Дети войны [СИ]

Глава 2

29 апреля 1961 года.

Ливень, шедший много дней, наконец унялся, словно бы специально к матчу. В этот день немецкие «Грифы» бились с русским «Лихом» за право сразиться в финале квиддичного турнира с «Драконами», командой с болгарского отделения, и вся школа сейчас была на трибунах, возведенных на берегу озера, и наблюдала за игрой. В замке повисла неестественная тишина.

Александра Штайнера это более чем устраивало. Он устроился на скамейке во внутреннем дворе, используя так редко ему выпадавшую возможность почитать на свежем воздухе и, что ещё важнее, в тишине и спокойствии. Отложив на время учебники и подготовку к экзаменам, Александр перечитывал устав Управления магического правопорядка; по окончании учёбы именно в этот отдел немецкого Министерства он собирался поступить на службу, что, с учётом прошлого его семьи, было сделать не слишком просто. Впрочем, юноша не собирался опускать руки; он не без оснований рассчитывал на высшие баллы по всем предметам, которые собирался сдавать (за исключением разве что зельеварения), наизусть знал законы, права и обязанности граждан, а что до умения сражаться… что ж, его он подтвердит на чемпионате в мае.

Ввязываться в это Александр с самого начала не хотел. Его вовсе не интересовали соревнования, кубки, медали и прочая чушь, которая, по сути, не значит ничего — это лишь яркие атрибуты того, что человек потратил часть своего времени на подготовку к какому-то соревнованию и был лучше или удачливей прочих участников.

Нет, Александра интересовали другие, более глобальные результаты…

Например, стать министром магии Германии. Тихо и без спешки, без помощи богатых родственников, своим умом и уменьями продвинуться по карьерной лестнице, начав в Управлении правопорядка, затем, скорее всего, перейдя в Департамент магического законодательства, а после, дослужившись в своём отделе до верхов, — на должность заместителя министра. И вот тогда, на посту заместителя (или, быть может, раньше, если придётся) включиться в борьбу с политикой возвеличивания чистокровности, начавшейся сразу после того, как магическая Европа оправилась от войны с Геллертом Гриндевальдом.

«От войны с правдой, — считал Александр. — От войны с нашим общим будущим». Его отец, Герхард Штайнер, был правой рукой Гриндевальда в последние годы его правления, и Александр гордился им — что бы ни пытались доказать ему напыщенные глупцы вроде Винтерхальтера. «Вот они-то как раз и не понимают, что, разбив Гриндевальда, с большой долей вероятности обрекли себя на угасание и гибель. Да, Гриндевальд в своё время уничтожил часть несогласных — так делает каждый завоеватель… Но ведь в конце концов он вёл магический мир к объединению, а после — на сражение с теми, кто действительно нам угрожает, с этими маглами, — он непроизвольно сжал книгу крепче. — Глупцы, какие глупцы… Ещё пару десятилетий они будут праздновать победу своего „святого чистокровного лагеря“, а маглы в это время разовьются ещё больше, ещё дальше оставят нас позади…»

— У тебя сейчас такое лицо, будто ты призываешь огненный дождь на чью-то несчастную голову, — Штефан Баумер подошёл и без спроса уселся рядом с ним на скамейку. — Признавайся, кто счастливец? Твой швейцарский лучший друг?

— Плохой повод для шуток, — проговорил Александр, заложив устав закладкой и захлопнув его.

— Знаю-знаю, извини, — Штефан примирительно поднял руки. — Что тебя гнетёт, дружище?

Александр ответил не сразу. Выпрямив спину, он устремил взгляд на противоположную стену двора — ту самую, на которой когда-то давно Геллерт Гриндевальд вырезал свой знак: круг, заключённый в треугольник, и пересекающая их вертикальная черта. Знак Даров Смерти.

— Я думал о том, что будет дальше, — медленно произнёс он. — О будущем, которое предстоит нам теперь, когда правильное разрушено.

