Девочка, которую нельзя. Книга 3

Глава 8

…Слыхал, у Гордеева, говорят, крупные проблемы с конторой? Вообще все связи порвал, даже самые близкие. Он бессмертный что ли, этот Гордеев? Или совсем умом тронулся? Да его же зароют, не успеет и пару шагов сделать!

Мыслей и слухов было много и разных – об этом с самого начала неустанно заботился Дед. Это было самым первым и важным слоем предстоящей авантюры – распускать слухи, внедрять куда нужно и ненавязчиво, но с точностью нейрохирурга направлять мнения в нужное русло. Так, чтобы информация была, а от кого пришла – уже и не ясно.

…Жагровских грохнули?! Да не может быть! Как? Кто?! Явно кто-то в край отмороженный, кому терять нечего и кому они сильно поперёк встали. Поговаривают даже, что Гордеев. Больше нет идиотов. Да вроде из-за бабы. Таскает за собой какую-то малолетку, к которым и у Жагровским интерес имелся. Кто она вообще такая, чтобы ради неё вот так нагло и вообще против всех? Дочка Черепа? Да ну быть такого не может, Гордеев же её, вроде, шпилит? А должен бы, по идее, кишки пустить… Что-то тут не то…

Но ещё важнее, пожалуй, было грамотно «воскресить» Гончарова. Даже гримёры пару раз понадобились – ради «засвета» дублёра перед нужными людьми. Издалека. На пару мгновений, которые могли решить всё.

Если честно, до последнего не верилось, что братва, народ жадный на доверчивость и осторожный до выводов, поведётся. Но, вопреки сомнениям, сработало. Спасибо самому Гончарову и его предсмертными проблемам с Жагровскими, от которых сам Бог велел прятаться как в старые добрые – имитировав собственную смерть.

…Бероева грохнули? Да ладно! Допрыгался. Наверняка Череп порешил, кому он ещё нужен-то, этот Бероев? Он же, говорят, к Жагровским переметнулся ещё до того, как Череп кончину свою разыграл. Ну и всё, получил, сука, за предательство. Кстати… А не затем ли Гордеев дочку Черепа при себе держит, что старые счёты с её папашей закрыть надеется? Девчонка же, говорят, всплыла как раз незадолго до того, как первые слухи о его воскресении поползли. А как поползли – так и Гордеева сразу замкнуло…

Конечно, немалую роль играла и «война» Гордеева с Конторой, слухи о которой тоже приходилось и раздувать, и непрестанно подогревать мелкими заварушками… Но одно дело – дать повод для слухов вообще, и совсем другое – заставить увидеть в происходящем логику.

…Ну всё, инфа соточка – Череп точно живой и помирать больше не собирается. Шкерится так, что сам чёрт не знает, где искать. Ещё говорят, за бугор планирует свалить, но пока сидит здесь. Что-то его явно держит. Что-то такое, ради чего можно и жизнью рискнуть. А учитывая, что у Черепа по жизни одна лишь святыня – бабло… Какова же цена вопроса, что он ставит её дороже собственной жопы?..

А логика была, причём, самая банальная – месть. Опять же, спасибо Гончарову, который так демонстративно порешил тогда женщину Гордеева. На этом теперь и вывозили, разыгрывая сценарий: Гончаров воскрес, об этом узнал Гордеев и, судя по всему, на этот раз не отступится от мести. Вот только и Гончаров не дурак – понимал, что по краю ходит, прятался. И прятался хорошо… но не уезжал окончательно. И только самый ленивый не задался вопросом – а что его здесь держит-то?

…Гордеев точно роет под Черепа. Да, это прям без брехни. Даже есть инфа, что он ходит по братве, просит помощи в поисках, ищет коны к кому ещё обратиться. Не, да ты чё, никто не станет связываться! За ним же сейчас Контора по пятам, к нему лучше на пушечный выстрел не приближаться – заодно поимеют. Пусть сами разбираются.

