– Я – Ромбус.



– Это название зубной пасты, от которой ты пострадал?



– Это кликуха, дура. И, будь уверена, ее знают многие крутые пацаны.



– Ладно, Ромбик, ты меня утомляешь, так что пристегнись и дай тишины.



Девушка подобрала с земли ветку и пошевелила ей угли, выглядывая картошку:



– Еще не готова.



– Я знаю,– настойчиво затряс головой парень.– Ты думаешь, я наркоман. Думаешь, я конченый торчок с гнилыми руками. Думаешь, у меня уже клин в башке?



– Расслабься, я подустала, чтобы думать еще о ком-то.



– Да все так думают. Раз укололся, так уже и не человек. А я тебе так скажу, все от силы воли зависит, а не от наркоты! Вот другие, я знаю, как привязанные к этому плану. Ширнулись, крыша и отъехала – пошли чертики плясать. Вены как стекло ломаются, а они с иглы не слазят, потому что соплями примотаны, и сказать себе не могут – силы воли нет. Вот меня возьми. Я и года дурь не гоняю. Вот под настроение могу оттопыриться, а как нет желания – ну, вот нет тяги – так мне эти косяки хоть силой пихай – даже не затянусь. Потому что я себя в руках держу! Вот так!



И он вытянул дрожащую руку вперед, сжав ее в кулак. Ирина поморщилась:



– Слушай, держатель. Мне здесь твои байки не нужны. Найди другого и лей ему в уши, что хочешь, а от меня отлезь!



– Зря, сестрица. Я же не чмо какое. Я все вижу. И ты наша. Было бы у меня чем оттянуться, ты бы сейчас у меня в ногах валялась. А вот у меня нет такой зависимости, как у всех у вас, наркотов печальных. Меня не ломает, и на людей я не зверею. Вот чего ты такая злая? Потому что ломает тебя!



– Да что ты млеешь, падаль жеваная?– вспыхнула девушка.– Сверни свои глазные яблоки на бок, пока я тебе их на затылок не затащила! Плевала я на тебя и твоих братков и сестричек. Говоришь, и года не гоняешь? Ты два года и семь месяцев на игле! У тебя в организме уже начались необратимые процессы. Закатай рукав! Твоя локтевая язва так воняет, что я ее здесь чувствую: ты руки не разогнешь, чтобы она у тебя не лопнула. Ломки ты не боишься? Ты только утром последнюю дозу вкатил: подожди до вечера, до ночи. Вот когда у тебя днище пробьет, и будешь выблевывать собственные кишки, я посмотрю, каким тогда философом будешь. Утомил ты меня нытьем своим! Понял? Или сваливай, или залепи дуло. Тут и без тебя вони хватает!



Наркоман грязно и пошло выругался на Ирину, помянув все ее вторичные половые признаки, и высказался по поводу своего негативного отношения к ним, но после на долгое время замолчал.



Картошка запеклась, и девушка принялась ногами выбрасывать ее из остывающих углей. К этому времени вернулась семейная парочка в сопровождении ребенка лет семи-восьми, неопределенного пола, и приняла активное участие в сборе урожая. Они не просто подобрали несколько картофелин, чтобы съесть их, а бесцеремонно собирали все, до чего могли дотянуться, набивая карманы. Сразу же к ним присоединился наркоман и еще целая группа беженцев, взявшаяся неизвестно откуда. Это обстоятельство несколько озадачило девушку, но она успела, обжигая руки, выхватить из рыхлого пепла всего пару клубней и удалиться прежде, чем на месте недавнего костра завязалась потасовка с очень жестокой формой передела добычи. Ей лишь пришлось пожалеть о своей неосмотрительности.



Ирина быстро шла через лагерь – палатки, горы хламья, глаза людей, сидящих у костров, гомон пустых разговоров. Холодный ветер бил в лицо, донося знакомые запахи медикаментов и помогая ориентироваться по ним: где-то впереди было медицинское учреждение. Иногда этот ветер задувал в уши и начинал громким шепотом о чем-то шелестеть, перекрывая остальные звуки, и такие паузы были очень приятными, похожими на короткую передышку.



Незаметно узкие проходы выровнялись и превратились в улицу, образованную рядами лагерных сооружений, на которой было заметно оживленное движение в обоих направлениях. Девушка по-прежнему шла на запах и, оказавшись в людском потоке, почувствовала себя уверенней, даже подумала и том, чтобы съесть почти украденную собственную картошку, которая грела карманы куртки. Она уже нащупала рукой горячий и шершавый клубень, как сзади послышался окрик, который, она была уверена, предназначался ей. Обернувшись, Ирина увидела наркомана, по-свойски, как старой знакомой, махавшего ей рукой.



– Ну, ты припустила, красавица. Еле угнался за тобой,– сказал он, приблизившись.



– А гнался зачем, красавец? Тебе от меня ничего не отломится, я же говорила.



– Ладно тебе. Халявы мне не надо. Пойми, нам надо вместе держаться.



– Держись за что-нибудь другое, а ко мне не лезь!



С загадочным видом парень залез руками в карманы и извлек оттуда запеченную картошку. С явно напускной небрежностью он заявил:



– Отдать вот хотел. Ты тут новенькая, и одна пропадешь. Со мной полегче будет.



Девушка фыркнула и, отвернувшись, пошла дальше. Восприняв это как приглашение, наркоман торопливо нагнал ее и засеменил рядом, нервно подергивая правым плечом.



– Куда двигаем, сестрица? Можешь не отвечать, я и сам знаю: в госпиталь. Только я там был вчера – ни хрена у них нет. Пока меня засекли, я почти все облазил. У них там компьютеров разных и приборчиков – завались, а химии почти нет. Что это за госпиталь, спрашивается? Больных нет, коек нет, лекарств нет, а врачей – будь здоров! Причем такие жлобы, с одинаковыми откормленными мордами и повадками доберманов. Когда словили, клянусь, думал, покусают. Так что нечего там ловить!



– Усохни,– буркнула Ирина, не поворачиваясь.



– Да точно говорю! Если у них и была какая дурь, так я ее в прошлый раз подрезал. Вон они! Видишь?



Наркоман ткнул пальцем немного в сторону, где высились огромные, почти двухэтажные палатки, окруженные толпой. Это и был госпиталь, чем-то похожий на потревоженный муравейник.



– Пока у них справку не получишь, никто тебя к КПП не подпустит,– комментировал он.– Поэтому и толчея: очередь на два месяца вперед расписана, но за день справок выдают меньше, чем запланировано, так что это на год, не меньше. Если думаешь напрямик сунуться, то обломись. Там все схвачено – если бабла нет, то до белых халатиков не доберешься – крепкие пацаны там хорошо развернулись. Глядишь, в такой толчее еще и придушат.



Девушка резко повернулась к парню и крепкой хваткой вцепилась в его кожаную куртку, слегка приподняв ее вверх. Тот машинально встал на цыпочки, и их глаза, оказавшись на одном уровне, встретились.



– Послушай меня, маленький ублюдок. Я не знаю, почему ты за мной увязался – мамочка тебе нужна или нянька – но мне до тебя дела нет. Слышишь? Никакого дела! У меня своих проблем по горло, а на тебя плевать хотела! Дошло? Читай по губам: плевала я на тебя!



– Пусти, дура!



– Я тебя отпущу, но ты пойдешь своей дорогой!



Освободившись от захвата, наркоман отскочил в сторону и даже подпрыгнул от распиравшего его возмущения:



– Ну все, сука! Конец тебе! Теперь все! Ты смотри, спать не ложись! Я тебя этой же ночью зарежу! Поняла?! Только заснешь – сразу кишки выпущу! Никуда ты от меня не денешься, не сбежишь! Я везде за тобой следить буду. Никто так Ромбуса еще не доставал! Конец тебе! Поняла?! Конец! Я этой дуре помочь хотел, я бы с тобой все разделил, а ты... Ты... Тебе конец!



Разочарованно покачав головой, Ирина поманила его пальцем, но тот ходил кругами на расстоянии, возбуждающем его красноречие, и приближаться не решался.



– Я не собираюсь тратить на тебя время,– наконец рявкнула она, и парень неуверенно сократил дистанцию.



– Чего тебе надо? Сконила?! Только теперь поздно! Я такого не прощаю.



– Слушай и доходи своими куриными мозгами с первого раза! Я тебе ни друг и ни враг – я тебе Никто! У меня сейчас такой период в жизни, когда я не завожу новых знакомств и не ищу новых забот. Такими малолетками, как ты, у меня весь двор забит, но я не наркоманка, и даже рядом с ними не стояла. Уловил?! В больницу люди ходят к врачу, а не за наркотиками. И я ищу врача, а не дурь! Понял?!



– Смотри ты! Врача она ищет. Может, ты еще и беременная?



– А ты, может, еще и врач? Послушай, Ромбик, тебя ведь задело, когда я сказала про твои язвы на руках, про то, сколько ты на игле сидишь? Ведь задело? Я точно все сказала. Я про тебя могу и больше рассказать: когда и чем болел, когда тебе холодно или страшно, когда ел в последний раз и что. Хочешь?!



– Ну?



– Что ну? Я чувствую, как ты боишься меня, как у тебя пальцы дрожат,– Ирина пыталась встретиться с наркоманом взглядами, но тот отводил глаза.– А знаешь, откуда мне все про тебя известно?



– Ну?



– Вот тебе и ну! Я сама не знаю. Уже несколько дней все вижу и слышу, все обо всех узнаю, будто новое зрение открылось. Теперь понимаешь, почему я врача ищу? Именно врача, а не колеса или справку!



– Нахрена тебе врач? У тебя раковая опухоль в мозге, и от этого всякие способности просыпаются – я в фильме видел.



– Идиот,– сделала вывод девушка и пошла дальше.



– А что?– снова засуетился рядом Ромбус.– Вполне вероятно. Оно там пухнет, давит во все стороны и выжимает из мозгов полную мощность. Наверняка, мы все талантливые и мысли читать умеем, только мозги у нас разжиженные...



– Это точно.



– ...А стоит их сплюснуть – телепатия, телекинез сразу. У меня пару раз приколы были – не поверишь! Затянулся косяком и стал сквозь стену видеть! Вот козлом буду – ясно, как день видел. Я еще пацанам сказал: за кирпичным забором чмошник какой-то сидит на ящике и курит. Они проверили – и точно! Сидит и курит. А оттуда, где я стоял, его никак увидеть нельзя было! А еще у Семеркина... Э-э! Постой! Ты куда?



Он буквально вцепился в руку девушки, когда она попыталась свернуть к толпе, галдевшей у медицинских палаток:



– Я же говорил, что там не пройдем. Неужели ты думаешь, что я попал внутрь через главный вход, где одна солдатня и бандиты? Здесь только регистрируют, а все врачи дальше, в других палатках. Видишь забор?



Госпиталь, действительно, представлял собой совокупность двух десятков палаток, обнесенных невысоким, но охраняемым забором. Военнослужащие не подпускали к нему никого, направляя всех в регистратуру.



– Собираешься просочиться через забор? Это за ним сидел чмошник и курил?– Ирина пренебрежительно посмотрела на наркомана.



– У всех баб голова только для того, чтобы прическу носить! Как по-твоему персонал попадает внутрь? Как они входят и выходят? Как завозят оборудование и лекарства? Думаешь, через регистратуру таскают?



– Ну, хорошо – есть служебный вход. Его охраняют, там пропуска нужны, оттуда всех наркотов отгоняют. Или я что-то пропустила?



– Свою очередь пропустила, когда мозги раздавали! Кто вход сторожит? А вход сторожат восемнадцатилетние призывники, которые ни жизни еще не потрогали, ни в медицине смысла не понимают. Что я вчера сделал? Я повалился на спину прямо возле них и стал пену пускать изо рта и ногами дрыгать. Что сделает нормальный часовой, когда на его глазах загибается человек?



– Добьет?– улыбнулась девушка.



– Как же! Он кинется искать доктора. А докторов в госпитале валом. Солдатики меня внесли внутрь, пристроили на кушеточке, а сами побежали врачей искать. Дальше ты знаешь, я уже рассказывал.



– Да, было бы здорово пену пустить, но после твоего вчерашнего захода, думаю, меня сразу пристрелят.



– Без меня бы ты точно пропала. Представь, молодой отец орет во все горло и тащит на себе беременную жену, у которой уже схватки начались. Будешь держаться за брюхо и стонать, а я все сам сделаю.



– И что дальше?



– Потом мы окажемся за забором, и каждый двинется своим путем – ты по врачам, а я сделаю еще один рейд, но так по-дурному уже не попадусь. Ну?



– Не знаю. Идея идиотская, но какая разница? Абы получилось.



– Вот именно.



Наркоман ухватил Ирину за руку и потащил за собой, продолжая нашептывать отдельные детали предстоящего вторжения и отпуская примитивные шутки по этому поводу. Иногда он слишком откровенно прижимался к ней и между делом оказывал грубоватые и неуместные знаки внимания, но девушка была снисходительна и терпелива.



Глава Девятая.



– Господин Кастрица. Господин Кастрица,– настойчиво позвал кто-то от входа.



Докладчик запнулся и замолчал, обернувшись к своим немногочисленным слушателям. Возмущенный гул собравшихся нисколько не смущал крепкого офицера, который стоял у входа в своеобразный конференц-зал и продолжал взывать. Наконец один из участников собрания поднялся и, расшаркиваясь в извинениях, направился к военному.



– Адам Сергеевич,– проводил его взглядом докладчик.– Мы будем продолжать без Вас. Материалы возьмете у секретаря.



– Конечно. Еще раз извините.



Он был очень зол и, едва офицер проводил его из палатки, набросился на него:



– Что случилось, черт бы Вас побрал? Вы можете обойтись без меня хотя бы один час?!



– Чрезвычайное происшествие,– невозмутимо ответил тот.



