За окном раздался чудовищный грохот, и автобус покачнулся. Акоста завела двигатель.



– ...Цель поражена... Остаточные следы... Во всех диапазонах цель рассредоточена...



– Резерву зачистить, и покинуть здание минус две минуты.



– Резерв на месте.



– Что у вас?– включился на их канал Валтонт.



– Здесь ничего нет кроме кусков мяса и обломков стены. За две минуты мы не успеем... А это что? Жги! Жги это!..



Послышалась стрельба и три точки на экране засуетились, быстро меняясь друг с другом.



– Цель же была разрушена,– рявкнул Валтонт.



– Она и сейчас не является цельной, но разделенные фрагменты целенаправленно перемещаются и группируются вокруг людей.



Между тем три точки на экране сбились в кучу и теперь выглядели как одна. Агент сменил спектры, но во всех диапазонах эта точка помечалась уже как цель.



– ...Движется вниз...



– Кто движется? Где резерв? Пусть исполнитель взорвет выход из здания!



– ...Исполнителя потеряли... Первый, Второй и Четвертый видят цель...



На улице опять раздался грохот выстрелов, но Валтонт безучастно выключил экран и кивнул Акосте. Микроавтобус сорвался с места и помчался по ночному городу. Оба специалиста повернулись к своему руководителю:



– Центр запрашивает необходимость подключения независимой группы.



– Не отвечать. Собирайтесь,– распорядился тот и закрыл глаза.



Машину бросили в парке, и оба специалиста удалились. Валтонт и Акоста углубились в парк и расположились на скамейке. Стояла тихая осенняя ночь, неожиданно сухая и красивая.



– Отдай мне свои наушники,– приказал старый агент, и девушка повиновалась ему.



Он присоединил к ним свои и, бросив под ноги, растоптал:



– С нами все кончено, дорогая. Мы провалили красную единицу. Да и не имеет это значения – рано или поздно все равно так закончится. Я предлагаю тебе остановиться прямо сейчас, вместе со мной. У меня есть немножко сбережений, и какое-то время у нас остается, чтобы успеть их потратить. Ни у тебя, ни у меня в этом мире никого нет. Чем мы не маленькая семья?



Валтонт улыбнулся и увидел слезы на глазах девушки:



– Поверь, милая, у нас все будет: настоящие красивые имена, собственный дом с садиком, свои воспоминания и своя семья. У нас даже дети будут. Пойдем со мной, и, я обещаю, мы найдем то счастье, которого нас лишили. А этот мир мы оставим бессмертным паразитам и безмозглым химерам.



Акоста окончательно расплакалась, утирая свой маленький покрасневший носик, и, когда старый агент положил ей руку на плечо, она всем своим тельцем прильнула к его груди, уткнувшись заплаканным лицом в плечо. Она была похожа на потерявшуюся девочку.



– Все у нас будет отлично,– прошептал ей в ухо Валтонт и быстрым движением всадил длинный нож через затылок прямо в голову, в мозг.



Он слегка пошевелил лезвием, крепко удерживая другой рукой девушку в своих железных объятиях: такая рана не убивает сразу и тренированный человек еще мог успеть воспользоваться имеющимся у него оружием. В ответ тело жертвы мелко задрожало и несколько раз порывисто выгнулось, демонстрируя неожиданную силу. Теплая, даже горячая, струйка крови стекала с ножа на сжимающую рукоять ладонь. Когда девушка обмякла, но еще удерживала трепыхающуюся жизнь, Валтонт повернул ее нанизанную на нож голову так, чтобы видеть искаженное гримасой боли лицо, и заглянул в расширившиеся глаза, долго отыскивая в их остекленевшем взгляде что-то доступное лишь ему. Потом он поцеловал мертвые обесцвеченные губы, пахнущие кровью, и склонился к уху:



– Я тебе все равно не верю, сука. Пусть и я воткну через месяц, но не от твоей руки,– прошептал он, улыбаясь, и столкнул безжизненное тело на землю.



Бросив в лужицу крови, которая расползалась вокруг головы девушки бурым пятном, таблетку «супа», агент встал и глубоко вздохнул:



– Аминь...



Валтонт ошибся на четыре дня – он не прожил и месяца. Не успел найти счастья, обзавестись домом и даже не получил собственного имени. Но воспоминания у него были.



Все воспоминания принадлежали только ему и были самыми настоящими.



Глава Шестая.



Когда страх и отчаяние впервые поселяются в нашем сердце, мы мужественно пытаемся противостоять им, опираясь главным образом на собственное самообладание, силу воли и житейский опыт, который черпаем из накопленных воспоминаний, порой даже чужих. Но стоит им зачастить или надавить посильнее, как мы пасуем, открывая для вторжения самые далекие уголки души, и беспомощно наблюдаем за пожирающей личность слабостью. И дело не в том, что противостоять влиянию окружающей действительности невозможно, или те житейские ситуации, в которые мы попадаем, словно в сети, сильнее нас.



Все страхи, слабости и уныние рождаются где-то внутри – это не пришлое, не инородное – это мы сами, наша неотъемлемая часть, всегда незримо присутствующая и выжидающая освобождения. Это всего лишь один из способов сбежать от себя, от совести и ответственности, закутавшись в прохладную паутину ужаса, чтобы потом пугливо таращиться на них из-за крепкого плеча эгоизма. А он всегда готов принять под свое авторитетное покровительство слабое «Я», где ему будет уютно и спокойно взаперти под неустанным взором надсмотрщика, защищающего от всего остального мира. Это заключение подобно смерти, липкой и убаюкивающей, сулящей вечное умиротворение, с той лишь разницей, что на него мы обрекаем себя добровольно, в глубине души отчетливо осознавая сделанное.



Ольга была в отчаянии. И ей было страшно.



Разделившись с охранниками, они с Серым уже глубокой ночью устроились на ночлег в сыром, но теплом подвале, опасаясь встретить заморозки под открытым небом. Прижавшись к горячей трубе спиной, женщина долго не могла уснуть, монотонно отсчитывая минуты смотрящей на нее ночи. Напарник, расположившийся с противоположной стороны трубы, постоянно ворочался, что-то бормотал под нос и кашлял. Но даже производимые им звуки и вороватый шорох крыс по углам не могли отвлечь от мыслей, роившихся в голове.



Появились новые неприятные ощущения, наполняя нутро слезливой печалью. Очень многое изменилось, и перемены эти были неправильными. Ольга не могла понять, куда делись пусть озабоченные, но добродушные люди с улиц, словно чернила осенних туч влились в них, принеся с собой злобу и ненависть. Куда подевались смеющиеся дети и беззаботные зеваки, снующие по городу? Почему веселый гомон и дорожный шум сменились настороженной тишиной, способной задушить своим безмолвием.



Ей надоело видеть, как на фоне всепоглощающего равнодушия на глазах умирают случайные люди, незаметно исчезая из жизни по правилам какой-то безумной игры, которая закручивала в свой круговорот все больше и больше участников. Она сама играла по неизвестным ей правилам, неся боль и страдания, ломая судьбы, убивая. Свой суд вершила неизвестность, влекущая в пучину будущего, и это было противно. Казалось, откажись она от своего назначения, останься скромным оператором в дорожной полиции, и всего этого можно было избежать. Не было бы хаоса, злополучной давки в центре города, невероятного монстра, чей кровавый след приметен даже на фоне происходящего в городе.



Ольга не знала, как относиться к тому, что происходило вокруг и с ней. И та неизвестность, которая теперь царила в ее жизни, во всем ее мире, оставалась самым большим и неведомым доселе страхом. Женщина не понимала ни себя, ни действительности.



Ей казалось, что она не сомкнула за ночь глаз, но пробуждение было, бодрящее, придающее силы, как в любое другое светлое утро, и ночные кошмары, как это часто бывает, отступили в тень, предоставив временно свои владения новым настроениям.



– Доброе утро. И завтрак в постель,– объявил полицейский, усаживаясь рядом.



Он извлек из-за пазухи сверток, где были аккуратно уложены несколько яблок и пары подсохших тостов с сыром.



– Да ты добытчик,– благодарно прокомментировала Ольга, приступая к трапезе.



– Это, конечно. А сколько у меня еще достоинств! Ты бы слышала, как я пою!



– Умеешь петь?



– Нет. Но ты бы слышала, как я не умею петь!



Женщина улыбнулась:



– Твои шутки под стать нашему жилищу.



– Не горячись. Это еще не худший вариант. Но ты права, стоит поискать что-нибудь понадежнее. Этим и займемся сразу после звонка советнику.



Полицейский потянулся к своему чемоданчику и извлек из него один из телефонов.



– Одноразовый,– пробормотал он.– После использования можно кому-нибудь лихо продать как новенький.



– Подожди, а что собираешься ему рассказывать?



– Какая разница? Он же сказал связываться не реже, чем раз в сутки. Позвоним сейчас, и целые сутки проведем спокойно. А для начала поведаем про твоего ученика и то, какой необычайный наш монстр по его словам. Или этого мало?



– Нет, но я думаю, нам нужно сперва обсудить свои предложения к нему,– несмело предложила женщина.– И, когда выработаем какой-то план, позвоним.



– Какие предложения и какой план?– озадачился эксперт, внимательно всматриваясь в напарницу.– Что-то у нас осталось невыясненным?



– Но то, что мы узнали от Гранковича, слишком серьезно и неоднозначно.



– Погоди-погоди. Разве не ты вчера вечером до хрипоты доказывала мне всю абсурдность его заявлений, уличая в противоречиях, смеялась мне в лицо, когда я вступался за Змея, и, в результате, убедила не принимать всерьез ни одного его слова, кроме сведений, полученных о местонахождении базы? Разве не ты называла его недоразвитым школяром с амбициями горы Фудзияма, а меня безграмотным неучем, который верит в Санта Клауса?



– Ну, я не отказываюсь от своих слов, но поговорить еще раз, на свежую голову, не помешает,– не унималась Ольга.



– И от слов о Санта Клаусе не отказываешься?



– Как раз от этих откажусь – он, бесспорно, существует, и твое ожидание его прихода каждую зиму прекрасно.



– То-то же,– успокоился полицейский и уселся удобнее.– А теперь расскажи, что из слов Змея может оказаться правдой.



– Все,– тихо констатировала женщина.



– Как все?! Ты же сама, глядя ему в глаза...



– А что мне оставалось делать?! Восторженно хлопать в ладоши, как шестнадцатилетней дурочке при встрече с кинозвездой или попросить у него автограф?



– Но он же рассказывал такие невероятные вещи.



– И что? Кто-нибудь может его опровергнуть? Конвенция захлопнула перед нашим носом книгу знаний еще на первой странице, а у этих подпольщиков было несколько лет в тепличных условиях. Поди теперь, разберись, где он прав, а где нет.



– Это не ко мне претензия!



– И не ко мне! С моим опытом произвести химеру, как он это называет, невозможно. Но теоретическая вероятность есть. Ведь никто не пробовал использовать какие-то там ускорители в биоконструировании. Я даже не знаю, что это такое! Мы занимались изучением того, что есть, а не пытались творить подобно богу – мы не производили монстров – мы совершенствовали человека. Кто его знает, какого результата мог добиться Гранкович. Тем более что я солгала: он был одним из самых перспективных студентов, но я не переносила его на дух – он был настолько лишен моральных устоев и уважения к людям, что вызывал искреннее отвращение. Он мог создать то, о чем рассказывал. И это не моя вина...



– Погоди ты со своим чувством вины. Тебя уносит в сторону. Давай определимся, что из его слов может нас заинтересовать. Он, если помнишь, говорил и о том, что погубил человечество, создал бессмертную жизнь. Этому тоже верить?



– В том числе.



– Ну, знаешь, это не разговор! Так мы будем по эмоциям стучать, а дело не тронется. Я лучше позвоню советнику, а ты ему свои претензии и высказывай. Мол, нельзя было тогда конвенцию подписывать, мол, ты теперь ни за что не отвечаешь, а они, козлы-политики, предали идеалы науки. Требуй у него извинений и компенсацию за внеурочную работу, или чего ты там хочешь.



– Сейчас ты мне просто омерзителен,– вспыхнула женщина.



– А ты посмотри на себя! Раскудахталась как последняя истеричка...



– Раскудахталась?!– задохнулась она.– Истеричка?! Да ты... Я такого даже не ожидала! Как ты вообще смеешь?! Мужлан!



Ольга резко встала на ноги, едва сдерживаясь, чтобы не ударить обидчика:



– Я больше никогда не заговорю с тобой, кроме как по работе. Я презираю тебя!



Серый наклонил голову, пряча улыбку, и даже не потрудился встать:



– Вот и отлично. Теперь поговорим сухим служебным языком,– он потряс в воздухе диктофоном с записью допроса Змея.– Обсудим каждое его слово.



Женщина нехотя села, но на достаточном, по ее мнению, отдалении. В полном молчании они прослушали запись, и по окончании полицейский подытожил:



– Итак, сказано много. Теперь ты, как специалист, прокомментируй все со своей точки зрения, а если что-то пропустишь, я напомню.



