Детективное лето

Марина Крамер Румба на московской брусчатке

— Я лечу, Кира-а-а! Смотри — я ле-чу-у-у!

Она боялась даже дышать, чтобы неосторожным дуновением воздуха не подтолкнуть его, стоявшего на обшитых деревом перилах балкона седьмого этажа. Все ее тело парализовал ужас, животный страх смерти — не своей смерти — его. «Не надо, Стасик… ну, пожалуйста, не надо!» — билось в голове, но вслух она не могла этого произнести.

На улице бушевало лето, в тихом ухоженном дворике цвели цветы, бережно высаженные местными старушками в разукрашенные автомобильные покрышки, листва дичек под балконами чуть пожухла от зноя, а давно отцветшая сирень уже не выглядела такой нарядной и праздничной.

А Стас все стоял на перилах, балансируя руками, как крыльями… и вдруг начал двигаться по перекладине — бэк-бейзик… спиральный поворот влево… кукарача вправо… «Господи, это же румба… наша коронная дорожка… что же это, мамочки?» — помертвевшими губами прошептала Кира, а он продолжал исполнять вариацию под ему одному слышную музыку — недовернутый спиральный поворот вправо… и неожиданно оступился, оторвался и полетел, полетел вниз, навстречу мокрому серому асфальту…

Крик застрял в горле сухой коркой, и единственное, что смогла Кира, — это заставить себя шагнуть на балкон и посмотреть вниз, туда, где в центре моментально собравшейся толпы лежало то, что буквально секунду назад было родным ей человеком…

Собравшись с силами, Кира вышла из квартиры и медленно пошла вниз. Она понимала — все, торопиться некуда, Стас мертв — ведь не может выжить человек, упавший головой на бетонный бордюр тротуара. И еще почему-то из глубины подсознания выскочила юркой мышкой предательская и чудовищная в своей правдивости мысль: «А ведь так, наверное, лучше…»

Толпа во дворе гудела и перекатывалась, как небольшое озерцо. Молодые мамочки, старушки, проводившие все лето на скамейках у подъездов, бригада дорожных рабочих, перекладывающих во дворе асфальт, — все столпились вокруг распластанного тела худого длинноволосого юноши в стареньких джинсах и несвежей свободной футболке. Вокруг головы его расплылось темное пятно, руки неестественно вывернулись… И только глаза, остекленевшие голубые глаза на изможденном бледном лице казались еще живыми.

— «Скорую» бы надо… — нерешительно произнес кто-то из дорожников, но стоявшая ближе всех к голове парня маленькая старушка перекрестилась и проговорила:

— Нет, сынок, не поможет ему врач. Насмерть разбился парнишка…

— Парнишка! — фыркнула ее соседка, интеллигентного вида бабулька в старой потертой шляпке с маленькой вуалеткой и в кружевных митенках. — Наркоман проклятый! Вся нечисть с района к нему захаживала, притон устроили!

— Тс-с, тихо! Вон девица его идет, — шепнула ей на ухо худенькая девушка с розовощеким карапузом на руках.

Все как по команде повернулись в сторону вышедшей из подъезда Киры. Она брела к месту, куда упал Стас, не видя ничего вокруг себя, кроме темного пятна вокруг светловолосой головы. Толпа зевак расступилась, пропуская ее, Кира медленно опустилась на колени, словно подломилась, не вынеся тяжелого груза. Постояв так пару минут, она упала на спину Стаса и, закрыв глаза, обхватила его руками. Она не издала ни единого звука, не подавала признаков жизни — просто лежала, обняв мертвое тело. Вокруг тоже молчали. Даже та старушка в шляпке и перчатках, что всего пару минут назад с осуждением говорила о Стасе, замолчала и, вынув из потрескавшегося от времени лакового ридикюльчика платочек, поднесла его к заслезившимся глазам.

Дальнейшее Кира помнила плохо — то, как подъехали милиция и «Скорая», а за ней и перевозка. Тело Стаса упаковали в целлофан и положили в салон серой «таблетки», словно толкнули в раскрытый голодный рот злобного чудовища. Дверцы машины захлопнулись, отрезав Киру от Стаса навсегда. Она даже не почувствовала, как врач сделал ей укол, как соседки под руки увели ее в квартиру, не отреагировала на то, что сотрудник милиции взял со стола паспорт Стаса. Ее охватило безразличие, а внутри появилось единственное желание — лечь и уснуть. Уснуть надолго, а еще лучше — навсегда. Потому что завтрашний день не принесет облегчения, а добавит новых проблем с похоронами. А потом придут люди, которым Стас должен деньги… Был должен. Но их вряд ли удовлетворит известие о его смерти — деньги все равно придется отдать, но сделать это теперь вынуждена будет она, Кира. Потому что иначе они ее убьют.

Кира Глазунова и Стас Стахновский переехали в Москву три года назад из небольшого сибирского города. Они не были мужем и женой, не были даже любовниками. Молодых людей связывало нечто более значимое, по их мнению, — партнерство в бальных танцах. Сильные «латинисты», которым уже нечему было научиться у своего тренера, они приняли обоюдное решение перебраться в столицу и продолжить занятия там. Двое восемнадцатилетних танцоров сперва растерялись в большом городе, однако постепенно сумели найти и жилье, и клуб, в который их согласились взять на работу, чтобы не просить денег у родителей и иметь возможность самим оплачивать свои тренировки и проживание. Стас танцевал в ночном клубе, а Кира…

Кира сначала тренировала пару малышей в том же ансамбле, где занимались они со Стасом, но потом руководитель предложила ей другое.