– Что Вы говорите?! На этот раз на территорию госпиталя проникли уже два наркомана?



– Да.



– Что «да»? У меня нет времени на шутки!



– На территорию госпиталя, действительно, проникли двое.



– Вы шутите или издеваетесь, молодой человек? Вы вытащили меня с совета, потому что кто-то опять проник на территорию? Послушайте, но всему же есть какой-то предел. Скажите, сколько Вы сегодня спали?



– Семь часов. Какое это имеет значение?



– Прямое, молодой человек, прямое! Я за все неделю спал семь часов, а Вы меня дергаете и отвлекаете по каждому пустяку! Мне, по-вашему, заняться больше нечем?



– Существует установленный порядок нашего взаимодействия.



– Ах, оставьте,– Кастрица даже позволил себе сдержанную жестикуляцию, выражая недовольство.– Какое взаимодействие? Почему любое проникновение нарушителя в госпиталь Вы называете чрезвычайным происшествием? Почему Вы самостоятельно не можете решить этого вопроса, а переваливаете все на мои плечи? Послушайте, я ведь всего лишь врач и просто занимаюсь исследованиями. Вы! Вы охраняете госпиталь! Вы должны бороться с нарушителями! Что это за охрана?! Чему Вас в армии учат?! Если никого нет, Вы исправно несете службу, но стоит кому-то попытаться проникнуть в охраняемую зону – чрезвычайное происшествие, нечто из ряда вон выходящее, и Вы зовете Кастрицу. Кастрицу, который оружия в руках не держал! Что это за охрана?



– В армии учат защищать Родину,– напыщенно заявил военный.– А не охранять сомнительных врачей от собственного народа.



Кастрица резко остановился и потрогал свой мясистый нос, что свидетельствовало о высшей степени раздражения:



– Вы только послушайте его! Этот солдафон, который едва умеет считать до десяти, берется делать выводы и высказывать подобные суждения мне в лицо! Сомнительный врач! Да кто Вы такой, милейший, чтобы так говорить обо мне, чтобы судить людей?



– Адам Сергеевич,– процедил сквозь зубы офицер.– Я солдат, а не солдафон. А Вы врач. И давайте каждый будет заниматься своим делом.



– Каким делом? Опять выслушивать истерику наркозависимого или, может, предложить ему укольчик? Чего Вы от меня хотите? Это, по-вашему, мое дело?



– С наркоманом я разберусь сам. А Вы займитесь его беременной подружкой. Я оставил ее с двумя бойцами в Вашем кабинете. Кричит, что рожает, требует врача. Тогда я подумал, что Вы подойдете, но, если распорядитесь, я ее могу вышвырнуть из нашего так называемого госпиталя, и пусть рожает на обочине, в грязи.



– Пойдите Вы прочь вместе со своими бойцами,– махнул рукой Кастрица.– Один Ваш вид утомителен для меня. И вообще, делайте, что хотите.


Он развернулся и прыгающей походкой пересек маленький дворик, направляясь к палатке, где располагался его кабинет.



– Что у нас здесь?– спросил он с порога, даже не взглянув на ожидавших его людей.



– Вот. Беременная,– пробасил один из солдат.



– А Вы, молодые люди, можете выйти и обождать снаружи – слава богу, и без вас могу справиться. И хорошенько зачехлите двери в тамбуре, а то тут уже холоднее чем на улице, и никакое отопление не поможет, если все оставлять открытым!



– А в этих тряпичных домиках и отопление есть?– подала голос девушка, сидевшая в углу кабинета, когда военные вышли.– Вода, свет, канализация... Вот лифта, наверное, нет?



Кастрица прищурил глаза и посмотрел на пациентку.



Безусловно, она была красива. Тонкие черты лица, ироничный взгляд и насмешливая улыбка делали ее очень интересной и привлекательной. Было очевидно, что она обладала тяжелым характером и самоуверенностью, граничащей с высокомерием.



– Прекрасно,– подытожил врач.– Итак, что мы имеем? Этот бесформенный ком под одеждой принять за живот беременной мог только недотепа с беременным воображением. Так что же нас сюда привело? Вы не похожи на наркоманку, но мне и раньше доводилось ошибаться на этот счет. К чему маскарад?



– Мне нужно было попасть на прием к врачу,– объяснила девушка, извлекая рюкзак из под куртки.– Но к Вам тяжело пробиться.



– И уж поверьте, для этого есть все основания. Давайте не будем отнимать друг у друга время и перейдем сразу к сути дела. Ваше имя?



– Ира.



– Ирина. А дальше?



– А дальше я у Вас не спрашиваю диплома об окончании акушерских курсов.



– Хорошо. Пусть просто Ирина. Зачем Вы сюда проникли?



– Я уже сказала: мне нужен врач.



– Ну вот, я за него. Что у нас: насморк, простуда, сломался ноготь, колики в голове? Что беспокоит? Определитесь быстрее.



– Не давите на меня! У меня серьезная проблема,– девушка осмотрела кабинет, более похожий на лабораторию, заставленную замысловатыми устройствами и аппаратами, издающими странные звуки и моргающие огоньками лампочек и экранов, о назначении которых можно было только гадать.– Мне кажется, я беременна.



– И в чем заключается проблема?



– В том, что я не уверена в этом.



Кастрица потрогал нос и внимательно посмотрел пациентке в глаза:



– Милочка, Вам не двенадцать лет, а вот я человек старый и нервный. Если Вас не удовлетворяет информация, которой Вы располагаете, то на большее в сложившейся ситуации нет ни времени, ни ресурсов. Вокруг госпиталя вавилонское столпотворение, грозящее вылиться в катастрофу, а у Вас неуверенность... Я попрошу проводить Вас отсюда.



– Погодите минутку. Это действительно важно. С момента зачатия прошло несколько дней, а я уже ощущаю себя беременной. Это Вам не кажется странным? Кроме того, я по-иному слышу и вижу все вокруг. Я не была раньше в положении и мне не с чем сравнивать, но представьте, что я, на самом деле, заражена каким-нибудь вирусом. В лагере это может стать началом той самой катастрофы, а у меня все симптомы на лицо. Я теряла сознание, у меня была рвота, повышенная температура, кашель, потливость – целый букет. Давайте поможем друг другу и узнаем, беременна я или заразна, после чего мирно разойдемся.



– Неужели я могу на это купиться?– вздохнул доктор.– Хорошо. Надеюсь, Ваша беременность не заразна, потому что мне это сейчас ни к чему. А пару анализов, речь идет только об анализах, провести можно прямо здесь.



– Мне уже раздеваться?– лукаво спросила Ирина.



– Уж избавьте меня от этого!– Кастрица подвел девушку к громоздкому ящику с циферблатами.– Суньте палец в отверстие. Вы почувствуете легкий укол. Будут взяты образцы крови и ткани.



Ирина вскрикнула и отдернула руку от адской машинки. Доктор улыбнулся:



– Если бы Вы не выдернули палец раньше времени, рана была бы продезинфицирована, а теперь можете его просто облизывать, пока не получим результаты анализов.



Он вернулся за свой стол и уставился на монитор компьютера, куда попадала информация с автоматического анализатора. Девушка, увлеченная разглядыванием раны, не сразу заметила перемену в поведении доктора. Ее насторожил запах страха, донесшийся от него. Она подняла взгляд на доктора и увидела, как тот круглыми от ужаса глазами таращился на нее и безмолвно зевал ртом. Температура его тела повышалась, он потел, демонстрируя полную бесконтрольность над организмом.



– Неужели я настолько беременна?– мрачно ухмыльнулась Ирина.– Ладно, детальные результаты Ваших анализов меня не интересуют больше.



Кастрица знал, что ему надо позвать охрану, позвонить коллегам, но никак не мог овладеть собой. Осознание того, что перед ним сидело абсолютно чуждое самой природе существо, похожее на человека, но не имеющее с ним ничего общего, было настолько шокирующим, что парализовало работу мозга, который отказывался принимать Чужака в человеческом обличье. Это было очень странным ощущением.



– Не стану более испытывать Вашего терпения,– попрощалась девушка и, помня, что у входа ее ожидают охранники, воспользовалась ножом и разрезала одну из боковых стенок палатки.– Уж извините, что я не зашнурую новый выход. Надеюсь, замерзнуть не успеете.



И только когда звуки ее шагов снаружи затихли, доктор потянулся к телефону.



Покинуть территорию госпиталя оказалось гораздо проще, нежели проникнуть внутрь – Ирина просто вышла через служебный вход, вежливо попрощавшись с часовыми. Она была уже далеко, когда за спиной послышался вой сирен, и весь лагерь настороженно зашевелился, зашуршал. Через несколько часов начнутся сумерки, а ей еще предстояло вернуться в безопасную часть города и найти новое убежище. Убежище на длительный срок.



– Оно было здесь!– кричал Кастрица своим нахмурившимся коллегам.– Оно вошло в наш центр, оно передвигалось по территории, а мы оказались безрукими, беззубыми и абсолютно неготовыми к этому. Я сам не верил в то, что мы ищем, но теперь все встало на свои места. Прецедент имеет место. Мы располагаем образцами ткани и крови этого существа. Но что самое поразительное, оно не подозревало о том, кто оно. Оно считало себя человеком и, действительно, было похожим. Следует ожидать рецидива. Пусть регистрируют все случаи беременности среди беженцев. Всех беременных женщин на обследование! Это могут быть производные, вторичные мутации, передаваемые таким путем. Господи, я не могу поверить в то, что произошло! Все, о чем нам говорили – Правда! Вы понимаете, что это означает?! Правда!!!



*****



Полицейские не смогли вернуться в город сразу.



Покинув роботизированный полк, они на несколько дней расположились в каком-то секретном пансионате, проходя мучительные процедуры карантина. Но даже это время нельзя было использовать для отдыха. Пока медики копошились в их анализах, сами эксперты были заняты изучением материалов, предоставленных им советником для организации поставок товаров в город.



Ольга сослалась на необходимость анализа данных с компьютера Гранковича, чудесным образом избежав заучивания бесконечного количества фиктивных фирм, телефонов, номеров счетов, схем перевода средств и закупки товаров в обход официальных каналов. Все это легло своей массой на плечи Серого, который всегда был далек от бухгалтерии. Кроме того, что ему надо было понять смысл финансовых операций, он не мог ничего записывать и весь набор цифр, фамилий и наименований должен был заучить наизусть.



В это время напарники практически не общались, изредка встречаясь на процедурах или за едой. Поэтому, когда все закончилось, и их усаживали в вертолет, лица обоих были уставшими, но счастливыми.



– Поздравляю с окончанием испытательного срока,– сказал полицейский, усаживаясь рядом с женщиной.



– Принимаю поздравления.



– Прекрасно. Чем займемся во время полета? Посвятим себя сну или обменяемся информацией?



– Обменяемся?– Ольга улыбнулась.– Нет! Твои достижения в освоении финансов меня мало интересуют. Вот я могу кое-чем поделиться.



– Так и знал! Мне никогда не везло.



– Ну, нельзя сказать, что мне удача сопутствовала. На руках у меня оказалась свалка бессвязных материалов, на основе которых сложно сделать какие-либо выводы, а тем более собрать все воедино.



– Мы напрасно рисковали?



– Не напрасно. Не забывай, что видели в тех подвалах. Это даже поважнее компьютера Гранковича.



– Но о нашем прототипе мы хоть что-нибудь новенькое почерпнули?



– Кое-что. Во-первых, мы получили подтверждение нашим гипотезам, и теперь можем даже составить обобщенную схему.



– Вот и отлично. Начни с самого начала,– Серый откинулся в кресле и закрыл глаза, демонстрируя готовность слушать.



– Ладно. Давай по порядку,– Ольга последовала примеру напарника.– Гранкович был или слишком хитер, или абсолютно слеп, но по его заготовкам невозможно создать то, что сейчас бегает по Минску. Это просто не может работать в теории. Он либо утаил один из ключевых факторов создания прототипа, либо просто не заметил его.



– Опять начинаются сомнения?!



– Нет-нет! Речь не об этом. Просто мы не знаем механизма создания и принципа действия, но нас ведь это и не интересует. Возможности прототипа, действительно, невероятны, но только на первый взгляд, если пытаться видеть в нем живое существо, а, как я уже говорила, мы имеем дело не с живым организмом. Поэтому и свое отношение к нему надо строить иначе. Здесь уместна банальная аксиома: то, что не живет, никогда и не умрет!



– Звучит красиво.



– Зато верно. Природа никоим образом не отметила новое существо своей печатью, и искать у них какую-то общность бессмысленно. У прототипа нет истории, нет памяти предков, нет выработанных эволюцией качеств, инстинктов, знаний – ничего из того минимального набора, который присущ любой твари на планете, а, следовательно, его поведение и реакции будут отличны. Это первое, что мы должны усвоить. Теперь следующее. Его сознание. Наличие разумности сомнению не подлежит. Но что это за разум? По опыту человечества можно предположить, что способность мышления возникает только после столкновения с окружающей средой. Дети рождаются беспомощными, и, прежде чем они начинают действовать осмысленно, проходит масса времени, на протяжении которого они обучаются восприятию и взаимодействию, вырабатывая нормы поведения в виде готовых шаблонов, которые потом пытаются применять ко всему неизведанному. Ну, это так, в общих чертах. А в случае с прототипом все наоборот – он уже был разумным к моменту рождения.



– И в чем разница?– открыл глаза Серый.



– В том, что наш с тобой разум – это сложная, но все же реакция на окружающий мир через средства общения – зрение, слух, обоняние и так далее. И, если бы не было окружающего мира, мы бы не были разумными – не было бы основания. А у него все иначе.



– Ну конечно, я уже такие догмы слышал – материя первична.