Ольга выдержала паузу, прежде чем заговорила.



– Начнем с того, что жизнь, действительно, не таинство, а последовательность химических реакций. Это достаточно сложный процесс и для его протекания необходимы определенные условия. Причем, цепочка связанных реакций, следующих одна за другой...



– Это не лекция, и я уже понял, что наш ученый без морали придумал новые формулы, цепочки, связи и запустил новую жизнь,– беспечно заявил Серый, за что удостоился уничтожающего, полного презрения взгляда.



– Хорошо... Придумать новую, абстрактную жизнь невозможно просто так, перебрав разные комбинации или спроектировав что-то. Единственно возможная жизнь для условий нашей планеты, атмосферы и химической базы уже существует: постоянно совершенствуется, эволюционирует, приспосабливается к изменениям среды обитания. На другой планете возможно зарождение жизни на иных принципах, на ином обмене веществ, но это можно рассматривать только в каждом конкретном случае отдельно. Создать новую форму, имеющую шанс на существование в нашей среде нельзя, потому что она уже есть, либо была, но в силу неконкурентоспособности вымерла... Я специально упрощаю ситуацию и делаю свою мысль как можно доступнее, учитывая, кому приходится докладывать.



– О да. Я ценю подобное снисхождение. А мысли просты до занудства.



– Прекрасно. Я наверняка смогу писать и детские книги, коль уж нашла понимание на таком уровне.



– Это было бы общением на равных.



Посчитав себя более мудрой и сдержанной, женщина пропустила последнюю реплику:



– Понятие эволюции не предполагает возможность существования альтернативной жизни. По крайней мере, этот вопрос можно оставить на растерзание философам и прожженным теоретикам. Что мог сделать Гранкович? Во-первых, он мог стимулировать каким-то образом саму эволюцию или даже перескочить целый этап, создав раньше ее исторического срока жизненную форму с более совершенной химией, с более качественным обменом веществ. Это наиболее вероятное предположение, но тогда часть слов Гранковича, причем большая – не более чем вымысел. Во-вторых, он мог с помощью новых технических средств – имею ввиду тот же ускоритель частиц – спровоцировать невозможную в естественных условиях мутацию, добившись появления на клеточном уровне качественно новых свойств, неизвестных в природе. Это менее вероятно, но в большей степени соответствует его рассказу. И, наконец, в-третьих, заносчивый Гранкович по великой случайности или, я в это не верю, в силу исключительной гениальности получил совершенно новое понятие в природе. Например, чистый разум, который и пытался создавать, выстраивая накопитель информации, мозг и приемник энергии в едином воплощении. Но тогда, несмотря на все первичные признаки жизненной формы, мы имеем дело все-таки не с живым существом. И я, как здравомыслящий ученый, предпочитаю именно третий вариант. В этом самом месте я предвижу недоумение своего коллеги.



– И не напрасно,– раздраженно ответил коллега.– Ты случайно не назло мне это делаешь?



– Велика честь!– возмутилась Ольга.– Меня нисколько не интересует твоя персона с точки зрения дешевых розыгрышей. Во имя чего?



– Не горячись! Я вполне мог что-то пропустить. Ты сама говорила, что первый вариант про ускоренную эволюцию самый правдоподобный, а третий, с этим компьютером – какая-то великая случайность.



– Я не упомянула термин «компьютер»,– очень зло проговорила женщина.– И мои выводы основаны на логике и знаниях, а не надежде на что-то правдоподобное или близкое по смыслу.



– Ну, хорошо, пусть это будет чистый разум, супермозг, пусть и неживой, но почему не самый вероятный вариант?



– Для начала, я в двух словах объясню разницу между понятиями компьютера и чистого разума. Компьютер – электронно-механическое устройство, изделие лишенное разумности. Компьютер создает временную виртуальную оболочку, в которой могут взаимодействовать программные продукты, а по сути дела – исполняемые алгоритмы, последовательные операции, заранее описанные и определенные создавшим их программистом, человеком. О разумности даже самообучающихся программ не может идти и речи. Они могут лишь проводить качественные расчеты, учет и анализ по разработанным методикам, но абсолютно неспособны к иррациональному мышлению. Хотя сложность алгоритмов может поспорить с примитивным рассудком отдельных личностей. Этот момент очень важен! Я, надеюсь, ты обратишь на него внимание. Компьютер не разумен и не сможет им стать по идее его создания. Его делают похожим на думающее устройство изобретательные программисты, но они не в состоянии дать разумность машине, так как до сих пор нет точного определения, позволяющего смоделировать нечто подобное. Мы не знаем, что такое разум. Сентенции философов, типа разумным считается тот, кто сам себя осознает, или возможность воображать несуществующее – дешевый треп, который ничего не объясняет и по которому невозможно сделать постановку для реализации. Механизм непонятен.



– А как же Змей?– не выдержал прессинга эксперт.– Он смог найти эти хваленые принципы и механизмы. Он же вкладывал куда-то инстинкт самосохранения и возможность обучения. Он же не просто шептал нужные слова в мокрые уши этой твари.



– Вот именно! Он создавал компьютер, но не на базе полупроводников и прочих железок, и даже не на базе клеток или животного – все то, что уже есть. Он слепил какую-то адскую смесь и случайно создал то, чего в природе еще не существовало. И это создание разумно! Случайно что-то совпало, это Провидение или явление антихриста, но его тварь обладает способностью думать, осмыслять происходящее и накапливать знания. Принципы его мышления отличны от наших, и он это делает значительно быстрее и лучше, а потому, до чего он додумается, мы и представить не можем. У него нет органов осязания, возможности передвигаться, правда, в нашем понимании, и он, или она, или оно, начал познавать вселенную каким-то невообразимым способом с самых азов, с самого начала. Неизвестно, какими он видит нас и наш мир, к каким выводам придет.



– Я вижу, тебя понесло, как вчера Змея.



– Это твоей узости мышления не хватает, чтобы понять, какая угроза нависла над людьми!



– Опять за свое! Черт с вами: пусть это будет чистый разум, жидкий, но чистый, пусть он будет неживой, хотя теперь мне уже непонятно, почему это он обязательно такой неживой – но ладно. Итак, гениальному Змею повезло, ему ударило Провидение в голову, и с подсказки дьявола он сотворил свою Болотную Воду или Черную Кровь, или Жидкость Для Мытья Посуды. Но почему? Почему при этом должен рухнуть весь мир, вымереть все человечество, если у этого парня даже проблемы с размножением?!



– Да у тебя у самого-то есть ли этот разум?



– А ты снизойди, проницательная моя, просвети двоечника легавого.



– Я расскажу тебе только одну из тысячи причин, по которой нам надо его бояться. Как, по-твоему, работает биоконструирование и биопрограммирование? Ведь я не руками перебираю цепочки ДНК. Я же ни пальцами двигаю хромосомы, делю клетки, клонирую ткани! Но ведь как-то же могу работать со всем этими. Я профессиональный биопрограммист и строила вирусы короткого цикла, которыми заражала потом испытуемый организм. Понимаешь, что это? Как болезнь. Такой вирус, если он попадет в тебя, перестроит тело, изменит твой мозг, каждую клеточку, и он сделает с тобой в точности то, что я ему запрограммирую. И знаешь, почему вирус «короткого» цикла? Чтобы он сам умер по завершении работы. Но стоит мне создать вирус не короткого цикла, а полноценный, с умением адаптироваться, с возможностью распространяться по воздуху или при прикосновении, и можно за сутки город превратить в цирк уродов. Если это будет очень умный и хитрый вирус, то сможет поразить все человечество за считанные дни. Так вот у меня на создание простейшего вируса уходили дни и недели, а наш мутант, судя по тому, что я видела своими глазами, делает это за секунды и с такой легкостью, что, я думаю, состряпать мало-мальски приличное бактериологическое оружие или генетическую бомбу ему большого труда не составит. Понимаешь? Он уже с первого дня своего существования, если верить Гранковичу, мог уничтожить не только всех людей, но, возможно, и саму жизнь на земле. Это стоит беспокойства?



Полицейский сглотнул комок в горле:



– Но ведь ты видела его трансформацию еще до встречи со Змеем! Почему у тебя тогда не возникло подозрений?



– Имплантировать мутанту микроорганизмы, которые он сможет возбуждать по своему желанию для трансформации внешности – это одно, а создавать их по собственному усмотрению прямо на ходу – другое. Но ты прав – первое подозрение у меня закралось еще тогда, и главным образом потому, что действие вируса – процесс достаточно длительный, а не мгновенное перевоплощение, требующее огромных затрат энергии организма, хотя я не знаю существующей у подпольщиков технологии. Возможно, они уже могут проводить такие процессы за секунды.



– Но ведь прототип может пользоваться и другим методом для своих перевоплощений, о котором мы даже представления не имеем. Наверняка твои вирусы – не единственный способ.



– Тем хуже для нас,– вздохнула женщина.– Ты видел эффект, которого он так легко добивается, но не знаешь способа.



– Ты права. Выглядит все довольно угрожающе, но ты все равно не объяснила, почему предпочла последний, самый сложный и непривлекательный вариант.



– Именно потому, что он самый сложный и непривлекательный. Только он представляет угрозу, с которой мы не знаем, как бороться, только он укладывается в объяснения Гранковича целиком, и только во имя него стоило пожертвовать целым городом, чтобы заполучить технологию в свои руки.



– Ты думаешь, кто-то затеял беспорядки, пытаясь его захватить?



– Да, чтобы сделать это незаметно. Я думаю, на него сейчас ведется серьезная охота.



– И это могут быть и наши военные!



– Это может быть кто угодно. Похоже, будет сильная конкуренция, и у нас слабые шансы. Я хочу, чтобы Титок организовал захват подпольного центра. Тогда мы сможем заглянуть в записи Гранковича до того, как укрытые им материалы обнаружатся и попадут в другие руки.



– Это и есть наше предложение к нему?



– А почему нет?



Серый протянул ей телефон:



– Тогда сразу и звони. Я подпишусь под каждым твоим словом, но тебе придется доходчиво объяснить про вирусы, химер и отличия прототипа от нас.



– Без записей Змея мы можем только гадать,– ответила Ольга, набирая телефонный номер советника.



– И последнее, почему ты вдруг прониклась доверием к словам Змея?



– Он знал, что умрет, и блефовать ему резона не было. Он просто хотел, чтобы после смерти весь мир узнал о его гениальности, и просил только убедиться в этом... Але, советник?! Доброе утро...



*****



Как и предполагали полицейские, советник больше заинтересовался информацией о клонах на политических деятелях и спокойно отнесся к способностям прототипа. Он настойчиво требовал подробных сведений только по волновавшим его темам, а также конкретные имена, названия причастных структур и организаций, раздраженно намекая на непродуктивность проведенного допроса.



– Я просто разочарован,– наконец заявил он после очередной попытки Ольги перевести разговор на прототип химеры.– Вы даже не осознали те возможности, которые открывала для вас беседа с Гранковичем. Какие разоблачения мы могли провести, как далеко могли продвинуться в наших поисках. Вы упустили прекрасный шанс.



– Господин советник,– не уступала женщина.– Я все же настаиваю на захвате основных лабораторий подпольного исследовательского центра.



– Настаиваете...– хмыкнул тот.– Вы оторванная от жизни идеалистка. Речь идет о государственной измене и международном заговоре, а вместо того, чтобы выявить из числа высокопоставленных чиновников предателей, использовали редкую возможность для какой-то философской дискуссии и расспроса о достижениях сумасшедшего.



– Вы меня не слушаете,– возмутилась Ольга.– Речь идет об общечеловеческой...



– Оставьте, сударыня! Оставьте! Вы должны рассуждать рационально! Что я вообще могу почерпнуть из допроса Гранковича? О том, что база находится где-то в зоне, мы поняли задолго до Ваших слов. Жаль, Вас нет рядом: у меня на столе ворох отчетов, украшенных фотоснимками. Из них следует, что в чернобыльской зоне нет ни одной живой души, и за последние годы не было ни единого незарегистрированного перелета над ней. Спутники слежения ничего не обнаружили там, никакого движения. И что мне делать?



– Вам предоставили искаженную информацию, подделку.



– Вот новость! И что теперь? Без показаний Гранковича я могу знать, кто из военного ведомства подсунул мне эту подделку? На каком этапе ее отредактировали? Вы же не дали мне ни единого имени, а вслепую бороться с хорошо отработанной системой я не смогу. Я даже не представляю, кому можно поручить операцию по захвату базы. Теперь понимаете?



– Я понимаю, что время работает не в нашу пользу.