— Знаешь, Кирочка, я хочу тебя кое с кем познакомить, — сказала Алла Петровна как-то после занятий, когда Кира обессиленно сидела в раздевалке, не в состоянии даже снять гетры.

— С кем? — равнодушно спросила девушка, прикидывая в уме, сколько денег у нее осталось до понедельника, когда на занятия придут ее ученики.

— Понимаешь, Кирочка… есть один юноша… Он очень хочет танцевать, более того, он танцевал раньше, но потом… Словом, это долго рассказывать. Но если ты согласна с ним поработать, его отец готов платить тебе в три раза больше того, что ты берешь со своих учеников сейчас.

«Интересно, а сколько я должна буду отдавать Алле за услугу?» — машинально прикинула в уме Кира. Обычно «аренда», как здесь это называли, составляла шестьдесят процентов. «Ай, да какая разница! Разве помешают лишние деньги? Стасу нужна новая рубашка, мне бы платье подновить, да и камни Сваровски стоят почти сорок рублей штука — а нужно их на платье целую гору…»

— Хорошо, Алла Петровна. Когда он сможет прийти?

— Вот и умница! — заворковала руководительница. — Я сейчас позвоню и договорюсь на завтрашний вечер — хорошо? Тебе ведь удобно?

— Да, я работаю днем, а вечером свободна.

Эту встречу Кира потом вспоминала часто — настолько сильным оказалось потрясение. Она приехала в клуб ровно к семи часам, как и было уговорено. Малый паркетный зал оказался пуст, а из-за закрытой двери большого доносились звуки детской «латины» — работала младшая группа. Кира поднялась по лестнице в кабинет Аллы Петровны, подергала дверь, но та не поддалась.

— Кирочка, это ты? — раздался голос руководительницы из малого зала.

— Да, я.

«Странно, как я ее там не увидела — за зеркалами, что ли, была?» — подумала Кира.

— Спускайся к нам.

Кира легко и грациозно сбежала вниз, толкнула дверь малого зала и остолбенела прямо на пороге. Рядом с улыбающейся Аллой Петровной стоял высокий хмурый мужчина с короткими седыми волосами, облаченный в черный костюм и серую рубашку, а чуть в стороне от них в инвалидном кресле сидел невероятно красивый парень лет двадцати. Ног у парня не было…

— Ну, что ты замерла там, Кирочка? Иди к нам! — позвала Алла, и Кира с трудом заставила себя подойти и пробормотать приветствие. — Вот, познакомься. Это Николай Иванович, твой, так сказать, работодатель. А это Вадим, его сын. Ну а это, — она обняла Киру за плечи и развернула лицом к мужчинам, — это наша Кирочка Глазунова, чемпионка Сибирского округа по латиноамериканской программе, да и вообще замечательно способная девушка.

— По «латине»? — раздраженно переспросил глуховатым голосом Николай Иванович. — Но ведь мы обговаривали, Алла Петровна, что нужна стандартистка.

— Ну, Кирочка и стандарт танцует, так что проблем нет.

— А я, может, «латину» хочу, — раздался голос молчавшего до сих пор Вадима. Он уперся руками в колеса, оттолкнулся и подъехал к Кире. — Ведь можно же и «латину» танцевать в коляске, правда?

Румбу?

Кира совсем растерялась. Она не ожидала, что ее партнером станет парень без ног, Глазунову смущал этот видимый дефект, да и суховатый и недовольный тон отца тоже пугал.

— Д-да, — с запинкой проговорила она, стараясь не фокусировать взгляд на пустых брючинах Вадима, подвернутых под культи. — Разумеется… но только…

— Что? — Вадим осторожно взял ее за руку и сжал. — Ты думаешь, что раз я без ног, то ритма не чувствую, что ли? Я в свое время до «зондера»[1] по «латине» дотанцевал.

— Дело не в этом… просто я не уверена, что смогу… я никогда…

— Да понял я, понял! — перебил Вадим. — Ты прежде никогда не танцевала с колясочником и боишься, что потратишь время зря. Не переживай, я не готовлюсь к чемпионату мира, я просто хочу продолжать танцевать — пусть и так, в коляске. А время твое отец оплатит — да, пап?

— Разумеется, — уже более спокойно отозвался Николай Иванович. — Лишь бы ты был доволен.

— А я уже доволен, — бодро заявил Вадим, взяв совершенно растерявшуюся от такого напора Киру за вторую руку и начиная кружиться вокруг нее, ловко управляясь с креслом. — Так как? Будем румбу танцевать?

Кира заставила себя взглянуть ему в лицо и увидела, с какой надеждой смотрят на нее карие глаза и какая улыбка трогает тонкие, твердо очерченные губы Вадима.

— Да, будем, — сказала она, решившись, и новый партнер вскинул в победном жесте обе руки:

— Есть! Согласилась! Значит, так — давай прямо сегодня начнем, раз уж я все равно здесь, а потом мы тебя повезем домой, и по дороге папан тебе все объявит — расценки там, периодичность оплаты — годится? Или у тебя какие-то свои пожелания есть?

— Да, в общем, нет. Мне только нужно переодеться.

С того дня прошло почти четыре с половиной года, но Кира ни разу не пожалела о своем решении. Заниматься с Вадимом оказалось легко, сложнее — привыкнуть к тому, что не все фигуры можно исполнить, танцуя с колясочником. Однако жизнерадостность и чувство юмора Вадима компенсировали все. Кира порой удивлялась — насколько нужно быть сильным человеком, чтобы не стать моральным инвалидом и не замечать своего физического увечья. Кроме того, Кира видела, что небезразлична Вадиму и как девушка, а не только как партнерша. Он иногда приглашал ее в кафе после тренировки, и Кира соглашалась. Вадим мог увлекательно рассказывать о чем угодно — от прочитанной недавно книги до новой компьютерной игры. Иногда он делал ей какие-то милые подарки вроде хрустальной балеринки или букетика первых подснежников, и Кира долго хранила цветы засушенными в книжке. С каждым днем она проникалась к своему удивительному партнеру все более глубоким чувством.

