Девушка, золотые часы и всё остальное

10

Кирби Винтер и Бонни Ли занимались любовью, по очереди спали в красном мире, вместе весело принимали душ, подшучивали друг над другом, устраивали бесконечные потасовки из-за мыла и полотенец — развлечения настолько несвойственные прежнему Кирби, что не оставалось никаких сомнений в его целительном перерождении. Раньше, замкнувшись в своем одиночестве, он по-пуритански судил подобные забавы, убеждая себя, что они по сути своей порочны и достойны справедливого наказания. Но неожиданно круг был разорван, он оказался окружен теплом и музыкой жизни. Не грязный порок, не безнравственное разложение увлекли его за собой, а захватил счастливый, радостный праздник естественности и чистоты, где каждая мелочь была восхитительным, но вместе и простым человеческим удовольствием.

Подведя под свои чувства теоретический фундамент, он сформулировал это следующим образом. Бонни Ли, его чудная Бонни Ли обладала формами, цветом и фактурой плоти, привлекательной для всех органов чувств Кирби Винтера. Сам этот процесс академического изучения ее как объекта эстетической ценности нисколько, оказывается, не унижал в его сознании Бонни Ли. Он сумел выстроить и обратное рассуждение — прийти к выводу, что для нее он так же являлся не только индивидуальностью, не только Кирби Винтером, но и объектом, который доставлял ей всестороннее удовольствие. Это позволяло ему изменить свое прежнее отношение к собственному телу как к чему-то нелепому, смешному и постыдному, нуждающемуся в сокрытии.

Теперь ему нравилось, что он высокий и мускулистый, он радовался своей природной наследственности и тому, что в свое время не забывал тренировать тело. Огорчало только, что у него небольшой животик. Он обратил на это внимание, когда Бонни Ли пребольно ущипнула его за складку, которую он прежде не замечал, и тогда пообещал себе, что станет таким же гибким и подтянутым, как она, зная, что обязательно доставит ей этим удовольствие. Его желания поначалу проявлялись настолько часто и недвусмысленно, что он сделался объектом ее постоянных непристойных шуток. С шутками он быстро примирился, а от своей неуемной активности скоро чувствовал удовлетворение, граничившее с глупостью.

В процессе этих игр, несмотря на свою неопытность и на годы невольного воздержания, Кирби понял, как милостив к нему был случай, что свел его с Бонни Ли в трудный момент жизни. Видно, она являлась тем единственным существом в мире, что способно без задержек и проволочек, одним махом преодолев сомнения и угрызения, ввести Кирби Винтера в жизнь подлинных человеческих чувств и желаний. Заметь он в ней хотя бы малейшую неестественность, и он снова превратился бы в рефлектирующего, неуклюжего урода, отравленного стыдом, разочарованием и пуританской уверенностью, что все прелестное и очаровательное, по сути своей, есть зло. Но как ни старалась издыхающая мнительность вновь поднять голову, убеждая его приглядеться внимательнее, все было напрасно: он видел перед собой подлинно счастливое, щедрое на чувства, жизнерадостное, изобретательное и детски резвящееся прелестное существо — без малейшего пятнышка.

Кирби наслаждался. Есть схема во всякой любовной игре. Есть время просьб и обещаний прекратить всю эту чепуху, затем инстинктивное понимание того, чья очередь быть активной стороной, быть игриво отвергнутым, а чья отвергать, с мрачной серьезностью наносить ответный удар, иногда, на мгновение, нежно принимать неизбежное, чтобы в последний момент быстро отскочить, — и так до тех пор, пока все не зайдет настолько далеко, что остановится уже станет невозможно.

Только что она сидела на краю голубой ванны, а он вытирал ей волосы большим бордовым полотенцем, глядя, как распрямляются ее влажные упругие локоны. Но неожиданно, без лишних слов, чувствуя, что игры кончились, он поднял ее на руки и понес в постель. Без остатка отдавая всю накопленную страсть, он стремительно и радостно перешел с ней все границы. От полноты чувств она засмеялась странным замедленным смехом, и сжала его с такой внезапной силой, что некоторое время он не мог двинуться в ее объятиях.

Двухчасовые новости они слушали с удивлением и недоверием. После их окончания пошел специальный пятнадцатиминутный выпуск, посвященный Кирби Винтеру.