– О да! Это Вы заметили. Я еще упомяну о том, чего Вы не видите! У президента сорок шесть заявлений от правительств иностранных государств, которые обвинили нас в нарушении конвенции, в разработке генетического оружия и агрессии против мирового сообщества. Они требуют немедленно открыть границы для военных экспертов, для каких-то комиссий. Конфликт реальный! Вооруженные силы некоторых государств приведены в боевую готовность, а наши военные проводят подозрительные маневры вокруг столицы. Беженцы запрудили все подъезды к городу, а в самом Минске через день-два закончатся продукты питания. Какие беспорядки нас ждут тогда, можете себе представить! Параллельно в правительстве сейчас идут бесконечные перестановки и отставки, а президент покинул в резиденцию на военном вертолете и теперь из какого-то укрытия бросается сомнительными указами. И Вы мне предлагаете все бросить и идти искать Вашу химеру. Так?



– Хотите сказать, что в дальнейшем нам не придется рассчитывать на Вашу помощь?



– Милая моя, Вы живете в сказочном мире собственных фантазий. Но мы и так долго используем телефонную линию, и, наверняка, кто-то уже пытается проследить звонок. Будем закругляться. В подчинении комиссии Верховного совета есть экспериментальный роботизированный полк. Это очень засекреченное соединение, хорошо изолированное от остальных военных и руководства страны. Сейчас они перебрасываются к зоне. На ее территории есть законсервированная военная база с небольшим аэродромом и недостроенным атомным реактором. Мой личный вертолет, направленный туда вчера вечером, исчез, что подтверждает наши предположения. Послезавтра к ночи силами единственного роботизированного полка, мы попытаемся разобраться во всем на месте. Операция проводится осторожно и в строжайшей тайне. Как я понимаю, Вы хотели бы принять в ней участие?



– Если это возможно.



– В таком бардаке возможно все! О том, как Вас туда доставить, мы поговорим завтра. Теперь последнее. Ночью в городе произошла перестрелка с применением тяжелого вооружения. В ней не принимали участия ни полиция, ни военные по их заверению. Утром там побывал усиленный отряд легионеров, но кроме нескольких обезображенных трупов и полуразрушенного жилого здания ничего не удалось обнаружить. Отряд был трижды атакован городскими бандами и понес потери. У нас серьезные проблемы с поддержанием порядка в городе. Не работает ни одно учреждение, коммунальные сети, огромный поток беженцев, а патрулирование улиц даже с применением боевой техники становится невозможным. Мы теряем контроль над объектами в центре, которые пока удерживают регулярные войска. Дезертирство стало массовым. В течение суток планируется закрыть город по всей линии кольцевой и прекратить дальнейшие попытки его захватить до окончания беспорядков.



– Осада?– вырвалось у Ольги.



– Да, осада. А вы как думали? О спасении столицы речь уже не идет: она отдана на откуп криминалу и бесконечным митингам. Наша первейшая забота – не дать вырваться этому безумию за пределы кольцевой. Мы и так подошли к гражданской войне ближе некуда: у революции, а это именно она, нет ни лидера, ни цели. И это ужасно. Торжество хаоса и анархии ожидают нас, если не проявить решительность. Волнения уже имеют место в отдельных городах. Но мы отвлеклись. Я хотел лишь предупредить об опасности центральных районов и крупных магистралей – там хозяйничает организованная преступность. Новая власть. Туда не могут пробиться даже танки. Недалеко от такого места, у старого стадиона «Динамо» произошел ночной инцидент. Если сочтете возможным, проверьте, не наш ли прототип там отметился – ведь именно его появление спровоцировало эту ситуацию. В любом случае, это место станет Меккой для всех его поклонников и охотников, которые постараются разнюхать там что-нибудь. Понаблюдав за этим местом, сможете получить какое-то представление о своих противниках, хотя саму химеру или ее следы вряд ли удастся обнаружить. Вопросы и пожелания?



– Нет.



– Отлично. Завтра обговорим отъезд в зону. А теперь удачи, и берегите себя.



Ольга выключила телефон и протянула трубку эксперту, который вопросительно встретил ее взгляд.



– Давай просто уберемся отсюда,– ответила женщина и направилась к выходу из подвала.



*****



Ворчун был неудачником всю свою жизнь.



В двадцать три года, после участия в драке, перед ним впервые открылись ворота тюрьмы, куда ему посчастливилось попасть еще дважды. После третьего освобождения он сразу ушел в запой и пропустил три явки в управление по делам бывших заключенных. А потому решил более не испытывать судьбу и избегал всяческих контактов с властью. Восемь долгих лет он был незаметным бомжем, без гражданской категории, крыши над головой и прочих удобств, которые предоставляло общество своим законопослушным гражданам.



За это время Ворчун потерял даже собственное имя, но обзавелся умением выживать в каменных джунглях города и обрел свободу, какую только может дать человеку бродяжничество, нищета, скитание по подвалам и канализациям, воровская удача и жизнь среди крыс и подобных ему искателей легкой наживы на самом дне сточной канавы. У него были друзья-товарищи, собственная «нора» и небольшая территория близ железнодорожного вокзала, куда он не допускал «коллег», пристально высматривая в горах мусора «сокровища», которые можно было превратить в еду или выпивку. Изредка покушался на зазевавшихся горожан и приезжих, чьи карманы и багаж порой приносили его бизнесу хорошую прибыль.



Он готовился к предстоящей зиме, утепляя жилье и накапливая инвентарь, когда город в одно мгновение превратился в нечто новое, очень похожее на его собственный мир, словно грязь и разруха из его норы выплеснулись на улицы, неузнаваемо их преобразив. В пьяном угаре укладываясь спать под утро, он еще не знал, что проснется уже в другой вселенной, которая сулила ему большие перспективы.



Покидая жилище, Ворчун еще раз обвел взглядом крохотную комнатушку, которую устроил из тесного зловонного подвала под старой будкой смотрителя. Само полуразрушенное сооружение было построено еще в незапамятные времена, когда поезда были перспективным и развивающимся видом транспорта. Находилось оно тогда на большом удалении от вокзала на пересечении железнодорожных путей и автомобильной дороги, чтобы смотритель, живший поблизости, мог комфортно нести вахту и опускать шлагбаум при приближении поезда. Последующие реконструкции путей и привокзальных строений почему-то не затронули этого анахронизма, хотя уже давно исчезла и та автострада. Паутина рельсов окутала все пространство вокруг, но будку все равно оставили, словно забыв ее рассыпающиеся старым кирпичом стены в скоплении построек разросшегося вокзала.



Грохот проносившихся мимо составов делал место не очень пригодным для жилья, но Ворчун, оставшись однажды на улице, собирался провести в этом месте лишь одну ночь. А застрял навсегда. На следующую ночь, спасаясь от сквозняков, он уже перебрался в подвал, где к своему счастью обнаружил пузатую металлическую печь. Он выиграл войну с крысами и уже через год его «нора» стала знаменитой среди подобных ему, и за нее доводилось неоднократно махать кулаками.



Однажды его даже пытались обокрасть, пока он «работал», но, как и любой бомж, Ворчун все ценное носил с собой, и взломщики удовлетворились тем, что уничтожили утварь и вырвали трубу из котла. Пришлось повозиться, восстанавливая уют. В ту зиму печь спасла ему жизнь. Именно в ту лютую зиму многие бездомные нашли свою смерть от холода – они даже шли в полицию, чтобы их посадили на полгода в тюрьму, но дали перезимовать в тепле. Печка не только его согрела в те январские ночи – единственный раз Ворчун изменил своим правилам и дал приют двум своим обмороженным собратьям по нищете, благодаря чему обзавелся преданными друзьями-товарищами. Это были Седой и Рох.



Он привычно окинул взглядом свою коморку и, убедившись, что ничего не оставил на виду, выбрался из подвала, заперев его за собой. Тяжелый навесной замок оставался единственной вещью за все эти годы, которая была куплена.



Город впервые смог удивить его своим убранством.



На фоне черных столбов дыма, которые могучими колоннами вздымались к такому же чернильному своду туч, словно удерживаемому ими, разворачивалась колоссальная панорама происшедшей трагедии. Части моста городской надземки, так эффектно возвышавшегося над многочисленными лентами рельсов и зданием самого вокзала, теперь просто не было. Зато прямо под его зияющим провалом в слюнявой белой пене, которую любят разбрасывать пожарные, нагромождались выжженные до дыр в металле вагоны электропоезда надземки и смятые коробки пассажирского состава.



Ужасным был не сам вид катастрофы, а полнейшая тишина и безлюдье, как будто этот салат из вагонов, грудой сваленных поперек привокзальной развязки, был делом обыденным и находился здесь так давно, что уже ни у кого не вызывал интереса.



Ворчун с широко открытыми от удивления глазами подбежал поближе, но остановился, с недоумением рассматривая пугающие своей натуральностью детали железнодорожной катастрофы. Он долго стоял неподвижно, прежде чем его окликнули.



– А-а, это ты, Ядвига,– выдавил он из себя, покосившись на приближающуюся толстую старуху в засаленном тулупе, подпоясанную и завернутую в грязные платки, которые охватили в равной степени и бесформенный живот, сливающийся с грудью, и мясистое лицо с поджатыми щеками. Увидев ее багаж, он оживился и шагнул навстречу.– И где это ты, ведьма, уже отхватила такую вещь?



– Даже не таращи свои зенки, пьянчуга! Эта вещь уже при деле,– женщина резко остановилась и, опустив на землю большой вызывающе белый чемоданчик с красным крестом, быстро на него уселась.– Ты же знаешь, я полгода была санитаркой прит больнице скорой помощи и в подобных вещах разбираюсь... Я же каждой вещи там применение знаю...



Старуха не могла отдышаться, со свистом выталкивая из груди воздух и придерживая себя за бок. Но она ни на секунду не отвлеклась и не отвела взгляда от хищно кружившего вокруг Ворчуна.



– Говори, где подрезала эту аптечку,– угрожающе потребовал он.



– Да ты чо, Володя?! Когда ты меня за воровством видел? Я порядочная женщина и не чета вам, забулдыгам. Я могу, если и взять, то только ничейное.



– Это где же ничейное раздают?– заржал ее собеседник.



– А ты ж что? И не в курсах?– догадалась женщина.– Ты, пьянчуга, небось, только сейчас глаза продрал и не варишь, что делается. В подвале все это время тух, и тебя даже грохот обвалившегося моста на ноги не поднял!



Старуха громко и неприятно рассмеялась, покатываясь своим круглым телом из стороны в сторону, чем очень смутила и разозлила Ворчуна:



– Заткни пасть, старая жаба, а то смеялку выдерну,– рявкнул он.



– Да я ничего такого, Володя,– спохватилась та.– Я ж сама при рельсах живу и на шум не хлипкая, а если еще и горло по-стариковски промочить, так и собственную смерть проспать можно – потому, видно, и живу еще.



– Давно тебе пора, да только ж ты еще многих здоровых переживешь со своими болячками.



– Твои бы слова... А ты и впрямь ли пропустил чего? Так я тебе все расскажу, сынок. Я тебе все, как было, доложу. Ведь началось сразу не тут – в городе. Пожары там случились сначала такие, что отсюда видать было. А как электричка с моста упала, сама я не видела – врать не стану. Я не из таких баб, что любят потрепаться про то, чего не знают. Я, как вижу, рассказать смогу все, а ежели не знаю чего, то и языком чесать не стану. Ты меня знаешь. Потому мои слова уважают и верят им. Главное, случилось ей упасть, когда тут брестский утренний экспресс шел – аккурат на него и сиганула. Я, как увидела, сердце зашлось. Поверишь, такой страх был! И понаехало их, и понабежало, а все одно мало кого они спасли. Только пожарные с вертолетов пеной все побрызгали, и снова разбежались все. Даже огородки вкруг не поставили, как положено, все кричали, что бедствие в городе, бедствие – и ровненько убрались отсюда. Огонь еще догорал, а их уж и след простыл: видно, в городе беда побольше этой будет.



– А раненых повывезли?



– Раненых? А кто ж их знает? Да и сколько их раненых после такого жара было? Тех, что нашли, увозили. Да-а, всех вывезли до единого. И даже машины от скорой помощи побросали. Я там вещь эту и подобрала. Бесхозная. А я ведь медик, ты знаешь, мне про все в этом чемодане известно, и всему дело найдется.



– А Размыслович где? Полиция вся? Тоже в город подались?



– Все в город кинулись. И Размыслович твой легавый, и все охранники со своих постов – всех забрали. Даже наши: Димыч, Коневой, Борис Толстый, Мороженный – да все уже туда посунулись. Сам знаешь, нам с тех беспорядков может большой куш выгореть. Я вот тоже прирою свой чемоданчик и пойду в город посмотрю. У Гноевого же приемник есть, так там такие страхи рассказывают! Уже, типа, полгорода мертвые, а что людей губит – неведомо! То ли сила какая злая, а то ли анопланетяне атакуют...



– А товарняк вчерашний?– спохватился Ворчун.



– Что товарняк?



– Ну, тот, что вечером пришел, здоровенный такой. Его же всю ночь под разгрузку растаскивали к первому ангару. Утром сегодня разгружать его должны были.



– Одумайся! Какой товарняк? По дорогам проехать нельзя, даже метро встало. Кому теперь твоя разгрузка нужна? Машины даже подъехать не могут.



