Детектив и политика 1991 №4(14)

Роберт Бруттер НАСЛЕДСТВО ПО ЗАКАЗУ

Роберт Бруттер — псевдоним польского писателя и журналиста Анджея Грембовича, автора многочисленных рассказов и повестей. В настоящее время он руководит пресс-центром Сейма Республики Польша.

© Andrzej Grembowicz. 1985.

© Оксана Куничек, перевод с польского, 1991.

Вечерело. В небольшой квартире на Кенсингтон стало совсем темно. Джек Лемон, молодой репортер вечерней лондонской газеты "Ивнинг стандард", удобно устроился в большом старом кресле, зажег стоявший рядом торшер и развернул "Таймс". Начал он, как всегда, с объявлений. Одно за другим мелькали сообщения об утерянных вещах и документах, пропавших и найденных собаках, сдаче внаем домов и продаже всего, чего только можно. Но вот внимание молодого человека привлекло необычное объявление:

Вниманию будущих наследников! Никогда не теряйте надежды!

Вам поможет наша контора по делам о наследстве Паймлико, Сазерленд-стрит, 37.

"Еще один проходимец пытается поймать на удочку легковерных, — подумал Джек. — И такие наверняка найдутся, так что и этот чудотворец с голоду не помрет".

Зевнув, Лемон отложил газету, встал и подошел к бару.

Джек Лемон был из числа тех людей, которые удивительно часто оказываются правы.

Роджер Холл был один в маленькой тесной конторе на Сазерленд-стрит. Он взглянул на часы: без четырех двенадцать. До прихода клиентов оставалось четыре минуты. Холл спокойно сидел за старым письменным столом, слегка откинувшись в кресле и прикрыв глаза. Вот на лестнице послышались шаги, в дверь постучали. В комнату вошли двое: начинающий лысеть, еще крепкий мужчина средних лет и худощавая женщина в элегантном шерстяном костюме. Оба с некоторой опаской смотрели на Холла. Тот не торопясь приподнялся при виде их.

— Добрый день. Я Роджер Холл, — сказал он негромким низким голосом и, указав жестом на два стула, опять опустился в кресло.

— Мы хотели бы, — неуверенно начала женщина, — мы бы хотели знать, какие… какие шансы даст нам ваша помощь.

— По телефону вы сообщили мне слишком мало сведений о вашем деле, — ответил Холл, — так что пока я не могу ответить на вопрос.

— Понимаю, — кивнула женщина. — Что вас интересует?

— Сведения о человеке, наследства которого вы ожидаете.

— Это моя тетка, я ее единственная родственница. У тетки есть капитал, который я должна унаследовать. Состояние небольшое, но мне… нам, — поправилась она, — очень нужны эти деньги. Нужны сейчас. Однако все говорит о том, что пройдет еще много лет, пока… ну, вы понимаете. Мы уже советовались с юристами, они нам помочь не могут. Теткино состояние может перейти ко мне лишь после ее смерти. Не знаю, насколько в ваших силах…

— Сколько лет вашей родственнице?

— Минутку, — женщина быстро что-то подсчитала в уме. — Да, ей ровно семьдесят.

— А ее мать дожила до девяноста, — угрюмо бросил молчавший до сих пор мужчина, и в его голосе слышалась явная претензия по адресу зажившейся старушки.

Холл чуть заметно улыбнулся и сказал:

— Что ж, пожалуй, я возьмусь за ваше дело. Уточним еще кое-какие детали. Организационные и, разумеется, финансовые. Я же со своей стороны даю гарантию в том, что не пройдет и месяца, как вы получите наследство.

Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Женщина вздрогнула и побледнела, мужчина привстал со стула.

— Что? Как? — одновременно воскликнули они.

Холл улыбнулся одними губами.

— Вы должны понять, уважаемые клиенты, что у меня есть профессиональные тайны. Получить наследство можно, как вам наверняка уже объяснили юристы, либо с согласия завещателя, либо в соответствии с постановлением суда о его недееспособности. Насколько я понимаю, и первое и второе в вашем случае исключается. Следовательно, моей задачей является обеспечить… сделать так, чтобы вы получили наследство… гм… естественным путем.

— Но… — начала было женщина, глаза которой от удивления стали совсем круглыми.

Холл перебил ее:

— Я уже заверил вас и повторяю еще раз: все произойдет самым естественным и законным путем. Вам не грозит ни вмешательство полиции, ни расследование, в общем, никаких неприятностей вы не испытаете…

— Но ведь тетка…

— …а вы получите наследство. Заметьте, я не требую от вас никаких обязательств, никакого аванса, задатка, никакой расписки. Мы с вами не будем составлять никакого соглашения, все построено на взаимном доверии. Я делаю свое дело — вы мне заплатите после его успешного окончания. Разумеется, я рискую, но уж такова моя профессия. Не правда ли, для вас эта сделка выгодна?

Мужчина не мог избавиться от сомнений:

— Не знаю, не знаю… А что вы с ней сделаете?

— А вот это уже, — вновь холодно улыбнулся Холл, — моя профессиональная тайна.

Женщина поддержала мужа:

— Но мы ведь должны знать, мы не можем решиться вот так, не зная, на что идем.

— А что вам надо еще знать? Я ведь уже сказал вам, что именно и когда произойдет, а подробности операции не должны вас интересовать. Чем меньше будете знать — тем лучше для вас, а весь риск я беру на себя.

— Ну, не знаю… — Женщину все еще терзали сомнения. — Во всяком случае, нам надо подумать.

— Да о чем тут думать? — накинулся на нее муж. — Нам подворачивается случай, надо хвататься за него, и все тут! Или ты, может быть, предпочитаешь ждать еще двадцать лет, пока старуха копыта… пока она выпустит наконец из рук наши денежки?

— Кретин! — сквозь зубы прошипела женщина и, обращаясь к Холлу, спросила: — А каков будет ваш гонорар? Сколько вы хотите за… за эту услугу?

Холл откинулся в кресле и, глядя ей прямо в глаза, произнес:

— Десять тысяч фунтов.

Мужчина с трудом удержал себя от того, чтобы вскочить с места, но вопля ему сдержать не удалось:

— Десять тысяч? Десять тысяч фунтов стерлингов? Такая прорва денег?!

— А какую часть это составит от суммы наследства, которое вы получите? — спокойно поинтересовался Холл.

— Гм… — смешался тот. — Точно я не знаю…

— А я полагаю, не столь уж большую. Итак, решайтесь.

Женщина раздумывала, опустив голову.

"Притворяется, — думал Холл. — Она не глупа и решительна и еще до прихода сюда уже все обдумала".

Он не ошибся. Подняв голову, женщина твердо и кратко заявила:

— Мы согласны. Но мы не дадим вам никакой расписки, у вас не останется никакого следа нашей сделки. Вы должны будете поверить нам на слово и относительно гонорара.

Холл не сумел сдержать улыбки:

— Доверие к нашим клиентам, разумеется, прекрасная вещь, но, поверьте, в моем распоряжении имеется и кое-что посущественнее. Впрочем, я убежден, что свои обязательства вы выполните, так что не будем об этом говорить. Теперь осталось лишь сообщить мне вашу фамилию, а также фамилию и адрес вашей тетки.

Женщина изобразила удивление и даже некоторое смущение:

— Как, неужели мы не представились? Ах, извините! Кэт и Филипп Бэйнем. Мою тетку зовут Мэри Калгарет. А ее адрес, — она вырвала из блокнота листок и быстро написала на нем несколько слов, — вот, пожалуйста. Это все, или вам нужны еще какие-либо сведения?

— Так, остались пустяки. Два слова об образе жизни вашей тетки, ее привычках, прислуге.

— Живет она в своем доме вдвоем со старой служанкой. Раз в неделю тетка предоставляет ей выходной, и та уезжает на весь день к своей родне. Не знаю, как сейчас, мы не так уж часто видимся, а раньше тетка любила часами просиживать в парке, что рядом с ее домом. Насколько мне известно, образ жизни она ведет уединенный, знакомых у нее мало — одна-две приятельницы, такие же пожилые женщины. Да, вспомнила, она очень близка с соседкой, есть такие отвратительные старые бабы, очень любят совать нос в чужие дела и всех поучать. Что еще?

— Хватит, пожалуй. Осталось записать лишь ваш адрес.

Женщина быстро дописала его на том же листке из блокнота и встала.

— Каким образом мы будем поддерживать с вами связь? Вы нам будете звонить?

— В этом нет необходимости, — ответил Холл. — Мы увидимся с вами еще один раз, через месяц. Я приду за гонораром.

На прощание мужчина счел нужным все-таки сказать свое слово:

— Мистер Холл, я не знаю и не хочу знать, что вы собираетесь предпринять, но учтите, мы от всего отопремся. Если вы сделаете что-либо противозаконное, отвечать будете сами. Мы с вами не встречались, ни о чем не договаривались, знать вас не знаем.

Холодно взглянув на него, Холл ответил:

— Знаю. Не бойтесь.

— Я не боюсь! — взорвался Филипп Бэйнем. — Я просто предупреждаю вас.

— Излишне. — Холл счел разговор законченным. — Прощайте.

— До свиданья, — ответила женщина. Мужчина лишь кивнул головой и молча вышел вслед за ней.

Какое-то время Роджер Холл еще неподвижно сидел в своем кресле. Затем он встал, широко распахнул окно и сделал глубокий вдох.

— Отвратительная пара, — пробурчал он и, окинув взглядом свою контору, добавил, крепко сжав голову обеими руками: — Ну да ничего. Осталось потерпеть совсем немного.

Памела Джонс была девушкой что надо: пышные рыжеватые волосы, чудесная фигурка, недостатки в которой могла усмотреть разве уж совсем злобная баба, и, наконец, стройные ножки, которыми сейчас Джек Лемон имел возможность любоваться вдоволь. Одетая лишь во фланелевую рубашку Джека, его подружка босиком хлопотала в кухне, готовя завтрак.

— Подойди-ка сюда на минутку, — позвал он.

— Да, на минутку подойдешь, а потом на работу опоздаешь, — безжалостно отрезала Памела и добавила: — Я бы и вам, мистер Киш, тоже советовала наконец встать, знаменитому репортеру просто необходимо сохранить силы для предстоящей ответственной работы.

Джек Лемон изобразил на лице величайшее возмущение:

— Что ты имеешь против моей работы? А может, ты просто ревнуешь меня к ней? Или завидуешь моей всемирной славе? Или тебе не по вкусу мой сногсшибательный успех у прекрасного пола?

— Всемирная слава! — рассмеялась Памела. — Вставай, лентяй, иначе тебе никогда не подняться выше хроники скандалов и происшествий. Правда, миссис Мэри считает тебя хорошим мальчиком, но говорит, что ты станешь юношей лишь лет через десять, а уж мужчиной… Вряд ли ты им вообще когда-либо будешь. До сорока останешься мальчиком, а после сорока станешь сразу стариком. И она очень сочувствует мне по этому поводу.

— Она и в самом деле так сказала? — возмутился Лемон. — Сегодня же начну пикетировать ее дом и не перестану до тех пор, пока она публично не покается в клевете на честного журналиста!

— Вот бы миссис Мэри порадовалась! Такое развлечение для старушки! — улыбнулась Памела.

— Ах, женщины, женщины, — вздохнул Джек Лемон и спустил ноги с постели.

Уже в машине, отвозя Памелу на работу в ее офис, Джек поинтересовался, во сколько она придет.

Уже недели две Памела Джонс практически жила в холостяцкой квартире Джека, и с каждым днем ему это нравилось все больше, хотя он всегда считал, что истинный репортер (а таким он, без сомнения, был) должен отдавать работе все свои силы и время и просто не имеет права заводить семью. Об этом он честно предупредил Памелу и, чтобы она не забыла, как минимум через день напоминал ей о своем кредо, она же в ответ неизменно кивала головой и всецело с ним соглашалась. Непонятно почему, но такое ее поведение почему-то совсем не нравилось Джеку, вызывая какое-то смутное беспокойство и заставляя подыскивать все новые аргументы в подтверждение упомянутого жизненного кредо.

И вот теперь, когда он задал свой вопрос, Памела лишь улыбнулась и промолвила:

— А кто сказал, что я вообще приду?

Джек опешил.

— А какие могут быть в этом сомнения? Разве я не интересный мужчина, можно сказать — красавец шатен, журналист с блестящим будущим, великолепно вожу машину — сама видишь, прекрасно плаваю…

— Постой, милый, о ком это ты?

— Ох…

— Ладно, в восемь приду.

— А почему так поздно?

— Я обещала миссис Мэри сегодня забежать к ней.

— Опять?

— Ничего не опять, скорее наконец-то! Ведь я не была у нее уже целую неделю, а кроме того, мне просто необходимо пообщаться время от времени хоть с одним умным человеком, а то от постоянного общения с одним журналистом…

— Ну вот, опять! Далась тебе моя работа! Что тебе в ней не нравится?

— Миссис Мэри говорит… — начала было Памела, но Джек не дал ей закончить:

— Я своими руками придушу твою миссис Мэри, если она не перестанет говорить обо мне гадости! — прорычал он.

— Ладно, ладно, успокойся, мой тигреночек! — Памела ласково погладила Джека по плечу. — У тебя прекрасная профессия, а я постараюсь прийти пораньше.

— А тебе обязательно вообще идти к ней?

— Конечно, я ведь обещала. Может, ты станешь более снисходительным, когда узнаешь, что старушку я навещаю отнюдь не из добрых чувств — меня побуждает алчность и трезвый расчет, ведь я надеюсь на богатое наследство.

Лемон немного сбросил скорость.

— Она разве богата? Ты как-то не упоминала об этом.

— А ты и поверил? — возмутилась Памела. — Вот уж не знала, что ты такой материалист! Нет, не надейся, богатой я не стану. Какие-то деньги у миссис Мэри наверняка есть, но какие — понятия не имею. И должна тебя огорчить — все они достанутся ее родственнице. У миссис Мэри есть племянница, дочь ее сестры. Кажется, замужем. У миссис Мэри я ее ни разу не встречала, так что точно не знаю.

— Нет, это просто ужасно! — вздохнул Лемон. — Более того, это ужасно вдвойне! Во-первых, нам ничего не перепадет, во-вторых, ты совсем не деловой человек!

— Нам? А при чем тут ты? Неужели ты рассчитываешь, что я выпущу из своих рук хоть пенни?

— Какая же ты материалистка! — Лемон остановил машину у офиса Памелы. — Приходи все же пораньше, ладно? Я буду очень ждать. — И он крепко обнял девушку.

— Джек, я опоздаю!

— Будь проклята твоя работа! Сегодня же подай заявление об уходе!

— Тогда я перейду на твое иждивение…

— …и мы будем питаться акридами…

— …и медом диких пчел…

— …и…

— Прощай, чудовище! — Памела выскользнула из его объятий и, хлопнув дверцей машины, побежала к дверям офиса.

Лемон откинулся на спинку сиденья и закурил сигарету. При мысли о необходимости ехать в редакцию он ощутил к ней такую неприязнь, что сам удивился: а как же хваленая его одержимость профессией репортера? Вздохнув, он включил первую скорость.

Мэри Калгарет заперла двери своей квартиры на Оук-стрит и еще раз проверила, хорошо ли заперла. Сегодня у ее служанки, старой Юдифи, был выходной, и, как всегда в этот день, та поехала к сыну, проживавшему с женой и двумя детьми в одном из лондонских предместий.

Мэри Калгарет очень хорошо сохранилась для своих семидесяти лет. В немалой степени этому способствовали и ежедневные продолжительные прогулки по парку, расположенному недалеко от ее дома, а тщательное соблюдение диеты, специально для нее разработанной ее лечащим врачом, весьма успешно предохраняло пожилую женщину от склероза. В отличие от своих ровесниц миссис Мэри всегда помнила, куда положила очки, что ела на ленч в прошлый четверг и какую сумму проставила в своей чековой книжке на прошлой неделе. Сама же она всерьез уверяла, что сохранить хорошую форму ей помогают кроссворды, которые она просто обожала и разгадывала по нескольку штук в день. Они никогда не надоедали ей, и за каждый новый она принималась с энтузиазмом, горя каким-то детским желанием узнать, что на сей раз придумал для нее автор головоломки, чем он удивит ее.

Правда, в последнее время миссис Калгарет испытывала какое-то странное недомогание. Вот уже несколько дней почему-то болела голова. И сердце. Впервые за свою жизнь Мэри Калгарет почувствовала свое сердце, до сих пор оно никогда не доставляло ей ни малейших хлопот. Всегда спокойная и уравновешенная, она стала вдруг ощущать какое-то непонятное беспокойство. Естественно, она пригласила врача, который уже много лет наблюдал за ее здоровьем. Врач внимательно обследовал свою пациентку, многозначительно кивая головой (это кивание решительно не понравилось Мэри Калгарет), прописал ей отдых, спокойствие и посоветовал избегать волнений.

"Коновал! — сердилась миссис Мэри. — А чем, интересно, я еще занимаюсь последние пятнадцать лет?"

Сегодня, как обычно, она несла под мышкой несколько журналов, в которых кроссворды отличались особой сложностью. У ворот парка ее приветствовал поклоном молодой мужчина в синем костюме. Уже несколько дней он то и дело попадался ей на глаза — то неторопливо прогуливался по аллеям парка, то читал газеты, сидя на лавочке. Такое времяпрепровождение старая женщина не одобряла. "Ну и времена настали! — ворчала она про себя. — В его возрасте я не могла бы позволить себе прохлаждаться в парке целыми днями. Куда мы катимся?"

Усевшись на своей любимой скамейке, она устроилась поудобнее и раскрыла первый журнал с кроссвордом.

"Посмотрим, посмотрим, что сегодня заготовили они для меня. "Между Тристаном и Изольдой". Ну, это проще простого — меч. Пошли дальше. "Итальянское блюдо из мяса с рисом" — издеваются они надо мной, что ли? Каждый ребенок…"

И тут ей помешали. Кто-то остановился рядом. Подняв голову, миссис Калгарет увидела того самого незнакомого мужчину в синем костюме. Бледное лицо, коротко остриженные черные волосы и словно выцветшие бледно-голубые глаза. Он стоял и терпеливо ждал, когда же она обратит на него внимание. После того как миссис Калгарет недоуменно взглянула на него, он еще с минуту молча смотрел ей в глаза, после чего спросил:

— Миссис Мэри Калгарет, если не ошибаюсь?

Старушка удивленно кивнула головой.

— Прошу извинить мою назойливость, — медленно и четко отделяя слова, произнес незнакомец, — но некоторые чрезвычайно важные обстоятельства заставляют меня нарушить ваш покой. Разрешите представиться и простите, что делаю это столь бесцеремонно. Меня зовут Джонатан Гэйбл.

И он протянул руку.

Все еще недоумевая, миссис Калгарет, секунду поколебавшись, подала ему свою. "В конце концов, я не молоденькая девушка, а он не похож на коварного соблазнителя", — подумала она.

В тот момент, когда их руки соприкоснулись, она ощутила как бы неожиданный резкий удар. Мертвящий холод, охватив все тело, сконцентрировался в грудной клетке. В сердце нарастала острая боль, становилась нестерпимой.

— Я… — немеющими губами женщина пыталась позвать на помощь. — Что со мной? — И, уже теряя сознание, услышала спокойный голос незнакомца:

— Ты умираешь.

Памела Джонс тихо открыла дверь квартиры Джека Лемона и, медленно войдя в комнату, обессиленно прислонилась к стене. Удивленный Лемон воскликнул, срываясь с кресла:

— Дорогая, что случилось?

— Миссис Мэри умерла, — тяжело вздохнув, ответила Памела.

От неожиданности Джек замер на месте, потом, подойдя к девушке, нежно обнял её и, усадив в кресло, ласково погладил по голове.

— Ну-ну, успокойся, малышка. Расскажи мне, что же произошло?

Еще раз вздохнув, Памела усталым голосом произнесла:

— Врач говорит — инфаркт. Но это же абсурд! Сердце у нее всегда было здоровое, и Юдифь сказала, что еще вчера она была здоровехонька…

— Рассказывай, малыш, тебе надо выговориться. Как это случилось? Где? Дома? Она была одна?

— Нет, не дома. Ее нашли мертвой в парке. Соседка увидела, что она лежит на скамейке. У миссис Мэри была в парке любимая скамейка, она там всегда сидела и разгадывала свои кроссворды. Представляешь, умерла вот так, и никого из близких не было рядом. Это самое ужасное. Бедная старушка, умерла в парке на скамейке, одна-одинешенька…

— Ну успокойся, успокойся! — Джек, как ребенка, гладил по голове рыдающую девушку. — И, в конце концов, какая разница, где умереть — на кровати или на скамейке? — добавил он не очень кстати. — У нее и раньше с сердцем не все было в порядке?

— Мне она никогда на сердце не жаловалась. А сегодня, когда она… когда это случилось, я разговаривала с ее врачом, так вот он сказал, что сердце у нее всегда было здоровое, лишь в последние дни она что-то стала на него жаловаться, врач ее осмотрел и не нашел ничего серьезного, так, нормальные возрастные изменения. С таким сердцем, утверждал врач миссис Мэри могла прожить еще долгие годы. Ее смерть от сердечного приступа оказалась для него большой неожиданностью. Может быть, сказал он, моя пациентка чего-то очень испугалась или ее что-то очень сильно огорчило…

— В таком возрасте старушке немного надо, — заметил Лемон.

— Ну, не знаю, она была всегда очень уравновешенна, не склонна поддаваться эмоциям.

— Ты говорила, у нее есть родные. Их известили?

— Да. Та самая соседка, которая нашла миссис Мэри в парке, позвонила Юдифи, ведь у той был как раз выходной и она уехала к сыну за город. У Юдифи был телефон племянницы миссис Калгарет, и она известила ее. Знаешь, Юдифь удивилась, как эту весть восприняла племянница. Ведь та с теткой виделась очень редко, они недолюбливали друг друга. А тут племянница вдруг так разволновалась, Юдифь даже не ожидала.

— Когда же это случилось?

— Утром, часов в десять утра. Соседка миссис Дэйв-сон рассказывала, что все произошло чуть ли не у нее на глазах. Миссис Дэйвсон тоже была в парке, вышла подышать воздухом, — сидела на скамейке и читала книгу. Она видела, как в парк пришла миссис Мэри, села на свою любимую скамейку и принялась, как обычно, за кроссворды. Она не любила, когда ей при этом мешали, вот соседка и не стала навязывать ей свое общество, а осталась себе читать. И еще она видела, как миссис Мэри разговаривала с каким-то мужчиной. Странно, потому что тот наверняка отвлек ее от кроссвордов, ну да это ее дело, подумала и опять уткнулась в книгу. А когда спустя несколько минут опять посмотрела, увидела, что миссис Мэри лежит. Соседка бросилась к ней, а она уже мертва. — Памела опять разрыдалась и спрятала лицо на груди Джека. — Знаешь, для меня самое страшное в том, что бедная женщина умерла в одиночестве, как и жила. И никого из близких не было при ней в этот страшный момент.

Джек решил, что следует принять более серьезные меры для успокоения Памелы, осторожно отстранил мокрое от слез лицо девушки, подошел к бару и вернулся с двумя бокалами.

— Выпей, — сказал он, протягивая один подружке. — Это то, что тебе сейчас требуется.

Памела послушно сделала глоток и продолжала:

— Нет, ты только представь, ведь это же действительно страшно, страшно, когда вот так кончается жизнь — парк, скамейка и… и конец.

— Ей было уже семьдесят лет, — заметил Джек с жестокостью молодости.

— Да, конечно, но все равно…

— Послушай, дорогая, пошли-ка лучше куда-нибудь поужинаем…

— Нет, Джек, давай сегодня посидим дома, ладно?

— Конечно посидим, малышка, посидим вдвоем, поговорим, попечалимся вместе, о'кей? Хочешь еще выпить?

— Да, — кивнула Памела. — И побольше порцию.

Через неделю в дверь дома супругов Бэйнем позвонил мужчина в синем костюме. Уже смеркалось, улица была пустынна. Двери открыл Филипп Бэйнем. На нем была поношенная твидовая куртка и старые полотняные брюки. Гостей он явно не ожидал.

— Добрый вечер! — приветствовал его гость тихим низким голосом.

При виде его Бэйнем оторопел и даже не ответил на приветствие.

— Ах, это вы, — взяв себя в руки, наконец произнес он без особой радости и нехотя добавил: — Что ж, проходите.

Окинув быстрым взглядом пустынную улицу, он поспешил захлопнуть дверь и повел Холла в комнаты.

— У нас гости, Кэт! — крикнул он, предупреждая жену. — Пришел мистер Холл.

Кэт Бэйнем поднялась навстречу гостю.

— Слушаю вас. — Женщина постаралась произнести это надменно, но легкая дрожь в голосе выдавала ее.

— Нечего слушать, — грубо ответил Холл, — надо платить. Тетка умерла неделю назад, и теперь ее состояние — ваше!

— Да, — стараясь сохранить спокойствие, возразила Кэт Бэйнем. — Тетка действительно умерла, но умерла естественной смертью от сердечного приступа, мистер Холл. И вы сами понимаете, что при сложившихся обстоятельствах наш договор теряет силу. За что же вам платить?

— Не говорите глупостей, — сквозь зубы процедил Холл. — Я вам обещал, что в течение месяца вы получите наследство, и вы его получили. Со времени нашей договоренности прошло десять дней. Тетка ваша умерла, ее состояние перешло к вам. Врачами установлена естественная причина смерти, как вы только что изволили подтвердить, сердечный приступ, значит, никаких осложнений с полицией и с нотариусом у вас не будет. Все получилось так, как я обещал; не правда ли?

Побледнев, миссис Бэйнем бессильно опустилась на софу.

— Что вы ей сделали? — прошептала она.

— А уж это — мое дело, — отрезал Холл. — И чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас.

Железная логика его слов не оставляла места сомнению. Закрыв лицо руками, Кэт пыталась справиться с собой, переваривая услышанное. Не осталось и следа от ее первоначального высокомерия. Зато муж попытался оказать сопротивление:

— А что, если мы не заплатим?

— Я хотел избежать неприятного разговора, — холодно улыбнулся Холл. — Увы, не получилось. По вашей вине. Не подумайте, что я пытаюсь вас запугать, но боюсь, как бы с вами не приключилось то же самое, что и с теткой вашей жены. И тогда вашей супруге придется выплатить мне уже двадцать тысяч, не то с ней самой произойдет несчастье…

— Филипп! — выкрикнула Кэт Бэйнем. — Заплати ему!

— Но, Кэт… — начал было муж.

Жена не дала ему закончить, со злостью стукнув кулаком по спинке софы:

— Заплати немедленно, идиот! Разве ты не понимаешь — он действительно сделает это! Дай ему денег, и пусть катится отсюда!

Филипп Бэйнем неохотно послушался, вышел из комнаты и вскоре вернулся с толстым белым конвертом в руках. Подойдя к Холлу, все еще стоявшему в дверях, он протянул ему конверт.

— Здесь десять тысяч фунтов. — И сдержавшись, добавил с угрозой в голосе: — И советую забыть, что вы нас вообще видели. Это моя жена струсила, но не я.

— Благодарю. — Холл засунул конверт во внутренний карман пиджака. — Вы струсили больше вашей жены, но это не имеет значения. Что же касается того, чтобы забыть, тут вы правы. И вы и я одинаково заинтересованы в том, чтобы это осталось между нами. Прощайте.

Окинув холодным взглядом супругов, он отвернулся и вышел, захлопнув за собой дверь.

Хозяин дал выход своей ярости:

— Черт бы его побрал! Хороши же мы с тобой! Позволили выдоить себя, как покорные бараны!

— Коровы…

— Какие коровы?

— Покорные. Бараны не доятся, дурачок. И успокойся. Лучше подумай о том, сколько денежек нам оставила тетка, мир ее праху… И, в конце концов, какая разница, способствовал тому этот Холл или нет, а сто пятьдесят тысяч фунтов теперь наши!

— Это правда! — Филипп при мысли о деньгах тотчас успокоился и даже разулыбался. — Когда вскрывают завещание?

— Завтра в шестнадцать. Пойдешь со мной?

— И ты еще спрашиваешь!

На следующий день Памела пришла очень поздно. Пришла? Следовало бы сказать — ворвалась как буря, прервав любимое занятие Джека Лемона — штудирование отдела объявлений "Таймс".

Стараясь подавить беспокойство, он напустился на девушку:

— Почему так поздно? Небось целый вечер уговаривала шефа повысить тебе зарплату?

— Свинья! Если будешь себя так вести, не скажу тебе, что произошло.

— Молчу, молчу! Рассказывай!

— Мне позвонил адвокат миссис Мэри.

— И что же?

— И сообщил, — Памела сделала глубокий вдох, — сообщил, что в шестнадцать часов в нотариальной конторе будет вскрыто официально завещание миссис Мэри. И чтобы я при этом присутствовала. Естественно, я удивилась и спросила, а мне-то зачем присутствовать, ведь я же не состою с ней в родстве, а он на то — "есть веские основания требовать вашего непременного присутствия". И больше ничего не стал объяснять. Но чтобы я непременно пришла.

— Ну и…

— Ну и я пошла. Там уже были племянница миссис Мэри с мужем и Юдифь. А когда вскрыли завещание, оказалось, что миссис Мэри записала мне половину своих сбережений!

— Как интересно! — рассмеялся Лемон. — И много ли сберегла старушка?

— Я получу… — Памела опять сделала глубокий вдох, — я получу около семидесяти пяти тысяч фунтов!

"Таймс" выпал у Лемона из рук. Он достал из пачки сигарету, и уже с третьей попытки ему удалось ее зажечь. Затянувшись, он попросил:

— Повтори, дорогая, сколько?

— Семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов, мое сокровище! Ты не мог бы приготовить мне выпить?

— М-могу… — пробормотал совершенно ошарашенный Джек.

— Но не все так просто, — вздохнула Памела. — Есть одно неприятное обстоятельство.

— В завещании оговорено, что ты должна перевести эту сумму в приют для бездомных кошек?

— Нет, — грустно улыбнулась девушка. — Бэйнемы.

— А это кто такие?

— Племянница миссис Мэри и ее муж.

— А… — понимающе вздохнул Лемон. — Стало быть, они…

— Вот именно. Им миссис Мэри завещала вторую половину, а они, похоже, рассчитывали на всю сумму.

— А они знали о деньгах тетки?

— Выходит, знали. Кэт ограничилась тем, что испепелила меня взглядом, но вот ее муж…

— Что ее муж?

— Устроил мне самый настоящий скандал. Как он кричал и оскорблял меня! Называл бессовестной мошенницей и авантюристкой, которая обманом втерлась в доверие к старой беспомощной женщине, опутав ее притворным участием, наговаривала на законных наследников, старалась всячески принизить их в ее глазах и много в том преуспела.

— Неплохо!

— О, жаль, ты не слышал, он еще много чего вопил в том же духе, не помня себя от злости. Я пыталась словечко вставить, возразить, что приходила к миссис Мэри вовсе не из-за денег, о которых вообще ничего не знала. Он мне не поверил и продолжал буквально бесноваться. Даже выкрикнул нечто такое, что меня удивило. Я потом всю дорогу думала об этом. Знаешь, он крикнул: "И какое право ты… такая-сякая… имеешь на эти деньги, ведь ты же получила их задаром, ничего для этого не сделав, ни гроша не заплатив!" И тут Кэт крикнула на него: "Заткнись же, идиот!"

— Ну и что?

— Разве непонятно? Он явно подчеркнул это "ты", дескать, вот я ничего не сделала, чтобы эти деньги заработать, а они что-то сделали.

— Может, он имел в виду их визиты к тетке, заботу о ней…

— Смеешься? Он не мог на это намекать, ведь они не были у старой тетки уже несколько лет! — взорвалась Памела. — Какая там забота? Пришлют поздравительную открытку к Новому году — и все.

— Гм… интересно, что же мог сделать этот Бэйнем? Зарезал миссис Мэри, а потом представил дело так, что старушка скончалась от сердечного приступа?