– Да не причем тут материя. Разумными нас делает сама действительность, и она же определяет направление развития разума, его свойства. А прототип уже был определен как думающее существо к моменту рождения. Короче, я клоню к тому, что он отличается не только своей физиологией, но и образом мышления. Мы можем столкнуться с прямым непониманием его поступков только потому, что имеем различные стартовые платформы.



– Вот с этого «короче» и надо было начать, не углубляясь в философию. Это все отличия, о которых мы знаем?



– Нет!



– Нет?! Вот здорово!



– Самое главное не то, что он состоит из других материалов и как-то иначе думает. Он видит и воспринимает открывшуюся вселенную тоже не так как мы.



– Давай я угадаю. У него не было ни глаз, ни ушей, и он все ощупывает какими-нибудь магнитными излучениями-щупальцами и видит нас страшными монстрами. Он как цветочек питается солнечным светом, а мы пожираем себе подобных, сея смерть и боль.



– Ну-у, не так упрощенно,– поморщилась женщина.– Понятие смерти для него, думаю, вообще не существует. Откуда он может знать о ней и о нашем к ней отношении? Есть ли у него вообще эмоции и чувства? Учитывая его физиологию, он даже расстояние иначе оценивает, размеры, само течение времени. Время! Если судить по устройству прототипа, оно течет для него в тысячи раз быстрее. Представляешь? Мы еле ворочаемся в его глазах.



– Это еще почему?



– Скорость твоей мысли определяется скоростью химической реакции в нервной системе, а у него реакции, если помнишь, немножко другие, побыстрее.



– Жаль, что не я лично вкатил последнюю инъекцию в жилы Змея.



– Не отвлекайся, ты упустишь главную мысль. Помнишь, еще из школьного курса: мир растений, мир насекомых, мир животных, людей, птиц? Все они составляющие нашей природы, но разбиты на своеобразные уровни, которые, хотя и пересекаются, имеют свои отличия, и люди живут лишь на определенном этаже этой многослойной пирамиды. Они лишены возможности перемещаться с одного уровня на другой. Другими словами, тебе не доступны для понимания законы и правила мира насекомых или рыбок – это не твой этаж. Можно изучать это, но все равно восприятие останется на твоем уровне, и ты никогда не узнаешь, каково это, быть тараканом или водорослью. И мы не знаем, с какого уровня начал прототип – с бактерий и вирусов, насекомых или планетарных тел солнечной системы. Боюсь, он вообще не знает, что такое жизнь, и воспринимает ее как поток беспорядочных химических реакций, или магнитных полей, или ядерных сил...



– Стоп-стоп. Ты увлеклась. Он убивал людей, он их ел, так что, я думаю, он уже на нашем этаже и знает, что делает. Он зарекомендовал себя не как бактерия, а что такое жизнь, сукин сын знает очень хорошо.



– Ладно, я погорячилась с неудачным примером. Хотела сказать, что он делал это по другим причинам. Он не вырос в нашем мире, а пришел готовым и теперь познает все сначала.



– Я понял твою мысль. Огромный невинный ребенок, который ничего не знает, но будет всему учиться. При этом неизвестно, чем думает, из чего сделан, но практически бессмертный. Да, и еще он неживой. Полный бред! Чем больше будем об этом думать, тем больше идиотизма заведется в голове. Давай его просто найдем, а потом будем думать.



– Ха! Потом поздно будет думать. Если бы ты был немного знаком с теологией, или просто был человеком верующим, можно было бы порассуждать об апокалипсисе. Кармина так же говорила о чем-то подобном. Вспомни. Впервые Бог явился людям, чтобы заявить о себе и дать им веру. Это Ветхий Завет. Там вся история человечества от сотворения мира. И было предупреждение о том, что Он еще придет к людям как спаситель. И Он пришел. Это был Христос. Он пришел взять на себя накопленные грехи людей и своими страданиями вымолить прощение для них.



– Ты меня хочешь обратить в веру прямо сейчас?



– А это никому не помешает. О чем говорила Кармина? О Гневе? Бог обещал прийти и в третий раз, но уже в качестве Гнева. Итак. В первый раз – поселить веру, дать законы и знания, второй раз – спасти и избавить. А в третий раз судить… Страшный Суд. Я не помню всего, что на тему конца света написано в Библии. Но наш парень идеальный судья. Библия кладезь мудрости, только написана иносказательно, чтобы ее содержание, как я понимаю, не было привязано к конкретным словам, и смысл не терялся при многочисленных переводах. Кто умеет смотреть, тот увидит, кто слушает, тот услышит…



– Ты начинаешь меня беспокоить … Я, конечно, на библейские темы спорить не могу. Но не кажется ли тебе, что наш Гнев, в лице прототипа, больше смахивает на антихриста.



– Я уже думала об этом. И чем больше думаю, тем меньше понимаю. Провидение невозможно осмыслить. В Бога верить надо. А мы пытаемся постичь его замысел.



– Хватит ныть!– неожиданно взорвался Серый.– Мне здесь только монашки не хватает. Нашла мне замысел творца. Гранкович, по кличке Змей, моральный урод, выпустил на улицы города такого же урода, как и сам. А ты по этому поводу в монастырь собираешься? С такими людьми как в этом городе и чертей не надо – сами все делаем. Я, конечно, Библию не читал, но твердо уверен: все зло от самих людей. Не надо вешать свое дерьмо на шею дьявола. Сначала сами нагадим, а потом придумываем, кто же в этом виноват. Бес попутал… Демон вселился… Ерунда. Мы сами причины своих бед. И более страшного судьи, чем мы сами, не будет. Человечество себя и осудит, и приговор приведет в исполнение.



– Ты прав,– сдалась Ольга.– Нечего на зеркало пенять. Прототип создали люди. Самим придется и избавиться от него. Сейчас надо понять, что он собирается делать.



– Здравствуйте, приплыли. Ты же сама минуту назад говорила, что не сможем этого сделать: думаем по-другому.



– Не забывай, он изучает нас, и ему откроется главный принцип жизни: все организмы размножаются, оставляя после себя потомство, а потом умирают. В этом механизме скрыто бессмертие и секрет выживаемости. А это и есть его задача!



– Абы что! Мы же уже определились, что он не умеет размножаться.



– И что? Он увидит нашу способность к воспроизводству и захочет ее повторить или скопировать.



– Давай выясним до конца: он может или не может?



– Да какая разница?



– Ну, уж позвольте!



– Послушай, Валера. Мы не можем думать как он, но он-то будет пытаться думать как мы! Важно не то, получится у него или нет, а сам факт, что он будет это пробовать!



– Ну, хорошо, и что это нам дает? Какое практическое применение? Так он хоть чем-то отличался от людей.



– Вот ты никогда не дослушаешь! Важно, что мы можем угадывать его намерения, глядя на себя со стороны – его глазами. Он споткнется о понятие религии, человеческой морали, эмоций, чувств, противоречий – для нас вещей очевидных, потому что мы выросли на них, а для него чуждых. Он будет искать объяснения этим понятиям и пойдет на контакт с людьми. А мы, зная что он ищет и где, сможем выйти на него.



Какое-то время ничто кроме шума вертолетных винтов не нарушало молчания.



– Звучит даже убедительно,– признался Серый.– Но у меня осталось ощущение, что ты меня где-то обманула. На кой ему вообще нас изучать?



– Он пытается выжить в среде, где мы доминируем, и выбора у него нет. Все это он уже продемонстрировал. Чтобы победить нас, он будет исследовать нас, а мы будем его на этом ловить!



– Все равно что-то не так. Если он может нас так легко уничтожить, почему не сделал этого сразу? Зачем изучать опасность, если можно от нее избавиться?



– Вот видишь: он не такой как мы. Что-то ему мешает так поступить.



– Ладно, ты меня убедила, хотя я так и не понял в чем. А еще не понятно, что делать, когда найдем его? Ведь слабых мест в его физиологии так и не обнаружили. Уж не беседовать ли с ним на философские темы?



– Хороший вопрос. Но у нас есть время обдумать это. И мой тебе совет: прочти Библию.



Они замолчали и до конца пути не пытались больше возобновить разговор.



На этот раз им не пришлось особо хитрить, чтобы попасть в город. Имея прочную поддержку правительства, полицейские вошли в столицу прямо через КПП одного из лагерей беженцев. Вместе с медперсоналом они въехали в госпиталь как врачи, но уже как беженцы покинули его. Насколько им было известно, таким путем насаждалась настоящая агентурная сеть с явочными адресами, конспирацией и жестокой дисциплиной. Едва оказавшись на улицах, эксперты попали под опеку уже внедренных людей, которые без лишних задержек сопроводили их в центр города, где засел их главный контакт – некий Ворчун.



– Вы уверены, что надо начинать так резко?– спросил Серый у седовласого проводника, когда они остановились напротив входа в шумное кафе.– Прямо с корабля на бал. Может, стоит осмотреться денек, другой. А то что, здрасьте, мы приехали к Вам!?



– Это не мое дело,– хмыкнул седовласый.– Я вас привел. Это кафе Олега Протасени. Отсюда началось их продвижение в город несколько дней назад. Ворчун сам бывает тут частенько. Здесь найдете еду и жилье. Через хозяина можете выйти на свой контакт. А как вы будете это делать и когда, меня не касается. Можете осматриваться сколько угодно – где меня найти, знаете.



– Очень похоже на прощание.



– Это оно и было,– седовласый развернулся и бодрой походкой пошел назад.



– Откуда в людях столько прагматизма?– покачал головой полицейский.– Давай зайдем, раз уж оказались здесь.



Заведение называлось «Клубничкой». На удивление, в нем царили спокойствие и порядок. Эксперты заняли чистый столик у стены, и к ним тут же подошла привлекательная рыжая девушка с приветливой улыбкой:



– Что будем заказывать?



– Да тут прямо как в старые добрые времена,– Серый повернулся к напарнице.– Дорогая, есть вероятность, что нам не станут хамить, а даже обслужат. Чего мы хотим?



– Я не голодна,– ответила та.– Но здорово устала.



– Отлично. Пригласите своего владельца, чтобы он помог нам устроиться на ночь, а то скоро стемнеет.



– Я сама могу определить Вас на ночлег,– предложила официантка, делая неглубокий реверанс и лукаво поглядывая на полицейского.



– Не сомневаюсь, но у меня к нему еще и дело есть.



– Он очень занятой человек. Уверены, что я ничем не могу помочь?



– Милая девушка,– Серый поманил ее пальцем.– А я очень важный и нужный человек. Твой хозяин прибежал бы босиком по углям ко мне, знай он, что я хочу ему предложить. Не лишай его этого удовольствия.



Девушка разочарованно пожала плечами и удалилась.



Посетителей было немного, но все они были одеты в военную форму и явно знали друг друга. Переглядываясь, они осторожно косились на полицейских. Но не успели эксперты почувствовать себя в центре внимания, как к ним в сопровождении все той же рыженькой официантки подошел ухоженный молодой человек с маской высокомерия на лице:



– Хотели меня видеть?



– Да, и уверен, что Ваш интерес ко мне не меньший.



– Что Вы имеете в виду? Вам нужна комната?



– Мне нужен покупатель для моих товаров.



– Хотите сказать,– поднял брови хозяин,– что можете мне что-то предложить?



– Вот именно.



Протасеня присел за стол:



– Леночка, иди к посетителям. Итак, чем Вы располагаете и в каком количестве?



– Подробности сделки я бы хотел обсудить с Ворчуном.



– Здесь Вы будете обсуждать со мной,– с угрозой в голосе заявил владелец «Клубнички».– И не пытайтесь диктовать мне свои условия. Не получится.



– Вот как?– улыбнулся Серый.– А Вы сами в состоянии купить четыреста тонн мяса и пару вагонов муки?



– Четыреста тонн?– прошептал изумленный парень.



– А я, по-твоему, пришел сюда карманами торговать?!– рявкнул полицейский.



– Да кто вы такие, ребята,– заподозрил неладное Протасеня.– Откуда у вас столько? Лучше не играйте со мной, потому что я умею сердиться. Кто вы?



– Мы только сегодня пришли в город. Есть очень большие люди, заинтересованные в масштабных поставках продуктов и товаров с большой земли в столицу.



– С большой земли? Сегодня? И сразу сюда? За кого вы меня держите?



– Ни сюда и ни к тебе!– поправил его эксперт.– К Ворчуну.



– И вы полагаете, я в это поверю?– поморщился Протасеня.– Чем вы собираетесь доказать свои слова?



– Нам не нужна твоя вера. Ты просто организуешь встречу.



С этими словами Серый положил на стол мешочек, размером с большой кулак.



– Что это?– занервничал хозяин.



– Бриллианты. Они твои. Поверь, парень, речь идет об очень больших деньгах и очень важных людях.



Борьба алчности, любопытства и страха нашла свое отражение на лице Протасени, который молча жевал тонкие губы, не в силах отвести взгляд от мешочка.



– Завтра утром,– он сгреб предмет вожделения в карман и рявкнул.– Леночка! Сегодня ты обслуживаешь только эту пару. Поселишь их у меня и позаботишься, чтобы они получили все, чего не попросят. Бесплатно! Они мои гости.



Он быстро ушел, а полицейский наклонился к напарнице:



– Знаешь, мне начинает нравиться моя новая роль.



Ольга снисходительно посмотрела на него, но промолчала.



*****



Ворчун ударил кулаком по столу и выругался, что в последнее время делал крайне редко:



– Пацук! Ты отнял уже час моего времени, а мы не сдвинулись с мертвой точки!



Человек, на которого он кричал, был тоже очень зол, с покрасневшим от напряжения лицом. Гость был невысокого роста, с отталкивающей внешностью пьяницы, но он единственный из присутствующих в кабинете занимал достаточно высокое положение, чтобы сидеть с Ворчуном за одним столом и даже покрикивать на него в ответ:



– Да ты сам упрямишься! Даже не хочешь послушать!



– Я слушал тебя битый час! Мы ходим по кругу, и, я вижу, ты не готов к диалогу.