– Так и ладно! Товарняк стоит, а охрана в городе! Надо бы наведаться.



– Тьфу на тебя,– слишком проворно для своей комплекции вскочила старуха и вновь ухватилась за чемодан.– Я женщина порядочная, а не бандитка как все вы. Мне что чужое украсть, что дитя неразумное обидеть – одна боль на сердце. Это в тебе ни стыда, ни совести нет! Тьфу! Даже если сторожей нет, как в ангар попадешь? Стекла бить будешь, замки срывать? Бандит, одним словом.



Подхватив свою ношу, старая Ядвига быстро двинулась прочь, кляня и причитая без умолку, изредка посылая проклятья на голову Ворчуна, который уже раскаялся, что опрометчиво проболтался, а не придержал язык за зубами. Памятуя, что волка кормят ноги, он побежал в сторону разгрузочных ангаров и уже через десять минут был на месте.



Старуха оказалась права – вокруг не было ни привычной суеты, ни рева подъезжающих и отъезжающих грузовиков – не было ни души. Рельсы упирались в огромные запертые ворота, а это подтверждало то, что ангар занят. Можно было попасть внутрь еще через главный коридор, как въезжают обычно машины, но там есть сторож, который вряд ли оставит свой пост даже в день страшного суда. Для Ворчуна же был еще и третий вход – через сточную канализацию, которая, если хорошо знать ее лабиринт, выводила прямо к разгрузочным платформам внутри ангара, за спину сторожа.



Несколько раз ему удавалось таким образом хорошо поживиться с товарняка, но это надо было делать очень аккуратно. Сначала приходит комендант и снимает печати и пломбы с вагонов, проводя проверку по накладным, а потом целый час оформляет бумаги на отгрузку. Вот в этот момент, когда пломбы уже сняты, а бригады грузчиков еще ждут команду, и можно безнаказанно и незаметно утащить что угодно – никто и не заподозрит.



В предвкушении поживы Ворчун сдвинул крышку люка и спустился в канализацию. Два поворота налево, один направо, еще налево, и вторая шахта выводит прямо к крайней платформе ангара. Он оказался прав: шестьдесят семь вагонов и цистерн с сорванными печатями и открытыми замками призывно выстроились у платформ и сливных колодцев. Безмятежную тишину огромного строения нарушал приглушенный звук телевизора из комнаты сторожа. Эхо звонко подбрасывало стук шагов к сводчатому потолку, словно скучая по галдежу разгрузочных работ.



Ворчун жадно сглотнул и улыбнулся: вместо того, чтобы сразу пробежаться вдоль состава, разбитого на куски по семь-восемь вагонов, и воровато порыться в содержимом беззащитных сундуков с сокровищами, он крадучись направился к коридору, откуда слышался телевизор. Он еще окончательно не осознал, зачем это делает, когда прокрался к комнатушке сторожа, и замер у входа.



В широких армейских штанах и выцветшей майке старик Дробышевский пялился в экран телевизора, постукивая чайной ложечкой о края стакана. На секунду отвлекшись от просмотра, он вдруг обернулся и вскрикнул:



– Опять ты?! Ну, теперь не уйдешь, сучье племя!



Он бросился к стоявшему у стены карабину, но Ворчун был моложе и проворнее: он выхватил из-за пояса железный прут, с которым никогда не расставался, и ударил деда встречным движением в голову. Тот протяжно вздохнул и глухо повалился на спину, неподвижным взглядом уставившись в потолок. Телевизор надрывался, расписывая ужасы, творившиеся в городе, и Ворчун, сбросив секундное оцепенение, обратился к нему:



– Есть боженька на свете! Он был недобрым человеком и поэтому помер. А я ему даже подарок однажды хотел сделать, когда просился, чтобы впустил разок. Тогда он меня очень обидел. Ругался грубо, ударил. А теперь все правильно. Все, как должно быть.



*****



Больше половины груза приходилось на продукты питания. Там были и холодильники с мясом, и контейнеры с консервами, мешки с мукой, сахаром, крупами, а также огромное количество красивых коробок с различными деликатесами. Но были в составе и вагоны с тканями, бытовой техникой и одеждой. Ворчун ходил от платформы к платформе, как богатый покупатель в гипермаркете, прицениваясь и не решаясь сделать выбор. На этот раз он не пытался скрыть своего присутствия в ангаре, бесцеремонно разрывая упаковки и вскрывая ящики с намерением исследовать все, до чего могли дотянуться руки.



У сливных колодцев стояли восемь цистерн с бензином и одна, чистенькая и аккуратная, сияющая новой краской, со спиртом. При ее виде у бомжа на лице проявилась странная улыбка, но в следующее мгновение внимание переключилось на шесть темно зеленых вагонов, застывших у крайней платформы.



Они отличались не только цветом и идеальным состоянием – на них все еще красовались яркие пломбы и печати, а по углам ядовито-красные надписи утверждали, что это собственность Вооруженных сил Беларуси. Такая же надпись украшала и седьмую платформу, где блестящие от заводского масла стояли новенький военный вседорожник и два десятка мотоциклов, заключенных в узкие деревянные рамы.



Руки Ворчуна задрожали от возбуждения, когда он уже собирался приблизиться к таинственным вагонам, но посторонний шум снаружи заставил его насторожиться: кто-то стоял за воротами ангара и негромко разговаривал.



Только сейчас все встало на свои места. Нет, он не собирался выбирать, что отсюда стащить – он хотел забрать все. Он хотел, чтобы весь состав, весь товарняк принадлежал ему одному, и готов был сражаться с целым миром за право обладать богатством, которое так неожиданно обрел.



А почему нет? Почему это все должно принадлежать кому-то другому? Ведь это в его жизни никогда не было ничего своего! Он многие годы мыкался в нищете, терпел лишения и теперь имел законное право на богатство! Пусть это продлится недолго, пусть у него нет никаких шансов удержать эту собственность в руках, но будет драться за нее и даже сложит жизнь, но умрет богатым человеком и в вонючий подвал не вернется. Лучше прожить несколько часов в роскоши, чем долгие годы в грязи ожидать неизбежной кончины.



Голоса за воротами замолкли, и звуки шагов указали на то, что нежданные гости направились к центральному входу возле сторожки. Принявший окончательное решение Ворчун недобро хмыкнул и уверенным шагом направился им навстречу. Сторож Дробышевский лежал на том же месте, где он его и оставил, только тонкая струйка крови, пересекающая продавленный ударом лоб, уже успела подсохнуть, да мертвые, потерявшие цвет глаза покрылись пеленой.



– Я вынужден выполнять твою работу,– заметил ему повеселевший бомж и взял в руки стоявший у стены карабин.



Передернув автоматический затвор, Ворчун отправил патрон обоймы в ствол и снял предохранитель:



– Как можно было такое оружие давать в руки какому-то старому пердуну?– укоризненно покачал он головой.– Дробышевский мог и поранить кого-нибудь.



Огромные въездные ворота были закрыты, но в них имелась небольшая дверь, которая не закрывалась никогда. От нее до железных прутьев решетки, отгораживающей сторожку, мимо которой проходил широкий бетонированный проезд для грузовиков, было не более двадцати метров. Но акустика очень большого помещения звонко доносила все звуки снаружи, и Ворчун отчетливо слышал негромкую речь приближающихся людей. Это были два мужских голоса и высокие нотки женского говора.



Мало того, это был говор старой ведьмы Ядвиги!



Когда три знакомых силуэта возникли в дверном проеме, бомж широко улыбнулся и опустил карабин под стойку – он сидел на кресле сторожа, хорошо обозревая гостей, в то время как те, попав в полумрак ангара щурились и несмело продвигались к решетке, словно ощупывая при каждом шаге почву под ногами.



– Я вижу, ты все-таки последовала моему совету,– громогласно возвестил Ворчун, наслаждаясь раскатами эха.– Но почему, старая вешалка, ты не пошла со мной сразу, а решила сбегать за дружками?



Оцепеневшие на мгновение фигуры переглянулись и смело направились к сторожке.



– Ты, Ворчун, что ли?– прошипела Ядвига, приближаясь.– А где Дробышевский?



Вместе с ней были братья Ахромы – Лавень и Носатый, здоровяки-увальни, которые всегда держались вместе и пользовались дурной славой среди своих. Три пары хитрых глаз быстро обшарили из-за решетки внутренность помещения и сомкнулись на мертвом теле, лежавшем на полу за спиной бомжа.



– Он сторожа убил,– тихо прошептала старуха, и Ахромы в ответ пробормотали что-то нечленораздельное.



– Так какая нужда привела вас ко мне?– проигнорировал несдержанные реплики гостей Ворчун.– Выкладывайте поскорее, у меня уйма дел.



– К тебе?– первой сбросила скованность Ядвига.– Мы вот тоже пришли взглянуть на вчерашний товарняк.



– Зачем это?– искренне удивился бомж.



– Брось, Володя, дурачиться. Что ж тебе одному с него поживиться?



– Так ведь он мой. Первым я его нашел.



– Об чем ты, милый?– не унималась старуха.– Там и для нас кусочек найдется.



– Зачем же ты меня обижаешь, старая клюшка?– зашипел бомж.– Я ведь из твоей аптечки своей доли не просил. Зачем же ты мой кусок в рот тянешь? Ты ж, вроде, красть не умеешь.



– А не подавишься целым товарняком, грязный пьянчуга?– с угрозой в голосе поинтересовалась Ядвига.– Один то ты вряд ли осилишь все.



Коренастые братья, как по команде, медленно двинулись к краю решетки, намереваясь войти в сторожку. Ворчун напрягся и поднял карабин над стойкой. Ахромы замерли, а старуха отпрянула от решетки и попятилась.



– Да ты не подвинулся ли умом, Володя?– забеспокоилась она.



– Факт,– ответил бомж, направляя на нее ствол оружия.– Не уважаешь ты меня, гадина. Все норовишь под себя подмять.



– Тише ты, окаянный,– завопила Ядвига отходя.– Не смей пугать меня.



– Я и не пугаю. Только моего добра тебе не видать!



Старуха резко развернулась и бросилась назад к двери. Ворчун вскинул карабин и выстрелил. Пуля звонко шмякнулась о стену далеко от цели и запрыгала рикошетом по бетону. Братья шарахнулись в стороны и застыли неподвижно, пока разгоряченный бомж целился в вопящую и спотыкающуюся женщину. Вторая пуля попала ей в голову и опрокинула вздрогнувшее тело. Ворчун громко захохотал, потому что ему показалось, что старуха плюнула, когда пуля попала ей в затылок: огромный розовый сгусток вырвался с противоположной стороны и плюхнулся с металлическим звоном на железные ворота, оставив на них сползающую кашу.



– Я знал, что она умеет только гадить,– прокомментировал повеселевший бомж и посмотрел на застывших братьев.– Расслабьтесь, близнецы. Она получила свое по заслугам, а вы, малые, в порядке. За вами и совесть водится. Вы ж понимаете, что мне и впрямь этот товарняк одному сто лет упал, а с Ядвигой были свои счеты. Я не жадный, делиться умею, да и не с руки мне в одиночку богатством жиреть. Сам ведь всего не удержу. Так что, я вас в дело беру. Вместе мы весь груз с товарняка поднять сможем! Что скажете, братки?



Ахромы угрюмо молчали и исподлобья косились на него.



– Бросьте! Дело горит, а нам еще столько вагонов потрошить. Надо поторапливаться, пока сюда все не сбежались.



– А почто сторожа замочил?– слегка оживился Носатый при упоминании о добыче.– Это же не Ядвига. Когда его хватятся – всем не поздоровится.



– Я тут телевизор смотрел,– безмятежно ответил Ворчун.– Так там говорят, что в городе уже миллион людей погибло, а то и больше. Кому он нужен? Никто и не заметит. А потом снесем его к горелому поезду, и, считай, все чистяком. Решайтесь, мужики. Я и других подельщиков сыскать смогу.



– Кто ж от дела откажется?– освоился и Лавень.– Ты только расскажи, чего задумал, а мы с тобой вместе все и обтяпаем.



– Вот теперь по существу базар пошел,– оживился бомж.– Носатого в город отправим, чтобы он Седого и Роха сюда привел – мужики надежные, помехой не будут. Впятером мы живо товарняк оприходуем и самое ценное снесем в укрытие. Пока в городе порядок наведут, мы уже миллионерами будем. Давай, двигай за ними.



– А вы чем займетесь?– не решался Носатый.



– Приберемся здесь потихоньку,– кивнул Ворчун на трупы.– И начнем добро разбирать.



– Так может, я с братаном сбегаю – быстрее управимся.



– А мне одному жмуриков таскать?



– Так и дождись нас – придем, пособим.



– Ты что, Носатый, меня за дурку держишь?– взвился бомж.– Вы слиняете, а мне тут дожидайся, легавых вы наведете или дружков каких подцепите, чтобы мимо меня товарняк сделать. Мы вместе дело делаем, или в игры играть будем?



