Deus ex machina. Бог из машины

Очень кстати демонстрация казни станет уроком новобранцам.

*****

Следующий день прошел для полицейских не очень удачно.

Осмотр полуразрушенного жилого дома не дал практически ничего, и пришлось просто отсиживаться, дожидаясь темноты, пока за ними не пришлют вертолет. Советник настоял на том, чтобы они постоянно передвигались, путая следы на случай слежки. А в условленное время они оказались на крыше неприметного дома, где их подобрали. Пилот резко поднял машину в воздух и, набирая высоту, направился к черте города. Он заметно нервничал, вглядываясь в непроглядную темень, которая, казалось, в свою очередь смотрит на них. Столица, лишившись электроэнергии, утонула во мраке и покрылась оспой одиноких костров, которые рассыпались внизу подобно звездам.

– Мир перевернулся, и звезды теперь под ногами,– тихо заметила Ольга.

– Что?– озабоченно вскинул голову пилот.

– Я говорю, костры на земле похожи на звезды.

– С такой вот звезды могут запустить болванку «земля-воздух», милая дамочка, а у меня даже радара нет, чтобы увидеть. Заметите вспышку – кричите.

Когда впереди показалась линия ровных огней, огромным полукругом уходившая в ночь, пилот оживился:

– Это кольцевая. Военные по ней отгородили опасную зону. Граница беспорядков.

– А большие светлые пятна?– поинтересовался Серый.

– Палаточные лагеря беженцев. Люди бегут из города.

– Но ведь они внутри оцепления, в городской черте.

– Правильно. Комитет ввел карантин. Все беженцы должны пройти детальное обследование, прежде чем их выпустят. За сутки успевают пройти только пару тысяч. Остальные ждут очереди.

– И в чью светлую голову пришла эта здравая мысль?

– Военные. Боятся вспышки эпидемий, чтобы зараженные не проскочили. Но мне сдается, ищут кого-то. Может, повстанцев.

– Революция надвигается?

– Кто его знает? Но выпуски новостей больше похожи на военные сводки. Говорят, людоедство там начинается. Правда или врут?

– Врут. Вот голод будет, а если не выпускать людей из города, будет и людоедство, и эпидемии. Что они вообще собираются делать дальше? Ведь, когда люди озвереют, они своими телами сметут ограждения.

– Не сметут,– пообещал пилот.– Тут целую линию обороны построили: рвы, доты, пушки. Похоже, надолго окопались. Одна надежда на иностранцев.

– Каких иностранцев?

– Тут целый скандал получился. ООН заявили, что мы нарушили конвенцию, и попринимали какие-то резолюции против нас. Так теперь со всех стран понаехало комиссий и наблюдателей. Это они людей из карантина выпускают. Всех учитывают, регистрируют. Я вам скажу, советнику полжизни стоило добиться разрешения на мой полет в город. Особенно эти наблюдатели слюной брызгали – требовали, чтобы вы сначала у них отметились. Странные вещи творятся.

– Это точно. А отсюда мы можем связаться с советником?

– Нет. Мы в полном радиомолчании, и даже габариты выключены. Я довезу вас сразу к месту, и там встретит офицер связи. Вообще-то мне и разговаривать с вами запрещено: только наказали, чтобы вы выспались. Так что устраивайтесь – четыре часа у вас будет.

– Вот спасибо за заботу.

Сперва Ольге показалось, что заснуть в вертолете невозможно: невообразимый шум и вибрация доставляли серьезное неудобство. Стоило закрыть глаза, и сразу появлялось ощущение падения, но усталость и недосыпание брали свое. Сны так и не пришли: была черная мгла и пустота мрака, подобная той, что начиналась сразу за пилотской кабиной.

Проснулась женщина от холода и почувствовала себя разбитой. Серый уже бодрствовал, всматриваясь в посветлевшее небо за окном.

– Доброе утро,– прошептала она ему, и полицейский, услышав, обернулся.

– Надеюсь, доброе. У нас еще около получаса. Ты могла бы спать дальше.

– А почему ты не спишь?

– Старею. Начинаю много думать и слабо соображать.

– Впереди дождь. Я снижусь, и нас немного поболтает,– обернулся к ним пилот.– Кстати, я забыл сказать, где-то там сзади должны быть упаковки с армейским пайком для вас.

– И ты молчал, изверг?

Серый полез рыться в сложенных возле них вещах, а пилот сдержал слово, устроив такую качку, что Ольге пришлось поглубже вжаться в кресло и закрыть глаза. Она даже отказалась от настойчивых приглашений к завтраку.

– Будем садиться,– наконец услышала она крик, а следом почувствовала удар снизу.

– Больше похоже на падение,– проворчал полицейский и первым выбрался из вертолета.

Низко пригибаясь и уворачиваясь от ветра, порожденного лопастями винта, эксперты побежали к темному микроавтобусу, спешащему навстречу. Несмотря на проявленную расторопность, они успели вымокнуть под моросящим мелко дождем, прежде чем попали в салон. Микроавтобус сразу рванул с места, подпрыгивая на бездорожье, и отважно устремился в едва различимую в утренних сумерках лесную чащу, где лишь при внимательном рассмотрении можно было заметить тропу. Кроме них и водителя в машине находился молодой офицер.

– Из-за дождя мы отстаем от графика,– бесцветным голосом заявил он, что было свойственно большинству профессиональных военнослужащих.– Мы вынуждены нагонять колонну и поедем напрямик через лес. А сейчас советник ожидает на связи.

Офицер кивнул в глубь салона, где среди множества аппаратуры был маленький монитор с улыбающимся лицом Титка.

– Рад не только слышать, но и видеть вас.

– Советник,– поприветствовал его Серый, усаживаясь напротив экрана.– Как наши дела? Впервые вижу Вас в хорошем настроении. Есть новости?

– Вообще-то, я в жизни человек веселый и добродушный, но вам не удалось застать меня в таком состоянии. Послушайте, у нас мало времени. Это защищенная спутниковая линия, и мы можем говорить открыто. Я, на самом деле, рад, что нам не смогли помешать, а вы выбрались из города. Удалось ли что-нибудь узнать ночной перестрелке?

– Да, похоже на след прототипа, но мы опоздали и ничего интересного не нашли. Работать там вообще невозможно – полнейший беспредел. В городе нет электричества, отопления и продуктов питания. Боюсь, там назревает паника. Это будет посерьезнее давки на улицах.

– Я в курсе,– поморщился советник.– Но придется туда вернуться.

– Каким образом? Вы не представляете, что там творится.

– Очень хорошо представляю. После операции в зоне, я надеюсь, у вас будет больше козырей на руках, тем же вертолетом будете доставлены назад.

– Отличная перспектива,– огрызнулся полицейский.– Мы будем там прекрасными мишенями.

– Все в ваших руках, молодые люди. Мы были вынуждены открыть границу для иностранных представителей. Под их прикрытием страну наводнили агенты спецслужб.

– Мы уже знаем.

– Но вы наверняка не знаете, что ООН подтягивает к нам «голубые каски». Наша военная верхушка упрямится, называя это интервенцией, и грозится защищать родину, хотя такие обещания вряд ли кого-то остановят. Все рвутся в Минск, всем нужна наша химера. Так что выбора нет.

– А шансы?

– Вот об этом я позаботился. Сейчас я проталкиваю проект по обеспечению города продуктами и медикаментами через образовавшиеся там властные структуры. Банды организовались в очень крупные группировки, которые пытаются контролировать улицы и заниматься торговлей. Пока они спекулируют тем, что удалось захватить на складах, но этих запасов хватит, от силы, на пару дней. Я планирую использовать эти группы для поставок. С их помощью мы наладим торговые каналы и сможем уберечь горожан хотя бы таким образом от больших бед и, в первую очередь, от голода.

– Вы хотите поддерживать банды головорезов?

– Новую власть, а не банды. Новую власть. Со временем они окрепнут настолько, что смогут установить порядок во всей столице, и тогда закон сам собой вернется к людям, и все встанет на свои места. Думаю, это единственный способ обойтись без танков и крови.

– Несмотря на то, что погибнут невинные, а какие-то подонки заработают себе на голоде и лишениях баснословные прибыли?– удивилась Ольга.

– Жаль, нет времени рассказать хорошую старую сказку. Одной древней страной управлял жестокий и кровожадный дракон. Сражаться с ним ходило много героев, но дракона никто не мог победить, пока не выяснилось, что, даже если герой убивал его, он сам превращался в дракона и занимал его трон, становясь таким же алчным и кровожадным деспотом. Именно поэтому дракон был бессмертным.

– Власть, которую Вы представляете, тоже бессмертна?

– Увы, так устроен мир. Власть бессмертна. А держится она на Законе. По такому пути развивались многие государства, создавались правительства. Здесь будет то же самое, но в миниатюре, и вчерашние уголовники станут губернаторами и политиками. Но речь идет о вас. Потому что именно вы вступите в контакт с их представителями и станете посредниками между ними и правительством. Это позволит вам занять видное положение в их структурах и параллельно заниматься расследованием самого важного на сегодня дела.

– Это омерзительно!– возмутился Серый.

– Прекрати, он прав,– вмешалась Ольга.– Это хороший план, и он даст нам неоспоримое преимущество перед остальными охотниками за прототипом. Мы будем хозяевами положения с куда большими возможностями, чем могут дать наши гражданские категории!

– Браво, Ольга! Браво!– заулыбался Титок.– Вы мудрая женщина! Я не напрасно верил в Вас. Итак, к возвращению в город я все приготовлю. Теперь ваша задача – собрать побольше сведений о химере в подпольных лабораториях. Мы внимательно изучили записи допроса Гранковича. Будьте осторожны. Если я вас потеряю, все рухнет. Под меня и так начинают копать, и вы в любой момент можете лишиться ангела-хранителя. Сейчас вы в тридцати километрах от объекта, и колонна впереди уже разворачивается в боевые порядки. Командование операцией я возложил на вас. Уж простите мне стариковскую навязчивость.

– Но почему?

– Потому что так надо. О том, что это не учения, а боевая операция, я сообщил исполнителям час назад. Они не знают истинных целей и причин, и я буду вам благодарен, если все так и останется. И последнее. После того, как уберетесь с базы, на нее будет сброшена очень мощная бомба.

– Но там же может быть действующий ядерный реактор,– забеспокоилась Ольга.

– Вот именно. На него и расчет.

– Заметаете следы?– иронично заметил Серый.

– Какие следы? Зачем? А Вы что думаете, Ольга?

– Ядерный взрыв способен уничтожить хранилища вирусов и бактерий. И можно будет избежать вероятности заражения, если во время операции они вырвутся на свободу. Но это при условии, что мы сами не станем носителями.

– Мы очень хорошо поняли друг друга.

Полицейский с нескрываемым удивлением посмотрел на женщину.

– На этом мы и закончим. Удачи вам, ребята.

Экран погас, а Серый продолжал смотреть на напарницу.

– Ну, что ты глазеешь?– не выдержала та.– Дело давно приняло серьезный оборот, а последствия заражения генетическими вирусами куда ужаснее, чем локальный ядерный взрыв в пустынном месте, даже если это повлечет очередное загрязнение окружающей среды. Я считаю это оправданным.

– Иногда мне кажется, что я абсолютно тебя не знаю,– задумчиво признался он.

– А я не знаю, куда катится человечество, и что происходит с нашим миром!

– Мы прибыли,– перебил их офицер.

Микроавтобус остановился, и полицейские вышли под дождь, который безумствовал в хороводе осенних ветров.

*****

Любое творчество является отражением таланта, неся в себе след самой сущей и значимой части своего создателя. А потому, каждое творение прекрасно и уникально. Оно как все живое рождается в муках и боли, но несет радость творцу, и бывает любимо многими. И как все живое имеет свою судьбу и свой путь, в конце которого всегда смерть.

Когда полицейский увидел то, что военные называли роботами, он понял – перед ним шедевр, сделанный руками гениальных людей.

Эти устройства были прекрасны, насколько такое слово применимо к бездушному механизму, призванному сеять смерть и разрушения. Огромные как танки, на гусеничной платформе, они являлись законченными произведениями с совершенными линиями и формами, подавляющими скрытой в них силой, властью и дерзостью. Агрессией и опасностью веяло от каждого изгиба брони, от ровных срезов сверкающих пушечных стволов, от клыков ракетных стоек – любого элемента, любой детали. И вся эта цельность угрозы вселяла благоговейный ужас и казалась живым существом, трепетным, но безжалостным.

– Музыка, застывшая в броне,– прокомментировал свои впечатления Серый, рассматривая через лобовое стекло командной спецмашины неторопливый и уверенный марш роботов.

– Боже мой,– снисходительно улыбнулась Ольга.– Ты только послушай себя. Какую чушь ты несешь!

Но подполковник, сидящий у них за спиной, иначе отнесся к юношескому восторгу эксперта.

– Вы еще не видели их в деле,– доверительно заговорил он.– Все вооружение автономно и крепится на отдельных платформах, так что кукловоды, мы их так называем, могут стрелять сразу во всех направлениях, одновременно отслеживая до пятидесяти целей. А какая у них огневая мощь!

– А почему вас называют полком, когда у вас всего десять роботов?– увлекся Серый.– Почему ни рота, ни взвод?

– У нас десять кукловодов,– поправил подполковник.– Кроме того, в операции будут участвовать тридцать кукол – это пехотинцы в специальных скафандрах, оборудованных независимым вооружением и несколькими самостоятельными компьютерами. Пока боец выбирает направление движения, определяет свои действия, его оружие само находит цель, само ее поражает, само определяет тип зарядов...