– Ворчун, не заводи опять свою бодягу! Объясни, почему не хочешь мне помочь?



– Сто раз говорил! Сто раз! Если перейдешь ко мне, я все для тебя сделаю! Все! Я придушу клан Розового в одну ночь! Ты пришел ко мне за помощью, и я никогда тебе не откажу. Я никому не отказываю, кто приходит сам. Но я не понимаю, чего тебе еще надо?



– Ты хитрая бестия, Ворчун. Ты прекрасно понимаешь, что я пришел говорить о союзе, о помощи, но не собираюсь сдавать тебе за так все, чем владею. И, пожалуйста, не раскрывай рот на мой кусок, на мою территорию! Я буду воспринимать это как угрозу!



Ворчун вытянул вперед руку, направив ее в лицо гостя, и слепил фигу:



– Тогда воспринимай это как ответ!



Низкорослый вскочил и побагровел лицом, но хозяин кабинета ничуть не смутился и даже не обратил внимания на двух телохранителей гостя, которые тоже поднялись. Помимо говоривших в комнате находилось восемь вооруженных людей, не принимавших участия в переговорах, но представляющих обе стороны. Теперь они опасливо переглядывались и приценивались на случай непредвиденного поворота событий.



– Хорошо, Пацук, дам тебе еще одну попытку. Старайся думать головой и не раздувай мне тут щеки – не люблю я этого. Клан Розового развернулся сейчас хорошо: он расширяется и подмял не только тебя, но и соседа от центра – Касторку. Ты правильно понял, что через день-два он вышибет тебя из города или голову отрежет. Ни ты, ни Касторка Розового не сделаете. Поэтому ты правильно пришел ко мне. Но пойми и меня. Я сижу в центре и граничу со всеми. Мне рисково влезать в левые войны, потому как могу настроить против себя всех. На хрена мне это надо?



– А Сухого? Его ты не боялся воевать, когда ваши интересы уперлись? И мнение ничье тебя не волновало.



– Ты же сам сказал: интересы уперлись! Это же святое, когда дело не поделили и пошли на разборки. А промеж тобой и Розовым у меня какой интерес? Тут все и завоют, что я в чужие дела лезу, что под остальных копаю. Ну, будет у меня с тобой союз, а дальше что? Остальные полезут против нас союзы лепить? Противостояние. Разборки. Война. Ты же первый соскочишь и сдашь меня! Сейчас мой клан самый крутой – завистников и без того валом – и на мне лежит ответственность за спокойствие, за мир и порядок в городе. Нельзя мне, Пацук, с плеча решать. А теперь на себя посмотри: если не Розовый, так Димка Хан на твой район лапу наложит. Твоя карта уже сыграла, родной. Подумай, что я тебе имею предложить. Перебежишь ко мне – твой враг моим станет. Никто и не вякнет за Розового! Уберем его, и Касторка к нам приползет – тоже на ладан дышит – потому что и со мной граничит и с тобой в край уперся, а на окраине его уже муниципалы жмут. Куда ему деваться? Только он вторым будет, а ты уже по правую руку сидишь. Прикинь?



– А на черта мне твои руки? Своих навалом.



– Думай, Пацук. Все равно город под кем-то одним объединится. Так уж лучше будь со мной с самого начала – потом ведь не всех буду брать. Уверен, со мной будешь зарабатывать не меньше, чем сейчас имеешь. Лучше иметь процент от богатства, чем все, но от дерьма…



– Ты спятил, Ворчун? На кой это объединение города? Надо успеть нахвататься, пока муниципалы не вернулись, а ты планы на какое-то будущее строишь. Нет того будущего! Кради, пока можется.



– Вот поэтому у тебя и нет будущего! Ты всего лишь Пацук, и именно ты пришел ко мне, а не наоборот. Думай, короче, до завтра. Придешь – отведу тебя в мое будущее, раз своего у тебя нет, а иначе завтра же сам вышвырну тебя из города и уже потом сделаю Розового без тебя. Будет все равно так, как я сказал.



– Ах ты гад,– зашипел гость.– Как на меня полезть, так и мнение других не пугает, и отсутствие интересов не ломит?



– Почему? Почему отсутствие интереса? Все уже знают, что ты ко мне приходил. А раз приходил, значит дела совместные вели. А завоевали промеж собой – не поделили чего. Все чисто. Тебе лучше меня в друзьях иметь, чем врагом. До завтра подумай, а теперь двигай отсюда. И помни, что ночь – это уже и есть завтра!



– Мы еще свидимся, Ворчун,– тихо угрожал Пацук.



– Завтра. Приходи завтра, родной, тогда и свидимся. Мне еще войну готовить – или на тебя, или на Розового пойду.



Сгорбившись, гость выскочил из кабинета, а за ним последовала его свита.



Когда дверь закрылась, Рох подошел к столу:



– Готовить людей?



– Готовь. Уже давно пора. Я и сам сейчас этим займусь.



– А Протасеня? Он за дверью ждет. Говорит, важное дело у него о поставках.



– Протасеня?



– Ну. Сказал, что канал нашел на большую землю.



Ворчун сощурился и побарабанил пальцами по поверхности стола.



– Ладно, давай его сюда, но он последний,– наконец согласился он.



В кабинет вошел хозяин кафе в сопровождении высокого худощавого блондина и привлекательной женщины, хорошо одетых и выглядевших самоуверенными.



– Что у тебя, Олег?



– День добрый. Вот, привел. Говорят, курьеры с большой земли. Хотят торговать. Вчера объявились, подробности скрывают.



– Курьеры?– Ворчун встал из-за стола и пересел в кресло напротив широкого дивана, куда пригласил и полицейских.– Присаживайтесь, курьеры. Расскажите свою историю.



Серый удобно расположился на широком диване, закинув ногу на ногу, и глубоко вздохнул:



– Давно искал встречи с Вами. Наслышан.



– Ну вот, нашел. Говори, что у тебя есть для меня.



– У меня есть все, что можно купить за деньги, и в неограниченном количестве.



Ворчун снисходительно улыбнулся:



– Это не разговор. Вы, вообще, кто такие?



Полицейский осмотрел всех присутствующих, словно спрашивая, можно ли говорить при них, но, так и не получив ответа, выдохнул:



– Эксперты-криминалисты Серый и Ботвинник.



В кабинете зависла напряженная тишина, прерываемая только гневным сопением хозяина логова.



– Легавые?!– выкрикнул он, не скрывая удивления.



– Чиновники полицейского департамента.



Ворчун громко и вызывающе засмеялся:



– Что Вы тут делаете? Занялись торговлей или пришли меня арестовывать?



– Мы здесь как официальные лица, но неофициально,– уверенно продолжал Серый.– И нам предстоит очень серьезный и долгий разговор.



– О чем?



– О неофициальных поставках продовольствия, медикаментов, товаров под тайным патронажем правительства в город. Именно Вам, как реальной силе и власти в столице.



Ворчун растерялся, молча переводя взгляд с одного эксперта на другого. Протасеня боялся вздохнуть.



– У Вас есть документы?– овладел собой хозяин кабинета.



– Конечно,– полицейский разложил на журнальном столике бумаги.– Удостоверения высшей гражданской категории. Сертификаты вкладных счетов на предъявителя, пока пустые, карточки с образцами подписей, которые Вам предстоит заполнить, лицензии контор и фирм, транзитные паспорта сделок, расчетные счета и прочие мелочи.



Ворчун сглотнул слюну:



– Ану-ка, парень, давай сначала и помедленнее. А ты, Рох, убери остальных отсюда, и приведи мне каких-нибудь юристов или бухгалтеров. Но лучше и тех и других.



Серый торжествовал. Все произошло так, как предсказывал психоаналитик.



– В городе назревает кризис,– продолжал он.– Недостаток продовольствия и лекарств может привести к трагедии. Поэтому правительство считает своим долгом дать горожанам все необходимое. Осуществлять это прямым вводом невозможно – необходима система, учет, регистрация, распределение. А это может делать тот, у кого есть власть. Выбрали Вас.



– И что? Мне будут отдавать все это? Просто привозить и отдавать?



– Ну, не так просто. Во-первых, поставки будут секретные и, чтобы никто не мог связать их с правительством. И это будет не подарок, а торговля. Разработана сложная финансовая структура для такой работы: фиктивные фирмы, счета. Важно, чтобы проект был окупаемым и не отразился на бюджете. С учетом действующих в столице цен, думаю, это не будет проблемой. Вы получите неограниченный источник товаров, и сможете довести его до населения, учитывая при этом собственные интересы.



– Абсурд!– побагровел Ворчун.– Я не верю! Такого просто не может быть. Я знаю, что правительство состоит из уродов и подонков, но ведь не до такой степени! Вам лучше признаться, кто Вас послал.



Серый вздохнул:



– Моя первая реакция была такой же. Я не буду лукавить и играть в игры. Меня учили, что надо говорить, как говорить, чего ждать от Вас, но я плохой актер. Я выложу Вам все как есть, расскажу, почему мы здесь, а Вы решайте сами. Все мы пешки в большой игре. А грязь политики пусть не пугает – теперь Вы ее часть, теперь и Вы – политик.



– Уж лучше тебе быть искренним,– покачал головой Ворчун.



– Армия не смогла восстановить порядок в городе и больше не будет пытаться. Но, как Вы понимаете, так просто столицу никто не оставит на откуп беспорядков. Очень большие умники из ученых предсказали, что самоуправление все равно возникнет – это неизбежно. Кто-нибудь обязательно сосредоточит в своих руках власть и объединит под своим началом город. Тогда правительство решило не бороться с этой властью, а узаконить ее. Другое дело, что им не хочется ждать, пока процесс объединения пройдет естественным путем, и они предпочли небольшое стимулирование. Так сказать, ускорить чей-то рост. Вот Вас и собираются сделать законной властью в Минске. Ну как?



– Бред. И я должен неприятно Вас разочаровать. Я уже состоялся! Город мой, и мне не нужна служба у грязных государственных выродков. Я не нанимаюсь!



– Речь идет не о найме, а о торговле. Никто не берет на себя никаких обязательств перед Вами и не требует ничего взамен. Для начала, Вы получите просто поддержку, которая пойдет на пользу в первую очередь горожанам. И для Вас это станет неплохим подспорьем. Ведь город еще не в Ваших руках, а правительство поможет избавиться от конкурентов и усилить Ваше влияние, потому что легче договориться с одним, нежели с сотней. Вы получите особую помощь – военных инструкторов, любых специалистов, советников, психологов, хорошо подготовленных агентов – все.



– И Вы серьезно полагали, что я попадусь на это?



– Я – да. А те, кто меня прислал, даже не думали об этом. Они подготовили еще несколько таких групп, но уже для других. Их Ваше согласие мало волнует, потому что они выработали безотказный план, все просчитали и учли, так что вместо Вас будет просто кто-то другой. Вот меня Ваше решение волнует, но если то, что я о Вас слышал, правда, мне не о чем беспокоиться. Вы человек неглупый, дальновидный и проницательный.



– Дешевый трюк,– перебил его Ворчун.– Тебе есть, о чем беспокоиться, раз ты, легавый, осмелился ввалиться в мою нору да еще с таким предложением. Надо быть идиотом, чтобы довериться государственным чинушам! Им захотелось моими руками жар загребать? Накинуть на меня уздечку, даже если она золотая, не получится! Я их насквозь вижу – сначала с моей помощью уберут с улиц весь мусор, а потом и меня самого незаметно схлопнут! Дурочка нашли, а?!



– Но есть и другой вариант,– забеспокоился Серый.– Они будут подкармливать Вас и превращать в национального героя, который в смутное время спас целый город! Этот образ им нужнее. Поверьте, Вы заключаете союз не с чинушами, не с конкретными людьми, а с системой, государственной системой, которая хочет именно Вас! Для системы важнее не кто сидит на троне, а чтобы сам трон устоял.



– И что это означает? Меня сделают президентом?



– Сначала Вы должны сделать себя с нашей помощью градоначальником и заявить о себе на весь мир. Поблажек, конечно, никто делать не станет, но это будет легальным. Ваши победы и доходы будут узаконены, для чего мы собственно здесь и находимся, а дальше своим политическим капиталом будете распоряжаться самостоятельно. Вам это не представляется заманчивым?



– Представляется-представляется. Все очень красиво, но не может быть гарантировано, а без этого все мечты превращаются в дым!



– Как это нет гарантии?– лицо полицейского просветлело.– Делая такое предложение, они учитывают все. Прибыль, полученную Вами от торговли ввозимыми товарами, Вы сможете вполне официально аккумулировать на именных счетах, уже открытых для Вас в ведущих зарубежных банках. Деньги, которые туда попадут, никто кроме Вас снять не сможет. Существует ли гарантия большая, чем деньги?



Ворчун был явно задет и гневно переводил взгляд с одного полицейского на другого:



– И все это есть в ваших бумажках?



– Конечно! И там уже лежат кое-какие средства. Пусть специалист, которому Вы доверяете, убедится в этом.



– Хорошо. Безусловно, все будет проверено. Допустим. Я повторяю: допустим, что я могу согласиться. Как это будет выглядеть? Будете сбрасывать грузы с вертолетов? Как и кому я буду платить? Я еще не согласился! Я только хочу знать предлагаемый механизм.



– Все детально продумано. И, конечно, это будут не вертолеты – масштаб не тот. Итак, существует вторая линия метро, которая проходит недалеко отсюда, по Вашей территории, и выходит в районе ТЭЦ за городскую черту. Во время беспорядков линия не пострадала – она захламлена, но дееспособна. Так вот, уже восемнадцать часов на том конце линии стоит специально оборудованный дизельный состав с грузом мяса, лекарств и топлива. Это первый взнос, подарок, который Вы можете забрать прямо сейчас. Тонны груза!



Ворчун вздохнул и расслабленно откинулся в кресле. Он улыбался.