Штефан тоже посмотрел на огромный знак, который ни время, ни все усилия учителей Дурмстранга и приглашённых магов не смогли стереть.

— Я знаю, ты относишься к этому очень серьёзно, — сказал он, — но порой мне кажется, что ты сгущаешь краски. На наш век спокойной жизни хватит — маглы не настолько умны, как ты опасаешься.

— Полагаешь? — проговорил Александр с тенью раздражения. — А ты в курсе, Штефан, что не далее как двенадцатого числа маглы отправили первого человека в космос?

— Нет, — Штефан удивлённо посмотрел на него. — А ты откуда знаешь?

— Слежу за магловской прессой, — лаконично пояснил Александр. — Ты вообще представляешь, как они это сделали?

— Полагаю, с восторгом, — отшутился Баумер. — Да брось, велико дело! Я могу тебе через час предоставить десяток сообщений в газетах разных стран, что какой-нибудь волшебник долетел до Луны на метле или ковре-самолёте. А то и на вырванном с корнем дереве — эти русские из Колдовстворца, говорят, ничем не чураются.

Было очевидно, что продолжать попытки что-либо доказать ему бессмысленно, поэтому Александр замолчал. Заложив руки за голову, Штефан откинулся на спинку скамьи и вытянул ноги вперёд, скрестив их в лодыжках.

— Пока ты не успел окончательно затаить на меня обиду, — произнёс он, искоса поглядывая на Александра. — Я написал домой и уговорил мать передать мне на время старые книги по Тёмным чарам, оставшиеся от деда. Применять многие из них, я думаю, на чемпионате не позволят, но хотя бы особые щиты к ним выучить стоит — от Винтерхальтера можно любой подлости ждать, да и прочие, думаю, не лучше, — помолчав, Штефан спросил: — Ты вообще готовишься?

— Да, — коротко ответил Александр, не намереваясь вдаваться в подробности.

Впрочем, от Баумера было так просто не отделаться.

— Я что-то не вижу, — заявил он. — А вот на Винтерхальтера, тренирующегося где-нибудь с Ройтером и Свидерским, я натыкаюсь чуть ли не каждый день. Скажи, Алекс, ты что, проиграть ему хочешь?

Это фамильярное «Алекс» не нравилось Штайнеру, и Штефан это прекрасно знал. То, что он использовал его, несмотря на строгий запрет друга, могло означать лишь что он в самом деле сильно обеспокоен.

— Вовсе нет, — ответил Александр. — Я нахожу в библиотеке новые заклинания и тренирую их по утрам до занятий и вечерами перед отбоем.

— Загадка, куда ты вечно исчезаешь из гостиной, раскрыта, — объявил Штефан, но тут же укоризненно погрозил пальцем. — Однако, сударь, хочу напомнить вам, что дуэль — не демонстрация на уроке, а динамичный процесс, в котором задействованы двое, имеющие вполне конкретное намерение уложить соперника на лопатки. Так что было бы более чем логично тренироваться с человеком, а не со стеной.

— Я как раз набрал заклинаний и хотел предложить тебе опробовать их со мной.

— Премного благодарен за снисхождение. Но всё же хочу заметить, что дуэлянт из меня — около среднего, и это я ещё себя нахваливаю. А тебе нужен хороший противник, талантливый.

Александр задумался. В словах Штефана была истина, однако найти того, кто будет готов и, что важнее, сможет ему помочь в этом деле, было проблематично.

— Пожалуй, попрошу Фихтнера, — наконец, произнёс он.

— Ассистента Зотова? — Штефан вскинул брови. — Он же трансфигурацией занимается.

— О таком направлении, как боевая трансфигурация, ты не слышал?

Штефан громко цокнул языком и махнул рукой в разновидности жеста «Делай, как хочешь». Впрочем, недовольным или обиженным он не выглядел. Тут Александр кое-что вспомнил.

— Почему ты не на матче?

— Что я, квиддич не видел? — Штефан хмыкнул. — Да и потом, не хочу видеть довольное лицо Винтерхальтера, когда его команда победит.

К тренировкам они приступили на следующий же день — Гюнтер Фихтнер, сам выпустившийся из Дурмстранга всего года три назад, с удовольствием согласился помочь в подготовке к чемпионату. Ну а пока они с Александром отрабатывали заклинания и щиты в пустом классе трансфигурации, Штефан, сидевший с ними, зачитывал выдержки из «информационного письма» — книжицы на сорок страниц, которую организаторы чемпионата разослали всем участникам.

— «В этом году впервые за полтора века чемпионат принимает живописный северный остров Буян…» Они забыли упомянуть, что он ещё очень ветреный и холодный, — комментировал Штефан то, что читал. — Так, про главные достопримечательности не интересно, я могу куда больше показать… Вот, о размещении: «У каждого из участников будет отдельная комната в гостинице „Летучий корабль“…» Глядите, на «Буревестник» они решили не раскошеливаться! «…из окон которой открывается замечательный вид на Ярмарочную площадь — одну из старейших в городе». Да, а ещё самую шумную и многолюдную. Наши зарубежные друзья и так будут, подозреваю, в восторге от погоды на Буяне, а тут ещё и весь колорит уличной торговли с криками и спорами… А может, это специально делается, чтобы выбить противников из колеи и дать преимущество нам, почти местным?..

— Он всегда так много говорит? — поинтересовался Гюнтер у Александра. Тот кивнул.

Как выяснилось из той же книжонки, участие в состязании должны были принять юные дуэлянты из семи учреждений образования.

— Изначально планировалось взять восемь школ, — сообщил Штефан на другой день результаты очередного своего изыскания (хотя «письмо» прислали Александру, единственный раз, когда он его держал в руках, был при получении). — Однако, далее цитата: «Участников из африканской школы „Уагаду“ в этом году не допустили по причине вспышки среди учащихся лихорадки Тибо (Примечание: Шкура Тибо, разновидности бородавочника, из которой шьются обязательные защитные элементы формы студентов, оказалась взята от больных особей и выделяла токсины, вызвавшие сильнейшие аллергические реакции и лихорадку у людей, с ней взаимодействовавших)». Бедолаги, — вполне искренне посочувствовал он. — И чего мы жалуемся на условия? У нас по крайней мере никаких тварей опасных или тем более, упаси меня Кощей, как говорят русские, токсичных нет.

— Кроме троллей в горах и пары кельпи в озере, — мрачно заметил Гюнтер. — Додумался же какой-то идиот в прошлые века завезти их из Британии, а нам теперь за студентами смотреть внимательней, чтобы не решили на водяной лошадке покататься…

Когда он закончил свою речь о безалаберности безымянных магов, Александр предложил продолжить, а во время следующего перерыва Штефан сообщил им, что книжонка содержит сведения о всех школах-участницах.

— Немного, конечно, информации, но уже кое-что, — вдумчиво произнёс он и начал зачитывать: — «Академия магии Шармбатон…» Я один почувствовал, как пахнуло тёплым ветром и запахом моря? — Штефан блаженно прищурился. — Если у меня будет жена, то непременно француженка…

— Не отвлекайся, — прервал его Александр, сделав глоток воды из стакана. — Там есть что-нибудь об их козырях?

— «…южное побережье Франции… ля-ля… сады, фонтаны… ля-ля-ля…» Практически ничего; только о том, что они неплохи в различных видах ментальной магии и введении в транс. А так только расхваливают красоту и природу, — Штефан задумчиво почесал затылок. — Слушайте, последний курс — это, наверное, поздновато, чтобы переводиться, да?

— Самую чуть, — усмехнулся Фихтнер. — Что дальше?

— «Кастелобрушу — школа волшебства, расположенная в Бразилии, в которой проходят обучение юные маги из всей Южной Америки. Школа расположена в глубине джунглей Амазонки и представляет собой большое здание, напоминающее храм, сложенное из золотого камня…» Ещё лучше, — проворчал Штефан. — С побережья Франции — в джунгли Амазонки… Почему мы учимся в этом унылом месте на краю света?!