– Здорово.

– А в общей сложности, у нас порядка ста сорока различных моделей.

– Разновидностей роботов?

– Да, но большинство из них имеют узкую направленность. Они эффективны лишь в определенных условиях и против конкретного врага. Их уже активно используют там, где человеческая реакция и интеллект бессильны – все самонаводящиеся ракеты и бомбы, военные спутники, избирательные мины, беспилотники, современные системы наведения и слежения – роботы. Наш полк обладает экспериментальным арсеналом, который мы тестируем, испытываем, развиваем и совершенствуем. И уже после нашего заключения новые разработки поступают на вооружения или отклоняются. То, что Вы видите здесь, является новейшим поколением полностью автономной группы войск, способной самостоятельно принимать решения и проводить операции без участия человека.

– А Ваши куклы разве не люди?

– Так мы и изучаем возможность их взаимодействия с роботами и целесообразность совместного использования. Но командуем здесь не мы, а компьютер, расположенный за вашими спинами.

Полицейские обернулись на затемненный салон командной машины, где шесть офицеров сидели у многочисленных мониторов, непрерывно выстукивая что-то на широких изогнутых клавиатурах. Временами они перебрасывались сухими фразами и выглядели очень занятыми.

– Операторы,– пояснил подполковник.– Они не более чем статисты и наблюдатели. При необходимости они, конечно, могут вмешаться в действия компьютера и внести коррективы, но это бывает редко и продиктовано тем, что роботы являются самообучающимися машинами и иногда просят подсказки, если сложившаяся ситуация не поддается их пониманию или анализу. Эти люди наставники и учителя. Когда проект будет закончен, их участие уже не потребуется. Даже в случае разрушения центрального компьютера кукловоды смогут действовать независимо, координируя друг друга и подчиненных им людей – кукол. Это настоящий прорыв в технологии. В иностранных армиях есть уже целые дивизии роботов, но их управление осуществляется централизованно через спутники. И стоит нарушить связь, как они превратятся в неподвижные груды металла. Нам удалось избежать этого недостатка, хотя разработки во многом отстали от достижений крупных государств, особенно в оснащении оружием. Сами понимаете – не то финансирование. Но, я уверен, наши кукловоды самые передовые, и за ними будущее. Независимые, самостоятельные, живучие как гидры, они даже обладают личностью: Первый и Пятый очень осторожны и рассудительны, Семерка – отчаянный сорвиголова. Представляете? Характеры! Отличительные черты как у настоящей личности! Они все разные!

Глаза подполковника загорелись, и было видно, насколько искренне он предан своему делу. Заметив, что Серый увлечен рассказом военного, Ольга поторопилась отвлечь возбужденных механическими игрушками мужчин от пустого, на ее взгляд, разговора:

– Господа, не думаю, что такие лирические эпитеты уместны в данной ситуации. Мы, в конце концов, не на испытаниях, а впереди ожидают самые настоящие враги. Нам же приходится действовать без заранее разработанного плана. Так давайте лучше обсудим операцию, а не личности танков.

– Вы ошибаетесь,– огорчился подполковник.– Наш разговор конструктивен. В планировании операции необходимости нет – компьютер за несколько секунд организует все лучше, чем это сделали бы сотни штабных стратегов, и проделает расчеты точнее и надежнее. Тактика будет меняться в соответствии с изменением ситуации. Все будет решаться на ходу и без нашего участия. Единственное, Вам придется направлять и определять отдельные акции, и то только потому, что эти ограничения были введены принудительно по распоряжению советника Титка.

– И что теперь делать?– насторожилась женщина.– Смотреть на этот парад? Где наше место?

– Насколько мне известно, Вы должны в составе кукол проникнуть на захваченный объект и произвести там какие-то маневры. Для этого все готово.

– Маневры! Похоже, что ни мы, ни Вы не имеем представления, чего от нас добиваются, и что предстоит сделать.

Ольга покачала головой и пристально посмотрела на смущенного офицера.

– Почему?– спросил он.– Вы осуществляете руководство операцией. Если что-то не так, можете все изменить.

– Нет-нет, все нормально,– поторопился успокоить подполковника Серый.– Мы немного нервничаем: у нас были тяжелые деньки. Так каким образом нас включат в состав кукол?

– Вот именно!– раздраженно добавила Ольга.– Вы же не собираетесь послать нас в атаку!

– Роль кукол заключается не в атаке, а в захвате мелких объектов, проникновении в бункеры, оккупации территорий. Линию обороны уничтожат кукловоды, каждый из которых способен нести до десяти пехотинцев. Вот с этим десантом Вы и войдете во внутренние помещения базы, чтобы руководить маневрами кукол и выполнять там свои задачи.

– Какая линия обороны?!– теряла терпение женщина.– Откуда она там возьмется? Вы вообще понимаете, где мы находимся, и какие задачи стоят перед нами?

– Я не знаю, кто вы такие, и что вам здесь надо,– сухо отчеканил военный.– Но вы здесь командуете, и, если хотите, я могу перестать вам мешать. Делайте, что сочтете нужным. Боевая техника в вашем распоряжении.

– Я не об этом говорю!

– Ольга, с чего ты так заводишься?– вмешался полицейский.– Я тебя не понимаю. По-моему, все идет нормально. Нужно только вникнуть в детали и довериться профессионализму коллег. Что тебя так раздражает?

– Я уже жалею, что настаивала на нашем участии в операции,– призналась напарница, понимая, что начинает терять контроль над собственными эмоциями, которые переполняли ее, и тихо добавила.– Я едва понимаю, что здесь творится.

– Верю. И я тоже жалею,– Серый улыбнулся,– что ты настаивала на нашем участии. На тебя давит напряжение. Нам всем нужен отдых, но давай е доведем все до конца, раз начали.

– Мы были в Минске с самого начала беспорядков,– пояснил он подполковнику.– Побывали в давке, видели столько ужасов... Не каждый может вынести подобное зрелище, да еще когда смерть идет по пятам. Многие профессионалы срывались, а каково это для хрупкой женской психики, можете себе представить.

Военный понимающе кивнул головой и даже открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь уместное, но, то ли не найдя слов, то ли просто передумав, промолчал. Он отошел к своим операторам, скорее всего, умышленно давая возможность полицейским остаться вдвоем.

– Ты прав, я, наверное, устала,– призналась Ольга.– Мне надоела гонка за неизвестностью, цинизм военных и собственная беспомощность. Скажи, что мы тут делаем? Зачем все это?

– Мы здесь для того, чтобы найти компьютер Змея и уничтожить угрозу человечеству. Мы всего-навсего спасаем мир.

Эксперт приветливо улыбнулся и провел рукой по волосам женщины. Это мягкое, нежное прикосновение вызвало в ней волну странных ощущений, которые жаром обдали все тело. От неожиданности Ольга отпрянула, и Серый отдернул руку, убрав ее за спину, словно извиняясь. Неловкая пауза, возникшая следом, могла затянуться, но один из операторов громко выкрикнул: «Обнаружена цель на одиннадцать часов!»

– Это сигнал с нашего спутника. Он вышел из тени несколько минут назад,– объяснил военный подошедшим полицейским.– Цель групповая, и, судя по скорости и высоте, это вертолеты. Они оборудованы системой подавления сигналов, и на наших радарах не видны. Боюсь, на базе все же есть линия обороны, потому что гражданские аппараты такими системами не оснащают. Скоро они будут в зоне принятия решения.

– Какого решения?

– Нашего. Мы будем ждать их атаки или попытаемся предупредить удар?

– Вы у нас спрашиваете?

– Конечно. Приказы отдаете Вы.

– Да откуда мы можем знать?– забеспокоился Серый, но, сообразив, что ответа не будет, добавил.– Мы можем с ними связаться?

– Они идут в полном радиомолчании,– ответил один из операторов.– На запросы не отвечают.

– Вы уверены, что они попытаются нас атаковать? Почему вы решили, что это цель, что она враждебна?

– Цель направляется на нас,– спокойно ответил подполковник.

– А вертолеты точно военные?

– Цель разделилась,– перебил оператор.– Есть устойчивый радарный контакт. Они заходят на нас тремя группами по фронту.

– Активизировать все системы. Перевести кукловодов в автономный режим,– отдал распоряжение подполковник.– Ваше решение?

Последние слова относились к экспертам.

– Уничтожить,– выдохнул Серый.

– Решение принято,– перевел военный его слова подчиненным.

Операторы ответили быстрыми, но несуетливыми движениями, а подполковник внимательно посмотрел на двух озадаченных людей, которые всем своим видом выдавали нервное напряжение, охватившее их. Он незаметно улыбнулся и уверенно расправил плечи.

– Есть визуальный контакт,– комментировали происходящее склонившиеся у экранов специалисты.– Залп. Третий и Шестой запуск ракет не произвели. Цели классифицированы: три пары «Вояжер-17» и «К-37/Б». Ракетный контакт. Частичное поражение. Две группы уничтожены. В третьей остался «К-37/Б». Выполняет маневр. Внимание: атака! Две ракеты класса СТР-1. Залп. Шестой запуск ракет не произвел. Атакующие ракеты уничтожены. Цель удаляется. Залп. Второй, Третий и Шестой запуск ракет не произвели. Контакт. Цель уничтожена полностью. Системы переходят в ожидающий режим.

Как Ольга не напрягала слух, ей не удалось расслышать ни единого звука снаружи, подтверждающего происшедшее. Но все было уже закончено, и с окон командной машины сползали огромные бронированные плиты, закрывшие обзор в самом начале атаки. Клубы молочно-белого дыма заполнили окрестность, и только массивные силуэты кукловодов и крошечные на их фоне грузовики проступали в нем, как исполины, утонувшие в тумане, в сопровождении своих оруженосцев.

– Теперь ваши сомнения развеяны?– торжествовал подполковник.– «Вояжер» и «Тридцать седьмые» – современное оружие по уничтожению бронетехники. В паре их стали использовать только после арабского конфликта два года назад. После этого «Вояжеры» оборудовали системой спутникового наведения, а потом...

– Подождите. Нас не обязательно посвящать в детали,– остановил его Серый.– Все очевидно. Но теперь мы, как я понимаю, лишены фактора неожиданности.

– Вряд ли он у нас был,– пожал плечами военный.– Если бы мы промедлили, эти игрушки нанесли бы нам ощутимые потери. Повторяю, это серьезная техника. А те, кто ее направил, наверняка, очень хорошо организованы и имеют в запасе неплохой арсенал. Они уже давно засекли нас и готовы к встрече. Думаю, не стоит давать им больше времени на подготовку.

– Согласен. Что нам делать?

– В Шестом кукловоде вас ждут скафандры и консультант. Как только вы займете свое место в десантной кассете, можно будет выступать.

– Минутку. Мы не управимся с этими скафандрами.

– В том то и дело, что управляться с ними не надо. Носите их, как обычную одежду, а они сами о вас позаботятся. Верьте мне.

– А почему Шестой? Он же, кажется, не стрелял. С его личностью какие-то проблемы,– уточнила женщина.

Подполковник снисходительно улыбнулся:

– Шестой, Второй и Третий по раскладке будут носителями пехоты – они берегли боезапас, чтобы защитить своих пассажиров. Не беспокойтесь, в вашей группе будут лучшие ветераны с настоящим боевым опытом, и их первоочередная задача – сохранить ваши жизни. Ваш контакт – лейтенант Мазур, руководитель группы. Он в ответе за вас. А теперь мы попрощаемся.

– Мы больше не увидимся?

– Ваш вертолет прибудет следом и подберет вас, как только закончите свою миссию, независимо от результатов всей операции. Это тоже приказ советника.

– Тогда, прощайте, подполковник,– пожал ему руку полицейский.

– Да, удачи Вам,– попрощалась Ольга.– Извините, что я повысила голос на Вас.

– Не стоит,– остановил ее военный.– Это вам удачи. Будьте внимательны.

Эксперты покинули командную спецмашину и, разгоняя ногами осевший под дождем дым, который теперь густо стелился по влажной земле, вслед за провожатым отправились к огромной махине кукловода, чей вид при близком рассмотрении был еще более впечатляющим.

Многочисленный персонал суетился у техники, постепенно отделяя боевые машины от колонны грузовиков со снабжением и прочих передвижных механических придатков непонятного назначения и невообразимой формы. Если бы не столбы черного дыма, вздымающегося в нескольких местах далеко впереди, кипящую вокруг деятельность можно было бы принять за подготовку парада – так мирно и дружелюбно, со спокойной сосредоточенностью работали люди. Ольга отвлеклась на беспокоившие ее мысли и не заметила, как они подошли вплотную к кукловоду.

– Лейтенант Мазур,– с достоинством представился крепыш с мощным телосложением и оценивающе осмотрел экспертов.

*****

Как и обещал подполковник, скафандры оказались несложными в применении.

Полная герметичность и легкая броня надежно защищали от внешних угроз, а электромагнитные усилители двигательных функций позволяли легко передвигаться вместе с тяжелой массой экипировки, которая угловато громоздилась на плечах, делая кукол похожими на уродливых насекомых.

Серый быстро освоился со снаряжением, вышагивая перед инструктором и размахивая огромными ручищами с закрепленным на них вооружением, чем веселил собравшихся вокруг солдат. Ольга чувствовала себя в новой роли неуверенно, и, хотя скафандр был послушен и легко воспринимал любую команду, ей вовсе не хотелось прыгать в нем и шевелить многочисленными стволами, как это проделывал полицейский. Она ограничилась тем, что несколько раз улеглась на землю и попыталась подняться из разных положений, а также пробежалась пару шагов.