— Не дурачься. — Памела задумчиво смотрела на огонь лампы. — Я и в самом деле глубоко убеждена — здесь дело нечисто. Видел бы ты их в тот момент, когда прочли завещание! Сначала они были просто ошарашены, такой неожиданностью это для них явилось. Нет, не то… Они походили на людей, которых оставили в дураках. Отняли то, что они считали своей законной собственностью. А потом эта дикая ярость… Нет, тут что-то совсем другое.

— Но что именно, малышка? Ведь миссис Мэри умерла от инфаркта, это не вызывает сомнения. И, в конце концов, их ярость можно понять, они же считали себя единственными наследниками состояния покойной, других родственников у нее не было.

— Все это так, но тут другое, — упрямо твердила Памела. — Я же чувствую. Но ты, ты! — набросилась она вдруг на Джека. — А еще журналист! Пошевелить мозгами лень! Уцепился за самое очевидное и ни шагу в сторону! Никакого воображения! Разве может настоящий репортер вот так, с ходу, отвергать все самые очевидные сомнения и даже не вполне понятные подозрения? А ты… Никакого желания дать себе труд задуматься, может, докопаться до истины! Уверена, что тебе ни в жизнь не написать по-настоящему интересный, захватывающий репортаж, я уже не говорю о сенсационном материале, бумагомарака несчастный!

Джека наконец проняло.

— Напрасно ты так на меня нападаешь. Сенсация, говоришь? А как это можно доказать?

— Нет, вы только послушайте! Ведь это я тебя спрашиваю, прославленного журналиста, гордость отечественной публицистики! Вот и посоветуй мне, что делать?

Гордость отечественной публицистики не задумываясь посоветовала:

— Начать, наверное, надо с того, чтобы поговорить еще раз с соседкой, как ее…

— Миссис Дэйвсон.

— Вот, поговорить еще раз с этой миссис Дэйвсон. Пусть она тебе спокойно, со всеми подробностями расскажет о том, что видела. Может, о чем-то она тогда не сочла нужным упомянуть, считая мелочью, не заслуживающей внимания, может, что припомнила за эти дни теперь, на свежую голову. А это может оказаться важным. А у полиции причина смерти не вызывает ни малейшего сомнения?

— Нет, вскрытие подтвердило причину смерти — инфаркт миокарда.

— Ну что ж, поговори с соседкой. Хотя в данный момент тебе следует подумать над проблемой гораздо более важной — что делать со свалившейся на тебя кучей денег?

— Не волнуйся, дорогой, тебя я не забуду, — улыбнулась Памела. — Я поставлю тебе пиво.

— Жадюга! — пробурчал Джек. — Впрочем, другого я от тебя и не ожидал.

С визитом к миссис Дэйвсон Памела отправилась уже на следующий день, после работы. Торопиться домой не было необходимости, так как у Джека в этот день предполагалось вечернее дежурство в редакции.

Считая себя со вчерашнего дня богатой женщиной, Памела решилась на безумные траты и взяла такси. До сих пор она никогда не позволяла себе такого, но теперь… На всякий случай девушка прихватила с собой маленький магнитофон Джека и две запасные кассеты. А вдруг пригодится…

Такси стоило бешеных денег, девушка никак не ожидала такой суммы, но, махнув рукой, заплатила, сделав вид, что для нее это дело привычное. Да и что значит такая сумма при ее теперешнем богатстве?

Памела позвонила у калитки домика Марты Дэйвсон. Та уже ждала девушку, поскольку они заранее условились о встрече по телефону.

— Заходи, заходи, милочка! — Старушка радостно суетилась, приглашая девушку к столу, где уже был сервирован чай. Седенькая, сгорбленная, она выглядела намного старше своих шестидесяти лет. Налив чай трясущимися руками, хозяйка пододвинула поближе к гостье печенье и оживленно затараторила:

— Я так рада, что ты пришла! Мне обязательно, обязательно надо поговорить о бедной Мэри, а с кем? Тут ее мало кто знал, а тебя она так любила! Добавь молочка, дорогая, такая ужасная история! Бедная, бедная Мэри, как вспомню о ней, так и начинаю плакать…

И старушка залилась слезами. Девушка взяла в свои руки сморщенную дрожащую руку старой женщины и, ласково поглаживая ее, произнесла мягким голосом:

— Нельзя так убиваться, дорогая миссис Марта! К сожалению, ей уже ничто не поможет. И плакать не надо. Вспомните, ведь миссис Мэри не выносила плакс.

— Да, да, ты права, дорогая, — миссис Дэйвсон вытерла платочком глаза. — В конце концов, Мэри была уже не так молода. И доктор сказал — она совсем не мучилась, — голос старушки опять предательски задрожал, но она справилась с собой и закончила свою мысль: — Всем нам умереть бы так, раз — и готово.

— Дорогая миссис Марта! — решилась Памела, незаметно включив магнитофон, не вынимая его из сумки, чтобы не спугнуть собеседницу. — Мне бы очень хотелось еще раз услышать от вас о последних минутах жизни нашей незабвенной миссис Мэри. Вы уже рассказывали об этом, но тогда мы обе были слишком потрясены случившимся, и я многого не запомнила, да и вы рассказывали сумбурно, чему, естественно, нельзя удивляться. Теперь, в спокойной обстановке, когда мы обе несколько свыклись с мыслью о смерти миссис Мэри, может быть, вы будете так добры припомнить все, связанное с последними минутами ее жизни.

— Охотно, душечка, мне и самой хочется поделиться с кем-то своими мыслями, ведь, знаешь, я все думаю, думаю об этом. А с кем и поделиться, как не с тобой, вы ведь с бедняжкой так любили друг друга!

Ну, значит, случилось это в понедельник, правда? Ты ведь знаешь, наша бедная Мэри каждый день выходила на прогулку в парк. И если была хорошая погода, то садилась на свою любимую скамейку и занималась разгадыванием кроссвордов. Очень уж она любила это, ну да ты ведь знаешь…

— Да, да, знаю.

— Мэри утверждала, что разгадывание кроссвордов — гимнастика для ума и лучшая профилактика склероза. Так она говорила. И в самом деле, у нее была прекрасная память, она никогда не жаловалась на нее, ну, ты ведь знаешь?

Памела кивнула.

— Ну так вот, в тот понедельник я и увидела ее утром в парке. Я ведь тоже хожу туда, только не каждый день, а лишь в хорошую погоду. Люблю посидеть на свежем воздухе, почитать книгу. Очень полезно, дорогая, время от времени отрывать глаза от книги и смотреть на окружающую зелень, это мне врач советовал. Сижу я, значит, читаю, и тут приходит Мэри и усаживается на своей скамейке. Была у нее такая любимая скамейка, в окружении кустов шиповника, всегда она на нее садилась, если, конечно, кто другой уже не занял. Меня Мэри не заметила, а если бы даже и заметила, каждая из нас осталась бы на своем месте, потому как она не любила, чтобы ей мешали ломать голову над ее драгоценными кроссвордами. Не могу сосредоточиться, если еще кто со мной рядом сидит, говорила она, внимание рассеивается, а тут нужна концентрация всех умственных сил — или что-то подобное в таком духе. Поэтому я и не подумала присаживаться к ней, а осталась там, где сидела, и читала свою книгу. А когда для отдыха глаз смотрела по сторонам и случайно глянула в ее сторону, то очень удивилась — смотрю, она разговаривает с каким-то мужчиной. Сама не любит, когда ей мешают, а тут вдруг разговаривает!

— А кто это был? Вы его знаете?

— Не знаю, дорогуша. Первый раз его видела. Высокий такой, худощавый, еще молодой, лет тридцати с небольшим. В темном костюме. И знаешь, на что я обратила внимание? Сам черноволосый, а лицо очень белое. Или бледное. Странно, правда ведь? Обычно брюнеты бывают смуглые. Хотя кто знает, может, не все, только итальянцы?

Памела удивилась:

— Вы заметили цвет его кожи? С большого расстояния?

— Разумеется, нет, тогда я, конечно, не могла разглядеть его как следует. Это уже позже я его рассмотрела, сейчас расскажу, не сбивай меня, я хочу все по порядку рассказать. Ну вот и забыла… На чем я остановилась?

— Вас удивило…

— Ах да, вспомнила, я удивилась, что Мэри с кем-то разговаривает. Не в ее обычаях было разговаривать с незнакомыми, а знакомых ее я, почитай, всех знаю. Но, в конце концов, ее дело, правда? И вижу я, что они подали друг другу руки, и тут то ли Мэри на него рассердилась, то ли что другое, только она вырвала руку или резко махнула ею и вроде что-то сказала или даже прикрикнула на него недовольно. Я поспешила отвести взгляд, а то они могли увидеть, что я смотрю на них. Подумают еще — подглядываю. Так что я опять уткнулась в свою книгу, но, правду сказать, все-таки еще разочек глянула украдкой. Молодой человек как раз вежливо откланивался и пошел себе. Ну я и не стала больше смотреть.

— И что же дальше? — не выдержала Памела.

— А дальше я услышала на своей дорожке шаги. Смотрю — идет тот самый молодой человек. И когда он проходил мимо, я и смогла его как следует разглядеть. Не знаю уж, почему он не хотел выйти из парка через ближайший выход, а пошел через весь парк к дальнему, знаешь, тому, второму.

— Пожалуйста, миссис Марта, расскажите поподробнее, как он выглядел.

— Так я ведь уже тебе рассказывала: молодой, высокий, худощавый, волосы темные, а лицо бледное. Ага, и очень светлые голубые глаза, я обратила внимание, ведь это очень странно для брюнета, правда?

— Правда, — автоматически подтвердила Памела и спросила: — А что в это время делала миссис Мэри?

— Она вовсе не смотрела на него, сидела опустив голову, как будто о чем-то задумалась. Ну, я опять уткнулась в книгу, дочитала до конца главы и опять посмотрела, что делает миссис Мэри. Гляжу, а она как-то странно полулежит на лавке, журналы на землю свалились. Господи, думаю, не случилось ли чего, и бегом к ней. А она, бедняжка, уже и не дышит…

Глаза миссис Дэйвсон опять наполнились слезами.

— Я еще подумала, может, обморок, стала пытаться привести ее в чувство, гляжу — ничего не помогает. Тогда я со всех ног побежала за помощью, ты ведь знаешь, в это время в парке почти никого не бывает, совсем нет народу, позвать некого на помощь, вот я и выбежала из парка и крикнула полицейского. Полисмен вызвал "скорую помощь", быстро приехали, но было уже поздно.

И тут рассказчица опять залилась слезами, а успокоившись немного, произнесла:

— Ну а что было дальше — ты и сама знаешь.

— Да, знаю, спасибо, вы очень хорошо рассказали, хоть вам и трудно было вспоминать все эти грустные подробности. А вы не знаете, что это был за человек?

— Тот, в парке? Я и сама об этом думала. Раньше, до этого, я его никогда не видела, в этом я твердо уверена. Понятия не имею, кто он такой.

Помолчав, миссис Дэйвсон добавила:

— И знаешь, милочка, он показался мне несимпатичным. Только не спрашивай почему, я и сама не знаю.

Собравшись с духом, Памела отважилась задать вопрос:

— А не могло случиться так… не могло случиться, что этот несимпатичный человек сделал миссис Мэри что-то плохое… Ну, не знаю… напугал ее, или пригрозил, или еще что…

— Памела, душечка! Мне показалось, что Мэри его знает. Впрочем, может, и сделал ей чего, я ведь не смотрела на них все время. Да и далековато они от меня были, если бы поближе, возможно, мне удалось бы больше заметить, а так…

— А почему вы думаете, что они были знакомы?

— Так ведь они о чем-то говорили, вот я и подумала… И, главное, подали друг другу руки.

— Понятно. А когда-нибудь до этого миссис Мэри не упоминала о таком знакомом в разговоре с вами? Ну, как-нибудь мимоходом, вскользь? Припомните, пожалуйста.

— Да нет же, ни о ком таком никогда не упоминала. Ведь я же говорю тебе, что очень удивилась, увидев их разговаривающими тогда в парке. Вроде бы всех знакомых Мэри я знала, не так уж их много. А это какой-то совсем незнакомый. Никогда я его не видела и никогда о нем не слышала.

— Жаль, — вздохнула Памела. — Ни к чему мы, похоже, не придем этим путем.

— Видишь ли, — проговорила старушка, помолчав, — я и сама подумала, уж не сделал ли он Мэри чего плохого или что страшное сказал, мало ли… Какое-нибудь неприятное известие. Или угрожал ей. Думала я над этим и скажу тебе, душенька, вряд ли оно так было. Ведь мы с Мэри дружили много лет, я о ней знала все, всю ее жизнь, и уверяю тебя, не было в ее жизни ничего такого, чем бы можно было ее шантажировать, напугать до смерти разоблачением. Если же это был какой грабитель, если начал ей угрожать, наставил на нее пистолет… Нет, Мэри так просто не запугаешь, мужественная это была женщина, выдержанная, уравновешенная. Не могла она испугаться оружия до такой степени, нет, нет! Да и ты ведь знала ее — не трусиха, не психопатка. Ну, допустим, всякий испугается, если станут грозить ему оружием, но чтобы сразу от этого умирать… Нет, в это я не поверю.

— Может, вы и правы, миссис Марта, может, и правы. Ох, простите, — спохватилась Памела, — я столько времени у вас отняла! И не заметила, как пролетели два часа. И извините меня за то, что заставила вас вновь вернуться к тяжелым воспоминаниям.

Старушка улыбнулась:

— Ну что ты, милочка, ведь я же сказала — мне и самой очень хотелось поговорить о бедняжке Мэри. А сейчас ты мне должна сказать, что собираешься делать с деньгами, которые она тебе завещала, — добавила миссис Дэйвсон совсем другим, шутливым тоном. — Ведь ты же не допустишь, чтобы я умерла от любопытства.

— О! Вы уже знаете об этом? — удивилась Памела.

— Душечка, я давно об этом знаю. Мэри мне сама говорила, и к тому же я была свидетелем при оформлении завещания.

— Понятно. Ох, я еще и сама не знаю, на что потрачу эти деньги, ведь я только вчера узнала о них и еще не придумала, что с ними делать.

— Ну и ладно, — разулыбалась хозяйка, — у тебя будет еще много времени подумать над этим. Не сердись на старуху за излишнее любопытство, просто мне бы хотелось, чтобы ты потратила их с толком.

Памела поцеловала добрую старушку в щеку и попрощалась с ней. Уже в дверях та ее остановила, сердечно расцеловала и попросила:

— Обязательно забеги ко мне, деточка, если окажешься где-то неподалеку, на чашку чая. Не забывай старуху.

— С удовольствием, — ответила девушка. — Но при одном условии.

— Каком же?

— Вы ничего не оставите мне в своем завещании.

Они обе рассмеялись, ещё раз поцеловались и распрощались.

В этот вечер Джек Лемон вернулся домой поздно. Памела дремала в кресле перед включенным телевизором. Напрасно диктор захлебывался от восторга, рекламируя несравненные достоинства какого-то стирального порошка. Ослепляя белизной, на экране мелькали, сменяя друг друга, интимные предметы женского туалета.

Лемон тихонько подошел к девушке и поцеловал ее в нос.

— Вы ли это, уважаемая Пенелопа Джонс?

— Она самая, — слегка охрипшим со сна голосом, потягиваясь, ответила Памела и, окончательно проснувшись, напустилась на Джека: — Ты что себе позволяешь? Я уже два раза разогревала ужин. Сколько сейчас времени?

— Скоро час, — поспешил с ответом Джек, но девушка уже сама успела взглянуть на часы.

— Господи! Уже полвторого!

— Что ты говоришь! — огорчился Лемон. — Наверное, мои часы остановились.

— Ах, часы! Остановились! — И, ухватив за угол диванную подушку, Памела швырнула ее в Джека. Тот как подкошенный повалился на ковер и слабым голосом умирающего, закрыв глаза, пробормотал:

— Вот так кончается все лучшее на свете!

Девушка возмутилась:

— Нет, вы слышали?! Оптимист нашелся! "Кончается". Да я только начала!

— Ну что ж, прощай, Памела! — умирающим голосом произнес Джек.

— Прощай, дорогой! — опустившись на ковер рядом с ним на колени, Памела поцеловала его в лоб и осторожно пощекотала за ухом.

— Только не это! — заорал не своим голосом умирающий. — Я сделаю все, что захочешь, только не это!

— Все? — В глазах девушки появился торжествующий блеск. — Тогда выбьешь пыль из этого ковра!

— Хорошо, дорогая! — поспешно согласился молодой человек. — Завтра с самого утра и выбью! А сегодня у меня был тяжелый день.

— Нет, мое сокровище, сейчас!

— Сейчас? В полвторого ночи?

Джек вскочил, схватил Памелу в охапку и отнес ее на тахту.

— Сейчас самое время выбить дурь из тебя!

— Вот ты как! Действуя грубой силой…

— Ничего не поделаешь, дорогая. Живем по закону джунглей! И хотя у меня был сегодня тяжелый день…

Через час, когда оба, лежа на тахте, дружно закурили, пуская дым к потолку, Памела сказала:

— Я все-таки побывала сегодня у миссис Дэйвсон.

— Угу.

— Я говорю тебе — сегодня я разговаривала с миссис Дэйвсон!

— Угу.

— И она рассказала мне обо всем в подробностях.

— Угу.

— Больше ничего тебе не скажу! — рассердилась девушка.

— Угу… — затянул было свое Джек, но спохватился. — Рассказывай, я весь внимание! — И он широко зевнул.

— Нет, с тобой невозможно говорить!

— Угу! — подтвердил Джек и моментально заснул.

— Ну что за человек! — вслух пожаловалась Памела. — Ничего его не интересует, так и проспит всю жизнь! Ему только бы спать да почитывать свой "Таймс". Разве такой может добиться успеха в жизни?

Разжав пальцы Лемона, она осторожно вынула из них окурок сигареты, загасила его в пепельнице вместе со своим, прикрыла Джека одеялом и нежно поцеловала его в лоб.

— Угу, — пробормотал тот во сне.

Было уже позднее утро, когда Джек Лемон проснулся. Памелы не было. Чувствуя ломоту во всем теле после вчерашнего дежурства и отвратительный вкус во рту после множества выкуренных сигарет, Лемон, кряхтя и чертыхаясь, вылез из постели и поплелся в ванную. Через пятнадцать минут он вышел из нее совсем другим человеком. Теперь он заметил приготовленный на столе завтрак и записку:

Храпенье должно быть квалифицировано как особо тяжкое уголовное преступление.

Памела

Лемон улыбнулся и удовлетворенным взглядом окинул кофейник с уже слегка остывшим кофе и аппетитные бутерброды. "За что мне такое счастье? — подумал он. — Какая девушка! Жаль только, что свалилось это чертово наследство".

"Правда, это не ее вина", — добавил он.

Приканчивая последний бутерброд, журналист обратил внимание на то, в каком беспорядке валяются на полке его маленький магнитофон и кассеты. "Ого! Не иначе как Памела что-то записывала! И извела мои последние чистые кассеты".

Джек поставил перед собой на стол магнитофон, перемотал пленку и нажал на клавишу.

"Ну, значит, случилось это в понедельник, правда?" — услышал он голос миссис Дэйвсон. "Ну и ну! Видно, Памела всерьез занялась этим делом", — подумал Лемон. И стал слушать запись. Медленно прокручивалась пленка, и Лемон слушал со все растущим интересом. Между сдвинутыми бровями молодого человека пролегла поперечная морщинка. Боясь пропустить хоть слово, он осторожно придвинул поближе пепельницу и закурил сигарету.

Запись закончилась, но Лемон еще какое-то время сидел неподвижно, размышляя над услышанным. "Пожалуй, Памела права. Здесь что-то действительно не так". Достав записную книжку, он перелистал несколько страниц, нашел нужную фамилию и, подойдя к телефону, быстро набрал номер.

— Попросите, пожалуйста, к телефону инспектора Кальдера.

Инспектор был старым другом его отца. Когда-то они виделись довольно часто, Джил Кальдер заходил к ним то сыграть с отцом партию в шахматы, то просто поговорить. После смерти отца Джека они с инспектором встречались очень редко и время от времени перезванивались.

— У телефона Кальдер, — раздался в трубке знакомый голос.

Начав с обязательных расспросов о здоровье, работе, общих знакомых, Джек изложил затем инспектору суть дела.

— Так! — выслушав его, произнес инспектор. — И чего же ты хочешь от меня?

— Совета. Не кажется ли вам все это подозрительным?

— Нет, то есть да, но не настолько, чтобы это существенно меняло дело. В нем фигурируют три официальных документа: завещание, свидетельство о смерти и справка о результатах вскрытия. Все они с правовой точки зрения законны и не подлежат сомнению. Если я тебя правильно понял, ни племянницы, ни ее мужа никто не видел вблизи завещательницы незадолго до ее кончины, так ведь?

— Так, — признал Лемон.

— Тогда, на мой взгляд, остаются две версии: или все в порядке, или наследники приложили усилия, чтобы несколько ускорить получение наследства, но — "естественным путем".

— Естественным путем? — не понял Лемон.

— Да, юристам знаком этот казус. Вот тебе свеженький пример: жена извела мужа, всячески угождая ему, — безропотно, по первому требованию подносила порцию виски, на обед всегда готовила его любимые острые и жирные блюда, например пряную баранину, ну и тому подобное.

— И что же?

— Ну и помер бедняга через полтора года. У него давно была не в порядке печень, и жена прекрасно это знала.

— Вот оно что!

— Родственники мужа пытались привлечь жену к ответственности, опротестовать решение суда, но в данном случае закон бессилен. Жена унаследовала все имущество.

— Понятно.

— Не исключено, — продолжал инспектор, — что и в твоем случае имело место нечто подобное. Скажем, наследники незаметно, исподволь, но систематически пытались отравлять жизнь старушке, подстраивали ей всяческие каверзы, держали ее в постоянном нервном напряжении и тому подобное. Стрессы очень успешно сокращают жизнь человека, расшатывая его нервную систему и постепенно разрушая сердце.

— В данном случае, пожалуй, это исключено. У нашей старушки и нервы были в порядке, и сердце.

— Тебе виднее. Просто я знакомлю тебя с прецедентами в юридической практике. На твоем месте я бы не был так уж уверен. Много ли надо в ее возрасте! Кто знает, может, ее родственники время от времени подсылали этого типа, который ее чем-то пугал, угрожал или делал ей другие какие гадости? А сами держались на расстоянии.

— Посоветуйте, как это можно проверить.

— Боюсь, единственная возможность — выяснить, не жаловалась ли покойная кому-либо из своих знакомых, может, мимоходом, ненароком упоминала о чем-то подобном, а люди не придали значения этому обстоятельству. Впрочем, должен тебя предупредить, с точки зрения закона это еще не доказательство. Даже если и найдется косвенное подтверждение таких действий, суд вряд ли признает их достаточными доказательствами. Да что я говорю! До суда дело вряд ли вообще дойдет, маловероятно, что столь сомнительные сведения дадут основание даже для возбуждения следствия.

Обескураженный Лемон помолчал.

— Может, так оно и было, — сказал он, подумав, — хотя… Впрочем, я вам очень признателен за разъяснение и прошу извинить, что отнял столько времени. Большое спасибо!

— Не извиняйся, мой мальчик. Мне приятно было поговорить с сыном старого друга. И, кроме того, я с удовольствием, хоть ненадолго, отвлекся от смертельно скучного расследования карманных краж в одном из наших супермаркетов.

После разговора с инспектором Лемон плеснул в бокал виски, бросил кусочек льда, с бокалом в руках уселся в свое любимое кресло и, глубоко затянувшись сигаретой, погрузился в размышления.

Допив виски, он решительно встал, оделся и вышел из дому.

Уже часа два, забившись в самый тихий уголок редакции, Лемон внимательно изучал одну за другой вырезки из газет, которыми была набита толстая папка. Когда он в редакции попросил дать ему материалы за последний год, в которых писалось о наследствах, отвечающий за архив сотрудник ограничился лишь ехидным комментарием, но папку с газетными вырезками принес. Количество вырезок привело Джека в ужас. Настроившись на работу, он явно не ожидал, что ему придется перекопать такую гору материала.

— Это ж надо, какая прорва! — вырвалось у него.

— В этом году большой урожай на наследства, — согласился с ним сотрудник архива.

— А в прежние годы было меньше?

— Больше или меньше — не скажу, во всяком случае, писали о них меньше. Может, просто не было таких крупных состояний.

И вот Лемон с головой погрузился в изучение газетных вырезок. Большинство из них представляли собой лишь краткие сообщения, написанные по шаблону: фамилия и имя умершего, два слова о том, что он собой представлял, причина смерти, размеры наследства в фунтах стерлингов или описание недвижимости, фамилии счастливых наследников. Выделялось несколько заметок о крупных многомиллионных состояниях и связанных с ними судебных процессах. Обнаружил Лемон и коротенькое сообщение в одной из газет о кончине Мэри Калгарет. Называлась и сумма оставленного ею наследства.

Затем Лемон приступил к систематизации изученного материала, решив отобрать все случаи, напоминающие дело миссис Мэри. Отбросив в сторону большие сенсационные статьи с кричащими заголовками, он отложил некрологи, в которых сообщалось о скоропостижной смерти пожилых состоятельных людей, скончавшихся от сердечного приступа. "На худой конец, напишу завлекательную статью о том, какую опасность таит в себе сердечный приступ для людей в определенном возрасте, — утешал себя молодой журналист. — Представляю, как воспримет ее шеф! Ведь он как раз в подходящем возрасте".

Результатом кропотливой селекционной работы явились десятка три вырезок. "Многовато", — решил Лемон и отбросил сообщения, не относящиеся к Лондону. Осталось девятнадцать некрологов. В голове молодого человека проносились смутные мысли о том, что пожилым людям вредно проживать в Лондоне. Особенно состоятельным.

Собрав ненужные материалы, Лемон сложил их в папку и отнес архивариусу редакции. Девятнадцать отобранных газетных вырезок он вложил в конверт, убедив архивариуса, что они ему совершенно необходимы для большой творческой работы и что через несколько дней он их ему обязательно вернет в целости и сохранности. Архивариус милостиво согласился.

Роджер Холл сидел за столом в своей конторе на Сазерленд-стрит. Часы показывали 14.27. Через три минуты должен прийти клиент. За прошедшие месяцы Роджер Холл ни в чем не изменился. Он по-прежнему скромно одевался — всегда в темно-синем костюме, одном из трех, имеющихся у него, те же скромные рубашки и галстуки, которые он покупал в одном и том же большом универмаге. Вот разве что массивный золотой перстень на пальце — в минуту слабости он позволил себе приобрести это зримое свидетельство его растущего благосостояния.

И в конторе тоже все выглядело по-прежнему: тот же большой старый письменный стол, перед ним — те же два дешевых кресла. Суеверие или предусмотрительность? Неизвестно, чем руководствовался Холл, но он ничего не изменил в своей конторе со времени первых успехов, хотя теперь мог себе позволить приобрести гораздо более представительный офис. Впрочем, для Холла внешний вид его конторы был совершенно неважен, единственное, что его заботило, — счет в банке. Темп, в котором тот возрастал, вполне устраивал удачливого дельца.

Как всегда, сначала Холл услышал шаги на лестнице. Он знал, чьи это шаги, ибо предварительно говорил с клиентом по телефону. У клиента была богатая тетка, "тянула" она тысяч на триста, он же, ее единственный наследник, вынужден был перебиваться на жалкую зарплату скромного клерка. После первой консультации с "опытным специалистом по наследственным делам" Роджером Холлом со всей очевидностью выяснилась полная невозможность воспользоваться теткиным состоянием еще при ее жизни. Фирма Холла гарантировала легальное переселение тетки в мир иной, племянник колебался — не из привязанности к тетке, разумеется. Его беспокоил риск, связанный со столь необычными юридическими услугами, и возможные последствия.

Прекрасно зная людей этого склада, Холл не сомневался, что сегодня клиент явится к нему, приняв нужное решение. Да и могло ли быть иначе? Ведь фирма гарантировала полное соблюдение тайны, не требовала никаких письменных обязательств, так что, случись неприятности, невозможно доказать причастность наследника к смерти богатой тетушки. Последний аргумент обычно действовал безотказно, раз весь риск брала на себя фирма — лично он, Роджер Холл. Правда, почти у всех его клиентов после выполнения фирмой ее обязательств, как правило, возникали сомнения, не была ли скоропостижная смерть их богатых родственников следствием естественных причин, — ведь об этом неопровержимо свидетельствовало медицинское заключение. В самом ли деле Холл что-то сделал, или этот авантюрист просто ловко использовал обстоятельства? В ряде случаев Холлу оказалось не так просто получить "честно" заработанный гонорар, но не было случая, чтобы ему не удалось в конце концов убедить строптивого клиента. Решающим аргументом всякий раз оказывался страх. Обыкновенный страх человека за свою собственную жизнь.

В комнату вошел молодой мужчина, возможно, не достигший еще и тридцати лет. И в его глазах тоже читался страх. Коротко поздоровавшись, он сел в одно из двух кресел, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным: небрежно откинулся, заложил ногу на ногу и закурил, не испросив разрешения у хозяина. Холл слегка поморщился, но не сказал ни слова. Он спокойно ждал.

— Я подумал, — решился наконец клиент, — и склонен принять ваше предложение, мистер Холл. Сколько вам потребуется для этого времени?

— Полагаю, около двух недель.

— И еще одно, — выдавил из себя молодой человек. — Вам придется подождать… гм… гонорара, пока не будут улажены все формальности, пока я не получу… Ну, вы понимаете…

— Понимаю. Мой гонорар составит двадцать тысяч фунтов.

— Хорошо, — пробормотал клиент. — Я согласен.

Теперь Холл откинулся на спинку кресла.

— Осталось обсудить некоторые мелочи, — сказал он. И тут же добавил: — Мелочи они для вас, для меня же очень существенные детали моей работы, которая только начинается. Мне нужна некоторая информация о вашей родственнице.

И он раскрыл свой блокнот.

Удобно устроившись за журнальным столиком, Памела Джонс и Джек Лемон изучали газетные вырезки, разложенные перед ними.

Лемон рассуждал вслух:

— Предположим, ты права, Бэйнемы действительно решили взять на себя роль судьбы и укоротить нить жизни своей состоятельной родственницы. Ну, значит, решили. И что дальше? Вряд ли они возьмутся за это сами, ведь, в конце концов, не в таком уж они отчаянном положении находятся, чтобы идти на это, могут и подождать.

Памела согласилась с ним.

— Вернее всего, это неприятное дельце они поручат кому-нибудь.

Памела кивнула.

— Людей, которые возьмутся за такое, не встретишь на каждом углу.

— Не встретишь.

— Это должны быть профессионалы или профессионал, которые таким образом зарабатывают себе на жизнь. А если так, упомянутые профи заинтересованы в том, чтобы клиенты их нашли. А если на них может выйти клиент, то можем и мы, верно?

— Верно! — подхватила Памела. — И мы попробуем!

— Спокойно, девочка, не так все просто. Ведь у нас даже нет стопроцентной уверенности в том, что это было убийство. Какими конкретными доказательствами мы располагаем? Да никакими. Одни предположения.

— Одни предположения? А человек в парке? А поведение мужа племянницы?

— Сбивчивый рассказ старушки-соседки и несколько слов, вырвавшихся в раздражении у типа, который рассчитывал заграбастать больше. Это не доказательства. Думай, думай…

И молодые люди опять погрузились в размышления. После продолжительного молчания Джек произнес:

— По-моему, следует идти таким путем: сначала найти подтверждение того, что мы не ошибаемся, что наши подозрения имеют под собой основание, что кто-то действительно помог миссис Мэри умереть. И только убедившись в этом, начнем искать убийцу.

— Но как мы сможем в этом убедиться?

— Неужели не понимаешь? Если и в самом деле есть человек или люди, которые живут этим, значит, они не первый раз совершили подобную операцию. Наверняка ими разработан какой-то метод, гарантирующий успех операции и создающий видимость естественной смерти. Если, разумеется, все это не плод твоей буйной фантазии, — добавил ехидно Джек.

