Детектив для попаданки

Жизнь номер два. Глава 5

Еду в составе, бережно поглаживая подушечками пальцев смартфон в кармане пальто. Сейчас в нем хранится мой самый ценный актив. Мысль о созданном файле так меня воодушевляет, что я почти не обращаю внимания на осуждающие людские взгляды, шарахание, как от прокаженной, и перешептывания за моей спиной. Потерпите, родимые! Поверьте, от меня смердит и вполовину не так сильно, как от помойки, в которой я провела сегодняшний вечер!

Приехав домой, торопливо сбрасываю с себя одежду, заталкиваю ее в огромный мусорный пакет и наглухо завязываю. Когда разбогатею, отнесу вещи в химчистку. С наслаждением принимаю горячий душ и, переодевшись в свежий, пахнущий ленором спортивный костюм, мчусь к смартфону. Открываю видео файл и, торжествуя, аки золотой призер Олимпиады, готовлю его к отправке.

Подписываю письмо немного ехидно: «Что, не ждали?» Но в голову вдруг заползают смутные опасения, что такое название наведет получателя на мысль о вирусе, поэтому меняю его на более корректное «Двухчасовой репортаж с помойки» и отсылаю Платону! Вот тебе, истязатель, получай!

Потом бросаюсь на кровать, включаю телевизор и механически перещелкиваю каналы. Нахожу передачу про Клеопатру. Историки в один голос твердят, что была она совсем не красавица, но ужасно обаятельна, умна и харизматична. Мужики падали к ее ногам штабелями, теряли жизни ради ночи с ней. Уж если эта страхолюдина смогла добиться стольких лет правления в Египте, то я, красавица писаная, добьюсь всего, чего пожелаю!

Выключаю телевизор, но мучительно долго не могу заснуть. В голове то и дело мелькают сцены сегодняшнего вечера, проведенного в помойке. В какой-то момент погружаюсь в мир грез, но снится мне далеко не то, что хотелось бы.

Платон, закутанный то ли в древнюю тогу, то ли в современную простыню, нависает надо мной мрачной тучей и изрекает:

- Имеешь ли ты цель себе на завтра, Катерина?

- Да, - робко блею в ответ. – Унизить вас охота и нос вам утереть!

- Вот дурная! Пока кому-то ты доказываешь что-то, ты неизбежно погружаешься в болото!

Впервые в жизни почти с облегчением просыпаюсь от звонка будильника. Это что же получается? Меня Платон уже и во сне воспитывает? Не коуч, а какой-то гибрид липучки репейной и Фредди Кюгера!

Рабочий день пролетает на ура. Щедро делюсь своим солнечным, праздничным настроением с клиентами и коллегами! Никаких претензий-нравоучений от начальницы, зато Сергей посматривает на меня со все большим интересом. О, поверь, я не та, кем сегодня выгляжу! Если тараканчики мои сегодня вымыты, причесаны и тихо дрыхнут в углу, это вовсе не значит, что их нет!

После работы несусь в метро и еду по уже знакомому маршруту. По дороге покупаю двойную порцию эспрессо, поднимаюсь по ступенькам в высокое здание, приближаюсь к уже знакомому столику и вижу всю ту же хрупкую женщину.

Она сверяется со списком и находит мое имя среди участников. Мне кажется, я взорвусь от счастья! Но я всего лишь сдержанно улыбаюсь, беру предложенный мне набор: бейдж, бумагу, скоросшиватель с листочками-конспектами на пройденные темы, ручку и величаво вплываю в зал.

Сажусь на первый ряд, чтобы посмотреть в глаза Платону, когда он увидит меня, сидящую прямо перед ним! Что за выражение в них прочитаю? Восхищение? Неловкость от собственной неправоты? Он ведь не верил в меня, наверняка, не верил, что я сумею осилить его вызов!

Неожиданно к нам выходит незнакомый, налысо выбритый мужик. Оказывается, сегодня выступает другой лектор. Да, он тоже интересен, рассказывает дельно и по существу, но это не Платон. Разочарование холодным ручейком затекает в грудь. Моя минута торжества, похоже, закончилась, и не начавшись. Ладно. Пустил сюда на халяву – и на том спасибо! Пытаюсь изо всех сил сфокусироваться на выступлении.

На сей раз тема – наше прошлое, удерживающее нас в плену. Порождающее блоки, комплексы, обиды, грызущие изнутри и не дающие нам идти вперед. Начинаем его проработку. Недовольные таракашки просыпаются и сердито шипят:

- С прошлым у тебя все в порядке!

- Кто старое помянет – тому глаз вон!

- Да ты звезда, как и твое звездное прошлое! О чем вообще речь?

- Пусть лучше научат в настоящем жить, от этого больше проку!