– Достаточно,– решительно заявила женщина, подойдя вплотную к инструктору.– На большее времени нет, а ходить мы уже сможем.

Лейтенант Мазур сдержанно улыбнулся и лишний раз проверил отдельные детали ее бронированного костюма. Застегнутый шлем не давал прямого визуального контакта: компьютер направленным излучением формировал изображение на сетчатке глаза, делая его четким и сопровождая пояснительными надписями. При всех достоинствах виртуальной реальности, она имела недостатком излишнюю подробность в деталях, что делало картинку очень красочной и качественной, но нереалистичной и утомительной для глаз.

И все же, несмотря на мерцающие буквы, появившиеся рядом с лейтенантом прямо в воздухе, и перекрестие прицела, упершееся ему в переносицу, от Ольги не ускользнуло ни выражение сощуренных, всегда смеющихся глаз, ни насмешливый изгиб бровей.

Очевидно, что это был веселый добродушный человек, закованный в железные рамки воинской дисциплины и милитаристических понятий. Он был противоречив в каждом своем жесте, совмещая профессиональную деловитость и легкую безалаберность, сухие фразы инструкций и саркастические интонации в голосе, сосредоточенный командный тон и неуместные шутки, адресованные товарищам по оружию, которые не просто принимали его лидерство, а с восторгом встречали каждую реплику.

С удивлением женщина словила себя на мысли, что любуется этим парнем и готова признать его чувство юмора тонким и развитым. Раскованное поведение лейтенанта настолько не соответствовало его грозному телосложению, что пошатнулись даже неприязнь и антипатия к военным как классу, хотя ростки пацифизма прочно укоренились в ее сознании.

А вокруг царил веселый задор – солдаты улыбались и шутили, перебрасывались пошловатыми анекдотами, словно собирались не в бой, а на вечеринку. Сам Мазур неистовствовал в желании повеселиться, превратив свою процедуру облачения боевого скафандра в настоящее представление. Неожиданный артистизм заставил смеяться всех, включая полицейских, но сам лейтенант, при этом, не выглядел смешным и вовсе не был похож на клоуна, сохраняя самоуверенность и какую-то серьезность в шутках. Именно благодаря ему, когда из кукловода выехала арматура кассеты для десанта, чтобы забрать внутрь людей, к Ольге уже вернулось хорошее настроение и бодрость духа. Она сама пыталась шутить, чувствуя, как вливается в команду приветливых и веселых молодых людей. Почему-то в тот момент в голову даже не пришла мысль, что эти располагающие к себе парни – тренированные убийцы.

Кукловод втянул в свою утробу стойку с кассетой десантников и двинулся в путь.

Внутри было темно, и солдаты всю дорогу продолжали рассказывать друг другу веселые истории так, что у Ольги порой проступали слезы, и перехватывало дыхание от смеха. Она не догадывалась, что истерия веселья не была случайной, и что возможность снять напряжение перед боем дают солдатам больше шансов для выживания. Это хорошо знали военные психологи и успешно применяли, используя специальные препараты. Но полицейские были искренни в своей радости и совершенно не думали о предстоящих опасностях.

Реальность вернулась настолько резко и неожиданно, что была подобна шоку.

Тьма перед глазами женщины вдруг разорвалась ярким утренним пейзажем.

– Для новеньких,– прозвучал неузнаваемо жесткий голос лейтенанта Мазура.– Кукловод проецирует нам изображение со своих камер. Это означает, что мы входим в зону действия. Старайтесь внимательно следить за событиями и отмечать важные детали. Когда услышите звуковой сигнал, в красном круге будет отмечена наша цель – не пропустите ее. Напоминаю, десантирование будет произведено автоматически. Ваше вооружение за исключением двух локтевых мелкокалиберных пулеметов полностью автономно, поэтому ни на что не отвлекайтесь. Вы руководите нашим маневром после выброса, а мы делаем всю грязную работу. Теперь тишина!

Он говорил быстро, но отчетливо, заставляя сосредоточить внимание на картинке перед глазами. Полицейские даже не почувствовали, как единая командная воля группы подмяла их под себя, целиком подчинив и избавив от шелухи страхов и сомнений. Ольга больше не была женщиной, она не колебалась и не отвлекалась на собственные мысли, она ничего не боялась и не испытывала лишнего возбуждения.

Она превратилась в бойца, солдата, куклу и терпеливо ждала сигнала, чтобы приступить к выполнению миссии – единственной цели в ее жизни, самому важному делу. Кроме операции ничего больше не существовало.

Старая, заброшенная дорога стала часто петлять в лесу и разветвляться паутиной перекрестков, указывая на близость крупного населенного пункта. Кукловоды двигались ломаным строем по краям обочины на существенном удалении друг от друга. Шестой шел последним, а потому даже расположенная на уровне верхушек деревьев камера не могла дать хорошего обзора и продемонстрировать действия головных роботов.

А сражение уже началось.

Они проехали разрушенный КПП, несколько дымящихся автомашин, видели мертвых людей в камуфляжной форме и, не переставая, слышали канонаду выстрелов. Вскоре дорога, изрытая воронками, стала непроходимой, а молчаливый осенний лес у обочин заполнился туманом порохового дыма и гари. Из этой молочной пелены местами проступали гладкие стволы сожженных танков или обугленные скелеты стационарных укреплений. Воздух сотрясали громы взрывов, раскачивая корпус Шестого, а продвижение колонны заметно замедлилась. В синевато-серых клубах пожара на середине дороги застыл подбитый робот. Не обращая внимания на алые языки пламени, которые полировали броню, вырываясь из под днища, горящий кукловод, высоко задрав острые стволы пушек, расстреливал свой боекомплект далеко вперед, чтобы таким образом помочь продвижению колонны прежде, чем ее оставить.

– Десятка,– услышали полицейские чей-то тихий комментарий в наушниках.– У нее уже третий раз двигатель выгорает!

– Тишина!– рявкнул Мазур.– Я тебе, Димыч, пасть забью!

И тут картинка сменилась. Дорога уперлась в чистые улицы маленького поселка с невысокими зданиями, выглядевшими ухоженными и обжитыми. Используя возможности для маневра, кукловоды разъехались в разные стороны, осторожно продвигаясь по населенному пункту. Людей не было видно нигде, и роботов атаковали только вертолеты и бронетехника, затаившаяся в переулках. Преимущество кукловодов было настолько подавляющим, что уже через несколько минут городок, охваченный пожарами, остался позади, а открывшийся пустырь постепенно переходил в своей перспективе в аэропорт и какие-то куполообразные сооружения вокруг него.

Практически сразу все свободное пространство, вся земля до тех построек покрылась уродливыми пузырями разрывов, а воздух расчертили дымные следы ракет и пунктиры трассирующих выстрелов. Какофония звуков и, казалось, вставшая на дыбы земля плотно сжали роботов со всех сторон, словно макнув их в гремящий огненный водопад.

Несколько раз, покачнувшись от ударов, Шестой развернулся немного в сторону и бросился в непроглядную дымовую завесу. Он двигался слишком быстро для пересеченной местности и порой едва удерживал равновесие, подпрыгивая на неровностях и проваливаясь в воронки.

Ольга уже не могла ориентироваться среди проблесков взрывов и разносимой ветром гари, сквозь которую изредка проглядывали сооружения базы. Очередной порыв ветра вместо того, чтобы еще больше смешать густые клубы, вдруг разогнал их, открывая часть поля сражения. Все происходило нереально быстро, с обескураживающей простотой и легкостью.

Огромная металлическая плита на пути Шестого, неожиданно нырнула в грунт, и на ее место, как зверь из норы, поднялась башня, похожая на голову гигантского насекомого, украшенная короткоствольными пушками и квадратными стойками ракет. Словно щупальца, потянулись от кукловода к подземному зверю хвосты ракет, а пушки стали рыхлить землю вокруг норы. Башня не успела произвести ни единого выстрела, как превратилась в яркий огненный цветок, дрожащий от прикосновения ветра, и расточающий маслянистый аромат черного угара. Но в следующее мгновение такое же земляное насекомое вынырнуло откуда-то сбоку, из засады, и впилось клыками своих орудий в металлическое тело Шестого, с хрустом откалывая куски брони с его панциря. И прежде чем робот заставил его разгореться в очередной огнедышащий цветок, Ольга ощутила несколько болезненных толчков, дважды теряя картинку с наружных видеокамер. Кукловод был охвачен огнем, но продолжал резво продвигаться дальше, нагоняя опередивших его роботов. Бурлящая взрывами атака неожиданно оказалась в самой гуще аэродромных построек, и в хаосе вспышек можно было увидеть уже и людей, которые на секунду, как призраки, попадали в поле зрения и бесследно исчезали в беспорядочности боя, чтобы потом мелькнуть вновь, но уже в другом месте. Их хрупкие тела и смехотворное оружие выглядели неуместными.

Резкий звон на какое-то время заглушил звуки сражения, и красный круг очертил приземистую постройку в стороне, выглядевшую очень прочной и неприступной. Полицейские старались рассмотреть и запомнить больше деталей, окружавших цель, но события развивались стремительно, увлекая в свой беспорядочный, на первый взгляд, танец.

Утроба кукловода ожила движениями и зашевелилась, выдвигая ферму с десантной кассетой наружу. Прикосновение идущего боя было почти реальным. Когда изображение перед глазами сменилось с видеокамер робота на собственное зрение скафандра, Ольга не могла избавиться от ощущения, что лежит, уткнувшись лицом в землю. Она была внизу, на самой почве, а громадина Шестого, которую она воспринимала только что как собственное тело, теперь возвышалась за спиной, производя невообразимый шум.

Усиленные скафандром ноги несли женщину к бункероподобной постройке почти незаметно для нее самой. Все происходящее не касалось ее и разворачивалось само, без чьего бы то ни было участия. Она даже не слышала криков и команд в наушниках – просто бежала к цели. Ее не удивило, что она первая оказалась у входа, что ее руки сами вскинули оружие и расстреляли запертую дверь, а потом и тех, кто прятался за ней, охраняя бункер. И только когда вся группа следом за ней вбежала в небольшой помещение, тяжело дыша, Ольга осмотрелась.

Они находились на хорошо оборудованном КПП возле огромной платформы лифта, которая, при желании, могла опустить на подземные уровни целый дом.

– Ну, Вы и даете, дамочка,– услышала женщина в наушниках голос Мазура.– Вам вовсе не надо было первой занимать объект. Здесь не соревнования, и призов не будет. Вы говорите, куда нам идти, а уж вести вас доверьте профессионалам.

Ольга с трудом осознавала, о чем говорил лейтенант, и не понимала, как можно было вообще говорить в такие минуты.

– Нам вниз,– показала она на лифт.

Кто из стоящих возле нее кукол, был Мазуром, а кто Серым, она не знала, и постаралась сделать свой жест очевидным для всех. Прежде чем удалось сгруппироваться у края платформы, к ним присоединились остальные двадцать десантников. Установив взрывное устройство на платформе, ее порожняком отправили вниз и взорвали, когда она достигла дна. Десять кукол на встроенных в скафандры лебедках опустились в пропасть лифтовой шахты, чтобы расчистить плацдарм остальным. Теперь выстрелы доносились и снаружи и со дна ямы.

– Не рискуйте напрасно,– настраивал полицейских Мазур.– У нас хватит времени сделать все осторожно, без лишней спешки. Держитесь в центре группы и не увлекайтесь личными инициативами. Вы опуститесь следом за нами.

Кто-то помог Ольге зацепить кошку лебедки за выступ у края шахты, и все десантники собрались вокруг огромной квадратной ямы, на дне которой, разрывая черную пустоту, рождались яркие вспышки. Отблески этих огней змеями проползали по поверхности скафандров, придавая им вид библейских монстров, а сам светящийся колодец был подобен пропасти, ведущей в преисподнюю. Женщина не могла избавится от ощущения, что присутствует при оккультном ритуале в обществе колдунов и демонов. Исполнители обряда церемониально подняли руки с зажатыми в них лебедками, демонстрируя готовность, и по команде прыгнули в бездну лифтовой шахты.

Жертвоприношение свершилось, и Ольга отважно сделала шаг в пустоту.

Замок лебедки грозно щелкнул, превращая падение в скоростной спуск вдоль стены. Женщина допустила ошибку во время прыжка, повернувшись к стене лицом, а не спиной, как это сделали остальные солдаты, и теперь могла видеть только скользящую перед глазами поверхность бетона и искры, которые высекала ее броня от трения. Пришлось даже слегка подогнуть колени и вытянуть руки, чтобы отодвинуться от стены, но это все равно не дало возможности перевернуться или расширить обзор.

Приземление было ощутимым. Ольга едва устояла на ногах от удара о неровное дно, усыпанное крупными кусками бетона и арматуры. Остальные десантники уже распределились у стен открывшегося впереди коридора, присев на одно колено, и всматривались куда-то вдаль. Там, где коридор под углом в девяносто градусов уходил влево, несколько кукол пытались что-то обстреливать за поворотом, но оттуда достойно отвечали, разбрасывая рикошетом пули и раскалывая декоративные панели на стенах. Ненадолго выпрыгивая на линию огня и уклоняясь от выстрелов, солдаты успевали сделать залп из всего оружия, включая автономное, выглядывающее из-за их спин, и снова укрыться за выступом стены.

– Так ничего не выйдет,– послышался чей-то задыхающийся голос в наушниках.– Они прибывают быстрее, чем мы их отстреливаем. Нас хорошо заперли и, если мы здесь застрянем, через пару минут просто выжгут отсюда или накроют.