Памела не испытывала ни малейшего сомнения:

— Не плод! Я уверена, так оно и было!

— Допустим. Рассуждаем дальше, следи за моей мыслью, Пам. Итак, ими разработан какой-то метод, вряд ли они каждый раз пользуются разными способами. Ведь сам факт — если, конечно, ты не ошибаешься, повторяю, — сам факт существования такого идеального метода, пользуясь которым они добиваются своего с таким искусством, что все нормальные люди, а значит, все, кроме нас с тобой, ничего не подозревают, ни о чем не догадываются, — ведь это же чудо! Зачем им искать что-то другое? Следовательно, во всех случаях они должны поступать более-менее одинаково.

— Логично рассуждаешь, — снисходительно заметила Памела, и окрыленный успехом Джек продолжал:

— Вот именно это мы с тобой и должны выяснить. Если неожиданно, в разгар погожего дня, когда не наблюдается никаких бурь, тайфунов, скачков давления и прочих неприятных атмосферных явлений, после странного разговора с незнакомцем в парке умирает миссис Мэри — это может быть случайностью. Если же мы с тобой выявим несколько подобных случаев, тогда наши подозрения будут иметь под собой почву, не так ли?

— Джек, ты гений!

— Кто же в этом сомневается!

— А с чего мы начнем?

— Я займусь сбором материала для эпохального очерка о наследствах и наследниках. Нечто в таком духе: последние минуты престарелых богачей, исполненное драматизма извещение нотариусами наследников о случившемся, их, наследников, горе и… радость. Как тебе?

— Ничего…

— В моем распоряжении 19 случаев, вот я и займусь ими. Сделаю это для тебя и миссис Мэри. Даже если наши подозрения и не подтвердятся, очерк какой-никакой я действительно напишу и гонорар получу, так что труды мои не пропадут даром.

— Правильно! — с энтузиазмом подхватила девушка. Она очень боялась, что ее ленивый друг ничего не захочет делать. — Я уверена, у тебя получится замечательный очерк!

— А известно ли вам, уважаемая, что лицемерие — один из самых страшных грехов?

— О да, мой господин! — скрестив руки на груди, Памела низко склонилась перед ним.

— Ну, так-то оно лучше, — удовлетворенно пробурчал Джек.

— Тиран… — начала было девушка, но он не дал ей закончить.

— Хоть бы шторы задернули, ваше императорское величество…

Джека Лемона вряд ли можно было назвать работягой. Находились даже злые люди, причем почему-то преимущественно среди его начальства, которые позволяли себе употреблять по отношению к молодому человеку такие выражения, как "лентяй" и "лоботряс". Ну это уж, как говорится, дело их совести. Просто этот молодой талантливый журналист предпочитал браться только за достаточно интересные (а еще лучше — сенсационные) темы, но вместе с тем достаточно серьезные и глубокие, разработка которых, однако, не требовала от него никаких дополнительных усилий. Если по ходу дела приходилось копаться в архивах, беседовать со многими людьми, что отнимало массу времени, сводя к минимуму возможность спокойного изучения объявлений в "Таймс" и прочие скромные радости бытия, он обычно великодушно уступал разработку многообещающей темы кому-либо из своих коллег. Вот если бы можно было ограничиться одним-двумя интервью или парой телефонных звонков… Поэтому его шеф был весьма удивлен, когда Лемон ознакомил его со своими планами создания очерка, требовавшего как минимум девятнадцати бесед с его будущими героями.

— У тебя что-то стряслось? — осведомился он, очень неудачно изображая отеческую заботу о молодом сотруднике. — Тебе стало докучать одиночество? С чего это ты вдруг ощутил потребность в контактах с людьми?

— Я просто ощутил потребность в наличных, — огрызнулся Лемон. — А очерк мой будет очень дорогой.

— Ты имеешь в виду то, что он нам дорого обойдется? Разорит газету? — высказал догадку шеф.

— Нет, я имею в виду, что вы мне за него хорошо заплатите, ведь он удвоит тираж нашей газеты! — гордо заявил Джек.

— Ты все шутишь… Ладно, иди работай. И да вдохновит тебя в этой работе призрак голодной смерти, — ласково напутствовал начальник подчиненного.

Покинув редакцию, Лемон уселся в припаркованную поблизости от ее здания машину и закурил сигарету. Работа и в самом деле предстояла нешуточная. Займет неделю, не меньше. "Если даже половина из намеченных адресатов не пустит меня на порог, — размышлял oн, — то вторая половина часами будет расписывать добродетели покойных. И о чем я смогу написать в моем гениальном очерке? О том, что пожилые люди, случается, умирают и, случается, иногда оставляют своим родственникам крупные состояния. Шеф прочитает это и, как пить дать, застрелит меня. И будет прав. Не иначе как я и в самом деле спятил". Придя к такому заключению, он загасил сигарету и медленно включил первую скорость. "А все из-за баб", — пробормотал он и отпустил сцепление.

На сей раз черновая работа и в самом деле потребовала от журналиста много сил и терпения. Правда, в газетных некрологах указывались адреса, но это, как правило, были адреса скончавшихся богатых завещателей, а не их живых наследников. В довершение трудностей адреса скончавшихся рассеяны были по всему огромному Лондону. Правда, Лемон еще вчера набросал план очередности бесед с наследниками, но, как оказалось сегодня, допустил промашку, ибо при составлении упомянутого плана он руководствовался не соображениями территориальной близости проживания завещателей, а очередностью их кончины. И теперь, часами простаивая в уличных пробках, проклинал себя за глупость.

Последний из девятнадцати случаев имел место всего за три недели до кончины Мэри Калгарет. Он в списке Джека фигурировал первым. Приехав по указанному в газетной заметке адресу, Лемон увидел солидное двухэтажное здание в строительных лесах, на которых суетились рабочие.

"Наследники миссис Брокстон не теряют времени даром", — подумал журналист и постарался поскорее проскочить под лесами к входной двери, чтобы не угодить под шлепающиеся время от времени сверху лепешки раствора. Ему пришлось довольно долго звонить у двери. Наконец он услышал звук неторопливых шагов, дверь скрипнула, и в приоткрывшейся щели появилось лицо уже немолодой женщины. Изобразив на лице одну из самых своих приветливых улыбок, Джек почтительно поклонился.

— Я из газеты "Ивнинг стандард". Хотел бы побеседовать с вами о миссис Брокстон.

— Из газеты? А в чем дело?

— Я собираюсь написать о миссис Брокстон, — солидно и вместе с тем проникновенно произнес Лемон. — О ее жизни, о ее последних минутах, о ее завещании…

— Вот как? — удивилась женщина. — Ну, не знаю, что вам и сказать. Ведь я только присматриваю за домом, хозяева вернутся, когда ремонт будет закончен.

— А вы сами знали миссис Брокстон?

— Знала ли я! Еще бы мне ее не знать! — Женщина расплылась в улыбке. — Ведь я проработала у нее почти пятнадцать лет!

Джек вынул из кармана свое служебное удостоверение и, раскрыв его, протянул в дверную щель.

— Вот мое удостоверение, как видите, газета солидная. Не согласились бы вы уделить мне немного времени? Думаю, вы именно тот человек, который мне нужен.

Польщенная домоправительница не знала, на что решиться. Взяв из руки журналиста удостоверение, она, поправив очки, внимательно изучила его, сверила фотографию с личностью стоящего за дверью мужчины и наконец сняла цепочку, все еще не возвращая удостоверения.

— Так уж и быть, войдите, хотя я и не уверена, что поступаю правильно, впуская журналиста. Один журналист уже был здесь, и ничего хорошего из этого не вышло, — неожиданно добавила она.

— Что вы говорите! — удивился Джек. — И когда же он у вас был?

— Да что толку говорить об этом! — Женщина безнадежно махнула рукой и повела журналиста в свою небольшую комнату при кухне, где предложила ему сесть в кресло, наверняка помнящее времена королевы Виктории.

Осторожно усевшись на этом историческом памятнике, Лемон с любопытством огляделся. Большую часть помещения занимал огромный старинный буфет, наверняка ровесник кресла, сплошь заставленный фигурками и прочими безделушками из фарфора, которые пожилая женщина наверняка собирала всю свою жизнь. Они же заполняли и полки, видневшиеся за резными стеклянными дверцами. Из остальной мебели в комнате находилось лишь еще одно старинное кресло, пара к тому, что занял журналист, да столь же почтенного возраста кровать. Единственным предметом, свидетельствовавшим о том, что на дворе у нас все-таки XX век, был небольшой переносной телевизор, стоявший в углу на низеньком резном столике. Стены комнатушки густо покрывали оправленные в рамки фотографии и репродукции картин.

Лемон сидел, неестественно выпрямившись и стараясь не дышать, чтобы не надломилась под ним антикварная мебель и все эти картинки не посыпались ему на голову. Хозяйка, чувствовавшая себя в этой тесноте и хрупкости на удивление свободно — ну просто рыбка в аквариуме, — просеменила ко второму креслу и опустилась в него, все еще с удостоверением Лемона в руке. Теперь представилась более удобная возможность сравнить фотографию на удостоверении с оригиналом, и она этой возможностью воспользовалась. Лемон сидел неподвижно, стараясь не мешать хозяйке в ее работе. Видимо, испытание окончилось в пользу гостя, хотя и не развеяло целиком подозрительность женщины. Тем не менее победило любопытство.

— Так что же вы хотите написать о миссис Брокстон? — спросила она.

Лемон решил выбрать роль честного простака журналиста.

— Пока еще у меня нет законченной концепции, — доверительно сообщил он. — Я, знаете ли, задумал цикл статей о людях минувшей эпохи, их жизни, обычаях, вкусах. Мне бы хотелось уловить и довести до читателя разницу между миром, в котором жили они, и тем, в котором живем мы. И ваша помощь в решении этой задачи может оказаться для меня очень ценной.

— Ох, наше время, — грустно улыбнулась пожилая женщина. — Кого теперь оно интересует? Очень мило с вашей стороны, молодой человек, что вы решили обратиться к нему.

Лемон решил ковать железо, пока горячо.

— Мне бы хотелось, — так же доверительно продолжал он, — побольше узнать о людях минувшей эпохи. Если можно, расскажите мне о миссис Брокстон.

— А что бы вы хотели о ней узнать?

— Да все: как она жила, как умерла. Кстати, я слышал, что умерла она от сердечного приступа. Это правда?

— По крайней мере, так сказал врач. И знаете, в этом не было ничего неожиданного. Врач давно советовал ей больше внимания уделять своему здоровью, по лестнице подниматься не спеша, ну и прочее такое. Она его слушалась, а как же, из дому в последнее время почти совсем не выходила. А когда она в тот день вызвала меня звонком, я была внизу, вот здесь, в прихожей. Пока я поднялась по лестнице, пока вошла в ее комнату, бедняжке совсем уже плохо стало. Говорить она не могла, только бормотала что-то нечленораздельное, глаза широко раскрытые, испуганные. Я и сама испугалась, подбежала к ней, старалась помочь, водой побрызгала на нее, окно широко распахнула, чтобы побольше воздуха впустить. Я ведь думала, с ней обморок. Но ничего не помогало, и я позвонила доктору Уоррену. Но хозяйка моя преставилась еще до его прихода.

— А что сказал доктор Уоррен?

— Он сказал, что это был сердечный приступ. И что я все равно не смогла бы помочь бедняжке.

— Так доктора Уоррена совершенно не удивило, что миссис Брокстон скончалась от сердечного приступа? Он мог ожидать такой конец?

— Что вы! Для него это было полной неожиданностью, как и для всех нас! Ведь доктор Уоррен всего три дня до этого осматривал хозяйку и остался очень доволен состоянием ее здоровья. Хвалил ее за то, что она так послушно выполняет все его советы, и вот результат — здоровье ее стало намного лучше. Хотя опять повторил, что ей следует избегать больших нагрузок и сильных волнений. Он меня еще спросил, когда это случилось, не испугалась ли чего хозяйка или, может, ее что-нибудь сильно огорчило. А какие у нее могут быть волнения? Ведь она даже телевизор перестала смотреть, чтобы ненароком из-за чего-нибудь не расстроиться. Радио, правда, включала иногда, музыку послушать, а как начинались новости — сразу выключала.

— Да, вот так уходят люди минувшей эпохи, — философски заметил журналист и сменил тему. — А кому теперь принадлежит этот дом?

— После кончины миссис Брокстон все досталось ее племяннику, Питеру Брокстону. Нет-нет, не подумайте плохого, обо мне моя хозяйка не забыла, упокой Господи ее душу, благодаря ей мне теперь не придется работать на старости лет. В этом доме я согласилась остаться только до конца ремонта.

— Кажется, вы не очень-то жалуете этого Питера Брокстона? — поинтересовался журналист.

— А какое вам, собственно, до этого дело? — осадила его старая домоправительница. — Сдается мне, он не имеет ничего общего с минувшей эпохой.

— Разумеется, разумеется, вы совершенно правы.

Пытаясь загладить допущенную оплошность, Джек Лемон одарил собеседницу самой чарующей из своих улыбок, но это не произвело на нее ни малейшего впечатления, она опять стала настороженной и недоверчивой. Надо же так испортить дело! Срочно нужно что-то предпринимать.

Джек с отчаянием огляделся. В глаза опять бросился буфет-монстр. Может, это? И Лемон предпринял отчаянную попытку. Стараясь придать голосу искреннюю заинтересованность, он спросил:

— Вы, наверное, уже давно собираете эти… этот чудесный фарфор? Столь прекрасной коллекции мне еще не приходилось видеть.

Похоже, ход оказался удачным. Хозяйка коллекции, явно не избалованная чрезмерным вниманием к ней, взглянула на своего гостя более благосклонно и охотно пустилась в пояснения:

— О, моя собственная заслуга в данном случае весьма невелика, почти вся коллекция перешла ко мне по завещанию миссис Брокстон.

Джек продолжал играть столь удачно выбранную роль:

— Разве она тоже интересовалась фарфором?

— "Тоже"! Да она известная собирательница фарфора! Многие годы потребовались на создание такой полной коллекции. Как она ее любила! Часами могла рассматривать свои фигурки, и о каждой из них ей было что рассказать.

Немного поколебавшись, домоправительница решилась и прибавила с нескрываемым удовлетворением в голосе:

— А мистеру Питеру оставила лишь самую малость, всего несколько десятков! Ничего он в этом не понимает, говорила она, так и нечего его баловать. Племяннику она завещала лишь сервизы и прочую чепуху, а все фигурки оставила мне. Так и написала в завещании. А ведь ее коллекция — всемирно известная! Многие мечтали хоть одним глазком взглянуть на нее.

— И неудивительно! — подхватил Лемон. — Фигурки действительно чудо!

— Я рада, что вы, молодой человек, способны оценить это.

Лемон предпринял еще несколько попыток кружным путем вернуться к теме о наследнике, но все они окончились неудачей. Женщина готова была без конца говорить о своей чудесной коллекции, но как только речь заходила о родственниках ее скончавшейся хозяйки, словно набирала в рот воды. Для журналиста уже не было сомнений в ее истинном отношении к племяннику покойной хозяйки, но выудить из нее причины этой антипатии никак не удавалось. Ничего нового не узнал он и об обстоятельствах смерти миссис Брокстон. Женщина лишь еще раз повторила уже рассказанное и добавила:

— Я видела, миссис Брокстон очень хотелось что-то мне сказать, но она уже была не в состоянии это сделать. Только бормотала что-то нечленораздельное, я ни слова не разобрала.

Больше часа провел Джек Лемон в комнатке домоправительницы миссис Брокстон и уже потерял надежду узнать что-либо существенное для себя. Тут он вспомнил о журналисте, который, по словам старой служанки, был в их доме. Может, от коллеги удастся узнать больше? А может?.. Какое-то смутное подозрение шевельнулось в душе молодого человека.

— Открывая мне дверь, вы упомянули о каком-то журналисте, который приходил в этот дом, — сказал он. — Из какой газеты был тот журналист? Возможно, вы и фамилию его запомнили? — И, чтобы женщину опять не испугало его чрезмерное любопытство, попытался обосновать свой интерес: — Если он беседовал с вашей хозяйкой, может, от него я узнаю что-нибудь полезное и для моей работы. Сами понимаете, коллега-журналист, профессиональная память, наблюдательность…

Женщина с пониманием кивнула головой и на сей раз попыталась помочь своему гостю. Увы, несмотря на самое искреннее желание быть полезной, она мало что могла вспомнить.

— Фамилия… фамилия… Боюсь, фамилии мне не вспомнить, ведь это было так давно. А фамилию он называл, как же, обязательно называл, ведь я же ее сказала хозяйке, когда пошла ей докладывать. Но вот какая фамилия — совершенно вылетело из головы.

— Ну, бог с ней, с фамилией. Из какой газеты он был?

— Из какой газеты? — опять задумалась женщина. — А вот из какой газеты, он и не сказал. Что репортер — сказал, что пришел к миссис Брокстон в связи с ее коллекцией фарфора — сказал, фамилию — назвал. А из какой газеты — нет, хорошо помню, не сказал.

"Странно, — подумал Лемон. — Всякий репортер первым делом громко назовет газету, которую представляет, а тут…"

— Когда он был у миссис Брокстон?

— А я разве вам не сказала? Да аккурат в тот самый день, как она скончалась. Пришел он под вечер, еще и пяти не было, с хозяйкой разговаривал долго, больше часа, пожалуй. Все-то его интересовало, и мне задал работы, пришлось ему всю коллекцию показывать. А хозяйка и рада, ей, бедняжке, нравилось, когда интересовались ее сокровищами да нахваливали коллекцию. А потом я подала им чай, и больше она меня не вызывала, только когда этот джентльмен собрался уходить… Где-то часов в шесть.

— А как она себя тогда чувствовала?

— Да, наверное, прекрасно. Была веселая, оживленная. Даже пошутила. "Теперь, — сказала она тому джентльмену, — вам уже до конца жизни не захочется и смотреть на фарфор, так я вас уморила". Ну, тут я пошла за его шляпой и зонтиком, потому как она с ним прощалась. И, когда уже закрывала за ним дверь, слышала, как она зовет меня звонком. Ну а что было дальше — вы уже знаете.

— Да, вы рассказывали. А как выглядел тот журналист? Извините, столько доставляю вам хлопот, но не исключено, что мы с ним знакомы и я смогу его найти…

— Да-да, я понимаю. Как выглядел? Худощавый, высокий, приблизительно вашего роста. Лет тридцати с небольшим.

Сердце Джека сильно забилось.

— А какие у него волосы, не помните? Короткие, длинные, светлые, темные?

— Пожалуй, короткие… Да, скорее всего короткие. Короткие темные волосы. И он был, знаете, очень бледный, это я запомнила. Я еще подумала тогда — устал, бедняга, хозяйка его Действительно уморила своей коллекцией. А теперь я думаю, она тоже обратила внимание, судя по ее словам, на его бледность и усталый вид.

У молодого человека перехватило дыхание.

— А больше вы ничего особенного не заметили?

— Нет, больше ничего. Особенного ничего. Был он в обыкновенном костюме, если не ошибаюсь, темно-синего цвета, а необыкновенного ничего не было. Знаком он вам?

— Что?! Ах, вы об этом… Действительно, напоминает он мне одного моего знакомого, но у того — необыкновенные, очень светлые глаза. А у этого репортера какие были глаза?

— Вот на глаза я и не обратила внимания.

— А может, еще что припомните?

— Куда же еще? Я и то удивляюсь, что столько запомнила. Прошло столько времени, а я помню…

— Разумеется! У вас великолепная память. Я вам очень, очень признателен.

Лемон попрощался и вышел на улицу. Оказалось, там тем временем пошел неприятный, мелкий дождь, который, однако, не смог испортить настроение журналисту.

"Коллега по профессии, черт бы его побрал! И опять — сразу после его ухода умирает пожилая женщина".

Джек Лемон сел в машину, включил зажигание и рванул с места. Ему предстояло нанести еще восемнадцать визитов.

Супруги Бэйнемы заканчивали ленч. Филипп Бэйнем вытер рот салфеткой, подождал, пока служанка соберет со стола посуду и удалится с подносом, и, обращаясь к жене, буркнул:

— Никак не могу пережить, что половину наших денежек огребла эта девка.

— Тетка всегда была со странностями, — ответила жена. — Как же, она ведь самая умная, а все остальные должны считаться с ее мнением, слова своего не могли сказать! А эта Джонс во всем ее поддерживала, со всем соглашалась, подлизывалась, ну и добилась своего.

— А мы остались в дураках! Сколько хлопот, риска, затрат — и в результате мы получили столько же, сколько какая-то Джонс, не шевельнувшая и пальцем! Да кто она такая, в конце концов?

— Дрчь ее лучшей школьной подружки, вдовы майора или кого-то еще в этом роде. Думаю, эта подружка тоже точила зубы на теткины денежки, да так и померла, не дождавшись.

— Послушай, а может быть, твоя тетка вообще была ненормальная? — высказал Бэйнем, видимо, не раз повторявшуюся в разговоре супругов идею. — Ну, не совсем нормальная.

— Может, и была, — ответила его жена. — Да как это теперь докажешь?

— Надо вспомнить какие-нибудь подтверждающие это факты, случаи, а уж наш адвокат постарается, интерпретирует их, так сказать, в соответствии с буквой закона. И потом распишет, как эта паршивка Джонс из корыстных побуждений принялась посещать твою тетку, не имея никаких законных прав на наследство, как всячески ее ублажала, во всем поддакивала, наговаривала на нас, законных наследников, старалась очернить нас в ее глазах, в общем, совсем опутала старуху. Как ты думаешь, можно это провернуть?

Подумав, Кэт Бэйнем ответила:

— Возможно, это и удалось бы сделать, но где взять свидетелей?

— Свидетели найдутся, ну хотя бы служанка твоей тетки.

— Ну нет, она как раз любит эту выдру Джонс, а меня не выносит, — возразила жена. — И теткина соседка тоже. Эти старые перечницы вечно совали нос не в свои дела, ну я и поставила их на место. С тех пор обе меня возненавидели.

— Вряд ли это имеет значение, суд отметет эмоции, оставит только факты. А факты ни одна из них не сможет не подтвердить. Я имею в виду те факты, которые мы с тобой представим как доказательства странностей твоей тетки, ненормальности в ее поведении или другого чего — юрист придумает, как это правильно назвать. "Втерлась в доверие, используя неуравновешенную психику пожилого человека" — что-нибудь в этом роде. А когда обе старухи подтвердят факт частых визитов Джонс к тетке и начнут уверять, что эта паршивка Джонс поступала так из чувства искренней привязанности к старой ведьме, тут уж можно будет выразить сомнение и в их собственной искренности, намекнуть, что им тоже перепало кое-что из денежек упомянутой Джонс…

— Остается еще врач, — напомнила Кэт. — Он лет десять лечил тетку, наверняка на суде будет главным свидетелем.

— А он что собой представляет?

— К сожалению, я его не знаю. Видела всего раза два. Можно попробовать поговорить с ним, да только вряд ли он захочет нам помочь. И служанка, и соседка знакомы с ним гораздо ближе и, боюсь, успели и его настроить против нас.

Бэйнем насупился.

— Да, куда ни ткнись — все против нас.

Жена подхватила:

— А тут еще ты постарался! Тогда, у нотариуса, при всех накинулся на эту девчонку Джонс, накричал на нее, а лучше бы тебе было промолчать!

— Я просто не мог сдержаться! Эта тварь притворилась такой удивленной, такой невинной! Не знаю, что было бы со мной, не скажи я ей пару слов…

— Пару слов! Да не останови я тебя вовремя, уж ты бы обо всем проболтался. Сам не помнишь что орал! Ведь еще секунда — и с твоего паршивого языка готово было сорваться признание, что наследство она получила лишь благодаря нам!

— Ну не преувеличивай, — робко запротестовал муж.

— Уж какое там преувеличение! Так оно и было.

— А если и так, в чем нас могут обвинить? Все в ажуре.

Этот Холл и в самом деле потрясающий малый! Не знаю уж, как он обделал это дельце, но сделано все было чисто, придраться не к чему. А говорили мы с ним с глазу на глаз, и денежки тоже передали из рук в руки, наличными, никаких чеков, никаких бумаг. Вообще никаких следов.

— А из-за твоего болтливого языка могли бы возникнуть подозрения: стали бы копаться, выяснять. Зачем нам это? И могли бы задержать выплату денег по завещанию.

— Ты права. Напрасно я психанул.

Бэйнем вынул из кармана жилета короткую толстую сигару, отрезал ножичком ее конец и с наслаждением закурил.

— Фу, вонь развел! — поморщилась Кэт, разгоняя рукой сигарный дым. — Послушай, мне в голову пришла одна мысль. Ведь если бы мы с тобой решили опротестовать завещание, этой Джонс пришлось бы порядком покрутиться. С выплатой денег воздержатся, ей придется нанимать адвоката, защищаться на суде, доказывать свою правду. Сам подумай, сколько нервов… и расходов.

— Что-то не пойму я, к чему ты клонишь.

— А чего тут понимать! Ведь все это весьма неприятно, а она наверняка предпочла бы этих неприятностей избежать.

До Бэйнема наконец дошло.

— А! Все это так, но вряд ли удастся ее так напугать, что она решится расстаться с денежками.

— Со всеми, может, и не решится, а вот с частью…

— Ты так думаешь?

— Конечно! Оставим ей половину, так и быть. Ведь тоже сумма не маленькая — тридцать семь тысяч.

Филипп развил дальше предложение жены:

— Лучше округлить. Пусть будет для ровного счета сорок тысяч. Потребуем от нее вернуть нам по-хорошему сорок тысяч. Или лучше пятьдесят! Давай начнем с пятидесяти, ей и так останется двадцать пять тысяч. Неплохой кусок! И ведь просто так, неизвестно за что! С потолка свалится на девчонку такая куча денег! Надо поговорить с ней. Обязательно надо поговорить!

— Лучше это сделаю я, — сказала Кэт. — Ты сразу начнешь кипятиться, кричать и все испортишь. Я сама позвоню ей.

— Разве можно такие вопросы решать по телефону? — удивился Бэйнем.

— Конечно нет, глупенький, — улыбнулась жена. — По телефону я только договорюсь с ней о встрече. Не посылать же для этого телеграмму!

— Ты права. А номер ее телефона ты знаешь?

— У меня его нет, но наверняка его знают в нотариальной конторе. Сейчас я им позвоню.

Сидя на полу кухни, Памела Джонс пересаживала кактусы. Лишь эти неприхотливые растения могли выжить в экстремальных условиях квартиры Лемона. Постоянная густая завеса сигаретного дыма, чрезвычайно редкое поливание и ставшие давно тесными маленькие горшочки превращали жизнь растений в сущий ад. Похоже, и несчастные кактусы тоже отчаялись выжить и прекратили борьбу за существование, так как стали увядать на глазах, меланхолически осыпая колючки.

— Бедняжки вы мои! — ласково успокаивала их девушка. — Это чудовище кого угодно сживет со свету. Но я вас не дам в обиду, сейчас что-нибудь придумаем.

Как и следовало ожидать, во всей квартире не нашлось ни одного пустого цветочного горшка, и Памеле пришлось изыскивать им замену — банки из-под кофе, всевозможные пластмассовые коробочки. Наконец можно было приступить к пересаживанию кактусов.

— Представляю, как вы намучились в этих горшках, тиски, да и только, — приговаривала девушка, осторожно, извлекая кактусы, чтобы их не повредить и вместе с тем не исколоть пальцы. — Испанские сапоги и те просторнее!

Звонок телефона раздался в тот момент, когда она уже третий кактус запихивала в новое помещение.

— Мисс Джонс? — поинтересовался холодный деловой голос.

— Да, это я.

— Говорит Кэт Бэйнем. Нелегко мне было разыскать вас, я и не знала, что вы живете не у себя, — съехидничала племянница Мэри Калгарет.

— Я живу у себя, — отрезала Памела.

— Ну, это, в конце концов, ваше личное дело. Думаю, вы догадываетесь, зачем я позвонила?

Совершенно искренне Памела ответила, что не имеет ни малейшего представления об этом.

— О таких делах по телефону не говорят. — Кэт Бэйнем была предельно лаконична. — Нам надо встретиться.

— Но для чего? О чем мы с вами будем говорить?

— Не надо притворяться, милочка. Разумеется, о наследстве. У нас с мужем есть для вас предложение.

— Предложение? — удивилась девушка. — Какое предложение?

— Вы наверняка догадываетесь, что завещание моей тетки собираются объявить недействительным. Однако, желая избежать лишнего шума и судебной волокиты — а вы, конечно, тоже не заинтересованы в них, причем побольше нас, — мы с мужем решили попробовать с вами договориться еще до передачи дела в суд.

— Кто же собирается объявить завещание миссис Калгарет недействительным?

В телефонной трубке послышался короткий смешок.

— Ну что вы притворяетесь дурочкой! Разумеется, тот, кто чувствует себя обделенным.

— Уж не вы ли обделены? — насмешливо поинтересовалась Памела.

— Это не телефонный разговор, — спохватилась Кэт Бэйнем. В ее голосе прозвенел металл: — Я полагаю, вы более всех заинтересованы в том, чтобы избежать скандала, и в связи с этим сочтете возможным завтра нанести нам визит.

Подумав, девушка ответила:

— Мне кажется, нам лучше встретиться на… гм… нейтральной территории. Обсудим за чашкой кофе в кафе…

Кэт Бэйнем перебила с высокомерной снисходительностью:

— Неужели, милочка, вы полагаете, что такие дела можно обсуждать в ресторанах. Нет, приезжайте к нам. Адрес вы знаете?

— Нет, — выдавила из себя Памела.

Быстро сообщив адрес, миссис Бэйнем добавила:

— Завтра около пяти, хорошо? И не бойтесь, мы не людоеды.

— А вот в этом я как раз и не уверена, — пробурчала девушка себе под нос, вешая трубку. И, усаживаясь на пол к своим привядшим кактусам, добавила:

— Вот видите, теперь и меня зажали в тиски!

Настроение Джека Лемона с каждым часом становилось все хуже.

"Какое счастье, — думал он, — что я начал с миссис Брокстон, иначе бы вообще бросил все к чертовой матери!" Второй, а потом и третий адреса находились у черта на куличках. Пока он добрался, пока с трудом разыскал дома, пока настучался до одури в запертые двери, а их так и не открыли, пропало всякое желание продолжать дело.

Только сверхъестественным усилием воли заставил себя Лемон поехать по четвертому адресу. Тут дверь приоткрылась на длину цепочки. Засушенный, как гриб, и глухой, как пень, старичок в ответ на все расспросы Лемона только кричал в дверную щель неожиданным в таком хилом теле громоподобным голосом:

— Нет, нет и нет! Страховаться не буду!

Попытки Лемона вывести его из заблуждения ни к чему не привели, старичок продолжал кричать свое, с каждым новым возгласом усиливая крик на несколько децибел, оповещая всю округу о своем отношении к системе страхования:

— Нет, нет и нет! Я же сказал — страховаться у этих прохиндеев не желаю!

Нервы журналиста не выдержали, и, затыкая уши, он бегом бросился к машине. Вслед ему неслись оглушительные проклятия по адресу мошенников и обдирал из страхового общества.

"Не мешало бы соседям дедули застраховаться от шума, который он поднимает", — думал Джек, включая мотор машины. Но соседи старичка-громкоговорителя, как видно, привыкли к его крикам. Никто, вопреки опасениям Лемона, в окна не высовывался и на тротуаре не собирался, чтобы выяснить причину шума.

Отъехав подальше, Джек остановил машину в удобном месте и закурил сигарету, наслаждаясь тишиной. Он устал. Давали себя знать несколько часов езды по городу и бесплодных поисков. "Ладно, еще одна попытка — и еду домой", — решил он.

Ближе всего находилась указанная в одном из некрологов Тули-стрит. Дом на ней принадлежал некой Бэтси Крэфтуорд — разумеется, до ее смерти. Умерла она три месяца назад в возрасте пятидесяти восьми лет от инфаркта, оставив наследство в сто тысяч фунтов стерлингов.