Сколько раз Вадим давал Кире советы по каким-то мелким вопросам, связанным с жизнью в столице, помогал разбираться во все чаще возникавших проблемах со Стасом… Да, Стас…

С ним происходило что-то неладное, чего Кира никак не могла объяснить. Сперва она решила, что Стасик завел себе девушку, а потому стал прохладнее относиться к работе, мог прогулять тренировку, возвращался из ночного клуба какой-то взбудораженный и сразу уходил в свою комнату, запирался там. К нему стали захаживать какие-то странноватые люди, а в квартире после их визитов оставался непривычный запах медикаментов. Однажды Кира, убирая кухню, нашла за мусорным ведром шприц.

— А, это Венька себе инсулин колол, — объяснил Стас, сидевший тут же за столом. — Он диабетик, сам себе уколы делает.

Венька, или Веник, как звали его приятели, был танцором в том же ночном клубе, где работал и Стас. Кира даже пожалела больного парня, но когда вечером рассказала об этом Вадиму, тот как-то напрягся:

— Шприц? Инсулиновый?

— Да, а что?

— А Стас ходит странный, разбитый и зрачки узкие?

— Ну, бывает… да в чем дело-то?

— Слушай, Кира, а тебе есть куда переехать? — неожиданно спросил Вадим.

— Переехать? Да зачем? — не могла понять девушка.

Вадим подкатился к ней вплотную, взял ее руку в свои и уставился в лицо:

— Кира… неужели ты не понимаешь? Ведь твой Стас — наркоман. И Веник этот, и все остальные — наркоманы они и к вам в квартиру ходят, чтобы дозу принять. Тебе нужно оттуда уходить.

— Вадим, ты говоришь ерунду! — вспыхнула Кира, вырывая руку. — Я Стаса знаю с шести лет, мы с ним с первого дня в паре стоим, мы уже роднее, чем брат с сестрой! Не может он!

— Ну да, конечно, — грустно усмехнулся Вадим, поглаживая обод колеса. — Я вот тоже всегда говорил — мой папа не такой… — И он осекся, быстро взглянул на Киру исподлобья, но та не обратила на это внимания, погруженная в свои мысли и немного рассерженная на него за Стаса.

Однако мысль, высказанная Вадимом, заставила ее присматриваться к Стасу и его друзьям чуть внимательнее, чем прежде. Они с партнером договорились сразу, что не лезут в жизнь друг друга, живут в свободное время так, как хотят, совместные расходы записывают и в конце месяца делят пополам, убирают кухню, санузел и коридор по очереди, а в своей комнате каждый наводит порядок сам. Ну и, разумеется, никаких комментариев по поводу гостей и приятелей. До сих пор все шло нормально, и совместное проживание устраивало обоих, но теперь Кира начала сопоставлять кое-какие свои наблюдения и пришла к выводу, что Вадим, скорее всего, прав. Но верить в это не хотелось.

«А я вот возьму и спрошу у Стаса напрямик, — решила Кира. — Мы ведь с детства вместе, он должен мне все рассказать!»

Оказалось, что предвидеть реакцию Стаса она не смогла… Молодой человек метался по кухне и кричал так, что закладывало уши.

— Да как тебе такое в голову пришло?! Как ты только могла… да кто ты мне?! И вообще… не нравится что-то — так вали отсюда, я тебя не держу!

— Стас, Стасик, успокойся, я же только спросила… — лепетала Кира, удивленная и испуганная его поведением.

— Спросила! А кто тебе дал право спрашивать?! Не лезь в мою жизнь, поняла?! — с этими словами Стас схватил свою куртку, задержался буквально на пару мгновений в коридоре и выбежал из квартиры.

Ночевать он не пришел, и Кира всю ночь чувствовала себя виноватой. Утром, собравшись на тренировку, она полезла в сумку и не обнаружила кошелька. «Странно, я же хорошо помню, как вчера его убирала. Николай Иванович отдал мне деньги за пять уроков, я сложила их в отделение на замке, застегнула и убрала в сумку. Потом в магазине я рассчиталась за продукты и снова положила кошелек вот в этот кармашек…»

Расстроенная пропажей денег Кира достала несколько купюр из конверта, где хранила основные сбережения и который держала под бельем в комоде, сунула их в карман и поехала в клуб.

Стас был уже там, разминался, пробуя шаги. Вид его Кире не понравился — черные круги вокруг глаз, напряженные пальцы взлетающих над головой в пируэте рук ощутимо дрожат, лоб покрыт испариной, а темно-синяя футболка с длинными рукавами взмокла на спине от пота, да и вообще она не первой свежести, чего прежде аккуратный Стас себе не позволял.

Наскоро переодевшись, Кира вышла на паркет, встала в пару, стараясь сделать вид, что ничего не произошло. Работали молча, только дыхание Стаса становилось все тяжелее, а сердце колотилось так сильно, что Кира чувствовала это, прижимаясь к груди партнера руками.

— Стас, тебе плохо?

— Заткнись, — процедил он сквозь сжатые зубы, и лицо его искривилось в страдальческой гримасе. — У тебя деньги есть?

— Что?