– Не загорайся,– вмешался Лавень.– По-твоему будет. Я с тобой приберусь, а он корешей приведет. Ты только сам палку не перегни. Двигай, Андрюха.



– И смотри, Носатый, если проболтаешься там кому-нибудь,– напутствовал удаляющемуся Андрюхе Ворчун.– Я тебя за Ядвигой отправлю. И без Роха и Седого тоже можешь не возвращаться.



– Ладно,– нехотя ответил тот, выходя из ангара.



Проводив его взглядом, подельщики пошли к трупу сторожа.



– Карабин тебе на что за собой тягать?– опасливо спросил Лавень, когда, наклоняясь над телом Дробышевского, бомж перекинул свое оружие через плечо.



– Так что мне теперь его на гвоздь повесить?– съязвил тот и внимательно посмотрел на Ахрема.– Давай лучше за ноги его берись.



Увалень нехотя подчинился, но с Ворчуна глаз не сводил всю дорогу. Оба тела они снесли к огромной отстойной яме во дворе, где их слегка притопили в грязной жиже в расчете на то, чтобы потом перепрятать. Закончив дело, они присели покурить прямо на краю отстойника.



– Смотри, какие сигареты я в товарняке нашел,– сказал бомж, залезая в боковой карман тулупа.



Когда он выгибался, карабин съехал с плеча под руку, но старший Ахрем уже не беспокоился на его счет: он осторожно взял красивую пачку в руки и понюхал. Бережно извлекая сигарету, он довольно улыбнулся и был так поглощен этим приятным занятием, что не заметил, как ствол карабина уперся ему в живот, и щелкнул предохранитель.



Громкий выстрел опрокинул Лавеня, и тот, перевернувшись, упал в отстойник.



Ворчун поморщился, когда волна жара от близкого выстрела окатила лицо, и подобрал выпавшую из рук подстреленного подельщика сигарету. Он ее как раз успел прикурить, когда Ахрем, держась за живот, поднялся из грязи. Он стоял по колено в отстойнике, отрывисто дыша и яростно шевеля губами. Его глаза горели бессильным гневом, а сквозь пальцы, прикрывающие рану, сочилась кровь, смешиваясь с бурой водой под ногами. Они долго смотрели друг другу в глаза в полном молчании, словно чего-то выжидали.



Наконец, Лавень покачнулся и упал, подняв фонтан брызг. Только после этого Ворчун затянулся сигаретой в первый раз и, поднявшись, пошел назад, к ангару. Раненый еще несколько раз пытался подняться, но снова падал, с каждой попыткой отступая все дальше в круг отстойника и погружаясь при следующем падении глубже, пока не замер окончательно. Его тело медленно опустилось в грязь искусственного болота, оставив на поверхности лишь краешек короткого пальто.



Всплывшие почти сразу пузыри предсмертного вздоха, всколыхнули ненадолго массу отстойника, но поднятая ими волна даже не достигла ближайшего края, похоронив под собой человека окончательно.



Ворчун уселся у входа в ангар и стал терпеливо ожидать. Он смотрел на зарево пожаров, которые поблескивали среди небоскребов, и глубоко вдыхал городской воздух, пропахший гарью и обычными запахами железнодорожного вокзала. Странное ощущение свободы и бодрящее возбуждение кружили голову, волнами накатывая из глубины живота. Он наслаждался этим состоянием.



Прошло много времени, прежде чем бомж увидел приближающуюся троицу. С младшим Ахремом шли долговязый Рох и тощий Седой.



– Чего тут высиживаешь?– спросил Носатый, подозрительно оглядываясь вокруг.– Где братан?



– Ждет у отстойника. Хотел тебя видеть,– спокойно ответил Ворчун, поднимаясь.– Пошли, глянем.



– Что за дело?– торопился Рох.– Он говорил какими-то загадками.



– Дело жизни,– скупо ответил бомж.



– Где?– нервно перебил его Носатый, остановившись у края.



Ворчун протянул руку вперед:



– Видишь? Кусок дерьма выпирает из лужи.



Он вскинул карабин и выстрелил младшему Ахрему в грудь. Пуля прошла навылет, и Носатый с удивлением в глазах сначала опустился на колени, а потом упал на спину, неестественно вскинув свои кривые ноги. При следующем вдохе, легкие забулькали кровью, а вместо крика изо рта раненого вывалила кровавая пена.



– Что ты делаешь?– взвизгнул Седой, отскакивая назад.



– Я же сказал: дело всей жизни. У меня есть целый товарняк, но прежде чем я вас к нему допущу, должен быть уверен на все сто,– ответил Ворчун, протягивая карабин Роху.– Скрепи наш договор кровью, чтобы все были повязаны одинаково, и займемся делами. Вы для меня итак самые надежные кореша. Пусть теперь все будет по-серьезному и надолго. Добейте его, и мы одна команда.



Рох внимательно посмотрел ему в глаза и взял карабин, взвешивая его в руке.



Младший Ахрем попытался сесть, но его вырвало кровью при первом же резком движении. Беспомощно размахивая руками, он таращил глаза на Роха и продолжал брызгать кровавой слюной, вздымая и опуская простреленную грудь, словно тужась вскрикнуть.



– Какого черта?– в результате решился долговязый и, приставив приклад к плечу, выстрелил в Носатого.



Он продолжал нажимать на курок, но пустая обойма лишь беззубо клацала замком, а получивший вторую пулю Ахрем мелко задрожал и стал биться в судорогах.



– Что же вы делаете, изверги?– закричал Седой и вдруг протяжно заплакал.



– Патроны кончились,– невозмутимо заявил Рох.



– Если я не ошибаюсь, то этого добра у нас навалом,– ответил Ворчун, брезгливо посмотрев на Седого, чье щуплое тельце разрывалось от рыданий.



Умирающий, в последний раз изогнувшись, затих с искаженным гримасой лицом.



– Не злись на него,– прошептал Рох на ухо бомжу.– Ему уже за пятьдесят, вот он и расклеился. Но, ты же его знаешь, он тебе как собака предан. Да и я сам за него поручусь.


Седой оправится.



– Вот ты за ним и присматривай,– Ворчун сплюнул себе под ноги.– А пока пусть отнесет жмурика к его братцу и нагоняет нас. Я собираюсь обосноваться в ангаре и держаться за свой груз.



– Да ты что?– восхищенно поднял брови Рох.– А когда менты придут?



– Да вроде, есть, чем отстреляться.



– Ну, ты даешь!!!



– К тому же в городе черт знает что творится. Не скоро они о нас вспомнят.



– Это точно! Я тебе расскажу, что видел своими глазами – не поверишь.



– Поверю. Ты только за Седым присматривай.



– Не волнуйся, я сейчас.



Рох подскочил к своему пожилому другу и стал что-то увлеченно нашептывать ему на ухо. В результате тот встал и, утерев грязным рукавом мокрое от слез лицо, обреченно подошел к убитому.



– Все в порядке. Он нас догонит.



Ворчун повел своего друга в ангар, вкратце рассказав по пути, что произошло.



– Правильно. Братьям нельзя было доверять – они в любой момент кинули бы тебя. Дождались бы случая и порешили. Но я все равно не понимаю, почему бы нам просто не стащить побольше, а потом залечь с добычей. Можно было бы тихо и сытно перезимовать, ничем не рискуя.



Бомж резко остановился и посмотрел в глаза Роху:



– Залечь? Спрятаться? Опять вернуться в подвал и гнить там, дрожа за собственную шкуру? Опять бояться и медленно подыхать в дерьме? Разве ты не хочешь прожить несколько дней по-человечески, быть хозяином, внушающим страх и уважение? Пусть даже за это придется поплатиться жизнью. Я тебе предлагаю настоящую жизнь, настоящую свободу. Зачем кому-то отдавать то, что уже принадлежит тебе? Надо только удержать удачу.



– Ты прав. Абсолютно прав. Мне тоже надоело жить без перспективы. Красиво говоришь, по делу. А такой шанс приходит только раз. Все правильно. Я с тобой до конца! Мы устроим шумный праздник и заставим уважать нас!



– Главное, не бояться собственной силы, не бояться быть лучшим и хотеть большего. Мы не мелочь бездомная, мы хотим весь мир, а не его объедки, и можем даже объявить ему войну!



– Войну!– загорелся долговязый.– Ну, ты мужик, скала.



– И мы не зациклимся на одном товарняке. Мы захватим еще что-нибудь грандиозное, а потом еще!



– Втроем?



– Втроем?– переспросил Ворчун.– Я не говорил втроем. Мы соберем команду таких же обреченных! У нас будет армия! А у меня, похоже, есть для нее оружие.



Они как раз остановились у края платформы, с которой были видны запечатанные военные вагоны, и бомж указал на них:



– Думаю, там наши козыри.



– Ни фига себе!– засиял Рох, но высмотрев среди цистерн спирт, нервно засмеялся.– А вот я вижу и праздник.



– Не раньше, чем разберемся с грузом,– осадил его Ворчун.



– Заметано! Кстати, если ты думаешь расширять команду. Знаешь парня по имени Локус?



– Никогда не слышал.



– Он здесь, в метро ошивался. Ну да ладно. Так он три дня назад грохнул какого-то хмыря. Порезал троху, а тот, слабый, в больнице и воткнул. Все бы ничего, да кто-то стукнул на него в контору. Кто-то из наших засучил.



– Не удивлюсь, если это была Ядвига.



Оба засмеялись и многозначительно переглянулись.



– Ну, ты голова, Ворчун. Так Локус теперь вроде как под колпаком, и ему ходить не долго.



– Берем! Сгоняешь сейчас за ним Седого, и прикинь еще надежных людей. Дело наше процветает, надо расширяться.



Подельники, перебросившись безобидными шутками, направились распечатывать зеленые вагоны, искренне волнуясь, как при получении новогодних подарков. В двух вагонах были герметичные упаковки с солдатскими сухими пайками: саморазогревающиеся супы и каши, сухие галеты, шоколад и прочая военная атрибутика, разложенная по вакуумным пакетам с пометкой звания, на которое рассчитан паек. Но четыре остальных были забиты тяжелыми ящиками различных размеров и форм. В первом же из них оказались красиво уложенные, сверкающие смазкой короткоствольные автоматы с пристегнутыми лазерными прицелами.



– Ну, дела!– выдохнул Рох, взяв один в руки.– Я думал, такое без охраны не возят. Тут же столько этого добра! Надо еще патроны к нему сыскать.



– В пути то охрана была,– предположил Ворчун, примеряя и себе такой же небольшой и удобный автомат.– Но состав расформирован и стоит на разгрузке, а значит, он уже прибыл, и дальше это проблемы получателя груза. Ты посмотри, какая рукоятка классная.



– А бумаги там всякие, накладные?



– Черт их разберет – военные. У них все ни как у людей.



Рох наконец отыскал ящик с патронами и, набив магазин, передернул затвор. Как только он снял оружие с предохранителя, включился прицел, и тоненький бледный лучик уперся в пол, нарисовав на нем ярко-красную точку.



– Я видел такое в кино,– взвился долговязый.– Круто! Пуля попадет прямо в эту точку. Вот это крутизна!



У Ворчуна перехватило дыхание, когда он заглянул в прицел и поводил стволом из стороны в сторону:



– Вот теперь силища! Теперь мы любому сможем задницу надрать. Давай бегом другие игрушки посмотрим!



Но особого приглашения не надо было, потому что Рох уже стаскивал сверху ящик подлиннее, возбужденно сверкая глазами.



*****



Полицейские впервые оказались в центре города после начала беспорядков, и им открылась страшная картина происшедших перемен. Они пренебрегли советом Титка, хотя и оставались предельно осторожными.



В разгромленных и выжженных магазинчиках и ресторанах едва угадывалась былая роскошь и монументальность престижной части города. Но, хотя следы погромов, сгоревшие автомобили и битое стекло под ногами стали новым украшением центральных проспектов, нигде не было видно мертвых тел. Серый предположил, что горожане сами убрали их, опасаясь вспышки эпидемий, кого-то захоронив, а кого-то просто сбросив в канализацию. Между тем, жизнь не остановилась и уже где-то успела войти в привычное русло. Бары и забегаловки были открыты, переполненные посетителями. Транспортная сеть города, предприятия и организации не работали, а потому наиболее смелые бездельники, устроив себе отпуск, бесцельно шатались по улицам и питейным заведениям.



Наибольшее столпотворение было возле Комаровского рынка и старого стадиона, где процветала меновая торговля, шумная и беспорядочная, но приближаться к таким очагам бурной деятельности эксперты не решились. Не имея точного адреса ночной перестрелки, они попытались обойти прилегающий квартал, но полуразрушенных зданий в округе было слишком много, чтобы определиться, а расспрашивать прохожих было небезопасно. Тем более что большинство людей пытались отсиживаться по квартирам, опасаясь уличного беспредела и банд подростков, которые были на удивление хорошо вооружены. Выстрелы звучали частенько, заставляя вздрагивать и осматриваться. Кроме стихийных центров торговли в городе было безлюдно, и полицейские чувствовали себя выставленными на показ.