Подъехав к разыскиваемому дому, Джек Лемон чуть не выругался вслух. На дверях дома висела табличка "Продается". "Так мы далеко не уедем", — с горечью подумал он и для очистки совести постучал в соседний дом. Дверь открыла молодая женщина. Изобразив на лице улыбку из серии "вызывающий доверие молодой журналист", он рассказал ей сказочку о своем исследовании реликтов минувшей эпохи, желании лучше узнать жизнь отдельных ее представителей и подобную чепуху. Несмотря на все старания, он, по-видимому, выглядел малоубедительным, так как женщина смотрела на него с легкой усмешкой, слегка сдвинув брови над красивыми карими глазами. Одета она была в простенькое летнее платье до колен, открывавшее ее стройные ноги.

— Вы мне не верите? — глупо спросил Лемон.

— Говори вы правду, я бы вам поверила, — спокойно ответила она.

— Может, и скажу, — сдался Лемон. — Но сначала ответьте мне: были ли вы хотя бы знакомы со своей соседкой, миссис Крэфтуорд?

— Да, мы были знакомы, и очень даже близко.

— Ну что ж, тогда я вам скажу правду. — Лемон стер с лица уже ненужную фальшивую улыбку и заговорил нормальным деловым голосом. — Я и в самом деле журналист, репортер "Ивнинг стандард", вот мое удостоверение. — И он показал ей книжечку. — Мне хотелось бы узнать подробности о кончине миссис Крэфтуорд, но я не могу сказать вам, зачем мне это нужно. Просто я пытаюсь проверить одну гипотезу…

Внимательно изучив удостоверение Лемона, молодая женщина вернула его и поинтересовалась:

— А вот эта ваша искренность — тоже профессиональный приемчик? Если так, то на сей раз получается неплохо. — И она пригласила Лемона войти.

— Благодарю вас, я подумаю, может, и вправду сделаю ее моим профессиональным приемом, — ответил он.

Улыбнувшись, женщина провела его в гостиную. Следуя за ней по коридору, Джек убедился в правильности своей первоначальной оценки ее ног. Впрочем, и то, что помещалось выше, тоже было безукоризненным.

Усадив гостя в глубокое кресло, женщина села напротив.

— Можете курить, — сказала она. — Я люблю запах сигарет.

Лемон послушно вынул сигарету и закурил.

— Известно ли вам что-либо об обстоятельствах смерти миссис Крэфтуорд? — задал он первый вопрос.

— Это произошло при мне, — ответила хозяйка. Маленькая вертикальная морщинка, появившаяся у нее между бровями, делала молодую женщину еще привлекательнее. — Это случилось несколько месяцев назад.

— Три, — уточнил Лемон.

— Да, уже прошло три месяца… Она умерла быстро, не мучилась долго.

— А кому она завещала свое имущество? — поинтересовался журналист.

— Моему мужу, — был спокойный ответ.

Лемон оторопел. Потребовалось время, чтобы прийти в себя и задать следующий вопрос:

— А ваш муж тоже был при… тоже присутствовал в момент кончины, миссис Крэфтуорд? — не очень уверенным голосом спросил он.

— Нет, — так же спокойно ответила женщина. — Скачки для него важнее семейных дел. Впрочем, в данном случае это не имело значения, ибо миссис Крэфтуорд, его тетка, скончалась скоропостижно. Она совсем не болела, и ее смерть была совершенно неожиданной для всех.

— И в момент ее смерти при ней оказались вы? Одна?

— Да. Хотя… не совсем. Из родных одна. А тогда в доме был еще телевизионный мастер, он как раз пришел исправить телевизор, который давно барахлил.

У Лемона перехватило дыхание. "Неожиданно осипшим голосом он поинтересовался:

— И серьезная была неисправность?

— Вы о телевизоре? — удивилась женщина. — Вот уж не знаю. Слышала, что барахлил он давно, приходило несколько мастеров, но через день-два после их ремонта он опять выходил из строя. Тетя, естественно, нервничала. Наконец мой муж, в неожиданном приливе родственных чувств, вызвался привести какого-то, по его словам, совершенно потрясающего мастера. И случилось так, что этот мастер как раз занимался телевизором, когда с тетей произошло несчастье. И именно он как раз заметил, что с ней что-то не так.

Медленно, веско произнося слова, Лемон попросил:

— Будьте добры, расскажите мне сейчас со всеми малейшими подробностями, что именно делал этот замечательный мастер.

Брови женщины взметнулись вверх.

— Вы еще и энтузиаст электроники? Впрочем, как вам будет угодно. Итак, в дом его впустила я лично. У тетиной служанки в тот день был выходной, и она поехала к своим, а я решила навестить миссис Крэфтуорд, мы с ней неплохо ладили. Я же проводила мастера наверх. Войдя, мастер поклонился тете…

— Простите, — перебил ее Лемон, — а как выглядел мастер?

— Опять мастер? Вас же должен интересовать телевизор. Ну так вот, телевизор был слеп и нем… Ладно, ладно, мастер так мастер. Молодой, темноволосый. И, право, не знаю, что еще о нем сказать…

— А глаза у него были очень светлые, светло-голубые, не так ли? — не выдержал Лемон.

Женщина посмотрела на Джека с интересом.

— О, я вижу, вы и в самом деле разбираетесь в электронике, мистер Лемон. У него действительно были очень светлые голубые глаза, теперь я вспомнила.

— Вы просто прелесть! Может быть, вспомните и цвет лица мастера?

— Однако… Такой интерес к деталям мужской внешности… Ну что ж, постараюсь вспомнить, раз уж вы настаиваете. — Она коснулась пальцами лба. — Я не совсем уверена, но, кажется, он был бледноватым, этот мастер.

Лемон встал и торжественно, с чувством поцеловал женщине руку.

Та была приятно удивлена и не удержалась от вопроса:

— Вас интересуют не только телевизионные мастера?

— Меня совершенно не интересуют мастера. Меня интересует лишь тот тип с водянистыми глазами.

— Водянистые? — не согласилась хозяйка. — Скорее уж ледяные.

— Вам видней. А теперь, пожалуйста, расскажите, что же делал этот парень с холодными глазами. Только подробно.

— Виски? — предложила хозяйка.

— Я бы предпочел пиво.

— Боюсь, пива у меня не найдется.

— Тогда, пожалуйста, капельку виски и побольше тоника. Я за рулем.

— Молодой репортер, а такой… добросовестный, — заметила женщина. — Вас, наверное, очень ценят в редакции?

— Шеф во мне души не чает, — заверил ее Джек.

Улыбнувшись, женщина подала журналисту бокал и села на свое место.

— Значит, как я уже сказала, войдя в комнату, мастер поклонился тете и подошел к телевизору. Из своей сумки он достал отвертку и снял заднюю стенку. К сожалению, не могу подробно описать, что он делал с телевизором, так как он заслонял его собой, а я была довольно далеко от него. Что-то он вынул из телевизора, покопался в сумке и что-то вкрутил. Я в телевизорах не разбираюсь и все равно не смогу вам как следует рассказать всего. Тетя сидела ближе к мастеру, спиной ко мне, и вот уж она-то не сводила с него глаз, внимательно следила за всеми его манипуляциями. Сами понимаете, этот телевизор у нее уже в печенках сидел. Она даже сказала мастеру что-то в таком духе, что много приходило мастеров, все меняют одни и те же детали, а исправить телевизор никто не может. Мастер не обиделся, даже похлопал ее по руке — помню, меня еще удивила такая бесцеремонность — и сказал, что больше ей никогда не придется жаловаться. Потом он прикрутил все обратно, и телевизор в самом деле заработал. И звук, и изображение были в порядке. А потом… Минуточку, не ошибиться бы. А потом он обратился к тете, наверное, хотел похвалиться, но вместо этого воскликнул: "Что с вами?" Я подбежала и увидела, что тетя лежит, откинувшись в кресле, а глаза у нее… ох, какие страшные глаза — вытаращенные, остекленевшие. Я пыталась привести ее в чувство, похлопала по щекам, побрызгала водой — все напрасно, ничего не помогало. Тогда я попросила мастера спуститься и позвонить врачу, сказала ему номер телефона. Тот бегом бросился звонить, а я осталась с тетей и все пыталась оказать ей помощь. Но, когда пришел врач, — женщина тяжело вздохнула, — она была уже мертва.

— Так, — медленно произнес Лемон, — а что же делал мастер?

— Вызвав врача, он поднялся наверх и был со мной до его прихода. Откровенно говоря, не помню, когда он ушел.

— А его фамилию или адрес вы знаете?

— Нет, ведь его вызывал мой муж. Я потом спрашивала у мужа, по какому адресу выслать деньги за починку телевизора, ведь тогда я так ему и не заплатила. Муж сказал, что бумажку с номером телефона этого мастера он выбросил, ни адреса, ни фамилии не знает. Я еще думала, что мастер пришлет счет, как это делается, но тот не прислал. Вот и все.

— Странная история! А приходилось ли вам слышать о мастерах, которых не интересует плата за их труд?

— Нет, не приходилось, но я ведь не специалист по мастерам, как некоторые.

— Специалистам такие тоже не попадались, — улыбнулся Джек и сделал глоток из бокала.

— Похоже, вы довольны, — заметила женщина.

— Моя гипотеза нашла подтверждение.

— Гипотеза о мастерах по электронике?

— И о них тоже. А теперь не согласились бы вы ответить на несколько вопросов, но уже относящихся не к миссис Крэфтуорд, а к вам лично? И к вашему мужу.

— Хотите, чтобы я выплакалась вам в жилетку?

— Что-то в этом роде.

— Уж слишком многого вы хотите…

— Вы угадали. Итак, ваш брак удачен?

— Нет, — был короткий ответ.

— Не случалось ли вашему мужу оказываться в стесненных денежных обстоятельствах?

— Он только в таких и пребывал. Правда, до последнего времени, — поправилась она. — Ведь теперь у него есть сто тысяч. — И опять поправила сама себя: — Сегодня, думаю, уже на несколько тысяч меньше. Я же, если это вас интересует, не видела из теткиного наследства ни шиллинга. Я жила и живу на свое собственное состояние.

Лемон посмотрел на нее внимательно. Молодая женщина сидела выпрямившись, с суровым, непроницаемым лицом. "Дорого обходится ей это наружное спокойствие", — с сочувствием подумал журналист, а вслух произнес:

— Это очень хорошо, что вы не пользовались теткиными деньгами.

— Мистер Лемон, может, вы мне все-таки расскажете, в чем дело?

Секунду поколебавшись, Джек ответил вопросом на вопрос:

— Муж любит вас?

С грустной улыбкой она покачала головой.

— Сомневаюсь. Думаю, я ему нужна лишь для постели, но уж тут я не согласна. Не разводится же он со мной лишь из-за моих денег. Хотя теперь, когда и сам стал богат, возможно, разведется. Впрочем, не уверена.

— К сожалению, пока я еще не могу рассказать вам о моей концепции, в которой, кстати говоря, я еще не до конца уверен. А уж если совсем начистоту — до сих пор блуждаю в потемках, вслепую ухватившись лишь за тонкую ниточку. Одно только я могу утверждать с уверенностью и в значительной степени благодаря вам: совершается нечто тайное, страшное и невероятно преступное.

— Опять журналистский прием? На сей раз "галантность и сомнения". А если серьезно: у меня создалось впечатление, что вы, мистер Лемон, сомневаетесь в естественной причине смерти тети. Ведь так?

Лемон улыбнулся:

— Прошу вас, не тяните меня за язык. Ведь я всего-навсего собираю материал для статьи о людях минувшей эпохи.

— Мне совсем не нравится такой уклончивый ответ. Вы, молодой человек, намного симпатичнее в роли "добросовестный, бесхитростный репортер".

— Да уж очень трудна эта роль, видите, не всегда выдерживаю ее до конца, поэтому время от времени позволяю себе расслабиться, выкинуть что-нибудь этакое… паскудное… что вам не по душе.

— Еще виски?

— Увы, я должен откланяться.

— Ждет… кто-нибудь? — тихо спросила женщина.

— Ну вот, вы опять тянете меня за язык…

— Извините, — женщина тряхнула головой и неожиданно рассмеялась. — Проваливайте, мистер Лемон. Я и так слишком много времени провела в обществе незнакомого мужчины!

— Если я когда-нибудь разгадаю эту проклятую загадку, обязательно заеду к вам и все расскажу.

— Так я и поверила! Но все равно хорошо, что вы это сказали. А теперь убирайтесь, у меня множество дел. Вы прямо какой-то пожиратель времени!

Улыбнувшись, Лемон крепко пожал ей руку и вышел. Заперев за ним дверь, женщина медленно вернулась в гостиную. Улыбка исчезла с ее лица, как только за журналистом захлопнулась дверь. Налив виски в бокал, она одним большим глотком наполовину осушила его.

— У меня чертовски много важных и совершенно неотложных дел, мистер Лемон, — вслух произнесла она. — И начну я, пожалуй, с того, что посмотрю телевизор.

С гордостью и удовольствием смотрела Памела Джонс на пересаженные ею кактусы. Может, конечно, ей только казалось, но вид у кактусов стал намного лучше, они выглядели уже не такими увядшими, да и количество нехороших пятен на них поубавилось. Во всяком случае, настроение девушки немного улучшилось.

Налюбовавшись на кактусы, Памела уселась в кресло и включила телевизор. Когда Лемон вошел в квартиру, диктор, захлебываясь от восторга, расписывал прелести отдыха в Испании: какая коррида! Какие девушки!

— Девушка и бык! Это уже было, — скептически заметил Лемон.

— А тебе только премьеры подавай! — Памела поцеловала его и поинтересовалась: — Ну и как, мистер Киш? Скоро ли будет готов ваш потрясающий репортаж?

— Насчет репортажа не скажу, но зато теперь уже знаю точно — мы были правы. В трех из семи изученных мною случаев вблизи умерших женщин был замечен один и тот же человек: молодой брюнет со светлыми глазами.

Девушка вскочила на ноги:

— В самом деле? Потрясающе! Джек, ты просто гений!

— Не стоит говорить о столь очевидных вещах.

— А не может это быть случайным совпадением? Просто похожие люди…

— Случайное совпадение? Во всех случаях один и тот же темноволосый мужчина обращал на себя внимание очень светлыми глазами, во всех случаях он был молод — около тридцати лет — и худощав. Случайное совпадение? И то, что он отличался неестественной бледностью лица, — тоже случайность? Можно еще добавить: во всех случаях имела место кончина богатых пожилых женщин, во всех случаях никто из домашних его не знал, жертвы видели его первый и последний раз в жизни, а умирали они все от сердечного приступа. Достаточно?

— Ты прав, дорогой, конечно же, прав! И что мы будем делать дальше? Джек, надо сообщить в полицию!

— Ты так считаешь?

— Конечно! Ведь совершается преступление! И если мы это знаем, наш долг — сообщить властям.

— Хорошо, как ты себе это представляешь? Ну, прихожу я в полицию, рассказываю о наших подозрениях и моих разговорах со свидетелями. Если даже меня не высмеют, а это очень маловероятно, вряд ли на основании таких данных они начнут расследование. Сама подумай, какими они располагают основаниями? Во всех случаях имеются официальные медицинские заключения о естественной причине смерти, во всех случаях имеются показания свидетелей, подтверждающие заключения врачей. Люди, присутствовавшие при кончине пожилых леди, подтвердят, что они умерли сами по себе, что им никто ничего плохого не сделал. И вообще, все происходило настолько естественно, что неестественными кажутся наши с тобой вымыслы — ведь всё, решительно всё их опровергает. Нет, в полицию с этим идти бесполезно.

— А кроме того… — тихим голосом проговорила Памела.

— Что "кроме того"?

— Если ты сам распутаешь это дело…

— Тогда что? — грозно вопросил Джек.

— Тогда ты напишешь репортаж, какого еще не знала история журналистики!

— Памела! — загремел Джек. — Ты оскорбляешь меня! Неужели ты — ты! — можешь заподозрить меня в столь низких побуждениях?

— Тем более…

— …тем более что в этом есть доля правды! — рассмеялся Лемон. — Но и я сказал тебе правду — в полиции меня просто высмеют!

— Постой! — вспомнила вдруг Памела. — Ведь и у меня есть новости!

— Какие же?

— Мне позвонила миссис Бэйнем.

— О!

— Ничуть не стесняясь, открытым текстом она говорила о признании завещания недействительным, угрожала судом и предлагала в моих же собственных интересах полюбовно закончить дело.

— На каких же условиях?

— Пока не знаю. Для этого я приглашена к ним завтра утром.

— Они идут ва-банк!

— Вот именно. Она считает себя потерпевшей стороной, ограбленной мною; по ее словам, допущено беззаконие, и теперь она идет на все, чтобы заполучить "свои законные" денежки. Хотя, должна признать, она не обзывала меня такими словами, как ее муж.

— А ты?

— Я? Я тоже не обзывала. Хотя, боюсь, и не проявила должного понимания к ее претензиям.

— Я так и думал, — улыбнулся Джек. — Похоже, тебя шантажируют, моя Памела?

— Похоже, — согласилась девушка. — И я малость их боюсь. Ты поедешь со мной?

— Разве настоящий репортер упустит такой случай? — И Лемон достал бутылку виски и два бокала.

На следующий день Джек ожидал Памелу, сидя в машине неподалеку от ее офиса. Стояла типично английская погода, и Джеку пришлось плотно закрыть окна машины, чтобы внутрь не проникал мелкий пронизывающий дождь, яростно секущий стекла машины.

Лемон снял насквозь промокший плащ и бросил его на заднее сиденье, но легче не стало — казалось, вся одежда пропиталась отвратительной сыростью. Закурив сигарету, он почувствовал себя немного лучше. Вспыхивающий в темноте огонек и клубы дыма сразу улучшили настроение. Наконец-то что-то сухое!

Дверца машины открылась, и на сиденье рядом с Джеком опустилась Памела, ласково проворковав:

— Как мило с твоей стороны, что ты бегом кинулся открыть передо мной дверцу.

— Извини, дорогая, из-за этого чертова дождя я тебя не увидел. — И он включил мотор.

Дорога до дома Бэйнемов заняла минут двадцать с небольшим. Остановив машину, Лемон вынул ключи из зажигания и взглянул на Памелу:

— Ну ты как, готова?

Та на минуту закрыла глаза, сделала глубокий вздох, потом решительно тряхнула головой и взялась за ручку дверцы.

— К бою!

— Не забудь опустить забрало, — напомнил Лемон, захлопывая дверцу машины.

Не торопясь, они поднялись по каменным ступенькам и позвонили. Двери открыла сама миссис Бэйнем.

— Входите, — сказала она, с удивлением взглянув на Лемона. Памела сочла нужным объясниться:

— Извините, я не предупредила, что приеду в сопровождении моего друга и советника мистера Лемона.

— Очень приятно, — холодно ответила хозяйка, — хотя, признаться, меня это удивляет, ведь разговор, подобный нашему, должен вестись в узком кругу непосредственно заинтересованных лиц.

Лемон успокоил ее:

— Мы просто уравняем силы.

— Можно подумать — вы готовитесь к бою! — фыркнула хозяйка.

Вошли в гостиную. Филипп Бэйнем, стоя у бара, готовил коктейли. Лемон заметил, что бокалов было всего три, а ведь он не мог не слышать его голос в прихожей.

— Добрый день, — Бэйнем подчеркнуто приветствовал только Памелу. — Вы не одна?

— Мой друг и советник мистер Лемон, — вторично представила Джека девушка.

Кэт Бэйнем усадила гостей в кресла, а ее супруг неохотно полез за четвертым бокалом. Затем он молча вручил каждому его бокал, а супруга, нервно закурив сигарету, приступила к разговору, причем ее голос чуть заметно дрожал:

— Мне бы хотелось повторить то, что я уже сказала при встрече. В нашем разговоре должны принимать участие лишь непосредственно заинтересованные лица. Может, мы извинимся перед мистером Лемоном и ненадолго покинем его? Поговорим в другой комнате.

— Но ведь мистер Бэйнем тоже не является непосредственно заинтересованным лицом, — возразила Памела.

— Он — мой муж, — отрезала Кэт Бэйнем.

"Надо выручать Пам", — подумал Джек и важно заявил:

— Я — лицо как нельзя более заинтересованное, ведь я рассчитываю на приданое мисс Джонс.

Памела попыталась спрятать улыбку в бокале, хозяйка же крепко сжала губы.

— Если уж от вас не удается избавиться, — сказал невежливый Бэйнем, — придется вести разговор при вас, ничего не поделаешь. В конце концов, вы тоже заинтересованы в том, чтобы он остался тайной.

Памела лишь слегка приподняла брови, но ничего не ответила. Джек, чрезвычайно довольный собой, уселся поудобнее и закурил.

Кэт Бэйнем поняла, что настаивать на изгнании Лемона не имеет смысла, и, стараясь подавить раздражение, произнесла:

— Ну что ж, полагаю, мы можем приступить к делу.

Судя по всему, супруги Бэйнем заранее разработали сценарий предстоящей беседы, в которой главная роль отводилась хозяйке дома. Неожиданное появление Лемона было очень некстати, немного усложнило обстановку, тем не менее Кэт Бэйнем решила действовать по намеченному сценарию и обратилась к Памеле, совершенно проигнорировав Джека:

— Как вам известно, милочка, моя мать и тетя Мэри были родными сестрами. Моя мать была старшей и в свое время много сил отдала воспитанию младшей сестры и заботе о ней. Более того, она ее всегда поддерживала и в — финансовом отношении вплоть до замужества моей тетки. В этом отношении самостоятельной тетка стала, лишь выйдя замуж.

Памела кивком показала, что внимательно слушает, и миссис Бэйнем продолжала:

— После смерти моей матери тетка всего лишь раз или два оказала мне материальную помощь, зато постоянно твердила, что хочет мне отдать все сразу — передать по завещанию после смерти все свое состояние. Но тут вдруг на сцене появляетесь вы. Сейчас я не намерена вникать в подробности того, каким образом вам удалось склонить мою тетку отписать половину ее состояния в вашу пользу. Однако советую помнить о том, что в ходе судебного разбирательства ваши частые визиты к тетке легко могут быть интерпретированы как… в весьма неблагоприятном для вас свете. Все шло нормально, как вдруг появляется совершенно посторонняя особа — вы, милочка, особа, повторяю, совершенно посторонняя, даже не дальняя родственница, — и неожиданно за несколько месяцев до смерти именно ей тетка отписывает в завещании половину своего капитала, хранящегося в банке. Добиться признания недействительным такого завещания, поверьте, не составит большого труда. Однако мы с мужем, подумав, решили избрать другой путь для возврата нашего законного имущества. Этот путь избавит вас от многих неприятных моментов. Мы с мужем считаем, что вы проявляли о тетке определенную заботу, за это вам полагается вознаграждение — в разумных пределах, естественно. Принимая во внимание все изложенное выше, — тут миссис Бэйнем сделала эффектную паузу и, возвысив голос, докончила, — мы предлагаем добровольно вернуть нам определенную часть унаследованной вами суммы. Мы готовы пойти на то, чтобы вы оставили себе… ну, допустим, двадцать пять тысяч фунтов стерлингов. В этом случае мы сочтем раздел наследуемой суммы справедливым. В противном — подаем в суд.

Памела молчала, опустив голову, потом сказала:

— Мне все-таки хотелось бы кое-что пояснить. Первое. Я не считаю завещанные мне деньги оплатой, как вы сказали, за мою заботу о миссис Мэри. Второе. Я никогда не рассчитывала ни на какие деньги по завещанию. Третье. Я знала, что у миссис Калгарет имеются сбережения, но никак не предполагала, чтобы такая сумма…

Тут Бэйнем скривился, изображая на лице иронию, и Лемон с трудом удержался от резких слов.

— Для меня, — продолжала Памела, — не было бы никаких сомнений в необходимости вернуть завещанные мне деньги родственникам миссис Калгарет, будь они бедняками. Или если бы в силу каких-то важных причин они нуждались во всей сумме. Но ведь это не так! Мне неприятно говорить о таких вещах, но, насколько я знаю, вы люди состоятельные, да и теперь по завещанию получаете вполне достаточную сумму денег. Миссис Мэри до последних минут жизни находилась в здравом уме, и она наверняка учитывала все эти обстоятельства при составлении своего завещания…

— Все, что вы сказали, не имеет никакого значения, — резко возразил Бэйнем. — Вы просто не имеете никакого права на эти деньги.

— Разрешите, я все-таки закончу, — твердо сказала Памела. — Не стоит забывать и о другом. Ведь вы оба, насколько я знаю, никогда не проявляли ни малейшего интереса к миссис Мэри. Зато теперь такой интерес к ее деньгам! Нет, я никогда не соглашусь считать вас обиженными. — И, увидев готовых взорваться хозяев, девушка добавила: — Хотя, с другой стороны, вы в чем-то правы. Вся эта история для меня теперь очень неприятна. Так что не знаю… Не знаю, на что решиться.

— Боюсь, выход у вас только один, — резко сказала Кэт Бэйнем. — В противном случае мы обратимся в суд, уж в этом можете не сомневаться, и тогда вы вообще ничего не получите.

— Не пугайте меня! — вспыхнула Памела. — Когда я говорю о своих сомнениях, меньше всего я думаю о деньгах. Главное для меня — поступить по совести.

Лемон решил, что пришла пора ему вмешаться.

— Может быть, самое разумное — дать сейчас мисс Джонс время подумать. Ну, скажем, дня три. Мисс Джонс все взвесит и примет решение. В конце концов, речь идет о слишком большой сумме, чтобы вот так, с ходу, принимать решения.

Супруги Бэйнем переглянулись. И опять слово взяла Кэт:

— Мы бы все-таки предпочли, чтобы мисс Джонс ответ дала немедленно. И без того дело слишком затянулось.

— Нет, сейчас мне трудно на что-либо решиться, — поддержала Джека девушка. — Тем более, — тут она бросила быстрый взгляд на Филиппа Бэйнема, — что перед этим мне бы хотелось ознакомиться со всеми обстоятельствами смерти миссис Мэри!

Хозяйка удивленно подняла брови:

— С обстоятельствами смерти? Я вас не понимаю. Разве они вам неизвестны? Да и какое это имеет значение?

— Ну как же! Совершенно неожиданный сердечный приступ у совершенно здорового человека. Что явилось его причиной? Ведь не мог же он произойти ни с того ни с сего…

— В ее возрасте… — начал было Бэйнем в тихой ярости, но Памела не позволила прервать себя.

— Буквально за несколько минут до смерти миссис Калгарет разговаривала с молодым незнакомым мужчиной. Есть свидетели.

Кэт прикусила губу и спросила, пытаясь придать ироническое звучание своему голосу:

— А разве врач не констатировал смерть от инфаркта?

— Да, это так, и тем не менее я считаю, что тут еще много неясного.

— Дело ваше, — пожала плечами хозяйка. — Итак, встретимся через три дня в это же время. А если вы специально тянете время, знайте, это ничего не даст, может лишь стать лишним аргументом против вас.

— Я уже просила — не пугать меня. Ведь, в конце концов, я решаю очень важный для меня вопрос — отдать ли вам мои законные деньги, точнее, те деньги, которые должны стать моими, — поправилась она.

— Уж очень вы нервная, — опять не выдержал Бэйнем.

— А вы просто изумительно вежливы, — осадил его Лемон.

— Избавьте меня от ваших плоских острот!

Лемон улыбнулся и обратился к Памеле:

— Думаю, нам пора, дорогая.

Памела послушно встала с кресла, они попрощались с милыми хозяевами и покинули их дом.

Только сев в машину, Памела перевела дыхание, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— На редкость приятная пара, — заметил Джек, закуривая. — Напрасно, дорогая, ты рассказала им о наших подозрениях, боюсь, не стоило их настораживать.

— Я больше не могла выдержать! Такие наглые морды… Хотелось хоть немного сбить с них спесь.

— А если наши догадки верны? Тогда тебе может грозить опасность.

— Брось, милый, не преувеличивай. Скажи лучше, что бы ты сделал на моем месте теперь?

— Уж я бы придумал, что сделать! Не с деньгами, разумеется, над этим и думать нечего, а вот что бы такое сделать этим Бэйнемам?

— И что бы ты им сделал? — улыбнулась девушка.

— Пока еще не знаю. Но ведь в нашем распоряжении целых три дня. За это время обязательно что-нибудь придумаю!

И он включил мотор.

Весь следующий день обычно ленивый Лемон работал в поте лица. Он изъездил пол-Лондона в поисках нужных адресов, звонил в десятки дверей, переговорил с множеством людей. Он добросовестно изучил все оставшиеся случаи, но лишь в одном из них фигурировал бледнолицый брюнет, который на сей раз оказался посыльным цветочного магазина. В остальных же случаях (когда с ним, разумеется, вообще соглашались говорить) никого похожего не припоминали.

Домой Джек вернулся поздно вечером и за ужином отчитался Памеле о своих изысканиях, закончив полными горечи словами:

— После успеха первого дня я рассчитывал на большее. И все равно, можно считать, мы вышли на подозрительную личность. Сама подумай, в четырех случаях — а это нами точно установлено — при кончине состоятельного человека присутствует один и тот же никому не известный, совершенно посторонний тип! И во всех названных случаях находится кто-то, чрезвычайно заинтересованный в кончине данного состоятельного человека.

— Я полностью с тобой согласна.

— Идем дальше. Мы делаем вывод, что данный тип помогает пожилым состоятельным людям покинуть сей бренный мир. И на сем нить наших домыслов обрывается, ибо этот человек настолько ловок, что, совершая злодеяния — а их как минимум четыре, — он ни в одном случае не оставил ни малейших следов. Итак, мы знаем, что он есть, что он убивает людей и как он выглядит. Мы не знаем, кто он и как убивает.

— Убивает! — содрогнулась Памела.

— Да, так это называется.

— Но ведь мы не знаем наверняка, что именно он убивает. Наверняка мы знаем лишь, что он присутствует в момент смерти стариков.

— Значит, он просто приносит несчастье?

— Но сам подумай, ведь во всех случаях врачи констатируют естественную причину смерти, не было даже намека на насильственную. Не могли же ошибаться столько врачей!

— Значит, могли. Памела, я тоже не знаю, что именно делает со своими жертвами этот человек, но иначе зачем бы он приходил к ним в момент их смерти? Полюбоваться на умирающих, заранее зная, что они умрут?

Памела тяжело вздохнула.

— Ты рассуждаешь логично, и все-таки мы не знаем, каким способом он убивает свои жертвы. Может, он пользуется каким-либо ядом, вызывающим сердечный приступ?

— Ядом? Погоди, погоди… Давай еще раз припомним все, что делал этот человек, оказавшись рядом со своей жертвой.

— С каждой он разговаривал и…

— Вот-вот! И к каждой прикасался!

— Ты уверен? Я помню, миссис Мэри он подал руку, а остальным?

— Он прикоснулся к каждой из них, как же я не обратил на это внимание! Когда выдавал себя за телевизионного мастера — похлопал миссис Крэфтуорд по руке — "фамильярно", как выразилась жена ее племянника, — заверяя, что уж он-то наверняка телевизор исправит. Притворяясь рассыльным цветочного магазина, протянул руку за чаевыми. Фарфоровая старушка, как ее… ага, миссис Брокстон — подала ему руку на прощание, и тут же — инфаркт. Наверняка в этом что-то есть. Вот только не слышал я о яде, который действует на сердце через кожу. Надо будет обратиться к специалистам.

— У тебя есть знакомый токсиколог? — удивилась Памела.

— Ты имеешь дело с прессой! — гордо ответствовал Джек. — Есть у нас в газете специалист, мировой парень!

— Тебе придется рассказать ему, зачем тебе такие сведения.

— А разве я не собираю материал для сенсационного репортажа о наследствах и скоропостижной смерти завещателей?

— Всегда-то ты стараешься соединить приятное с полезным. Надеюсь, мне никогда не придется читать твой репортаж о блеске и нищете некой Памелы Джонс?

— Не думаю, — Джек привлек к себе девушку. — Цензура такого не пропустит.

На первый взгляд Питер Сарджент казался личностью неприметной и незначительной. Сухонький человечек неопределенного возраста, вечно в измятом, неопрятном костюме неопределенного грязно-серого цвета, который, казалось, вобрал в себя всю окружающую пыль, он не внушал доверия серьезным людям, вызывая в них чувство превосходства, смешанное с жалостью, какое обычно вызывают немощные старички и увядшие примадонны. Но как только Питер Сарджент начинал говорить о любимом деле, он неузнаваемо преображался. В филигранно отточенных формулировках чувствовалось прекрасное знание предмета, высочайшая компетентность и умение разобраться в тончайших нюансах проблемы.

Уже несколько лет Питер Сарджент возглавлял отдел уголовной хроники "Ивнинг стандард". Его богатейший опыт и осведомленность во всем, что связано с убийствами и другими тяжкими уголовными преступлениями, удивляли даже видавших виды инспекторов Скотленд-Ярда. Он был начинен знаниями о всех возможных и невозможных способах лишения человека жизни, мог служить экспертом по огнестрельному оружию всех марок и по всем ядам, известным человечеству. Он был специалистом по замкам, сейфам, охранной сигнализации и противоугонным установкам. Короче — он знал все о преступниках и преступлениях.

Сейчас Питер Сарджент сидел на краешке собственного письменного стола и, небрежно болтая худой ногой, добродушно посматривал на Джека Лемона.

— Так это правда, юноша? Слышал я — вы взвалили на свои неокрепшие плечи бремя защиты пожилых состоятельных леди?

— Ничего-то от вас не скроется, мистер Сарджент, — смиренно отвечал Джек. — И хотел бы защитить, да вот только ничего у меня не выходит. Да и как защитишь, если не знаешь от кого? Никто в них не стреляет, никто их не душит, не разбивает голову, а мрут одна за другой, оставляя неплохие денежки наследникам. И никаких следов на теле! Так что одно из двух: либо я все напридумывал, либо изобретен какой-то новый, необъяснимый способ отправлять людей на тот свет. Я уж думаю, не яд ли какой?

— Почему обязательно яд? Не оставляет на теле никаких следов ток высокого напряжения, если жертва находится в ванне, полной воды. Или вот еще — хитрый удар прямо в печень…

— Да нет, ничего такого не было. Я изучил обстоятельства их смерти.

— Гм… Тогда, может, и вправду яд? Орудие коварных женщин и изощренных мужчин. Легкое и удобное в употреблении — можно подмешать в еду и питье, сделать инъекцию, иногда достаточно легкой царапины. Можно запланировать и вид смерти, и время кончины, и продолжительность мучений… А умирали они быстро?

— Да, быстро, самое позднее — через полчаса, но чаще и того скорее.

— О, какой нетерпеливый преступник! Значит, исключаем мышьяк, экстракт яда гремучей змеи — кротактин, кротанин… А судороги были? — задал он следующий вопрос деловым тоном.

— Судороги? Вроде, нет.

— Жаль, это намного упростило бы расшифровку. Раз не было, отбросим стрихнин и бруцин. Может, цианиды? Как насчет паралича мышц?

— Тоже, вроде, не наблюдалось.

— А я уж подумал о цианистом калии — почти мгновенная потеря сознания, паралич дыхания, затем остановка сердца и смерть. Хотя ты говорил — минут пятнадцать, значит, не мгновенная… Цианиды отпадают. А горячка, лихорадка, общее возбуждение? — с надеждой в голосе поинтересовался Сарджент.

Лемон отрицательно покачал головой.

— Гм… Ну и задачку ты мне задал, юноша. А я уж надеялся, что это атропин или скополамин. Может, хоть рвота была? Конечности синели? Что, тоже нет?

— Врачи считали причиной смерти сердечный приступ.

— Раз сердце, значит, не кураре и не цикута… Гм… в принципе возможно, да уж больно сложно, — рассуждал он вслух. Затем поучающе заметил: — Большой ядовитостью отличаются глюкозиды, один из видов растительных ядов. Насколько мне известно, только они оказывают избирательное действие на сердце. Всякие там наперстянки, дигитоксин, строфантин. Но в таком случае потребуется большое количество токсичного вещества, а отравление обязательно сопровождается ярко выраженными симптомами — рвотой, головными болями и прочим.

— А эти средства можно всадить в жертву путем укола? Или… я не знаю… втереть в ранку?

— К сожалению, юноша, это требуется съесть, — разочаровал Джека эксперт. — Да и вообще, скажу я вам, эти яды очень неудобны в употреблении. К тому же и действие их не столь молниеносно. Да и хороший врач, располагая анализами, обязательно их обнаружит.

— Ужасно! — пробурчал Лемон.

— Не так уж это ужасно, юноша, впрочем, все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть на дело. Для преступника, может, и ужасно…

— Ох, я совсем не то имел в виду, — рассмеялся Джек. — Ужасно, что рушится моя концепция отравления ядом. Все дело в том, мистер Сарджент, что существует некий тип, который разговаривает с престарелыми леди, потом подает им руку, и через четверть часа они умирают от инфаркта.

— Любопытно! — Сарджент с интересом взглянул на молодого человека. — Это действительно любопытно и необычно. Ничего похожего в моей практике не встречалось. Но воздействие яда с симптомами инфаркта… нет, такое не пройдет. Придется вам придумать что-то другое.

— Попробую придумать.

— Желаю успеха, юноша.

Глубоко задумавшись, сидел Лемон в своем любимом кресле и не торопясь попивал пиво из бутылки. А подумать было над чем. Дело, похоже, зашло в тупик. Правда, собранного материала хватило бы с лихвой на самый сенсационный очерк, который наверняка поместили бы на самом почетном месте в их газете. Но теперь Джеку этого было мало. Приходилось признаваться самому себе, что таинственной историей он увлекся намного сильнее, чем предполагал, начиная свое расследование. Сделал немало, но вот теперь зашел в тупик.

Уже несколько дней безотрывно журналист думал о таинственном убийце, который не оставляет никаких следов. Многоопытный Сарджент камня на камне не оставил от его концепции, что это может быть яд. Теоретически, конечно, можно предположить существование какого-то нового, неизвестного еще ученым яда, который вызывает сердечный приступ, проникая через кожу, и не оставляет никаких следов в организме человека, но это маловероятно. Вряд ли через кожу яд способен столь молниеносно воздействовать на сердце человека. Да и нигде свидетели не упоминали о том, что бледнолицый убийца действовал в перчатках, значит, в таком случае он и сам бы отравился. Отпадает и укол, его след уж кто-нибудь из медиков обнаружил бы. Тогда что же?

В голову молодого журналиста полезли и вовсе несусветные мысли, прркручивались какие-то обрывки легенд о чудесах восточной медицины, о поразительных приемах некоторых видов восточной борьбы, вроде страшного смертоносного удара вибрирующей рукой. Но вроде бы этот страшный удар должен наноситься не по руке человека, чтобы причинить ему смерть, да и свидетели ничего похожего на удары в поведении незнакомца не отмечали.

Нет, тут что-то совершенно непонятное: встать рядом с жертвой, подать ей руку — и убить! "А может, я просто спятил и все эти фантазии — бред больного сознания?"

Что-то долго сегодня не приходит Памела. Джек вздохнул, тяжело поднялся и прошел в кухню. Поесть бы чего… Поставив в угол опорожненную пивную бутылку рядом с двумя другими, он достал из холодильника следующую. Когда он с бутылкой в руке опять устроился в любимом кресле, мысли его приняли довольно абстрактный характер.

"Мир полон загадок, — философски размышлял молодой человек, все более удаляясь от темы. — Летающие тарелки, снежный человек, бермудский и прочие треугольники, целители, ясновидцы… Стоит ли забивать голову тем, чего все равно не поймешь? Жизнь коротка, а на свете столько приятных и понятных вещей… Загадками же пусть занимаются другие — полиция, ученые, ненормальные фанатики. Я-то тут при чем? Не имею ни малейшего желания выслеживать бледнолицего василиска с водянистыми глазами".

Стоп! Лемон тряхнул головой, пытаясь удержать ускользавшую мысль. "Почему я вдруг вспомнил об этомь сказочном чудовище, змее, убивающем взглядом? А если все-таки… ну, не совсем василиск, не сказочный змей, а… Да нет, ерунда, меня просто поднимут на смех, заикнись я кому-нибудь об этом. Хотя… есть один человек, он смеяться не будет. И, в конце концов, если нет никакого логичного объяснения, могу я себе позволить нелогичное? Господи, что за идиотские мысли лезут в голову! — рассердился он вдруг. И тут же возразил сам себе: — А может, и не совсем идиотские?"

Лемон взглянул на часы. Скоро восемь вечера. Быстро встав, он оделся, набросал короткую записку Памеле и вышел из дому. Сразу же после его ухода зазвонил телефон. Громкие звонки, разрывающие вечернюю тишину пустой квартиры, долго не унимались.

В этот день Памела Джонс окончила работу раньше обычного. Ей удалось завершить несколько чрезвычайно запутанных дел, и шеф в порыве благодушия разрешил девушке уйти на час раньше. По этому случаю она решила закатить Джеку пир. Парень вполне заслужил его, вон сколько времени и сил тратит на дело, в которое она его столь необдуманно втянула, только о нем и думает, со знатоками советуется, в библиотеках роется. "Вот будет обидно, — думала девушка, — если все это окажется ерундой".

Для пира требовалось прикупить кое-что из продуктов. При входе в супермаркет столпилось довольно много народу. Машинально пропустив впереди себя пожилую даму с внучкой, девушка прошла в дверь магазина, где на первом этаже тянулись прилавки с продовольственными товарами. Вдруг она почувствовала, как кто-то легко прикоснулся к ее спине. Памела хотела обернуться, но не смогла — помешала странная дрожь во всем теле и леденящий холод в груди. Стремительно нарастая, он сменился острой невыносимой болью в сердце. Девушка попыталась вздохнуть, но не могла.

— Боже! — только и смогла она произнести, рванула ворот блузки, но тут глаза застлал туман, и на большее не было сил. Теряя сознание, девушка услышала сзади чей-то тихий, злорадный смешок.

При входе в супермаркет образовалась пробка, какая-то женщина громко вскрикнула, несколько человек склонились над упавшей девушкой, пытаясь оказать помощь, привести ее в сознание. Одна из продавщиц уже вызывала по телефону "скорую помощь".

Памела лежала неподвижно и, казалось, не дышала. Из ранки на лбу, полученной при падении, тонкой струйкой сочилась кровь.

Джек Лемон порядком намучился, пока ему удалось разыскать старого знакомого, Тома Рэнделла. Они потеряли друг друга несколько лет назад, когда после развода с женой Рэнделл сменил адрес. Жена бросила Тома, будучи не в состоянии более терпеть странные увлечения мужа и полнейшее пренебрежение к ее персоне.

Несколько телефонных звонков и две встречи с общими знакомыми привели к желаемому результату. И вот теперь Джек рассматривал с интересом новую квартиру Тома, состоящую из двух больших комнат.

"Лет двести назад Тома как пить дать сожгли бы на костре", — думал он, разглядывая рабочие столы и полки огромного застекленного шкафа, загроможденные сложными приборами и странными сосудами совершенно немыслимых форм, колбами, ступами и стеклянными пузырями, груды каких-то палочек и змеевидных трубок, горки конусов и пирамидок, цилиндров и разнокалиберных шаров. В специальной витрине из плексигласа стояло непонятное устройство внушительных размеров, имеющее, судя по счетчикам, какое-то отношение к электричеству. Джек даже и не пытался разгадать его предназначение. Стены комнаты были увешаны какими-то графиками и диаграммами. В глаза бросался эффектный снимок, надпись под которым заверяла, что это фотография "мысли, отделенной от ауры человеческой головы".

Весь потолок занимала огромная карта звездного неба, вся исчерченная тонкими линиями. Вряд ли они служили хозяину для занятий астрономией.

Обстановку комнаты дополняла удобная мебель из черного дерева, обитая черной же кожей, и занимающие целиком одну из стен книжные шкафы. Золотые надписи на корешках книг со всей очевидностью свидетельствовали о весьма специфических вкусах хозяина.

Сам он сидел напротив Джека и с искренним удовольствием наблюдал за другом, на лице которого отчетливо отражались обуревающие его чувства.

Том Рэнделл, коротко остриженный молодой человек тридцати с небольшим, был одним из тех ненормальных фанатиков, которых недавно вспоминал Лемон. Свою жизнь Том окончательно и без остатка посвятил изучению таинственных и загадочных явлений. Особенно больших успехов ему удалось добиться в области поисков подпочвенных вод с помощью лозы. Впрочем, с помощью этой "волшебной палочки" он мог обнаружить не только водяные жилы… Том Рэнделл считался признанным авторитетом в своей области, имел много научных трудов, посвященных специфике и воздействию водных жил, методам биолокации, поискам рудных месторождений, а также практических разработок. Хобби принесло ему и материальное благополучие, ибо он никогда не испытывал нужды в клиентах, готовых хорошо оплатить услуги специалиста столь высокого ранга.

— Ну и как тебе? — поинтересовался хозяин, когда гость немного пришел в себя.

— Потрясающе! Ты здесь делаешь золото?

— Пока нет. Этим я займусь на пенсии.

Лемон не знал, как лучше приступить к делу. С одной стороны, в этом средневековом окружении его фантастические домыслы уже не казались такими абсурдными, с другой — перед ним сидел специалист в своей области, перед которым особенно обидно было выглядеть дураком.

— Том! — начал он запинаясь. — Тут, знаешь, такое дело… мне хотелось бы с тобой посоветоваться, именно с тобой, да вот не знаю… Видишь ли, есть у меня одна мыслишка, да больно она того… как бы это сказать… не очень реальная, а по правде сказать, так и вовсе нереальная, вот я и подумал…

— Люблю, когда вот так начинают разговоры, — прервал его Том. — Давай-ка, парень, выкладывай все как есть, что ты ходишь вокруг да около! И очень хорошо, что мыслишка твоя, как ты говоришь, не очень-то реальная, мне до чертиков надоели посетители со своими банальными, сугубо реальными разговорами — биржевой курс, деньги, женщины, работа… Сил нет! Извини, дружище, что не могу предложить тебе выпить, не держу алкоголя. Знаешь, я как-то незаметно научился обходиться совсем без него. Вот от этого, правда, не мог отделаться, — он махнул рукой с сигаретой, — хотя в моей работе курение здорово мешает. Но, знаешь, еще хуже, если я вместо работы только и думаю о том, как бы закурить…

— Мне сейчас очень кстати был бы глоток минеральной, — сказал Джек.

— О, вот и чудесно!

Хозяин вышел и вскоре вернулся с двумя стаканами пузырящейся минеральной воды. Бросив в каждый стакан по два кусочка льда, он поставил их на низенький столик, сел поудобнее и, подперев подбородок рукой, произнес:

— Ну, теперь рассказывай.

— Боюсь, придется тебя несколько разочаровать, — улыбнулся Лемон. — Дело, с которым я пришел к тебе, тоже в известной степени касается денег и женщин. Но к кому мне еще обратиться. Так что попробую.

И он принялся рассказывать другу всю эту непонятную, странную, действительно нереальную историю. Старался не упустить ни одной мелочи, ни одной существенной детали. Том внимательно слушал, не сводя добрых, умных глаз со своего взволнованного гостя. Когда тот закончил, он спросил:

— Ты меня и в самом деле принимаешь за ясновидца? Дело твое небанальное, что и говорить, вот только я, можно сказать, специалист по небанальным проблемам, понятия не имею, с какого конца подойти к твоей.

Лемон решил выложить все карты на стол:

— Послушай меня! Все, что была в человеческих силах, я сделал. Для меня не вызывает сомнения факт, что этот человек виновен в смерти женщин, о которых я тебе только что рассказал. Это бесспорно. И бесспорным является второй факт: их смерть он вызывает способом, который медицина не в состоянии установить. Или который медицине вообще неизвестен. Возможно, мы тут имеем дело с явлением, которое в состоянии объяснить лишь нетрадиционные области медицины, а ты в этом хорошо разбираешься. Я читал об одном человеке, не то Геллере, не то Галлере, который усилием воли мог остановить плывущий корабль. Так вот, ответь мне на вопрос: может ли человек, используя свои сверхъестественные способности, убить другого человека?

В комнате воцарилась напряженная тишина.

— Итак, это свершилось, — произнес Рэнделл после долгого молчания. — Сейчас мы с тобой затронули область человеческих отношений, в которой еще до сих пор бродят впотьмах, угадывая на ощупь некоторые предметы, но не имея определенной ясности о физической сути явления. Поэтому то, что я тебе скажу, будет лишь предположением, не более того. И тем не менее я считаю, я даже убежден, что убийство с применением биоэнергии возможно. Вот я и произнес это слово. Биоэнергия, ибо она представляется мне наиболее вероятной в твоем случае.

Тут ты вспомнил человека с уникальными способностями, Ури Геллера, но это совсем другая область, а именно телекинез, передача и применение биоэнергии на расстоянии. В твоем же случае мы имеем дело с передачей биоэнергии непосредственно, прикосновением.

Не буду читать тебе лекции, но я не раз задумывался над научной, теоретической стороной того практического воздействия, которым занимаются столь модные в наше время так называемые экстрасенсы. И знаешь, к какому выводу я пришел? Если экстрасенсы могут приносить пользу здоровью людей — а это уже не вызывает сомнения, — то, значит, они способны оказывать и отрицательное воздействие на человеческий организм. Природа не терпит пустоты, не терпит она и нарушения равновесия. Если человек, наделенный этим великим даром, в состоянии зарядить свою биоэнергию положительно, чтобы помочь больному, нельзя исключить возможность и целенаправленной выработки вредной энергии, отрицательно действующих зарядов, которые принесут человеку вред. Вспомни магнит. В зависимости от того, как его расположить, он отталкивает другой магнит или притягивает его. Сходные процессы наблюдаются и среди других видов энергии, например электрической. Я убежден, что биоэнергия, как всякая энергия естественного происхождения, тоже имеет свои полюса — один со знаком "плюс", другой — со знаком "минус". Во благо или во вред…

— Нам известны, — продолжал Рэнделл, — многочисленные примеры использования легких биоэнергетических полей для лечения людей, диагностики, влияния на погоду, даже для получения новых видов энергии. Работы с микроэлектронами (а биоэнергия лишь один из их видов) ведутся несколькими институтами и научными центрами во всем мире. Биоэнергию можно измерить. Ты видишь здесь любительскую копию прибора для ее измерения, — и Том указал на установку в плексигласовом футляре. — Сложность заключается в том, что пока мы, не зная физики явления, не в состоянии сопоставить ее с другими видами энергии и, следовательно, дать объективное заключение о том, какой мощью обладает биоэнергия, в состоянии ли она убить человека. И я всегда опасался… Знаешь, я считаю, в наши дни главная опасность — не ядерное оружие, а электронное, в том числе и биоэлектрон ное, всепроникающее, универсальное. Нами еще не полностью изучен механизм воздействия этой энергии и на отдельного человека, и на толпу, способный вызвать как состояние довольства, так и всесметающей ярости. И от того, в чьих руках такое оружие, в добрых или злых, зависит, может быть, будущее человечества. Тебе не приходилось слышать о "волнах страха"?

— "Волны страха"? Где-то я об этом читал, но думал, что это выдумка.

— Отнюдь. Эти низкочастотные волны вырабатывает особое устройство. Эксперименты с "волнами страха" производились в дискотеках, кафе, там, где обычно люди чувствуют себя свободно, где они раскованны и беззаботны. Нескольких минут работы упомянутого устройства хватало для того, чтобы вызвать у людей состояние сильного беспокойства, тревоги, страха. Не отдавая отчета в собственном поведении, люди толпами покидали рестораны и танцевальные залы, охваченные неописуемым ужасом.

Возьмем опять же гипноз. Ты знаешь, он давно поставлен на службу человеку. С его помощью излечиваются различные заболевания, нервные расстройства, алкоголизм и прочее. И опять же тут многое зависит от личности гипнотизера, от его желания помочь человеку, а не повредить ему. Но ведь может найтись и такой, что загипнотизирует человека, скажем, усыпит его и велит выпрыгнуть из окна, внушив, что тот ныряет в море. И человек послушно прыгает с десятого этажа и разбивается насмерть о мостовую. И в этом случае вряд ли найдут орудие преступления.

Вернемся к вопросу об отрицательной биоэнергии. Если моя "зеркальная" теория и в самом деле правильная, то, сделав скидку на некоторые неточности, можно гипотетически представить процесс, вызванный этой силой. Думаю, при воздействии отрицательной биоэнергии, как и положительной, первым ощущением при соприкосновении с ней будет толчок, удар, сотрясение. Такова должна быть первая реакция человека, когда он еще не понимает, что с ним, так бывает при сильных ожогах и обморожениях. Думаю, эта аналогия нам еще пригодится.

Идем дальше. Что затем испытывает человек при целительном воздействии экстрасенса? Ему кажется, что по всему телу разливается тепло, которое затем концентрируется в области больного органа. Следовательно, можно предположить — под воздействием отрицательной биоэнергии человек испытывает ощущение холода, который затем концентрируется вокруг какого-либо одного органа. И наконец остается последний этап — единоборство этого органа со злой энергией. Результат зависит от многих факторов, мне трудно сказать что-либо определенное, но смело можно утверждать, что старый, изношенный организм человека будет сопротивляться слабее, особенно в тех случаях, когда атака была предпринята внезапно или этот орган человека и без того был ослаблен, болен.

Вот моя теоретическая модель, Джек. И очень боюсь, она может быть реализована на практике, разумеется, не во всем совпадая с теорией.

Лемон слушал друга, затаив дыхание. Он уже не испытывал смущения за свои "идиотские" предположения.

— Вот оно что! И ты говоришь, возможности этих необыкновенных людей научно доказаны?

— Разумеется. Не будем говорить о сенсационных опытах Геллера, которые как раз не всегда строго научны. Достаточно вспомнить о Ермолаеве, который поднимал вытянутыми вперед и разведенными на полметра руками легкие предметы — носовой платок или спичечный коробок, не прикасаясь к ним. Я могу привести тебе десятки примеров людей с такими необыкновенными способностями: Тэд Сэриос, Ольга Уоррел, Иоганн Ронген, Джуна Давиташвили. Все это научно доказанные феномены. Но до сих пор, насколько мне известно, официально не проводилось ни одного опыта, в котором ставилась бы цель нанести вред испытуемым с помощью биоэнергии.

— Ну хорошо, лучшие из этих чудодеев способны силой своей воли поднять предметы весом всего в несколько граммов. Это же ничтожно мало! Такое под силу и младенцу. Да что там — младенцу не надо было бы протягивать обе руки, он одним пальчиком может ухватить платок.

— Ты прав, — улыбнулся Рэнделл. — Но представь, если тот же младенец, миновав кожу и кости — а биоэнергия всепроникающа! — всадит свой пальчик прямо в сердце человека?

— Черт возьми! Не думаю, что нашим органам такое понравится.

— Наверняка не понравится.

Лемон задумался. Замолчал и Рэнделл, отпивая маленькими глотками минеральную воду. Воцарилось молчание. Нарушил его Лемон:

— Выходит, такое преступление невозможно доказать.

— Боюсь, действительно невозможно. Вот если бы в момент убийства преступник и его жертва были подключены к измерительной аппаратуре… Но ведь это же нереально.

— И значит, мерзавец может и впредь безнаказанно совершать свои преступления? Когда и где захочет?

Рэнделл нахмурил брови:

— Я тоже об этом думаю. Знаешь, я давно боялся, что такое может произойти. Все полезные изобретения в истории человечества в конечном итоге обращались против него. И наш случай не исключение. Разумеется, у нас нет уверенности, что те пожилые леди, о которых ты мне рассказал, умирают именно по вине биоубийцы, но достаточно уже одного подозрения. Мы с тобой просто обязаны найти этого человека и проверить подозрение.

— Мы?

— Если ты, конечно, не возражаешь против моей помощи. Кроме того, я считаю необходимым поговорить об этом деле с Адальбертом Спенсером. Его теоретические труды во многом согласуются с моими, попробую поговорить с ним о практических вопросах.

— Адальберт Спенсер? — Джек наморщил лоб. — Откуда мне известно это имя?

— Ну, знаешь, ведь это же крупнейший в Англии авторитет в области микроэлектронной и биологической энергии! Большой ученый и знаменитый практик. По силе воздействия во всем мире его превосходят человек пять, ну шесть. Я с ним близко знаком. Случайно… Интересно будет узнать его мнение.

— Но мы с тобой так и не знаем, каким образом отыскать убийцу.

Том Рэнделл наклонился к нему.

— Думаю, это возможно, — спокойно сказал он. — Вот послушай…

Домой Джек Лемон вернулся за полночь. В квартиру он вошел тихо, чтобы не разбудить Памелу, но оказалось, ее дома не было. Записка, оставленная ей Джеком, лежала на том же месте, да и все в квартире свидетельствовало о том, что девушка не приходила. Сердце журналиста тревожно сжалось — девушка обязательно предупредила бы, если бы предполагала так поздно вернуться. А если она вдруг решила бросить его? Вот так, не сказав ни слова, не написав ни строчки? Памела так не поступит. Стоя посреди комнаты, Джек закурил. Внезапная болезнь? Несчастный случай? Или… Вздрогнув, молодой человек схватил телефонную книгу и через минуту уже набирал номер. Дежурный полицейский велел ему подождать, немного погодя вернулся к аппарату и заспанным голосом переспросил фамилию.

— Памела Джонс.

— Возраст?

— Двадцать восемь лет, высокая, стройная, волосы рыжие.

— Рыжие? Это приносит несчастье, — хохотнул полицейский.

— Вы очень остроумны.

— Напрасно обижаетесь. Джонс… Джонс… Не Джонсон?

— Нет! — рявкнул Джек.

— Джонс… Вот, есть Джонс! — уже серьезно произнес дежурный. — Лаура Джонс.

В глазах у Джека потемнело. Когда до сознания дошло названное полицейским имя и он обрел способность говорить, то произнес в трубку почти спокойным голосом:

— Не Лаура, а Памела.

— У нас только одна Джонс. Лаура.

— Разрешите дать вам совет? — Джек уже не владел собой.

— Какой?

— Смени профессию, старый дурак! Иди в гробовщики, там ты будешь на месте! — И он с треском бросил трубку. Впрочем, ошеломленный полицейский все равно онемел от возмущения.

Лемон опять взял в руки телефонную книгу. Адреса больниц. Сколько их! Конечно, Памела могла оказаться и на другом конце Лондона — мало ли за чем ей понадобилось поехать, но это маловероятно. Надо обзвонить ближайшие. Чтобы хоть немного успокоиться, молодой человек открыл банку с пивом, сделал порядочный глоток и закурил новую сигарету. Руки вроде стали меньше дрожать, можно звонить.

В первой больнице дежурная заверила, что у них такой пациентки нет. Во второй было то же самое В третьей переспросили:

— Как вы сказали? Памела Джонс?

— Да.

— Двадцати восьми лет?

— Да!

— Она поступила в нашу больницу в середине дня. Инфаркт.

— Что?! Она жива?

— Да, жива, но состояние тяжелое.

— Еду! — И журналист бросил трубку.

— Но в это время… — начала было дежурная и, услышав в трубке частые гудки, лишь грустно покачала головой.

Через десять минут Лемон был в больнице. Ехал, не соблюдая правил дорожного движения, чудом не задавил какого-то пьяного, чудом не попался на глаза дорожному патрулю и вот теперь как буря ворвался в помещение дежурной.

— Где она?

Дежурная почему-то догадалась, о ком он спрашивает.

— Она в реанимации, на втором этаже, но вас туда не пустят. И вообще, в это время…

— Номер палаты!

— Пятьдесят девятая. Но я ведь вам объясняю…

Она попыталась удержать Лемона за рукав, но не успела. Не дослушав ее, он помчался по коридору, затем по лестнице, перескакивая через ступеньки, и остановился только перед палатой № 59. Не постучавшись, Джек тихо приоткрыл дверь.

На одной из коек под прозрачной кислородной пленкой лежала Памела. Бескровное лицо девушки было того же цвета, что и подушка, но она дышала! Правда, неровно, с трудом, но дышала. Несколько подключенных к больной приборов отмечали жизнедеятельность различных органов, из капельницы в вену поступала какая-то жидкость. Девушка была без сознания. Около нее хлопотали два врача и сестра. Услышав скрип приоткрытой двери, один из врачей обернулся, но, взглянув на лицо Лемона, не прогнал его, как собирался, а со вздохом отвернулся и занялся своей подопечной.

В коридоре послышались быстрые шаги, в комнату вбежали дежурный врач и сестра, мимо которой проскочил Джек. Он не шевельнулся при их появлении. Дежурный врач притормозил, увидев виновника переполоха, и сочувственно положил ему руку на плечо.

— Мне очень жаль, но вам нельзя здесь оставаться, — тихо сказал он.

— Да-да, извините, я ухожу.

Лемон покинул вместе с дежурным врачом реанимационное отделение. В коридоре он с мольбой взглянул на врача. Тот, не говоря ни слова, повел его в свой кабинет, усадил в кресло, обитое черным дерматином, и дал чего-то выпить.

— Хорошо, что вы пришли, — сказал он. — У нас не было адреса, чтобы известить родных.

— У нее нет родных. Доктор, как она?

— Обширный инфаркт. Редкое явление в ее возрасте. У нее было больное сердце?

— Нет, Памела девушка здоровая, занималась спортом, на сердце никогда не жаловалась.

— Тогда, может быть, сказалось общее переутомление, сильное нервное потрясение, какое-нибудь горе?

— Нет, доктор, ни переутомления, ни горя у нее не было.

Доктор озадаченно замолчал. Лемон собрался с духом:

— Доктор, скажите же мне о ее состоянии! Скажите правду, все как есть.

— Мне очень жаль, не хотелось бы вас огорчать, но пока ничего утешительного сказать не могу. До сих пор не удается вывести ее из критического состояния. Уж очень нетипичный случай… Мы делаем все, что в наших силах, но пока… Что ж, остается надеяться лишь на молодость больной и сильный организм. Впрочем, как раз в молодом возрасте инфаркт бывает очень опасным. Парадокс, знаете ли, но, будь она лет на двадцать старше, я испытывал бы больше оптимизма.

— Она все время без сознания?

— Да, в сознание так и не приходила. Говорю же вам, очень нетипичный случай. Некоторые симптомы вообще не проявились, зато возникают очень редкие явления… Впрочем, вам, не медику, это ничего не скажет.

— Да вы скажите лишь — будет жить?

— Мы делаем все, что в наших силах. Пригласили для консультации профессора Бэрроу, лучшего лондонского кардиолога, с минуты на минуту будет.

— Это хорошо. Если я могу чем-то помочь… Я буду здесь, в коридоре.

— Вы нам ничем не можете помочь, и нечего вам в коридоре делать, отправляйтесь домой, вам надо выспаться.

— Вы меня выгоните силой?

— Нет, но…

— Тогда я останусь здесь. — Джек встал и направился к двери, но остановился. — Вы не скажете, что могло стать непосредственной причиной инфаркта?

— Я ведь вам уже говорил, в конце концов, причин не так уж много: скрытая болезнь сердца, переутомление, сильный стресс. Или и то и другое.

— Нет, доктор, ни то ни другое, — грустно улыбнулся Лемон. — И боюсь, с подобного рода медицинскими нетипичными случаями вам придется столкнуться еще не раз.

— Я вас не понимаю…

— Это не важно. Сейчас самое главное — спасти Памелу. Не обращайте на меня внимания.

Джек вышел в тихий ночной коридор, сел на один из неудобных голубых стульев и опустил голову. Он видел перед собой обескровленное, безжизненное лицо Памелы, слышал ее медленное, тяжелое дыхание. Руки невольно сжались в кулаки. Нет, не болезнь и слепая жестокость судьбы были причиной инфаркта. Это дело рук убийцы, Лемон не сомневался в этом. Значит, он почуял опасность и решил убрать Памелу. Но почему ее, а не его? Ведь это он, Джек Лемон, начал поиски, он поднял на ноги других. Не мог же убийца, в самом деле, рассчитывать на то, что, убив Памелу, он запугает Лемона? Тогда почему ее?