– Что за поворотом?– спросил Мазур.

– Пятнадцать метров коридора. Он расширяется, и за ним просторное помещение с настоящими баррикадами. Там около тридцати стрелков и пара автоматических пулеметов под потолком. Причем у кого-то кумулятивные пули – они нас как туалетную бумагу прошьют, тем более, если мы выстроимся в очередь по коридору.

– Пятнадцать метров будет многовато. А если подкинуть им бомбу?

– Можем спровоцировать обвал потолка. К тому же там тянутся трубы и кабели – можем себе электрошок устроить.

– А куда ведут эти двери?– поинтересовался Серый.

– Там глухие комнаты... Правильно!– оживился лейтенант.– Бомбу ко мне!

Несколько человек нырнули в комнату, которая шла вдоль коридора и упиралась своей противоположной стеной как раз в помещение, где защитники выстроили оборону. Через несколько минут десантники вернулись:

– Атакуем по двум направлениям сразу.

Земля вздрогнула под ногами, и Ольга с опаской посмотрела на давший трещину потолок. Волна пыли и дыма выбила дверь комнатушки и докатилась даже до засевших у дна лифтового колодца полицейских, окутав их непроницаемым облаком. Изображение дрогнуло, и компьютер скафандра сместил диапазон видимого спектра, восстанавливая качество картинки за счет отражений активного сигнала. Когда эксперты бросились вслед за десантниками, коридор уже опустел, а впереди с оглушительным грохотом завязался короткий, но жестокий бой.

– Димыч!– голосил где-то лейтенант Мазур.– Отойди влево! Димыч, твою мать, свали с линии огня!

Вопли и стрельба затихли, когда они нагнали солдат в просторном зале со стенами, выщербленными пулями и покрытыми уродливыми черными пятнами ожогов. На полу были разбросаны перепачканные кровью тела оборонявшихся и несколько дымящихся покалеченных кукол. У единственного раненого товарища собрались почти все солдаты, но их суетливые действия были, очевидно, бесполезными. Броня того топорщилась на груди рваными изломами, под которыми дрожала алая плоть, всхлипывая и булькая.

– Только попробуй загнуться, Димыч,– не своим голосом ревел над поверженным офицер.– Я же тебя просил убраться в сторону! Соберись, и мы тебя вытащим. Только не сдавайся!

Но раненый уже медленно отходил в цепкие лапы смерти, с каждым выдохом теряя жизненные силы. Он замер, и куклы резко отстранились в стороны, словно опасаясь, что тот может увлечь их за собой. Мазур тоже поднялся с колена и осмотрел помещение:

– Остальные?

– Сразу ушли.

– Итого четверо,– подытожил он и повернулся к полицейским, которые так и застыли у проделанного взрывом разлома в стене.– А вам, родные, даже не высовываться. Димыча потеряли... Да у них тут целая армия! Делайте поскорее свое дело, и давайте убираться отсюда. Надеюсь, оно того стоит.

– Нам нужно найти центральную магистраль,– неуверенно предположила женщина.

– А что ее искать? За теми воротами в южном направлении проходит целая подземная улица, шириной метров в десять. Даже полосы размечены.

– Она нам и нужна.

– Шутишь? После такого приема я жду, что на ней нас встретят танками. Будем искать обходные пути.

– Но я не знаю дороги, чтобы лезть в эти лабиринты,– запротестовала Ольга.– Только с центральной магистрали можно попасть в седьмой бокс. К тому же, он должен быть на противоположной стороне.

– И что нам теперь? Костьми лечь?

– Эта магистраль должна выходить на поверхность, иначе в ней нет смысла,– предположил один из пехотинцев.

– Или к такому же лифту!

– Дорога наклонная, и ее северная оконечность должна упираться в край взлетной полосы аэродрома. Если кукловод опустит верхние башни в походное положение, то запросто сможет тут уместиться.

– Он потеряет около шестидесяти процентов огневой мощи,– рассуждал вслух Мазур, но было понятно, что решение он уже принял.– Ладно, свяжусь с кураторами, пусть заставят их поискать вход в тоннель – сами кукловоды сюда не сунутся. А Вы, дамочки, надеюсь понимаете, о чем просите. Один робот стоит около восьми миллиардов. Если мы его тут похороним, Вам придется всю жизнь за него выплачивать.

Расторопность кукловодов поражала своей скоростью: люди еще не успели перегруппироваться, как мимо, занимая все пространство огромного тоннеля и разбрасывая пламя выстрелов, с шумом промчалась махина одного из роботов. В таком приземистом положении он напоминал зверя, изготовившегося к прыжку, который заполз в чью-то нору, преследуя добычу.

– Порядок, – скомандовал лейтенант и бросился вслед за кукловодом, увлекая остальную группу за собой.

Куклам приходилось бежать, чтобы не отстать от шустрого робота, который методично и аккуратно «вычищал» все на своем пути. Создатели укреплений явно не рассчитывали на разрушающую мощь такого масштаба, способную забраться в галерею, а потому осколки от автоматических пушек и пулеметов разлетались в стороны как скорлупки орехов. Но возле узких боковых ворот с пометкой седьмого бокса кукловод остановился и лишь расстрелял за ними все, что сумел увидеть – проход был слишком узким, чтобы он мог свернуть туда с центрального тоннеля. Отгородив своей железной тушей очищенную им же часть галереи вместе с входом в седьмой бокс от остальной магистрали, он застыл в оборонительной позе.

– И на том спасибо,– выкрикнул офицер, вбегая в широкий зал с множеством дверей и сложными турникетами напротив каждой.– Похоже, тут строгая пропускная система. У кого-нибудь с собой есть удостоверение?

Десантники рассредоточились по всему свободному объему и замерли в ожидании, используя короткую передышку, чтобы восстановить дыхание. Ольга понимала, что ждут именно их команды, но была в полной растерянности – куда идти дальше, она не знала.

– Ну?! – поторопил Мазур.

– Дальше мы не знаем,– признался полицейский.

– Вот здорово!

– Мы ищем лабораторию, а тут только офисы – значит это где-то глубже.

– Я же говорю, что влезли в пасть к дьяволу,– повеселел лейтенант.– Ладно, будем делиться по пять человек. Канал связи общий, чтобы знали, что с кем происходит. Все слышали? Ищем что-то похожее на лабораторию. В драку не ввязываться – звать остальных. Все! Время! Не давайте им очухаться. Гости идут со мной.

Десантники разделились на маленькие группы и встали возле выбранных дверей. Дождавшись команды, они ворвались внутрь, а полицейские старались не отставать.

Помещение, в котором они оказались, было заставлено большими промаркированными ящиками, образовавшими между собой лабиринт проходов. Мазур шел первым, резко разворачиваясь возле каждого поворота и перекрестка:

– У меня пусто. Похоже на склад. Говорите, что вы видите,– приказал он, углубляясь в паутину мелких коридоров.

– Мы в каком-то офисе со шкафами и компьютерами. Все чисто.

– У нас тоже склад.

– А у нас стеклянные гробы, развешанные у стен,– отзывались группы.

– Что за гробы?– насторожилась Ольга.– Что в них?

– Какая-то светящаяся жидкость. Есть вертикальные, есть горизонтальные. Тут их уйма – они расставлены в небольших прозрачных комнатушках. Колбочки, приборы. Дверей с цифрами нет, но коридор еще длинный.

– Это инкубатор,– предположила женщина.– Ни в коем случае не разрушайте стеклянные гробы! Там, скорее всего, реактивы и вирусы. Там выращивают мутантов. Где вы? Мы идем к вам.

– Крайняя левая дверь. Но если здесь хоть что-то шевельнется, мои пушки сами начнут стрельбу. Так что не знаю...

– Что ты не знаешь?– возмутился лейтенант.– Всем выключить автоматику. Иду к вам. Без нас дальше не двигайтесь.

Они едва успели вернуться в холл с турникетами, как послышалась стрельба и крики:

– Это не мы! Кто-то впереди разбивает гробы! Боже, да они кругом! Толя, смотри справа! Это же женщина! Все к нам!

Пол был залит липкой зеленоватой жидкостью, которая вспыхивала временами голубоватыми молниями и окутывала шипящей пеной металлические ботинки скафандра. Теснота коридора не давала возможности для быстрого продвижения, и полицейские сразу оказались оттесненными назад более сноровистыми куклами, которые спешили на выручку товарищам, постреливая на ходу и поднимая фонтаны стеклянных брызг. Прозрачные стены вздрагивали и рассыпались осколками, оставляя после себя лишь железные рамы.

– Не стреляйте в инкубаторы!– безнадежно кричала женщина, но звук ее голоса незаметно растворился в общем шуме и грохоте пулеметов.

Вдруг прямо откуда-то из-под ног, из зеленоватой жижи выскочила огромная змея и прыгнула на стену. Она не соскользнула вниз, а уцепилась едва заметными лапками-присосками за поверхность и, изогнув тело, повернула пасть к десантникам. Прежде чем один из солдат успел поднять локтевой пулемет, тварь с шипением плюнула ему в забрало шлема и спрыгнула назад, быстро выгибая тело и удаляясь сквозь строй кукол. Пехотинцы стреляли в пол под себя, топали ногами, но змея незаметно исчезла. Шлем десантника, на который попала ее слюна, прогнулся и, окутавшись паром, стал покрываться пузырями.

– Эта дрянь разъедает твою броню!– крикнул кто-то.

– Знаю! У меня уже и компьютер воткнул. Я не вижу ничего.

– Снимай скорее шлем – сейчас эта кислота до тебя доберется!

– Нет!– завопила Ольга.– Не снимай! Лучше обожгите огнеметом пораженное место.

Но было поздно. Десантник, отжав крепление, сорвал дымящийся шлем с головы и швырнул его под ноги. Он сделал глубокий вдох и закашлялся.

– Где вы застряли?– взывал кто-то.– Эта тетка своими щупальцами сейчас Толяна утащит.

– Включайте назад автоматику!– скомандовал Мазур.– Тут столько тварей. Не разбивайте гробы, они оттуда вылезают!

А оставшийся без шлема солдат продолжал кашлять, закатывая глаза и краснея. Его вырвало, и кровавая пена проступила на губах. Он покачнулся и, подогнув колени, упал лицом в зеленую жижу. Его голова с шипением окуталась пеной, которая выползала из проема скафандра как из тюбика.

– Что с ним?– кричал полицейский, но никто не собирался отвечать.

Десантники бежали дальше, туда, где продолжалась стрельба.

– Где вы?– вопил голос в наушниках.– У меня корпус дымится!

Полицейские бросились следом, не обращая внимания на то, что под ногами что-то шевелилось и ерзало, что на стены выползали мелкие твари, и все вокруг постепенно оживало, копошилось и ползало.

Коридор огибал небольшой бассейн, у края которого громоздилась живая масса. Верхушку ее венчал обнаженный женский торс, который постепенно переходил в уродливый клубок слизистых щупальцев, извивавшихся и прочно сжимавших в своих объятиях скафандр одного из солдат. Тот беспомощно размахивал руками, пытаясь освободиться от захвата монстра, пока остальные расстреливали хлюпающую тушу чудовища. Женское лицо монстра с зелеными блестящими глазами выражало безумное страдание и было искажено выражением ужаса. Его коричневая кровь брызгала во все стороны из многочисленных ран и жирным пятном расплывалась по гладкой поверхности бассейна, где покоился длинный хвост существа. Захваченный в такой плен десантник истошно вопил, но вдруг панцирь его скафандра со скрежетом лопнул, пустив глубокую трещину под жгутом одной из конечностей твари, и воцарилась тишина.

Куклы неподвижно застыли, молча наблюдая, как кошмарное создание неторопливо соскользнуло в бассейн, утащив с собой обмякшее, переломленное тело жертвы. Они зачарованно смотрели на бурлящую грязную воду, а женский торс, так и оставшийся на поверхности, мелко дрожал, вскидывая временами тонкие руки с непропорционально длинными пальцами. Могло показаться, что это женщина стоит по пояс в воде, если бы не ее лицо, выдававшее нечеловеческое происхождение диким взглядом фосфоресцирующих глаз.

– Что происходит?– прошептал кто-то.– Что это такое? И почему ее нельзя убить? Русалочка чертова!

– Спокойно,– скомандовал Мазур.– Сейчас осторожненько отходим и сваливаем отсюда.

– Уже не обязательно,– тихо произнесла женщина.

– Лучше прикусите язык, дамочка. Мы здесь по Вашей милости, если помните.

– Мы здесь для того, чтобы остановить это безумие, а не по милости. Убегать поздно. Все живое уже итак погибло. По крайней мере пока.

– Что значит погибло?

– Сами смотрите.

Она была права.

Все движение на поле недавнего сражения замерло. Многочисленные твари неподвижно застыли на своих местах, а остекленевший взгляд женщины-монстра остановился, подернулся пленкой.

– Они мертвы?

– В какой-то степени. Разбив инкубаторы, вы выпустили не только их, но и вирусы-строители, полчища бактерий. Безопасными они были только для своей единственной особи – для остальных они так же смертельны, как и для нас с вами.

– А почему «пока», почему «в какой-то степени»?

Солдаты по-прежнему не решались пошевелиться, словно боялись кого-нибудь разбудить.

– Потому что все вокруг превратилось в один сплошной инкубатор. Вирусы могут адаптироваться и создать что-нибудь новое. Это не просто вирусы – это запрограммированные строители. Так что: вполне возможно, кто-то со временем родится из этой каши или оживет.

