пояснил Нафиев. — Он показался мне подозрительным. Вот я, на всякий случай, и записал номер его машины. Но потом этот Ковалев исчез вместе со своими «Жигулями». Виновных в его побеге мы отыщем. Назначили служебное расследование.

— Выходит все-таки, Сайфихан Хабибуллович, мы впустую потратили время, — обескураженно проговорил лейтенант Раисов.

— Что вы, ребятки, вы добыли важные сведения. Теперь с уверенностью можно посылать наряд милиции за Ковалевым. Одним словом, молодцы.

Затем Амиров вкратце доложил своему начальству основные перипетии сегодняшнего вечера.

— Значит, у Ковалева есть родственники в Костроме? — задумчиво переспросил Нафиев своего заместителя. Надо узнать их адреса. На всякий случай. Вдруг этот Ковалев бросится в бега и из Татарстана…

Засада, которую организовали на квартире Ковалева, просидела двое суток, но хозяин квартиры словно канул в воду. Ни машины, ни самого Ковалева не обнаружили и в гараже. Побывали и на садовом участке, принадлежавшем родителям подозреваемого. Не появился он и на работе. Родители тоже ничего не знали о нем.

— А может, его прикончили сообщники, чтобы замести следы? — выразил предположение Амиров. — За тем, что происходит вокруг здания узла спецсвязи, мог наблюдать еще кто-то. И поскольку машина Ковалева вызвала подозрение у следствия (ее осматривали у места происшествия), то, видимо, они решили, что их подельник засветился…

Телефонный звонок прервал диалог Нафиева и его зама. То был дежурный по городу:

— Товарищ прокурор! В Казанке обнаружили «Жигули», шестерку. А на берегу — закопанные в песке отрубленные руки, принадлежащие мужчине лет 25–30. Кисть левой руки прострелена: обнаружили одно пулевое отверстие.

— Узнайте у родителей Ковалева: не левша ли их сын? И срочно мне перезвоните.

Вскоре из милиции города поступило сообщение: подозреваемый Ковалев, двадцати пяти лет от роду, — левша!