– Ну, хорошо, идея красивая. Нам остается взять линию под контроль и начать накачивать себе мышцы. Вроде, все продумано, но Вам, ребята, я не завидую. На этом разговор закончен. Я иду заниматься делами, а Вас отведут в камеру смертников, где Вы сегодня и переночуете. Завтра я приму решение, и, в зависимости от этого, Вас либо прилюдно казнят, а это будет очень болезненно – я Вам обещаю, либо мы продолжим диалог более детально. Бумаги оставьте – о них тоже позаботятся.



Полицейские встали, и к ним подошли охранники.



– Я так и не услышал Вашего голоса, сударыня,– обратился Ворчун к Ольге.– Не сочтите мое невнимание к Вашей персоне за невоспитанность. Я гарантирую, что Ваша кончина будет отличаться от финала Вашего друга с учетом женских особенностей.



Он засмеялся, довольный собственным остроумием, и на секунду Рох увидел в этом человеке своего старого знакомого, бомжа, которого знал столько лет. Долговязый даже улыбнулся мимолетному видению.



Посетители быстро покинули кабинет, оставив его наедине с Ворчуном.



– Так что с ними делать, Володя?– подошел он к столу.



– Проследить, чтобы ни один волосок не упал с их голов!



– Так ты согласился?– удивился Рох.



– Конечно! Это уже настоящий триумф. Считай, город у меня в кармане. Не зря все было! Не зря! Если они дадут мне то, что обещано, я за неделю раздавлю всю мелочь под ногами! Понимаешь, что это значит? Мы не просто выйдем отсюда живыми и богатыми! Помнишь, что я тебе говорил в самом начале?! Мир содрогнется, потому что мы будем держать его за горло! А я намерен идти до конца! Ты по-прежнему со мной?



– Ты же знаешь!– долговязый едва не упал на колени.– Я всюду за тобой пойду! Так зачем же мы их в камеру посадили, раз они наши ключики в светлое будущее?



– Чтобы знали свое место и не задирались,– Ворчун сжал кулак.– Будут бояться – будут и уважать. А Протасеню подвесишь к позорному столбу, пока я не выясню, почему он их привел ко мне: по глупости, по злому умыслу, за взятку, но, в любом случае, он допустил ошибку. Так он мне мог и убийцу сосватать, падла зажравшаяся. Никому нельзя верить. Пусть повисит на холоде денек, пока решу, что делать, как его, гада, наказать. А теперь главное: Вторая линия метро, про которую они говорили, уж не под Розовым ли?



– Точно. Там она.



– Ну, ты посмотри, как все складывается! Сейчас же достань мне Пацука, чтобы вечером начать делать Розового, а к утру я хочу получить всю его территорию, чистенькую, гладенькую, розовенькую. Ха! Розовенькую! И завтра же хочу получить обещанный состав. Завтра же. Все-таки балует нас судьба, балует. Не знаю, что там есть: провидение, бог, высшая сила, но она явно на моей стороне!



*****



– Так восславим же Бога! Возлюбим Его! Примем в сердца свои Истину Его!



– Возлюбим!– подхватила толпа, разнося клич по окрестностям многоголосым эхо.



Проповедник поднял руки, требуя тишины, и окружившие алтарь верующие сосредоточенно замолкли. Их было не больше двух-трех тысяч, но все равно собрание, заполнившее небольшую площадь на краю парка, впечатляло.



Осенние сумерки всегда таят в себе загадку, скрытую не то в полушепоте листвы, опавшей с угловатых деревьев, не то в игре длинных серых теней, сочных и густых благодаря кровавым краскам умирающей растительности. А, может, в насыщенном разнообразием запахов воздухе, который в безветренную погоду становится настолько осязаемым, что можно почувствовать его прикосновение, его тяжесть в легких, распробовать терпкость на кончике языка. Но, скорее, осенние сумерки – совокупность всех таинств и секретов природы, причем настолько эффектная, что является благодатной почвой для ростков мистического восприятия, способного наполнить трепетом даже душу скептика.



Это чувствовал и проповедник, вглядываясь со своего возвышения в толпу, горящую восхищенными лицами, которые лишь бледно отражали свет факелов, но казались светящимися. Так и люди, последовавшие за ним, не являлись носителями веры, ее идейными вдохновителями, а лишь отражали его праведность, его принятие Бога, и были способны идти вослед, но не найти путь самостоятельно. Многотысячное собрание зеркал, то вспыхивающих, то угасающих светом, излитым на них. Он хорошо понимал это и приготовил пастве сюрприз – настоящий обряд жертвоприношения. Человеческого жертвоприношения!



Алтарь возник как-то сам собой несколько дней назад. Когда город упал на дно Хаоса, Павел был всего лишь практикующим медиумом, специалистом в несуществующей области науки, который искренне пытался отыскать иррациональное зерно в окружающем мире, где материалистические законы сжимали тисками неверия любую инициативу, любой полет фантазии. Он тренировал свои способности, прилежно изучал оккультные науки, делал для себя открытия и иногда добивался результатов, требующих глубинного осмысления.



Действительность была не так проста, как могло показаться с первого взгляда. Однажды он обязательно бы издал собственный трактат, вылив горькое вино ночных раздумий в общий котел невостребованных знаний, где оно прокисло бы или растворилось в пресном бульоне сопутствующей лжи. Но вселенная разом перевернулась, рухнула во тьму и восстала обновленной. А для человека, который с детства слышал голоса, видел неясные образы и мог немножко угадывать будущее, это было подобно пробуждению или воскрешению. Павел прозрел и увидел мир у себя под ногами, над своей головой, в глазах слепых людей.



Ему открылась Истина, недоступная ранее. Его чувства стали остры и рассказали о множестве тайн.



Именно тогда он почувствовал Его присутствие. Это было странно, потому что он никогда не верил в бога, но вдруг узнал о Его существовании. Не пришел к Его пониманию, не поверил – узнал! Павел физически ощущал перемещение Высшего Существа в городе, чувствовал Его частые перевоплощения в людей и животных, постоянную борьбу и действенность, но никогда не знал чувств божества. Бог не говорил с ним, не обращался к нему и не являл знамений, не давал знаний о Себе и не знакомил со Словом своим.



Сперва это обстоятельство очень беспокоило и было невыносимо на фоне информации, которая распирала душу одаренного медиума. Ведь ему открылась тайна божественного пришествия, о чем хотелось поведать человечеству, но было не ясно, зачем и что с этим делать. И тогда Павел сообразил, что подвергся Испытанию с Его стороны, что сам должен сделать выбор, самостоятельно найти дорогу к осмыслению Высшего Существа, прежде чем повести к Нему людей. Он должен был заслужить право стать пророком.



И Павел стал им!



– Сегодня особенный день для всех нас,– громогласно явил он толпе.– Сегодня праздник в наших душах, ибо мы будем взывать милости Его не жалея гортаней своих. Мы заставим небеса вторить нам, и будем услышаны! Возрадуемся же!



– Возрадуемся,– ответила многоликая толпа.



– Братья и Сестры,– проповедник развел руки в стороны.– Я вижу, ряды наши полнятся, и сила веры крепнет. Для тех, кто взирает на нас с недоверием, для тех, кто впервые среди нас, для тех, кто стоит в стороне, чьи взгляды направлены из темноты ночи, из парка, сомкнувшегося вокруг алтаря, из-за тех дремучих деревьев, которые символизируют мрак невежества и неверия – для них я хочу сказать первые слова. Увы, так устроен мир: в его центре Свет и Алтарь, тут слышится Слово Правды, и горят глаза верующих, зрячие глаза. Здесь царит великое братство, здесь люди, познавшие веру, божественную любовь, люди, ожидающие Спасения. А вокруг Тьма, в которой бродят заблудшие души, не знающие Бога. Они спотыкаются впотьмах, беспомощно простирая руки, они натыкаются друг на друга и суковатые стволы деревьев, падают в ямы, увечат себя. Но они кричат, что видят дорогу, что их скитания подчинены цели, что окружающий мир ясен и светел, только потому что у них есть глаза. Они пожирают друг друга и становятся жертвами невиданных чудовищ, беззащитные и слепые, не ведающие Смысла, не знающие единственного Пути. Да, они слепы! Они могут пройти в одном шаге от нас, от центра мира, их лицо может раскраснеться от жара истинной веры нашей, огня, ниспадающего с Алтаря, но так и не увидят нас, не увидят Света. Так и пройдут мимо, удалятся назад, в гиблую прорву Черного леса, который есть безверие, уйдут в свое вечное скитание. Спросите меня, почему?



– Почему?– неуверенно послушалась толпа.



– Я вам скажу! Истинное зрение дают не глаза! Глазами вы не видите Истины. Они скажут вам цвет, расстояние, но не расскажут о боли и страдании, не увидят, друг или враг перед вами, не скажут, где доброе, где злое – этому служит иное зрение, это видит ваша душа. Пусть ваш слух разбудит душу, когда вы внемлите моим словам, идите на мой голос, если не видите пути глазами, и вам откроется зрение. Доверьтесь, и я приведу вас к Свету, чтобы вы могли увидеть все сами, потому что это путь не ко мне, а вместе со мной! Это путь к Богу! Так вы пойдете за мной?



– Пойдем! Веди,– голосила толпа.



– Спасибо Братья! Спасибо Сестры! Я лишь напомню, как ничтожны мы перед Его Величием, как греховны, как недостойны. И я плачу вместе с вами, стоя по колено в грязи, и молю о прощении всех нас, взываю к состраданию, уповаю на милость Его.



Проповедник склонил голову и замолк, призывая паству вслушаться в тишину. Только треск шипящих факелов оглашал осенний вечер, да далекие раскаты грома утробно урчали откуда-то издалека, из-под низкого свода черных туч.



– Я буду свидетельствовать вам о Боге,– звучал уверенный голос Павла.– Я расскажу о Нем, о нас, о мироздании. Я расскажу о ценностях, которые позабыты. Ибо, что есть ценность перед лицом Вечности? Вы уже убедились: ни деньги, ни положение в обществе, ни само общество не имеют власти. Условности, на которых мы выросли, которым поклонялись и служили, которые почитали за силу, исчезли в один момент, растаяли как дым на ветру. Где теперь люди богатые, знаменитые и праведные? Еще две-три недели назад их царство казалось незыблемым, их власть безграничной, а сегодня от них не осталось следа! Ничего не осталось от мира, где мы жили рабами, несли на себе печать чужой Славы. Где это теперь? А посмотрите, что осталось! Посмотрите, что способно пережить любой ужас, любое испытание! Вы видите это? Вы знаете это?



Собрание качало головами и неразборчиво мычало.



– А ведь вам уже пора видеть! Оглянитесь вокруг! Посмотрите друг на друга – это все, что вам надо видеть и знать! Смотрите в себя. Машины, государства, роботы. Для них был создан мир или для вас? Компьютеры, механизмы, правительства – все они процветали и развивались, взрослели и крепчали, порождали себе подобных. Это был их мир, их вселенная, хотя изначально его дали вам, хотя это вы должны были процветать и править. Но что имеете вы? Что вам дала цивилизация, которой вы прислуживали? Ничего! Вы остались такими же, как и тысячи лет назад – голодными. Беспорядок за день стер тысячелетнюю историю в пыль, беспощадно перемолол шелуху пустых знаний и наук, и только о вас они сломали зубы. Все рухнет, но вы останетесь, чтобы нести дальше... Что вы должны нести? Что даровано вам?



– Мир?.. Души?.. Веру?..



– Веру!– взвился проповедник.– Веру! Я вижу, вы чисты! Ваши взоры открыты для Истины, ибо вы сами находите ответы. Конечно, веру! Только она способна устоять на краю времени, только она способна к созиданию, и только в ней может быть Спасение! Потому что она породила этот мир, она хранит его, и нет ничего прочнее Веры под звездами! В ней Истина! Я счастлив слышать ваши голоса, видеть глаза, наполненные пониманием! Вера! Но вы спросите меня, куда делась вера тысяч христиан, мусульман, иудеев, буддистов? Где их боги? Разве их нет? А я вам отвечу: не знаю! Наша жизнь была так греховна и лжива, что способна потушить солнце, утопить его в грязи наших поступков. Посмотрите на их храмы: они были осквернены задолго до падения мира – верующие отвернулись от своих богов, они растоптали веру в них, а боги живы, пока жива вера! Отвернитесь от бога, изгоните его из вашей души – и вы лишитесь его благодати, он покинет от вас. Но душа не станет свободной! Ей завладеют иные порождения греха, и вы станете служить уже им. В душе поселятся Страх, Ненависть, Порок, Отчаяние. Сколько еще есть имен у Зла? Что еще предстоит познать, прежде чем очищение снизойдет на скорбящий дух? Я свидетельствую, Бог идет... Он уже среди нас... Он не жив, не мертв... Он как Гнев, как Судья... Мы не знаем имени Его. Кто Он, спросите вы меня! А я не отвечу! Каждый сам должен найти ответ на этот вопрос, самый важный вопрос в жизни. Я лишь свидетельствую, вижу Его шествие по земле, доношу до вас его явление. Он был человеком, животным, духом – у него много воплощений, но нет имени. Слышите? Нет Имени! Поэтому мы не можем взывать к Нему, просить милости и снисхождения. Он среди нас, но не замечает нас, не слышит. Мы не знаем пути его: пришел ли он наказать или спасти, осудит или простит. Поэтому я ничего не обещаю вам от имени Его, я не говорю вам Слова Его, не указываю на чудеса Его. Может, Он еще решает нашу Судьбу? Всматривается в души, ожидает Веры? Не знаю. Я знаю только, что Он есть! Я знаю, что Он здесь! И я вижу, что Вера есть, есть души, которые тянутся к Нему, ожидают Его явления.



Павел поднял руку, заставляя заволновавшуюся массу опять замолкнуть.