Из кафе неподалеку доносилась музыка, и они направились туда.



– Я впервые за четыре дня слышу музыку,– призналась Ольга, когда они пристроились у переполненной стойки.



– Не расслабляйся,– предупредил Серый, оглядываясь на сомнительных посетителей, галдевших в пьяном угаре.



В подавляющем большинстве они были представлены захмелевшими крепкими мужиками с блестящими глазами и нецензурным жаргоном. Иные явно задирались друг с другом в поисках драки.



– Чего?– услышали эксперты бас обратившего на них внимание здоровяка-бармена.



– А разве не надо быть вежливым с клиентами,– цинично осведомился полицейский.



– Могу дать жалобную книгу,– не смутился хозяин.



– Лучше дай пару пива и горячих бутербродов к нему.



– Только пиво. Еды нет.



– Что, вообще ничего нет перекусить?



– Извини, не завезли сегодня,– широко улыбнулся бармен.



– Тогда пиво и еще два кофе.



– Мощное сочетание. А чем платить станешь?



– Слышал когда-нибудь про деньги?



– А ты на улицу выходил? Кому-нибудь там нужны деньги?



– И чего же ты хочешь?



– Неправильно. Это ты хочешь пиво, а у меня оно есть. И кофе я пока еще настоящий варю. Валюта, может, какая никакая есть, украшение ценное?



Серый был явно озадачен таким оборотом. Потом, сообразив, вынул из кармана запасную обойму и выдавил три патрона на стойку. Здоровяк посмотрел на капсюль и, прочитав маркировку, наклонился к полицейскому:



– Если отдашь всю обойму вместе с магазином, я добавлю еще шесть пива и четыре банки тушенки с батоном.



– Договорились. Начни с кофе.



– Ты уверен, что мы все делаем правильно?– поинтересовалась Ольга, когда удовлетворенный бармен быстро сгреб приобретение и удалился исполнять заказ.



– Не уверен, но мы голодны. Это, кстати, может стать для нас большой проблемой, учитывая, что нам еще долго придется ошиваться в городе.



Две банки и половину белого хлеба полицейский припрятал. Быстро справившись с остальной едой, эксперты отказались от несвежего разливного пива и без приключений покинули забегаловку. Они лишь на секунду замешкались на выходе, не решаясь выбрать направление, как с противоположной стороны улицы к ним подошли три крепких парня. Один из них загадочно улыбался и подавал какие-то знаки Серому. На немой вопрос женщины он только пожал плечами.



– Привет полицейским,– хмыкнул улыбчивый.



Внешность троицы красноречиво свидетельствовала о ее принадлежности к криминальной части населения. Двое немного отстали и разошлись в стороны, отгораживая экспертов от улицы.



– Ты случаем не ошибся, приятель?– спокойно начал Серый.



– Нет, приятель, не ошибся. Ты, конечно, не кинозвезда, но фигура приметная.



– Я знаю тебя?



– Не думаю. Зато я тебя знаю.



– Хочешь автограф?



– Шутник,– еще шире улыбнулся парень.– Нет, просто любопытный. Уже полдня хожу за вами и не могу понять, чего вы тут делаете, родные.



В воздухе витала угроза и полицейский, пожав плечами, постарался незаметным движением включить бронежилет, но жест не остался незамеченным.



– Вы что, обвенчаны? Или теперь хипово носить кольца на шее?



– А я знаю тебя,– оживился Серый.– Я видел тебя с Демьяном! Ты, кажется, Романов!



– Страна знает своих героев.



– Героев? Теперь так принято называть шпану?



– Ну, ты даешь, легавый,– не прекращал веселья парень.– Уважаю смелых и наглых, но ненавижу уродов. Сидишь по уши в дерьме, а все прикалываешься да задираешься. Так откуда вы взялись, родненькие? От своих отбились или потерялись?



– Мы похожи на потерянных?



– Конечно. А еще похожи на двух легавых уродов, которые забрались далековато от своих солдатиков. Сердить меня будем или поговорим?



– Да и ты, вроде, не по своему району гуляешь. На промысел вышел?



– Почему нет? Или арестуешь меня?



– А похоже, что я собираюсь это сделать?



– Не-ет,– опять загоготал детина-переросток.– Мы сейчас, по типу, местами поменялись. Это я могу тебя задержать, осудить и привести в исполнение. Будешь и дальше с нами играть или расколешься, пока все по мирному?



– Расколюсь, пожалуй,– согласился, подумав, эксперт.– И что теперь сделать прикажешь?



– А черт тебя знает,– содрогнулся от придурковатого смеха тот и, обернувшись к своим товарищам, выкрикнул.– Он меня сделал, мужики. Козлом буду, а он мне нравится. Расслабься, легавый. Но должна же быть причина, чтобы заставить вас так рискнуть и сунуться сюда, вместо того чтобы греть задницы за вашими укрытиями. Сюда даже военные не являются.



– Я же сказал, что готов тебе все выложить. Или Демьян тебе не говорил, что я слово держу?



– Он много говорил. Где сейчас твой Демьян, и где я? Пойдем, красавец, пивком угостишь, порасскажешь чего нового.



– Плохое тут пиво. Да и времени нет рассиживаться. Торопимся мы.



– Интересно как. Куда так торопимся?



– А ты помнишь, как Гнюс умер? Странное дело было.



– Только не говори мне, что это может быть так интересно!– терял терпение парень.– Сейчас здесь столько трупов, что тебе на сто жизней хватит для расследований. Хорош пустое бороздить, и пошли в тот скверик с улицы. Покурим, побалакаем, и тебе стоит придумать сказку получше.



Романов направился к скамейке под раскидистыми деревьями в переулке, а его дружки, выждав, пока за ним последуют полицейские, замкнули шествие. Они так и остались чуть в стороне, когда эксперты присоединились к детине, рассевшемуся на заброшенной листьями лавке.



– Большие неприятности начинаются в городе,– издалека начал Серый.



– Да я видел. Куда уж больше?



– Давай договоримся сразу: ты меня не перебиваешь. Я говорю, ты слушаешь. Или хочешь наоборот?



– Ты не кривляйся, легавый. Лей воду.



– Проблема заключается в том, что Гнюса в лучший мир отправил не какой-нибудь маньяк. Его убил вообще не человек. Ты вряд ли в курсе, но пару лет назад запретили исследования в генетике и эксперименты на людях. Но кто-то проигнорировал это и начал клепать людей-мутантов, очень продвинутых, с бойцовскими качествами. Идеальных убийц! В этом оказались замешаны чиновники и военные. Настоящий заговор правительств.



Парень при этих словах понимающе хмыкнул и качнул головой. Было видно, что он попал на крючок, и внимательно вслушивался.



– Недавно они изобрели нового монстра и выпустили его в город как на полигон для проверки.



– Во, гады!– не выдержал слушатель.– Я не особенно доверчивый, но козлом буду, если в этом нет правды!



– Весь бардак в Минске устроили именно они. И теперь тут шныряет куча шпионов и наблюдателей, но они потеряли контроль над своей химерой – так они называют мутантов. Этот новый прототип оказался круче, чем ожидали, и теперь не могут его остановить и выловить. Настоящее орудие убийства, которое может принимать любой облик – человека, животного, и оно на свободе где-то в городе. Вот почему большая проблема. Мы тоже пытаемся найти беглую химеру, но в одиночку: армия в заговоре, половина политиков – предатели, и у нас очень слабое прикрытие. Но самое главное, если эту тварь не остановить, она может сама создавать болезни, по сравнению с которыми СПИД тебе покажется насморком. И эти болезни будут превращать людей в мутантов. Сам понимаешь, тем кто вверху и одуревшим генералам хочется заполучить такое оружие, даже если придется пожертвовать всем городом. А мы собираемся вдвоем его остановить, пока не поздно. Чувствуешь? Мы вдвоем, а их сотни, и они здорово вооружены, подготовлены, с хорошим прикрытием – целая система, которой наплевать на людей и жертвы.



Серый перевел дух, но, чувствуя, как зыбка сосредоточенность не очень умного здоровяка, торопился развивать успех:



– Наша задача организовать здесь какое-то сопротивление из надежных ребят и опередить агентов: и военных, и штатских – и еще черт знает каких, и прибить очень опасную тварь. Если мы ее не одолеем – она сделает всех нас. А теперь скажи, стоило нам рисковать и соваться в самое пекло? Стоит нам пренебречь своей безопасностью во имя такой цели?



Парень растерялся от неожиданного вопроса, а полицейский продолжал давить:



– Нет! Ты просто прикинь, на кой черт мы еще могли сюда прийти. Что двум, слабо вооруженным легавым делать в городе? Ты посмотри, что делается вокруг. Если бы ситуация не была такой срочной, если бы опасность не угрожала горожанам прямо сейчас, мы бы полезли в эту кашу? Ты же видел, уже танками порядок наводят!



– Ну, я не знаю,– выдавил тот из себя.– Еще Демьян говорил, что это не простой придурок бегает по улицам. И всех, кто с ним был тогда, точно, на куски разорвали, хотя сам то он на пулю нарвался.



Романов недоверчиво посмотрел на экспертов:



– Вы вроде тоже там отметились...



– Там не животное было! У той твари мозгов больше, чем у компьютера. Поверь, она не только стрелять и разрывать на куски умеет.



– А вот про шпионов вы верно приметили. Дурковатая ваша история. Но ночью тут недалеко такие номера выкидывали – в нечистого поверишь. Половину дома гранатометами разровняли. Снайперские винтовки, микрофоньчики в ушах – все дела. Трупы аж с деревьев свешивались. На одном мой знакомый такой же ошейничек нашел, как у вас, только не понял, как расстегивать и голову резанул. Да и ваши туда целой колонной приехали на танках, но уже поздно – все до них вымели. Даже жмуриков растащили.



– Я же говорил тебе: это не наши. Сейчас все ищут прототип. А где этот дом?



– Толку вам с того, где он – нет там больше ничего. Вот только прикол мне один рассказали. Типа, был там один труп склеенный – тоже тело разорвано, но с тремя головами, куча рук и ног. Будто взял кто-то троих и слепил в одну кучу. Его кто-то заныкал, но мне обещали показать.



– Держись от него подальше. Штука может быть заразной.



– Просто я не поверил сразу, как рассказали. Врут, думал.



– Не врут,– убеждал его Серый.– Мою напарницу зовут Ольга. Она не полицейский. Ты это наверняка заметил. Так вот она специалистка по химерам. Она ученый с мировым именем и тоже здесь, рискует жизнью, чтобы как-то помочь.



Парень с уважением посмотрел на женщину и кивнул в знак приветствия. Она сдержанно ответила ему, стараясь держать имидж, придуманный для нее полицейским.



– Только не выйдет у вас ничего, ребята.



– Это почему еще?



– Приметные вы. Про ваши ошейники уже весь город толкует. Говорят, это шпионские бронежилеты. Да и молодые, красивые девушки на улицах по таким временам не появляются. Схорониться вам надо, или пошли с нами на вокзал.



– А там что?



– Крутой один объявился. У него уже человек сто. В поездах и на складах продуктов было валом. Он все под себя подмял и держит. Хорошо раскручивается – оружием богат. Собираемся примкнуть, а то жрать уже нечего. Хоть кормежка будет. Захочет и вам поможет – дело верное.



– Авторитет какой-нибудь?



– Авторитеты на вашей власти держались. От них и мокрого места не осталось! Этот вообще вылез неизвестно откуда. Говорят, деловой, три ходки имеет. Две колонны военных разбил – отчаянный, так что сила есть. Называет себя Ворчуном. Больше не скажу – не знаю. И кто вам еще чем поможет? История у вас дурковатая, странная. Сами с ним поговорите – может чего и выйдет.



Серый покачал головой:



– К нему нам еще рано. Осмотреться здесь надо бы, анализы кой-какие провести,– он кивнул многозначительно на Ольгу.– Она спец по таким вещам. И на дом разрушенный хотелось бы взглянуть, пока не стемнело. Покажешь?



– Не вопрос,– пожал плечами парень и повел их во дворы.



Когда лихая троица сдержанно с ними распрощалась и двинулась по своим делам, полицейские облегченно вздохнули.



– Не знаю, как у тебя это получается, но ты лихо запудрил мозги этому переростку,– оценила старания напарника женщина.– Думала, влипли. Особенно история про продажных политиков и испытания в городе – как раз в духе времени, на гребне последних настроений.



– Чем невероятнее кажется история, тем легче такие ребята верят в нее. Мы даже обзавелись сторонником. Еще немного, и, думаю, он предложил бы нам свои услуги. Хорошо, бог миловал. А вот и этот знаменитый дом. К нему надо хорошо присмотреться, чтобы самим под чье-нибудь наблюдение не попасть.



Серый осторожно прошел в арку, за которой начинался длинный узкий двор, упиравшийся в наполовину обвалившееся здание. Они были так увлечены этим созерцанием, что не обратили внимания, как за тремя парнями, которых они благополучно отшили, из прилегающего подъезда увязался крупный здоровяк, закутанный в плащ.