Никто из тех, с кем он общался по этому делу, не знали о существовании Памелы. Она же сама разговаривала лишь с соседкой миссис Мэри, да еще с Бэйнемами. Конечно, это они! Только они были заинтересованы в устранении Памелы, причем им это приносило двойную выгоду. Во-первых, убив Памелу, убийца отводил опасность не только от себя, но и от них. Во-вторых, деньги по завещанию Мэри Калгарет еще не были выплачены, а умри Памела, их наверняка получат родственники миссис Мэри.

Джек почувствовал, как волна ярости заливает его сердце. Он вошел в кабинет врача.

— Извините меня, но придется мне все-таки уйти часа на два. Очень прошу вас — разрешите мне перед уходом еще хоть на секунду зайти к Памеле, только взглянуть на нее.

Врач кивнул:

— Пошли.

В реанимационную они вошли вместе. Сидевшая у изголовья больной сестра с удивлением взглянула на них.

— Я лишь на секунду, — успокоил ее Лемон. Он подошел к Памеле и несколько секунд не отрываясь смотрел на ее лицо, которое, кажется, стало еще бледнее. Врач тронул его за плечо.

— Спасибо, — сказал Лемон и вышел из палаты. Через минуту, спокойный и решительный, он уже мчался в. машине по опустевшим лондонским улицам.

Роджер Холл закончил делать вечернюю гимнастику, замечательное средство для сохранения хорошей формы, и сел. Он чувствовал себя уставшим. Сегодня день был для него нелегким. Да, он убедился, что теперь может все. Его сила была в состоянии победить не только стариков, но и молодой здоровый организм. Нашли практическое подтверждение и его теоретические предположения: эффект усиливался, если приложить ладонь к спине с левой стороны, на уровне сердца. "Упала как подкошенная", — с гордостью вспоминал он.

Телефонный звонок Филиппа Бэйнема очень обеспокоил Холла. Никто, разумеется, не сумел бы доказать его вины, но и просто подозрения были ему ни к чему. Не исключено, что его могли привлечь к ответственности и на основании косвенных доказательств… Сомнительно, но лучше не рисковать. В настоящий момент его "юридическая практика" уже принесла ему доход в шестьдесят тысяч фунтов. Не о такой сумме он мечтал, но и этой вполне достаточно, чтобы на некоторое время затаиться и переждать. Пусть о нем забудут, а там посмотрим.

С девушкой он справился на редкость легко, даже сам удивился. Правда, тут ему просто во многом повезло. Он дождался ее выхода из офиса и ломал голову, как к ней подойти, когда она вдруг сама свернула к супермаркету. Лучшего и желать было нельзя — никто ничего не заметил. Судя по реакции на его воздействие, она наверняка скончалась на месте.

Холл лёг на постель, потянулся, сплел над головой руки. "Да, совать нос в мои дела опасно", — подумал он злорадно. Заснул Холл моментально. Легкая усмешка так и осталась на его лице.

Куранты на Биг Бене как раз вызванивали два тридцать, когда Лемон затормозил перед домом Бэйнемов. В тишине ночного Лондона звон часов с Вестминстерской башни отчетливо доносился и до этого района. Джек вышел из машины, тихо захлопнул дверцу и, поднимаясь на крыльцо, натянул на руки автомобильные перчатки, которые он иногда надевал, когда вел машину. Как он и ожидал, на звонок никто не прореагировал. Джек позвонил второй, третий раз, а потом просто привалился к звонку плечом. Наконец за дверью послышался шум, и раздраженный голос Бэйнема спросил из-за двери, кто там.

— Телеграмма мистеру Бэйнему, сэр.

— Телеграмма? Минутку…

Шаги отдалились от двери, чтобы через минуту вернуться. Скрипнул засов, щелкнул замок, и в приотворившейся двери показалась голова Филиппа Бэйнема.

— Давайте телеграмму.

Наклонившись к нему и вставив ногу в щель двери, чтобы тот не мог ее захлопнуть, Лемон тихо спросил:

— Вы меня узнаете?

Хозяин вытаращил глаза, и страх, мелькнувший в них, свидетельствовал о том, что он узнал Лемона.

— Что вам надо?

— Ты знаешь что! — сквозь зубы ответил Джек и сильным ударом кулака отбросил его назад. Тот зашатался и чуть не упал. Лемон быстро вошел и запер за собой дверь.

— Да как вы смеете… — начал было кричать Бэйнем, но Джек спокойным расчетливым ударом в солнечное сплетение заставил его замолчать. Схватив за плечо, он поволок хозяина в комнату.

— Это ты, мерзавец, наслал убийцу на Памелу, — тихо сказал он, — и сейчас я с наслаждением выбью из тебя дух.

— Это какое-то недоразумение, — прохрипел Бэйнем, но от сильного хука справа он растянулся на ковре, опрокинув бар на колесиках.

— Что ты там делаешь, Филипп? — на верхней ступеньке лестницы появилась Кэт Бэйнем в наброшенном на плечи халате.

— Сделайте нам любезность, спуститесь, — ответил ей Джек.

— Это вы? Что вы здесь делаете в такую пору?

— Мы говорим об убийце, которого вы наслали на Памелу. Вздрогнув, хозяйка попятилась, но взяла себя в руки и сошла в гостиную.

— Вы пьяны, — сухо сказала она гостю. — Какой убийца? Разве Памелу убили?

Тут она увидела на полу мужа, который все еще не мог встать на ноги, и воскликнула:

— Что вы сделали моему мужу?

— Пока ничего, я только начал.

— Немедленно убирайтесь из нашего дома, бандит, или я вызову полицию!

— Вызывайте. И мы расскажем ей о высоком брюнете с водянистыми глазами и бледным лицом. Это ее наверняка заинтересует.

Побледнев, Кэт Бэйнем оперлась рукой на перила лестницы.

— Вы с ума сошли. Чего вы хотите?

— Его фамилия и адрес!

— Повторяю, вы сошли с ума!

— Говори! — Лемон сделал шаг к Бэйнему.

Издав сдавленный рык, тот прыгнул вперед, но Джек легко парировал его неумелые атаки и, выбрав момент, нанес ему обеими руками страшный удар. Схватившись за живот, тот со стоном повалился на пол.

— Ты у меня заговоришь, если еще не окочурился! — сквозь зубы прошипел Лемон.

Хозяйка кинулась к телефону.

— Не торопитесь. — Чувствуя, как холодная ярость охватывает его, Джек схватил телефонный аппарат и разбил его о стену.

— То же сделаю с этим подонком, если не скажешь, кто убийца!

Кэт в страхе попятилась к лестнице. Схватив за шиворот, Джек поднял ее супруга с пола и несколько раз ударил по лицу. Увидев это, хозяйка в страхе кинулась к лестнице, вбежала наверх и заперлась в спальне на ключ.

— Говори! — Лемон поднес кулак к носу Филиппа Бэйнема.

— Кретин! — с трудом прошипел тот. — Ведь он тогда не только тебя, но и меня прикончит. Хоть убей, не скажу!

Хук слева отбросил его к стене. Ударившись, тот сполз по ней на пол и затих. Похоже, потерял сознание.

Лемон постоял над ним, растирая затекшую руку, потом, решившись, отвернулся и вышел из дома. Сбежав по ступенькам крыльца, он сел в машину, с силой захлопнул дверцу и, взревев мотором, помчался по улице. Отъехав на некоторое расстояние, он. свернул в переулок и, сделав широкий круг, подъехал к дому Бэйнемов с противоположной стороны. Остановив машину за несколько домов до недвижимости Бэйнемов, он выключил мотор, погасил фары, уселся поудобней и закурил сигарету, пряча ее огонек в ладони. Лемон ждал.

Роджера Холла разбудил резкий звонок телефона. Протирая глаза, он посмотрел на часы — три ночи. Холл очень гордился своей способностью и засыпать и пробуждаться сразу. Вырванный даже из глубокого сна, он всегда сохранял ясность мысли, ему не требовалось время, чтобы прийти в себя. Так было и на сей раз. Он поднял трубку телефона.

— Слушаю.

— Мистер Холл?

— Да.

— Говорит Бэйнем. Не знаю, что вы там наделали, но у нас только что был Лемон.

— Кто?

— Лемон, ну, любовник той девки Джонс, о которой мы с вами недавно говорили. Устроил погром в квартире и чуть не убил меня за то, что я наслал на нее убийц.

— Болтаете лишнее!

— Вам легко говорить, видели бы вы, что он здесь вытворял! Выпытывал о вас.

— Обо мне?

— О вас, о вас! Но не бойтесь, я ему ни словечка не пикнул. Хорошо, что наконец убрался, мы спаслись просто чудом.

— Что же, придется им заняться.

— Очень на это надеюсь. Ваши услуги причиняют беспокойство, мистер Холл.

— Но и приносят некоторую пользу, не так ли?

— Приносят, я ничего не говорю. Но, сами видите, с этим надо что-то делать. Не могли бы вы приехать сейчас? Мы все равно не заснем.

— Ладно.

Холл положил трубку, неохотно вылез из-под одеяла и стал одеваться. Пройдя в кухню, он сделал себе несколько бутербродов. Ехать ночью по делам на пустой желудок — это уже слишком! Ему не хотелось ждать, пока закипит чай, поэтому бутерброды он запил кружкой молока. Через двадцать минут Холл был совсем готов и поправлял галстук перед зеркалом в прихожей, когда неожиданная мысль пришла ему в голову. Сдвинув брови, он вернулся в комнату и сел в кресло.

"Если этот Лемон среди ночи заявился к Бэйнемам, чтобы выпытать обо мне, устроил там такой разгром, то почему так просто ушел, ничего не узнав? Конечно, это может быть простая горячность молодости — узнал о смерти своей девушки и в ярости явился отомстить. А если нет? Если он действовал не в ярости, а на трезвую голову и специально запугал Бэйнема — что, кстати, не так уж и трудно. Может, этот Лемон именно на то и рассчитывал, что тот в страхе позвонит мне, захочет увидеться со мной, значит, или я приеду к нему, или он кинется ко мне. Да, ловкий юноша".

Холл пересел на кровать и снял трубку телефона, стоящего на тумбочке. Набрав номер Бэйнема, он сразу же после первого сигнала услышал его голос.

— Мне очень жаль, — сказал Холл, — но я не смогу сейчас приехать к вам. Что-то со сцеплением. Увидимся завтра, я еще позвоню. А пока ложитесь спать, вам надо выспаться.

— Я могу приехать к вам! — вскричал Бэйнем.

— Боюсь, это невозможно. Подумайте сами, и вы поймете, что нам следует соблюдать осторожность.

— Но…

— До завтра. — Холл положил трубку. Он еще немного посидел, потом встал и вышел из квартиры, аккуратно запирая за собой дверь. Выведя машину из гаража, он поехал в сторону дома Бэйнемов.

Лемон взглянул на часы. Он ждал уже более получаса, выкурил пять сигарет и теперь чувствовал, что все во рту онемело и наполнилось отвратительным вкусом. Хотелось пить, есть и спать. Сказывались усталость и нервное напряжение последних часов, и Джеку становилось все труднее бороться с одолевавшей его дремотой. Он то и дело крепко тер и без того покрасневшие глаза, но это мало помогало, а радиоприемник он не стал из осторожности включать. Не открывал и окон, лишь ненадолго, после каждой сигареты, чтобы уж совсем не задохнуться. Пусть его машина ничем не отличается от других, припаркованных на улице.

Вдали послышался слабый звук мотора. Лемон затаил дыхание. По улице навстречу ему медленно двигался темно-синий или черный "опель". Джек сполз с сиденья на пол. Когда "опель", не остановившись у дома Бэйнемов, поравнялся с ним, он осторожно выглянул в окно, выставив над его краем лишь один глаз. Скользнув светом фар по машине Джека, "опель" величественно проследовал мимо. Его водителя явно интересовали стоящие на улице темные машины, перед Джеком на мгновение мелькнуло его смутно различимое в темноте лицо и глаза, внимательно вглядывавшиеся в следующую машину. Лемона он не заметил, во всяком случае, никак этого не проявил, проследовал дальше с той же скоростью и свернул за угол.

"Что делать? — мелькнуло в голове Лемона. — Торпедировать? А если это ни в чем не повинный человек? Если же убийца, расследующий из осторожности подступы к дому Бэйнемов, то теперь, убедившись в безопасности, он вернется к их дому. Кретин! Забыл посмотреть на номер его машины!" — выругал он себя.

Он поднялся с пола, сел за руль и с облегчением вытянул затекшие ноги. "Ничего, больше ждал, подожду еще немного".

Джек ошибался. "Немного" растянулось в сорок минут, а загадочный "опель" не появлялся. Больше ждать не имело смысла. Да и сил не было сидеть вот так без дела на темной улице, когда неизвестно, что там с Памелой. Джек решительно включил мотор.

Холл вернулся домой около пяти утра. Нет, на сей раз он явно переусердствовал в соблюдении осторожности, хотя всегда лучше в таких случаях переусердствовать, чем недооценить противника.

К дому Бэйнемов он ехал исполненный самых худших подозрений, но теперь они развеялись. Да и как было не развеяться, если он осмотрел своими глазами все подступы к дому своих клиентов и не увидел поблизости ни одного человека. Никто не прятался за деревом, не скрывался за углом дома, не сидел в машине возле дома. Главное для Холла было понять противника, оценить, насколько тот хитер и предусмотрителен. Опасный противник, умеющий трезво мыслить и рассчитывать свои действия, наверняка подстроил бы ему, Холлу, ловушку, а скандал у Бэйнемов устроил бы лишь для отвода глаз. Этот же молокосос явно не способен на такое, просто в порыве отчаяния и ярости он задал Бэйнему взбучку и, удовлетворенный, поехал домой, а вероятнее всего, в бар.

Результаты разведки порадовали Холла. Он убедился, что имеет дело с противником неопасным. Сам же он ничем не рисковал. Было темно, узнать его не смогут в любом случае, номера на машине он еще в гараже присыпал мокрой золой, две горсти которой предусмотрительно захватил из камина, так что в ночной темноте их вряд ли можно рассмотреть. Естественно, следовало считаться с тем, что он мог и не обнаружить Лемона, который все-таки спрятался у дома Бэйнемов. Хотя сомнительно, вряд ли он стал бы скрываться от всякой проезжающей мимо машины.

— В конце концов, этот импульсивный Лемон сделал два добрых дела, — рассмеялся Холл вслух. — Отколотил эту свинью Бэйнема, ну и его взрыв отчаяния подтверждает, что девушка умерла. — Холл зевнул. — Так что с Лемоном можно подождать, приглядеться к нему. Посмотрим, что он предпримет. Горячий парень! Ну хватит, пора спать. И так мне пришлось сегодня отработать ночную смену.

Джек Лемон никак не походил на нормального посетителя больницы, скорей уж на больного: сильно покрасневшие, глубоко запавшие глаза, мертвенно-бледное, небритое лицо. Если добавить к этому мятую рубашку и запачканные брюки, станет понятно, почему портье преградил дорогу Джеку.

— Стойте, вы к кому?

Остановленный на бегу крепкой рукой, Джек озадаченно смотрел на швейцара, не понимая, чего от него хотят.

— Вы к кому? — грозно повторил швейцар.

— К дежурному врачу.

— Но сейчас он вас не примет!

— Мне очень надо…

— Подождите. — Суровый страж смягчился и направился к телефону. К счастью, в это время в дежурную спустилась сестра. Она узнала Лемона.

— А, это вы?

— Как Памела? — с замиранием сердца спросил Джек и прикрыл глаза, как бы в ожидании удара.

— Пока все так же, но доктор говорит — если она до сих пор держится, значит, шансы на выживание растут.

Джек перевел дыхание и широко открыл глаза. Исполненный глубочайшей благодарности к дежурной, он сказал ей все еще дрожащим от волнения голосом:

— В этом халате вы просто неотразимы! Будь я на месте вашего мужа, я бы не выпускал вас из дому. Зачем рисковать?

— Ну вот, пожалуйста! — улыбнулась сестра. — Он уже раздает комплименты, а вроде на донжуана не похож…

— И в самом деле, не похож. — Джек потер заросшую щеку и смущенно оглядел мятые, запачканные брюки. — Но ведь внешность обманчива. Вы разрешите мне пройти к дежурному врачу?

— Пройдите, только ненадолго, с шести у него начинается обход.

Подмигнув швейцару, слышавшему их разговор, Лемон кинулся к лестнице.

Врача он нашел в кабинете. И на его лице бессонная ночь оставила след, но он по-прежнему был вежлив и внимателен.

— Дежурная сказала мне… — начал Лемон.

Врач улыбнулся:

— Кое-какое улучшение наметилось, а кроме того, должен вам сказать, профессор Бэрроу настроен более оптимистично, чем я. Во всяком случае, — он взглянул на часы, — сейчас одно мы можем сказать определенно: ночь она выдержала. А утро всегда приносит надежду.

— Да вы поэт, доктор!

— В этот час каждый станет поэтом.

— Да нет, знаю я некоторых…

— На вашем месте я бы с такими не знался.

— Вы разрешите мне взглянуть на нее?

— Вы обязательно хотите, чтобы я еще раз нарушил правила? Ладно, ладно, я могу просто не знать, ведь случается, кто-то самовольно приоткроет дверь, а в реанимационной никто и не заметит. Двери у нас не скрипят, — вздохнул он.

Памела по-прежнему лежала под прозрачной пленкой. Джеку показалось, что ее бледное лицо уже не такое прозрачное, а дыхание стало капельку легче. Почувствовав, что глаза его наполнились слезами, Джек осторожно прикрыл дверь. Повернувшись, он сказал стоящему рядом дежурному врачу:

— Она выздоровеет, доктор!

— Будем надеяться, — ответил тот и, приглядевшись внимательно к молодому человеку, заметил: — Сдается мне, вы тоже хотите стать нашим пациентом.

— Делаю все, что в моих силах, доктор.

— Оно и заметно. У вас получается неплохо.

Лемон с улыбкой пожал ему руку и покинул больницу. Солнце уже взошло. Странное дело — туман и дождь исчезли. "Так держать!" — мысленно похвалил Лемон мать-природу и сел в машину.

Вернувшись домой, он сверхъестественным усилием удержал себя от желания немедленно кинуться на постель и заснуть мертвым сном. Вместо этого он поставил чайник, а сам направился в ванную. Целых десять минут он истязал свое усталое тело попеременно то холодной, то горячей водой из душа. Старательно побрившись, он приготовил и съел плотный завтрак и выпил крепкий кофе. Прошло всего каких-то минут двадцать, а это был уже совсем другой человек.

— Ну, а теперь поборемся, — пробормотал он. Начать решил с разговора с инспектором Кальдером, ведь теперь, кроме предположений и домыслов, в его распоряжении было несколько фактов: присутствие одного и того же человека в момент кончины нескольких состоятельных пожилых женщин, слова Бэйнема — и тогда, в момент оглашения завещания, и теперь, когда Джек избивал его, а главное, тот факт, что он не вызвал полицию. Ну и факт последний — нападение на Памелу.

Джек позвонил инспектору Кальдеру и договорился с ним о встрече. Закурив сигарету, он вышел на улицу.

Инспектору Кальдеру оставалось всего полгода до пенсии, хотя, глядя на этого бодрого, энергичного, по-военному подтянутого и собранного мужчину, никто не дал бы ему больше сорока. В полиции он служил уже так давно, что и сам позабыл, как оно все начиналось. Работящий, добросовестный, он так и не сделал особой карьеры, но пользовался уважением у руководства и коллег, которые ценили в нем огромный опыт, личное мужество, готовность всегда прийти на помощь и умение разбираться в самых запутанных делах — разбираться не торопясь, шаг за шагом, без блистательных взлетов интуиции, но с неизменным успехом. Результаты его трудов, как правило, приписывали себе более удачливые коллеги или начальство, он же оставался в тени. С годами Джил Кальдер не растерял своего благодушия, ровного, доброжелательного отношения к людям, не озлобился и научился находить удовлетворение в сознании того, что его работа нужна людям. Что ж, пусть более удачливые товарищи по работе обгоняют его по служебной лестнице, он зато с чистой совестью может сказать себе: я делаю все, чтобы восторжествовали закон и справедливость.

Ибо, надо сказать, у инспектора Кальдера была одна слабость — обостренное чувство справедливости, объективности по отношению к людям, с которыми ему приходилось иметь дело, опасение ущемить их человеческое достоинство. Такие методы расследования, как тянущиеся часами допросы, изматывающие подозреваемых, всевозможные уловки, к которым прибегали другие следователи, желая любой ценой добиться признания, были несвойственны инспектору Кальдеру. Неудивительно поэтому, что дела, которые вел инспектор Кальдер, обычно тянулись долго, и ему часто приходилось выслушивать едкие замечания прокурора и начальства. Зато уж и перед судьями всегда представал истинный преступник, а переданные высокому суду материалы следствия всегда были полны и не нуждались в доработке. Только раз за всю долгую полицейскую карьеру инспектора Кальдера суд оправдал человека, на которого он представил обвинительный материал, но было это в самом начале работы Кальдера в полиции, и этот случай он запомнил на всю жизнь.

Сейчас, сидя за письменным столом в своем рабочем кабинете, он внимательно слушал рассказ Лемона, крутя в руках зажигалку. "Парню здорово досталось", — с сочувствием думал он, глядя на бледное лицо Джека, запавшие от переживаний и бессонницы глаза, нервный жест руки, подносящей ко рту уже, наверное, пятую сигарету. То, о чем рассказывал Джек, звучало странно, выглядело фантастикой, но инспектору уже столько раз приходилось сталкиваться в своей практике с вещами, которые, казалось, можно увидеть лишь в сумасшедшем сне, что он и на этот раз воздержался от поспешных выводов. Когда Джек дошел до рассказа о своей невесте, инспектору стало понятно состояние молодого человека. А то, что касается Джека лично, касается и его, старого друга отца молодого журналиста.

Лемон кончил рассказывать, закурил очередную сигарету и выжидающе посмотрел на инспектора. Тот потер в раздумье лоб и сказал:

— Мне очень неприятно, мой мальчик, что в тот раз, когда ты обратился ко мне, я отделался пустыми рассуждениями. Кто знает, подключись я сразу, может быть, удалось бы избежать несчастья. Но тогда у меня и в самом деле не было никаких законных оснований… Впрочем, оставим это. Твое дело существует как бы в двух плоскостях — реальной и… как бы это сказать, чтобы не обидеть тебя? Скажем, не совсем реальной. Сначала давай о первой. Тобой установлено несколько фактов, причем, должен тебе сказать, ты сделал это весьма ловко. Итак, выявлен один и тот же человек. Случайность исключается. Трудно предположить, что он так часто меняет профессию, значит, переодевается. Ты установил также — не спрашиваю, каким образом, иначе, боюсь, мне бы пришлось тебя арестовать, — что у Бэйнемов совесть нечиста и они боятся вмешательства полиции. Правда, полиции они могут бояться и по другим причинам, не связанным с твоим делом.

Следующий факт — твоя невеста неожиданно получает инфаркт. Причиной смерти богатых женщин, которыми ты интересовался, тоже был инфаркт. Это все реальная сторона дела. Теперь та, которую я позволил себе назвать не совсем реальной. Путем логических рассуждений ты понял, кто и когда убивал, но не знал — как. И тут ты совершаешь ошибку, делая безапелляционный вывод о способе убийства. Говорю — ошибку, ибо право на такой безапелляционный вывод дают лишь многократные, подробные, всесторонние показания всех связанных с делом лиц и тщательное изучение специалистами результатов вскрытий. Понимаю, ты вел частное расследование, и не в твоих силах было все это организовать, но тем не менее… Тобой изучена, и то поверхностно, лишь одна версия — убийство путем отравления. Тут я с тобой согласен, по-моему, эта версия действительно исключается. Мне тоже неизвестно токсичное вещество, которое вызывало бы описанные тобой симптомы. Что же касается твоей следующей версии, то она вызывает у меня еще больше сомнений. Я не говорю, что это бред, но, поверь, мой мальчик, мне приходилось сталкиваться на практике со столь же необъяснимыми поначалу явлениями, которые в ходе расследования находили вполне реальное объяснение. Пойми, твой вывод — чистейшей воды теория, ничем не подтвержденная.

— Ну, не совсем ничем.

— Нельзя назвать реальным подтверждением сбивчивые показания нескольких свидетелей и твою интуицию.

— Не только интуиция. Я ведь консультировался со специалистом в области биоэнергии. Он подтвердил возможность моих теоретических изысканий.

— Специалистом? — скривился инспектор. — Биоэнергия, биополе… Что ж, я слышал об этом, но мне, юристу, нужны бесспорные доказательства вины подозреваемого. А где доказательства, что этот человек пользуется столь… гм… небанальным методом?

— Но Памела…

— Да, это веский довод, и, откровенно говоря, у меня пока нет мнения на сей счет. Если бы я мог поговорить с врачами, с ней самой… Ты ведь знаешь, бывает, болезнь свалит с ног и совершенно до этого здорового человека.

— Ну хорошо, каждый из этих случаев в отдельности можно объяснить естественными причинами. Но когда этих случаев сразу несколько?

— Ты молодец, мой мальчик, мыслишь логично. И упорство твое мне нравится. И знаешь, Джек, в чем-то ты прав. И в самом деле, когда происходят три события, из которых каждое можно счесть случайностью, суммировав их, случайность в качестве объяснения мы должны отбросить. Но…

— У вас всегда "но"! — взорвался Лемон. — Неужели для того, чтобы полиция начала расследование, обязательно необходимы труп с торчащим в груди ножом и пятеро очевидцев, готовых присягнуть, что это не самоубийство?

— Спокойно! Уж слишком ты горяч, мой дорогой. Фемида не терпит поспешных выводов.

— Насколько мне известно, никто не покушался на близких Фемиды!

Улыбка замерла на лице инспектора, когда он увидел лицо Лемона.

— Думаю, на основании твоих показаний мы можем возбудить следствие. Правда, мне придется ограничиться поначалу лишь взятием показаний со свидетелей, разрешение на эксгумацию и вскрытие умерших мне не дадут, но и это уже немало. Снимем исчерпывающие показания с родственников, изучим все обстоятельства дела, возьмем под наблюдение наследников…

— А убийца тем временем будет спокойно продолжать свое дело?

— Не думаю. После разгрома, который ты учинил у Бэйнемов, он на какое-то время затаится. Если ты прав и на его совести и в самом деле четыре убийства, в настоящее время он накопил достаточно средств, чтобы позволить себе не идти на возможный риск. Разве что… разве что решится напасть на тебя. Увы, это весьма правдоподобно.

— Какая честь для меня!

— Тут не до шуток. Если это и в самом деле матерый, опытный убийца, он сумеет выбрать момент с минимальным риском для себя и с максимальными шансами на успех.

— Что с того? Ведь теперь и вы знаете о нем все.

— Но он об этом не знает, — грустно улыбнулся инспектор. — Для него ты представляешь единственный источник опасности. Мне бы хотелось, чтобы ты помнил об этом и соблюдал осторожность.

— О'кей, буду соблюдать осторожность, только уж вы постарайтесь, чтобы начали расследование.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Я тоже.

По дороге домой Лемон размышлял о тех преимуществах, которыми обладает преступник по сравнению с органами правопорядка. Он всегда руководствуется субъективными причинами, часто поступает нелогично, действует быстро и жестоко, его не останавливают соображения морали и законности. Полиция, расследуя его преступления, медленно идет по следу, выискивая шаг за шагом улики, косвенные доказательства преступления, дорожа каждой мелочью, расспрашивает множество людей, которые хоть в какой-то степени могут пролить свет на происшедшее. И при этом всегда старается соблюдать объективность. "Удивительно, что при всем при этом Скотленд-Ярду все же удается иногда поймать преступника", — на этой оптимистической ноте закончил Лемон свои размышления.

Рэнделл позвонил Лемону и сообщил, что Адальберт Спенсер будет ждать его сегодня в четырнадцать часов. Поскольку в распоряжении Лемона оставалось довольно много времени, он решил использовать его для расширения своих знаний в области биоэнергетики, о которой имел весьма смутное представление, — надо же "подковаться" перед встречей со специалистом в этой области. Следовало бы, конечно, поехать в библиотеку, но Джек выбрал проторенный путь и отправился в редакцию, где попросил архивариуса принести ему материалы на данную тему.

— Поверхностно, зато много, — буркнул он, взглянув на пять толстенных папок, которые с трудом приволок коллега.

— Ты намерен писать докторскую? — поинтересовался тот.

— Нет, сочинение на аттестат зрелости.

— Лучше поздно, чем никогда, — засмеялся архивариус и оставил Лемона наедине с его папками.

Самым трудным было отделить зерна от плевел. На интересующую Джека тему написано было много, и, как он заметил, особенно много материалов появлялось из года в год в середине июня, вместе со статьями об НЛО, чудовище из озера Лох-Несс и прочих чудесных явлениях — вундеркинде из Челси, который гнул ложки силой воли, о ясновидцах, предсказателях, астрологах, всевозможных целителях и прочем. С наступлением августа количество таких материалов заметно уменьшалось, они, как заметил Лемон, заполняли страницы газет и журналов в "огуречный сезон". Именно в этот период появлялись целые стаи журналистских "уток" на излюбленные темы. Просматривая их по диагонали, Джек выискивал в этом море информации достойные внимания серьезные материалы. По мере их изучения интерес Джека к теме все возрастал. Прошло два часа, и теперь Джек Лемон уже имел некоторое представление о биоэнергетике, биополях и принципах работы так называемых экстрасенсов. Попались ему материалы и об Адальберте Спенсере, который, оказывается, был более известен как теоретик предмета, а не практик. И в самом деле, куда ему было до таких асов в своей области, как Клифф Гаррис, который исцелял больных мгновенным прикосновением. Нет, такое Спенсеру было не под силу. Не признавал он и группового лечения методом образования "биоэнергетических цепочек". Не умел он заряжать воду и другие предметы. Его метод был похож на тот, которым пользовались Кулагина и Ольга Уоррел, как и они, он занимался индивидуально с каждым больным, отдавая ему много времени. В день ему удавалось принять не более двух больных, и то, говорил он сам, после сеансов он чувствовал себя как выжатый лимон. Судя по материалам прессы, он успешно излечивал патологию позвоночника, запущенную мигрень, расстройства вегетативной нервной системы. Пробовал Спенсер свои силы и в борьбе со злейшим врагом — раком. Из нескольких десятков больных — а это были случаи, признанные официальной медициной безнадежными, — троих он вылечил. Зато несомненным был его успех в лечении упомянутых выше недугов. От желающих попасть на прием к Спенсеру не было отбоя, люди записывались на несколько лет вперед. Только теперь, прочитав об этом, Лемон по заслугам оценил помощь, которую оказал ему Рэнделл, добившись для Лемона приема у столь знаменитого экстрасенса.

Придя к выводу, что теперь он знает достаточно о предмете разговора, чтобы не опозориться перед знаменитостью, Лемон с трудом затолкал в папки газетные вырезки и вернул их архивариусу.

По дороге к Спенсеру Лемон заехал в больницу, но на сей раз ему не удалось увидеть Памелу. Как раз в это время собрался консилиум врачей, и сестра решительно преградила дверь молодому человеку, заявив, что, если даже он и войдет силой, его все равно вышвырнут за дверь, а ее — с работы. Пришлось покориться. Джек убедился лишь, что этот консилиум не был вызван ухудшением состояния больной, а был обычной медицинской консультацией, особенно необходимой в столь сложном случае. И тем не менее на встречу с Адальбертом Спенсером он ехал с тяжелым сердцем.

Встреча должна была состояться в квартире Тома Рэн-делла. Знаменитости еще не было. Том ввел Джека в уже знакомую ему черную комнату.

— А ты неважно выглядишь, — сказал хозяин, внимательно взглянув на Джека.

— Моя невеста Памела попала в больницу — с инфарктом.

Том сочувственно пожал Джеку руку.