– Я говорил, что сегодняшний день необычен. Сегодня день вашего слова. Среди нас нашлась девушка, пожелавшая взойти на костер, дабы усилить наше желание найти Бога. Она готова принести себя в жертву, испытать болезненное очищение огнем, чтобы ее страдания помогли спасти грешную душу, а вам испытать силу своего духа. Молитесь, взывайте, и голоса наши будут услышаны. Зрелище жертвенных мук усилит голоса душ и донесет ваше слово до Него. Я не назову имени девушки, как не знаю и имени Бога нашего, но уверен, что многие пошли бы за ней в огонь, чтобы истязать порочное тело болью, но спасти душу. Смотрите и взывайте, а я буду рядом, буду молиться среди вас, оставив алтарь истинной вере.



С этими словами Павел спустился с возвышения, украшенного красными полотнищами и классическими пентаграммами Каббалы, чтобы затеряться в толпе, которая с замиранием следила за происходящим.



У заранее сложенных на алтаре сухих поленьев двое, облаченные в черные рясы, спешно устанавливали невысокий деревянный столб. Через минуту к ним из толпы направились еще четверо, ведя под руки высокую девушку с короткими черными волосами, которая была одета в белую длиннополую накидку и сильно дрожала от холода, сжимая побелевшие кулачки.



Людская масса зашелестела возбужденным шепотом, заволновалась движениями, когда процессия церемониально поднялась на возвышение. Девушку привязали к столбу и оставили в одиночестве.



Тишина звенела в воздухе – никто не решался даже вздохнуть.



Чем ужаснее казни и жертвы, тем сильнее тяга простых смертных к их созерцанию. Так было всегда. Страх перед болью и смертью неудержимо влек слабую человеческую натуру к их наблюдению у себе подобных, потому что такое явление было способно разбудить переживание, не сравнимое ни с чем. Они словно приближались к краю бездны и заглядывали туда, ощущая влечение прыгнуть вниз, в Никуда. Павел знал это, хотя тоже не мог объяснить. Возможно, в этом таился ответ на многие вопросы философов.



Пауза затянулась, и народ недоумевал. Жертва тихо всхлипывала, привязанная к столбу, проповедник Павел молчал, и церемония не сдвигалась с мертвой точки. Когда, казалось, люди готовы были задаться вопросом, в тишине прозвучал тихий голос:



– Огня...



– Огня,– повторил кто-то громче.



– Огня!!!– взревела толпа.



Но никто не решился подняться на алтарь, а крики усиливались, превращаясь в требовательный рев.



Один из многочисленных факелов, освещавших людскую массу, взмыл в воздух, но не долетел, упав у ног первых рядов. Это послужило сигналом. Верующие бросали в жертву факелы, а те, кто располагался сзади, передавали свои вперед. Вскоре весь огонь был брошен на алтарь к вопящей деве.



Уже спускалась ночь, и зрители, лишившись своих осветителей, растворились во тьме. Сухие поленья занялись-таки после очередного броска и стали несмело разгораться, подрагивая неуверенными тонкими язычками пламени. Толпа удовлетворенно затихла, а жертва до хрипоты голосила, обнимаемая растущим огнем, который словно зверь выползал из невидимой норы, влекомый запахом приманки.



И запахом этим был Страх.



Девушка неистово билась у столба, рискуя развалить весь жертвенник, и взывала о помощи, но толпа была неподвижна, жадно пожирая глазами чудовищный ритуал. Огонь был ленив и мягок, не побеспокоенный ни единым порывом ветра, степенно поднимался вверх и облизывал красивые ноги жертвы. А та уже не могла кричать членораздельно, выдавливая из легких охрипшие звуки и мотая головой во все стороны. Одежда, вспыхнув, слетела с девичьего тела, открыв его почерневшую местами кожу на обозрение человеческой массе, которая благодарно вздохнула в ответ. Ноги были черны от копоти и ожогов, а искаженное гримасой боли лицо едва проглядывалось среди танцующих сполохов пламени, которые испуганно отшатывались от жертвы при каждом ее резком движении, но после льнули к ней вновь. Движения становились все безысходнее и слабее, пока враз не затихли окончательно.



Обязательно вопль разочарования расколол бы тишину, потревоженную лишь шипящим дыханием костра, если бы в тот же момент не вспыхнули волосы девушки, разгораясь ярким факелом. А следом все тело с треском занялось, выплевывая струи огня и сгорая, подобно свече.



На мгновение площадь озарилась необычайно ярким светом, сорвав пелену непроглядного мрака с отмеченных любопытством лиц людей, которые торопились ухватить каждый миг мучительной трагедии. Люди стеснялись смотреть друг на друга, заглядывать в глаза стоящих рядом – зрелище было слишком интимным, предназначалось только для персонального наслаждения. И потребовался огонь, пожирающий плоть человеческой жертвы, чтобы осветить не только лица, но и отраженные на них чувства, глубокие, первородные, а потому искренние.



Это были иные лица, непохожие на обычные бледные маски, которые носят, скрывая думы и помыслы, прячась за ними. Это были настоящие, живые лица, но лица нечеловеческие, с собственным блеском в глазах, отдаленно напоминающие огни преисподней.



Жертвенный костер достиг своей максимальной величины, и, наконец, неповторимый запах горящей плоти разлился на толпу впечатлительных зрителей. Тошнотворный, неприятный, но очень знакомый запах. Он быстро менялся, смешиваясь с тухловатым привкусом осенней сырости, а от того становился более отрезвляющим. Пресыщенное пламя стало отступать – сытый зверь торопился вернуться в нору, а зловоние, приправленное горьковатой гарью, спешило произвести свой эффект.



Вид черной обугленной фигуры у чадящего столба был отвратителен, и толпа разом отхлынула, незаметно растворяясь во мраке, из которого взирала. Словно опомнившись и пристыдившись, люди оставляли оскверненное место, бережно унося с собой великое переживание, подаренное проповедником, которому теперь доверяли больше.



Они были не просто благодарны ему – они обязательно придут завтра, и потом, и будут приходить всегда, в тайне надеясь испытать что-либо подобное еще раз.



Наконец, Павел остался один перед алтарем на пустой площади.



Красное зарево углей тлело тусклым пятнышком у изуродованных ног девушки. Он и сам был потрясен увиденным, хотел обдумать небывалый приток эмоций. И вдруг почувствовал взгляд.



Это был Его взгляд.



Павел обернулся, но вокруг торжествовала ночь, чернильная тьма, из которой на него смотрел Он. Только мерцающие угольки давали слабый свет, но его хватало лишь для того, чтобы обрисовать контуры жертвенника. Проповедник растерялся: никогда Высшее Существо не приближалось к нему настолько, никогда Оно не смотрело на него. Он закрыл глаза и постарался очистить разум перед возможной встречей, избавиться от мыслей и чувств, неуместных теперь.



Но ничего не произошло. Он так и остался один, остался невостребованным. Когда сырость сожрала тлеющие угольки, превратив их во влажную черную грязь, Павел, наконец, повернулся и почти на ощупь пошел домой, едва угадывая путь в кромешной тьме, а ощущение присутствия следовало за ним.



Время еще не пришло.



Черный пес еще какое-то время лежал на согретых листьях, ковром покрывавших вздувшуюся корнями деревьев лесную почву, и смотрел на опустевшую площадь, принюхивался к едкому запаху паленой человечины.



Он встал, глубоко вздохнув, а самка колли, жавшаяся к нему своим теплым дрожащим боком, еле слышно заскулила и потянулась. Пес тряхнул головой и, не спеша, побежал в обход площади так, чтобы слабая сука не отставала от него.



Холодная ночь окончательно овладела городом и опустилась на темные улицы.



*****



Осенняя ночь так и не покрыла город тишиной, отступив под натиском неугомонных людей. Она еще не успела оплакать дождями место недавнего жертвоприношения, а на другом конце города другие люди торопились сеять новую смерть.



Они не наслаждались ее созерцанием, не пытались уловить каждое мгновение, чтобы иметь возможность оценить значимость деяния, вкус чужого страдания и боли. Нет, они убивали легко и беззаботно, не испытывая уважения к смерти. Они использовали ее как инструмент, а потому действовали торопливо и неаккуратно.



Умереть легко и незаметно – величайшая пошлость, лишающая жертву осмысления великого таинства перехода. В такой смерти люди теряют свое духовное начало, ибо их рассматривают как обычные тела. Никто даже не задумывается о богатейшем внутреннем мире умирающего, никто не обращает внимания на его переживания, умение страдать и бояться, испытывать боль и ужас. Словно это и не убийство Человека, а обычное ремесло – производство сигарет, уборка квартиры, сушка волос или ковыряние в зубах... По тому, как убивает человек, как он относится к этому процессу, можно судить о его отношении к жизни в целом, к человеку, как творению природы, бога и собственной истории.



В эту ночь люди умирали как животные, а небеса дрожали раскатами возмущенного грома и оплакивали жертвы слезами дождей, которые вымывали кровь с улиц.



Ворчун был недоволен и сердит.



Даже совместными с Пацуком усилиями они едва одолели Розового, прочно засевшего в своем логове. Защитникам настоящей крепости удалось сжечь один из бронетранспортеров, а частые атаки превратить в кровавую резню.



Розовый обосновался в старом, но очень прочном здании военного училища и грамотно организовал оборону с применением всего доступного ему вооружения. Только под утро головорезам Ворчуна удалось ворваться внутрь и столкнуться с защитниками нос к носу, оставив при этом полторы сотни убитых и раненых на подступах. Дальнейшая битва с учетом численного перевеса была недолгой, но очень кровавой: атакующие, озлобленные сопротивлением, не брали пленных, убивая жестоко и цинично. Не уцелел никто, а самого Розового расчленили еще живого, разбросав части его тела вокруг здания.



Ворчун со своим штабом и Пацуком расположился на верхнем этаже одного из близлежащих домов так, чтобы хорошо просматривалось поле битвы. Но картина, открывшаяся взору, не могла радовать, и почти никто не подходил к установленным на окнах приборам ночного видения, чтобы стать свидетелями очередной атаки.



Только когда стрельба затихла, лишь изредка размениваясь на одиночные выстрелы, Ворчун отставил чашку горячего кофе и, поежившись, поднялся:



– Я окончательно тут околел. Если через полчаса они не дадут мне возможности убраться отсюда домой, я сам спущусь и погоню их драться. Семьсот человек не могут разобраться с горсткой уродов.



– Все,– выкрикнул с порога, вбежавший Рох.– Мы их сделали.



– Все?



– Да, ни одного в живых не оставили.



– А Розовый?



– Прежде чем я успел попасть на место, ребята его казнили: разрезали на куски и разбросали окрест. Я помню, что ты хотел лично это сделать, но, извини, не успел. Он так наших достал, что сладу с ними нет.



– Ладно-ладно,– махнул рукой Ворчун.– Я не этим огорчен. Меня раздражает медлительность и недееспособность моей армии, которая берет не умением, а количеством и тупым напором. Сколько мы потеряли? Сотню? Две?



– Человек сто двадцать, может, сто сорок,– потупился долговязый.– Еще столько же раненых. Но ты же не сравнивай: Розовый был военным.



– Слышал?– Ворчун бросил гневный взгляд на Пацука.– А ты хотел, чтобы я своих людей за так положил, за твой долбанный союз. Видал, как платить приходится за каждую улицу этого смердящего города? Так что, тебе еще придется отрабатывать и отрабатывать, браток, пока мне прибыль отсюда польется. Сегодня же своих людей отправишь к Роху, чтобы он распределил их между сотнями и хоть как-то восстановил потери: о нашем договоре, что я оставлю твоих людей тебе, можешь забыть!



– Нет вопросов, Володя,– ответил тот.– Я все понимаю.



– То-то. А скольких мы замочили? Их хоть сотня наберется, Рох.



– Наберется. Почти сотня.



– Почти! Ох, и надоели мне эти мелкие огрехи, выливающиеся в такие проблемы. Пацук, возьми две сотни и начинай чистить территорию. Чтобы через час все точки, все работники Розового были оповещены и взяты под контроль. Отдельно займешься линией метро, которая идет от нас и за город. К полудню она должна быть чистой – трупы и мусор убрать так, чтобы поезд мог проехать.



– Поезд?– изумился тот.



– А я что-то не так сказал? Я, может, имел в виду самолет или корабль? Я сказал, чтобы к полудню рельсы были расчищены, а на каждой станции выставишь караул.



– На хрена? На метро собираешься ездить?



Ворчун засопел:



– Ты, крыса, или будешь делать то, что я велю, или сядешь на столб вместе с Протасеней! Еще только раз открой вонючую пасть! Пройдешь от станции на Немиге до самого конца к ТЭЦ, пока не упрешься в муниципалов. Считай это испытательным заданием, и, если облажаешься, я на тебе круто отыграюсь. Сейчас пять, скоро посветлеет, а к двенадцати ты должен быть готов.



– Двухсот человек мало,– буркнул Пацук.– Не успею и в метро, и по точкам.



– Это другой разговор. Подойдешь к Роху, и, думаю, вопрос решится. Давай, выдвигайся, пока у ребят задор не пропал, а то нажрутся сейчас и спать завалятся – ни кнутом, ни пряником не подымешь. Да и мне пора торопиться – дело горит, а времени нет.



– Погоди, Ворчун,– несмело позвал его Рох.– А как с ранеными быть? У нашего доктора две койки в кабинете и медсестра в помощницах. Попередохнут же все. Их больше за сотню, да половина тяжелых.



– Вот дерьмо, я и не подумал сразу. Слушай, Рох, давай сейчас все и порешим. Давно ведь думали больницу открывать, так ты, может, сейчас этим и займись на горячую руку – дело верное и нужное. Я пока сам управлюсь, а ты больницей займись. Возле вокзала клиника какая-то была: там и начни. Пройдитесь по домам, берите всех докторов, каких найдете, всех, кто к медицине отношение имел – собери персонал. Пусть им Седой со складов все нужное выпишет. Организуй, родной, найди, кого назначить главным, и к обеду постарайся освободиться – хочу, чтобы вместе состав встретили. Ладно?