Романов не успел пересказать дружкам и половины невероятной истории, услышанной им, как на их пути выросли две огромные фигуры, а вкрадчивый густой голос сзади произнес:



– Молодые люди, не могу ли я обменяться с вами парой слов?



Романов обернулся и посмотрел в глаза могучего незнакомца. Его даже передернуло от отвращения: один глаз того был черным, даже без намека на радужную оболочку и белок, а второй – бледно-зеленый, почти прозрачный.



– Нет у меня для тебя пары слов,– огрызнулся подросток, извлекая из кармана внушительный пистолет.



– Мне просто необходимо знать в мельчайших подробностях ваш разговор с той парочкой,– не смутился уродливый прохожий и, улыбнувшись, подал знак своим партнерам.– Повторяю: в мельчайших подробностях.



Романов, услышав странный хруст и чавканье за спиной, резко обернулся и увидел, как оба его товарища со страшными ранами и свернутыми шеями опустились на землю, заботливо придерживаемые окровавленными руками двух громил. Ужас охватил его при взгляде на их равнодушные спокойные лица. Он был не в силах даже пошевелиться и, отдав оружие, безропотно пошел за разноглазым гигантом, который продолжал нашептывать:



– Я не дам тебе умереть сразу. У меня уже есть личный опыт в пытках, а потому рекомендую сосредоточиться и собраться с мыслями. Мне нужен этот разговор слово в слово и даже больше – запахи, которые ты ощущал, интонации в голосе и выражения лиц. Время у нас есть, но с этим лучше не тянуть – сам поймешь, что это не в твоих интересах.



Уже через несколько мгновений слабость, порожденная страхом, настолько овладела парнем, что он начал терять сознание и обязательно бы упал, лишившись чувств, но сильные руки вовремя подхватили и потащили дальше его обмякшее тело.



Глава Седьмая.



Ирина проснулась от боли, разрывающей ее изнутри.



Болело все тело, вздрагивая от конвульсий, которые накатывались волнами, а потом собирались в комок, набирая силы на новый мучительный толчок. И, несмотря на то, что девушка пробудилась, сознание не вернулось окончательно, путаясь и застревая в кошмарных видениях минувшей ночи. Она глухо застонала, но в ответ родившемуся звуку грудь обожгло жаром, заставившим потемнеть в глазах. Во рту собралась липкая, дурно пахнущая слизь, и девушка, перегнувшись с кровати, сплюнула, ярко ощутив ее горячий привкус.



– Неужели я еще жива?– чуть слышно прохрипела она, стараясь рассмотреть слезящимися глазами уплывающие куда-то стены.



Реальность постепенно возвращалась, а притупившаяся боль нехотя отступала вглубь организма. Дверь в спальню не была заперта, и через ее проем открывался вид на большую комнату, которой, по сути, не было. За порогом спальни пол заканчивался рваным разломом, очерчивая выпирающими прутьями железобетона огромный провал на нижний этаж.



Ирина с усилием села, сбросив с себя одеяло, и замерла от прикосновения леденящего холода, который сразу окутал ее тело. Переборов бесконтрольную дрожь, она встала босыми ногами на пол, практически не чувствуя его. Невероятная слабость давила на плечи и отнимала ноги. Но девушка, выбросив перед собой руки, сделала шаг вперед и ухватилась за дверь.



– Я догадывалась, что мой возлюбленный может что-нибудь подрезать в доме, но не думала, что упрет полквартиры,– прошептала она, глядя через огромную дыру на комнату соседей снизу, где теперь была свалена большая часть ее мебели и осколки плит, которые некогда служили ей полом.– Надеюсь, кухню он мне оставил.



Силы возвращались на удивление быстро, и уже через несколько минут, перебирая руками по стене, Ирина обошла угрожающее своими размерами отверстие, оказавшись на другой его стороне, где по-прежнему был вход на кухню. Тяжело дыша, она открыла холодильник и, усевшись прямо на пол, стала методично выгребать все его содержимое.



Такого непреодолимого чувства голода ей еще не приходилось испытывать.



Прошло больше часа, прежде чем девушка, сыто улыбнувшись, прервала трапезу. Она откинулась спиной на холодную стену и повернула лицо к окну, где заметно посветлело в преддверии рассвета.



Только в это мгновение странная пугающая мысль пронеслась в голове. Ирина резко оглянулась и вздрогнула: в квартире царила чернильная тьма, которую не касался ни один лучик света, но она, тем не менее, видела все, отчетливо различая в полном мраке каждый предмет, каждую мелкую деталь. Мало того, ей была доступна форма этих предметов, их вес, температура, вкус и запах, словно взгляд трогал увиденное, прикасался к нему.



Девушка закрыла глаза и открыла вновь – ощущение изменилось, стало менее ярким, но не исчезло подобно дурному сну, а осталось просто невостребованным. Но стоило захотеть, сосредоточиться, и все вернется, снова откроется возможность видения. Все вокруг было ясным, ощущаемым, слышимым, осязаемым – доступным.



Ирина зажмурилась и обхватила голову руками, запустив в грязные липкие волосы дрожащие от испуга пальцы. Полной уверенности, что это не сон или галлюцинация не было, но осознание изменения, которое произошло, не уходило, цепляясь за спутанные мысли.



Произошло нечто необратимое.



– Это я съела что-нибудь несвежее,– объяснила себе девушка и, осмотревшись еще раз, добавила.– Очень несвежее.



Боль по-прежнему жила в ней, но тело переполнилось силой и энергией, побуждая к действию. Стало различимым дремавшее беспокойство – необходимо было оставить это опасное место и искать новое надежное укрытие.



Ирина легко поднялась, отметив для себя непривычную точность движений. На этот раз она не пыталась обходить зияющий пролом в большой комнате, а уверенно перепрыгнула его, оценив, что без труда преодолела бы и гораздо большее препятствие.



Очутившись в коридоре, девушка слегка смутилась, не обнаружив входной двери, как и той стены, где она должна была находиться. Перед ней сразу открылась часть лестничной площадки с мусором цементных осколков и пять больших свертков на ней.



Ирина догадалась о своей ошибке – это были тела, а не свертки. Они пролежали уже часа три, и один из них выделялся. Он был гораздо большим и имел три головы, беспорядочно расположенных по всему телу. Это обстоятельство ничуть не удивило девушку, как не показалось ей странным и то, что часть одежд мертвого существа находилась прямо внутри туловища, придавая ему некую абсурдность. Более интересным оказался запах, исходивший от тела – он был очень знакомым и важным, и имел какое-то отношение к ней. Но Ирина никак не могла ухватить ускользающую догадку, хотя и пыталась сосредоточиться.



Что-то торопило и подгоняло ее, заставив и двигаться дальше.



– Прекрасно! А кому понадобилась чертова лестница?



Девушка посмотрела вниз, где тремя этажами ниже сложились остатки лестничных перекрытий и пролетов.



– Стоит глаза сомкнуть, как уже все разворовано.



С этими словами она неожиданно для себя прыгнула, но ни страха, ни волнения при этом не испытала. Приземление было мягким и уверенным, как если бы ей пришлось перепрыгнуть через пару ступенек. Дальнейший путь вниз был завален обломками, а потому еще какое-то время ушло на то, чтобы отыскать пожарную лестницу и с такими же акробатическими усилиями добраться до нее.



Город начинал просыпаться, и, оказавшись на улице, Ирине пришлось держаться темных еще переулков и двориков. Она бежала босиком, в одной ночной рубашке через центр города к своему брату. Она не обращала внимания на то, с какой скоростью бежит и какие прыжки выполняет, преодолевая препятствия – ей необходимо было укрытие и как можно скорее. Взбежав на третий этаж, девушка стала колотить в тяжелую дверь, пока та через нестерпимо долгое время, наконец, не открылась. На пороге стоял Юра с круглыми от удивления глазами.



– Я к тебе,– выдохнула девушка.



– Да ты чуть дверь не высадила!



Но она уже не слышала его слов – сделав шаг навстречу, Ирина начала падать прямо в руки брата. Она не лишилась чувств – она мирно спала, ровно вдыхая и выдыхая воздух из легких. Ее отнесли в постель. Укрыли. О ней позаботились.



Это и было ее надежное укрытие.



*****



Рох постучал в дверь и вошел.



– Я с докладом. Можно?– тихо спросил он с порога.



– Перестань, дружище,– запротестовал Ворчун, поднимаясь из-за широкого дубового стола.– Мы свободные люди, и нам должны быть чужды эти условности и пережитки.



Но было заметно, что заискивающий тон и проявление почестей ему приятны.



– Я хотел доложить о визите на склады,– пояснил долговязый, присаживаясь на край кресла.



Кабинет был обставлен безвкусно, но с угрожающей роскошью и размахом. Все самое ценное и дорогое из мебели, что удалось найти среди грузов товарняка, теперь было собрано в просторном подсобном помещении, превращенном в резиденцию. Сам Ворчун, как и большинство его последователей, был одет в новенькую военную форму, хорошо сидевшую на его фигуре.



– Сперва, обсудим мелочи,– перебил он Роха, снова устраиваясь за столом.– Седой закончил, наконец, учет имущества, или ему для этого нужен год?



– Он старается, но в его подчинении только шесть человек, к тому же надо следить за новыми поступлениями от наших вылазок и торговли. Он просил еще людей в помощь.



– Невозможно. Чем больше их у кормушки – тем сложнее контролировать. Если начнут воровать, мы и уследить не сможем. Пусть справляется своими силами. А что у нас, кстати, с кадрами?



– С утра объявились еще восемнадцать человек. Семеро со своим оружием. Двум пришлось отказать – староваты. Еще один какой-то чудаковатый. Я над ним думаю.



– А что с ним?



– Имени не называет. Говорит, еще не определился – для него это важно, а пока он сын человеческий.



Ворчун хмыкнул:



– Время сейчас такое, что всем новые имена нужны. Это не страшно. А сам не рохля?



– Да нет. Бугай, каких мало. Наверное, стероидов обожрался.



– Может, военную подготовку имеет?



– Не признается. Из новеньких только четверо с подготовкой. Их я, по твоему распоряжению, в отряд Локуса определил, а остальных в сотни Рябому и Гуку.



– Ладно. Этого сына человеческого тоже прими. А вообще, хорошо, что ты строгий к набору – нам тут случайных людей не надо. Сколько у нас теперь морд?



– Двести семьдесят, но еще полдень – к вечеру, сам знаешь, потянутся лучше. Правда, с дисциплиной вопрос поднялся. Трое из тех, что на рынке с товаром стояли, часть прибыли себе взяли. Их с поличным застукали.



– Вот видишь!– побелел от злости Ворчун.– Воруют суки, а ты хочешь Седому еще людей дать! Шишь! А этих, соберешь сначала всех на построение и прилюдно казнишь. Пусть их живьем утопят в помоях отстойника на глазах остальных, чтобы дерьмом захлебнулись, и все это видели и знали за что. Мы их из грязи вытащили, в дело взяли, а они, падлы, у нас же крадут! Нет. Я сам перед строем выступлю и все скажу лично. Пока предупреди людей о казни, а этих сук привяжи на обозрение к столбу – пусть тоже готовятся гниды. Такие дела на самотек пускать нельзя. Сейчас то они хоть под стражей?



– За ними присматривают, но их даже не связывали – только рыло набили.



– Привязать к столбу! Немедленно!



– Погоди,– заерзал долговязый.– Надо со складами порешить. Я же встретился с их главным. Майор какой-то, седой уже. Так он на встречу согласился. Через час они на стоянке перед складами ждать будут.



– Вот как. Согласился?– оживился вдруг Ворчун.– Сразу согласился?



– Нет. Молчал долго, сопел, а потом и говорит: разговор, дескать, не маневр, лишним не бывает и беды не повлечет.



– Значит, согласился. Это очень хороший знак. А близко вы к ангарам подошли, много там солдат?



– А черт их разберет. Видел пару бронетранспортеров, да несколько легионеров среди солдат. А так, вроде, ни укреплений, ни баррикад.– Сидят в ангарах.



– То есть, и менты среди них есть. Вот это похуже. А за главного аж майор, да еще старый. Ну, со зрелым человеком полегче сладить. Ладно, казнь устроим по приезду, а сейчас их под стражу, и мне для визита подготовьте машину. И пусть Локус подберет самых крепких ребят, чтобы смотрелись хорошо, и усадит их на мотоциклы. Человек пятнадцать-двадцать. Сам проследи. И Гук своих тоже пускай подтянет туда на случай засады. Надо произвести впечатление на переговорах. Нам такое только на пользу. Подъедем серьезно, целым кортежем – посговорчивей будут. Ну, молодец, Рох! Ну, ты организатор! Если все получится, Серега, мы с тобой такие дела закрутим – небеса стонать будут.



– Ладно тебе,– расчувствовался долговязый.– Это ты у нас голова светлая. За тобой, куда хочешь, можно пойти.