– Тогда надо торопиться.

– Как знаете. Я намерена взять то, за чем пришла.

– Мало того, что случилось? Шестерых уже потеряли. Уймитесь, пока я Вас силой не потащил отсюда.

– Здесь мы командуем,– повысила голос женщина.– У вас есть броня и кислород в баллонах. А миллионы остальных граждан в безопасности не будут, пока я не сделаю своего дела. Вы не видите, насколько это серьезно?!

– Не будем горячиться,– вмешался Серый.– Они свою задачу выполнили, и дальше мы можем справиться без них. Я правильно понял: больше в коридоре уже ничего живого мы не встретим?

– Правильно, пусть уматывают,– огрызнулась Ольга.– Сами управимся.

– Хорошо,– подытожил Мазур.– На эту лирику нет времени. Всем вернуться к кукловоду и приготовиться к отходу. Я буду сопровождать наших героев-спасителей человечества дальше, и, если что-нибудь с нами приключится –уйдете без нас. Запросите кураторов, чтобы приготовили к возвращению всю дезинфекцию, какую найдут. Я не вылезу из скафандра, пока меня не убедят, что это безопасно. Все! Двигайтесь.

Не спеша, со всеми возможными предосторожностями, куклы двинулись назад.

– А теперь ведите меня в самое сердце ада.

Лаборатория Гранковича находилась сразу за поворотом. Найти портативный компьютер труда не составило, и уже через несколько минут полицейские и лейтенант присоединились к остальному отряду. Они укрылись в кассете кукловода и двинулись в обратный путь. Десантники, которым не хватило места, бежали рядом. Ольга отказалась отдать Серому свое приобретение и теперь крепко прижимала компьютер к панцирю скафандра. Хотелось верить, что худшее уже позади.

Глава Восьмая.

Несмотря на то, что даже самые яркие сны редко задерживаются в памяти и обычно бесследно растворяются, стоит лишь открыть глаза, Ирина была уверена, что от сюрреалистических видений кошмаров она никогда не избавится – настолько впечатляющими были их переживания. И эти опасения, продиктованные невероятной близостью небытия, непременно сбылись бы, не будь само пробуждение более необычным, навалившимся на потревоженную нервную систему девушки новизной количества звуков и красок, запахов и лишних подробностей. На секунду она потерялась в обилии информации, которая буквально разрывала ее, сменяясь в бешенном ритме.

Маленький паук под потолком восседал на запыленной паутине, со скрипом поглаживая ее нити уродливыми лапками. Неплотно закрытый кран монотонно сплевывал капли воды на дно гулкой раковины, которая всякий раз вздрагивала звоном вибраций и вновь утихала в ожидании следующей капли. Ветер снаружи давил на оконную раму, заставляя ее выгибаться и скрипеть сухими стыками, пробирался внутрь сквозняками сквозь многочисленные щели, чтобы облизывать кожу прохладными язычками и раскачивать краешек бумажного листа на столе у подоконника. Все вокруг шевелилось, расточало запахи, отражало свет, преломляя его палитру и раскладывая на составляющие спектры.

На кухне жарилась картошка на пригорающем подсолнечном масле, постреливая нагревшимися кристалликами соли. Неприятно царапая металлом по металлу, кто-то помешивал ее, возбуждая новые волны шипящих звуков и резко пахнущих испарений, в которых смешивались летучие соединения растительных жиров и запах подмоченного крахмала, выдавливаемого жаром из твердых ломтиков картофелин.

Шумно вздыхая и переминаясь с ноги на ногу, это скопище звуков порождал Юра, ее брат.

Ирина не могла видеть его из своей комнаты, но узнала сразу. Запахи, звуки дыхания, манерность производимых им шумов – все было знакомо, все было очевидным и легко узнаваемым. Она также знала, что в квартире они одни, что у двери стоит мешок сырой картошки, что кто-то недавно открывал аптечку, а белье в шкафу проложено душистым мылом. Девушка видела, ощущала и слышала очень много бесполезных мелочей, которые, как мозаика, складывались в неузнаваемый реальный мир, настолько странный и чудной, что легко оттеснял ощущения прерванного сна. Реальность заслонила собой фантасмагорию сновидений, раскрывая в себе куда большее откровение фантазии.

Девушка вспомнила, как накануне ей удалось стряхнуть с себя состояние проницательности и ясновидения, и уже через несколько мгновений овладела собой и навязчивой действительностью. Она босиком пошла на кухню и стала за спиной брата, ступнями ног ощущая приятную прохладу. От него пахло простудой и раздражением:

– Босиком ходишь? Ты уже чувствуешь себя здоровой?

– Тебе тоже доброго утра.

– Шутишь? Скоро вечер,– Юра кивнул в сторону окна, за которым царствовали серость и уныние.– Второй день спишь.

Он продолжал, не поворачиваясь к сестре, колдовать над жаркой, и девушка, слегка хлопнув его по спине в знак приветствия, перебралась в угол кухоньки, где стоял диванчик. Удобно расположившись на нем и поджав под себя холодные ноги, она шумно потянула ноздрями воздух и улыбнулась:

– Пересолил, кулинар ты мой.

– С чего ты взяла?

– А сам попробуй.

– Вот еще! Не хочешь – не ешь. Мне же больше достанется. Сейчас с едой напряженка, так что уговаривать не буду. Это еще хорошо, что я успел десять мешков картошки на зиму прикупить, а то бы не знал, что и делать. Правда, семь из них в гараже стоят, и надо бы как-нибудь ночью их сюда притащить.

– Так привези их, раз они в гараже стоят,– посоветовала Ирина.

– О, какая умная! Любишь ты советы давать. На улице хоть была? Видела, что делается? По дорогам только на танках можно ездить – кругом баррикады, мусор. И бензина у меня нет, и, вообще, садись есть, но молча! Советчица нашлась!

Он поставил дышащую паром и приятным теплом сковороду прямо на стол, и девушка, поддавшись искушению, вытянула руки над ней, чувствуя нежное прикосновение горячих струй подымающегося воздуха. На кончиках пальцев дрожало слабое ощущение маслянистой терпкости, которое возбуждало аппетит и заставляло утробно урчать в животе. Ирина сильно хлопнула в ладоши и возвестила во весь голос о том, как она голодна.

– Рад слышать,– ответил брат и, демонстративно выставив на стол соль, сел рядом.– Потому что больше я тебе ничего предложить не смогу.

– Ничего страшного,– заверила его девушка, набивая полный рот.– Меня больше беспокоит количество пищи, а не ее разнообразие. Десяти мешков картошки вполне хватит.

– Еще бы! Но не забывай, что кроме тебя у меня еще есть своя семья.

– Вот как? Но это же здорово! Обязательно познакомь меня с ними, раз уж я не твоя семья.

Ирина с удивлением отметила ту легкость, с которой она затронула «запретную тему».

На протяжении многих лет она старательно избегала разговоров и даже легких намеков вокруг семейной истории, от которой кошки скребли на душе. А теперь можно было непринужденно шутить об этом. Не надо было старательно подбирать слова, не надо было краснеть. Ей больше не было больно! Она больше не видела в этом всем трагедии! Просто незначительный и даже забавный эпизод в жизни.

– Перестань кривляться!– Юра бросил вилку на стол, но та, запрыгав по его поверхности, упала на пол.– Хватит мне тыкать в лицо этой историей! Сколько я могу оправдываться? Я не пригласил вас тогда на свадьбу, потому что были на то свои причины. Отец со мной до сих пор не разговаривает и бросает трубку, когда я звоню ему. Мать упрямо не признает Светку и собственных внуков, а ты заявляешься раз в год и всякий раз пытаешься меня подколоть. Тебе не кажется, что анекдот, который тянется восемь лет, перестает быть смешным?

– Анекдот был коротким. Это реакция на него затянулась. И то, что ты до сих пор не понял, сколько дерьма вылил на наши головы тогда, так и не допер, что пережили при этом родители, только подтверждает, какая ты аморальная тварь.

Ирина широко улыбнулась и пожала плечами:

– Но ты мой брат, и я не откажусь от тебя, никогда не побрезгую тобой и не стану стыдиться твоих грязных мыслишек и поступков даже перед лицом самого богатого и перспективного жениха.

– Ты настоящая змея, Ирка,– поник ее брат, опустив глаза.– И все вы отреклись от меня за одну единственную… оплошность.

– Упс-с, не горячись, родной! Это ты отрекся! Старший брат, любимец семьи... Посмотри на Юру, делай как Юра, а вот Юра бы на твоем месте... Помнишь все это? Они в тебе души не чаяли, все для тебя делали: у Юры будет самое лучшее образование, Юра выйдет в люди, у Юры такие культурные, интеллигентные друзья, Юра познакомился с очень хорошей, умной девушкой из обеспеченной семьи, у него будет прекрасная семья, самые лучшие дети... Юра, Юра, Юра... Помнишь?! Они взяли кредит в банке, чтобы купить вам свадебный подарок! Отец у друга взял костюм, чтобы хорошо выглядеть на венчании. Я всем подружкам в классе растрезвонила, как поеду в Минск на свадьбу самого лучшего в мире брата! Ты никогда не будешь этого помнить, потому что не видел этого. А я никогда не забуду лицо отца, когда ты позвонил накануне свадьбы и сказал, что нам не стоит приезжать! Ты такое дерьмо, братец! Я проплакала всю ночь, я отказывалась верить в такое!.. А родители меня утешали, уговаривали, пытались объяснить. И было видно, что они сами едва сдерживались! Причины у тебя свои были?! Кто из твоих друзей-собутыльников помнит твою свадьбу? Кого из них помнишь ты сам? Но они были тогда рядом с тобой, а мы нет! Их ты не постеснялся, а мы были старомодными, смешными провинциалами. И ты отмахнулся от нас. Большей грязи в человеке я не могу и представить.

– Хватит,– прохрипел парень, сжимая кулаки и краснея.

– Да брось ты! Жизни не хватит, чтобы отмыться!

– Хватит,– стонал тот.

– Кому? Тебе? А папе с мамой? Ты перечеркнул все, что у них было, ты спустил в унитаз их жизни, а они жили только для нас, для тебя! Они четыре дня ничего не ели, не ложились спать, обреченно ожидая у телефона, когда их любимчик, их чадо, вспомнит и о них, додумается позвонить. Ты позвонил через три недели!!!

– Я же объяснял,– всхлипывал Юра.– Мы сразу уехали на пароходе в круиз, и оттуда нельзя было позвонить...

– Да ладно тебе,– улыбнулась девушка.– Какая разница-то? Восемь лет прошло, но и через восемьдесят ничего не изменится. Ты не представляешь, каково это, когда тебя предают самые близкие, самые любимые люди, когда о тебя вытирают ноги родные... Я ведь сама, когда в Минск на учебу подалась, думала тебе как-нибудь отомстить, отыграться. А когда из университета поперли, домой вернуться все-таки не смогла...

– Я знаю... Мне Колька говорил. Они думают, что ты закончила учебу и сейчас работаешь в Национальном банке...

– Это все ерунда,– махнула рукой Ирина, не упуская возможности лишний раз запустить вилку в сковороду с картошкой.– Я не потому тут отсиживаюсь. Боюсь насовсем вернуться, боюсь, что еще одно разочарование убьет их окончательно. Да и тяжело это! Как приезжаю – они радуются, оживают, все в суете. А через недельку, как страсти поулягутся, снова скисают, становятся молчаливыми и задумчивыми. Смотреть на это не могу. Они так постарели за эти годы. Сдали. Им бы уход нужен, внимание – даже перебраться к ним собиралась, а не могу. Как подумаю... Там, братец, смертью пахнет, они ее только и дожидаются. Так что, я такая же дрянь, как и ты, только маленькая, а рыбак рыбака… В наше время это не редкость – нравы!

Опустив лицо на руки, Юра плакал, искренне и громко, ничуть не скрывая рыданий. И хотя теперь это был зрелый муж, плечи его вздрагивали точно также как в детстве у того плаксивого и слишком изнеженного мальчугана, которого она знала. Но как и в те далекие годы Ирина не испытывала чувства жалости к нему – наоборот, абсолютно чистое, ничем не побеспокоенное равнодушие. Этот эпизод лишь напомнил об усталости от переживаний, которую она испытала однажды, и которая наложила отпечаток на дальнейшую жизнь, навсегда притупив ощущения и лишив былого разгула эмоций. Ее и теперь больше интересовал собственный голод, рациональный и реальный.

Отодвинув, наконец, пустую сковороду, она откинулась и похлопала себя по животу:

– Свободного места не осталось – все внутри занято. А помнишь, как однажды нам купили целый ящик мандаринов и выдавали по несколько штук за раз, чтобы не объелись. Ты был хитрее и сразу стал отдавать мне свою половину, а я, дурочка доверчивая, все хватала от жадности, и у меня тут же на лице появились такие страшные пятна – диатез на цитрусовые. Вся коробка досталась тогда тебе, а я промучилась несколько недель. Хоть сейчас признайся: ты это нарочно сделал?

Юра поднял на нее красные глаза и пожал плечами.

– А-а, не важно. Теперь-то какая разница? Лучше расскажи, куда твоя Светка с моими племянниками подевалась.

– К своим вчера ушли,– тихим голосом ответил брат.

– Поссорились? Из-за меня?

– Зачем? Вовсе нет. Ты потеряла сознание прямо на пороге. У тебя был жар, какие-то судороги. Мы не знали, что с тобой, и решили детей и Светку убрать от греха подальше. У нас ни лекарств, ни медикаментов никаких нет, а в городе черт знает что происходит – если подхватишь заразу, то уже не выкарабкаешься.