– Не вопрос,– выдохнул долговязый.– Ты меня знаешь, я все, что смогу, для тебя сделаю. Но не обещаю – дело неясное, опыта нет.



– А ты пообещай, пообещай, Рох. Я твоему слову верю: скажешь – сделаешь!



– Ладно, Ворчун. Какой никакой, а госпиталь к обеду будет.



– Это разговор! Люблю я тебя дружище! А теперь пора бежать! Чувствуешь, какой день начинается? Особенный день!



Вернувшись в резиденцию, Ворчун не торопился приниматься за дела.



Он заперся в кабинете и долго расхаживал из угла в угол, покуривая ароматные сигары. В помещении было прохладно, но хозяин отказывался согревать его примитивными металлическими печами, что, безусловно, изуродовало бы подобранный им интерьер, а при дефиците аккумуляторной электроэнергии, которой едва хватало на работу нескольких компьютеров, другого отопления быть не могло. Так он и терпел сырую прохладу. Помощники неоднократно заговаривали о переезде в более удобное место, но Ворчун тянул и с этим – складской ангар был ему ближе по духу, да и знал он секретный ход отсюда через канализацию на случай непредвиденный. В любом другом месте он был бы заперт, что куда более важно, чем уют и тепло.



Он уселся за любимый массивный стол и нехотя полистал бумаги, переданные накануне полицейскими. Его специалисты подтвердили их подлинность: несколько фирм и компаний, половина из которых оформлены на его имя, счета, справки, выписки, векселя и сертификаты, от которых пахло свежей краской и качественной бумагой. А еще от них пахло деньгами, властью, признанием, и запах этот Ворчун различал безошибочно. Для него оставалось только проблемой привыкнуть к собственной значимости. Уж больно стремительным был взлет, а почва под ногами оставалась зыбкой.



Он позвонил в небольшой колокольчик и попросил дежурного приготовить завтрак на троих и привести к нему пленных. Распоряжение было выполнено почти мгновенно, и в кабинете через несколько минут стояли вчерашние курьеры в сопровождении конвоя и большой поднос с горячей пищей.



– Освободите их,– кивнул Ворчун конвоирам.– И оставьте нас одних. Проследите, чтобы меня никто не беспокоил, пока я не освобожусь. Присаживайтесь.



Последние слова относились к полицейским, но те проигнорировали предложение, оставшись стоять у двери. Хозяин понимающе улыбнулся и подошел к подносу, чтобы аккуратно разложить приборы и разлить по чашечкам дымящийся кофе:



– Прошу Вас, присоединяйтесь. Позвольте мне поухаживать за Вами за завтраком.



– Думаю, мы не на столько голодны,– ответил Серый.



– Обиделись.



– Нет. Ждем Вашего решения.



– Ну, так присядьте, поговорим,– Ворчун взял кофе и тост и сел в кресло.– Мне хочется задать Вам много вопросов.



– Например,– эксперты расположились на диване, но к еде не притронулись.



– Например, рамки моего взаимодействия с правительством. Не станут ли они вместе с грузами передавать мне инструкции, как мне дальше жить и что делать. Как они станут контролировать мои действия, или это их не интересует?



– Интересует,– пообещал полицейский.– Они не будут слать инструкций, но попытаются оказывать на Вас влияние.



– Что ж, это честно, хотя и так очевидно. Ну, а Вы каким местом замазаны в эту историю? Я к тому, что вы мало похожи на людей, которые любят вести переговоры – слишком непрофессиональные, насколько могу судить. Обижаетесь, нервничаете. Откуда вы взялись?



– А мы легавые,– вмешалась Ольга.– Обычные легавые и достаточно профессиональные, насколько мы можем судить. А здесь мы, потому что настоящие преступники, настоящая угроза проявляют себя даже в таком бардаке, и мы остаемся единственным противоядием. Так что есть у нас конкретная цель в городе, которую мы должны достать. Вы можете не бояться, мы не охотимся на никчемную мелочь.



– Ух-ты!– Ворчун даже отставил кофе.– А мы зубастые. Думаю, что это дамочка все молчит да молчит – надулась, может. Но ты ж посмотри, как она языком ворочает! Смело. Отчаянно. Глупо! Не стоит мне хамить, не стоит нарываться. Все можно решить спокойно.



– Только не надо здесь изображать из себя полубога. Без нас ты никто – найдется другой Ворчун, а ты просто незаметно вернешься в канаву, из которой выполз. Поэтому, хочешь говорить по делу, будь добр, но не разыгрывай короля Лира, дешевка!



– Круто, дамочка,– напрягся хозяин.– Настоящий фонтан. И если бы ты все так красиво изложила в присутствии хоть кого-нибудь из моих подчиненных, у меня бы не было выбора, а твоя смерть не стала бы легкой. Это ты понимаешь? Ты хоть в курсе, где находишься?



– Будем считать, что мы квиты,– вмешался Серый.– Вы нас не ласково встретили, мы поворчали. Никто не видел, не слышал – осталось между нами. Теперь можно и о делах.



– О каких делах, родной? Вы здорово похожи на психопатов, и я уже сомневаюсь, те ли вы, за кого себя выдаете. Уж больно нервные. Но то, что легавые – факт! Узнаю манеры!



– Время сейчас сложное...



– Ладно, горячиться не будем. Завтракайте, отдыхайте, будьте гостями, а к обеду съездим, посмотрим на ваш паровозик. Если все в порядке, думаю, подружимся, и никаких обид не останется: на Вашу охоту я глаза закрою – дела мне нет, кого правительство так сильно захотело прищучить. Но если что-то не так, уж я ваше красноречие припомню: заставлю пожалеть о хамстве, родные. Заставлю. А пока позвольте покинуть Вас и удалиться.



– Нам не придется возвращаться в камеру?



– Нет, но и отходить далеко без моего ведома тоже не придется. Честь имею!



Глава Десятая.



Время – понятие относительное.



Оно может пролетать незаметно, а может тянуться долго, порой даже останавливаясь. Оно переполнено парадоксами и не поддается однозначному определению. Люди научились измерять его, дробя на секунды и мгновения, но так и не сумели приручить, не смогли привыкнуть к его размеренному течению, постоянно опаздывая или забегая вперед.



Наблюдая полуденную серость города из окна, Ольга задумалась о тех сюрпризах, которые ей преподнесло время. Она не могла вспомнить, куда подевались годы ее жизни, пролетевшие на одном дыхании, но каждый миг из отвратительного настоящего становился все более медлительным и липким, застревая в страданиях и кошмарах, как вата в кустах терновника. Память упрямо держала все на виду, крепко связывая временные отрезки в единую линию, неосязаемую, но прочную, которая больно передавила что-то внутри.



Уже третий день она беспомощно считала минуты, взирая из окна на бессмысленную суету людей в военной форме, которые грузили ящики, коробки, бочонки на грузовики. Их монотонная работа кипела и днем и ночью, заполняя округу возбужденным гомоном, и превращая заточение женщины в изощренную пытку.



Заполучив первый состав, Ворчун молниеносно организовал поток грузов в город, жадно прибирая к рукам все, до чего мог дотянуться. Он настолько серьезно отнесся к караванам, что это сыграло с экспертами злую шутку: боясь выпустить из рук единственное звено, связывающее его с «большой землей», предводитель бандитов разделил полицейских, превратив Ольгу в заложницу, благодаря чему смог предоставить Серому относительную свободу действий, необходимую для организации поставок. Заточение в золотой клетке, переполненной роскошью и всеми мыслимыми удобствами, тяготило абсолютным бездействием, подкрепленным полной изоляцией – охранники отобрали даже микронаушники, а с напарником они не виделись вторые сутки.



По действующему распорядку приближался обед, а потому Ольга не шелохнулась, услышав чавканье замка входной двери, и продолжала смотреть в окно.



Каково же было ее удивление, когда вместо молчаливого шуршания прислуги она услышала громкий мужской хохот и веселый звон девичьих голосов. Обернувшись, женщина увидела целую процессию, ввалившуюся в самую большую комнату, быстро заполняя ее шумом. Но мелькающие лица с горящими от алкоголя глазками отошли на второй план, когда она увидела Серого, такого же веселого и громкого.



Он смело обнимал рыженькую официантку из «Клубнички», которая едва держалась на ногах, и непринужденно помахал напарнице рукой в знак приветствия, как если бы они расстались всего несколько часов назад!



Ольга растерялась, не зная, как выплеснуть негодование, распиравшее ее. Она боролась с искушением дать пощечину полицейскому, который, как ей казалось, вызывающе демонстрировал свое предательство.



– А что это наша канареечка столь безрадостна и сердита?– фамильярно заявил Ворчун, мимолетом взглянув на женщину.– Что так губочки надула?



Он грузно повалился на диван у широкого стола, который прислуга быстро заставляла яствами. Серый, пошатываясь, усадил рядом с ним свою беспричинно хихикающую спутницу и подошел к Ольге вплотную, чтобы церемониально поцеловать ей руку. От него пахнуло алкоголем, и не пришедшая еще в себя женщина лишь отдернула ладонь, спрятав ее за спиной. Полицейский несколько удивленно заглянул ей в глаза и беспомощно обернулся к уже рассевшимся за столом гостям.



– У нас есть что праздновать?– тихо, но с угрозой спросила женщина.



– Минуточку,– заголосил Ворчун, приходя на помощь Серому.– Не надо обижать моего кореша. Сегодня большущий праздник – день моего рождения, и Валерик, как лучший друг, пришел вместе со мной поздравить Оленьку с таким событием. Так что не надо на него тут наезжать! Мы его в обиду не дадим!



– Мы за него любой глаза повыцарапываем,– поддакнула светленькая официантка, протягивая руки в сторону полицейского.– Иди, радость моя, к тем, кто любит тебя всегда и всякого.



– Вот!– засмеялся предводитель.– Глас народа. Сегодня мы злых и невеселых не потерпим. Немедленно присоединяйся к нам, а то заставим хохотать до упаду, даже если придется щекотать кое-кого общими усилиями.



– Не надо общими,– заулыбался Серый.



– Тогда сам ее щекочи!



– Нет уж!– снова вмешалась светленькая.– Пусть лучше меня щекочет! Я моложе и смеюсь громче! Да и ему приятнее будет!



– Что происходит?– Ольга была подавлена и теряла голос.– Я здесь как пленница или Вы пришли развеяться, посмеяться надо мной?



– Ольга!– Серый стал быстро трезветь, о чем свидетельствовал его проясняющийся взгляд, но укор в голосе казался все равно неуместным.



– Ольга Феликсовна,– перехватил инициативу Ворчун.– Зачем Вы такая злопамятная? А вы, девочки, прекратите свои шуточки и не компрометируйте Валеру, а то можно бог весть что подумать! Мы к Вам со всей душой пришли поделиться хорошим настроением и добрыми новостями. А новостей у нас столько! Вы на Валерика зла не держите – он мне про Вас все уши прожужжал, но дело есть дело, и у него просто не было возможности Вас навещать, а у меня выбора! Сами понимаете, время какое смутное. Откуда мне было знать, что вы за люди – кругом же один сброд! О присутствующих не говорю... Должен был перестраховаться, должен. Но теперь-то уже что? Ну, виноват, был не прав. Я же не из тех, кто не признают за собой вины – обстоятельства вынудили. А теперь, Оленька, бегом за стол и включите свою прекрасную улыбку. Вот, не помню, как улыбаетесь! Хоть режьте, а при мне Вы не улыбались. Будьте снисходительны и милосердны, Оленька. Прошу Вас, а то ведь мы можем обидеться и уйти. Тогда до следующего моего дня рождения больше нас не увидите. А?



– Правда, Оля,– виновато прошептал полицейский.– Присядь, нам многое надо рассказать.



Женщина сдержанно подчинилась и села на предложенное ей место у стола, за которым кроме полицейских, двух официанток, Ворчуна и Роха сидел еще незнакомый мужчина преклонных лет с узнаваемой военной выправкой.



– Другое дело,– засиял виновник торжества.– Стоило нас так долго испытывать.



– Все правильно,– дала о себе знать рыженькая.– Женщина должна быть с характером и гордая, а то эти мужики о нас ноги вытирать будут. Оля, я на Вашей стороне.



– Умолкни, Лиса,– шутливо прикрикнул на нее Ворчун, слегка ущипнув у талии.– Бабьего бунта мне только не достает. Серега, открывай шампанское, я имею тост за себя. Он будет длинный, но информационный. Ольга Феликсовна. Волей обстоятельств, у Вас не было возможности наблюдать последние наши достижения, что дает мне лишний повод упомянуть о них, окинуть, так сказать, соколиным взором. Вы помните, каким был город третьего дня, но нынче Вы бы его не узнали. Все очень изменилось, как и в тот день, когда прежний режим рухнул, только сейчас перемены наметились в лучшую сторону. Не без гордости отмечу, что все это стало возможным благодаря нам, нашим совместным усилиям. Сердце радуется, когда смотришь, как жизнь возвращается на улицы. Три дня назад продукты можно было приобрести лишь в нескольких местах и в основном у спекулянтов. Сегодня, кроме Червенского рынка, и пары точек в центре, на каждой станции метро по пути следования караванов я открыл новые огромные рынки, что позволило охватить часть спальных районов, доведя товарный обмен до тех граждан, которые боялись далеко отходить от дома. Мы открываем уже вторую больницу, запускаем новые долгосрочные проекты. Вот именно, Ольга Феликсовна, проекты! За сутки мы успеваем не только принять, но и полностью реализовать шесть полных составов! Вдумайтесь в объем! Это как снежный ком! И чтобы управлять им потребовались грандиозные перемены в нашей организации!