Подавляющее большинство не понимало тонкостей происходящего и не находило ответов на свои вопросы, но расчёт Гордеева не на них и опирался. Во всей этой схеме был лишь один человек, который мог бы понять всю суть верно – Утешев. Ради него и старались. Но прежде до него ещё нужно было как-то добраться и сказать ему главное, то, чего ни в коем случае нельзя было вываливать всем остальным.

Награда за голову Гордеева? Сколько?! Охренеть, контора психанула. Вот это пошла жара! Ну всё, последние деньки Гордеев доживает…

– Я как будто в школьной самодеятельности участвую, – почти при каждой встрече недовольно хмурился Дед. – В дурном спектакле.

Синякин до сих пор считал происходящее авантюрой, ведь ему нужны были гарантии и математические расчёты, а Гордеев мог дать лишь собственное эфемерное ощущение «должно сработать»

– Так и есть, Ген, – невозмутимо парировал. – И чем этот спектакль неидеальнее, тем меньше похож на подставу, и тем больше на правду жизни. К тому же, не забывай, мы ничем не рискуем. Самое хреновое, что может случиться – Утешев просто не клюнет. Но до этого ещё очень далеко. Сейчас же гораздо важнее убедить Славку в том, что я разорвал с конторой и остался совсем один. Она должна растеряться и испугаться. Должна заподозрить меня в тайном интересе, чтобы потом принять факт моего предательства как должное. Потому что, если она в это не поверит – вот это будет огромная проблема, даже когда Утешев клюнет. В нужный момент у неё должна остаться лишь одна уверенность – я её сдал. Променял на папашу ради цели всей жизни – мести. Она должна подтвердить это на любом полиграфе, под любым препаратом. И только тогда люди Утешева убедятся в том, что под него никто не копает. И чем больнее ей будет от моего предательства, тем убедительнее будет её реакция. И тем выше наш шанс.

Дед жевал губу и молчал, на его лице застыла маска полной отстранённости, но Гордеев знал, что под ней сейчас буря.

– Да уж, – наконец усмехнулся он, – у тебя каждый пазл на своём месте, даже эта твоя метка к делу пришлась, даже плен и Наташкина смерть… Словно ты не при мне тут всё это из пальца высосал, а запланировал ещё двадцать лет назад! Страшный ты человек, Гордей. Мистический. Не хотел бы я однажды оказаться на твоём пути.

– Мистический крокодил, – рассмеялся в ответ Гордеев. – А что, мне нравится!

Вроде шутили, но во всём этом была предельная натянутость, ведь оба понимали, что делают. И оба до сих пор не видели лучшей ставки, чем эта маленькая наивная девочка.

…Говорят, Гордеев держал разговор с Алиевым. О чём – никто не знает, но вскоре после этого Контора устроила на Гордеева облаву в гостишке. Всё по-взрослому там, с пульками и план-перехватом. И сдаётся мне, что это уже похоже на агонию Гордеева. Он уже не Черепа ищет, а тупо нового хозяина, крышу от своих же бывших… О чём и речь. Добегался, бля, неуязвимый.

Но настоящий Ад начинался, когда Гордеев прощался с Дедом и возвращался к Славке. Вспоминал сейчас свою непоколебимую решимость не вовлекаться в неё эмоционально, и становилось… Не смешно, нет. Страшно. Он уже не мог. Уже утонул в ней, пропал в её омуте.

Выдирал себя как мог. Уже сейчас выдирал, а что потом?

На фоне дикого напряжения как на зло обострились приступы, появилась опасность сболтнуть что-нибудь лишнее. Пришлось участить отъезды, но разлука не помогала, а лишь ещё сильнее раздувала пламя. А уж что делать с ревностью он и вовсе не знал. Это всё было для него в прямом смысле впервые: такая дикая тяга к женщине, навязчивое желание бросить всё к чёрту, такое близкое, ни с чем не сравнимое ощущение личного счастья. Любовь. Да, это была любовь. Впервые.