— «Что, что»! Деньги, говорю, есть у тебя? Мне срочно надо… я отдам вечером…

Кира потрясенно молчала. Значит, Вадим оказался все-таки прав. Она прекрасно понимала, для чего партнеру нужны деньги, но верить в реальность происходящего не хотела. Денег было не жаль — но ведь это только начало, стоит уступить ему хоть раз — и все, он будет постоянно прибегать к ее услугам… А ведь и кошелек тоже он мог взять… Понимая, что сейчас не самый удачный момент для выяснения отношений, Кира все же спросила:

— А разве то, что было в моем кошельке, ты уже потратил?

Стас дернулся, глаза на мгновенье стали затравленными, но он быстро взял себя в руки и обиженно проговорил:

— Не стыдно, а? Столько лет вместе — и ты меня обвиняешь в том, что я у тебя кошелек стянул?

— Ну, не стянул так не стянул, — вздохнула Кира, без труда догадавшись, что это тоже вранье.

— Ну, Кир… — сменил тон Стас. — Кирюш… ты займешь мне денег до вечера, а? Я заработаю и верну. — Он сел рядом с ней на паркет, погладил по руке. — Кир… мы ж всегда хорошо ладили, а?

— Стасик, мне не жаль денег — я могу все тебе отдать… дело в другом… ведь ты же умрешь от этого…

Он неожиданно обнял ее за талию, спрятал лицо в складках черной тренировочной блузки:

— Кир… я брошу, правда! Вот увидишь… брошу — завтра… а сегодня мне надо, понимаешь? Ломает меня…

Кирино сердце защемило от жалости, она гладила длинные светлые волосы Стаса и бормотала что-то, капая слезами себе на руки и ему на макушку.

— Ведь можно же лечиться… сейчас все лечат…

— Да… я буду, Кирюш… вот завтра и пойду. А сейчас… — Он поднял голову и просительно посмотрел ей в глаза.

Кира понимала, что не должна этого делать, не должна давать ему денег, но и отказать тоже не могла…

Разумеется, завтра Стас никуда не пошел, и послезавтра, и через месяц… Все продолжалось вплоть до того яркого июльского дня, когда Стас шагнул с перил вниз… Кира знала причину — буквально за неделю до случившегося он признался ей, что должен крупную сумму денег одному торговцу героином, а отдавать ему нечем. В последнее время Стас приторговывал в ночном клубе, и за это ему иногда перепадало кое-что, однако в этот раз его кинули, и не кто-нибудь, а Веник, дружок Веник, посадивший его на героин. Тот сказал, что нашел оптовика, которому можно сдать всю партию сразу, однако оптовик обманул их и заплатил фальшивыми долларами. Веник куда-то пропал, и ему, Стасу, тоже не поздоровится. А теперь вот, значит, и Кире тоже…

Она проснулась от резкого стука и решила, что это хозяйка, которой явно уже кто-то позвонил и сообщил о гибели жильца. Надев халат, девушка подошла к входной двери и, накинув цепочку, приоткрыла. В тот же момент ее словно волной отнесло в расположенную прямо напротив входа кухоньку. Кира упала на пол, больно ударившись локтем о ножку стола, а в квартиру ввалились двое незнакомых мужчин. Один из них аккуратно закрыл дверь, на которой болтались обрывки цепочки, а второй шагнул к Кире, поднял ее на ноги и толкнул на табуретку.

— Здрасьте, дама, — проговорил он, усаживаясь напротив. — А где Стасик?

— Вы кто? — шепотом спросила она, машинально закрывая воротником халата горло.

Сидящий напротив мужик усмехнулся, продемонстрировав металлические зубы, а второй, загородивший собой вход в кухню, фыркнул и выматерился.

— Погодь, Бахча, не шуми, — скривился железнозубый. — Видишь — обалдела телка. Я еще раз спрашиваю — Стасик-то где?

— Он… его… его нет… больше… — пролепетала испуганная насмерть Кира, и лицо железнозубого выразило удивление:

— Не понял… что значит — нет больше?

— Он… он вчера… с балкона… — И она расплакалась, забыв, что находится одна в квартире с двумя явно не дружелюбными незнакомцами.

— Погодь, не реви, — пробасил тот, которого назвали Бахча. — Толком говори, что случилось.

Сбиваясь и захлебываясь слезами, Кира рассказала о том, что произошло вчера. В кухне стало тихо, только часы над холодильником тикали, мерно отсчитывая секунды.

— Да-а, ситуация… — протянул железнозубый. — И что теперь делать? Как я хозяину скажу, что должник его того… ласты склеил? А ты кто ему будешь-то? Жена?

— Н-нет… я… мы… я его партнерша… по танцам… бальным… — пробормотала Кира, всхлипывая, и мужик хмыкнул:

— Танцоры, значит? Ну-ну… Только это… слышь чего, дама… мне ваши страсти-то по барабану. А бабки хозяин требует вернуть.

— Но я же не брала…

— А это уже твои подробности. Стасик твой взял. Да еще и кинуть нас хотел — героин где-то притырил, денег не отдал и кента своего подставил. А это вообще уже западло, дама. И у тебя теперь два выхода — либо вернуть нам героин, либо отдать за него деньги.

— Какой… какой героин? — в испуге отшатнулась Кира, больно стукнувшись головой о стоявший за спиной холодильник.

— Ты че — совсем тупая или прикидываешься? — зло спросил Бахча. — Героин, который твой Стасик взял на реализацию!

— Не лезь, я сказал! — повторил железнозубый, нетерпеливо махнув в его сторону рукой, но Бахча не отреагировал, продолжая напирать на Киру:

— Ишь, строит тут из себя овцу! Хорош с ней базарить, Дантист! Не видишь, она время тянет, прикидывает, как соскочить!