— Ну и нытик, — Гюнтер чарами приманил книжку из рук Баумера к себе и открыл на странице с бразильской школой. — «Специализируются на травологии и магической зоологии, многие студенты являются анимагами или собираются ими в будущем стать». Понятно, значит, трансфигурация, — он серьёзно посмотрел на Александра. — Будь осторожен с этими; вполне возможно, что они попытаются трансфигурировать всё, что попадётся под руки, в разных тварей для отвлечения внимания.

— На отмену чар времени в бою не будет, — произнёс Александр, механически покручивая между пальцами палочку. — Значит, придётся уничтожать.

— Логично, — кивнул Гюнтер и кинул книжку обратно протянувшему руку с самым серьёзным видом Штефану. — Читай. Только давай без личных эмоций.

— Как скажешь, — откликнулся Штефан и, перевернув страницу, уточнил: — Про «суровую красоту мрачного Дурмстранга, традиционно славящегося своими выдающимися боевыми магами и углублённым изучением Тёмных искусств» читать?

— Полагаю, не стоит. Что дальше?

— Хогвартс, — ответил Баумер. — Школа Чародейства и Волшебства. Лев, орёл, барсук и змей — нам всем скопом веселей, — он постучал пальцем по изображённому на странице гербу школы. — Какое-то у них странное деление на факультеты, в самом деле. Тут написано, что для каждого из них есть свой набор критериев для личных качеств ученика. Фактически, факультеты у них не «Гриффиндор», «Когтевран», «Пуффендуй» и «Слизерин», а «Храбрый», «Умный», «Трудолюбивый» и «Амбициозный», — он лукаво улыбнулся. — А что, совмещать более двух качеств за раз наши британские друзья не способны?

— Вот и посмотрим, — заметил Александр в мрачном предвкушении. Студентам Хогвартса он намерен был уделить особое внимание.

Штефан посмотрел на него с подозрением, но страницу перелистнул.

— Так, Илверморни, Соединённые Штаты Америки. У них в чести каверзные проклятия и магия коренного населения Америки…

— Что тоже вполне подходит под понятие «каверзные проклятия», — закончил за него Гюнтер. — Так как мы за оставшееся время точно не найдём никаких контрзаклятий, под эти чары лучше будет просто не попадать.

— Или Тёмные щиты, — вставил Штефан. — Пусть дисквалифицируют, но зато хоть цел останешься.

Совет был сомнительным, однако в случае выбора Александр и в самом деле не собирался рисковать здоровьем.

— Там есть что-нибудь про ограничения на определённые типы магии? — спросил он.

— До этого я ещё не добрался, — сообщил Штефан. — Пока послушайте про Колдовстворец и Махоутокоро…

О русской школе, бывшей ближе прочих Дурмстрангу (в частности из-за того, что у многих ребят с русского отделения Дурмстранга в Колдовстворце учились родственники или знакомые), они знали больше, чем было описано в книге, а вот в отношении японской расширили свой кругозор.

— «Махоутокоро находится на необитаемом, по мнению маглов, вулканическом острове Минами Иводзима…» я себе язык сломаю с их названиями, — Штефан вдохнул, выдохнул и продолжил: — «Все студенты данного учебного заведения имеют зачарованные особым образом мантии, вырастающие вместе с ними…» надо узнать секрет! Думаю, матери многих детей таким бы обрадовались… «…и меняющие цвет по мере возрастания учёности того, кто их носит, начиная от бледно-розового и заканчивая золотым при достижении наивысшего успеха в своей дисциплине. Если же студент применил запрещённую практику (в Европе именуется „Тёмная магия“), мантия белеет, что является ужасным позором и влечёт за собой немедленное исключение из школы и разбирательство в Министерстве магии». Ах, нет, будь у нас такие мантии, ходили бы мы все белые, — Штефан задумался. — Зато зимой хорошо бы с природой сливались, проще было бы прятаться от кельпи, а то наши-то красные формы больно заметные на снегу…

— Баумер, — голос Фихтнера сделался строгим, — ты сейчас по опыту говоришь или предполагаешь?