– Правда? А твоя половина не предлагала меня вышвырнуть на улицу или оставить здесь одну, и самим убраться.

– Ну, что ты уже накручиваешь?

– Я знаю твою женушку – она почище нас будет. И через тебя переступит, если нужно будет. Признайся, чего тебе стоило остаться со мной? Скандал? Размолвка?

– Перестань выдумывать,– окончательно овладел собой парень.– Ты, действительно, слабо представляешь, что тут происходит. Настоящий разгул преступности и бардака. Ничто не работает, ничего нельзя купить, света нет, воды нет, еды нет. Это еще каким-то чудом в нашем доме остался газ, но, думаю, ненадолго. Хорошо, если он просто отключится, а не взорвется вместе с домом. Кругом больные, и мертвецы прямо на улицах лежат – в любой момент может вспыхнуть какая-нибудь эпидемия. Когда ты заглянула к нам в таком виде, я уже грешным делом подумал, что началось, но ты быстро оклемалась. Похоже, вообще не болела. Что случилось-то с тобой?

– А-а! Не спрашивай. Влюбилась, наверное.

– Сильное чувство.

– Не иначе. А почему вы до сих пор из города не сбежали, раз все так плохо? Или ты здесь вообще решений не принимаешь?

– Не распускай свою фантазию. Все гораздо проще – из города никого не выпускают.

– Как это? Раньше сюда попасть нельзя было, а теперь выбраться? Ну, столица, ну, умеет удивить.

– В первый день было очень много желающих выехать из города, опять началась давка, и мы с детьми не решились на такое. А недавно, как раз к твоему приходу, узнали, что военные перекрыли все выезды и выходы, организовали прямо в городской черте палаточные городки для беженцев и заставляют всех пройти комиссии, прежде чем выпустят из Минска. Представь, сотни тысяч людей с детьми и стариками живут в палатках под открытым небом, а за сутки успевает пройти пару сотен семей через один такой пропускной пункт. Вот-вот должны ударить первые морозы – представь, что станет с ними. Многие возвратились назад, но большинство осталось, потому что там организована хоть какая-то медицинская помощь, раздают бесплатное питание.

– И зачем эта комиссия?

– А зачем все, что здесь происходит? Что-то ищут, или чего-то боятся, но это стало для нас проблемой, и у нас нет выхода отсюда. Поэтому, я считаю, что запасенная картошка – настоящее сокровище. Она, а не правительство и армия, спасет меня и моих детей. Вот в болезни от нее толка не будет, и мы бережемся заразы, а в остальном – она наш шанс.

– Тебя и твоих детей?– вздохнула Ирина.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Твоя жизнь для меня так же небезразлична, как и их, как и моя собственная, и я разделю с тобой последний кусок. Надеюсь, ты не сомневаешься в этом. И ты будешь со мной до конца, даже если это будет стоить мне жизни, даже если моя жертва станет напрасной, ты должна знать...

– Да уймись ты, жертвенный ягненок! Я не собираюсь эксплуатировать твое чувство вины – надеюсь, оно у тебя есть – и подвергать риску твой эгоизм. Я сегодня же уйду.

– Перестань!– закричал Юра.– Ты специально это делаешь, чтобы мне было больно, но я не отпущу тебя! Я не отрекался от своих родителей, не пытаюсь избавиться от тебя, и не надо делать из меня морального урода! Я разделю твою болезнь, не потому что чувствую себя виноватым, а потому что ты моя сестра, и я люблю тебя! Я иду на это искренне, а не под давлением обстоятельств или...

Он задохнулся в самом разгаре речи и продолжал вращать глазами и зевать ртом, но уже не находил слов. Это рассмешило девушку:

– Успокойся, красноречивый. Я не собираюсь никому ничего доказывать, но не пытайся тащить меня в свою личную жизнь. Я не твое покаяние, и ты для меня не такой уж и брат. Ты мне помог, когда это было необходимо – спасибо, но дальше у меня свой путь. Раз есть лагерь – мне туда. Это как раз мой случай.

– Ты ненавидишь меня! Ты пытаешься мне мстить!

– Брось, братишка,– Ирина перегнулась через стол и слегка потрепала его по волосам.– Я, конечно, язва и сучка, но не до такой степени. По правде, я давно не испытывала таких сильных чувств как любовь или ненависть. Вот разочарование, уныние, отчаяние – случалось, как раз в духе времени. А сильного ничего не было. Оглянись: люди вполне заслужили того, что на них навалилось. Мир давно катится не по тем рельсам, и мы только часть его – такие как все остальные, не хуже, не лучше. Может, это и кара небесная, но нам дальше все равно надо идти порознь. Извини, Юра. Я не могу остаться и помочь тебе.

– Почему ты уходишь?

– Мне нужно показаться доктору, и я пойду искать его даже в лагерь беженцев. Но я не больная и не заразная, так что можешь смело вернуться к своей семье и попытаться сохранить ее и уберечь.

– Но зачем тебе доктор, если ты здорова?

Девушка улыбнулась и, откинувшись опять на диван, сладко потянулась:

– Мне кажется, я беременна.

– Здорово,– растерялся ее брат, плохо скрывая удивление.– Это же прекрасно, и отчасти все объясняет, но как это? Я имею ввиду, кто он? Ты ведь не замужем, или я хотел сказать... Я тем более хочу помочь.

– Не стоит, уверяю тебя. К тому же не думаю, что это радость, и что все будет прекрасно.

– Что-то не так?

– Пожалуй. Нет, скорее все не так. Дело в том, что отец ребенка, если это был он, а больше и некому было – боже, что я несу – был очень странным человеком. Я и сама не уверена в том, что это произошло, и тем более не знаю, как это произошло, но я убеждена в своей правоте. Я чувствую себя беременной, носителем новой жизни, хотя все случилось только несколько дней назад, и я еще не могу чувствовать ничего такого. Понимаешь? Очень уж это противоречиво. Я вряд ли смогу тебе объяснить.

– И где теперь этот странный отец?

– Ты бы не стал спрашивать, если бы видел его. Что-то во всем этом не так: я с ним познакомилась, и сразу стали происходить небывалые вещи, а в результате я очнулась в бреду в полуразрушенной квартире – кругом были трупы, странные ощущения, или я просто до конца не проснулась, но окончательно пришла в себя только здесь, на твоей кухне. Вот как познакомилась с ним, так только сейчас и очнулась, причем беременная. Круто, правда?

– Ты находишь? По крайней мере очень быстро и по-современному. Его и след, конечно, простыл... И зачем тебе доктор? Собираешься избавиться от ребенка?

– Нет! Ни в коем случае! Как же тебе все объяснить? Просто постарайся поверить мне, принять как есть: случилось нечто очень неординарное. У меня, конечно, нет опыта, но я отдаю себе отчет, что моя беременность протекает не совсем обычным образом. Боже, я в собственных словах смысла не вижу. Вот я, сколько видела девочек в таком положении, как сама относилась к абортам там или к материнству, придумывала себе что-то, представляла, воображала... Но мне же не шестнадцать лет, в конце концов, а только все это оказалось ерундой! Не знаю, у всех ли это так, но мое состояние нельзя описать простым словом «беременность». Это нечто... большее. Сравнить даже не с чем. Это намного круче, чем то, что происходит сейчас в городе. И пока ты не спросил, у меня и мысли в голове не возникало что-то изменить. Возмутительная идея. Я даже думаю, что это невозможно, неосуществимо. Понимаешь? Физически невозможно. Нет! Мне определенно надо показаться врачу!

– Тебе нужен психиатр?– очень деликатно, почти шепотом спросил Юра.

– Нет,– рассмеялась девушка, рассмотрев в глазах брата беспокойство.– Мне не нужен ни психиатр, ни священник. Хватит обычного гинеколога с теплыми руками и бегающими глазками, который вкрадчивым голосом подтвердит мне то, что я уже и без него знаю. Я хочу убедиться, что не спятила, а чудеса случаются.

– Хорошо,– сдался Юра.– Утром я провожу тебя в лагерь. Не буду пытаться с тобой спорить. Без толку. Надеюсь, до утра обождать сможешь? Не станешь ломиться в путь на ночь глядя? Выспись получше.

– Запросто! Еда и сон – отпадное сочетание. С удовольствием посвятила бы этому всю жизнь. Дай мне напиться, и я снова завалюсь в кровать.

Парень протянул ей стакан кипяченой воды, но прежде чем Ирина успела из него отпить, прилив смеха стал душить ее с невероятной силой.

– Чего скалишься?– испугался брат.– Чего-нибудь смешное на дне увидела?

– Нет,– с трудом отдышалась девушка.– Я вдруг подумала, что ты никогда и не узнаешь, что такое беременность, а я тебе пытаюсь рассказывать странные стороны этого явления.

– И это настолько смешно?

Она только молча кивнула головой.

*****

Впервые за последнюю неделю Протасеня позволил себе выходной.

После многочисленных перемен места работы он, в конце концов, устроился помощником повара в маленьком кафе, расположенном на первом этаже его же жилого дома. Это было старое многоэтажное строение еще тех времен, когда было модно совмещать квартирные дома с магазинами, ресторанчиками и прочими учреждениями, что всегда казалось ему чрезвычайной глупостью. Но, стоило однажды совместить место работы с местом проживания, как пришлось изменить свое отношение на диаметрально противоположное. Это было не просто очень удобно! Такой незначительный на первый взгляд нюанс в корне изменил роль работы в жизни. Олег более не искал и не желал иного. Даже значительное повышение в заработке не могло прельстить его более.

Сперва казалось немного странным, что, едва выйдя утром за порог своей комнатки, он уже оказывался на рабочем месте, причем опередив всех коллег. Потом он не знал, куда девать лишние два часа в сутки, сэкономленные на дороге, что за неделю составляло уже десять часов – целый световой день, а за месяц почти пятьдесят! Он мог позволить себе без всякого ущерба приходить первым и уходить последним, подолгу задерживаясь на работе. И хозяин в силу этого же обстоятельства доверил ему ключ от служебного входа, чем Протасеня не брезговал порой пользоваться и в личных целях, устраивая милые вечеринки для знакомых.

И, наконец, по той же причине он избежал городской давки, унесшей столько человеческих жизней, хотя и жил почти в центре, недалеко от железнодорожного вокзала. В тот день он единственный из работников кафе попал на работу. Из-за зарешеченных окон Протасеня наблюдал за тем, что делалось на улице, и многое понял для себя, хотя самый расцвет ужасов и беспорядков прошел гораздо дальше.

Безумство еще не успело охватить столицу, и о погромах никто и не помышлял, а смекалистый Олег уже смотрел вперед и заботился о завтрашнем дне. Он высадил дверь в квартиру сгинувшего соседа, который, как он знал, был заядлым охотником и хранил дома настоящий арсенал. Организовав вооруженную охрану заведения, он затаился и стал выжидать. На следующий день к нему присоединился посудомойщик Тимоха, заглянувший на всякий случай, но решивший задержаться вместе с Протасеней и полным холодильником.

Они не открылись для посетителей в первые дни и избежали плачевной участи конкурентов, принявших на себя удар разгулявшейся от лишней свободы толпы.

Привлекая крепких жильцов дома в общее дело, они зажгли вывеску несколькими днями позже, когда отсутствие продуктов выгнало на улицы не только бездельников и погромщиков, но и честных граждан, готовых платить за то, что могло им дать кафе, и платить не мало. Они стали зазывать посетителей, когда конкуренты исчезли в прямом смысле, оставив после себя пепелища и следы грабежей. Люди охотно расставались с ценностями в обмен на продукты, но бизнес все же не протекал безоблачно. Бродяги и уголовники сильно досаждали, нанося ущерб и грозя большими неприятностями. Приходилось расширять команду, но это сказывалось на прибыльности, тем более что содержимое хранилища быстро таяло.

Олег уже подумывал свернуть дело и, прихватив кассу, податься подальше, как вдруг объявился некий Ворчун. Даже не он сам, а его дружки-подельщики.

Это были те же негодяи, беспринципные и аморальные, но сытые и хорошо организованные, представляющие реальную силу и какой-то порядок. Они ничего не требовали от работников кафе и добросовестно расплачивались за выпивку бесценными продуктами, консервами, крупами, просто отдыхая тут по вечерам или заглядывая на утреннюю чашку кофе. С их приходом все изменилось, а слух о заведении, где не бывает драк, никто не задирается, и где можно не бояться, что тебя ограбят у всех на глазах, быстро облетел окрестности, собирая широкий круг клиентуры. Иногда даже женщины заглядывали в кафе, чтобы заключить сделку или осуществить обмен.

Перспектива казалась радужной, и Протасеня на правах владельца договорился о встрече с самим Ворчуном.

Дела шли хорошо и Олег позволил себе немного отойти от них, чтобы отдохнуть перед встречей с предводителем армии подонков. Вокруг имени Ворчуна роились небылицы и сплетни, но факт оставался фактом: у Ворчуна получалось процветать в хаосе и устанавливать свои законы.

Протасеня облачился в лучший костюм и бодро спустился в кафе. Был полдень, и в небольшом зале теснилась толпа хлипких мужичков, которые опасались высовываться из своих квартир по вечерам. Они наперебой уговаривали чернобородого громилу за стойкой принять их условия обмена, размахивая смехотворными сокровищами и не прекращая стенать, но тот был непреклонен.

Ближе к вечеру соберется публика побогаче – они не будут торговаться или скулить – отдадут названную цену или уйдут ни с чем. И уже с наступлением темноты потянутся парни Ворчуна, основные и самые желанные посетители.