Когда выпуск завершился, Бонни Ли выключила маленький приемник и поставила его на тумбочку возле кровати.

— Хотя это не новости, а сплошное сумасшествие, все перекрывает тот факт, что сейчас два часа дня. Мне кажется, я вконец обалдела от этих скачков во времени и перерывов на сон. Сейчас уже должно быть завтра. Все, больше никакого сна, Кирби, ты знаешь к чему это приведет. Мы отдохнем, и снова захотим друг друга, потом еще поспим и… Проклятье, если мы будем продолжать в том же духе, тебя вынесут отсюда на носилках или ты выпорхнешь в окно.

— Я не могу понять, как Бетси Олден…

Она села и нахмурилась.

— Слушай, твой дядюшка Омар, он выглядел старше своих лет?

— Что? — переспросил Кирби, занятый другими мыслями.

— Сутки должны содержать в себе двадцать четыре часа. Дай-ка мне подумать. Знаешь, ведь я втиснула в сегодняшний день никак не меньше одиннадцати лишних часов. Лишняя половина суток. Могу поспорить, что если я буду делать так ежедневно в течение десяти лет, то мне будет тридцать пять лет вместо тридцати. Он казался стариком?

— Кто? Ах да, пожалуй, он выглядел старше своего возраста.

Бонни Ли подняла свою длинную загорелую ногу и согнула ее.

— Пока я бегала по пляжу, у меня устали ноги. А сейчас такое ощущение, какое бывает на следующий день после того, как ты слишком много ходил.

— Ты слышала, что они сказали?

— Что за дурацкие вопросы ты задаешь? Конечно, слышала. Я же сказала: они все свихнулись окончательно.

— Они говорят, что явно опознали меня. Получается, я обезоружил двух полицейских, сковал их наручниками и скрылся в толпе. И теперь я вооружен и очень опасен.

Она усмехнулась.

— Ник Картер идет по твоим следам, милый. А что еще, спрашивается, эти глупые копы способны сказать? Знаешь, я умираю от голода. У меня есть бифштексы. Тебе их как поджарить?

— Не слишком сильно. Так, средненько.

— Я сделаю все, как ты хочешь. Я ведь буду теперь заботиться о тебе, слышишь?

Кирби вспомнил панику на пляже, вспомнил трубку, кольцо, розы и деньги, и попросил ее рассказать, что там произошло. Бонни Ли поставила бифштексы на огонь, вернулась и начала рассказывать, убежала, перевернула бифштексы, опять вернулась, продолжила рассказ, снова убежала и наконец принесла поднос с дымящимися бифштексами в тарелках, двумя стаканами молока, маслом в масленке и большой французской булкой. Пока они ели, она дорассказала ему все, что не успела рассказать прежде.

Кирби встал и вытряхнул на кровать из карманов одолженных брюк пачку денег и кольцо. Бонни Ли, молча наблюдала, как он пересчитывает деньги. Закончив, Кирби взглянул на нее и сказал:

— Шесть тысяч пятьсот двадцать долларов, Бонни Ли!

Она пожала плечами.

— Господи, милый, тогда мне это показалось просто игрой, так нереально все было вокруг. Впрочем, ты сам знаешь. Но похоже, я действительно украла эти деньги. Однако, ты слышал, что сказали по радио. Двадцать тысяч. Вот проклятье! Все они врут, чтобы получить страховку побольше.

— А что насчет кольца?

— А, это. Около пляжных кабинок какой-то толстый ублюдок с двумя приятелями окружили парня. Тот хотел убежать от них, но они прижали его к стенке. Мне не понравилась эта троица — я не люблю, когда трое на одного. Так что я заморозила их, связала толстяку ремнем колени, второму галстуком и как следует подтолкнула третьего. С толстого я сняла кольцо, отошла футов на пятьдесят и спряталась за куст. Толстый повалился на спину, второй рухнул на него, третий кувырком полетел в колючий кустарник, а парень, которого они приперли к стенке, бросился наутек.

Она забрала из рук Кирби кольцо и провела камнем по стеклу бокала.

— Настоящий бриллиант, — восхищенно сказала она, — большой. Вот сукин сын, а?

Кирби с самого начала не очень нравилась некоторая грубость ее речи, но он старался не подавать виду. На этот раз, однако, он не сдержался: тень неудовольствия прошла по его лицу. Проницательная Бонни Ли тотчас заметила это и все поняла.

— Тебе не нравится, как я говорю.

Вызывающий тон смутил Кирби.

— Это не важно, — сказал он.

Она бросила кольцо на поднос.

— А может быть, и важно! Такая вот я есть! И тебе меня не изменить, и самой мне уже не измениться. Я, милый, стала женщиной намного раньше, чем услыхала о хороших манерах. В школу я ходила всего четыре года. И если тебе нужна леди для чайных церемоний, придется поискать в другом месте, понял? С ней ты вволю наговоришься об искусстве, о культуре и о всем таком. Но потом попробуй принять с ней душ и затащить ее в постель посмотрим, что из этого выйдет. Не придется ли тебе подписать брачный контракт с гарантированным доходом еще прежде, чем она сойдет со своих каблуков.

— Бонни Ли!

— И, черт побери, не смотри на меня с жалостью, ты, сукин сын! Мне и так хорошо, и ни ты, ни кто другой мне не нужны!

Она упала лицом на кровать и зарыдала, как наказанный ребенок. Кирби гладил ее по волосам, уговаривал и утешал.

Наконец она успокоилась, поднялась, пряча глаза, пошла в ванну, вымыла холодной водой лицо и вернулась, виновато улыбаясь и продолжая время от времени всхлипывать.

— Все сплошное вранье, что я сказала, — призналась она. — Ты это сам, конечно, понимаешь. Из-за того, что ты такой образованный, я чувствую себя как-то странно и неловко. Я хочу как лучше, но ни черта у меня не получается. Пресвятая дева Мария, я работаю шесть вечеров в неделю! Когда же мне учиться в школе, даже если б меня туда и взяли? Извини, милый. Со мной такое нечасто происходит. Это, наверно, сегодняшний сумасшедший день на меня так подействовал. Я всего лишь девчонка из Южной Каролины, из простой семьи фермера — глупая, темная и любящая повеселиться девчонка.

— Ты слишком низко себя ценишь. Ты умная, сообразительная…

— Да, как лиса. Перестань меня утешать.

— Ты в том же возрасте, что и ребята, только поступившие в колледж.

— По сравнению с ними мне лет сто.

Кирби взял пачку банкнот и кинул ее на кровать рядом с ней.

— Эти деньги добыла ты. Так возьми, если действительно хочешь учиться. Тебе их надолго хватит, а потом снова можешь начать работать.

Бонни Ли посидела немного в задумчивости, затем искоса взглянула на Кирби.

— Скажи, милый, ты что, забыл, что сказали в последних новостях? Все нужно делать по порядку.

Новости были исключительно неприятными. «Глорианну» остановили возле Диннер Кей, отвели обратно в бухту и поставили на прикол. Местная полиция ведет расследование. Обнаружилось, что на борту яхты шесть человек: экипаж из трех матросов и, кроме того, мистер Джозеф Локордолос, гражданин Испании, владелец гостиниц и бизнесмен, его сестра, миссис Карла О'Рурке, греческого гражданства, член международной организации бизнесменов, и мисс Бетси Олден, племянница миссис О'Рурке, гражданка США, работающая в Голливуде на телевидении актрисой на вторые роли. Яхта приписана к панамскому регистру. Мистер Локордолос был ужасно возмущен несправедливой задержкой. Все бумаги оказались в полном порядке. Он заявил, что яхта вышла в море на несколько часов, чтобы испробовать в работе только что установленный новый радар. Мистер Локордолос и его сестра разъяснили, что находясь в отеле «Элайза», которым частично владеют, они действительно познакомились с Кирби Винтером, племянником Омара Креппса. Покойный Креппс был им немного знаком. На их взгляд, мистер Винтер казался сильно удрученным, а так как на яхте «Глорианна» места достаточно, они предложили ему ради развлечения отправиться вместе в Нассау, откуда самолетом он смог бы вернуться назад. Мистер Винтер обещал обдумать их предложение, но ответа долго не давал. Они уже решили, что он отказался плыть с ними, когда неожиданно на яхту доставили его вещи. Все их попытки войти после этого в контакт с мистером Винтером закончились безуспешно. Но они предполагали, что естественно с прибытием багажа, что он все-таки поплывет с ними, быть может, даже задержится на яхте на более длительный срок, чем намеревался вначале. Вероятно, признал мистер Локордолос, им действительно следовало обратиться в полицию сразу же, едва только они услышали о крупной растрате. Вероятно, не сделав этого, они совершили ошибку. Но, как объяснил мистер Локордолос, он смотрел багаж мистера Винтера и не нашел в нем ничего заслуживающего внимания полиции. Идею совместного путешествия с мистером Винтером, он, конечно же, сразу отбросил и просто ждал, когда тот появится, чтобы немедленно выгрузить все его вещи в бухте Бискайн и покончить с этим неприятным делом. Когда полиция предъявила ордер на обыск яхты, мистер Локордолос заявил, что хотя судно иностранной регистрации и ордер может быть опротестован, он, однако, готов добровольно предоставить яхту для полного осмотра. Полиция конфисковала багаж мистера Винтера, но ничего, относящегося к делу о присвоении миллионов Корпорации Креппса, обнаружить не удалось. Еще раньше был конфискован чемодан мистера Винтера в его номере в отеле «Элайза».