– Брось, брось лебезить,– возбужденно заголосил Ворчун.– Не престало это моему наипервейшему помощнику. И кстати! Пора должности вводить! Мы же не банда какая! Подумай на досуге, как нам себя величать, а теперь за дело. Я тогда сам пойду к Локусу, а ты разберись с казнью. Чтобы к возвращению было все устроено. С богом, родной! С богом!



Ворчун выскочил из кабинета и направился к платформам ангара, где кипела настоящая работа, снисходительно отвечая на приветствия и одобрительные возгласы встречных. Локус был парнем молчаливым, но исполнительным и хватким. Он добросовестно выполнял все распоряжения, и новый приказ воплотил в жизнь с завидной педантичностью. Приготовления были закончены за полчаса до указанного срока, и сверкающий новой краской военный вседорожник вырулил во дворик в сопровождении десятка мотоциклов.



Кортеж выглядел внушительно, и был удостоен оваций и восторженных криков собравшихся на его проводы. Ворчун гордо восседал на заднем сидении головной машины в компании хмурого Локуса. Когда процессия тронулась в путь, провожающие подняли невообразимый шум, в котором безнадежно растворились молящие крики трех неудачников, подвешенных за руки у позорного столба.



Железнодорожные склады и хранилища примыкали к вокзалу с южной и восточной стороны, занимая значительную территорию. Здесь грузы накапливались перед отправкой, пока их сортировали по составам, сюда они попадали и после отгрузки, ожидая таможенного осмотра и оформления документов. Каждый день хранения обходился дорого, а потому на складах товары обычно не задерживались, если только груз не был очень ценным. В этом случае железнодорожные склады были самым безопасным хранилищем. Когда беспорядки захлестнули город, правительство отправило первый отряд военных, вступивший в столицу, в помощь тридцати штатным охранникам с единственным требованием, взять склады под контроль. Трижды после этого конвои бронетехники пытались пробиться к ним, чтобы укрепить немногочисленный гарнизон, но увязли в уличных боях и вернулись ни с чем.



Теперь к складам приближался Ворчун. Его группа едва успела заехать на стоянку у центральных ворот, как навстречу направился вседорожник легионеров. Его сопровождал бронетранспортер, увешанный солдатами, так же одетыми в военную форму. Со стороны могло показаться, что идут обычные учения, и два командира военной игры собрались обсудить маневры. Но встреча не была игрой.



Военные остановились в сотне метров от прибывших и замерли. Прошло несколько минут, прежде чем Ворчун понял, что противник не собирается проявлять инициативу:



– Он хочет, чтобы я приполз к нему сам,– возмутился он.– Этот разжиревший вояка собирается указать мне мое место. В чем-то он, конечно, прав, но такое начало нам не подходит. Вылезайте все из машины. Все! Живо!



Ворчун пересел за руль и с криком: «Ждать меня здесь!» резко тронул машину. В пятидесяти метрах от бронетранспортера он притормозил и, круто забрав в сторону, стал удаляться от обеих групп вооруженных людей. Он доехал до края автостоянки и остановил вседорожник. Ворчун вышел из машины и демонстративно закурил, приглашая всем своим видом присоединиться к нему. Теперь можно было не торопиться и спокойно наблюдать.



В конце концов, военный поступил также, оставив бронетранспортер со своими сопровождающими напротив мотоциклистов Ворчуна, а сам подъехал на машине в одиночку.



– Что это за спектакль с катанием на машинках?– вместо приветствия бросил седовласый майор, хотя пожилым он не выглядел.– Ты что, хочешь впечатление на кого-то произвести? Так тут девочек нет. Только мальчики.



– Рад встрече, давно искал возможность поговорить с глазу на глаз.



– Говори.



Ворчун уселся на бампер автомобиля и постарался принять непринужденную позу:



– Надеюсь, у нас впереди долгий разговор.



– Я стремлюсь к обратному.



– Напрасно. Начнем, наверное, с общего приветствия и прикинем наше противостояние и шансы на мирное или не очень решение вопроса...



– О чем мы вообще говорим?



– Брось, майор. Вы охраняете склады, а я их хочу. Так о чем нам говорить? О поэзии?



– Я вижу, что напрасно трачу время.



– Неправда. Вы знали, зачем мы встречаемся. А согласились, поскольку понимаете свое положение. Вы сидите не просто на бочке с порохом – на огромных сокровищах, которых алчут тысячи людей. И Ваше скорое согласие на встречу говорит о том, что Вы человек разумный и расчетливый. Уверен, Вы еще и деловой человек.



Военный молчал и, прищурившись, рассматривал Ворчуна, который чувствовал этот взгляд, но не показывал беспокойства.



– Итак, господин майор, предлагаю открыть карты, чтобы не отнимать друг у друга время. Сегодня у меня триста хорошо вооруженных подонков, большинство из которых с уголовным прошлым. У Вас – порядка ста пятидесяти желторотиков, и половина из них не сможет выстрелить в человека. А завтра у меня будет уже пятьсот, через неделю – несколько тысяч, а у Вас по-прежнему останется полторы сотни напуганных юнцов. Как уже могли догадаться за эту неделю, помощь к Вам не придет. Буду честным, они пытались, хотя и не слишком настойчиво – тяжело танками воевать против собственного народа. Наш солдат к такому не привычный.



– Это вы народ?



– Это мы народ! Вот когда у твоих ворот будет стоять полмиллиона голодных и обезумевших женщин, матерей, жен, да с умирающими от недостатка еды детьми – это будет уже толпа!– начал повышать голос Ворчун.– А мы как раз народ! Мы те, за кем стоят эти полмиллиона, а может и два миллиона. Или Вы еще не поняли, что все это надолго? То, что Вы называете беспорядками, продлится больше, чем наши с Вами жизни. Не стоит идти против всех! Надо придерживаться сильнейших, победителей...



– Это Вы-то сила?



– Конечно! За мной большая сила. Я контролирую вокзал и прилегающую территорию. У меня есть оружие, армия, еда, бензин, а еще веду торговлю и расширяю дело. У меня есть свой рынок – Червенский, где я полный и единовластный хозяин. И только Вы с горсткой солдатиков у меня как бельмо на глазу. Что есть у вас, что за вами стоит? Прямо сейчас можно утопить всех в крови, но я потеряю многих, и мне будет сложнее удержать то, чем овладею. К тому же потеряю целый день, а то и два, и какой-нибудь ублюдок похитрее воспользуется этим, чтобы занять мое место. А тянуть со складами опасно. Со дня на день людей организует голод, и сюда ворвется толпа. Вы сможете их остановить или хотя бы выстрелить в женщину? Это превратится в заурядный погром, и тогда уже ничего никому не достанется. Все просто сгорит в пламени неразберихи.



– Вы философ,– улыбнулся военный.



– Я прагматик.



– Хотите сейчас раздать людям еду, чтобы они завтра не взяли ее сами?



– Ну, зачем Вы так?



– Затем, что Вы посягаете на чужую собственность, охрана которой вверена мне.



– Вверена? Это честь? Да вас скармливают маленькими ломтиками. Военные операции в городе прекращены, и попыток помочь со стороны Вашего руководства не будет. А после того, как мы ссадили два вертолета, даже они перестали здесь появляться. Вот жизни солдатиков Вам вверены – думайте о них. А город просто окружили колючей проволокой и закрыли. Даже для беженцев возле КПП устроили временные лагеря, наружу не выпускают – карантин. Получилась большая тюрьма, в которую всех нас сразу и засадили. Не питайте иллюзий на счет закона и протухшей чести. Вы сами давно живете по другим правилам.



– По Вашим правилам?



– Почему Вы утрируете? То, о чем я рассказываю, кажется смешным? Может, Вы лучше знаете, что происходит на улицах? Или Вашим толстозадым генералам из кабинетов виднее? Я здесь не для того распыляюсь, чтобы Вы поприкалывались! Я нужен Вам не меньше, чем Вы мне, но если все это никого не интересует, я могу отвалить и избавить от своей клоунады. Видишь ли, весело ему! Когда твоим малолеткам будут выкалывать глаза и вырывать языки по приколу, тоже найдется кто-нибудь смешливый и веселый. Об этом не хочешь подумать?



Майор был обескуражен резкой переменой в настроении собеседника и сразу спасовал:



– Мы отвлекаемся от сути. Пока я только слышал о том, как плохи у меня дела. Это все, что я должен был услышать?



– Это то, что ты должен был понять. Ночью солдаты, охранявшие телецентр, разбежались, а уличные банды вырезали еще два гарнизона – на подстанции и хлебозаводе. К тебе пока не лезли только потому, что я рядом! Но мне нужно забрать склады сейчас или убираться подальше, пока весь город не пришел за ними. Это ты здесь сидишь безвылазно и не видишь ни митингов, ни толпы. Пойми, у меня нет другого выбора, а вот у тебя есть.



– И что это за выбор?



– Ты можешь присоединиться ко мне! Я знаю, что такое майор в твоем возрасте – крыша карьеры и в ближайшей перспективе пенсия с воспоминаниями о попусту потраченной жизни. Да и подставили тебя здесь по-крупному. Мои последователи множатся, но я едва с ними управляюсь: мне нужна дисциплина, порядок, организация – одним словом, твой опыт. Объединив усилия, будем непобедимы. Могли бы хоть сейчас заняться расчисткой города и наведением порядка. Я предлагаю тебе разделить со мной перспективы, власть и богатство. Мы вышибем уличные банды из города или подомнем их под себя и будем держать все торговые точки, рынки, магазины – весь город. И людям от нас будет только польза. Я не допущу голода и новых волнений, потому что они разрушат мою империю. А то, что мы на этом немножко заработаем, думаю, никто возражать не станет. Только торопиться нам надо – в такое время ситуация может за час поменяться.



Майор достал сигарету и, не спеша, закурил:



– Значит, новый порядок строить собираешься. Давай так… Через часа два я отправлю на задание человек двадцать к Вам в тыл. Они пойдут с севера, в обход. В этом отряде будут люди, которые никогда не поступятся принципами и не пойдут на сделку с совестью. Это будут лучшие, и обещай мне, что они умрут в честном бою, и им будут оказаны почести, и потом их похоронят по-людски, а не бросят в сточные канавы.



Ворчун долго не мог понять смысла сказанного, но, уловив наиболее интересную для него часть, просветлел:



– Я не был уверен, но надеялся на Ваше согласие. А теперь объясните мне необходимость такого сложного хода. Почему бы Вам их просто не отпустить на все четыре стороны?



– Личный состав неоднороден, и такая новость, а, по правде сказать, измена, может спровоцировать серьезный конфликт тем более на территории склада. Лучше неугодным погибнуть от рук ваших головорезов, чем от собственных товарищей. Так мы проявим уважение к честным людям и тем, кто захочет присоединиться к Вам. Собственно, это не предложение, а условие. Если принимаете, через пару часов ворота откроются перед Вами.



– По рукам! Вы настоящий стратег, майор. Вы мне нужны. Мы вдвоем горы свернем!



Машины разъехались в разные стороны, и Ворчун занялся приготовлениями, оставив нескольких наблюдателей у склада на случай, если хитрый военный обманул его.



Но план сработал, и, действительно, с севера их импровизированную базу атаковал отряд из нескольких десятков человек. Бой получился не продолжительный, и уже через полчаса затих. Несмотря на проведенные приготовления, военные унесли за собой в могилу тоже около тридцати человек, что очень задело Ворчуна.



Ощущение грандиозной победы и великого превосходства овладело им по пути к складам. Ворота были открыты настежь, и рядом по линии выстроились три бронетранспортера и два вседорожника. Около сотни солдат, разбившись на группы, курили возле них. На этот раз кортеж Ворчуна приблизился вплотную, и сам он, приподнявшись из машины, окликнул ближайшего бойца:



– Малый, скажи, где майор? Времени нет с ним в прятки играть.



Тот слегка смутился и подошел к автомобилю.



– Так ведь он сразу после переговоров всех собрал и объявил, что дальше наше задание смысла не имеет. Поблагодарил всех и предложил перейти в Ваше подчинение – Вы, мол, на текущий момент порядки устанавливаете, а порядок во всем нужен. Тем, кто не может с этим смириться, он предложил вступить в открытый бой, чтобы обрести там смерть и смыть позор кровью. А тех, кто способен за себя постоять, просто отпустил.



– Что ты мне тут истории рассказываешь? Мне нет дела до того, что он говорил – сам то он где?



– Я же сказал: собрал добровольцев, офицеров и пошел к вашим смывать кровью позор. Здесь остались только те, кто к Вам собирается.



– Обманул,– выдавил из себя удивленный до глубины души Ворчун и упал в кресло.



Пока Рох отдавал распоряжения новобранцам и начинал осваивать новые ангары, он продолжал сидеть в машине и сосредоточенно думать. Складывалось впечатление, что он что-то упустил, но не понимал что. Потом ему захотелось изменить обещанию и не хоронить майора, а единственного из всех утопить в отстойнике, но так и не решился. Зато мысль об отстойнике напомнила о предстоящей казни, возвращая приподнятое расположение духа.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги