Деваться некуда

III

На следующее утро, когда я проснулся, декабрьское солнце изо всех сил старалось оживить мне комнату. Циферблат под моим беглым взглядом показал девять часов. Принять душ, побриться, одеться и позавтракать: времени оставалось лишь на то, чтобы приехать вовремя к назначенной встрече.

Я поднял оконную фрамугу, высунулся и глубоко вдохнул влажный воздух сада. На темной зелени лужайки разноцветные листья сбивались в хорошо известную мне картину, полную блеклых и стертых воспоминаний, одновременно нежных и грустных. Гоня прочь печальные мысли, я включил радио и начал искать что-нибудь поэнергичнее. Немного джаза меня бы взбодрило. В считаные секунды я нашел передачу местного диск-жокея, вкусы которого — по мере чередования восковых пластов^{26} под его проворными пальцами — показались мне достаточно близкими, чтобы сразу занести его в категорию «людей рукопожатных». Оставив дверь открытой, я прошел в ванную.

Через полчаса я уже выходил свежевыбритым, в цивильном костюме из саржи, чья нежная синева казалась мне райской после ненавистного цвета военной формы, и галстуке, пестром галстуке в стиле «техниколор» — естественная реакция на желто-зеленую тусклость, в которую меня так долго рядили; на руке свисал светлый плащ, на голове сидела серая фетровая шляпа, к которой меня тянуло с того самого момента, как я ступил на родную землю. Бодро посвистывая, я направился к гаражу, позади лаборатории, расположенной слева от дома, если стоять лицом к фасаду. Я прошел мимо маленького окошка, где уже горел оранжевый свет, но, к сожалению, не успевал повидаться с Герцогом, так как время торопило.

Железные ворота были подняты; я вошел. В гараже стояли «кадиллак» Вэнис, «меркюри» отца и старый «линкольн»-купе, которые мы делили с Марком^{27}. Благодаря заботам водителя Хьюго «линкольн» сохранял изначальный шик и не очень проигрывал двум соседним, более современным машинам. Капот был опущен, и я, предвкушая удовольствие, подумал обо всех тех поездках, которые себе наобещал.

— Ну что, поехали, Фрэнки-бой?

Похоже, о поездках подумала и Салли. Она уже сидела за рулем и кивала на открытую дверцу.

— Поработаю твоим водителем, — сказала она.

Я посмотрел на свою руку. Возможно, это предложение я истолковал превратно.

— Не такой уж я и инвалид, — сухо обронил я.

И понял, что обидел ее. Но ощущать собственную ущербность тяжело, и, к сожалению, я в очередной и явно не последний раз выказал себя слишком обидчивым. Она закусила нижнюю губу, свою красивую, по-детски чуть припухлую губку, и заявила:

— Фрэнки, ты мерзкий тип.

Я ловко сел на переднее сиденье и нежно обнял ее.

— Не обращай внимания на брюзжание старого полковника. Ты — классная, Салли. Давай, трогай.

Конечно же, я ошибся. Конечно же, я превратно истолковал то, что было всего лишь сестринским жестом, удовольствием вновь пообщаться со сверстником. Салли, наверное, жилось не очень весело в Блэк-Ривере, в этом большом доме из белого камня, где она осталась с моими родителями после смерти Марка.

— Ты знаешь, куда мы направляемся? — спросил я.

— Прошу прощения, Фрэнки, но я слышала, что ты говорил по телефону вчера вечером.

— Ничего секретного, — сказал я. — Я еду к Нарциссу Роузу. Дрим-стрит. В Стоун-Бэнке.

Машина выехала за ворота и повернула налево. Салли вела хорошо. Мне оставалось только откинуться в кресле и расслабиться. Я рассматривал свои замшевые туфли. Замшевые! Представляете?

— Туфли у тебя ужасные, — заметила Салли.

Замечание меня задело. Я приосанился.

— И галстук жуткий.

— Да уж! Ты умеешь взбодрить!

Она улыбнулась, продолжая следить за дорогой. Я повернулся к ней, чтобы лучше рассмотреть ее. Красивое зрелище. На ней была черная бархатная шапочка, черный костюм, черные ажурные туфли и черные короткие перчатки с широкими манжетами. Ее раскосые глаза чуть поднимались к вискам и прикрывались самыми красивыми ресницами Блэк-Ривера.

— Не дуйся, — продолжила она. — Я понимаю, что ты должен сейчас ощущать. Если бы у тебя был ярко-красный костюм, ты бы его наверняка надел, да?

— Да, — решительно ответил я.

— Марк был таким же, когда приезжал в увольнение, — ровно и спокойно произнесла она.

— Не думай о Марке, — сказал я. — И потом, может быть, не стоит все время ходить в черном.

— Это вовсе не потому, что я хочу носить траур. — Она замолчала и слегка улыбнулась. — Просто кокетничаю. Черный цвет мне идет^{28}.

Я что-то промямлил.

— Фрэнки, я должна объясниться. Я очень любила Марка. И очень переживала, когда он… когда он не вернулся. Но для меня Марк — это не все. Я хотела быть с вами всеми. С Герцогом. С Вэнис.

Она помолчала.

— И с тобой тоже, Фрэнки-бой. Да. Я вышла замуж за Марка, потому что предложение мне сделал он. Это был единственный выход. Ты… ты никогда бы этого не сделал. Ты никогда бы не осмелился, из-за Вэнис.

— Салли, ты спятила?

— Нет, Фрэнки-бой. Я любила вас всех. Я хотела стать частью семьи Болтон. Марк был очаровательным. Фрэнки, ты помнишь, как он смеялся? Но для меня он прежде всего был товарищем. Конечно, я любила его еще и… э-э… физически. Но вышла за него замуж не поэтому. Вышла ради Герцога. Ради Вэнис. И ради тебя. И ради него. Ради вас всех четверых. Марк умер, это правда. Но он был лишь одной четвертью моего замужества.

У меня в горле что-то запершило, это что-то не давало вымолвить и слова.

— Тебя, Фрэнки, я никогда не понимала. С девчонками ты всегда был забавным. Да, знаю, у тебя были увлечения. Но насчет этого ты такой скрытный! Никогда не хвалишься, как другие мужчины. И потом, Фрэнки, я видела тебя с твоей матерью. Ты ее любишь. Ты влюблен в нее. Нет, разумеется, я не собираюсь рассказывать истории про эдипов комплекс^{29} и прочие байки в том же духе. Но Вэнис настолько лучше всех женщин, что ты, Фрэнки, никогда не женишься. Ты не встретишь той, которая будет лучше твоей матери. И останешься старым холостяком. Поэтому, Фрэнки, понимаешь… — Она чуть склонила голову и невесело усмехнулась. — Мне надо было выйти замуж за Марка.

Я уже потянулся к ней и чуть не взял ее за руку, но тут вспомнил про штуковину из стали и кожи: грубо выругался про себя, проклиная свою ущербность, а еще — чтобы снять напряженность, возникшую от объяснений Салли. Кто бы мог представить, что за этим гладким лбом с осенними кудряшками таится такая аналитическая пронзительность? Я прочистил горло и ляпнул:

— А ты, должно быть, много читала, дорогая, пока я сражался с китаезами.

Она звонко рассмеялась и спросила:

— Куда поворачивать, Фрэнки-бой?

Я вернулся к окружающей нас действительности. Мы ехали по Чарлз-стрит. Минут через пять должны были оказаться у Роуза.

— Вторая улица налево, — сказал я.

И вспомнил об Эллен Брейстер, так же отчетливо, как и накануне. Вдруг заговорил, начал рассказывать Салли, зачем звонил Нарциссу Роузу. Она слушала закусив нижнюю губу: у нее всегда проявлялась эта привычка, когда она была взволнована.

— Ну вот, — закончил я. — Да, у меня были увлечения, и немало. Но Эллен была первой, и это для меня кое-что значит. Понимаешь, Салли, я больше не люблю ее — не люблю как любовник, — но храню воспоминание о ней… Думаю, все парни немного признательны первой девушке, с которой им было хорошо.

Она кивнула.

— И тогда я позвонил Нарциссу, — продолжил я. — Я постараюсь ему помочь. Ведь я отвоевал совсем недавно, и мне нужен переходный период, чтобы решиться заняться чем-то другим. И кстати, по мне, так лучше грохнуть негодяя, убившего ее, чем отправлять на тот свет ребят, которые даже не знают, ради чего они бьются.

— Я могу тебе помочь? — спросила она.

— Нет, милая, — твердо ответил я. — Это совсем не женское дело… И ты слишком красива, чтобы мы могли рисковать хотя бы одним твоим волоском.

— А для чего она мне, эта красота? — спросила она вполголоса.

— Остановись здесь, — попросил я. — Мы приехали.

Мне показалось разумным не отвечать на ее последний вопрос.