— Держись, старик, не падай духом. Странно — инфаркт у молодой девушки. Мне казалось, это бывает очень редко.

— Ты прав. Памела была абсолютно здорова и никогда не жаловалась на сердце. Я уверен, это дело рук убийцы.

— Где это произошло?

— В супермаркете. ''Скорая помощь'' отвезла ее в больницу. В магазине никто не заметил ничего подозрительного, врачи больницы убеждены, что это инфаркт.

— А ты уверен, что с сердцем у нее все было в порядке?

— Она никогда на него не жаловалась, никогда не лечилась. Мы с ней вместе плавали, играли в теннис, и знаешь, она мало в чем уступала мне.

— Каково ее состояние?

— Я и сам точно не знаю. Она до сих пор без сознания, в реанимации. Вокруг полно врачей, а толком сказать ничего не могут. Одно сказали определенно: в столь молодом возрасте инфаркт особенно опасен.

Рэнделл насупился.

— Я догадываюсь, теперь ты особенно жаждешь поймать убийцу. Если бы твоя невеста была в сознании, она могла бы нам помочь, рассказав, как это произошло.

Во входную дверь позвонили. Рэнделл вышел и через минуту вернулся с Адальбертом Спенсером. Хотя Лемон не далее как сегодня видел его фотографии, он с трудом узнал знаменитого экстрасенса, так он был не похож на свои фотографии. На них он был всегда изображен сосредоточенным, суровым, исполненным сознания собственной значимости всемирно известным специалистом. Сейчас же у двери стоял невысокий улыбающийся человек, больше похожий в своем твидовом костюме и свитере на инженера или директора небольшого предприятия, забежавшего к знакомому на чашку кофе.

Приветливо поздоровавшись с Джеком, он сел в кресло. Хозяин поставил на журнальный столик бутылки с кока-колой и минеральной водой.

— Том рассказал мне о вашем деле, — сказал Спенсер. — Если я правильно понял, вы пришли к выводу, что преступник убивает свои жертвы зарядом биоэнергии?

— Я не специалист в этой области, — ответил Джек, — поэтому не в моей компетенции ставить такой диагноз. Я лишь утверждаю, что только этим можно объяснить смерть его жертв.

Спенсер покачал головой.

— Аль! — вмешался в разговор хозяин дома. — Тут появилось новое обстоятельство. Вчера с тяжелым инфарктом в больницу увезли невесту Джека. Она до сих пор без сознания. Джек уверен — это опять действовал убийца.

— Вот как! — Улыбка сошла с лица Спенсера, он с сочувствием глянул на Джека.

— Это не меняет положения дел, верьте мне, несмотря на мое личное горе, я не собираюсь подводить под мою теорию сомнительные факты, стараюсь быть объективным. И когда я высказываю предположение, что убийца использует в своих целях биоэнергию, мне самому это кажется не очень реальным. Но если все реальные объяснения отпадают…

— Ты это считаешь невозможным? — спросил Том Спенсера.

— Я уже давно не употребляю этого слова — "невозможно", — грустно улыбнулся Спенсер. — В данном же случае мы должны, как мне кажется, различать две стороны дела: имеет ли право на существование теоретическое положение и с чем мы сталкиваемся в данном конкретном случае. Что касается теории, тут не может быть сомнений. Существование биоэнергии научно доказано. Что же касается практического применения отрицательно заряженных биофотонов с преступной целью — тут есть над. чем подумать. Для этого нужны как минимум три слагаемых. Во-первых, человек, обладающий недюжинными способностями экстрасенса. Во-вторых, разработка метода действия с целью достижения желаемого эффекта. В-третьих, проверка и совершенствование этого метода опытным путем. Нельзя случайно открыть в себе какие-то необычные способности в области экстрасенсорики и тут же начать применять их с определенной целью. Это не так просто, нужны годы работы, множество опытов.

— Значит, теоретически ты не исключаешь возможности убийства с использованием биоэнергии, но сомневаешься, что в данном случае это делается на практике?

— Да, Том, такова моя точка зрения.

Лемон печально покачал головой:

— А что вас может убедить? В Момент действия убийца всегда оказывается один на один с жертвой, а затем процесс развивается естественным путем.

— Все это так, я понимаю, что неопровержимые доказательства добыть трудно. А как относится к этому полиция?

— Как она может относиться? Мои предположения считает вымыслом чистой воды.

— И они не соглашаются начать расследование?

— Да нет, согласились, только не в полной мере…

— Оставим пока полицию в покое, — опять вмешался в разговор Том Рэнделл. — Есть у меня идея, я уже высказал её Джеку, и мне кажется, она заслуживает твоего внимания. Даже если ничего и не получится, мы сможем себе сказать: наша совесть чиста, мы сделали все, что могли. Послушаешь?

Спенсер кивнул головой.

— Ты сам сказал, Аль, если действительно существует человек с такими способностями, о которых говорит Джек, он не мог появиться внезапно, как гром средь ясного неба. В вашем кругу такие способности не могли остаться незамеченными.

Спенсер снова молча кивнул.

— Ты сказал также, что на одних способностях, если их не развивать определенным образом, далеко не уедешь. Ему просто необходимо выйти на вашу Ассоциацию мануальной терапии с разработанными ею методиками и техникой. Даже если он сам не был членом Ассоциации, мог общаться с другими членами. Джек располагает довольно точным описанием внешности этого человека. Мне кажется, имеет смысл порасспросить людей, ведь его могли запомнить.

— Логично; — согласился Спенсер. — Так и сделаем. И еще вот что. Когда ваша невеста, Джек, будет в состоянии говорить, несколько ее слов будет достаточно для подтверждения наших предположений или их отрицания.

— Но она же не специалист…

— Это неважно. И не имеет значения, считает ли она случившееся с ней попыткой убить ее или нет. Просто по описанию того, что она чувствовала, я пойму, имела ли тут место биоэнергия или нет.

— О'кей. — Лемон поднялся с кресла. — Мне пора, я еду к ней в больницу. А вас прошу, не дожидаясь разговора с Памелой, уже сегодня начинать расспросы о преступнике. Это мужчина лет тридцати, высокий, худощавый. Лицо очень бледное, глаза светло-голубые.

Рэнделл записал в блокноте слова Лемона, оба мужчины тоже встали и за руку попрощались с Джеком. Пожимая руку Адальберта Спенсера, Джек ощутил легкую дрожь и почувствовал, будто мурашки из руки разбежались по всему телу. Он с улыбкой сказал Спенсеру:

— Спасибо, но пока я еще могу обойтись собственными силами.

Рэнделл непонимающе посмотрел на них, а Спенсер высоко поднял брови.

— О, вы очень догадливы. — И, обращаясь к Тому, пояснил: — Мне хотелось немного взбодрить мистера Лемона.

— Это не помешает, — сказал на прощание Джек и вышел.

Рэнделл со Спенсером вернулись в комнату и сели на свои места.

— Аль, — начал Рэнделл, — мы еще с тобой не обсудили, что сделаем, когда найдем этого человека. Ведь доказать его вину практически невозможно.

— Я знаю.

— Ну и…

— Я думал об этом, Том. Не так уж мы беспомощны. Но сначала надо убедиться в том, что это не пустой вымысел.

— А когда убедимся?

— Тогда и поговорим об остальном.

В больнице Джека опять не пустили к Памеле. Пришлось ограничиться кратким разговором с врачом, из которого он узнал, что шансов на выздоровление не стало больше, но следует радоваться и этому, ибо могло быть намного хуже.

Врач вздохнул, потер усталые глаза и спросил:

— Наверняка придете и вечером?

— Приду, конечно.

— Ну, значит, вечером увидимся. И не теряйте надежды.

— А что мне еще остается?

Из больницы Джек поехал в редакцию. Надо было явиться к шефу, которому он не докладывал о своей работе уже два дня и который наверняка рвет и мечет. "Вышвырнет он меня из редакции как пить дать, когда явлюсь к нему с пустыми руками", — думал мрачно молодой журналист, но делать было нечего.

Главный редактор, к сожалению, был на месте, и, к сожалению, у него нашлось время принять Лемона. С трепетом переступил он порог кабинета. Шеф молча кивнул в ответ на вежливое приветствие Джека и так же молча указал ему на стул, собственноручно закрыл за Джеком двери и занял место в вертящемся кресле за своим столом. Лемон нерешительно вытащил из кармана пачку сигарет и робко протянул ее шефу, но тот лишь отрицательно мотнул головой. Закуривая, Джек заметил, что у него дрожат руки, и разозлился. "Веду себя как последний дурак. Там Памела борется со смертью, а я тут дрожу перед этим надутым индюком! Ну его к черту! Пусть уж скорей наорет на меня, я тогда так хлопну дверью — стены задрожат!"

— Ты чего такой мрачный? — неожиданно поинтересовался шеф.

— Есть причины! — буркнул Джек.

— Они связаны с твоим репортажем? — продолжал допытываться шеф с совершенно несвойственной ему сдержанностью.

— И да, и нет, — уже спокойней ответил Лемон. — Тут я угодил в такую историю… К сожалению, расплачиваются другие.

— Ты меня заинтриговал…

— Я вовсе не стремился к этому.

— Почему ты так со мной говоришь, мальчик? Разве я сделал тебе что-то плохое?

Ну, это уж слишком! Таким Джек шефа никогда не видел. Он не выдержал:

— Что с вами, шеф? Произошло что-нибудь чрезвычайное?

— А почему ты спрашиваешь?

— Мне еще не доводилось видеть вас в роли доброй тетушки.

— Тебе еще многого не доводилось видеть, мальчик.

— Вы правы… Я пришел сказать — репортаж я не написал.

— Вижу.

— Знаю, что видите. Я вообще не знаю, куда деваться от вещей, которые можно видеть, но нельзя понять. А сейчас моя невеста лежит в больнице, врачи же не могут сказать, выживет она или нет. И ее инфаркт тоже связан с темой моего репортажа.

Редактор грозно сдвинул брови.

— Если ты это говоришь только с целью разжалобить меня…

— Плевать я хотел на то, что вы обо мне думаете!

— Ого! Я тоже тебя не узнаю. Может, ты все-таки соизволишь рассказать, что же происходит?

— Если вы настаиваете…

И Лемон в очередной раз изложил всю эту необыкновенную историю. Говорил он не менее получаса, но шеф ни разу его не прервал, не поторопил. Он молча слушал с непроницаемым, как у сфинкса, выражением на лице, глядя на своего подчиненного прищуренными глазами. Когда Лемон закончил, он еще некоторое время посидел в молчании, потом почесал в затылке и наконец произнес:

— Даю тебе еще пять дней на то, чтобы довести до конца свое расследование, и еще два дня на то, чтобы написать о нем. Значит, всего неделя. Не уложишься — позаботься о пособии по безработице. Если нужна помощь — в твоем распоряжении все, чем располагает газета. И запомни: если еще когда-нибудь ты осмелишься говорить со мной таким тоном, как сегодня, заранее позаботься об упомянутом пособии.

— Вы суровы, но справедливы, шеф! — с искренним восхищением воскликнул молодой журналист.

— Убирайся, пока я не раздумал! — буркнул тот.

— Меня уже давно нет! — Журналист пулей выскочил из кабинета.

Том Рэнделл был человеком слова и, раз уж брался за дело, доводил его до конца. Отлично понимая, что знаменитый экстрасенс Адальберт Спенсер слишком занят и не сможет уделять много времени поискам таинственного брюнета, он энергично принялся за них сам. Начал он с сотрудников Ассоциации мануальной терапии, потратил несколько часов на беседы с ними, затем получил в секретариате номера телефонов других подобных обществ и договорился там о встречах. Утомительные поиски заняли у него не один день, а результатами он не мог похвастаться. Правда, в двух случаях ему казалось, что он нашел, кого искал, но при ближайшем знакомстве первый подозреваемый оказался человеком, давно перешедшим пятидесятилетний рубеж, а второго мать-природа наделила карими глазами, хотя лицо у него и в самом деле было очень бледным.

Покончив со столичными обществами экстрасенсов, Том Рэнделл совершил несколько поездок в провинцию, и тоже безрезультатно. Потом Тому пришлось на время прервать поиски и заняться своим непосредственным делом: некий промышленник собрался приобрести особняк в одном из фешенебельных районов Лондона и обратился за консультацией к известному специалисту в области биолокации. Полдня ушло у Тома на то, чтобы с гибкой лозой в руках обойти все помещения особняка, зато он с чистой совестью мог сообщить заказчику, что, кроме одного флигеля, под которым обнаружил водную жилу, дом совершенно здоров.

Вернувшись домой, Том решил, что заслужил отдых. С книгой в руках уселся он в гостиной под торшером, но прочитанное не шло в голову, мысленно он все время возвращался к делу Джека. И тут Том вспомнил о своем давнем знакомом, тоже специалисте в области мануальной терапии. Экстрасенс тот был средненький, зато проявил недюжинные способности как администратор, став почетным председателем Ассоциации. Без устали занимался он делами Ассоциации, организацией опытов с новичками, желающими испробовать свои силы на ниве мануальной терапии, организовывал работу для опытных экстрасенсов, вел обширную переписку. Короче, был самым информированным человеком в своей области. Отыскав домашний телефон Рональда Эверта, Том позвонил ему и договорился о встрече на следующий день.

Сидя в кафе, Джек Лемон меланхолически ковырял вилкой кусок рыбы на тарелке и прихлебывал пиво из большой кружки. Из головы не выходил недавний разговор с шефом и жесткий срок — неделя. Вытащив из кармана блокнот, Джек попытался набросать план действий, но ничего не получалось. Бескровное лицо Памелы с закрытыми глазами заслоняло собой все и мешало упорядочить мысли. Прекратив бесплодные попытки, Джек заплатил по счету и вышел на улицу.

Оказавшись в больнице, он уже не пытался силой проникнуть в реанимационную, а сразу пошел к врачу. Тот сидел в своем кабинете за столом и что-то писал. Увидев Лемона, врач встал и улыбнулся.

— У меня для вас новости.

— ?

— Ваша невеста пришла в сознание.

Не помня себя от радости, Лемон с силой сжал врача в объятиях и выскочил из кабинета. Врач бросился в погоню и поймал Джека у самых дверей реанимационной. С трудом переводя дыхание, он схватил Джека за руку:

— Похоже, вы собираетесь захватить ее в дискотеку?

— Нет, но…

— Вы можете наделать бед! Неужели не понятно — она слабая как муха, ей противопоказано даже малейшее волнение, ей нельзя говорить, она должна лежать в одном положении, не двигаясь. Зайдите только на минуту и помните — тихо, спокойно. Ясно?

— Ясно.

— И если вы позволите себе… Слово даю — больше вас ни за что не пустят. Мы тут с ног валимся, чтобы вернуть ее к жизни, а вы одним неосторожным жестом или словом можете ее убить!

— Простите, я действительно плохо соображаю. Обещаю вам, доктор, — буду тих и спокоен, как фамильный склеп.

— Вы всегда найдете подходящее сравнение…

— Ох, еще раз простите, и в самом деле…

Как мог осторожнее Лемон приоткрыл дверь, неслышно проскользнул в нее, на цыпочках подошел к Памеле и склонился над ней. Девушка приподняла веки.

— Привет, мисс Джонс, — негромко произнес Лемон. — Помни, тебе говорить нельзя, иначе меня отсюда вышвырнут, доктор ревнует.

Прикрыв глаза в знак того, что поняла его, Памела чуть заметно улыбнулась.

— Я тут немного беспокоился о тебе…

Она улыбнулась еще раз. Тихонько сжав руку девушки, Джек прошептал:

— Теперь все будет хорошо, малышка. Вот увидишь.

Памела опустила веки, по бледной щеке скатилась слеза.

— Успокойся, девочка, все будет хорошо, — повторил Лемон. — Пам, ведь это произошло не случайно, тебе кто-то помог?

Памела широко раскрыла глаза, и Джеку показалось, в них выразилась признательность.

— Ты боялась, что я не догадаюсь?

В знак согласия Памела прикрыла глаза.

— Ну, знаешь! Могла бы уже убедиться в моей гениальности!

Чуть заметная улыбка тронула губы девушки.

— Ладно, ладно, прощаю тебя, сочтемся, когда выздоровеешь. А сейчас мне очень надо спросить тебя кое о чем, но если ты не можешь… Спрашивать?

Получив согласие, Джек задал первый вопрос:

— Ты его видела? Ни в коем случае не говори, тебе нельзя, только дай знак.

Памела чуть заметно покачала головой.

— Тогда откуда же ты знаешь, что это он? Ох, извини. Ты что-то почувствовала. Он ударил тебя?

— "Нет".

— Ранил?

— "Нет".

— Только коснулся?

В глазах Памелы отчетливо выразилось восхищение догадливостью Джека, и она поспешила подтвердить.

— Мистер Лемон! — вмешался стоящий рядом врач. — Для первого раза достаточно.

— Еще минутку, доктор, это очень важно.

— Ну, только минутку.

— Видишь, Пам, я же говорил — он ревнует тебя. Ты тоже считаешь, что его напустил Бэйнем?

Памела подтвердила.

— Знаешь, я этого Бэйнема здорово отделал! Теперь наверняка ходит весь заклеенный пластырями, — не удержался и похвалился молодой человек.

Памела опять слабо улыбнулась. Джек наклонился и осторожно поцеловал девушку в губы, почувствовав чуть заметное ответное движение ее губ.

— До свиданья, дорогая. Мы бы гораздо лучше провели время, если бы не этот ревнивец.

В коридоре доктор придержал Лемона за локоть:

— О странных вещах говорили вы со своей невестой. Извините, что вмешиваюсь…

— Нехорошо подслушивать, доктор.

— Не говорите глупостей. Мне показалось, то, о чем вы говорили, имеет связь с ее болезнью. Я не ошибаюсь? Тогда вы должны нам сказать, это может оказаться важным для лечения.

— Я и сам думал об этом. Не знаю, насколько это вам поможет в лечении, но в любом случае вы должны знать. Причиной инфаркта у Памелы мог стать отрицательный заряд биоэнергии, направленный непосредственно в сердце.

Доктор широко открыл глаза, потом пожал плечами:

— Чепуха.

— Вот именно. Так вы и должны были отреагировать — пожать плечами и сказать "чепуха". И тем не менее это чистая правда.

Лемон распрощался с врачом, который еще некоторое время стоял в коридоре, переваривая неожиданную информацию и качая головой, потом вернулся к себе в кабинет, сел за стол и долго не мог вернуться к своим бумагам.

Как ни старался, этой ночью Джек Лемон не мог заснуть. Сон не шел к нему, голова была тяжелой, как будто налита свинцом. Наконец он не выдержал, порылся в пластинках и выбрал Майлса Дэвиса. Приглушенный, грустный звук трубы наполнил комнату. Заложив руки под голову, Джек лежал на спине с открытыми глазами. Зеленый огонек проигрывателя успокаивающе светился в темноте. Джек глубоко вздохнул и закрыл глаза. Убийца, расследование — все отодвинулось куда-то на дальний план, осталась только Памела, ее слабая улыбка, легкие движения век. Но вот и эти картины подернулись дымкой.

Благодатный сон снизошел наконец на измученную душу.

Зеленый огонек горел до самого утра.

В восемь утра Лемона разбудил резкий телефонный звонок.

Еще не проснувшись, Джек сел в постели и пытался понять, снится ли ему сои или звонок трезвонит на самом деле. Глаза невозможно было раскрыть от яркого солнца, бившего в незашторенные окна. Сообразив наконец, что телефон и в самом деле звонит, Джек взял трубку.

— Слушаю, — хриплым со сна голосом сказал он. Язык, распухший от выкуренных накануне сорока сигарет, с трудом ворочался во рту.

— Говорит Кальдер.

— Кто?

— Кальдер, инспектор Скотленд-Ярда. Мы немного знакомы, вспомните…

— Какой Скотленд-Ярд? Ох, извините, инспектор, я что-то плохо соображаю.

— Похоже, я тебя разбудил, — с удовлетворением констатировал инспектор.

— Да, в самом деле.

— Я слышал, работа представителей так называемого умственного труда заключается в том, чтобы спать до полудня.

— Зато у нас работают головой! — не остался в долгу Джек.

— Тебе бы в критики податься, а статьи писать только спросонья. Слушай, мой мальчик, у меня есть для тебя одна интересная вещица.

— Что именно?

— Портрет преступника, составленный по описаниям очевидцев.

— Гениально! Мне такое и в голову не пришло.

— Случается, и полицейские головой работают.

— Я сейчас приеду к вам, хорошо? Буду через час.

— Ой, проспишь.

— Посмотрим.

Ровно через час Лемон входил в кабинет инспектора Кальдера.

— Ранняя пташка, — приветствовал тот молодого журналиста.

— Не забывайте, у нас ненормированный рабочий день!

— У нас тоже, — вздохнул инспектор. — И может, именно благодаря этому появился первый конкретный факт в нашем расследовании.

— Вы и в самом деле работаете быстро!

— Ради тебя я малость поднажал. Должен сказать, портрет не очень точен, составлен по описаниям всего трех человек, больше мы пока просто не успели опросить.

— Мне никогда не приходилось видеть такие портреты, я только слышал, что составляются они по кусочкам на основании описания того, что запомнили люди, видевшие своими глазами этого человека.

— Да, ты прав.

— Можно мне посмотреть?

Инспектор Кальдер раскрыл лежащую перед ним папку и вынул из нее ксерокопию рисунка.

— Вот.

Джек осторожно взял в руки листок бумаги. На него смотрел молодой темноволосый мужчина с волевым подбородком и широко расставленными глазами. Это бледное продолговатое лицо можно было бы назвать красивым, если бы не рот. Что-то неуловимо неприятное было в гримасе, тронувшей тонкие губы. Лемон с напряжением вглядывался в это лицо, будучи не в силах оторвать от него взгляд.

— Ну и как? — не выдержал затянувшегося молчания инспектор.

— Спасибо, я увидел лицо того, кто пытался убить Памелу.

Что-то в его голосе встревожило инспектора Кальдера, и тот с беспокойством спросил:

— Надеюсь, мне не придется жалеть о том, что я тебе показал наш фоторобот? Помни, пока это всего лишь подозреваемый. Ни у тебя, ни у нас нет никаких доказательств.

— Но мы знаем!

— Знаю я только тогда, когда могу это доказать, а до этого могу всего лишь догадываться, подозревать.

— Вы подарите мне этот портрет, инспектор?

— Нельзя. Я и показывать-то не имел права.

— Но ведь я бы мог вам помочь, как знать, вдруг я раньше вас смогу его найти?

— О каком портрете ты, собственно, говоришь?

Лемон улыбнулся и сунул портрет в карман.

— Разве я упоминал какой-то портрет? — спросил он.

— Наверняка мне просто послышалось, — согласился инспектор. — С возрастом, знаешь ли, слух портится.

Том Рэнделл в этот день вернулся домой лишь поздно вечером. Отперев входную дверь, он наступил на записку, которую кто-то просунул в щель под дверью. Заперев дверь, Том прошел в комнату, зажег свет и прочел:

Пишу записку, так как разыскать тебя не удалось. Есть новости.

Первая. Памела пришла в сознание и подтвердила наши догадки. Подробностей не знаю, так как ей не разрешают пока говорить, но главное подтвердилось — сердечный приступ случился после прикосновения человека, которого она не видела.

Второе. Мой друг, инспектор Скотленд-Ярда, сделал фоторобот — портрет преступника, составленный по описанию видевших его людей. Естественно, это не фотография преступника, но в общем дает верное представление о его внешности. Думаю, в известной степени облегчит наши розыски, поэтому посылаю его тебе. Для себя я сделал фотокопии. Еду в больницу. Позже позвоню.

Джек Лемон

Перевернув записку, Рэнделл увидел портрет мужчины. Несколько минут Том внимательно вглядывался в него, потом подошел к телефону и набрал номер почетного председателя Ассоциации мануальной терапии Рональда Эверта.

— Это опять Том Рэнделл. Не успели расстаться, и вот я снова звоню, извините, опять отнимаю у вас время.

— Ничего, мне всегда приятно с вами общаться, молодой человек.

— Только что мы с вами установили, что описанию внешности разыскиваемого нами экстрасенса соответствуют двое из известных вам специалистов.

— Да, но, поверьте, за эти несколько минут я еще не успел…

— Разумеется, я понимаю, а звоню потому, что появились новые данные. Только что я получил фотографию этого человека, ну не совсем фотографию, а портрет, составленный по описанию свидетелей. Мне кажется, это очень поможет нам, и если бы вы согласились взглянуть…

— О чем вы говорите! Конечно же, я к вашим услугам. Когда бы вы смогли мне ее показать? Не придется ломать голову, кто же из двух.

— Да я готов хоть сейчас…

— Ну и прекрасно, приезжайте прямо сейчас, если можете.

— Еду!

Казалось, за то время, что прошло с отъезда Тома Рэнделла, почетный председатель не двинулся с места. Том застал его в том же кресле у горящего камина, в котором и оставил. Ноги старика по-прежнему окутывал теплый плед, а в седых усах по-прежнему дымилась трубка. Почетный председатель высоконаучной Ассоциации очень смахивал на бравого полковника в отставке, если бы не вязавшееся с этим образом мечтательное выражение ярких синих глаз и излишне длинные серебристые волосы. Жестом он указал Тому на соседнее кресло.

— Вы меня очень заинтриговали, молодой человек. Давайте сюда вашу фотографию!

— В общем-то это не фотография, я уже говорил, это рисунок, составленный по показаниям свидетелей, так что это может быть не совсем точный портрет.

— Давайте, давайте.

Нетерпеливым жестом Эверт схватил портрет и впился в него прищуренными глазами, затем отодвинул его на длину вытянутой руки, опять несколько минут в молчании всматривался в лицо на рисунке, прикусив усы.

Том не выдержал:

— Это один из тех, о которых вы говорили?

— Что? Нет, это не Смит и не Уэбстли.

— Значит, вы его не знаете?

— Знаю, — был короткий ответ.

Ошеломленный Том не находил слов. И хорошо сделал, что не прервал молчания, дав Эверту собраться с мыслями. Он сам начал рассказывать, попыхивая трубкой:

— Это старая история. С этим человеком — фамилии его я не помню — мы познакомились несколько лет назад. Он сам явился в помещение нашей Ассоциации и заявил, что обладает способностью управлять своим биополем. У нас он хотел проверить, так ли это. Вы знаете, с такими просьбами к нам постоянно обращаются, мы часто вынуждены отказывать, ибо не имеем возможности протестировать всех желающих, но этот так настаивал, что мне пришлось уступить, и я согласился испытать его силы на аппарате Сергеева. Наша Ассоциация располагает двумя аппаратами для измерения излучаемой человеком биоэнергии: маленький, способный уловить поток биоэнергии силой до ста единиц, и мощный — до нескольких тысяч. Маленький аппарат был кем-то занят, я не стал дожидаться, пока он освободится, и подвел настырного просителя к большому не без задней мысли немного проучить зазнайку, чтобы впредь был поскромнее. Думал — утру нос нахалу, сравнив его результат с показателями настоящих экстрасенсов, пусть увидит, что такое действительно сильное биополе. Ну и… — Эверт тяжело вздохнул и опять замолчал, попыхивая трубкой. — Сначала я подумал — испортился аппарат. Это бывает, ведь его конструкция еще далека от совершенства. Я извинился, проверил аппарат и еще раз сделал тест. Вы не поверите — этот тип показал две с половиной тысячи единиц! Я был потрясен. Забыв обо всех неотложных делах, принялся испытывать его на всевозможные тесты, провозился с ним больше трех часов. Он и в самом деле обладал невероятной силой излучения биоэнергии, но был совершенным невеждой в технической стороне дела. Что касается телекинеза, тут его способности были весьма ограниченны, а прикосновением он достигал небывалых результатов, ложку сгибал за две-три минуты, я говорю о железной — алюминиевые просто лопались от его прикосновения!

Разумеется, я как председатель Ассоциации мануальной терапии ухватился за человека с такими неординарными способностями. Сами понимаете, из него мог получиться выдающийся экстрасенс. Несколько недель заняло ознакомление его с нашей методикой и тренировки. Сочтя его достаточно подготовленным, мы решили провести сеанс с пациентами. Я тогда вел группу больных, страдающих мигренью, вы ведь знаете, мигрень — моя специальность. И тут я снова испытал потрясение. Когда он приложил руки к вискам одной из моих пациенток, женщина почувствовала такую сильную боль, что мы с трудом справились с ней, сделав несчастной несколько болеутоляющих уколов. Потом эта пациентка даже собиралась подать на нас в суд — я ее понимаю и никаких претензий к ней не имею. И такое повторялось с этим человеком всякий раз, когда он пытался взяться за лечение. До сих пор не понимаю, какую именно ошибку он делал, но вместо улучшения состояния больной всякий раз испытывал ухудшение. С таким феноменом мне больше никогда не приходилось сталкиваться. Уже понимая, что имею дело с необыкновенным прецедентом, я решился еще на один, последний опыт. На сей раз добровольно подвергнуться ему согласился мой старый друг — и дело чуть не закончилось летальным исходом, мой друг вынужден был провести в больнице несколько недель.

Больше я не решался экспериментировать на людях и совершенно не знал, что мне делась с необычным мануальным терапевтом. Тот сам вывел меня из затруднительного положения, заявив, что, раз ему не дано лечить людей, придется забыть о своих необыкновенных способностях и заняться в жизни чем-нибудь другим. Мне не хотелось, чтобы мануальная терапия лишилась человека со столь выдающимися способностями, и я пытался уговорить его не бросать на полпути начатого, позаниматься еще, но тот упорно стоял на своем. Он поблагодарил меня за то, что я столько с ним возился, и распрощался, попросив никому не говорить о нем. И адреса не захотел оставить. Распрощался и ушел.

— И вы его больше никогда не встречали? — с пылающими от возбуждения щеками спросил Рэнделл.

— Никогда. Захлопнул за собой дверь и навсегда исчез из моей жизни. — Эверт грустно улыбнулся и вернул Тому портрет.

— Я обязательно должен найти этого человека, — сказал Рэнделл. — Вы не помните его фамилию?

Эверт отрицательно покачал головой.

— Не помню. Все время с начала нашего разговора пытаюсь вспомнить, но не могу.

— А может, вы ее где-нибудь тогда записали?

— Боюсь, нет. Хотя… подождите. — Председатель Ассоциации встал с кресла, отбросив плед, и вышел из комнаты.

Откинувшись на спинку кресла, Рэнделл с нетерпением ждал его возвращения. Итак, догадка подтвердилась. Отыскать преступника надо во что бы то ни стало. И он будет найден, теперь это лишь вопрос времени!

Через несколько минут Эверт вернулся. В руке, кроме трубки, он держал порядком истрепанный блокнот.

— Есть у меня нехорошая привычка, которая очень не нравится моей жене, — сказал он. — Я с трудом расстаюсь со старыми и уже ненужными бумагами, а особенно жалко мне выбрасывать использованные записные книжки. Все кажется — а вдруг что-то в них еще пригодится. И оказывается, я прав! Того человека звали Роджер Холл.

Джек Лемон и Адальберт Спенсер расположились в удобных креслах гостиной Тома Рэнделла. Хозяин вызвал их по телефону коротким сообщением: нашли! Разлив по высоким бокалам кока-колу и минеральную воду, хозяин наконец тоже сел в кресло у низенького столика.

— Вчера у меня состоялся разговор с Рональдом Эвертом, почетным председателем Ассоциации мануальной терапии, — пояснил он для Лемона. — Точнее, два разговора. Второй — после того, как я получил фоторобот от Джека.

Коротко пояснив Спенсеру, что такое фоторобот, Том закончил:

— Председатель вспомнил фамилию этого человека.

Лемон затаил дыхание.

— Роджер Холл.

И Рэнделл рассказал то, что узнал о Холле от Эверта.

— Ну что ж, — помолчав, произнес Спенсер. — Похоже, вы оба были правы.

— Теперь я попытаюсь узнать его адрес. Думаю, это будет не так уж сложно, если он не покинул Лондон.

— А дальше что? — спросил Спенсер.

— Дальше, боюсь, все будет значительно сложнее.

— То-то и оно! — проворчал Рэнделл. — Ему в вину можно вменить лишь тот факт, что он в момент кончины нескольких женщин находился поблизости. Ведь твоя невеста его тоже не видела?

— Не видела, — подтвердил Джек.

— Вот именно…

— Я много думал об этом, — сказал Лемон, — и пришел к выводу, что закон в этом случае бессилен. Предъявить доказательства его вины мы не сможем, и никакой суд не возбудит против него дело. Сами же мы только попадем в смешное положение. Поэтому я хочу поблагодарить за оказанную помощь и попросить вас отойти в сторону, предоставив дальнейшее мне. У меня с этим господином личные счеты, и я поведу дело дальше на свой страх и риск.

— И что же вы собираетесь делать? — спокойно поинтересовался Спенсер.

— Пока еще не знаю, но можете быть уверены: он будет наказан!

— Глупости! — бросил Спенсер. — Вы еще будете нужны вашей невесте, когда она выйдет из больницы. У меня есть идея.

Оба собеседника посмотрели вопросительно на знаменитого экстрасенса. Тот не стал испытывать их терпение.

— Единственный выход — поймать его на месте преступления, точнее, в момент преступления. Мы знаем, по какому сценарию он обычно действует, значит, надо искусственно создать такую же ситуацию: пусть будет престарелый богатый джентльмен, которого по заказу наследников Холл возьмется убить, и пусть будут свидетели, случайно оказавшиеся при этом, которые смогут подтвердить все его слова и действия.

— Лучше, если свидетели будут спрятаны! — развил идею Джек.

— Придумано неплохо, — скептически заметил Рэнделл, — вот только престарелый джентльмен уже не сможет дать показаний.

— Не обязательно же престарелый! — опять вырвался с предложением Лемон. — Я молод и силен, со мной он ничего не сделает!

— Опять говорите глупости, молодой человек! В лучшем случае, если вам очень повезет, вы займете койку в реанимационной рядом с невестой. Роль пожилого джентльмена сыграю я.

— Вы? — хором произнесли Том и Джек.

— Послушайте меня, и вы согласитесь. Холл всегда нападал на людей неожиданно, на пожилых и неспособных оказать ему сопротивление. Теперь же он будет иметь дело с человеком, способным послать навстречу такой же заряд биоэнергии. Теоретически я давно развивал идею о способности экстрасенса создать биоэнергетический импульс, который мы условно определили как отрицательный. Теперь мне предоставляется возможность проверить на практике наши теоретические выкладки. Что ты на это скажешь? — обратился он к Рэнделлу.

— Скажу, что слишком рискованно испытывать таким способом теоретические положения, еще недостаточно разработанные.

— Всякая теория когда-то должна подтвердиться практикой. Мы считаем, что физическая природа явления сомнений не вызывает, следовательно, вправе ожидать действия в нашем случае таких же законов, которым подчиняются другие виды энергии. Думаю, риск не столь уж и велик…

— Не понимаю я ваших рассуждений, не могли бы попроще? — попросил Лемон.

— Если попроще, — объяснил Спенсер, — то я буду защищен чем-то наподобие щита, созданного моим биополем. Никто из вас не способен его создать, поэтому именно я должен сыграть роль пожилого "завещателя", да и по возрасту я больше для нее подхожу.

— Вы уверены, что способны создать такой "щит"? — недоверчиво поинтересовался Лемон.

— Во всяком случае, уже два года я тренируюсь. Наверняка я не так силен, как Холл, но, думаю, справлюсь.

— А ну-ка, попробуйте на мне! Не верю я вам и не вправе допустить, чтобы вы рисковали жизнью!

Спенсер переглянулся с Рэнделом, пожал плечами и согласился. Закрыв лицо руками, он несколько минут сидел неподвижно, затем встал и, подойдя сзади к сидящему в кресле Лемону, прикоснулся пальцами к его вискам. Джек явственно ощутил, как от пальцев Спенсера исходит холод, и вдруг резкая боль опоясала его голову. Тряхнув головой, он вскочил с кресла и схватился руками за виски.

— Потрясающе! Теперь я верю, — только и мог произнести он.

— Значит, осуществляем мой план. Думаю, он все-таки лучше вашего. При одном непременном условии — Холл должен захотеть убить меня.

— Думаю, мы это организуем, — помолчав, отозвался Рэнделл. — Теперь и у меня есть идея.

— Дай мне сначала какой-нибудь порошок от головной боли! — простонал Джек. — Мистер Спенсер немного переусердствовал, зато я теперь знаю: он смело может выступить конкурентом нашего мерзавца.

— Не надо порошка, — улыбнулся Спенсер. — Подойдите-ка ко мне.

Инспектор Кальдер большими шагами ходил по своему кабинету и раздраженно выговаривал Лемону:

— Если я тебя правильно понял, ты явился ко мне, чтобы сказать, что уже знаешь фамилию подозреваемого. И что назовешь ее мне только в том случае, если я тебе клятвенно пообещаю, установив его местопребывание, немедленно тебя известить, а самому ничего не предпринимать?

Лемон упрямо стоял на своем:

— Ну и что вас так возмущает? Услуга за услугу.

— А может, ты, мой дорогой, сицилиец, а я и не знал? О вендетте мечтаешь?

— Мои мечты пока оставим в стороне. Сами подумайте: ну ладно, нашли вы его, а дальше что? Что вы ему можете сделать?

— Посмотрим.

— И смотреть нечего! Послушайте, я говорил с Памелой. Подтвердились все наши предположения, он вызвал инфаркт, коснувшись рукой ее спины. Что вы сможете такому инкриминировать? На чем построите обвинительное заключение? Никакой суд не примет его к делопроизводству. А убийца будет разгуливать на свободе, за кругленькую сумму опять убьет какую-нибудь старушку и посмеется над вами.

— Спокойно, дружок, спокойно, не надо так кипятиться. Мы как-никак полиция, а что сможешь сделать ты?

— Мне бы не хотелось говорить…

— Нет уж, давай выкладывай, я должен знать, на что иду.

— Ну ладно. К нашему другу явится очередной клиент с просьбой помочь перенести в мир иной его богатого дядюшку. Клиент рассчитывает получить по завещанию четыреста тысяч фунтов.

Инспектор тихонько присвистнул.

— А кто же сыграет роль богатого дядюшки? Насколько я понимаю, за это можно заплатить жизнью.

— Есть один человек. Очень… гм… стойкий.

Инспектор почесал в затылке.

— Знаешь, я, пожалуй, соглашусь. Но при условии — в представлении я тоже буду участвовать.

От радости у Лемона перехватило дыхание.

— Спасибо. Вот не ожидал, инспектор…

Кальдер улыбнулся и закурил.

— Открою тебе тайну, сынок, — сказал он. — Не очень-то я гожусь в полицейские, несмотря на то что пробыл им всю жизнь. Мне всегда хотелось нарушить наши принципы… Особенно когда имеешь дело с хладнокровным, расчетливым убийцей.

Следующие три дня у Лемона, Спенсера и Рэнделла прошли в напряженной работе. Разработав сценарий будущего действа во всех подробностях, они бесконечно уточняли его и совершенствовали. Приобретение необходимых аксессуаров тоже потребовало немало времени. Один из лучших театральных гримеров Лондона неузнаваемо изменил внешность Спенсера. Несмотря на тщательную подготовку, участников опасной операции не оставляли сомнения. Больше всех их испытывал инспектор Кальдер, но, пообещав Джеку ни во что не вмешиваться, слово сдержал. Не избежал сомнений в успехе операции и ее главный герой — Спенсер. И только Лемон, казалось, не знал страха и сомнений, работая как машина, двоясь и троясь и всюду успевая. Когда же участники операции выражали свои колебания, Джек одним метким решительным аргументом разбивал их.

Когда через три дня инспектор Кальдер вручил Джеку листок бумаги с адресом Роджера Холла, приготовления к операции были уже закончены.

Роджер Холл сидел в своей конторе и задумчиво потирал бровь указательным пальцем. Его одолевали сомнения, и он не знал, на что решиться. Сейчас к нему придет клиент, позвонивший вчера по телефону. Вот этот звонок и вывел Холла из равновесия.

Дело в том, что Холл решил на время прервать свою деятельность — ненадолго, хотя бы на полгода. Все шло слишком хорошо, зачем же искушать судьбу? Осторожность не помешает, а шестьдесят тысяч фунтов стерлингов на счету в банке давали возможность безбедно прожить не только полгода, но и всю оставшуюся жизнь. Когда-то такая сумма была для Роджера Холла вершиной его стремлений, теперь же могла удовлетворить лишь на время. Правда, после происшествия с Бэйнемами он чуть было не решился закрыть свою контору и покинуть Лондон, но, поразмыслив, раздумал — реальной опасности не было, а такой шаг мог бы вызвать подозрения. Ну хорошо, он это сделает через год-другой, причем покинет не только Лондон, но и вообще Англию.

И вот этот вчерашний звонок. Какой-то молодой заносчивый пижон небрежно заявил, что, возможно, сочтет нужным прибегнуть к его, Холла, совету, и готов прийти к нему в контору завтра в три часа пополудни. Как и всегда в последнее время, Холл спокойно ответил, что вынужден от этой чести отказаться, ибо перегружен работой и в ближайшие месяцы за новое дело не возьмется. Обычно после такого ответа следовало обиженное "Что ж, прощайте", разочарованное "Очень жаль" или просто короткие гудки в телефоне без всяких слов. На этот раз все было иначе. Пижон высокомерно бросил в трубку:

— Мистер Холл, я не намерен шутить. Речь идет о такой сумме, что вам стоит передать остальные дела коллегам или вообще послать к черту. Завтра в три буду у вас. Прощайте.

Тут было над чем подумать. Настырный пижон с непомерными амбициями мог почувствовать себя оскорбленным и попытаться выместить на адвокате свою злобу. И, с другой стороны, этот намек на крупную сумму… Конечно, Холл не боялся мести какого-то пижона, но и лишний шум вокруг его особы был ни к чему. В общем, имело смысл принять настойчивого клиента и решить после разговора с ним: или как-нибудь умно отказаться, или попробовать рискнуть, если игра будет стоить свеч.

В дверь постучали. Холл вздрогнул — занятый мыслями, он не услышал, как обычно, шагов на лестнице, но тут же взял себя в руки и, секунду помедлив, спокойно сказал:

— Войдите.

В комнату вошел высокий мужчина, не такой молокосос, как предполагал Холл. А вот нос его, похоже, был природой задран вверх намного выше, чем у обычных людей, и весь вид свидетельствовал о том, что он привык смотреть сверху на все остальное человечество. Небрежным движением притворив за собой дверь, он демонстративно выждал, пока адвокат поднимется ему навстречу, и напыщенно произнес:

— Мистер Холл, полагаю? Я Джон К. Листер. — И, не дожидаясь приглашения, уселся в одно из кресел, стоявших у стола, за которым сидел хозяин. Одет он был в прекрасно скроенный костюм бежевого цвета, на который было наброшено такого же цвета пальто из верблюжьей шерсти. Положив шляпу на стол перед собой, он сложил руки на трости-зонтике, заканчивавшемся ручкой из слоновой кости, и бесцеремонно уставился на Холла.

— Слушаю вас, — бесстрастно произнес тот.

Молодой человек кашлянул и, по-прежнему глядя на Холла свысока — непонятно, как ему это удавалось, ведь они были одного роста! — начал:

— Традиционные возможности юристов меня не устраивают, вот почему я обратился к вам. Мне хотелось бы ознакомиться с вашими. Надеюсь, они их превосходят.

— Это зависит…

— От чего?

— От нескольких обстоятельств. Прежде всего — на какое наследство вы рассчитываете?

— В завещании, составленном на мое имя, фигурирует цифра в четыреста тысяч фунтов стерлингов. Я единственный наследник.

— Так в чем же дело? — притворился непонимающим Холл. — Что вас не устраивает?

— Не валяйте дурака. Мне нужны деньги сейчас, больше ждать я не могу. И так жду семь лет!

— Действительно неприятно, — согласился Холл.

— Избавьте меня от вашего сочувствия, — осадил его посетитель. — Я пришел не за ним. Вот только сомневаюсь, справитесь ли вы?

Бледное лицо Холла слегка порозовело от негодования.

— Моя квалификация сомнений не вызывает!

— Надеюсь.

— Хорошо, перейдем к делу, — неожиданно улыбнулся Холл. Его собственные сомнения развеялись. Теперь ему было ясно, что он имеет дело с напыщенным дураком. Что ж, тем лучше, условия будет диктовать он, Холл, а, ради таких денег стоит взяться за дело. Ради такого крупного состояния ему еще не приходилось "работать". Десять процентов гонорара позволят округлить его сбережения до сотни тысяч фунтов. Соблазнительно, ничего не скажешь.

— Думаю, я смогу вам помочь, — продолжал он. — Правда, я очень занят и не собирался заниматься вашим делом, но, раз уж оно оказалось столь… солидным, я, пожалуй, отложу другие дела, если, разумеется, мы с вами придем к соглашению. Впрочем, я в этом не сомневаюсь. Существуют и некоторые другие соображения, а точнее, обстоятельства, о которых мне хотелось бы узнать.

Джон К. Листер изобразил внимание.

— Вы упомянули о завещании. Кто его оставляет вам?

— Мой дядя.

— Мне нужны о нем данные — возраст, где живет, образ жизни, привычки, прислуга.

Клиент не обратил внимания на необычные для юриста вопросы, его больше волновала проблема, не уронит ли он своего достоинства, ответив на них. Решив, видимо, что не уронит, он тем не менее счел нужным заметить:

— А какое… эээ… значение имеют привычки моего дяди и его прислуга? Что общего у них с завещанием?

— А уж об этом позвольте судить мне, — осадил нахала Роджер Холл. — Моя фирма оказывает клиентам услуги, которые существенно отличаются от обычных юридических советов адвоката. Впрочем, я не намерен открывать секреты фирмы. А коль скоро оказываемые нами услуги специфичны, они нуждаются и в специфической информации. Так что будьте любезны сообщить ее мне.

Листер поморщился, всем видом показывая, что его совершенно не интересуют секреты жалкой юридической конторы, и снизошел до ответа:

— Живет дядя в собственном особняке на Бровер-стрит. Скупой, знаете ли, ограниченный старикашка. Из прислуги у него сейчас осталась только кухарка. После того как несколько месяцев назад умер лакей, он никак не может нанять нового — я же говорю вам, скупой старый хрыч, положил такое нищенское жалованье, что никто не идет. Впрочем, на себя он тоже тратит немного. Денег не жалеет лишь на картины, собрал уже порядочную коллекцию. Что ж, это тоже неплохое помещение капитала.

— Понятно. А сколько лет вашему дяде?

— Сколько лет? — Листер наморщил лоб. — Полагаю… полагаю, что много.

— А поточнее нельзя? Больше шестидесяти?

— О, наверняка больше!

— А со здоровьем у него как?

— Вот уж это меня не Интересует. От чего-то лечится, но ведь это дело врача, вы не находите?

— Положим. — Холл попробовал подойти к интересующему его обстоятельству с другой стороны. — Ваш дядя бодрый, живой человек, ведет активный образ жизни?

— Не сказал бы. Как утром спустится в гостиную, так весь день и просидит в ней, не вставая с места, и только перед сном опять поднимается в спальню. Говорит, ему тяжело подниматься по лестнице.

— Прекрасно, — улыбнулся Холл. — Мистер Листер, я, пожалуй, возьмусь за ваше дело, так что обсудим вопрос о гонораре. Фирма гарантирует стопроцентный успех, поэтому наши услуги стоят дорого. Но, — поспешил он продолжить, заметив, что клиент порывается что-то сказать, — но я не требую аванса. Весь гонорар вы мне выплатите после того, как задание будет выполнено. Вас это устраивает?

— Да. Сколько?

— Десять процентов от завещанной вам суммы. Чтобы не было недоразумений, давайте сразу установим цифру — сорок тысяч фунтов.

— Что?!

Холл не шевельнулся, спокойно глядя на гостя.

— Вы сошли с ума! Это же грабеж!

Холл продолжал молчать.

— А… когда это произойдет?

— Через несколько дней вы станете законным наследником. А сколько времени займет оформление процедуры…

Клиент перебил:

— Вы сказали — через несколько дней?

— Да, самое позднее — через неделю. Но вы меня не дослушали. Через неделю вы станете законным наследником, но потом некоторое время займет соблюдение обычной нотариальной процедуры — вскрытие завещания, оформление протокола…

Клиент опять перебил:

— Вы сказали — вскрытие завещания. Но ведь это может наступить лишь в случае…

— Вы очень привязаны к дяде?

— Я привязан? Надо же такое выдумать! Конечно, нет, но…

— Фирма гарантирует, что все произойдет естественным образом и в соответствии с существующими законами. Никаких коллизий с правом!

— Но тогда как же…

— Я уже сказал — предоставьте это фирме.

С Джона К. Листера немного слетела спесь, и даже нос, казалось, уже не был столь заносчиво задран.

— Если что — меня тут не было, — хрипло произнес он. — Вы не сможете доказать.

— Я и не собираюсь доказывать. Никаких письменных обязательств фирма не берет с клиентов. И договора подписывать не будем.

Листер перевел дыхание.

— Так когда, вы говорите, это произойдет?

— В течение нескольких дней. Нам осталось уточнить кое-какие мелочи.

— А разве еще не все?

— Не все. Поскольку я не беру с вас никакой расписки, мне надо иметь гарантию того, что гонорар мне вы заплатите.

— Забываетесь, милейший! — Листер успел переварить потрясение, и к нему вернулась прежняя спесь.

— Меня радует ваша реакция, тем не менее мне хотелось довести до вашего сведения, что у меня есть способы заставить…

— Вам не придется к ним прибегать.

— Рад это слышать. Ну что ж, сказано, пожалуй, все. Теперь маленькая просьба: скажите дяде, что у вас есть на примете хороший лакей, который согласится на самую маленькую зарплату. Сможете?

— Ясно.

— Очень хорошо. Мне бы хотелось побывать в доме вашего дяди для… ну, назовем это ознакомлением с обстановкой. И договоритесь о конкретном дне и времени прихода этого лакея, допустим, через два дня.

— Значит, в четверг. А во сколько?

— Назначите время, когда кухарки не будет дома.

— Мм… хорошо. Я позвоню вам завтра утром.

— Отлично.

— А мне… — Листер запнулся, — а мне обязательно присутствовать?

Холл успокоил его:

— Не обязательно. Вы меня лишь введете к старику, представите, а потом можете уйти, выдумав любой предлог.

— Идет. — Джон К. Листер встал и надел шляпу. — Прощайте, мистер Холл. — Подумав, он с некоторым усилием протянул адвокату два пальца. Тот пожал их и проводил посетителя до дверей. Сев на место, он улыбнулся. "Сорок тысяч, сорок тысяч фунтов", — с удовлетворением пробормотал Роджер Холл.

Через два дня, ровно в восемнадцать ноль ноль, Роджер Холл позвонил в дверь дома дяди Джона Листера.

Дом как дом. Расположен в районе, где жили люди со средним достатком, покрашен в неброский серый цвет, он ничем не выделялся среди своих соседей. Небольшой газон перед домом свидетельствовал о том, что косилка не очень часто проходится по нему. Через газон к двери дома вела небольшая дорожка, обсаженная бледно-розовыми цветущими гортензиями. Старинный молоток у двери был лишь декорацией, он прикрывал кнопку вполне современного звонка.

Открыли не сразу. Наконец за толстой дубовой дверью послышался шум, замок щелкнул, а в двери показалось лицо Джона К. Листера.

— А, это вы! — холодно произнес он, но было заметно, что молодому человеку сегодня было не очень легко сохранять тон великосветского денди. С этим обликом уж совсем не вязалась следующая фраза, произнесенная конспиративным шепотом:

— Все в порядке?

— Разумеется, — бесстрастно отозвался Холл. — Кроме вас и дяди есть, ли кто еще в доме?

— Конечно, нет, как мы и условились. Приготовив ужин, кухарка ушла, а больше тут никого и не бывает.

— Очень хорошо.

— Что вы собираетесь делать? — нервно спросил молодой человек, теребя пуговицы элегантного пиджака.

— Да не бойтесь, ничего особенного. Отведите меня, пожалуйста, к хозяину дома, представьте как… ну скажем, Джеймса Брауна и можете под любым предлогом покинуть дом.

— Да, но… — страх все больше завладевал молодым пижоном, — как вы собираетесь…

— Не будем терять времени, — холодно прервал Роджер Холл.

— Да-да, сюда, пожалуйста. — Листер указал на широкую темную лестницу, ведущую наверх.

Поднявшись по лестнице, Листер немного опередил Холла и, постучав в одну из дверей, вошел, оставив Холла в коридоре.

— Дядя, пришел человек, о котором я тебе говорил, — услышал Холл его голос через неплотно притворенную дверь. Затем Листер выглянул и пригласил Холла войти.

Посередине большой комнаты, где с наступающими сумерками боролась лишь небольшая настенная лампа, сидел в кресле дядя Джона К. Листера. Дядя был совсем не похож на своего щеголеватого племянника. Его внешний вид свидетельствовал о полнейшем равнодушии к вопросам эстетики. И в самом деле — пожилой джентльмен был одет в толстый стеганый халат не первой свежести, из-под которого выглядывала светлая рубашка, тоже заношенная и измятая. Ноги в грубых шерстяных носках опирались на низенькую табуретку. Трудно было определить его возраст, но, судя по морщинистому лицу, спутанным седым волосам и сгорбившейся спине, дни его молодости остались в далеком прошлом, скорее всего, в двадцатых годах.

— Что? — произнес он скрипучим голосом, с трудом повернув голову. — А, хорошо.

— Дядя, я тебе уже говорил — у меня важная встреча в клубе, я должен идти, мне пора.

— Ну иди, иди. — Дядя безмятежно зевнул во весь рот. — Ты мне не нужен, больше не нужен.

Не без скрытого удовлетворения Холл наблюдал за молодым человеком, на лице которого выразилась глубочайшая обида, но он не позволил себе выразить ее вслух, лишь фыркнул, коротко кинул "прощайте" и покинул комнату. На старика это не произвело ни малейшего впечатления. Тот уже смотрел на Холла, все так же неловко повернув голову.

— Нравится? — после непродолжительного молчания спросил он, кивнув на стены. На трех из них в полумраке просматривались картины в тяжелых золоченых рамах, четвертая была прикрыта тяжелой портьерой.

— Я в живописи не разбираюсь, сэр, — отозвался Холл, все еще стоя у двери.

— Вот и хорошо. Мне бы не понравилось, если бы лакей принялся критиковать мои картины, — с удовлетворением заметил старик. — Подойди-ка поближе.

Холл сделал несколько шагов вперед.

— Еще ближе, дай мне поглядеть на тебя.

Холл почти вплотную подошел к табуретке, на которой покоились ноги старика. Тот принялся рассматривать прибывшего. Решив, видимо, что насмотрелся достаточно, принялся расспрашивать:

— Тебе уже приходилось быть лакеем?

— Разумеется, сэр. Могу показать рекомендации.

Старик не отреагировал, прикрыв глаза и погрузившись в свои мысли. Холл решил было, что тот ненароком вздремнул, как он вдруг бросил короткое:

— Покажи.

Холл вздрогнул.

— Сейчас?

Сунув руку во внутренний карман пиджака, он вынул приготовленные заранее бумаги и, зажав их в кулаке, застыл на мгновение, необходимое для концентрации. Затем шагнул к старику…

Дальнейшие события разыгрались в считанные доли секунды. Вздрогнув, старик выпрямился в кресле, а его лицо исказилось судорогой. В то же мгновение лицо Холла покрылось смертельной бледностью, а в глазах мелькнуло удивление, сменившееся ужасом. Он рванулся, вырывая руку из ладоней старика, и ощутил, как в сердце нарастает невыносимая боль. Холл еще успел заметить краем глаза, как из-за портьеры выскочили два человека и бросились к ним. Рванув ворот рубашки, он кинулся к окну в безотчетном стремлении дать свежий глоток воздуха внезапно онемевшему сердцу. Сознание он потерял в тот момент, когда уже коснулся рукой подоконника. Пробив с разбегу, как тараном, оконную раму, он вывалился наружу, оставив на стекле кровавые полосы. Мужчины в комнате услышали приглушенный звук падения тела на землю. Инспектор и Лемон кинулись по лестнице вниз. Спенсер остался сидеть в кресле, глаза его были закрыты.

Минут через десять инспектор, Лемон и Рэнделл, который на всякий случай спрятался на первом этаже дома, с трудом втащили в дом тело Холла.

Встав напротив Спенсера и глядя ему прямо в глаза, инспектор Кальдер медленно произнес:

— Он мертв. Вы убили его.

Вздрогнув, Спенсер открыл глаза. Щеки его слегка порозовели, бледное лицо было покрыто капельками пота.

— Он убил себя сам, инспектор. Я был лишь зеркалом. — Чем?

— Мне удалось создать нечто вроде защитного поля из той же энергии, с помощью которой он хотел меня убить. Ну как бы это понятнее сказать? Представьте, что человек напоролся на нож, который он держал в собственной руке. Он убит зарядом биоэнергии, посланным им самим, который мне удалось отразить. И, может быть, усилить собственным зарядом. Это стало возможным лишь потому, что он напал первым, выпустил свой заряд и остался беззащитным. Понимаете, он лишился своей энергии, выложившись до конца, и был слабее столетнего старца. И тут его ударила возвратная волна. Полагаю, он умер, еще не упав на землю. Выпущенный им заряд был мощи необычайной…

— Вы знали, что возможен такой конец? — скорее констатировал, чем спросил инспектор.

— Не знал, но предполагал.

— Он бы остался жив, не устрой вы ему это… зеркало?

— Да, а я был бы мертв.

Инспектор в раздумье кивнул головой, взглянув на Рэнделла, который вызывал врача, и подошел к Лемону. Опустившись на колени рядом с лежащим на ковре Холлом, тот не отрывал взгляда от его лица.

— И ты знал, Джек, что этим кончится?

— Надеялся. Он получил свое.

— Ты рад, что отомстил за Памелу?

— Представьте себе, инспектор, нет! Я думал о четырех старых беззащитных женщинах.

— Теперь командуйте вы, инспектор, — сказал Рэнделл.

Инспектор кивнул.

— Вы двое, — он указал на Лемона и Рэнделла, — отправляйтесь домой. В это дело незачем втягивать лишних людей. Останусь я и мистер Спенсер, в конце концов, это его дом. Если вскрытие подтвердит ваши предположения о том, что причиной смерти стал сердечный приступ, а не падение из окна, думаю, дело удастся закончить сравнительно просто. В противном случае будет сложнее. Наверняка опять пострадает моя карьера, ну да бог с ней. А теперь исчезайте, вот-вот явятся доктор и полиция.

Лемон с Рэнделлом попрощались и быстро, вышли. Подойдя к окну, инспектор Кальдер смотрел, как они прошли по дорожке через газон и захлопнули за собой калитку.

— Порядок. — Он подошел к выключателю и зажег верхний свет. — Теперь нет необходимости сидеть при этой свечке, — он кивнул на бра.

— Инспектор, — сказал Спенсер. — Я не уверен, что должен просить у вас прощения.

— Я тоже не уверен, — буркнул Кальдер.

— Я бы поступил точно так же, даже если бы все началось сначала.

— Знаю.

— Другой возможности доказать его вину не было. Только наши теоретические выкладки, к которым власти вряд ли отнеслись бы с пониманием.

— Возможно.

— Но у вас могут быть неприятности, инспектор?

— Могут.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Я просто не знаю…

— Вы меня не поняли, мистер Спенсер. Мне очень жаль, что вы говорите со мной в таком тоне. Можно подумать — только вас тревожат преступления этого убийцы, для меня же имеет значение лишь моя карьера. Смею уверить вас, я и в полицию пошел потому, что ненавижу насилие и преступление, потому, что хотел по мере сил своих бороться с ними. И это моя, а не ваша обязанность заботиться о безопасности граждан. И если благодаря тому, что мы с вами сделали сегодня, несколько пожилых людей проживут немного дольше… а может, и намного, и умрут от старости, а не от алчности своих наследников, — я буду считать свой долг выполненным.

— Вы благородный человек, инспектор, — покачал головой Спенсер. — И нетипичный полицейский. Я бы сказал, редкий представитель…

— Вымирающий?

— Я не позволю вам вымереть, давайте подлечу, — рассмеялся Спенсер.

С улицы донесся усиливающийся звук сирены машины "скорой помощи".

Не торопясь потягивая пиво, Лемон задумчиво смотрел на лежащий перед ним на столе репортаж. Непросто было написать его, но в срок, отведенный начальством, уложился. Пришлось немного погрешить против истины, кое о чем умолчать. Спенсер и Рэнделл категорически запретили журналисту обнародовать принципы метода излучения биоэнергии, которым пользовался убийца: нельзя было исключить опасность появления последователей. По понятным соображениям не смог Лемон написать и о том, чем закончилась вся история. Но и без этого собранный молодым журналистом материал представлял сенсацию и заслуживал того, чтобы репортаж появился на первых страницах газеты. С крупными заголовками! Шеф будет доволен.

Репортаж написан, но осталось еще одно дело. Джек взял в руки листок бумаги с записанными на нем именами и адресами четырех известных ему "клиентов" Холла. Ничего не поделаешь, надо довести дело до конца. Подняв телефонную трубку, он набрал первый номер.

— Мистер Бэйнем? Говорит ваш партнер по боксу.

— Кто?!

— Лемон.

— Да как вы смеете! Я позову полицию!

— Зачем? Я займу лишь минуту вашего драгоценного времени. Мы, журналисты, тщеславный народ, знаете ли. Любим похвастаться. Вот и я такой же. Дело в том, что завтра в нашей газете появится мой гениальный репортаж, шедевр в своем роде. И знаете о чем?

— Послушайте, вы!..

— О Роджере Холле!

Ответом было молчание по ту сторону телефонного провода.

— Эй, вы там не окочурились? Я ведь еще не кончил говорить. В моем репортаже я решил увековечить и ваше имя. И вашей супруги.

— Не знаю я никакого Холла!

— Ну, конечно, конечно! И еще одно — мой репортаж будет лишь началом. Тяжелые времена наступают для наследников!

— Чего вы хотите?

— Я знаю нескольких клиентов Холла — у меня случайно оказалась его записная книжка, — и мне бы не хотелось, чтобы они из-за меня оказались в тюрьме. Угрызения совести, знаете ли… Вам приходилось слышать о Кардиологическом центре?

— О чем?

— Есть такое высоконаучное медицинское учреждение, которое занимается поисками новых методов лечения сердечных заболеваний. Вот было бы хорошо, если бы вы им помогли.

— Не понимаю.

— А чего тут не понимать? Вы просто вносите на их счет тридцать тысяч фунтов стерлингов. Они очень обрадуются, потому что вместе с тридцатью тысячами, которые внесет каждый из остальных "клиентов" мистера Холла, это составит весьма внушительную сумму. Я же, в признание ваших заслуг перед отечественной кардиологией, изменю в своем репортаже вашу фамилию и адрес. Свой репортаж я представляю начальству завтра утром, в десять часов. К этому времени квитанция, подтверждающая ваш взнос в кардиологию, уже должна лежать на моем столе.

Похожие разговоры состоялись еще с тремя удачливыми наследниками.

На следующий день, ближе к вечеру, Джек Лемон принес Памеле в больницу свежий экземпляр "Ивнинг стандард". Бросался в глаза заголовок огромными буквами на первой странице: АДВОКАТ ДЬЯВОЛА.

У девушки заблестели глаза, вспыхнули румянцем бледные щеки. Прочтя текст, она обратила внимание на краткую приписку: "Все фамилии изменены по причине отсутствия доказательств".

— А если бы они не внесли взносы в Кардиологический центр? — спросила она, теребя в руке четыре банковские квитанции.

Лемон улыбнулся:

— Фамилии мне все равно пришлось бы заменить. У меня ведь и в самом деле нет доказательств. Разве что вот эти квитанции…