Пытаюсь игнорировать эти мысли, цепляюсь за голос лектора. Он призывает заглянуть внутрь себя, в свои воспоминания. Найти обидчика и написать ему все, что я чувствую в его адрес. Сжечь затем письмо. При необходимости повторить процедуру. Писать мы начнем прямо сейчас.

Вы серьезно?

А если я не согласна думать о прошлом? Научите меня лучше, как с людьми общаться и не сильно их обижать! Я для этого сюда пришла, а не для бессмысленных ковыряний в том, чего не воротишь!

Кошусь по сторонам. Все что-то строчат с задумчивым видом. Увидела даже слезы на глазах у седовласой тетеньки. Опачки, как ее проняло!

Конечно, никто мое сочинение читать не будет. Так и порывает написать на листочке всякий бред, типа «сами копайтесь в своих обидах!» Но писать по-любому что-то надо, чтобы не спалиться. Боюсь, вездесущему Платону станет известно о моем отлынивании, и он опять лишит меня халявы. Кажется, у меня нет шансов увильнуть.

Кто меня обидел больше всего - даже думать не надо. Перед глазами сразу возникает образ мамы. Холеной красавицы, увешанной бриллиантами. Ей уже давно перевалило за сороковник, а выглядит она на двадцать семь. Еще бы. У нее не было бессонных ночей, пока у меня резались зубы. Ей не приходилось волноваться за дочь, когда та лежала в отключке с температурой под сорок. Все заботы промчались мимо. Дочь вроде есть, а вроде и нет.

При мысли о ней чувствую, как меня снова переполняет ярость и боль. Передо мной чистый лист, который так и просит излить на себя мои чувства. Поддаюсь этому порыву и начинаю резко, взахлеб писать, пока не передумала.

«Ну, здравствуй, мамуля! Интересно, вспоминаешь ли ты о том, что у тебя есть дочь? Конечно, вспоминаешь. Наверно, рассматривая иногда свою фигуру, находишь изъяны и с досадой думаешь: «Зря рожала!» Выносить меня и родить – это самое большое и ценное, что ты для меня сделала, мамочка! Потом ты спихнула меня, двухнедельную малявку, на бабушку и упорхнула устраивать свою жизнь. Бабушка была мне настоящей мамой. По мере сил. А сил у нее было немного. У нее было плохое здоровье, сама знаешь. Я вызывала ей скорую по ночам, когда приступ астмы не получалось купировать ингалятором. Тебе не передать, через что я проходила, когда ее увозили в больницу и я, забившись под одеяло, тряслась от страха. Боялась, что она никогда больше не вернется. Утром сама собиралась в школу. Сама училась. Сама заваривала себе какой-то дрянной доширак на ужин – все, на что я была тогда способна. Врала всем взрослым, что за мной приглядывает какая-то мифическая соседка, тетя Вера. Чтобы не отняли от бабушки и не увезли в детдом. До пятнадцати лет у меня никого, кроме бабушки не было. А потом у нее случился последний приступ, из больницы она больше не вернулась. И вдруг на пороге моей жизни появилась ты. Красивая, лощеная дамочка, которой абсолютно не нужна ее дочь.

Почему, мама? Почему ты меня выбросила из своей жизни, как ненужный хлам? Неужели ты хуже какой-нибудь вшивой, ободранной кошаки, которая ни за что не оставит своих котят? Неужели личная жизнь и достаток оказались тебе важнее своей кровинки? Я никогда тебя не пойму! Но одной хорошей вещи ты меня все же научила, мама. Если я когда-нибудь и решусь родить ребенка, я сделаю для него все! Зубами выгрызу ему счастливую жизнь, если придется, но ни в жизнь его не брошу! Я никогда не стану тобою, мама! Это я тебе обещаю!»

Когда заканчиваю писать, обнаруживаю, что бумага покрыта мокрыми пятнами. Вот черт! Разревелась, как дура! Позволила себе опять пройти через боль, от которой прячусь много лет!

Незаметно смахнув слезу, осматриваюсь по сторонам. Кажется, почти все уже закончили разговоры с обидчиками. Вскоре нам объявляют о собрании по группам. Вижу, как люди кучкуются лицом друг к другу.

Я пришла позже всех, и, кажется, не приписана ни к одной группе. Поднимаюсь с сиденья и верчу головой, пытаясь сориентироваться, что мне делать. Ко мне подходит сегодняшний лектор и хочет что-то сказать, как вдруг за моей спиной раздается знакомый, уверенный голос:

- Анна будет в моей группе.

Поворачиваюсь резко и почти утыкаюсь в Платона! Рассматриваю его красивое, чисто выбритое лицо. Явился не запылился, родимый!