Ворчун многозначительно посмотрел на седовласого незнакомца и сделал паузу, словно обдумывая, стоит ли развивать тему дальше или завершить тост каким-нибудь простеньким лозунгом. Игристое вино уже теряло аромат в бокалах, но никто не решился прервать оратора или намекнуть ему на регламент – вспыльчивый и жестокий, он мог покарать несдержанного. Когда речь шла о его мечтах и планах, все окружающие обязаны были восхищаться.



Он самодовольно крякнул и продолжил:



– Сегодня с последним караваном к нам прибыл первый человек от власти. Первый официальный. Сергей Николаевич Руткевич,– он произносил его имя по слогам, смакуя каждый звук, в такт которым незнакомец кивал головой.– Это первая ласточка в моем гнезде. Он специалист по безопасности и возглавит соответствующий сектор. А завтра! Завтра ожидается приезд еще ста двадцати специалистов! Слышите, Оленька? Сто двадцать! Экономисты, энергетики, компьютерщики и еще черт знает кто! С завтрашнего дня нет больше Ворчуна! Я объявил о создании администрации самоуправления, председателем которой и стану. Вот ведь какие новости, Ольга Феликсовна! И все это в мой день рождения! С помощью правительства мы начинаем десяток добрых проектов по обеспечению населения продуктами и медикаментами – раз! По восстановлению и запуску предприятий – два! По очистке города от преступности – три! По спасению оставшихся в городе ценностей – четыре! И я могу еще долго продолжать... К первому снегу, думаю, мы вернем в город порядок.



Ворчун залпом осушил бокал, но присутствующие не успели пригубить вино, как он продолжил:



– Много работы, и много дел впереди. Но я теперь не один, и не такой уязвимый. Подо мной и четверти города нет, но я на коне! У меня есть все, а у этих уродов – ничего. Я сброшу цены на продукты, и заставлю этих подонков приползти ко мне на брюхе! Они будут лизать подошвы моих ботинок, а я вытру о них ноги! Будь я проклят, если не заставлю горожан любить меня! Двенадцать тысяч солдат и работников! Двенадцать тысяч! За неделю подомну всех под себя! Я здесь такую войнуху устрою!



Его глаза, налитые кровью, лезли из орбит, а яростное сопение выдавало хмель, ударивший в голову.



– За далеко идущие планы!– сделал вывод незнакомец, опустошив бокал, что было воспринято остальными как сигнал.



Ворчун еще какое-то время возбужденно переводил взгляд с одного собеседника на другого, но быстро смирился с тем, что его речь закончена.



– Ты у нас такой умничка,– балагурила рыженькая.



– Точно,– вмешался Рох.– Я с самого начала знал, что ты на великое горазд!



– А я тебе что говорил?– спохватился именинник.– Я же сразу сказал, что так будет. А с завтрашнего дня назначаю тебя главой своей администрации. Понял? Теперь ты не Рох и не лох – глава администрации. А вот Седой вылетит из моей команды как пробка.



– Чего?



– А вот того! Кто он такой? Что он сделал? Мы-то с тобой как братья, и крепко повязаны! Ты понимаешь, о чем я. Ну, тогда у отстойника... Понял? Ты уже тогда был со мной. А Седой? Так... Тьфу... Вот Валерика возьми. Он мне выход на большую землю принес, а не Седой, хотя знал, как рисковал, знал, на что шел. Уважаю смелых, страсть как люблю отчаянных, потому как сам такой. А он рисковал... Я тогда голодный был, нервный, недоверчивый... Вот веришь, Валерка, на волоске вы тогда с этой, с Феликсовной Ольгой, висели. В любой момент мог... да что там?! А хочешь сейчас быть главой администрации? Хочешь, друг ты наш легавый? Вот без балды – скажешь – сделаю.



– Погоди, Володя,– спохватился Серый.– У нас же договор был.



– Уговор? Ты думаешь, я слова своего не помню? Один раз сказал – повторять не надо! Ворчун такой. Своих слов не забывает. Слышишь, Оля? Повезло тебе с мужиком – настоящий мужик. Уговор с ним был. Он организовал караваны – я даю вам полную свободу действий. Вот так. Вот так сказал Ворчун. Вы назначаетесь моими советниками по связям с общественностью с полнейшим набором полномочий. Завтра приедут спецы – заменят твоего Валерика, и делай с ним, что хочешь – бери машины, людей, можешь даже войну начать – этого дерьма валом. Нужна будет помощь – скажешь.



Праздник угас так же неожиданно, как и начался.



С последними словами виновник торжества уронил голову на грудь рыженькой, которая сразу же овладела добычей на зависть подруге. Рох махнул двум детинам, терпеливо ожидавшим на протяжении всей церемонии у входа, и они с готовностью отозвались, подхватив ругающееся и брызгающее слюной тело предводителя вместе с прилипшей к нему официанткой, и бережно понесли наружу. Рох откланялся, сославшись на неотложные дела, и в сопровождении второй официантки удалился.



Ольга тщательно чистила апельсин, рассчитывая на то, что и последний гость уйдет, оставив ее наедине с полицейским, но незнакомец, представившийся как Руткевич, продолжал восседать за столом, с загадочной ухмылкой переводя взгляд с одного эксперта на другого.



– Я с удовольствием избавлю вас от своего общества, если вы сначала уделите мне какое-то время,– наконец прервал он молчаливую паузу.– Я сотрудник военной разведки. Моя фамилия, действительно, Руткевич.



Полицейские вздрогнули и переглянулись.



*****



– Нам давно уже надо было встретиться,– продолжил Руткевич, дав полицейским справиться с первым впечатлением.– Но стараниями советника Титка это стало невозможным. Вам необходимо больше знать об истории создания прототипа для успешного выполнения задания.



– Какого задания? – подняла брови женщина.



– Оставьте,– улыбнулся незнакомец, открыв ряд безупречных белых зубов.– Я не пытаюсь ни уличить вас, ни завербовать. Я осведомлен о вашем отношении к разведке, но это не имеет никакого отношения к делу. Вы были у нас на виду с самого начала, и только паранойя Титка лишила нас конструктивного сотрудничества. Это останется на его совести, как и стремление выехать на шумных делах к президентскому креслу, хотя противостояние со спецслужбами, в том числе и КОБ, сыграло и свою положительную роль.



– И какое же место в этой истории занимает Ваше ведомство?– поинтересовался Серый.



– Скажем, добрый дяденька со стороны, который все видел, но любит помолчать.



– И что надо доброму дяденьке?



– Как ни странно, того же, что и Титку – чтобы вы изловили прототип.



– Для вас?



– Ни для кого – чтобы просто словили и убрали с улицы.



– Так не бывает,– тихо заметила Ольга.– Ничто не делается «за так». Если хотите откровенного разговора, то лучше расскажите, чего надо.



– Я даже не буду пытаться рассказывать, что нужно нам – слишком все сложно и запутано. Чем меньше вы будете понимать кухню, тем здоровее будете, а тот необходимый набор информации, которого не достает вам, я предоставлю, ничего не требуя взамен.



– Складывается ощущение, что нами хотят воспользоваться,– поморщился эксперт.– Или даже попользоваться.



– Вами уже давно манипулируют, но, если хотите разыгрывать невинность, всегда сможете придумать оправдание и сами – себя убеждать легко. Поле деятельности нашего ведомства простирается за пределами родины. Проще говоря, мы не занимаемся внутренними проблемами государства и не ведем сбор информации на своей территории. Это не просто закон или традиция – это суть организации, ее смысл. Не будь это международной проблемой, мы бы не сунулись сюда. Внутри Беларуси хозяйничает КОБ – наши давние... коллеги. О них и речь. Базу, которую вы бездарно накрыли в чернобыльской зоне, создали именно они.



– КОБ заварил всю кашу?



– Возглавил. После конвенции криминальные структуры попытались подмять под себя технологии биоконструирования, собрав штат из опальных ученых. КОБ сразу же вышел на них, но по ветру не пустил, а взял под контроль с расчетом на будущее. Аналогично события развивались и в других странах: биоконструирование стало подпольным и контролируемым. Все бы тихо увядало, но каким-то образом спецслужбы нескольких государств вошли в сговор, объединив усилия. Это способствовало интенсивному развитию и быстрым результатам. Скоро в заговор были вовлечены военные с их бесконтрольным финансированием. Беспрецедентная ситуация. Это было сотрудничество структур, которые по определению не могут даже контакты поддерживать.



– Хотите сказать, что это международный заговор?– спросила Ольга, подчеркивая в голосе нотки скепсиса.



– Вопрос не в заговоре,– улыбнулся Руткевич.– Все дело в мотивах. Вы вряд ли можете оценить возможности применения этой технологии. У них просто не было выбора. Отказаться от использования этих достижений означало утрату преимущества. Возьмем хотя бы клонирование. Вы же понимаете, что устранение неугодного политика – это пятиминутное дело. Но всегда есть последствия – общественное мнение, скандалы, разоблачения, отставки. И эти последствия иногда хуже, чем вред от самого политика. А порой единственный популист создает проблем больше, чем тысяча вооруженных террористов. И вот появился инструмент решения этих проблем. Его можно просто за-ме-нить. Нет никаких убийств, никакой шумихи. Неугодный исчезает, а на его месте появляется клон с правильным отношением к проблеме. Никто ничего не замечает. Просто человек резко изменил свое мнение, или свою позицию. Только представьте, какую власть Вы обретаете, когда начинаете безгранично контролировать тех, в чьих руках сосредоточена власть.



– Я так понимаю, Вы говорите о таких эпизодах не с точки зрения теории,– насторожился эксперт.– Вам известны такие факты подмен…



– Конечно! И Вы даже представить себе не можете масштаб. «Подстановка» политиков достигла абсурдного уровня, когда одного и того же человека заменяли клонами различных заказчиков несколько раз в месяц. Засылать шпионов и вербовать агентуру в правительстве другого государства стало вовсе бессмысленным. Вы можете выбрать чиновника любого ранга, сделать его копию и заменить на марионетку. За последние годы это явление стало не просто массовым – оно превратилось в фарс. Вы интересуетесь политикой?



– Вы хотите нам привести в доказательство какие-то примеры?



– Вам не нужны доказательства. Просто здраво оцените международную обстановку. Вспомните нелепые события, обострение локальных конфликтов или несуразные перемирия. Может быть, Вам вспомнятся громкие скандалы, сделки, союзы, санкции… Все на поверхности. Вы не поверите, но коррупция, как инструмент влияния более не востребована. Теперь есть более дешевый, надежный и быстрый способ.



– Хоть какая-то польза…– хмыкнул Серый, но осекся под взглядом Руткевича.



– Широкое применение друг против друга технологий клонирования породило глубочайший кризис в отношениях причастных структур. Они открыли ящик Пандоры. Стало очевидно, что никто на самом деле ничего не контролирует. Ни сами силовики, ни человечество не готовы были к массовому применению этой технологии. Когда наше ведомство оказались втянутым в эту историю, клонами была заменена уже половина наших осведомителей в политических кругах иностранных держав. Можете себе это представить? Когда почва стала уходить из-под ног, и угроза хаоса стала реальной, причастные структуры попытались все остановить. Под их давлением начался постепенный процесс ликвидации негласного союза и уничтожения баз. КОБ, создавший прецедент, должен был его и разрешить. Но разойтись по-хорошему при отсутствии доверия оказалось сложнее. КОБ должен был накрыть центральную базу, постепенно разоблачив сеть филиалов. Военные были против, так как их участие незамеченным не осталось бы, а скандала не хотел никто. Сама же подпольная структура к тому моменту окрепла достаточно, чтобы противостоять хозяевам и бороться за выживание. КОБ медлил с разоблачением, напряжение росло.



Руткевич сделал паузу, подчеркивая важность того, на чем хотел сосредоточить внимание экспертов:



– И тут выясняется, что появилась еще более перспективная технология, чем клоны или боевые химеры – проект «Черная кровь». Никто не знает, что это, но когда выяснилось, что единственный прототип утерян, бежал, все заподозрили нечестную игру КОБ. И наши коллеги ответили на это загадочной и двусмысленной самоликвидацией, истребив руками химер половину своего штата и крича на весь мир о собственной непричастности. Это накалило обстановку чрезвычайно. Началась настоящая истерика – каждый пытался увернуться от разоблачения, но при этом и ухватить запретный плод. Когда выяснилось, что прототип скрывается в Минске, спецслужбы легко, по отработанным сценариям повергли город в хаос беспорядков, чтобы незаметно выкрасть прототип, отвлекая внимание общественности на борьбу с беззаконием. Но прототип оказался хорош, и все операции по его поимке провалились с треском, что еще больше разожгло аппетит. Бывшие заговорщики стали действовать практически в открытую, раздраженные ситуацией, которая перерастает в настоящий кризис. И это не просто кризис власти – это уже кризис общественного устройства, приближение анархии.



– Я не понимаю,– возмутился Серый.– Откуда столько драматизма! При чем здесь анархия и хаос? Вас послушать, так весь мир вращается вокруг этого прототипа и Ваших спецслужб. Ерунда!



– Вы не видите картину целиком… Все намного хуже, и несколькими отставками отделаться уже нельзя. Спровоцированная в Минске разруха, по оценкам социологов, явилась катализатором общегражданского неповиновения. Начинается системный кризис власти. И он проявился уже не только на территории Беларуси. Протестные явления отмечены в крупнейших городах Европы. Никто не может назвать причины этого явления, а люди, тем не менее, охотно идут на конфликт с властью. Они не объединяются в партии, не выдвигают требований и сами не понимают, чего хотят, но искренне ненавидят общественный уклад, отвергают закон, игнорируют любые моральные нормы. Какие-то умники уже каркают о глобальном стрессе человечества и о конце света. Мол, техногенная цивилизация зашла в тупик, изжила себя и теперь погибает.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги