Приложения

Рукописная и печатная история Баркова и барковианы

Произведения барковианы были в условиях России принципиально непечатными в силу существовавших цензурных законов и распространенных нравственных понятий. Статус подобной литературы в европейских странах сложился иным, что обусловливалось не столько состоянием общественной морали, сколько чисто лингвистическими различиями: известной «специфичностью» русской матерной лексики на фоне более нейтральных коннотаций подобных слов в других языках. Хотя, конечно, в России имели место и более пуританское отношение к печати, и несравненно большие цензурные строгости. Причем в XIX в. они стали гораздо сильнее, чем в XVIII, и даже переиздание ряда произведений современников Баркова спустя столетие вызывало трудности и ограничения из-за «нескромности содержания» этих, по теперешним представлениям, невиннейших книг. Так, когда в 1886 г. известный собиратель и букинист П. Шибанов решил переиздать первую часть романа М. Д. Чулкова «Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины» (СПб., 1770), то цензор специально оговорил, что разрешается лишь малотиражное издание, не для свободной продажи: «Печатается без перемен, число экземпляров 300 — все нумерованные только для антикваров»; потом и такой тираж показался чрезмерным, и последовало новое цензурное заключение: «Брошюра эта может быть напечатана лишь в двухстах экземплярах. К. Воронин, № 22, 29 января 1886»[97] Еще более нетерпимой цензура XIX в. была к современным поэтам. На этот счет известно множество курьезов, особенно про печально знаменитого А. И. Красовского с его излюбленной резолюцией «полезнее запретить». Почти любое упоминание в стихах молодой женщины могло быть сочтено цензором безнравственным. Пояс считался слишком фривольной частью дамского туалета, ибо его можно развязать, а поэтому в стихах говорить о поясе было предосудительно — и примеры таких запретов известны.

В таких условиях тексты барковианы были достоянием лишь рукописной литературы. Встречались примеры более или менее явных барковианских аллюзий в печатной поэзии, как, например, использование Державиным одного из «сонетов» в своем анакреонтическом стихотворении «Шуточное желание». Но эффект строился в данном случае на соотнесении авторского текста именно с заведомо непечатным — хотя и известным читателю — источником. Зрелый Державин наверняка воздержался бы от подобной переработки, если бы откровенно неприличный «сонет» был включен в общий поэтический ряд. В условиях же исключительно «подпольного» бытования барковианы тут имело место не обычное литературное «состязание», а некая игра, основанная на своеобразном озорстве: литературный текст отсылал к тому, что лежит за пределами литературы, т. е. чего как бы и нет, но что присутствует в ином культурном измерении. В этом заключалось лукавое озорство державинских стихов. Еще более наглядно данный принцип обыграл Рубан, поместив в своем журнале переделку «Оды пизде». Эта публикация имела смысл лишь при условии ее правильной интерпретации: читатель должен был понимать, что перед ним известное барковианское стихотворение, «замаскированное» под печатную литературу. Самостоятельного художественного значения «Ода в похвалу любви», в отличие от «Шуточного желания», не имела, а представляла собой условный знак, намек не непристойные стихи[98]. Интерес публикации был в том, что печатное отсылало к непечатному.

Случаи же публикации текстов непосредственно барковианы в русской печати XVIII–XIX вв. нам неизвестны. Правда, в архиве неутомимого библиографа С. Д. Полторацкого сохранился листок с загадочной записью. Он находится в подборке выписок об И. Баркове. Данная запись датирована Полторацким «Брехово. 8/20 сент. 1832» и гласит: «Барков. Свед<ения?>. Дом был на Девичьем поле; управитель у него Крупицын, Алексей Алексеич. — Напечат. его произвед<ения> с портретом, кот. мне подарен Шул<ьгиным?> в 1829, а книжку печатную он — сжег; об<язательно?> достать; равно 6 рукописн<ых> тетрадей и книжку, напечат. в его типографии, О браках, перев<од из> Вольтера»[99].

В точности объяснить смысл этой записи затруднительно, не совсем ясно, о каком Баркове идет речь и он ли имел дом на Девичьем поле (чем «срамной поэт» Иван Барков никогда похвастаться не мог), что за книга была издана, а потом сожжена? Может быть, что-то здесь удастся прояснить, но, возможно, наш главный персонаж к этому уничтоженному изданию отношения не имеет, хотя факт такой не исключен.

Других сведений о возможных нелегальных русских изданиях «нецензурного» Баркова в XIX в. у нас нет.

Между тем сакраментальность имени Баркова была столь сильна, что интерес к его фигуре настойчиво искал своего разрешения в печати, и во второй половине XIX в. половинчатый выход был найден: произведения Баркова стали появляться в печати, правда, это были не «главные», не истинно знаменитые — пусть понаслышке — тексты. Публикаторы пошли двумя путями: во-первых, вспомнили о вполне «литературных» сочинениях Баркова — академического переводчика, издававшихся в XVIII в., а во-вторых, началось введение в научный оборот приписывавшихся ему рукописных полемических произведений, не относящихся к непристойной барковиане.

Согласно свидетельству Я. Штелина (см. с. 33 наст, изд.), полемические стихи Баркова уже с начала 1750-х гг. распространялись в достаточно большом количестве. Однако обращение позднейших исследователей к рукописной литературе показало, что его имя фигурирует лишь в связи с единичными текстами. Более того, остался неизвестным корпус произведений, соответствовавших бы штелинскому определению «на глупости новейших русских поэтов». Одно из ранних конкретных указаний на наличие атрибутируемых Баркову стихов в рукописном сборнике XVIII в. содержится в заметке П. П. Пекарского, сопровождавшей его публикацию эпиграммы на Шишкина и пародии на Сумарокова, автором которых был назван Ломоносов. В этом, датируемом примерно 1770-ми гг., сборнике «различных стихотворений, по большей части неудобных к печати», ряд текстов был подписан именем Баркова[100]. Что это за тексты, Пекарский не сообщил, но есть основания думать, что среди них были и не относящиеся к «Девичьей игрушке», а примыкающие к известной полемике 1757 г. вокруг «Гимна бороде» Ломоносова. Вероятно, на тот же самый сборник Пекарский ссылается и в биографии Ломоносова, где уже указывает, какие два стихотворения в принадлежащем ему (Пекарскому) сборнике приписаны Баркову: это «Пронесся слух…» и «О страх! о ужас! гром!» Из neploro стихотворения цитируется 7, а из второго 18 (с пропусками трех слов) строк[101].

В наиболее изученном уже в XIX в. казанском сборнике «Разные стиходействия», куда вошел и полемический цикл о бороде (но тут имя Баркова не упоминается), поэту приписан один текст: «Баркова Сатира на Самохвала», представляющий собой пародическое осмеяние Треди-аковского. В развернутой характеристике сборника, данной А. Н. Афанасьевым, это произведение лишь упомянуто[102], а напечатано оно было уже в нашем веке Е. А. Бобровым, который писал в сопроводительной заметке:

«Имя Ивана Семеновича Баркова невольно вызывает в историке русской литературы грустное чувство. Один из даровитейших современников Ломоносова, Барков и свое дарование, и отличное знание русского языка <…> разменял на писание стихотворных мерзостей, циничных до последнего предела, которые самую фамилию Баркова сделали именем нарицательным и неудобно упоминаемым.

Разумеется, „Девичья игрушка“ (так в некоторых списках именуется собрание мерзостей Баркова) никогда не будет напечатана. <…> А между тем Барков писал не одну барковщину. Из одной рукописи XVIII века мы извлекаем любопытную сатиру Баркова на Самохвала, по-видимому, какого-то ученого педанта, служившего вместе с Барковым при Академии Наук. Из сохранившихся анекдотов о Баркове известно, что он отличался даром большого остроумия, доходившего до дерзости. Эти качества Баркова и его способности к беспощадному персифляжу вполне сказываются и в приводимой нами его сатире, как кажется, писанной с натуры. Избранный мишенью остроумия геллерт с педантическими ухватками обрисовывается как живой и в очень забавном виде»[103].

Е. А. Боброву (специально не занимавшемуся литературой середины XVIII в.) конкретный адресат сатиры остался неизвестен; научный анализ этого стихотворения Баркова и его участия в перепалке вокруг «Гимна бороде» был сделан П. Н. Берковым[104]. С тех пор заметный вклад в разработку данной темы внесла Г. Н. Моисеева, первоначально занимавшаяся Барковым в связи с его участием в научных трудах Ломоносова. В одном из сборников, составленных историком Г. Ф. Миллером, ею были обнаружены четыре стихотворения, атрибутируемые Баркову: «Сатира на Самохвала», «Сатира на употребляющих французские слова в русских разговорах» и две «Эпиграммы»[105]. Тексты эпиграмм практически впервые вводились в научный оборот, сатира же «на употребляющих французские слова» была известна исследователям и ранее, так как она включена в казанский сборник «Разные стиходействия», правда, без подписи, и окончательных аргументов в пользу авторства Баркова по отношению к ней сейчас нет.

Хотя все эти публикации носили в основном научный, историко-литературный характер, но порой в них проскальзывал подтекст обращения к скандально известному имени, как это видно в заметке Е. А. Боброва.

Еще большую роль играла непристойная слава Баркова при массовых изданиях его «казенных» произведений[106]. Замысел такого издания возник в конце 1850-х гг. у неизвестного почитателя творчества поэта. По не совсем ясным причинам он не был осуществлен, хотя подготовительная работа в значительной степени была проделана. В ЦГАЛИ сохранилась тетрадь большого формата в пестром красном переплете из картона; она открывается материалами к готовившемуся изданию книги Баркова[107]. На первом листе наклеен портрет поэта с гравюры Афанасьева, второй лист содержит титульное заглавие и оглавление:

Вакханалический певец

Иван Семенович Барков

(с приложением его портрета)

Барков

1. Ода на рождение государя императора Петра III…………………………. стр.

2. Лик (так!) Героев (драма), перев. с итальянского……………………….. стр.

3. Басни Федра, перев. с латинского …………………………………………. стр.

4. Сатира Горация «Тантал», перев. с латинского……………………………. стр.

5. Стихотворение (приложенное при издании Сатир Г<орация>) стр.

Внизу — дата: «<Нрзб.>18.1858».

Но работа над материалами продолжалась и после 1858 г.

Далее в тетради следует очерк «Иван Семенович Барков» (л. 3-11, снабженный рядом примечаний, л. 12–16), после чего на л. 16-16об. помещен «Список напечатанных сочинений и переводов Баркова» (с указанием на отраженность изданий в каталогах Сопикова и Смирдина, со ссылкой на заметку С. Яковлева о «Мире героев» и с перечнем шести источников (словари и «Пантеон российских авторов» Карамзина), где упоминается Барков). После этого (на л. 17–45) находятся переписанные и даже частично отцензурованные[108] тексты произведений. Тут помещены «Ода» 1762 г., «Мир героев», две басни («Лисица и виноградная кисть», «Волк и ягненок», последняя вместе с латинским текстом), жизнеописание Федра, жизнеописание Горация и сатира «Тантал» с примечаниями.

Таким образом, книга по намеченному плану была составлена, но почему-то (из-за нехватки средств, из-за возникших цензурных препятствий?) не вышла. Между тем вступительный очерк представляет определенный интерес. В нем давались наиболее полные для своего времени биографические сведения о Баркове и характеристика его «вакханалических» произведений, были даже процитированы краткие выдержки из них (л. 5об.-6); автор также щедро высказывал свои соображения как о личности сочинителя, так и о его творчестве. Считаем нелишним подробно привести здесь эти материалы.

Главным источником сведений о Баркове для неизвестного составителя послужили не словари Новикова, Евгения Болховитинова и заметка Карамзина, которые были тоже использованы, а некая рукопись, о которой он в сноске рассказал следующее: «Года 4 тому назад, будучи в Москве, я купил случайно на Смоленском рынке рукописную тетрадь в 4-у; на заглавном листе ея был выставлен 1775-й год; писана же она была, как мне теперь помнится, почерком екатерининского времени. Почти половину ея занимали стихотворения весьма неприличного содержания и принадлежащие, большею частию, как то было видно из подписей под ними, Баркову; за стихотворениями следовало что-то вроде записок; озаглавлены оне, как помню, были так: „Жизни моея путешествие, или Знакомства и дружества с некоими из великих мужей“. Затем следовало оглавление лиц, вошедших в эти записки. Самые записки, как помню, начинались Ададуровым (оне были разделены на главы; каждая глава заключала в себе одно какое-нибудь лицо, об котором автор и говорил сообразно тому, сколько знал; так что одна глава заключала в себе 1/2 стр., а другая — до 10). Не придавая тогда, по молодости, никакого значения этой рукописи, я выписал стихотворения Баркова из нее и все, что об нем было сказано в „записках“, заинтересовавшее более или менее меня, конечно переиначив слог записок на свой лад, и уехал из Москвы, оставив рукопись валяться вместе с другими тетрадями и книгами в моем сундуке, стоявшем незапертым на чердаке. Возвратившись опять чрез два года в Москву, я, к сожалению моему, уже этой рукописи в сундуке не нашел; несмотря на все мои усиленные поиски, она исчезла. Куда она девалась, не знаю; очень легко, что человек или горничная употребили ее для своих нужд. Это сведение о знакомстве Баркова с Ломоносовым[109] выписано мной, в числе других интересных подробностей о его жизни, оттуда».

Несмотря на точное (вплоть до «сундука») воспроизведение классического условного приема «найденной рукописи», особых оснований сомневаться в правдивости этого рассказа нет, тем более что восходящие к этому источнику сведения, используемые в тексте очерка, являются верными. Утраченная тетрадь, вероятно, была заполнена человеком, близким к Академии наук, о чем свидетельствует круг знакомств и осведомленность ее старого хозяина, отраженные в приложенном к стихам словаре «великих мужей». Эти материалы были использованы составителем невышедшей книги в биографической части вступительного очерка. Как и все, писавшие о Баркове, он не мог игнорировать «много устных анекдотов», однако наряду с ними чуть ли не впервые ссылался на документы времен учебы и службы поэта, привел текст постановления о его увольнении из Академии в 1766 г. (л. 9об.).

В этом же очерке содержался и пассаж о непристойных произведениях Баркова: «Вакханалические стихотворения Баркова преимущественно состоят из насмешек и пародий на сочинения Сумарокова и <…> Василия Кирилловича Тредьяковского. Все эти стихотворения до высшей степени циничны; несмотря на то, однако ж, местами в них видны проблески истинного таланта; большую известность из гих приобрела трагедия в 5 действиях «Милыя желанья, или Красна смерть на…». Здесь на сцену выводятся некоторые из членов человеческого тела, представляющие из себя, каждый, как бы отдельную личность… Чтоб дать понятие о размере, каким написана вся трагедия, приводим из нее следующие два стиха:

О, вы пространные <муде>,

Которых и в подсолнечной не сыщется нигде![110]

К молодым произведениям Баркова принадлежит следующее оригинальное, хотя и не лишенное опять-таки циничности — без нее он уже не мог обойтись: она была для него конек! — двустишие, посвященное какой-то кухарке Агафье:

Надгробной просишь ты, любезная Агафья:

Ляг! мертвой притворись! — я буду эпитафья!»

Завершая очерк, неизвестный автор решительно высказался за необходимость издать в России непристойные произведения Баркова: «Заканчивая наш краткий очерк, так небогатый — сознаемся — подробностями жизни этого замечательного человека, мы считаем должным сказать, что нам кажется совершенно непонятным то предубеждение, какое у нас, в России, существует против вакханалических сочинений Баркова. — Отчего их не печатают?.. Кому оне могут — если бы были напечатаны— принести хоть какой-нибудь вред?.. Сочинения вакханалические Баркова могут только подействовать на человека, у которого вкус уже весьма и весьма развращен; а такой человек и без сочинений Баркова найдет себе всегда много пищи. Что же касается того, что в них часто встречаются названия неприличные, как их принято называть, то на это можно ответить: отчего же у нас считается приличным упоминать о голове, о ногах, о руках, а о других членах человеческого тела, не менее их благородных — не менее их служащих на пользу каждого человека, — считается неприличным?.. Пора бы бросить эти глупые предрассудки — пора бы расстаться со всем старым!.. Новое нас дожидается, старое просится на покой — и скоро ли мы не будем заставлять дожидаться одного, а другое не уволим?.. Или лучше — чем все вперед да вперед— повернуться назад и шашком, по пословице „тише едешь, дальше будешь“, доплестись по дедовской дорожке к до-петровскому времени?..

Если же для кого сочинения Баркова уж так невыносимы по своей непристойности, что он не может не только их читать, но далее и видеть, то — если бы оне были напечатаны — и не покупай их: вольному воля… а если, проходя мимо книжного магазина, случилось бы увидать их в выставке такому господину, то потрудитесь, М. Г., только голову в сторону отвернуть — труд, я полагаю, небольшой!..

А между тем сочинения вакханалические Баркова, переходя в рукописях из рук в руки, все более затериваются, и мы лишаемся, все более, фактов для оценки этого, опять повторяю, замечательного человека, который имел истинный талант, но погубил его, избрав ложную дорогу в жизни!.. Бог знает еще, что заставило Баркова сделаться горькой пьяницею и развратником — может быть, та же судьба, облеченная в какого-нибудь золоченого истукана, преследовала его, мучая по своей прихоти, — и попивал он, несчастная жертва людской глупости, шел в кобак и там за чашей зелена вина в объятиях падшей женщины, не менее, может быть, его несчастной, забывал свое горе… И вот ему, отуманенному винными парами, грезилась иная, славная, привольная жизнь… грезилось ему, что он властелин всего мира, все поклоняется пред ним… кругом его несметные богатства… а падшая женщина обращалась в первую красавицу— она ласкает его, и сколько неги, святости в ея ласках — и все ему завидуют… но просыпался — и та же опять невеселая действительность окружала его… вместо красавицы пред ним была отвратительная пародия на женщину, которую сами же люди довели до этого скотского состояния… Разочарование было огромное… И в это-то время, может быть, назло действительности-разочаровательницы, он брал перо и писал хвалебную оду всему его окружающему…»

Может быть в несколько упрощенном виде, но эти рассуждения верно отразили те новые социальные и отчасти нравственные представления, которые складывались у русской «прогрессистской» интеллигенции 1860-х гг. Характерно сопоставил интерес к «развратному» с принципами разночинского мировоззрения Ф. Н. Глинка; 26 декабря 1862 г. он писал М. П. Погодину из Твери: «Тревога ходит по земле; да коли б одна тревога, а то разврат, и самый гнусный, гуляет по улицам. Читали ль Вы петербургскую клубничку? — Хуже барковщины! — И это еще ничего перед развратом мысленным! Вот один проповедует, что внутренность свиньи одинакова с внутренностью человека; значит: человек — свинья! — Другой пошел еще далее: лягушка, говорит, есть тот же человек, только недозрелый.

Надменный нигилизмом век,

Кому святое все игрушка, —

Твердит, что человек лягушка

И что лягушка — человек!!! —

А ведь семинаристы и гимназисты так и ловят налету эти учения: у них это все „прогресс“!»[111]

Восприятие барковской традиции в кругах русской разночинной интеллигенции середины XIX в. — особая тема[112]; для нас важно отметить наметившееся стремление к «реабилитации» Баркова, причем не с точки зрения «искусства», а главным образом как близкий разночинцам социальный тип, «униженный и оскорбленный XVIII в.», своеобразный Раскольников-литератор прошлого столетия. Этот образ (не имеющий ничего общего с действительностью) будет подхвачен и «углублен» уже в середине нашего века (см. в статье Андрея Зорина в наст, издании). Эта же тенденция сказалась и в статье при отдельном издании Баркова, причем ее положения во многом созвучны рассмотренному неизданному очерку.

Подготовленная неизвестным книга избранных текстов «приличного» Баркова не была издана, но в 1872 г. появился сборник «Сочинения и переводы И. С. Баркова. 1762–1764 гг. С биографическим очерком автора». Издан он был в Петербурге, в типографии В. С. Эттингера, и имел явно коммерческий расчет.

Книге был предпослан очерк, представлявший собой попытку создать биографию поэта на основе анекдотических преданий, не последнее место, о чем мы уже говорили, занимала и рефлексия по поводу социально-психологического типа Баркова. Автор очерка выстраивает и хронологию творчества поэта (при этом «продлевая» его жизнь на целое десятилетие), эволюция которого рисуется как переход от «официальных» произведений к «барковщине». Приведем текст этого очерка, опустив пассаж с характеристикой Сумарокова.

Едва ли найдется в истории литературы пример такого полного падения, нравственного и литературного, какое представляет И. С. Барков, один из даровитейших современников Ломоносова. Ни Альфред де Мюссе, ни Эдгар По не могут идти в сравнение с ним. Его <не>напечатанные произведения ни сколько не похожи на произведения подобного рода от Марциала до маркиза де Мазада <т. е. Сада>. В них нет ни эротических, возбуждающих образов, ни закоренелой цинической безнравственности, занятой системами разврата и теориями сладострастия. В них нет ни художественных, ни философских претензий. Это просто кабацкое сквернословие, сплетенное в стихи: сквернословие для сквернословия. Это хвастовство цинизма своей грязью.

Этим наиболее известен Барков.

Но у него есть произведения первой молодости, произведения вовсе не такого характера. Из этих произведений мы узнаем, что он обладал довольно большими литературными способностями. Ничего не было бы удивительного, если бы этот способный человек спился с кругу: у нас и теперь гибнет много способных людей, а в прежние годы почти все, сколько-нибудь даровитые люди, как будто в силу какой-то тяжелой необходимости, бросались в этот омут и нередко погибали в нем, не сделавши того, что в силах были сделать. Костров и Аблесимов тоже спились, но не так низко, как Барков. Не заключает ли причина этого падения печального, трагического элемента? — Кто знает, может быть этот человек, с несомненным дарованием, искал себе дела по способностям, так же, как искали и не находили его много русских людей. Кто знает, может быть, делая переводы по заказу академии, искажая Несторову летопись по приказу немца-начальника, Барков томился жаждою другой деятельности. Жажда не была утолена. Разочарованный, убитый, он видит один исход: потопить тоску своего неудовлетворенного стремления в вине. Пьяница чувствует на себе презрение общества, понимает, что это общество само не заслуживает ничего кроме презрения. Он платит тою же монетою. — Вы презираете меня за то, что я грязен, говорит он, — посмотрите, я еще грязнее, чем вы думаете, презирайте меня, сколько душе угодно, я не боюсь вас. Погиб, так погиб. Он с болезненной злостью начинает сам преувеличивать свои недостатки, хвалится ими, в пику ходячим правилам общественной нравственности и приличий.

Насколько верно это наше предположение — библиографические сведения о Баркове ничего не отвечают нам.

Мы знаем только, что литературная деятельность его началась около 1762 года, и что он умер в 1778 году. Все его произведения, не носящие на себе того характера, представителем которого служит в нашей литературе он сам, были написаны им около 1762-63 годов. К этому времени относятся его переводы с латинского и итальянского и несколько оригинальных статей. Барковщину он начал писать уже позднее. Первоначальным мотивом этих произведений, по всей вероятности, было желание подтрунить над сумазбродным А. П. Сумароковым, над которым было в моде смеяться в то время. <…>

Его трагические безделки есть довольно меткие пародии (перевороты, как тогда говорили) на ходульно-торжественные трагедии Сумарокова. В этих трагических безделках герои говорят такими же длинными возвышенными стихами, как у Сумарокова, о самых непристойных и низких предметах.

Нечего и говорить, какое впечатление производили на самолюбивого и раздражительного Сумарокова эти безделки! Тогда водилось, что литератор прежде всего читал свое произведение в гостиной какого-нибудь знатного барина и, только перечитав свое произведение в нескольких домах, предавал его тиснению. Нередко случалось, что после чтения ужасающих сцен в трагедиях Сумарокова Барков вынимал из кармана свою безделку и, к великому скандалу российского Расина, тешил холостую компанию своей сквернословной пародией.

Все эти пародии до сих пор еще сохранились в рукописях многих полуграмотных любителей, заучивающих наизусть все произведения подобного рода, уже потому одному, что оне запрещенные. Кроме пародий у Баркова есть еще множество стихотворений, пользующихся громадной известностью, каковы: «Подай-ка, Сенька, миску», «В задорной юности моей», «Жила девица Катерина» и проч.[113] Кроме того множество приапических стихотворений других авторов приписываются Баркову. Самые несообразные анегдоты рассказываются про него. Все они задевают одну черту характера: дерзкую, поражающую находчивость.

О смерти Баркова предание говорит, что он окончил жизнь самоубийством, оставив по себе записку: «Жил грешно и умер смешно».

Один анегдот об нем, за достоверность которого можно сколько-нибудь ручаться, показывает, что он не чужд был стремлениям подшутить довольно дерзким образом. Раз ему академия поручила какой-то перевод, и при этом он получил довольно дорогой экземпляр того сочинения, которое следовало перевести. Спустя долгое время и после многих напоминаний, Барков все уверял, что книга переводится, и, наконец, когда к нему уже начали приставать довольно серьезно, он объяснил, что книга действительно переводится из кабака в кабак, что сначала он ее заложил в одном месте, потом перевел в другое и постоянно озабочивается, чтобы она не залеживалась подолгу в одном месте, а переводилась повозможности чаще из одного питейного заведения в другое.

Больше мы ничего не знаем о Баркове.

В сборник были включены материалы из четырех отдельно изданных книг: «Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира», предпосланное «Сатирам…» Кантемира, отредактированным Барковым, переводы драмы «Мир героев», сатир Горация, басен Федра, двустиший Дионисия Катона и составленное Барковым «Житие Федрово».

Издание отрецензировал казанский библиограф П. П. Васильев, указавший на три не включенные в книгу работы Баркова: «Ода» Петру III (в конце XIX в. экземпляра этого издания не было в Публичной библиотеке в Петербурге, и оно оказалось недоступным даже С. А. Венгерову при составлении антологии «Русская поэзия»), «Летописец Несторов» и «Переводы с Латинского и Шведского языков». Вначале рецензент охарактеризовал сложившуюся литературную репутацию Баркова: «Иван Семенович Барков пользуется на Руси большею известностию как автор многих рукописных стихотворений, проникнутых крайним цинизмом и известных под названием барковщины. И несмотря на то, что со смерти Баркова протекло без малого сто лет (он ум. в 1778 году)[114], его рукописные стихотворения и по настоящее время ходят в множестве списках (!), возбуждая сочувствие в неразвитой среде нашего общества»[115].

Издание 1872 г. заметного общественного резонанса не вызвало. Большее значение имели публикации С. А. Венгерова: его статья о Баркове в «Критико-биографическом словаре», небольшая подборка переводов в «Русской поэзии»[116] и собрание разнообразных материалов о нем в 5-м выпуске той же антологии (СПб., 1895). Публикация Венгерова послужила основой для целого ряда стереотипных брошюр, рассчитанных на то, чтобы привлечь внимание покупателей скандально известным именем автора. Под заглавием «Сочинения Ивана Баркова. Писателя времен Екатерины» в начале XX века у разных издателей вышли книжечки объемом в 12–16 страничек[117]. Здесь были перепечатаны статья Венгерова и тексты из 4-го выпуска «Русской поэзии» (две федровы басни и пять двустиший Дионисия Катона). Никакого самостоятельного значения данные издания не имели, лишь тиражируя статью Венгерова.

Очерк Венгерова знаменателен тем, что в нем впервые в русской печати приведены довольно обширные рассуждения о непристойной барковиане с апелляцией к конкретным рукописям, хотя и без каких бы то ни было цитат и пересказов. Но все же конкретный историко-литературный анализ подменен разговором о национальной нравственности русских, не к выгоде для них. Барков, по мысли ученого, явил собой «просто выражение низкой культуры его времени» и одновременно «кульминационное выражение» характерной «невоспитанности русской».

В 1920-1930-е гг., отталкиваясь от характеристики Венгерова, исследователи стремились наметить пути собственно литературоведческого изучения Баркова. Правда, конкретные штудии в основном уступали место декларациям, за разработку которых взялись лишь спустя десятилетия новые поколения ученых[118]. Что касается послереволюционных десятилетий, то тут следует отметить главу «Академический переводчик и срамной поэт Иван Барков» в книге Т. Грица, В. Тренина и М. Никитина «Словесность и коммерция» (М., 1929), где была предпринята попытка «концептуального» подхода к явлению барковианы с опорой на теоретические положения русских формалистов (концепции литературного быта и литературной эволюции, пародирования как историко-литературного явления и т. п.). Иначе к изучению темы подошел известный пушкинист М. А. Цявловский в связи с исследованием поэмы («баллады») Пушкина «Тень Баркова». Выясняя ее литературную традицию, Цявловский чуть ли не впервые извлек из рукописных сборников тексты барковианы и подготовил их к печати в качестве иллюстраций и параллелей к «Тени Баркова». Однако законченное в 1935–1936 гг. исследование Цявловского, предназначавшееся для академического издания Пушкина, издано не было[119].

Интерес к барковиане был и у другого выдающегося ученого, специалиста по русскому XVIII в., Г. А. Гуковского[120], которому, вероятно, принадлежит честь и первого публикатора в подцензурной печати подлинного барковианского (что не означает «барковского»!) текста.

О публикаторских намерениях Гуковского некоторое представление дает его переписка с редакцией «Литературного наследства»[121]. Уже в первом письме к И. С. Зильберштейну, обсуждая возможности публикации материалов. XVIII — начала XIX в., Гуковский намечает две темы: «подпольной стиховой литературы», включающей политическую и литературную сатиру, и второго комплекса, который «касается другого крыла подспудной поэзии — эротики, от Баркова до Лонгинова. В наст<оящее> время, как известно вероятно и Вам, М. А. Цявловский издает кое-что из Баркова и псевдо-Баркова. Конечно, такое издание, как, напр., Л. Наел., не может иметь дела с прямой порнографией; но хорошо было бы, вообще говоря, тем или иным способом ввести в научный оборот сведения о поэтах и поэзии, некогда игравших огромную роль в литературной жизни, а ныне вовсе неизвестных даже специалистам» (л. 1об.-2; письмо от 23/IX 1931 г.). В следующем письме, от 1 октября, планы Гуковского уже конкретизировались: в числе материалов вольной поэзии он называет «непристойные стихи об Анне Ивановне» (л. 6). Именно они по тексту одного из сборников ИРЛИ были с пропусками ряда слов опубликованы в подборке «Подпольная поэзия 1770-1800-х годов», подготовленной Гуковским совместо с В. Н. Орловым[122]. Судя по ответам редакции, особого интереса барковианская тема у «Литературного наследства» не вызвала; однако Гуковский продолжал предлагать: «Можно бы дать еще, напр., поэму полупохабную (без „слов“ заборных) из псевдо-барковианского наследия» (29/1 1935 г., л. 151об.). Но редактор и тут охладил пыл исследователя, разъяснив, что «этой статьей или публикацией сборник должен открываться, следовательно, она должна быть в достаточной мере выигрышной. Псевдобарковская поэма явно сюда не подойдет…» (31/1 1935 г., л. 152). Судя по всему, подспудное изучение данной темы в литературоведении того времени велось, о чем свидетельствуют указания комментаторов на помощь их коллег в работе с рукописями «непристойных» текстов.

Последующие случаи публикации (также с купюрами) текстов бар-ковианы в Советском Союзе связаны с изысканиями Г. П. Макогоненко. Ряд цитат был приведен в его статье «Враг парнасских уз», а в издание двухтомника «Поэты XVIII века» вошла «Ода кулашному бойцу»[123].

И лишь в последний год барковиана XVIII в. появилась на страницах «официальной» печати, но эта тема выходит за рамки нашего краткого исторического обзора.

Другое дело — русская «потаенная» и нелегальная зарубежная печать XIX–XX вв. В ней барковианские тексты были представлены давно, но из-за слабой изученности и доступности этого материала давать цельный обзор и тут преждевременно; остановимся лишь на нескольких эпизодах[124]. «Персональные» сборники стихов Баркова в нелегальной печати XIX в. нам неизвестны, правда, в подробно разбиравшемся уже очерке из несостоявшегося издания «Вакханалический певец» имеется указание в скобках: «В Германии издана книжка, собственно кажется в Дрездене, некоторых вакханалических стихотворений Баркова»[125], но следов данного издания обнаружить не удалось.

Под именем Баркова книги стали выходить за пределами России в XX в. Все это была, конечно, не подлинная барковиана, а более или менее поздние образцы обсценной поэзии. Наиболее известный среди них — поэма «Лука Мудищев», напечатанная как сочинение Баркова в Париже в 1969 г., затем неоднократно переиздававшаяся (в том числе в Лондоне: «Флегон Пресс»). В том же лондонском издательстве в 1981 г. была опубликована небольшая поэмка «Пров Фомич», тоже приписанная Баркову и сопровожденная вступительной заметкой, составленной А. Флегоном по материалам статьи Г. П. Макогоненко; эта публикация была подписана «Г. П. Макогоненко, доктор филологических наук, профессор Ленинградского университета», хотя к изданию советский ученый имел отношение не большее, чем сам Барков. В Тель-Авиве издательство «Рассвет» начало серию «Памятники русской поэзии XVIII века» книгой «И. С. Барков. Утехи императрицы»[126]. Все перечисленные тексты написаны не менее, чем спустя столетие после смерти «Баркова И. С», а скорее всего, все они (возможно, кроме «Луки») — поэтический продукт уже нашего века. Ссылки на ряд неизвестных нам изданий обычно таковы, что и не вызывают особого желания немедленно с ними ознакомиться. Например, в издающейся в Риге С. Князевым газете «Sex-Hit» заметка о Баркове, предваряющая публикацию приписанной ему «описательной поэмы» (жанровое обозначение наше. — Я. С.) «Письмо к сестре», заканчивается библиографическим указанием: «„Сочинения и переводы“ его изданы в Санкт-Петербурге в 1872 году под редакцией А. С. (!) Венгерова. Издание сильно искажено опущенными местами. Полное собрание непечатных произ<ведений?> без купюр и искажений вышло в Риге в 1932 году»[127]. Вероятно, именно из этого издания и черпается «барковское» наследие редактором газеты.

В 1986 году в Японии был отпечатан сборник «Венок Венере. Русские нецензурные стихотворения», где собраны материалы любительских списков второй половины XIX в. (о типе этой продукции и ее изготовителях кратко говорится в исследовании М. А. Цявловского). Открывается книга, естественно, подборкой «И. С. Баркова». Более удивительно, что первый текст на самом деле барковианский — «Ода пизде» («О! общая людей отрада…»). Такая «нечаянная удача» не является результатом специальных усилий редактора, а отражает структуру изготовлявшихся на продажу массовых сборников XIX в., в которых удержались и единичные произведения «Девичьей игрушки».

Эта поздняя рукописная традиция совершенно не изучена, хотя предварительные наблюдения показывают, что состав текстов тут характеризуется большей устойчивостью, чем можно было бы предполагать, а следовательно, поддается типологизации. Изучение процесса селекции произведений, произвольности их атрибуций, текстуальных новаций и случаев произвольной контаминации различных сочинений может дать любопытный материал для анализа массового вкуса и законов бытования литературы в этой специфической тематической области. Но выводы здесь преждевременны.

Не была проведена и серьезная работа по изучению ранних (XVIII — начало XIX в.) списков барковианы. Указания типа «разные, многие рукописи», «один из многих списков» и т. п. использовались не только первыми авторами, писавшими о Баркове (Новиков, Евгений Болховитинов и др.), но и учеными на протяжении всего XIX в. Ссылки на конкретные сборники появляются уже тогда, когда хорошие ранние списки становятся редкостью. С. А. Венгеров зафиксировал две изученные им рукописи, попутно охарактеризовав общее положение дел: «В настоящее время <…> полные списки встречаются очень редко, и те, которые попадаются, писаны много лет тому назад, обыкновенно в начале нынешнего столетия. Гораздо чаще можно натолкнуться на отдельные пьесы, причем, однако же, следует отметить, что слава „барковщины“ так велика, что Баркову сплошь да рядом приписываются вещи, которые совсем ему не принадлежат. Стоит только вспомнить, что Барков умер в средине прошлого столетия и уже по одному языку не трудно будет распознать, что значительная часть скабрезных стишков, попадающих в секретные тетрадки с его именем, им и писаны не могли быть.

В нашем распоряжении были два чрезвычайно полных списка. Один из Публичной библиотеки — в 1814 г. принесенный ей в дар библиотекарем Поповым. Заглавие его „Девическая игрушка, или Собрание сочинений г. Баркова“. Другой список относится к 1802 году»[128].

Список Публичной библиотеки помещен и в «Библиографии» упоминавшейся коллективной книги «Словесность и коммерция» (М., 1929).

В дальнейшем в научных исследованиях и изданиях находим отсылки к следующим рукописям: из собрания Модзалевских, из библиотеки Института книги, документа и письма (в настоящее время находится в ИРЛИ: особое хранение, оп. 2, № 4) и ИРЛИ[129]. Г. П. Макогоненко и А. А. Морозов пользовались одним и тем же сборником ИРЛИ[130]. Привлекался исследователями и сборник, хранящийся в библиотеке Казанского университета[131]. В самое последнее время стали появляться публикации, основанные на учете нескольких рукописных источников, но настоящей систематизации рукописного свода барковианы произведено не было. Между тем это начальный необходимый этап изучения барковианы как явления литературы и культуры своего времени; без этой работы любые исследования будут покоиться на весьма шатких исходных основаниях. Как совершенно справедливо указал В. П. Степанов, конкретизация выдвинутых научных гипотез в настоящее время «наталкивается на полную неизученность барковианы в типологическом, историко-культурном и собственно историко-литературном отношении (круг авторов, их литературная позиция, атрибуции, связь с сатирической традицией и т. п.)»[132]. Поэтому к настоящему изданию мы сочли необходимым приложить краткое и предварительное описание основных изученных нами списков ранней барковианы, чтобы оно могло послужить исходной точкой для более полного и детального исследования данной рукописной традиции[133].

Никита Сапов

Обзор рукописных сборников барковианы

КАЗАНСКИЙ СПИСОК (КАЗ.)

Рукопись хранится в Отделе редких книг и рукописей Казанского университета, № 2383.

Сборник представляет собой рукопись в лист, 107 архивных листов; состоит из нескольких тетрадок со старой нумерацией; без переплета и титула, который, вероятно, утрачен. Бумага с филигранью «Pro patria», с эмблемой и девизом, на правой стороне — литеры «GR». Точно идентифицировать филигрань не удалось; возможно, соответствует № 341 в таблице Клепикова-Кукушкиной, т. е. бумага 1753 г. (см. Сборник статей и материалов БАН СССР по книговедению. Л., 1965), но может быть и более позднего производства. Рукопись является одной из наиболее ранних; вероятная датировка: 1760-е — начало 1770-х гг. Канцелярская скоропись нескольких почерков, одним из которых в тексты других писцов внесена правка, устраняющая искажения. Целый ряд текстов списан неисправно, со многими погрешностями.

В настоящее время первоначальный порядок рукописи нарушен, ее листы расположены хаотично; начальная композиция может быть восстановлена по сохранившимся оглавлениям и на основании старой нумерации листов.

Сборник состоял из четырех частей; 1–2 и 3–4 имели сплошную нумерацию листов — видимо, сборник был разделен на два тома, по две части в каждом. Том первый насчитывал 90 листов, том второй —149; таким образом, всего было около 240 листов текста, т. е. в настоящее время сохранилось менее половины объема рукописи.

Сборник открывался «Приношением Белинде», затем следовало оглавление первой части (л. 2-58; оглавление сохранилось полностью, отсутствуют л. 14–30, 34–43); л. 60–90 составляли часть вторую (имеется оглавление; отсутствуют л. 83–90). Хуже сохранился второй том; оглавлений его частей нет. Имеется фрагмент начала третьей части со старой нумерацией л. 1-29 и два фрагмента из последней, четвертой, части, имеющие старую нумерацию л. 108–115 и л. 140–149. На обороте последнего листа запись: «Конец IV части и всей книге».

Часть 1-я имеет строгую жанровую композицию: последовательно расположены 13 од, 21 басня, 23 эпиграммы, 9 мадригалов, 16 надписей, 6 портретов, 4 эпитафии, 11 «заготовок», 14 песен.

Часть 2-я начинается циклом «о бороде» (6 текстов), затем следуют произведения средней формы (оды «Описание утренней зари», «Исповедь монаха»; «Торжествующая баханка», «Разговор Любожопа с Любо-пиздом», «Суд у хуя с мудами» и т. д.), а также «Поэма на победу при-яповой дочери» («Сражение между хуем и пиздою о первенстве»); на этом сохранившаяся часть текстов кончается; затем шел цикл стихотворений против подьячих: «Стансы на происхождение подьячего», «Покаяние подьячего» и «Надгробная надпись подьячему». Завершали эту часть четыре «лекарства» («рецепты»), две «вывески» (в том числе и атрибутируемая обычно А. Нартову «Вывеска к Роленовой Истории»), «Надпись рыжему», «Объявление» и стихотворение «Зоил».

Часть 3-я начиналась «Речью Фомину понедельнику», затем шли две оды, 3 басни, «Сатира. Пойманной соловей», 4 эпистолы, 4 эклоги, элегия, 10 загадок, 5 надписей, 46 билетов, прозаическое «Писмо, принадлежащее к Гимну пьяной голове» В. К. Тредиаковского, 18 эпиграмм, стансы, 19 сонетов и три «рецепта порошку от угрей». Окончание этой и начало 4-й части неизвестно: между л. 29 и 108 (по нашему предположению, второй пагинации) — лакуна почти в 80 листов. Вероятно, сюда входили произведения из цикла, посвященного Ивану Даниловичу (на л. 14 об. — начало «Писма от Ваньки» к А. В. и Е. А. Олсуфьевым) и, возможно, какие-то драматургические произведения.

Ряд произведений в сборнике имеет подписи; по числу подписанных текстов этот список представляет наибольший интерес из всех, изученных нами. Так как целые фрагменты его не сохранились, то можно предполагать, что и там были атрибутирующие пометы (они даны только после текста произведения, а в оглавление не вынесены). Как правило, подписи представляют собой анаграмму фамилии, составленную из согласных. Подписи имеют произведения полемического цикла вокруг «Гимна бороде», открывающие вторую часть сборника (М. Лмнсв, В. Трткв, А. Смркв; «Гимн бороде над бородами» («Не Парисов суд с богами…») подписан И. Бркв, т. е. Барков, но вопрос авторства остается не решенным; данный текст включен в «Полное собр. соч.» Ломоносова как «приписывающийся» ему). Много подписей и в части 1, в разделе од: Ода I подписана Амнсв (м. б. Лмнсв? — Ломоносов), Ода II — Члкв (Чулков), Ода XI — Бракв; тексты ряда од отсутствуют. В ч. 2 поэма (см. у нас «Сражение между…») подписана С.Г.Б. (Сочинение Господина Баркова), стихотворение «На актрису» Срквъ (Сумароков), «Стихи целке» — Бр (Барков?), «Суд у хуя с мудами» — А. Авв (?). Во фрагменте из ч. III имеются две подписи: под эпистолой «Приапу» Ф. Ммнв (Мамонов) и прозаическим «Письмом, принадлежащим к гимну пьяной голове» — В. Трдквск (Тредиаковский).


СПИСОК ГПБ-1

Рукопись хранится в ГПБ. Архивного шифра не имеет. Инвентарный номер 736/29. Поступила в библиотеку в 1929 г. Представляет собой книгу большого формата в ветхом и сильно испорченном переплете без нумерации листов. Имеет два титула. Один: «Своевольный Парнас, или Разные стихотворения». Другой: «Девичья игрушка, или Разные стихотворения, собранные для чтения от скуки». На первом титуле две владельческие записи разными почерками. Одна, тою же рукой, что заголовок: «Книга сия принадлежит Гвардии П.П.П.М.Г.». Три первые буквы, вероятно, должны быть расшифрованы как Преображенского Полка Поручику (Прапорщику, Полковнику). Две последние представляют собой инициалы, не поддающиеся идентификации. Другая позднейшая запись на той же странице: «Сия книга Устюского помещика Левонтья Яколича». Внизу второго титула «выходные данные»: «В С. Петербурге в 1777 году». На внутренней стороне задней обложки и прилегающем листе многочисленные чернильные и карандашные пометы и рисунки, скорее всего, рукой Левонтия Яколича. Среди них рисунок бюста Анакреона, запись «Ефим Васильич Еремеев из мехового ряду имеет две лавки», денежные расчеты и др.

Рукопись выполнена на бумаге разных сортов. Часть ее, вероятно, российского производства с воспроизведением иностранных филигра-ней: лев с мечом в короне, человек в шлеме с топориком в частоколе, надписей Pro Patria, Cz Honig, GR под короной, не поддается безусловной датировке. Другая — ярославской мануфактуры Саввы Яковлева с филигранями ЯМСЯ и медведем с топориком в руках в щите, скорее всего, сделана в конце 1760-х — начале 1770-х гг. Дата 1777 год, возможно, обозначает первичное оформление рукописи, переписка которой началась раньше. В этой связи обращает на себя внимание отсутствие имени Баркова в заглавии сборника и даже отсутствие обозначения «Девичья игрушка» на первом титуле. Первые тексты сборника переписаны каллиграфическим почерком и сопровождаются виньетами, рисованными теми же чернилами. Рукопись, по-видимому, сброшюрована отчасти беспорядочно, и между текстами, написанными одним почерком, оказывается значительное количество пустых листов и стихотворений, занесенных другой рукой, вероятней всего, рукой Левонтия Яколича, которому можно предположительно атрибутировать значительную часть текстов, не имеющих соответствия в других списках. Время заполнения этой части сборника определяется здесь записью тем же почерком «Avril 1789».

Важнейшей особенностью списка является проведенная по тексту, написанному каллиграфическим почерком, правка, сделанная скорописью XVIII в. Правка эта не столько устраняет описки, число которых в списке невелико, сколько дает иные варианты и чтения. При этом как нижний, так и верхний слои текста имеют соответствия в других списках. Безусловно, владелец рукописи сверял доставшуюся ему копию с другим списком, находившимся в его распоряжении. Вместе с тем однозначно соотнести нижний и верхний слои правки с другими известными нам списками сегодня не представляется возможным. Тою же рукой, которой внесена правка, под рядом текстов обозначены авторы. Ода II подписана с < очинил > Чулков и тою же рукой на полях записаны стишки «Ручьями ты на нас», адресованные здесь ему же, Ода III «Приапу» и поэма «На победу Приаповой дщери» («Сражение… о первенстве») подписаны Сочинение Г<осподина> Б<аркова>, ода X «На день рождения» — сочинения А<дама> А<лсуфьева>, письмо Приапу — с<очинил> Ф. Мамо<нов> (Дмитриев-Мамонов). Имеют подписи и тексты, не вошедшие в настоящее издание. «Стансы на происхождение подьячего» и «На актрису Д.» подписаны «Сочинения А<лексан-дра> С<умарокова>», а иной, сравнительно с публикуемым здесь, текст «Оды прошедшей молодости» сопровождается припиской: «Кажется не окончена и нет 6 стихов. Сочинена говорят Н. А. Замятиным». Одно из стихотворений, которое мы приписываем Левонтию Яколичу, «Ода к мудам», содержит ряд авторских примечаний. В частности, сочинитель делает сноску к имени Пирон, указывая: «Пирон, стихотворец французский, сочинивший оду Приапу, мною переведенную». Перевод этот, кроме двух строк, приведенных здесь же, неизвестен. В этой же оде содержится и любопытное упоминание о Баркове (см. вступ. статью, с. 8).

Сборник открывается «Приношением Белинде». Затем следуют оды (кроме XII и XVI), басни (по тексту наст, издания), «разные пьесы», элегии (I–VI), эпистолы, рецепты, прозаические тексты: «Последнее завещание одного ебаки», «Церемониал его погребения» и «Слово надгробное». Отметим здесь же не вошедшее в настоящее издание послание «К Другу на Тр. (?)», не встречающееся в других списках, связанное с «ива-но-даниловичевским циклом» и представляющее собой подражание сатирам А. Попа. Затем сюда вставлены двадцать два текста, часть из них предположительно почерком Левонтия Яколича. Из них в наст, издании публикуется только «Рондо на ебену мать», попадающееся и в других ранних списках. После них вновь идут стихотворения, переписанные тем же почерком, что и начало сборника: сонеты, эпиграммы, надписи, портреты, эпитафии, загадки и песни. К четырнадцати песням, переписанным одною рукой, подверстаны еще четыре, записанные другим почерком и не встречающиеся в прочих списках. Завершается сборник написанным той же рукой, что и последние песни, фрагментом оды «К музам я не прибегаю…».

В целом сборник ГПБ-1 является наряду с Каз. наиболее ранним и важнейшим в текстологическом отношении. Здесь обнаруживаются все произведения, включенные в настоящее издание за исключением пьес, двух од и нескольких совсем мелких стихотворений. По-видимому, и композиция основной части сборника отражает раннюю стадию формирования ядра «Девичьей игрушки».


СПИСОК ГПБ-2

Рукопись хранится в ГПБ, шифр — Q XIV-14. Озаглавлена «Девичья игрушка, или Сочинения Баркова». Представляет собой книжку небольшого формата на 144 л. в зеленом переплете. Выполнена на иностранной бумаге с филигранями: «Sibille van Ketel» и «Wassenbergh», а также щитом с изображением рожка и буквами GR под щитом. На титульном листе сборника запись: «Сия книга принесена в дар Публичной Библиотеке помощником библиотекаря Поповым в 1814 г.». Даритель, несомненно, Дмитрий Прокофьевич Попов (1780–1864), сотрудник библиотеки и преподаватель греческого языка в Петербургском университете. По-видимому, подарок был приурочен к официальному открытию библиотеки в 1814 г. и, возможна, в то же время был изготовлен настоящий список, восходящий, однако, судя по его составу, к значительно более раннему источнику. Рукопись написана одним, весьма разборчивым, возможно, писарским, почерком, но содержит ряд искажений и пропусков, типичных для механической переписки.

Рукопись делится на три части. Первая открывается «Приношением к Белинде» и драмой «Ебихуд». Затем следуют тринадцать од (отсутствуют оды IX и XV, оды XI и XVI перемещены во вторую часть. При этом при нумерации од в списке № 8 пропущен. Вероятно, здесь должна была стоять ода «Кулашному бойцу», напечатанная в настоящем издании под № IX), девятнадцать загадок и 36 эпиграмм, из которых 14 (№ 1–9 и 17–21) не имеют отношения к барковиане и принадлежат А. Сумарокову.

Во второй части помещены 2 рецепта, 13 басен и портреты, билеты, надписи и ряд стихотворений, не имеющих здесь жанрового обозначения, но входящие в других списках в разделы «Песни» («Ай-ай-ау, о-хти-хти»), басни («Покаяние», «Неудачное искушение»), оды («Стихи отцу Галактиону», «На рождение пизды»), эпиграммы («Ссора», «Ебли-вая вдова» и др.). Здесь же помещены опыты прозаической барковианы: своеобразный прозаич. акростих (текст, приобретающий непристойный смысл при чтении левой части страницы до вертикального сгиба) «Наставления застарелого хуя», не встречающийся в других списках, а также «Последнее завещание одного ебаки» и «Церемониал его погребения», которые, напротив, пользуются в списках XVIII в. довольно широким распространением (Усп., ГПБ-1 и др.). Завершает вторую часть «Символ веры Ванюшки Данилыча».

Третья часть состоит из поэмы «Сражение…», стихотворения «Справедливый суд» («Суд у хуя с мудами»), элегий (IV–VII) и эпистол. Стоит отметить, что эпистолы «ивано-даниловичевского цикла» выделены в особую жанровую рубрику «Письма». Здесь помещена также не принадлежащая барковиане эпистола «На разлучение с винною дешевизною» («Мясистому волу»), которая в рукописных сборниках XVIII в. иногда атрибутируется Н. Н. Веревкину.

В целом сборник, невзирая на свое сравнительно позднее происхождение, представляет интерес продуманной, возможно, редакторской композицией и строго отобранным составом, восходящим почти исключительно к ранним образцам барковианы. Существенно, что в отличие от большинства других списков он не был изготовлен для личного пользования составителя, но предназначался для чтения и хранения в библиотеке.


СПИСОК ГПБ-З

Рукопись хранится в ГПБ. Шифр — Q XIV-109. Изготовлен в середине XIX в. в Публичной библиотеке. Представляет собой книжку в красном переплете, на бумаге с золотым обрезом. Полностью повторяет ГПБ-2, включая ошибки и пропуски, с добавлением во вторую часть популярной в позднебарковианской традиции стихотворной комедии «Лестное желание», написанной, вероятно, в первой трети XIX в.


СПИСОК Б. А УСПЕНСКОГО (УСП.)

Рукопись находится в собрании Б. А. Успенского.

Список представляет собой рукопись в позднейшем переплете, всего 189 листов; писана одним почерком, скорописью XVIII в., на бумаге 1784 г. Первые листы рукописи утрачены и восполнены машинописью. Отсутствуют титул, заглавие, оглавление. Разделения текста на части нет.

Список содержит весьма полный набор текстов раннего корпуса барковианы; выдержана строгая жанровая композиция. Подписи или атрибутирующие пометы отсутствуют.

Первый раздел — оды (14 текстов), затем следуют «Еклоги» (5), «Елегии» (7), поэма, «Епистолы» (7), две идиллии, сатира, «Разговор»; потом идут 27 «притч», 15 «басен», 19 «загадок», 4 «дифирамба», 9 эпиграмм (распределение произведений между эпиграммами, баснями и притчами довольно условно); после этого— 12 «епитафий», 5 мадригалов и 5 «сонетов», столько же «рецептов», 14 «надписей», подборки «портретов» и «билетов», 10 песен. Завершают сборник разрозненные произведения: «Станс к Б.Е.М.», прозаическое «Последнее завещание», «Надгробная», «Слово надгробное», «Реэстр натуральным вещам», «Житие раскольника…» (известный памфлет на «Аввакумовского Скитника», приписывавшийся А. В. Олсуфьеву, Д. И. Фонвизину, М. Д. Чулкову), «Разговор в царстве мертвых» между Меркурием, Хароном, Миносом и Душою. Три последние прозаические текста к барковиане никакого отношения не имеют. Завершает сборник «Трагедия» (т. е. «Дурносов и Фарнос», но заглавие тут отсутствует).


СПИСОК ЦГАЛИ-1

Рукопись хранится в ЦГАЛИ, ф. 74, оп. 1, ед. хр. 2.

Сборник представляет собой 85 разрозненных листов, ранее, вероятно, сплетенных в тетрадь. Края листов недавно реставрированы, на л. 1–5 текст с левого нижнего края листа частично поврежден. Рукопись одного почерка — скоропись XVIII в. Сохранилась старая сплошная нумерация листов: 2-86, т. е. утрачен л. 1; возможно, он содержал оглавление сборника; отсутствует также и титул. Часть листов с филигранью «ПХ», «1785», что дает возможность ориентировочно датировать рукопись второй половиной 1780-х гг.

Основное содержание сборника — тексты ранней барковианы; жанровая композиция разрушена, подписей или иных указаний на авторство нет. Исправность списков хорошая.

Вначале идут оды № 3, 1, поэма «Сражение между хуем и пиздою…», «Разговор Любожопа с Любопиздом», затем 7 сказок и басен (№ 7, 9, 12–16 по нашей нумерации), далее 6 эпиграмм, а через лист вписаны еще 4 «пристойные» эпиграммы, после чего следуют «Послание к слугам…» Д. И. Фонвизина (под заглавием «Рассуждение о свете») и 3 текста полемического цикла «о бороде», между которыми помещено стихотворение «Справедливый суд». Далее —13 мелких текстов (эпитафии, загадки и т. п.), потом «Дурносов и Фарнос», затем 3 произведения «олсуфьевского цикла» об Иване Даниловиче (несколько далее помещен другой, расширенный, вариант «Символа веры»). В конце сборника находятся ода № 4, элегия № 4, «Письмо от хуя к пизде» и ответ на него и некоторые другие тексты, после чего — драма «Ебихуд», а за ней ода № 14 (неполный текст), без отступа переходящая в сатирическое послание А. С. Хвостова, обращенное к Фонвизину (44 строки), которым и заканчивается сборник; л. 85об. остался незаполненным. Из числа «небар-ковианских» текстов в сборник еще входит «Величание», вариант известной сатиры на С. Г. Домашнева (см.: Русский архив, 1872, № 10).


СПИСОК ГБЛ-1

Рукопись хранится в ОР ГБЛ, ф. 218, № 502; поступила в 1954 г. от А. А. Кенеля.

Сборник в позднейшем переплете, II и 85 архивных листов. Начало утрачено, по сохранившейся старой нумерации сборник начинается с л. 50. Бумага Красносельской бумажной фабрики 1790 г., заполнен сборник в конце XVIII в. Основная часть сохранившегося текста (л. I — 82об.) вписана двумя почерками, с л. 83 — позднейшие приписки.

На корешке переплета вытеснено золотом «Барков. Стихи». На л. 1 магазинный штамп «Редчайшая». К сборнику подклеено письмо со штампом книжного магазина В. Г. Готье (л. I–II), адресованное собирателю Г. В. Юдину: «Москва. 26 ноября 1884 г. Господину Юдину в Красноярске.

Милостивый государь! Честь имею уведомить Вас, что на днях нам предлагали рукопись стихотворений Баркова. Цену назначают 150 руб. Мы просили ее не продавать до получения Вашего ответа. Рукопись писана рукою прошлого столетия, начинается с 50-го листа <…> и оканчивается 131. Содержит следующие стихи <…> и множество других. Формат ее 4° в переплете. Покорнейше прошу поторопиться ответом. Остаюсь <…> за В. Г. Готье Н. Капцов».

Основная часть текстов представляет собой произведения ранней барковианы, объединявшихся в корпус «Девичьей игрушки». Строгая жанровая композиция нарушена, но остаточная циклизация сохранена. Тексты не очень исправны, но тем не менее дают ряд важных чтений и вариантов.

Начинается сохранившаяся рукопись окончанием прозаической сказки, представленной во фрагментарной записи в «Заветных сказках» А. Н. Афанасьева (№ 5) и в полном варианте известной по сборнику Д. С. Зеленина «Великорусские сказки Пермской губернии» (Пг., 1914, № 70, вариант, с. 568). Далее идет притча «Приключение Француза с монахом, или чернцем», еще три текста басенно-новеллистической окраски (№ 9, 12, 15 по нашей нумерации «басен и притч») помещены ближе к концу сборника (л. 49об.-53), основная часть басен (8 текстов) сгруппирована в середине под общим заголовком «Разные басни».

На л. 3-10 вписаны две оды «Бахусу» и «Тряхни мудами, Аполлон…», за ними следуют три «песни» (№ 11, 14 и «Прекрасна цель биль-дюг, краса неизреченна…»), после чего — ода № 4, затем эпиграмма, элегия № 3, поэма «Сражение между хуем и пиздой о первенстве» (полный текст с подписью «Сочинения Г. Баркова» и отсылкой: «К сему принадлежит поема „В дом ебли собрались…“ на 115 листу»; указанный текст по архивной нумерации занимает л. 66-71об., он не встречается в основных списках ранней барковианы и, вероятно, написан в последнюю четверть XVIII в. в сборник вписан вторым из двух начальных почерков), «Разговор Любожопа с Любопиздом» (лишь 18 строк). Еще две оды (№ 13 и 9) находятся соответственно перед баснями и в самом конце основного текста сборника. После басен под общим заголовком «Элегия. Разные приключения» помещены три элегии: № 4–6. Собраны в циклы семь эпитафий, из которых лишь одна — барковианская (№ 2), тринадцать эпиграмм и столько же надписей, шесть портретов, сорок «билетов». Включены в сборник пять произведений полемического цикла «о бороде», причем в один текст объединены не только «Пронесся слух…» и «Отрекся миров ты и мира», как в известных казанских списках, но и «Переодетая борода» В. К. Тредиаковского. За этим циклом следует подборка из четырех стихотворений, объединенных тематически и — есть все основания полагать — принадлежащих одному автору. По ряду признаков их можно приписать литератору А. М. Брянчанинову (ум. в 1786 г.), товарищу и родственнику М. Н. Муравьева. На л. 72–78 — поэма «олсуфьевского цикла» «Оскверненный Ванюшка Яблошник» (сокращенный текст с пропусками). На л. 83-85об. — позднейшие добавления: стихотворения «Фортуна», «Ебёна мать», «Кант», загадки; вписано, вероятно, в начале XIX в., в несколько приемов, разными почерками; последним из них в конце рукописи записано: «Писана < т. е. книга > Барковым. Цена 205 хуйов и пять пизд».


СПИСОК С-С

Рукопись хранится в ОР ГБЛ, ф. 622, к. 2, ед. хр. 1; поступила в составе коллекции Н. П. Смирнова-Сокольского.

Сборник представляет собой тетрадку малого формата в бумажной обложке, 39 листов. На л. I — владельческая запись «Густав Мерлин», на обороте первого листа: «Девичья игрушка; принадлежит Г. М. 1792 года, ноября 10 чис<ла>». Кроме основного, владельческого, почерка в сборнике имеется ряд записей другого лица. Вся тетрадь заполнена примерно в одно время.

На обороте обложки — карандашная запись Смирнова-Сокольского: «Один из списков эротических сочинений И. Баркова. — Объединялись обычно под названием „Девичья игрушка“. Этот список 1792 года. — В свое время расходились по рукам в огромном количестве (Словесность и коммерция. М., 1929)».

Первый владелец и переписчик сборника — обрусевший немец Густав Мерлин, был в военной службе.

Многие списки дают дефектные и искаженные варианты текстов; почерк небрежный, часты исправления (отдельные тексты можно принять за черновые, но это, вероятно, следствие исправления сделанной записи по другому списку, считавшемуся переписчиком «более точным», ср. л. 7 «Похвальные стихи хую» и др.).

В сборник включены главным образом малые жанры барковианы; строгой систематизации в порядке записей нет; атрибутирующие надписи отсутствуют.

Открывается сборник рядом небольших «приличных» текстов («Апреля первое число», загадки (загадка вторая, л. Зоб. — похабная), эпиграммы, в том числе А. П. Сумарокова, «Стихи на Ломоносова»), затем, начиная со стихотворения «Неудачный отказ», идут тексты барковианы. Наиболее крупные произведения: оды № 1, 4, 10 и три строфы более поздней оды «Директор полный над елдою…», озаглавленной тут «Ода Бузнику». Кроме оды № 10 из «олсуфьевского цикла» в сборник включены «Символ веры» и нечасто встречающаяся «Надпись к портрету Ивана Даниловича» (есть также в списке ГИМ). Еще в сборник вошли две элегии (№ 5, 6), две басни, песня № 2, озаглавленная здесь «Триумф», стихотворение «Целка». Основную массу текстов составляют эпиграммы, эпитафии, надписи и прочие мелкие формы. Ряд их объединены в циклы: под названием «Похвальные оды» помещено 8 из числа традиционных «надписей», сгруппированы 6 портретов, три рецепта. По всему сборнику рассредоточены 10 эпиграмм, полдесятка эпитафий и надгробий. Есть трехстишие на французском языке (л. 32); «Письмо» на л. 15об.-17 написано рифмованной и отчасти ритмизованной прозой. Завершает сборник подборка текстов мелких «речевых» жанров: «сонетов» и т. п. В конце — запись: «Конец. Аминь».

В собрании Н. П. Смирнова-Сокольского (ОР ГБЛ, ф. 622, к. 1, ед. хр. 22) хранится сборник «Скромные сочинения», принадлежавший Г. Г. Кушелеву (1790-е гг.), содержащий разрозненные тексты барковианы (в том числе 2 списка «Дурносова и Фарноса», с указанием авторства Баркова). Тетрадь 81 лл., списки Кушелева и разных лиц, есть черновые наброски.


СПИСОК ОС

Рукопись хранится в ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, ед. хр. 5499.

Представляет собой «часть III» «Остафьевского сборника», составленного кн. А. И. Вяземским. Там же, ед. хр. 5498, частично сохранилась первая часть с более полным оглавлением, написанным внуком первого владельца П. П. Вяземским, из которого следует, что списки различных стихотворений, главным образом «политического содержания и похабного», А. И. Вяземский объединял в группы под литерами русского алфавита, и «под буквой О» находились «Сказки, Елегия и притчи все похабного содержания», «под буквой П поэма при письме в стихах такого же содержания, что и предыдущий №, „Поэма в четырех песнях Ванюшка Яблошник“, ему же и посвящена <…>. Под буквой же П находятся кроме поэмы и другие стихотворения, относящиеся до Ваньки Данилыча». ОС (ед. хр. 5499) и представляет собой часть собрания «под буквой О». Это тетрадь, заполненная скорописью XVIII в. (явно не Вяземским), 21 лист; есть старая постраничная нумерация 1-45, на л. 1 теми же чернилами, что и старая нумерация, сверху проставлена буква «О». Тетрадь озаглавлена П. П. Вяземским «Остафьевс-кий сборник», ч. III, им же составлено оглавление, подклеенное к обороту обложки, в нем тексты имеют номера с 25 по 37. Список плохой исправности, много неверных прочтений.

В сборник вошли пять басен (№ 3, 12–16 по нашей нумерации), четыре эпиграммы, эпитафия, рецепт, элегии № 1, 2. Завершающая подборку «притча» «Госпожа и волосочесатель» имеет подпись: «Сочинена господином Адалимовым». Тексты дают ряд вариантов, учтенных в нашей работе.

Как указывает нумерация произведений, это лишь фрагмент некогда обширного комплекса барковианы.


СПИСКИ ЦГАЛИ, ед. хр. 3-14

Сборники, собранные в ЦГАЛИ, ф. 74, оп. 1, ед. хр. 3-14, со стихотворениями и единичными прозаическими текстами «непристойного» содержания; начало XIX в. (1820-е гг.) — середина XIX в. В часть сборников входят тексты ранней барковианы.

ЦГАЛИ, ед. хр. 14 — тетрадь небольшого формата, в переплете с кожаным корешком, на котором вытиснено: «Творения Баркова. 2». 83 л., 158 стр. старой нумерации, на ненумерованной стр. 161 — содержание. Титул — «Творения Баркова. Часть вторая». Начало XIX в. Входят списки «Дурносова и Фарноса», «Ебихуда», Елегии V, Письма к Ивану Даниловичу, портретов, Оды XI и трех эпиграмм.

ЦГАЛИ, ед. хр. 11, 12, 13 — три тетради, заполненные одним почерком, в каждой по 22 л. На обложках: «Сочинения Баркова № 1 (№ 2, № 3)». Перед текстами — оглавления. Бумага 1812 г. Тетради включают произведения ранней барковианы, расположенные без определенной композиции и дополненные рядом позднейших текстов (особенно их много в ед. хр. 13. Включают ряд од, элегий, разных «пиес», в ед. хр. 12 — два драматических произведения: «Ебихуд» и «трагедия в трех действиях» «Васта», относящаяся явно к началу XIX в.

ЦГАЛИ, ед. хр. 3-10 —восемь тетрадей, от 15 до 20 л., большого формата; каждая имеет заголовок: «Сочинения Баркова. Тетрадь 2-я (ед. хр. 4 — тоже „2-я“, далее: 5-я, 6-я, 7-я, 9-я, 10-я, 11-я)». В конце ед. хр. 10 («тетради 11-й») запись: «Конец Баркова». Это — собрание коммерческих списков, изготовлявшихся для продажи. Тетрадки включают массовую порно-эротическую поэзию, главным образом 1830-х — середины XIX в.; помещены и отдельные тексты ранней барковианы, произведения Пушкина, Лермонтова, Языкова, обычно в довольно искаженном виде; для увеличения общего объема ряд текстов повторяется в разных «тетрадях».


СПИСОК ГИМ

Рукописи хранятся в Отделе письменных источников ГИМа. Шифр: ф. 17, оп. 2, ед. хр. 631–634. Они принадлежали известному археологу Алексею Сергеевичу Уварову (1828–1864), сыну министра просвещения С. С. Уварова. Представляют собой четыре книжки малого формата в одинаковых коричневых переплетах, озаглавленные «Сочинения Баркова», ч. I–IV. Списки изготовлены в начале XIX в. на бумаге без водяных знаков. В первую часть вошли «Приношение Белинде», 14 од, из которых две, «Утро» («Латонин сын еще с Фетидой забавлялся») и «На день рождения» («Какое чудное явленье»), не зарегистрированы в других списках. Кроме того, здесь помещены элегия VI, «Письмо к Приапу», два сонета под заглавием «Стансы» и редко встречающиеся тексты: «Надпись на Ванькин портрет» и «Стихи к хую и пизде». «Письмо Приапу» и находящаяся рядом «Ода Приапу», последняя, вероятно по ошибке, подписана: Ф. Мамонов. Других указаний на авторство в сборниках нет. Главное место во второй части занимают трагедии «Дурносов и Фарнос» и «Ебихуд». Кроме них здесь помещены Элегия V, портреты, ода XI, одна эпистола А. Олсуфьева и три эпиграммы: одна барковианская и две пристойные эпиграммы, соответствующие № 8 и 9 в ГПБ-2. Третья часть включает в себя 5 эпитафий, 18 эпиграмм, надписи, рецепты, 10 басен, три эпистолы из «ивано-даниловичевского цикла», билеты, эпистолы I и II, а также прозаич. «Последнее завещание одного ебаки» и «Церемониал его погребения». Последняя часть занята исключительно двумя драматическими произведениями: первая пьеса «Беседа нощная, или Русские в Риме», представляющая собой, как установил В. П. Степанов, пародию на пьесу П. С. Потемкина «Русские в Архипелаге», написанную в 1770-е гг., и вторая — комическая опера «Осмеянные ебаки в двух действиях», датированная в списке 1 ноября 1790 г. Список ГИМ, несмотря на свое позднее происхождение, содержит ряд существенных чтений и вариантов, а кроме того, он представляет интерес, поскольку в нем отложились ряд произведений ранней барковианы, оставшихся за пределами основного корпуса «Девичьей игрушки».


СПИСКИ ИРЛИ-1, ИРЛИ-2

К сожалению, рукописи, хранящиеся в ИРЛИ (шифры спец. фонд, оп. 2, ед. хр. 4 и спец. фонд, оп. 2, ед. хр. 5), остались для нас недоступными. Мы получили возможность лишь бегло познакомиться с их оглавлениями. ИРЛИ-1 (ед. хр. 4) представляет собой книжку среднего формата в зеленом переплете на бумаге ярославской мануфактуры 1795–1798 гг. ИРЛИ-2 — два тома большого формата в переплетах, изготовленные в 1820-1830-х гг. Основное значение списков ИРЛИ состоит в том, что ими пользовались все исследователи барковианы от С. А. Венгерова до Г. П. Макогоненко. Список ИРЛИ-1 носит заглавие «Девичья игрушка, или Сочинения Баркова», ИРЛИ-2 — «Девичья игрушка, или Полное собрание эротических, приапических и цинических стихотворений Ивана Семеновича Баркова, знаменитого русского песнопевца в сих родах пиитических произведений и бывшего переводчика при императорской Академии Наук». Оба сборника организованы по традиционным жанровым рубрикам. Так, список ИРЛИ-2 делится на четыре раздела. В первый — лирические стихотворения — входят оды и песни, во второй — эпические стихотворения — поэмы, притчи и сказки, в третий— драматические стихотворения — пьесы, разговоры и сцены, в четвертый— смешанные стихотворения — эпистолы, идиллии, билеты, эпиграммы, акростихи и рецепты, загадки, эпитафии и экспромты. Учитывая, что значительная часть текстов барковианы обладает лишь жанровыми обозначениями, а заглавия других текстов крайне неустойчивы, по оглавлению достаточно трудно составить представление о реальном содержании сборников. Вместе с тем обращает на себя внимание их значительный объем и полнота. Здесь содержится большая часть текстов, составляющих основное ядро «Девичьей игрушки» и значительное число произведений, не встречающихся в других сборниках барковианы. Среди последних отметим оды «На торжественный день пришествия души подьячего во ад», которую активно цитирует Г. Макогоненко, и «Невским гарнизонным солдатам», текст, не имеющий обсценного характера и фигурирующий в рукописных сборниках XVIII в., оперу «Дрочильщик» — пародию на «Точильщика» Н. И. Николева (1783) и многое друroe. Особый интерес представляет содержащееся в ИРЛИ-2 «Предисловие собирателя», ознакомиться с которым нам не удалось. Составители выражают надежду, что в дальнейшей работе над материалом доступ к спискам ИРЛИ будет им предоставлен.

Составители были бы признательны за указания на любые не учтенные здесь списки барковианы XVIII в. и помощь в ознакомлении с ними.


Сокращенные обозначения упоминаемых архивохранилищ

ААН — Архив Академии наук. Петербургское отделение (С.-Петербург).

ГБЛ — Гос. библиотека им. Ленина. Отдел рукописей (Москва).

ГИМ — Гос. Исторический музей. Отдел письменных источников (Москва).

ГПБ — Гос. Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина. Рукописный отдел (С.-Петербург).

ИРЛИ — Институт русской литературы Академии наук (Пушкинский Дом) (С.-Петербург).

ЦГАДА — Центральный гос. архив древних актов (Москва).

ЦГАЛИ — Центральный гос. архив литературы и искусства (Москва).

Загрузка...