Дети войны [СИ]

Глава 4

15 мая 1961 года.

— Уважаемые дамы и господа, — по-английски дребезжал на открытии чемпионата герр Троймиц, престарелый глава «Дуэльной ассоциации». — Мы рады приветствовать вас на Буяне, в этом замечательном дуэльном комплексе, который нам любезно предоставил многоуважаемый мистер Мелехов…

Фридрих перевёл взгляд с главы ассоциации на стоявшего по левую руку от него человека. Константин Мелехов был ещё не стар, на вид лет пятидесяти, и хотя уже обзавёлся белыми висками и проседью в аккуратной чёрной бороде, был подтянут и жив, как не снилось иным тридцатилетним. После представления Троймица Мелехов чуть-чуть поклонился, легко улыбаясь, однако улыбка эта не показалась Фридриху ни искренней, ни дружелюбной — скорее уж лукавой, насмешливой. «Старый лис», — мелькнула в голове фраза, обронённая накануне Лаубе, и Фридрих согласился с такой характеристикой.

Герр Троймиц продолжал говорить, нахваливая то себя, то «Дуэльную ассоциацию», то вовсе почему-то правительство, и Фридрих уже не без труда держал на лице выражение вежливой заинтересованности. Тем же самым занимались и остальные студенты, выстроенные полукругом перед возвышением, на котором стояла кафедра выступающего. Наиболее правдоподобно выглядело внимание молодых магов из Махоутокоро — все трое (оба юноши и девушка, стоявшая между ними) глядели на Троймица совершенно одинаково, словно бы этому их учили. По-соседству с японцами и в контраст им трое русских парней уже откровенно скучали и, как и Фридрих, рассматривали будущих противников; один из русских встретился с Фридрихом взглядом, а затем хмыкнул и что-то зашептал на ухо приятелю.

За исключением Колдовстворца и Махоутокоро, от каждой школы представителей было по двое — так обычно и проводился турнир, в котором участвовало восемь школ, однако по причине выбывания на этот раз Уагаду дополнительные места достались тем, кто на прошлом чемпионате занял первое и второе места. В отличие от ежегодного состязания зельеваров, дуэльный чемпионат проходил раз в четыре года, и Фридрих ещё помнил участников, представлявших на прошлом Дурмстранг; эти двое, как он знал, оба во время турнирных боёв сорвались на Тёмную магию, за что были дисквалифицированы. «Не удивительно, что на нас так косятся, — подумал Фридрих. — Пытаются решить, станем ли мы повторять „подвиги“ старших товарищей». По крайней мере, в глазах молодой женщины, стоявшей рядом с Лаубе в строю учителей, он видел именно эту мысль; ведьма с гербом Хогвартса на мантии наблюдала за ним и Штайнером очень пристально, строго блестя стёклами очков, и это досаждало. Отмахнувшись от мыслей о профессорше из Британии, Фридрих скосил взгляд на её подопечных — двух юношей, у одного из которых на мантии помимо эмблемы школы был вышит серебряный змей, а у другого — золотой лев. «С враждующих факультетов, значит…»

— …сегодня пройдут дуэли одной восьмой финала, завтра — одной четвёртой. Полуфинальные бои состоятся в среду, затем в пятницу, после дня перерыва, — финал. А теперь переходим к жеребьёвке, — объявил герр Троймиц, и на лицах всех присутствующих на миг отразилось облегчение, тут же сменившееся неподдельным интересом.

По очереди преподаватели подходили к трибуне и опускали карточки с именами своих студентов в старинную резную шкатулку — артефакт, предназначенный для жеребьёвки и используемый на чемпионате уже лет двести, не меньше. Когда все карточки оказались внутри, герр Троймиц захлопнул крышку и коснулся её палочкой.

Несколько томительно долгих мгновений артефакт обрабатывал информацию, после чего в воздухе над ним возникла, сплетясь из золотистых нитей, схема турнира; в нижних графах, соответствовавших первому туру состязания, появились имена.