…Черепа грохнули! Реально, инфа – сотка! На этот раз по-настоящему! Даже в федеральных новостях промелькнуло. А что менты, менты сами в ахере, они и понятия не имели, что он, оказывается, воскресал…

А Славка… Она всё чувствовала. Так тонко и глубоко, что временами становилось страшно, что план не сработает. Что вопреки всему не сможет она поверить в его предательство. Этого нельзя было допустить. Потому что такой поворот грозил бы не только провалом дела, но и смертельной опасностью для самой Славки. Она должна была поверить настолько глубоко, что, глядя на неё, поверил бы и кто угодно.

Поэтому Гордеев вёл себя как нестабильный идиот, то нарочито отдаляясь от девочки, то снова срываясь и проваливаясь в её манящий омут. Изводил девчонку, изводился сам. И с каждым днём, с каждым маленьким успешным шажком в операции всё тяжелее становилась гора на его плечах – нельзя так! Нельзя было вообще девочку трогать. Вытаскивать её из тени, втягивать в схему. Срываться нельзя было, нападая на неё с первым безумным поцелуем, позволять ей в себя влюбляться – нельзя!

Но иначе – как?!

Утешался лишь мыслью, что потом, когда всё закончится, она сможет жить свободно – для этого планомерно выявлял и вычищал всех, кто хоть краем уха слыхал о камнях. Чтобы со всей этой историей для Славки закончились и все её проблемы. Но при этом осталось кое-что другое – внушительный капитал, вырученный Гордеевым от реализации камней. Тех камней, которые отсыпала когда-то от общей кучи Алина, и которые передала Гордееву вместе с письмом и просьбой защитить Славку от Гончарова.

…Алиева грохнули! Это п*дец что сейчас у братвы творится! Друг на друга стрелки кидают, никто не хочет в крайних ходить. Но самое интересное, что и Жагровские, и Бероев, и Череп с Алиевым незадолго до конца так или иначе имели отношение к Гордееву…

Мелочи, вроде подмены серёжек с бриллиантами на стекло, даже несмотря на чёткие сроки – именно после того, как их заметит Алиев, не позже, не раньше – проходили рутинно. А вот с чипом пришлось поплясать.

Изначально планировал вживить его под шрам – так было рекомендовано специалистом, да и саму идею сделать шрамы Гордеев вложил Славке в голову именно за этим. Потом долго «ломался», добиваясь полной её убеждённости в том, что это она сама всё придумала, и что идея-то на самом деле очень глупая – чтобы у Славки не возникло и тени сомнения в том, что всё это подстроено.

Специалисты утверждали, что правильно вживлённый бионический чип практически невозможно обнаружить. Гордеев полагался на их мнение. Но чем дальше, тем страшнее становилось.

Шрамы, несмотря на то что изначально были призваны служить ширмой для чипа, в то же время являлись и сигнальной тряпкой, требующей особой проверки. А это опасно, каким бы там невидимым ни был чип. И Гордеев, вопреки всем инструкциям, решил, что чипа там не будет. А будет он там, где и в голову не придёт проверять. Так было сложнее для Гордеева, но безопаснее для Славки. Оставалось только придумать, а где же он должен быть, и как попадёт туда, если не во время шрамирования?

И снова, как это часто бывало, сама Славка помогла, натолкнула на мысль с опасной практикой асфиксии. Чип – тонкий пятисантиметровый имплант, размещался в капсуле, капсула – в игле-катетере. Сама капсула имела биорастворимую оболочку, заполненную постепенно высвобождающимся анестезирующим репарантом, что и позволяло импланту полностью и быстро прижиться в тканях, не доставляя дискомфорта носителю. А само вживление, по сути, было просто неприятной инъекцией, вот только сделать её нужно было незаметно для Славки…

– А если Утешев не догадается всучить тебе фальшивого Гончарова? Что тогда? – спросил как-то раз, ещё в самом начале операции, Дед.

– Надо его на эту мысль натолкнуть. Показать, так сказать пример «как можно»

– Заранее пустить слух, что воскресший Череп, возможно, фальшивый?

– Именно. Главное сделать это ненавязчиво. А я тогда усилю свою фанатичную уверенность в том, что это именно он, и он живой. Пусть эта одержимость трактуется другими как моя слабость. Пусть на неё и делают ставки. Особенно Утешев…

Утешев клюнул. Заглотил первую закинутую Гордеевым наживку о том, что тот ищет нового хозяина, который прикроет от Конторы и допустил до личной беседы со своим величеством. Во время этой «аудиенции» была закинута вторая наживка, что, если бы только Гордееву кто-то отдал Черепа – уж он бы… А дальше, уже в доверительной беседе под пойло, действие которого однозначно указывало на примесь транквилизатора, Гордеев и про однажды найденные в Чечне камни «по секрету» рассказал. И про то, что, судя по попыткам Черепа во что бы то ни стало добраться до дочери, она должна знать где искать их теперь, но не признаётся. Что он держит её при себе в укромном местечке именно в надежде, что однажды она всё расскажет… Но, если честно – срать на камни. Больше всего он хочет добраться до самого Черепа, потому что месть – тут шло пьяное, с безумными глазами и пеной у рта, демонстрирование руны – это, сука, святое для любого нормального мужика…

Если бы во время этого спектакля Утешев заподозрил что-то неладное, Гордеев бы от него просто не вышел. Но он вышел, а ещё через несколько дней к нему приехал переговорщик – с выгодным предложением.

– Ты мне одно скажи, с чего ты взял, что он Славку ещё на первом этапе проверки начнёт разбалтывать полиграфом, а не… – Дед развёл руками.

Эта встреча случилась в декабре, незадолго до разговора Гордеева с Алиевым в ночном клубе. И это была их крайняя встреча в этом деле, дальше было необходимо строго следовать собственной легенде изгоя и избегать любых деловых контактов с Конторой. Даже секретных. А для этого нужно было полное доверие и стопроцентная слаженность на уровне заранее созданных договорённостей и… интуиции. Гордеев и Синякин прекрасно это понимали, как понимали и то, что крайняя встреча легко может стать последней.

– Я попрошу об этом. И даже попрошу вернуть мне её потом невредимой в обмен на мою вечную верную службу. Такие мотивированные высококвалифицированные рабы как я нужны любому господину, разве нет?

– Кому ты втираешь, Гордей? У тебя на уме совсем другое. И ты придумал это другое исключительно ради подстраховки девочки. Тебе мало обменять её на фальшивого Гончарова и свалить в туман, ты решил выступить гарантом того, что она действительно знает про камни, так? И если окажется, что она не знает, а она не знает, то… – Дед хмуро поиграл желваками. – Тебя грохнут, и я против такого расклада. Потому что девочек таких, уж прости за прямолинейность, мягко говоря, много, а ты – один в своём роде! И ты категорически не имеешь права рисковать жизнью ради неё одной, потому что твоя жизнь ещё много раз пригодится для несопоставимо более важного!

Гордеев беззвучно рассмеялся.

– Зачем этот разговор, Ген? Ты же знаешь, я не подведу с лабораторией… Но и ради Славки всё равно пойду до последнего!

Прощались в тот раз так, словно просто расходились на пятиминутный перекур, без рукопожатия и последних наставлений – такая традиция на удачу, которой нельзя изменять. И только у самого порога Дед не выдержал:

– Ты хоть понимаешь, что она никогда не узнает правду? И ты так навсегда и останешься для неё предателем?

Гордеев остановился. Сердце разрывалось на части, но он лишь небрежно пожал плечами:

– Да оно и к лучшему, разве нет? Скорее забудет и продолжит жить. Нормально жить, с нормальным мужиком и детишками. Ты главное не подведи, Ген. Спрячь её и от чужих, и от наших.