Олега, как владельца, беспокоило отсутствие в его заведении женщин, которые боялись улицы, боялись темноты и избегали любых сборищ мужчин. Не дай бог объявится конкурент, который решит эту проблему, и вся рать переметнется туда, прихватив его надежды на процветание. Он думал об этом, когда его взгляд наткнулся на милое девичье лицо в толпе.

Их было две.

Смазливые, восемнадцатилетние, с блуждающими растерянными глазками, с хорошими фигурками под теплой одеждой. Протасеня укоризненно глянул на громилу за стойкой, но тот красноречиво поднял брови, давая понять, что видел их и не упустил бы. Поблагодарив удачу, он уверенно двинулся к ним, прикинув, что его торжественный вид как нельзя уместен.

Девушки заметили его и, угадав, что он направляется именно к ним, насторожились.

– Добрый день,– как можно дружелюбнее начал Олег, выдавив из себя приветливую улыбку.– Могу чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо,– сразу ответили те.

– Ну, что Вы! Никакого беспокойства. Что я могу Вам предложить?

– Ничего. Мы уже собираемся уходить.

– Ну, что Вы! Прекрасные дамы такая редкость у нас. Позвольте угостить Вас чем-нибудь.

– Спасибо, но это ни к чему.

Девушки были по-настоящему напуганы, и это читалось в их прекрасных по-детски чистых глазах. Протасеня был озадачен. К тому же время стесняло его, и он не мог себе позволить долгое и церемониальное обхождение, но нельзя было и давить:

– Хорошо,– решился он.– Вижу, что напугал Вас, но, клянусь, хотел лишь предложить выгодную и абсолютно безопасную сделку. Я владелец кафе. Сейчас за тот столик принесут обед на двоих независимо от того, будете Вы его ожидать или уйдете сразу. Во втором случае его просто разворуют остальные посетители. Но этот скромный дар нисколько Вас не обяжет – Вы можете свободно уйти и до, и после трапезы. Я вернусь через десять минут, и, если Вам еще будет интересно узнать, что я собираюсь предложить, дождитесь меня, и мы побеседуем.

Не давая им возможности ответить сразу или принять поспешное решение, Олег развернулся и пошел к проходу за стойкой. Наблюдавший за этим громила-бармен моментально отреагировал, организовывая поваров. Не успел Протасеня еще достаточно отойти, как мимо него пробежал официант с бутылочкой аперитива, парой салфеток и несколькими яркими салатами. Девушки были поставлены в неудобное положение, и стали быстро о чем-то перешептываться, а стол уже покрывался яствами.

– Чтобы ни один чмошник к ним не приблизился,– зашипел Олег на ухо громиле, когда тот следом нырнул в подсобку, откуда они потихоньку наблюдали за посетительницами.

А те, поддавшись искушению или давлению обстоятельств, решились-таки и расположились за столом, не торопясь притрагиваться к угощению.

– Пора, а то можем передержать их,– посоветовал бармен.

– Сам вижу. Займи чем-нибудь этих дедов, чтобы не пялились и не смущали девочек.

– Чем? Станцевать для них?

– Устрой распродажу деликатесов по низким ценам, но не увлекайся. Пусть смотрят тебе в рот, а не за мой столик, и этого достаточно.

– Не проблема.

– Ну, я пошел.

Пока громила, проявив щедрость, устраивал конкурс для желающих приобрести за дешево мясные консервы, Протасеня, прихватив бутылку хорошего портвейна, присоединился к прекрасным посетительницам:

– Я вижу, Вы не едите. Нет аппетита?

– В чем состоит Ваше предложение?– спросила в ответ светленькая, демонстрируя своим видом, что хочет поскорее с этим покончить и удалиться.

Олег хитро улыбнулся. Он не даст им повода обидеться или почувствовать себя уязвленными.

– Это прекрасный аперитив. Попробуйте его со мной. Впрочем, вижу, Вы мне не доверяете, и не стану излишне испытывать терпения. Я хотел Вам предложить работу в кафе. Нормальную, постоянную работу.

– Прекрасно, и в чем она будет заключаться?– прищурилась светленькая.

– Вы не знаете, для чего существуют кафе?

– Мы не знаем, для чего мы в Вашем кафе.

– Но это очевидно! Чтобы привлечь клиентуру,– с невинным видом заявил Протасеня.

– Все ясно. Спасибо за приглашение.

– Что ясно?! Вы уверены, что правильно понимаете мои слова? Я ведь не дешевый сводник и не давал Вам повода так думать обо мне.

– Нет, действительно спасибо, но мы не можем,– красивым грудным голосом ответила рыженькая.– Извините.

– Никаких извинений. Все в порядке. Спокойно кушайте и обо всем забудьте. У Вас, наверняка, есть причины так относиться к мужчинам, и то, что Вы меня не правильно поняли – досадное недоразумение, но настаивать не стану.

– Мы не хотели Вас обидеть,– растерялась рыженькая, вопросительно поглядывая на подружку.– Но понимаете, сейчас такое время...

– Нам лучше держаться подальше от неприятностей,– пришла та ей на выручку.

– Согласен. В таком случае, уверяю, что пока вы находитесь в моем заведении, я гарантирую безопасность. Оставайтесь, сколько вздумается, а если потребуется, в доме есть пустующие квартиры. Одним словом, отдыхайте. Собственно, в этом и заключается мое предложение. Пока Вы будете здесь, многие мужчины, соскучившиеся по нормальному женскому обществу, придут ко мне, станут сорить деньгами и бахвалиться перед Вами. Мне большего не надо. Вы можете отвечать на их шутки и заигрывания, а можете и не отвечать, вы можете удивить их своим умением петь, танцевать или декламировать, а можете неподвижно просидеть за этим столиком весь вечер. Но я никому не позволю прикоснуться к Вам и позабочусь о том, чтобы Вы были сыты и прекрасно выглядели. Давайте ни о чем не будем договариваться – пока Вы здесь, Вас будут охранять и оберегать, но в любое мгновение можете спокойно уйти отсюда, никто этому не помешает. Сейчас я вынужден отлучиться, и если сочтете возможным задержаться до вечера, я буду счастлив угостить Вас ужином по возвращению и познакомить со своими друзьями, достойнейшими людьми. Очень прошу не отвергать мою искренность сразу.

Одарив девушек на прощание ослепительной улыбкой, Протасеня с наигранным аристократизмом встал из-за стола и, отвесив поклон, подошел к стойке бара:

– Хватит уже разорять меня, Славик,– прошептал он громиле.– Я ухожу к Ворчуну на серьезный разговор, но если ты упустишь мне этих кошечек, я сверну тебе голову.

– Никуда они не денутся: вон как набросились на пайку,– ответил тот, сворачивая свой аукцион.– Ничего уже не случится.

– Смотри в оба! Чтобы никто возле них не терся. Если надо, объясни этим жлобам – сегодня потерпят, завтра получат все. Поторопятся – попортят дело. Пусть разыграют приличную публику, и все им воздастся. Но в любом случае дурочек этих не выпускай. Будут капризничать, свяжешь и запрешь в кладовке, но лучше до этого не доводить.

– Ладно, не маленький. Разберусь, что делать. Ты к Ворчуну поторопись. Минут пять назад за тобой джип прислали.

– Ты шутишь!– округлил глаза Олег.

– Как же! И водила подходил ко мне, да ты за столиком торчал...

– Придурок!– чуть сдержался Протасеня.– Что же ты молчал! Вот вместо того, чтобы по делу говорить, херню какую-то мелет, а о главном и не скажет! Где твои мозги, теленок?

– Прикрой варежку,– огрызнулся Славик.– Беги, стелись Ворчуну под ноги, пока другая шестерка тебя не опередила.

Олег задохнулся от гнева и возмущения, но лишь протянул руку в сторону нагло улыбающегося детины и ткнул указательным пальцем тому в широкую волосатую грудь:

– Погоди, родственничек сраный,– выдохнул он.– Еще потрем на эту тему.

Он нервной походкой направился к выходу, грубо расталкивая зазевавшихся клиентов. Его глаза светились злобой, а тонкие губы шевелились, повторяя немыми фразами поток мыслей, роившихся в голове.

*****

Большой черный пес возлежал на вершине бетонной плиты у лесов недостроенного дома. Он ровно и глубоко дышал с закрытой пастью в отличие от двух десятков других собак, которые с полу прикрытыми сонными глазами отдыхали у подножия своеобразного престола черного вожака, вывалив наружу розовые и ярко красные языки.

Вялая усталость владела стаей после бурной ночи, наполненной множеством событий и обилием добычи. У многих шерсть слиплась в лоскуты, смоченная кровью чужих и собственных ран, хранящая отпечаток славных боевых побед – в стае всегда оставались лишь победители. Проигравшим и слабым среди них не было места. А ночь была заполнена настоящими сражениями, и начало им положил новый предводитель, потребовавший признания и силой доказавший законность своего права. Его движения были быстрее, клыки и когти острее, а глаза светились ярче. Многие сильные псы нашли погибель в его крепкой хватке, и остальные были вынуждены признать главенство Черного, выражая всем своим видом покорность и послушание. А потом была охота.

Пес оценивающе смотрел на свору и думал. Отношения между собаками разительно отличались от человеческих. И запах в них играл настолько важную роль, что Черному пришлось подбирать гамму и сочетание пахучих соединений, прежде чем его перестали шарахаться признали за своего. Зато, добившись этого, он мог не беспокоиться уже ни о чем. Ни окрас, ни голос, ни даже размер не играли никакой роли. Они служили разве что приправой к авторитету в их обществе – запаху, который мог ярко выражать гнев, страх, желание, голод, и по своим оттенкам был подобен богатому языку общения с возможностью проявления интонаций и степеней уверенности. Отдельные особи были красноречивы и выразительны, иные косноязычны и глуховаты, но понимать язык запахов могли все.

Понятие субординации составляли ядро отношений между животными: кто-то обязательно должен доминировать, и, пока этот вопрос не решался обнюхиванием или показательной стычкой, ни о чем больше не могло быть и речи. Даже если дальнейшие отношения не складывались или в них не было интереса, позиция вожака должна была определиться. А тем более, если возникали территориальные или иные претензии.

В остальном, что касалось отношений, они мало чем отличались от человеческих, будучи лишь несколько проще или, точнее, лишенные замысловатости и утонченности. Любая зависимость от себе подобного диктует набор правил, изменить которые не в силах ни одна живая особь. У вожака всегда есть враги, умные и скрытные, предатели, хитрые и коварные, недоброжелатели, равнодушные и злорадные, и последователи, преданные, но слабые. Смешивая в стае коктейли из этих составляющих в различных пропорциях, можно получить бесконечное количество вариантов, наполненных изменами, заговорами, героизмом и страстью. И чем больше ингредиентов, тем менее предсказуемо развитие событий.

Черный терял интерес к обретенной им за ночь стае из-за скудности материала и его простоты. Единственным малопонятным оставался симбиоз собак и людей, который проявлялся самым неожиданным образом. Их зависимость друг от друга на первый взгляд казалась очевидной, но при детальном рассмотрении в цепочке взаимосвязей отсутствовали ключевые звенья. Прошитой в ДНК людей и животных информации не доставало для организации их отношений на столь высоком уровне, что указывало на еще какой-то скрытый подтекст.

Когда во время ночной охоты им удалось загнать и убить человека, не все псы смогли прикоснуться к его плоти. И большинство остались голодными, испытывая в присутствии убитого ими человека, как ни странно, страх и печаль, хотя в преследовании и убийстве принимали активное участие и никаких сдерживающих факторов не испытывали, готовы были сожрать собственного раненного товарища.

Животные вообще казались куда более цельными с точки зрения природы, чем люди, хотя и имели меньший потенциал в развитии.

Конструктивно тонким и врожденным преимуществом было то, что их организмы на всех уровнях протекающих в них процессов вступали в резонанс с различными явлениями окружающей среды – приливами и отливами, фазами луны, сейсмической активностью и еще бог знает чем. При любом изменении одного из внешних факторов организм немедленно реагировал, и этот механизм был непонятен, как и его цель. Животное не только получало предупреждение о переменах в среде обитания, но и производило бессмысленные ответные действия. Собаки выли на луну, прижимали подбородки к земле, могли начать прыгать или лаять. Любое явление жизни представляло собой оптимальную простоту идеи и необъяснимую сложность реализации.

Дуновение ветра принесло новый запах, и псы подняли головы, водя носами по ветру и вбирая воздух. Это была женщина. Зрелая, сильная женщина, здоровая. Как и все люди помимо собственного запаха, она расточала еще и чужой: резкий, неестественный, не содержащий смысла. Недоразвитость нюха люди компенсировали ароматическими салатами, и приходилось долго принюхиваться, отыскивая в этом «крике» голос их собственной плоти. Чем больше пес анализировал букет химических процессов, тем больше убеждался в безупречности этого женского организма. Он поднялся, и стая оживилась, косясь на вожака.

Черный прыгнул вниз и побежал к источнику запаха. Стая последовала за ним.

Во время охоты каждый имел свое место в строю. Первым был вожак, чуть позади и в стороне находились самые сильные псы – не больше двух-трех. Следом бежала самка или самки главаря, если у них не было щенят, и только потом остальные псы в соответствии с иерархическим положением. Нельзя было нарушить этот строй, занять чужое место, преступить границы чьей-то территории или даже приблизиться к ней. В лучшем случае нарушителя предупредят злобным оскалом или коротким рыком, но стоит ему промедлить, как неизбежен поединок, сражение за место под солнцем. С таких поединков начинается карьера молодняка в стае, а для стареющих псов это болезненный и кровавый путь с Олимпа, и каждый шаг для них сопряжен с болью и ранами, чтобы в одном из таких боев навсегда покинуть мир и расстаться с собачьей жизнью.