— Я же тебе сказал — захлопни поддувало! — рявкнул потерявший терпение Дантист и ударил по столу кулаком.

Кира вздрогнула, а со стола упала сахарница, раскололась на две части, засыпав белыми кристаллами зеленоватый линолеум. Бахча замолк, но по-прежнему зло поглядывал в сторону сжавшейся на табуретке девушки. Дантист о чем-то думал, рассматривая осколки посудины и рассыпавшийся вокруг сахар. Тишина в кухне становилась давящей, разрывающей виски, Кира чувствовала, как от сковавшего страха ее сердце начинает биться все реже. Такого противного ощущения она никогда прежде не испытывала. Наконец Дантист принял какое-то решение, разгладил ладонью собравшуюся клеенчатую скатерть и проговорил, глядя на девушку:

— М-да, ситуация… Значит, так порешим пока. Даю тебе три дня, подумай хорошенько, может, чего и вспомнишь. Я не верю, что твой Стасик скрыл от тебя такие бабки. Ты глаза-то на меня не выкатывай, не люблю я этого. Так вот — сроку три дня, вот моя визитка, позвонишь. Ну, насчет ментов не предупреждаю, думаю, что это лишнее, ты, похоже, девочка неглупая.

Он порылся в кармане светлых брюк и бросил на стол маленькую карточку. Кира не отреагировала, оглушенная неожиданно свалившейся информацией, а посетители покинули квартиру, аккуратно прикрыв за собой входную дверь.

Сколько времени она провела в кухне в оцепенении, Кира не знала, очнулась от звонка мобильного телефона. Это оказался Вадим. Сегодня у них назначена была тренировка, девушка совершенно забыла о ней, а надо было позвонить и отменить занятия.

— Киринка, привет! — голос Вадима звучал радостно, и это показалось Кире неуместным, но она себя одернула — ведь он же не знает о том, что случилось со Стасом.

— Здравствуй, Вадим.

— За тобой заехать? Мы выезжаем через час, можем тебя подхватить.

— Вадим, я хотела извиниться… я… у меня… — забормотала Кира и расплакалась.

— Что случилось? — сразу насторожился он. — Кирюша, не плачь, говори толком!

Толком сказать она не могла, рыдания душили, и Кира отключила телефон, упала прямо на пол, засыпанный сахаром. Только сейчас до нее, наконец, дошло, что она осталась совершенно одна, да еще и с такими проблемами. Как бы то ни было, они со Стасом стали почти родными людьми за долгий срок работы в паре, делились всем, вместе радовались, вместе огорчались, и вот теперь Стаса нет, а она есть. «А лучше бы, чтобы и меня не было, — отрешенно думала Кира, перестав рыдать. — Так проще — раз, и все, и нет никаких Дантистов, никакого героина… ничего вообще нет… ничего… Это ведь я виновата, наверное. Я слишком мало разговаривала со Стасом, слишком мало интересовалась, чем и как он живет. Мы превратились просто в соседей по квартире… Господи, как же я могла?…»

— А чего это у тебя дверь открыта? — вдруг раздался голос Вадима, и Кира вздрогнула всем телом, очнулась и села на полу, глядя на то, как два охранника вносят в квартиру коляску с ее партнером.

В маленькой прихожей сразу стало тесно, Вадим нетерпеливо махнул рукой, и охранники прошли в комнату Киры, а он сам подъехал к кухне и удивленно уставился на сидящую на полу девушку.

— Ты чего это в сахаре валяешься? Новую маску для тела изобрела? А Стас где? Спит, поди?

Кира молчала. Рассказывать о гибели Стаса во второй раз за утро было невмоготу. Но Вадим был единственным, с кем она могла поговорить о своей проблеме. Конечно, этот красивый, душевный, но, к сожалению, совершенно беспомощный парень ничем не мог ей помочь — разве что выслушать и посочувствовать… А это сейчас было как раз то, что нужно.

Однако Кира ошиблась… Когда, сев рядом с коляской Вадима на пол и положив подбородок на его колено, она принялась рассказывать о том, что случилось, парень неожиданно напрягся, вцепился пальцами в ободья колес и помрачнел. Когда же Кира замолчала, нервно облизнув пересохшие губы, Вадим вдруг решительно встряхнул ее за плечо и приказал:

— Забери свои вещи — все, что есть, — и идем отсюда, — и, видя, что Кира продолжает сидеть на полу, крикнул: — Слава, Серега, помогите девушке собраться! Она с нами едет.

Кира не могла поверить своим ушам, что значит — едет с ними? Куда? Зачем?

Охранники Вадима меж тем молча и быстро сбрасывали в чемодан и большую клеенчатую сумку-»китайку» вещи из старого шифоньера.

— Вадим…

— Все, молчи! — велел он, крепко держа ее за руку. — Нельзя тебе тут оставаться, это опасно, как ты не понимаешь? Те, кому Стас был должен деньги, не остановятся — им все равно, что ты ни при чем. А я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Переодевайся, не в халате же ехать.

Она подчинилась, как во сне взяла со стула джинсы и яркую лимонную майку с эмблемой танцевальной фирмы, прошла в ванную и переоделась. Когда она вышла, все было собрано и упаковано, даже ее косметика.

Кира оглядела вмиг опустевшую комнату, прихватила со столика у зеркала хрустальную балеринку, подаренную когда-то Вадимом. Сам он курил у окна, рассеянно глядя на улицу. Охранники уже унесли вещи вниз, вернулись и привычно подняли инвалидную коляску. Кира последовала за ними, закрыла дверь и подумала, что нужно как-то сообщить хозяйке о своем отъезде. Вадим словно ее услышал:

— Отдай ключи соседке. Ты ведь ничего не должна за квартиру?

— Мы платили за полгода вперед…

— Ну, вот и отлично. Отдай ключ, и идем.

Не понимая, почему это делает, Кира подчинилась и позвонила в ближайшую дверь. Соседка только хмыкнула, сунула ключ в карман застиранного халата и пристально оглядела Вадима в инвалидном кресле и стоявших рядом охранников. На лице ее отразилось любопытство, но ничего сказать она так и не осмелилась.

Нестерпимый зной окутал Киру сразу же, как только она вышла из подъезда вслед за охранниками, аккуратно опустившими кресло с Вадимом на асфальт. Чуть правее от места, где сейчас стояла инвалидная коляска, вчера лежал Стас… Ночью шел дождь, и темного пятна на асфальте уже не было — все следы смыла вода. Если бы так же просто, как след крови, можно было смыть то, что творилось в душе Киры…

Вадим осторожно взял ее за руку, и девушка вздрогнула.

— Киринка… я понимаю, но… уже ведь ничего не исправишь. А Стас рано или поздно все равно бы закончил чем-то вроде этого… Может, ему еще повезло — что быстро и сразу, а не в мучениях.

Кира смахнула с ресниц слезы, заморгала часто-часто, чтобы не расплакаться. Вадим ободряюще погладил ее руку, сжал ее, потом оттолкнулся свободной рукой и покатился к машине, увлекая за собой и Киру.

— Вадик… а куда ты везешь меня? — спросила она уже в машине, и Вадим усмехнулся:

— К себе — куда же еще.

— Ты… да ты что?! Я не могу!

— Можешь. Куда ты пойдешь, а? Новую квартиру искать? Зачем? Мы с отцом живем вдвоем, дом огромный, места хватит. И прекрати сомневаться.

Вопрос о том, где же мать Вадима, уже давно волновал Киру, но спросить она так и не решалась, не было подходящего случая. Сейчас же она почувствовала, что может поинтересоваться.

— Вадик… а… почему вы живете вдвоем?

Молодой человек помолчал, глядя в окно на пробегавшие мимо машины, вздохнул, потер переносицу и сказал:

— Потому что мама погибла шесть лет назад. И погибла из-за… — он запнулся на мгновенье, но потом вдруг словно решил для себя что-то и продолжил: — А-а, все равно узнаешь. Она погибла из-за отца. И я из-за него — такой.

— Как… как — из-за него? — выдохнула Кира, схватившись непроизвольно за ногу Вадима и ощутив под рукой пустую брючину.

— А вот так, Киринка… Батя-то мой в прошлом был очень непростой товарищ… Ну а на каждого непростого находится кто-то более сложный. Слышала — «против лома нет приема — если нет другого лома»? Ну, вот — и против папашки моего другой нашелся.

— Я не понимаю…

— Да что тут понимать — перешел отец дорожку одному очень крутому дяде. Делиться не захотел. У дяди было другое мнение. Ну, вот и решил он одним махом все разрулить. Нанял человечка, тот сел в засаду на дороге из поселка. Да только в тот день на папиной машине мы с мамой в город на тренировку поехали… маму сразу насмерть… а мне обе ноги оторвало и колени раздробило так, что пришлось выше ампутировать. Вот и все. Деньги папаша отдал — да что толку? Маму не вернешь… и я… — Вадим скривился, тяжело вздохнул и добавил: — Я как раз к турниру готовился в Европе…

— Вадик… прости…

— Да брось — шесть лет прошло, я уже привык. А тогда… ты бы знала, что со мной было, когда я от наркоза очнулся и ног не увидел… веришь — два раза с подоконника снимали, я на руках доползал… Потом отец догадался охрану приставить…

Он замолчал, отвернулся, как будто хотел спрятать от Киры неожиданно вырвавшиеся наружу чувства. Она не привыкла видеть Вадима не только таким подавленным — даже просто грустным, без обычной открытой улыбки. В очередной раз Кира поразилась его силе воли и твердому характеру — суметь не погрузиться в свое несчастье, не плыть по течению, жалуясь на судьбу, а карабкаться, идти вперед, пусть даже не на ногах, а вот так — в кресле. Он ухитрялся еще и ее поддерживать в трудные моменты — например, как сейчас, взял и все решил за нее.

— Вадик…

— Помолчи пару минут, Киринка… пожалуйста…

Она замолчала, даже отодвинулась к дверце, чтобы не мешать ему, не вторгаться больше в душу — и так вон что натворила, сама не ожидала…

Кира задумчиво смотрела в окно на убегающие деревья и думала. Она не понимала, зачем и куда едет. Чужой дом, чужие люди… что ждет ее там? Она побаивалась отца Вадима, за все время, что они занимались танцами, Кира общалась с ним всего несколько раз, и теперь возникнуть вот так, на пороге дома с сумками и кучей проблем… «А может, плюнуть на эту Москву и уехать домой? Работу можно найти и там, в родном клубе меня возьмут, а что? Я добилась высокого уровня, опять же — участие во многих международных конкурсах, занятия у хороших педагогов… В самом деле — разве только и свету, что в столице?»

Решение созрело, но теперь Киру мучил другой вопрос — как сказать о нем Вадиму. За эти годы она искренне привязалась к своему необычному партнеру, относилась к нему с симпатией и уважением, ценила его заботу, и теперь ей очень не хотелось его обижать. Но как, как жить в чужом доме, в качестве кого? Персональный тренер? Ха-ха…

— Вадик… Вадик, пожалуйста, вели остановить машину, мне нужно серьезно с тобой поговорить, — набравшись решительности, попросила она, коснувшись руки Вадима.

Тот удивленно вздернул брови:

— Что случилось?

Но Кира твердила как заведенная:

— Вадик, пожалуйста, я прошу тебя — выслушай меня.

— Хорошо, — сдался Вадим, не вполне понимая, что происходит. — Саша, останови машину. И погуляйте пять минут.

Машина замерла на обочине, охранники и водитель вышли, а Вадим, развернувшись к Кире, вопросительно посмотрел ей в глаза. От этого взгляда у Киры внутри что-то заныло — никогда прежде он не смотрел на нее так…

— Понимаешь, Вадим… я… словом, я решила ехать домой, — выпалила она.

— Не понял… Куда — домой?

— Домой. В свой город.

— Кира, погоди, я не понимаю… Что значит — ты решила? А я? Как же я?

— Что?

— Ты хочешь меня бросить? — в голосе Вадима послышалась какая-то новая интонация. Он нервно закусил губу, забарабанил пальцами по подголовнику переднего сиденья.

— Вадик, пойми… ну, что меня ждет дальше? Стаса нет… я осталась одна, что мне делать здесь, в чужом городе, без прописки, без партнера?

— А я? — повторил Вадим. — Разве я — не твой партнер?

— Вадик, это… это другое, понимаешь?

— Да. Отлично понимаю, — вдруг жестко ответил он. — Понимаю. Даже наркоман Стас, подставивший тебя, и тот для тебя больше значит.

— Вадик… — простонала Кира, хватаясь за голову. — Ну, как мне объяснить тебе? Как объяснить, что после всего, что я сейчас узнала, я просто не могу свалиться на голову твоему отцу со своими проблемами? Кто я ему? Зачем ему все это? Еще неизвестно, как вообще все закончится…

Вадим грустно улыбнулся, протянул руку и потрепал ее по волосам:

— Глупая ты, Киринка. Это ты ему никто. Пока. А мне…

— Вадик, не надо, — выдохнула она, поняв, какая фраза сейчас последует. Именно этих слов она и боялась, хотя прекрасно видела отношение к ней Вадима.

— Почему — не надо? Потому что я инвалид?

— Нет, что ты? Зачем ты? Дело не в этом… Просто…

— Просто — что? Почему ты бежишь от меня?

— Я не от тебя бегу… я бегу от проблем…

— От этих проблем ты не убежишь и не спрячешься. Они найдут тебя везде, даже в твоей Сибири, Кира. А папа может помочь. Сделаем так — мы сейчас все-таки доедем до дома и поговорим с отцом. Потом, если ты решишь уехать, я отвезу тебя на вокзал. Но поверь — лучше тебе остаться. И все, закончим этот разговор.

Открыв окно, Вадим окликнул охранников. Они быстро сели в машину, и та тронулась с места.

До самого дома они молчали. Кира боялась поднять глаза и сосредоточенно изучала коврик под ногами, Вадим смотрел в окно и о чем-то думал.

Разговор с Николаем Ивановичем оказался коротким, но эффективным. Тот подробно выспросил у девушки, как выглядели и что говорили приходившие к ней люди, помолчал пару минут и велел Кире идти наверх, в уже приготовленную для нее спальню.

— Из дома не выходи. Будь все время на глазах.

Кира молча кивнула и ушла, а Николай Иванович повернулся к сыну и чуть заметно усмехнулся:

— Что, Вадюха, вот она какая, любовь-то?

— Ты считаешь, что я не могу заинтересовать девушку?

— Отчего же? Можешь. И интересуешь, насколько я вижу — она ведь не за себя, она за то переживает, чтобы нам с тобой проблем не устроить, а это ценно в наше-то непростое время.

— Ты поможешь ей?

Николай Иванович помолчал, покрутил в руках трубку, которую уже несколько минут собирался раскурить, но так и не успел, потом вздохнул и проговорил:

— Чем я могу ей помочь? Наркотики, сынок… За это убивают.

— Но ведь не она брала эти наркотики! — возмутился Вадим.

— Дилеру все равно. Ему либо деньги, либо товар. А кто брал — неважно.

— Папа, что мне делать? Я не могу позволить ей уехать, не могу ее потерять — она слишком много для меня значит…

— Ну, самое простое — отдать деньги и забыть об этой истории.

— У нее нет таких денег.

— Я разве сказал — у нее? У меня. Я верну долг и решу эту проблему — но лишь потому, что не хочу потерять тебя. Только пообещай, что Кира не узнает.

— Папа… спасибо тебе, ты даже не представляешь… — Вадим слегка задохнулся, и отец снова усмехнулся:

— Да лишь бы ты был счастлив, Вадюха. Я и так… — Он смешался, отвернулся от сына, и тот понял, что пора убираться из кабинета, чтобы не ставить отца в неловкое положение и не бередить старую рану, оставшуюся после гибели матери.

Дождавшись, пока сын покинет кабинет и закроет за собой дверь, Николай Иванович набрал телефонный номер и сказал одну-единственную фразу:

— Дантист, от подружки танцора держаться подальше, это приказ.

Через неделю Кира впервые отправилась в клуб. Звонок Аллы Петровны озадачил ее. Руководительница предложила им с Вадимом участие в турнире по бальным танцам среди колясочников.

— Приезжай срочно, Кирочка, посмотри приглашение, и вместе подумаем, что сможем изменить в программе.

— Но я же должна еще с Вадимом обсудить…

— Потом-потом, — зачастила Алла. — Все потом, сейчас мне нужна ты.

Разговор в клубе был коротким, Аллу Петровну словно подменили. Она решительно заявила о том, что участие пары в подобном турнире очень престижно для клуба, мол, это только поднимет имидж коллектива и даст новый толчок для развития.

— Ты просто подумай, какая перспектива! — возбужденно тарахтела руководительница. — Это сразу привлечет к нам в клуб и детей, и, возможно, спонсоров.

«С волшебного слова «спонсоры» и надо было начать», — с неожиданной злостью подумала Кира. Спонсоры в бальных танцах на вес золота, да и вообще мало людей, готовых вложить свои кровные в чужих детей.

— Хорошо. Мы выступим, — ответила она вслух и встала. — Я могу идти?

— Да, конечно. И еще… Ты убрала бы кофр Стаса из раздевалки… Ребята расстраиваются…

Известие о самоубийстве Стахновского вызвало много пересудов в клубе, Алла Петровна не знала подробностей, а Кира молчала, и никто не решался выспрашивать у нее обстоятельства произошедшего. Но черный кофр с костюмами, по-прежнему висевший на крючке в раздевалке, заставлял всех танцоров постоянно думать о Стасе.

— Да, конечно, заберу.

Кира прошла в раздевалку, разложила кофр прямо на полу, чтобы застегнуть «молнию», и, коснувшись рукой рукава рубашки для «латины», расплакалась. Вещи Стаса снова вернули ее в то ясное солнечное утро, когда он исполнил свою последнюю румбу на перилах балкона.

— Стасик, что же ты наделал… ну разве же нельзя было жить без этого? Ведь все так удачно складывалось…

Поплакав всласть, Кира вытерла глаза салфеткой, найденной в кофре, машинально расправила фрак и белую рубашку, потянулась рукой к карману для обуви, чтобы застегнуть его, и вдруг с удивлением отметила, что набойка каблука у одного ботинка почему-то надорвана. «Странно… мы эти туфли купили вместе месяц назад, он в них даже толком потанцевать-то не успел».

Кира вытащила ботинки, перевернула их и обнаружила и на втором каблуке то же самое. Да и вес… легкие, на мягкой кожаной подошве туфли заметно оттянули руку. Она поддела ногтем набойку и обомлела. В каблуке что-то лежало. Полиэтиленовый пакетик, туго набитый чем-то и перемотанный синей изолентой. Во втором каблуке обнаружился еще один, похожий на первый как брат-близнец. Руки девушки задрожали, ботинки упали на пол, громко стукнув и заставив Киру вздрогнуть и оглянуться. К счастью, в зале гремела музыка — у Аллы работала пара. Переведя дух, Кира затолкала туфли обратно в карман, застегнула кофр и задумалась. «Что мне теперь делать с этой находкой? В милицию отнести? Меня же и обвинят…»

Выходило, что, кроме Вадима, поговорить об этом ей не с кем. Она набрала номер телефона, и голос Вадима прозвучал почти сразу:

— Что, Киринка? Тебя можно забирать?

— Вадик… если можешь, приезжай срочно… у меня тут такое… — зашептала она, прикрыв трубку ладонью. — Я очень боюсь, Вадик…

— Так, стоп! Сиди в клубе и не выходи, мы будем через десять минут, тут совсем недалеко.

Вадим с охранниками находился в реабилитационном центре, куда продолжал ездить по настоянию отца. Тот считал, что общение с психологом идет сыну на пользу, хотя сам Вадим уже давно не нуждался ни в чьих советах и помощи.

Минуты показались ей вечностью, Кира мерила шагами раздевалку и нервно покусывала костяшки пальцев. Когда в дверях показался охранник Саша, она едва сдержала радостный вопль.

— Готовы? Идемте, там Вадим в машине.

Саша забросил на плечо ремень кофра и протянул Кире руку. Так, за ручку, как первоклассники, они и дошли до машины. Вадим обеспокоенно заглянул Кире в лицо и тихо спросил:

— Что случилось? Ты бледная…

Кира обхватила его руками за шею и на ухо зашептала о своей находке. Вадим внимательно ее выслушал, потом прижал к себе и неожиданно поцеловал. Кира опешила:

— Вадик… ты что?!

— Ничего. Захотелось. И вообще — хватит уже прикидываться. Я ведь люблю тебя — неужели ты не видишь?

Кира молчала. Разумеется, она все видела. Видела давно… более того — сама она тоже часто ловила себя на мысли, что испытывает к Вадиму не совсем партнерские чувства. Ее не пугало его увечье — она просто не замечала порой, забывала о том, что у него нет ног — настолько полноценным человеком он был.

— Вижу… давно все вижу, Вадик…

— И? — требовательно спросил он, взяв ее за руки.

— И я…

Николай Иванович задумчиво рассматривал лежавшие перед ним на столе танцевальные туфли со вскрытыми каблуками. Он смотрел на них так долго и пристально, что у него в глазах стало двоиться. Внезапно он расхохотался.

— Это же надо… — вытирая заслезившиеся от смеха глаза, пробормотал он. — Как все просто оказалось… Пацан не дурак, ох не дурак… Обвел всех вокруг пальца. Даже жалко, что он погиб, — закурив трубку, Николай Иванович потянулся к телефону. — Алло, Дантист? Ну привезут тебе сейчас мои парни твой товар. Да, тот самый. Девчонка нашла. И дорогу к моему дому забудь, не хочу, чтобы она тебя здесь видела. Все, до связи.

Кира и Вадим успешно выступили в конкурсе по бальным танцам для инвалидов-колясочников, заняв третье место. Их румба имела оглушительный успех у зрителей. Кира исполнила ту самую «дорожку», которая оборвала жизнь Стаса, — это было ее прощание с партнером.

Через два месяца они с Вадимом поженились. А через год Николай Иванович был арестован по обвинению в организации преступной группы и торговле наркотиками. Своего внука он увидит не скоро.