— Предполагаю… по опыту, — Штефан быстро указал на Штайнера. — А разве Александр не рассказывал, как мы прошлой зимой вылавливали пятиклашек, которым какие-то шутники посоветовали погулять по берегу и поискать лошадок с пенной гривой?..

— Силенцио, — спокойно произнёс Александр, махнув палочкой в сторону друга, и тот продолжил открывать рот, но совершенно беззвучно. — В тот раз всё обошлось. Мы справились сами, никто не пострадал, поэтому преподавателям сообщать не стали.

Ещё несколько мгновений Фихтнер поразглядывал его, словно проверяя на ложь, но попыток проникновения в собственное сознание Александр не почувствовал. В конце концов, Гюнтер кивнул, и они вернулись к занятию.

Как мог заметить Александр — и как не уставал указывать ему Штефан с долей ехидства, — его основной противник тоже тратил много времени на подготовку. Винтерхальтер теперь не рассиживал вечерами в гостиной за партией в магические шахматы или степенным разговором с кем-нибудь о политике, а всё свободное время проводил либо в библиотеке, либо на тренировках с Ройтером и Свидерским, либо в планировании предстоящего матча с «Драконами» (в полуфинале «Грифы» разбили «Лихо» в пух и прах). Ко всему этому добавлялась подготовка к экзаменам, ставшая более серьёзной.

Трогать друг друга Александр и Фридрих, как и обещали директору, перестали и теперь принципиально замолкали, завидев противника в коридоре. Их компании, уловив настроение, тоже на время прекратили взаимные нападки — становится совершенно не до словесных перепалок, когда на всей скорости бежишь после уроков в библиотеку, чтобы отобрать новые книги для изучения с последующим предоставлением результатов изысканий своему кандидату в чемпионы дуэлей. Из-за того, что приятели Винтерхальтера и он сам были заняты, полукровок временно оставили в покое, а вот на детей сторонников Гриндевальда продолжали порой нападать. Так у Александра появилась отличная возможность протестировать весьма неприятное проклятие, вызывающее нестерпимое жжение во всём теле без видимых повреждений, на паре болгарских амбалов, напавших на Альберта Фалька.

После ему, разумеется, пришлось вынести неприятный разговор с деканом болгарского отделения.

— Да, герр Каркаров, именно я атаковал первым, — признал Александр, когда Каркаров передал ему рассказ своих подопечных о стычке, — однако не считаю, что поступил неправильно. Мирчев и Филипов вели себя некорректно по отношению к герру Фальку: напали на него вдвоём, хотя он младше их на три года. Их действия были подлы и неоправданно жестоки.

Каркаров взглянул на него раздражённо и с нетерпимостью.

— Герр Штайнер, — произнёс он медленно, вкрадчиво, — вам известно, кем был отец вашего подзащитного?

— Сторонником Гриндевальда.

— А чем именно он занимался в армии Гриндевальда, не скажете? — Александр промолчал, и Каркаров продолжил — его голос стал предельно въедливым: — Герр Фальк возглавлял группу волшебников, задачей которых было «наведение порядка» в Болгарии. Вы знаете, как именно они это делали?

— Могу догадаться, — отчеканил Александр. — Однако это вовсе не даёт Мирчеву и Филипову права…

Профессор его перебил:

— Семья Драгана Филипова лишилась крыши над головой и всех средств, когда группа Фалька спалила Адским пламенем их поместье. Впрочем, им ещё повезло, все остались в живых; Антон Мирчев оказался менее везучим — его и старшую сестру воспитывала бабка. Так что имеют они права или нет — вопрос спорный, — в глазах Каркарова ярко светилось отвращение. — И уже тем более не вам, Штайнер, рассуждать об этом.

Александр сдержал себя, не ответил и с равнодушным видом принял назначение наказания. Он был уверен в том, что прав.