Умереть молодым в сражении или на охоте, оглашая предсмертным завыванием окрестности – счастье. Это куда лучше, чем незаметно отходить в тень смерти на слабеющих лапах и нести с собой позор беспомощности. Жизнь не любит и презирает старость.

Женщина вышла на недостроенную улицу нового квартала, сторонясь людей, которые могли встретиться на пути. Но она не знала, что, укрываясь от одной опасности, вплотную подошла к другой. Псы молча бежали по неровностям расплывшейся в грязь насыпи, которая со временем должна была стать проезжей частью, держась высоких заборов, скрывавших каркасы будущих построек и котлованы, больше похожие на могильники для слонов. Важно, чтобы жертва не узнала об охотниках раньше времени, когда можно еще сбежать. Но женщина часто оглядывалась по сторонам, будучи на чеку, и заметила свору собак, которая подобно горной реке быстро катилась по руслу улицы.

Протяжный высокий крик, наполненный ужасом, возвестил о начале охоты. Дальше каждый был вправе действовать самостоятельно, если вожак не возражал. Лай и рычание огласили каменные джунгли города.

Женщина свернула в один из боковых переулков и побежала в надежде добраться до обжитых районов новостроек, наивно полагая, что близость людей обеспечит защиту.

Она бежала быстро, демонстрируя прекрасное физическое состояние, а активно заработавший организм расточал обилие запахов, раскрывая перед нюхом Черного все тайны ее тела как книгу с большими буквами и картинками. Вожак уже определился на ее счет и значительно прибавил в скорости. Это потребовало усилий не только от мышц, но и от биологических процессов, протекающих на клеточном уровне, что в свою очередь спровоцировало неизбежное выделение пахучих соединений. Бежавшие следом псы уловили это изменение и насторожились, прицениваясь уже не только к загнанной жертве, но и к странности предводителя. Они косились на него и тихо рычали. А когда, не сбавляя хода, Черный стал меняться в размерах, удлиняя конечности и расширяясь в плечах, стая бросилась врассыпную с беспорядочным лаем.

Но женщина не видела этого, не будучи в силах даже обернуться, сосредоточенная на побеге. Она слышала лай, слышала дыхание за спиной и удары собственного сердца в ушах.

Если бы кто-нибудь наблюдал за охотой со стороны, ему представилась бы странная картина. Испуганная женщина неслась, не разбирая дороги, преследуемая четвероногим человекообразным существом, за которым старалась успеть тяжело дышавшая сука.

В конце концов, женщина оступилась и упала, кубарем покатившись в грязь. Она даже не пыталась встать, жадно хватая ртом воздух, и совершенно забыла об опасности. Голова кружилась, в боку нестерпимо жгло, а на зубах скрипел песок. Почувствовав прикосновение, она вздрогнула и не попыталась сопротивляться. Но когда сильные руки заботливо подняли ее и поставили на ноги, женщина подняла глаза на могучего голубоглазого брюнета, который приветливо улыбался. Едва сдерживаясь, чтобы не потерять сознания, она не обратила внимания на наготу неизвестно откуда взявшегося спасителя.

– Собаки!– заговорила она рывками, не останавливая отдышки.– Они гнались за мной... со стройки... Их там столько... Если бы не Вы...

Парень почему-то вызывал полнейшее доверие, и обнятая им за плечи женщина спокойно последовала вместе с ним, увлекаемая назад, к новостройкам.

Спокойствие и умиротворение овладели ей, придавив сонливостью так, что уже ничего не чувствовалось. И уж конечно она не чувствовала тонкого терпкого запаха, исходившего от тела незнакомца, повелительного запаха, который лишал воли, ломал сопротивление.

Но этот знакомый аромат хорошо удерживала на нюху преследовавшая их самка колли, которая нагнала вожака и теперь ни за что не собиралась от него отставать. Стараясь не приближаться, псина провожала своего избранника до самого логова, куда тот привел женщину. Ее не смущало, что ее самец больше не был псом и теперь ходил в человеческом обличии.

А когда он укрылся с человеческой самкой в подвале недостроенного дома, улеглась у входа, вылизывая зудевшие лапы и опасливо всматриваясь в окружающее безмолвие – не крадется ли кто.

*****

Несмотря на то, что Протасени пришлось проторчать в приемной битый час, дожидаясь аудиенции Ворчуна, он был потрясен увиденным и никак не мог поверить, что всего этого можно добиться за неделю.

Он находился в настоящем офисе с хорошей оргтехникой и компьютерами, с шикарной обстановкой и деловой суетой. Множество людей вокруг были заняты реальным делом, серьезным и важным. Они ставили подписи, цитировали распоряжения и приказы, таращились в распечатки и сидели рядом в очереди на прием, шевеля губами или перелистывая отчеты.

Это действовало завораживающе. И, когда секретарь пригласил его пройти в кабинет, раздавленный раболепием, Протасеня готов был вползти на коленях к этому человеку и долгое время боялся прямо смотреть ему в глаза. Хотя накануне он ясно представлял, как уверенно придет к предводителю бандитов и гордо, чтобы тот проникся к нему уважением, предложит сделку, выгодную обоим.

Но, оказавшись теперь лицом к лицу с ним, был растерян, лишен дара речи и не представлял, как и о чем стоило говорить. Казалось, ничто уже не могло заинтересовать этого проницательного богача, которому он собирался предложить половину своей ничтожной прибыли! Это была ошибка, непростительная самонадеянность.

Протасеня обреченно молчал как школьник в кабинете директора, разглядывая носы ботинок, и проклинал себя. Он не мог знать, что его униженность была не просто замечена и оценена Ворчуном – она разливалась слащавым елеем по темным и грубым уголкам его души, смягчая природную жестокость.

– Ну-с,– незаметно, уголками губ улыбнулся хозяин кабинета, глядя на молодого парня.– С чем пожаловали?

– Вот,– выдохнул Протасеня, рассыпав на столе припасенные заранее драгоценности, тщательно отобранные накануне.

Предполагалось, что он демонстративно разделит их пополам, небрежно и легко, и заберет половину, после чего скажет красивую и короткую речь. Но этого уже произойти не могло. Он дурковато улыбнулся, переводя взгляд с ценностей на прищурившегося Ворчуна. Если бы тот сейчас указал ему на дверь, парень с облегчением бы ретировался. Но перед ним был не тот человек, который откажется от общества напуганного и униженного подхалима, не тот человек, который был глух к лести и дифирамбам. Он умел получать удовольствие от таких утонченных комплементов, подобно гурману вкушая ощущение неловкости, страха и уважения, вселенные им, которые читались в скованности посетителя и его косноязычии.

– Старушку-процентщицу зарубил?– снисходительно пошутил Ворчун, бросая оценивающий взгляд на предложенную дань.

– Никак нет! Выторговал по честному.

– Как это можно по-честному выторговать? Торг, браток, он не предполагает честности. Это обман, но очень красивый.

– Ну,– смутился Протасеня.– Я имел в виду, что не отнимал, не вынуждал – сами отдали. И это только за три дня.

– Да. Это хорошо, что без насилия,– продолжал философствовать Ворчун.– Люди уже устали от насилия. Это хорошо. Надо возрождать спокойную жизнь, возвращать все в привычное русло. И культуру торговли, но с маленькими поправочками. Чтобы не утратить наших завоеваний, чтобы грязь застойного мира не могла вернуться. Ведь столько хороших людей отдали за это свои жизни.

Парень не понимал, о чем говорит всесильный чудак, но очень живо кивал головой, выражая слепое согласие.

– Но хватит уже этой высокопарности,– закончил тот.– Уверен, ты не о перспективах народа пришел ко мне поговорить. Хотя, кто знает, в наших руках будущее целой нации, и любой шаг по-своему судьбоносен. А-а?

– Точно-точно! О будущем самое время побеспокоиться. Я ведь на счет этого и пришел. Вам, конечно, это может показаться нестоящей мелочью, и прибыль, как видите, скромная, но людям большая помощь выходит.

– Вижу, объемно мыслишь,– посуровел Ворчун.– Но что у тебя за торговля, братец? Под чьим крылом греешься?

– Тут я, недалеко. В старых домах за костелом кафешка маленькая была. Погромы нас обошли стороной, милостью божьей, вот мы торг и открыли.

– Это, где дорога с горки идет?

– Точно! Точно так! Маленькое, уютное заведение.

– Знаю. Далековато от моих мест, но ребята, говорят, бегают туда.

– Бегают!?– вскрикнул Протасеня.– Не знаю, как и молиться на них. Сами не балуются и другим не дают! Вас же весь город знает! Так им никто и прекословить не смеет – уважают! Бизнес пошел!

– Вот как?– надулся Ворчун.– Выходит, ты на меня работаешь, защитой моей пользуешься, а вижу тебя впервые.

– Я?– перепугался парень.– Так ведь я сам пришел!

– Шучу, шучу. Чего же ты пришел, раз у тебя все в гору идет? Мало?

– Одно дело, что заработать можно больше, а другое, что многим людям поможем. Продукты наши на исходе. Только народ самое ценное понес, а у меня только то, что выменял у Ваших...

Протасеня испугался, не в силах подобрать нужного слова, которое бы смогло обозначить бандитов Ворчуна и не обидеть его.

– Это я понял,– пришел тот ему на выручку.– Но, сам знаешь, есть Червенский рынок, где ты можешь покупать у моих торговцев, чего заблагорассудится. Или ты скидку хочешь?

– Я предложить думал. Рынок рядом, кафе мое тоже не так далеко, а вот дальше от вокзала ничего и нет. Точнее есть. Люди везде живут, но в наше время далеко от дома не отходят и предпочитают купить подороже, но поближе. И там тоже пара менял завелась – и от центра далеко, и до беженцев на окраине не добраться. Кто их там охраняет – не ясно: бандитов и малолеток одуревших, что комарья на болоте, а тех не трясут. Какую они там прибыль имеют, подумать страшно, а горожане мучаются. Там же ж самые спальные районы начинаются. Вот я и думаю, прими Вы участие в моем деле, я бы и расшириться мог, под Вашей крышей забрался бы подальше. Самому без толку – раздавят. А с Вашего благословения – смогу.

Ворчун долго молчал, всматриваясь в Протасеню: уж больно в точку он попал.

Давно руки чесались пошарить в спальных районах, где уже успели вырасти свои авторитеты, которые окружили его безлюдный центр как стая шакалов могучего хищника. Если их не прижать, они вырастут и сожрут его, а если поторопиться, один неверный шаг мог стать последним. Начни он открытую войну, они объединят свои разрозненные банды. А вот продвинуть свою торговлю поближе к окраине, выглядит вполне безобидно. Кто сейчас станет мерить, где чья территория? Он или вытеснит одного из мелких конкурентов, или получит повод для маленькой войны, но войны очень личной, за собственные интересы. И в нее больше никто не сунется. Такие вопросы решаются один на один, а он пока самый сильный. Именно пока! Не имея выхода к окраине, он обречен съесть свои склады и остаться ни с чем. Любой бизнес требует постоянного движения, притока ресурсов, наращивания оборотов.

– Ты умный и деловой парень,– сказал он, наконец.– И, клянусь жизнью, ты мне нравишься. Ты не скулишь, не просишь – умеешь взять то, что тебе принадлежит, но при этом хранишь уважение к старшим. Редкие качества в наше время! Я уверен, мы сработаемся, и впереди еще немало приятных встреч.

Нет необходимости говорить, как воспринял эти слова Протасеня, готовый рухнуть на колени и целовать пол под ногами всесильного Ворчуна. Но он лишь бешено вращал к удовольствию того глазами и неровно дышал.

– Я сегодня же сделаю все распоряжения относительно тебя. Будешь получать лучшие продукты без предоплаты, а прибыль разделишь пополам самостоятельно. Парень ты умный и обманывать меня не станешь, если не хочешь оказаться на позорном столбе. И не имеет значения, копейку ты украл или тысячу – все равно вор, так что не бойся переплатить мне, зато спать будешь спокойно. Определю тебе охрану, а в заведение дежурных поставим. Надо будет свести тебя с Локусом – он защитит дело, когда начнешь продвигать его к окраине. Когда, кстати, думаешь взяться?

– Начать?!– вскрикнул окрыленный парень.– Да хоть завтра! Нет! Именно завтра с утра и начну!

– Молодец. Что-нибудь понадобится – проси. И чтобы через день бывал у меня с докладом о положении вещей. А твоему заведению, полагаю, можно будет устроить и рекламу. Сегодня вечером сам наведаюсь с ближайшими друзьями. Надеюсь, будет весело?

– Еще бы!– задохнулся Протасеня.– У меня даже девочки есть сегодня.

– Девочки?

– Молоденькие, чистые, исключительно духовная пища! Первый день сегодня. Думаю, первые ласточки. С Вашей помощью мы такого добьемся – со всего города к нам сползутся!

– Ладно тебе. Не загадывай наперед. Мне твой энтузиазм нравится, но будь реалистом и думай о делах, а не развлечениях. Это мы должны по городу людей своих распространить, а не тащить их сюда. Но это все завтра. Сегодня отметим у тебя мой день рождения.

– Сегодня Ваш день рождения?

– Ну, когда-то он есть у каждого человека,– скромно потупился Ворчун.