— Итак, выбор сделан! — Троймиц вновь взмахнул палочкой, и схема, увеличившись в размере, отпечаталась на большой доске, висевшей на стене за помостом; ещё взмах — и имена противников возникли в чистых турнирных бланках, розданных участникам и их преподавателям ещё до церемонии открытия. — Сейчас у вас есть получасовой перерыв, после которого, ровно в двенадцать, первая пара начинает сражение в дуэльном зале номер один.

Понимая, что нудным речам конец, собравшиеся — участники и зрители — зашумели и стали покидать холл и расходиться, кто куда: сразу в дуэльный зал или же на улицу, чтобы до начала состязаний успеть вдохнуть свежий весенний воздух. Фридрих, однако, не торопился. Мимолётно взглянув в свой листок, он поднял взгляд на большую таблицу, нашёл интересующие его имена. «Мы со Штайнером если и сойдёмся, то только к финалу», — отметил Фридрих про себя.

Он и Штайнер переглянулись, кивнули друг другу с достоинством — оба поняли цель. «В этом году финал будет за Дурмстрангом, — твёрдо решил Фридрих. — А победа — за мной».

Тут он услышал голос Лаубе, в котором за показной леностью чувствовалась сталь:

— …не стоит, профессор МакГонагалл.

— Не стоит ставить мне условия, профессор Лаубе, — холодно ответила преподавательница из Хогвартса, примеченная Фридрихом раньше. — Повторить события прошлого чемпионата я вашим ученикам не позволю.

— Беспокойтесь лучше о своих студентах. Я готов поставить на то, что мои ученики разобьют ваших на голову, не выйдя за рамки правил.

МакГонагалл прищурилась.

— Я не стану спорить с вами.

— Тогда говорить больше не о чем, коллега, — Лаубе коротко поклонился и подошёл к ожидавшим его студентам. Требование в его взгляде было понятно без слов.

Они не стали гулять по комплексу, сразу прошли в зал номер один — большое помещение, которое могло вместить не меньше тысячи зрителей, возникни такая необходимость. Стены украшали полотнища с гербами всех участвующих школ и «Дуэльной ассоциации», а в центре располагалась просторная и идеально ровная прямоугольная площадка, на которой и будут происходить бои. По периметру её прохаживались сотрудники комплекса, в последний раз проверяя установленные на углах артефакты, которые должны перед началом боёв поднимать щиты, что отгородят площадку и обезопасят зрителей.

На трибунах уже начинала собираться публика, состоявшая преимущественно из местных жителей, но также заметны были и иностранцы — вероятно, родственники и друзья участников, выбравшиеся на турнир. Сами участники рассаживались в просторной ложе на одной из длинных сторон прямоугольного зала. Ложа напротив была выделена судьям — за ней над трибуной и висел флаг «Дуэльной ассоциации»; здесь кресел было приготовлено довольно много (видимо, высокопоставленные гости тоже расположатся здесь), но три были выдвинуты вперёд. В центральном уже сидел герр Троймиц и о чём-то беседовал с занявшим место по правую руку от него волшебником с унылым лицом старого бассет-хаунда; кресло по другую сторону от главы «Ассоциации» пока пустовало. В самом углу той ложи устроился молодой волшебник, аккуратно извлёкший из ларца, стоявшего у него на коленях, магический микрофон и принявшийся его протирать бархоткой.

В ложе участников дурмстрангцы заняли места в середине второго ряда. Через несколько свободных кресел слева от них устроились французы, справа — американцы. Из этих последних много внимания к себе привлекала юная ведьма в остроконечной шляпе, из-под которой по спине ниспадали длинные волосы, почему-то выкрашенные в странный, неестественный синий цвет. Девушка явно не могла усидеть спокойно и прыгала на месте с ноги на ногу, словно пританцовывала, параллельно что-то с воодушевлением рассказывая преподавателю — волшебнику весьма почтенного вида — и товарищу по обучению. На эту компанию с интересом поглядывали юноши из Кастелобрушу, в то время как их учитель, смуглый маг с бельмом на правом глазу, обменивался любезностями с дородным волшебником из русской делегации. Сами русские участники ещё не пришли — Фридрих мельком приметил, как они направлялись к одному из секторов зрительских трибун, где мелькали синие с орнаментом мантии Колдовстворца. Как видно, поддержка у русских была неплохая. Через пару минут пришли японцы и сели отдельно от прочих, а сразу за ними появились британцы — МакГонагалл не смотрела в сторону делегации Дурмстранга, а вот Лаубе бросал порой на ведьму неоднозначные взгляды.

Тем временем последнее судейское кресло занял градоначальник Буяна, пришедший вместе с Мелеховым и что-то рассказывавший ему; Мелехов в ответ непроницаемо улыбался, а затем ненавязчиво подвёл градоначальника к его креслу и, оставив там, отошёл переговорить с какими-то магами в тёмных плащах, сидевшими позади.

Убедившись, что теперь вся судейская коллегия в сборе, герр Троймиц достал из кармана жилета часы, посмотрел время и кивнул волшебнику с микрофоном, давая понять, что пора начинать. Тот прокашлялся и заговорил по-английски в микрофон:

— Леди и джентльмены, мы начинаем дуэли одной восьмой нынешнего чемпионата! Наша первая пара дуэлянтов: Фридрих фон Винтерхальтер, Дурмстранг, и Диего Фидальго, Кастелобрушу!..

— Фридрих, — когда юноша поднялся, Лаубе придержал его за край мантии. — Без глупостей.

Ничего не ответив, Фридрих вышел на арену, где против него встал тот самый студент, что накануне попал в немилость к старой Янине из-за лемура. Сегодня Диего Фидальго был без своей ручной твари, что, кажется, его удручало — глядел юноша на всех и вся с большой долей печали. «Как удачно он попал на меня, — насмешливо подумал Фридрих, когда поднялся магический барьер. — Сможет скорее вернуться к своей обезьяне».

Как только был дан сигнал начинать, он немедленно создал мощный вихрь, обрушившийся на противника с сокрушительной силой, однако Диего ловко отвёл основной удар стихии от себя, а в ответ выпустил сгусток огня, на ветру разгоревшийся ещё сильнее. Подпустив огонь достаточно близко к себе, Фридрих перехватил контроль над ним и, сформировав пылающий хлыст, рассёк им воздух, но скорость этой атаки была невелика, и противник попросту увернулся, попутно выпустив во Фридриха оранжевый луч, почти слившийся с пламенем. Всё же заметив атаку, Фридрих быстро укрылся барьером, из-за которого трансформировал хлыст в гигантскую кобру, бросившуюся на Диего с большой скоростью, вынудив теперь уже его выставлять мощный щит. В это время Фридрих сформировал маленькую плотную сферу из искрящейся алой энергии и запустил её в воздух, после чего провёл ещё несколько ярких и яростных огненных атак, отвлекая на них внимание противника. Вынужденный обороняться и почти лишённый возможности контратаковать, Диего и правда не видел, как в воздухе над ними алая сфера всё росла, подпитываясь энергией творимых на поле боя заклинаний.

Фридрих кружил вокруг противника, нанося удары с разных сторон, ощущая разливавшееся по венам пьянящее удовольствие от боя. Это было лучшее чувство, в разы превосходящее его жалкое подобие, которое пробуждало наблюдение за чужими дуэлями или боями в подпольных клубах; многие аристократы предпочитали их, боясь не то запачкать руки, не то за фамильную честь — Фридрих не боялся. Он знал, что является одним из лучших, и был способен доказать это всем.

Алая сфера, наконец, напиталась, выросла до размеров квоффла, засветилась особенно ярко и запульсировала. В тот же миг Фридрих оградил себя особым щитом, идущим в паре с этим заклятием, чтобы самого его не зацепило атакой, — и сфера, в секунду сжавшись до точки, взорвалась, разлив поток обжигающей энергии по площадке, заполнив ею весь ограниченный внешним барьером объём. Находясь за собственным щитом, Фридрих усмехнулся, когда услышал, как закричал его противник; продержав чары ещё пару секунд, Фридрих снял их и опустил щит.

— Победитель — Фридрих фон Винтерхальтер, Дурмстранг! — прокатилось по залу громкое объявление, и публика наградила его щедрыми овациями.

Вернув палочку в держатель на поясе, Фридрих гордо принял восторг зрителей, а затем бросил взгляд на противника. К Диего уже подбежали целители и теперь укладывали его на носилки; сильно ранен он не был (Фридрих остановил заклинание раньше, чем оно нанесло хотя бы даже четверть вреда, причинить который было способно), но потерял сознание. Дав дорогу целителям, Фридрих покинул площадку и прошёл в ложу участников, где сел рядом с Лаубе.

— Хорошо, — кивнул тот, более чем удовлетворённый — всё произошедшее было в рамках правил.

В следующем бою синеволосая американка, Саманта Харт, в результате упорного боя выбила из турнира японку Кейко Мацуду (то, что двух единственных девушек чемпионата поставили друг против друга, вызывало определённые вопросы к параметрам, заложенным в артефакт), что сделало её противницей Фридриха в следующем этапе, и этот бой обещал быть интересней сегодняшнего.

Когда очередь дошла до него, Штайнер также расправился с противником без особого труда — попавшийся ему американец был слишком порывист в атаках, базируя всю свою тактику ведения боя на попытках застичь противника врасплох. Быть может, с кем-нибудь другим подобное ему провернуть бы и удалось — парень был вовсе не слабаком, — однако Штайнер слишком внимателен, чтобы с ним можно было совладать таким образом. Так что бой закончился быстро и достаточно предсказуемо: американец был обезоружен и вынужден признать своё поражение.

Не присоединяясь к общим аплодисментам, Фридрих перевёл взгляд на судейскую ложу. Внимание его тот час же привлекла девушка, занявшая пустовавшее большую часть боёв место слева от Мелехова; чуть приглядевшись, Фридрих узнал в молодой ведьме ту, что накануне предложила Диего Фидальго взять к себе его лемура — животное и сейчас сидело на её коленях, и девушка поглаживала его. Она что-то говорила Мелехову, и тот слушал с улыбкой, на сей раз вполне искренней. «Дочь?» — подумал Фридрих и сузил глаза.

Досматривал бои он без особого интереса, размышляя над тем, что придумал. Ему необходимо было побеседовать с Константином Мелеховым, причём желательно без толпы вокруг — и юная фройляйн Мелехова, кажется, могла ему в этом помочь…

— Первый день на таких чемпионатах всегда скучный, — произнёс Лаубе, когда после окончания последней дуэли дурмстрангцы вышли на улицу. — Никто пока не выкладывается на полную и не показывает козырей.

— Впрочем, составить определённое мнение обо всех участвующих уже можно было, — заметил Штайнер.

Фридрих не участвовал в обсуждении. Зачесав рукой назад треплемые ветром волосы, отросшие уже достаточно, чтобы лезть в глаза, он высматривал в толпе дочку Мелехова, когда к нему подошли и кашлянули в попытке привлечь внимание.

— Мистер Винтерхальтер?

Фридрих повернулся и с некоторым недоумением взглянул на недавнего противника; целители его уже подлатали, и выглядел юноша совершенно здоровым.

— Мистер Фидальго? — Фридрих высокомерно приподнял бровь. — Вы что-то хотели?

— Поздравить вас с победой, — ответил Диего. — Вы отлично сражаетесь, сеньор!

— Благодарю вас, — чопорно произнёс Фридрих.

— Я сам не очень люблю дуэли, — продолжал говорить Фидальго, не замечая его интонаций. — Мне больше по нраву магическая зоология… я, если честно, когда ехал сюда, надеялся, что смогу увидеть каких-нибудь редких животных, которые водятся только в ваших северных краях, но, кажется, их почти всех истребили, — парень расстроенно поглядел по сторонам. — Даже книзлов не видно… — он спохватился. — Просите, вам, наверное, не очень интересно всё это — я слышал, в Дурмстранге мало внимания уделяют наукам о природе… В общем, я просто хотел вас поздравить, — и он с невероятной открытостью протянул руку для пожатия.

Всего на секунду замявшись, Фридрих пожал его руку, подозревая, что это наиболее быстрый способ избавиться от странного парня и получить возможность заняться собственными делами.

— Диего!

Юноши оба повернулись — к ним через людской поток, уже начавший редеть, пробиралась фройляйн Мелехова, прижимая к груди лемура.

— Вы так быстро ускользнули, я уже боялась, что не догоню вас, — девушка улыбнулась.

— Ох, тысяча извинений, сеньорита! — воскликнул Фидальго. — Я тоже гнался, поэтому… Уго не доставлял вам проблем?

— Нет-нет, что вы, он очень милый, — лемур на её руках протянул лапы к хозяину, и Мелехова передала животное. — Мне нравится за ним присматривать, — тут она подняла взгляд на Фридриха, и он поразился тому, насколько выразительно-синие у этой девушки глаза — будто бы пучина тёплого южного моря.

— Фридрих фон Винтерхальтер, — представился он с вежливым поклоном.

— Мария Ровинская, — сказала в свою очередь она.

Фридрих испытал тень разочарования, смешанную с непониманием: откуда тогда эта девушка близко знакома с Мелеховым?.. А Мария тем временем, повернувшись обратно к Диего, продолжила:

— Так что, наш вчерашний уговор в силе?

— Вы мне скажите, — отозвался он, устраивая лемура на своём плече. — У вас ещё есть желание тратить на меня время?

— Предостаточно! — засмеялась Мария и пояснила Фридриху: — Я собиралась показать Диего красоты Буяна. Не хотите присоединиться?

Простота, с которой она это предлагала, была подкупающей; впрочем, Фридрих легко убедил себя, что соглашается ради того, чтобы выяснить больше о её связи с Мелеховым.

— С удовольствием, фройляйн Ровинская, — кивнул он.

— Мария, — спокойно поправила она и, не дожидаясь ответа, замахала рукой извозчику, экипаж которого ещё не заняли.

Они добрались до центра и вышли на главной площади города, на которой стояли дома с великолепными расписными фасадами. Впрочем, Мария уделила им мало внимания и увлекла Диего к скульптуре-фонтану в центре площади, искусно сработанному из белого мрамора. Фридрих без спешки последовал за ними.

— Какая красавица, — заворожено проговорил Диего, глядя на скульптуру, изображавшую девушку с длинной косой. — Кто она?

— Одна из известнейших волшебниц, что жили на Буяне, — ответила Мария. — Настоящее её имя, к сожалению, было утрачено, и все называют её Царевна-Лебедь. Видите, как её платье и шаль переходят в птичьи перья? Это отражение её способности обращаться лебедем.

— А чем ещё она известна? — спросил Диего, механически поглаживая крутившего головой по сторонам лемура Уго.

— Тем, что творила великие чудеса! Для своего мужа, князя (в их времена Буян был независимым княжеством), она создавала артефакты большой силы — часть из них до сих пор защищает остров, внедрённая в саму землю, — и обучила его анимагии. Она была мудра и давала мужу хорошие советы в правлении, а также от его имени нередко вела переговоры, даже смогла договориться о мире с водяным народом, живущим в здешнем озере и долгие годы с волшебниками враждовавшим, — тут Мария вздохнула. — Хотя многие помнят её лишь как красавицу, не более.

— Но она и вправду прекрасна, — проговорил Диего и посмотрел на Марию. — Мне приходилось слышать мнение, что девушки-славянки одни из самых красивых на свете… теперь я более чем согласен с этим.

— Я бы предпочла, чтобы вы похвалили другие наши качества, Диего, — серьёзно сказала она.

— Perdon, — юноша смутился. — Я не хотел вас обидеть… Как прошли ваши состязания?

На этом месте Фридрих, до того флегматично разглядывавший людей, выходивших из «Буревестника», лучшей гостиницы города, заинтересовался беседой.

— Вы участвуете в чемпионате по зельеварению, Мария?

— Да, — кивнула она. — Представляю Колдовстворец, как, полагаю, вы уже догадались. В первый день у нас было только открытие, поэтому я пришла на дуэльный турнир поддержать одноклассников. Жаль, конечно, что Васю и Олега в первом же туре выбили, но вот у Коли Назарова, я думаю, большой шанс дойти до финала.

Фридрих выразил сомнение довольно-таки пренебрежительным жестом. Мария приподняла брови.

— Вы не согласны?

— Ваш товарищ хорош, не спорю, — протянул он, припомнив последний бой сегодняшнего дня, — и с тем британцем расправился легко. Однако почти наверняка могу сказать вам, что в этом году финал чемпионата будет проходить между студентами Дурмстранга.

Мария совершенно неожиданно засмеялась.

— А вы очень верите в себя, Фридрих! Как и в своего товарища.

«Скорее уж в наше обоюдное желание впиться друг другу в глотки, которое иначе как в этом финале в ближайшее время не осуществить», — подумал Фридрих, но в ответ лишь кивнул.

Они продолжили прогулку, двинувшись с главной площади по извилистым улочкам, постепенно взбираясь на холм.

— Вот это — Торговая палата, — рассказывала Мария, указывая на здание из красного камня, мимо которого они проходили, — здесь заключается большая часть торговых договоров. Само по себе это место примечательно тем, что сколько бы раз оно ни горело — а такое случалось шесть раз, если я правильно помню — архив, где хранятся записи о сделках, всегда остаётся цел. Как и почему — никто не знает, но предполагают, что на архив наложен какой-то древний магический контур, который нынешние чары попросту не выявляют.

— Кто-то был очень предусмотрителен в своё время, — заметил Диего и подошёл к самым дверям, чтобы лучше рассмотреть их резные створки.

Воспользовавшись тем, что они остались одни, Мария обратилась к Фридриху по-немецки:

— Почему вы всё молчите?

— Не вижу смысла вмешиваться в ваш рассказ.

— Не врите, — попросила Мария. — Вам же скучно, я вижу; экскурсия по острову вас, студента Дурмстранга, наверняка бывшего здесь множество раз, не может интересовать. Зачем же вы пошли с нами, если подобное времяпровождение вас не занимает?

— Отчего же? — возразил Фридрих. — Хотя вы и правы, экскурсия мне не интересна, этого нельзя сказать об общении с волшебниками из других стран.

— Тогда, боюсь, я вынуждена вернуться к первому вопросу: почему вы всё молчите?

Фридрих мимолётно поморщился.

— Фройляйн, есть такие люди, которые не любят много говорить, предпочитают слушать и наблюдать.

— Но вы, Фридрих, не слишком похожи на человека, по-настоящему умеющего слушать, — заявила Мария.

Это уже начинало раздражать — то, как эта девушка позволяла себе разговаривать с ним. Фридрих собрался было осадить Марию, однако тут вернулся Диего и с беспокойством на них уставился.

— Что-то случилось? — осторожно спросил он.

— Ровным счётом ничего, — ответила Мария. — Мы с Фридрихом спорили, где будет лучше пообедать, чтобы вы могли оценить все прелести местной кухни.

— Полагаю, в «Самобранке» всё-таки будет лучше всего, — проронил Фридрих — только чтобы больше не вызывать подозрений.

Они гуляли до самого вечера, обошли практически весь город и весьма неплохо провели время. Совершенно неожиданно компания чудаковатого боливийца и временами слишком уж прямолинейной русской не была неприятна Фридриху, составляя забавный контраст обычному обществу вышколенных семьями и Дурмстрангом будущих политиков, магнатов и глав магических кланов.

«Смена обстановки и круга общения хотя бы на время и вправду бывают полезны», — отметил про себя Фридрих, глядя на накатывающие на берег волны; они втроём сидели на остатках крепостной стены, некогда окружавшей город полностью, и наблюдали закат.

— В мире столько всего восхитительного! — восторженно говорил Диего, пытаясь удержать у себя на коленях рвавшегося исследовать окрестности Уго. — Мой отец поездил по свету, побывал во многих странах во время своих рабочих командировок и из каждой возвращался с дюжиной увлекательных историй. И вот теперь, наконец, я сам попал в другую страну на противоположном краю мира, такую непохожую на край, где я вырос, и я сам могу теперь рассказать много отличных историй! И знаете, больше всего я рад, что разделяю все эти приключения с новыми друзьями… ведь ничего, что я так называю вас?

— Конечно же ничего, Диего, — Мария улыбнулась и погладила его по плечу. — Я не знаю, что будет после, но этим вечером мы трое — друзья.

Произнося это, веря в то, что говорила, девушка была необычайно хороша: её глаза сверкали в медленно сгущающихся сумерках последними отблесками солнца, светлые волосы скользили по нежной шее, развеваемые ветром, наконец ослабшим до лёгкого бриза.

— Спасибо, — проговорил Диего с увлажнившимися глазами. — Знайте, если дороги жизни однажды заведут вас в Боливию, в моём доме всегда будут вам рады… я буду вам рад…

«Ну разумеется, у этого чудака немного друзей, — насмешливо подумал Фридрих, покосившись на него презрительно. — Что хуже, его это тревожит…»

Он вздрогнул, почувствовав неожиданное прикосновение к руке, — Мария, сидевшая между юношами, взяла их обоих за руки.

— Каждый из нас одинок по-своему, — тихо сказала она. — Наверное, поэтому судьба нас всех и свела.

Фридрих и мог бы поспорить, но не стал — не было охоты портить приятный вечер бессмысленной дискуссией. Кроме того, минутой позже Диего спохватился и вскочил, вспомнив, что глава его делегации требовал возвращаться в гостиницу не позднее десяти. Вновь отдав лемура Марии, Диего убежал. Фридриха это более чем устраивало, и он предложил проводить девушку домой, на что та согласилась.

По дороге, вновь поднимаясь на вершину холма, они не разговаривали, погрузившись каждый в свои мысли. В голове Фридриха шла борьба: спросить про Мелехова сейчас или при следующей встрече? С одной стороны, получить ответ на вопрос, ради которого, собственно, он и провёл с ней весь день, хотелось уже сегодня. С другой, новую встречу хотелось тоже — сегодняшнее общение вселяло надежду на развитие отношений со всем спектром открывающихся приятных перспектив.

— Вот мы и пришли, — сказала Мария, останавливаясь перед большим особняком с зелёными ставнями.

— Дом вашей семьи? — спросил Фридрих, стараясь не выказывать большого любопытства.

— Моего опекуна, — поправила Мария, — Константина Мелехова.

«Так он её опекун… Но как так вышло?»

— А что стало с вашей семьёй? Надеюсь, вопрос не слишком бестактен?

— Всё нормально, — ровно отозвалась Мария, но её голос зазвучал глухо. — Я горжусь своими родителями. В войну они были партизанами — помогали людям бежать на восток с оккупированных нацистами территорий и спасли много жизней. Однако после войны, когда они вернулись в родной город, оказалось, что там у них ничего нет — дом разрушен, все близкие и друзья мертвы или умирают. Мои родители не сдались, стали восстанавливать порушенное, но делать это было так сложно, особенно с маленькой дочкой на руках… дочкой, у которой стали проявляться странные таланты: уменье заставлять предметы подлетать к себе или перекрашивать мебель и посуду… Это чудо, что сотрудники Министерства магии нашли их и всё объяснили, а после предложили участие в программе помощи: по ней детей из обычных семей, проявивших магические способности, в раннем возрасте забирали к себе семьи волшебников, которые имели такие возможности — магический мир перенёс войну легче магловского, — и воспитывали, ставили на ноги и помогали освоиться в мире, где этим детям предстояло жить. Мне, можно сказать, повезло: я попала в дом Константина Аркадьевича, и его семья приняла меня, как родную, — за эти годы я знала от них только добро, ничего кроме. Но всё же… понимаете, я порой так завидую Оксане, дочери Константина Аркадьевича, которая стала мне милой сестрой; ведь она хорошо знает родителей, а мои умерли через несколько лет после того, как отдали меня…

Не справившись с чувствами, она спрятала лицо в ладонях, но несколько мгновений спустя отняла их.

— Простите, Фридрих, — произнесла Мария, делая слабую попытку улыбнуться. — Я не должна была вываливать это всё на вас…

Фридрих не слушал её оправданий; его брови сошлись на переносице, губы скривились в отвращении.

— Так вы грязнокровка?