Во время обыска яхты полиция допросила мисс Олден. Она была найдена в постели в одной из кают на борту яхты. Мистер Локордолос и мисс О'Рурке объяснили, что молодая актриса переутомилась от избытка работы и они намереваются взять ее с собой в небольшой круиз. Мисс Олден слабым голосом подтвердила истинность этого сообщения.

Тем временем Кирби Винтер был опознан в районе пляжа. Вокзалы, аэропорты и выезды из города взяты под наблюдение. Распространено такое количество фотографий и описаний внешности преступника, что вряд ли ему удастся долго оставаться на свободе. Очень возможно, что мисс Фарнхэм отбыла из города к месту назначенной соучастниками встречи. Где она находится в настоящее время, выяснится после задержания Винтера. Только когда оба они будут арестованы, прояснится судьба исчезнувших миллионов.

Мистер Грамби в своем очередном заявлении предупредил власти, что Кирби Винтер, как только его удастся задержать, с большой степенью вероятности попытается запутать следствие путем дачи ложных показаний и обвинений. Мистер Грамби утверждает, что, несмотря на регулярные запросы, Омар Креппс ни разу не объяснял предназначение тех двадцати семи миллионов долларов, которые были переведены из Корпорации Креппса в «Проекты О.К.» Мистер Грамби также заявил под присягой, что ни один из членов совета директоров Корпорации не видел ни цента из этой суммы и не имеет ни малейшего представления о судьбе разыскиваемых миллионов. Предполагалось, что все прояснится после вскрытия завещания покойного миллионера, в той его части, которая касается Фонда Креппса. В соответствующем комментарии директор департамента налогов сообщил, что необходимые налоги с двадцати семи миллионов выплачены полностью до их таинственного перевода в «Проекты О.К.» При отсутствии специальных документов двадцать с лишним миллионов станут считаться частью имущества Фонда Креппса и, в соответствии с законом, будут еще раз обложены налогом. Если за прошедший промежуток времени были получены дополнительные суммы по процентам, то, вне всякого сомнения, они также подлежат налогообложению. Однако, учитывая необычность ситуации, департамент налогов готов подождать до полного разъяснения дела. Если управляющие Корпорации Креппса действительно ни в чем не виноваты, тогда, конечно, наказывать компанию за чужие преступления не следует.

Мистер Д.Лерой Винтермор из адвокатской конторы «Винтермор, Стэбайл, Шэмвей и Мерц» сделал следующее заявление. Учитывая запутанность дела, он считает необходимым отложить оценку имущества Корпорации Креппса, для определения размера налога, на один год. Он надеется, что к концу этого срока ситуация прояснится. В таком случае придется отложить и основание Фонда Креппса, но зато это в значительной степени облегчило бы определение суммы налогов. В заключение доктор Винтермор сказал, что, по его мнению, у Кирби Винтера нет ни достаточной предприимчивости, ни врожденной решительности для того, чтобы осуществить операцию по изъятию такой колоссальной суммы. Спланировать и провести подобную акцию могла скорее мисс Фарнхэм.

Кирби Винтеру на данный момент предъявлены обвинения: в нападении на полицейских, в сопротивлении аресту, в краже полицейского оружия и в ношении оружия без специального разрешения. Все это добавлено к прежним обвинениям: неявке в суд, присвоении чужого имущества, уклонении от уплаты налогов, преступном сговоре и мошенничестве.

Утренним беспорядкам на пляже было дано вполне приемлемое объяснение. Сообщили, что банда разбушевавшихся подростков ворвалась на общественный пляж, где хулиганы принялись стаскивать купальники с женщин, отбирать ключи от автомобилей, устроили налет на магазины, украв оттуда кучу денег, издевались над ни в чем не повинными людьми самым жестоким образом. Местные власти полагают, что подростки находились под воздействием наркотика, который и превратил их в стадо безрассудных животных. Предполагается, что распоясавшимися хулиганами могли являться учащиеся колледжей из Джексонвилла, Дайтона и Лаудердейла, возвращавшихся после каникул с Багамских островов.

— Я — банда хулиганов-подростков! — радостно сообщила Бонни Ли.

— Они дают описание одного из членов банды. Ты слышала? На нее обратили внимание несколько человек. Сильно загорелая блондинка с короткой стрижкой в бледно-голубом купальнике.

— Цвета морской волны.

— Та, что видели Тэнни и Гарри.

— У-гу. Я знаю.

— Я заменил ее на девицу в черных трусиках и белом лифчике.

— Аппетитную?

— Лучшую из тех, что были в наличии.

— Тоже блондинка?

— Натуральная.

— Красивая?

— Очень.

— Ах ты, паршивец! Очень красивая, значит?

— Ну… исключая профиль. Подбородок почти отсутствует. От верхних зубов до горла — прямая линия, почти идеальная.

— Это уже лучше. И как, понравилось ее раздевать?

— Я, знаешь, слишком торопился, чтобы хоть что-нибудь почувствовать.

— Это еще приятнее слышать, милый.

— Я ужасно беспокоюсь о Вильме.

— О ком? А, эта старая дева. Из того, что сказал по телефону твой приятель Джозеф, следует, что она находится с ним на яхте. Они, что, спустили ее в мешке за борт?

— Не думаю, что она на яхте. Карла говорила мне, что команда состоит из пяти человек. А в новостях сказали, что матросов было трое. Скорее всего, так оно и есть: они послали двоих за Вильмой, но те не успели вернуться до отхода яхты. Джозеф, наверно, услышал в новостях, что полицейские проверяют, куда девались мои вещи из отеля, стал нервничать и приказал отчаливать. Может быть, посланные даже подоспели с Вильмой почти вовремя и видели, как яхта отчаливает.

— А может, как и мы, заметили полицейских.

— И что же, по твоему, они решили делать дальше?

Бонни Ли пожала плечами.

— Ну, это совсем просто. Твоя Фарнхэм находилась в безопасном месте до тех пор, пока Бетси не рассказала, где она прячется. По улицам бродить с ней они не могут, поэтому проще всего вернуться назад и ждать, пока Джозеф не даст новых указаний.

— Думаю, ты права. И ждать им, возможно, придется очень долго. Полиция навряд ли полностью поверила в то, что сказал Джозеф. За ним установят слежку.

— Ты говорил, что там нет телефона. Где это?

— Халендейл, Сансет, дом два-дробь-десять.

— Мы можем попытаться отыскать это место. Согласен?

— Да, но широкополая шляпа и темные очки мне нисколько не помогли. Полицейский с одного взгляда узнал меня.

— Это потому, что ты отвернулся слишком быстро. Помнишь? Если бы попросту спросил у него, что вокруг происходит, он бы тебя и не заметил, поверь мне. Все будет о'кэй, милый. Держи хвост пистолетом, а в случае чего — плюй прямо в их проклятые морды. Пойду наброшу на себя что-нибудь.

Тихая улица — кусочек сохранившейся в неприкосновенности довоенной Флориды. Маленькие уродливые домики, окруженные громадными заросшими участками, так что их уродство, упрятанное за буйной тропической растительностью не столь заметно. Дом профессора Веллерли, когда-то розового цвета, скрыт в этих джунглях даже больше, чем соседние строения. Стоял жаркий сонный полдень. Только птицы громко щебетали, атакуя ягоды на высоких кустах, окружающих укромную дорожку к дому.

Мимо прогремел грузовик из прачечной. Бонни Ли притормозила, и, когда грузовик скрылся из виду, остановила машину у подъезда к соседнему дому, в тени деревьев.

Заглушив мотор, Бонни Ли повернулась к Кирби. Дома она переоделась, и сейчас была в черно-белой клетчатой рубашке и белой шуршащей юбке.

— Милый, не хочу докучать тебя просьбами, но не мог бы ты появиться прямо в этом месте, чтобы я знала, что все в порядке.

Кирби кивнул. На всякий случай он решил перевести серебряную стрелку назад на полный час. Странно, привыкнуть к красному свету оказалось гораздо проще, чем к тишине. Тишина вокруг стояла такая глубокая, как будто он очутился в замурованном склепе. Кирби даже шлепнул себя по бедру, чтобы убедиться, что не потерял способности слышать звуки. Затем снял туфли и как мог быстро направился к дому профессора Веллерли.

Приблизившись, он увидел, что ставни на окнах плотно закрыты. Все выглядело так, словно хозяева в отъезде и внутри никого нет. Когда Кирби огибал угол безмолвного дома, его напугал неподвижно повисший на высоте лица пересмешник. Он аккуратно обошел птицу и тут увидел за кустами задний бампер легковой машины. Значит, в доме все-таки кто-то есть. Предположение Бонни Ли могло оказаться верным. Кирби оглядел машину. Новый дешевый «Седан», скорее всего, взятый напрокат. На переднем сиденье темно-голубой бейсбольный шлем.

Обойдя дом кругом, Кирби убедился, что двери закрыты — так же, как и ставни на окнах. Проникнуть внутрь не было никакой возможности: этому препятствовали свойства предметов в красном мире — ни двери, ни ставни не поддавались. Кирби приуныл. Он собрался уже вернуться к машине, чтобы посоветоваться с Бонни Ли, но остановился, озаренный неожиданной мыслью. Ему на память пришел один из рассказов о ее блужданиях и приключениях в красном мире, и немедленно в голове созрел план. Наклонясь, Кирби принялся шарить рукой по дорожке, пока не нашел то, что искал: несколько гладких камешков, размером со сливу каждый. Поднимать их было все равно, что тянуть сквозь густой клей. Пять из них Кирби расположил в воздухе прямо против задней двери, остальные четыре — против окна. Затем, прицелясь каждым камнем поочередно, он толчком отправил их в направлении замка, оконной задвижки и рамы. Все они останавливались, как только он переставал их толкать. Помня о своем обещании, Кирби быстро возвратился к машине, где с выражением беспокойства на лице застыла Бонни Ли.

Возле машины он вернулся в обычный ход времени и сразу услышал со стороны дома звуки ударов, скрежет, звон разбиваемых стекол.

— Что тут…

— Скоро приду, — сказал он и остановил девушку и весь остальной мир.

Возвратясь к дому, Кирби спрятался за машиной, вернул миру движение, но тут же передумал и снова нажал на колесико часов. Разбитая дверь висела на одной петле. Окно исчезло, как будто его никогда и не было. Кирби прошел внутрь дома и здесь обнаружил, что камни, пробив дверь и окно, пролетели через всю кухню и обрушились на шкаф с посудой. При одной мысли, что произошло бы с Вильмой, если бы она находилась в этот момент на кухне, ему стало не по себе. Он получил еще один урок.

Двое здоровенных молодых парней, остановленных за карточной игрой, расположились в гостиной. Горел свет. По-видимому, здесь было жарко: оба парня лоснились от пота. Один из них, более крупный экземпляр со светлыми волосами, сидел без рубашки. На шее у него висело полотенце, руки и плечи покрывала затейливая, изрядно выцветшая татуировка. Второй, дочерна загоревший в море, был пониже и пошире. Грубые лица, одинаково обрамленные бакенбардами, выражали хитрость, жадность и природную жестокость.

Загорелый держал в поднятой руке карту, готовясь бросить ее на стол. Оба только что удивленно обернулись в строну кухни. Вильма Фарнхэм находилась тут же, возле стены, установленной до потолка книгами, рядом с небольшим камином, отделанным ракушечником. Ее распущенные каштановые волосы уменьшали и без того маленькое личико, очки сидели как-то наперекосяк, блузка наполовину вылезла из юбки, а рот раскрыт от изумления. Она тоже смотрела в сторону кухни. Стакан с вином в ее руке наклонился и часть выплеснутой жидкости застыла неподвижной струйкой, не долетев до пола.

Кирби немедленно принялся за дело. Это была трудная работа, но, в некотором смысле, довольно приятная. За четверть красного часа он справился с обоими, и с загорелым, и с татуированным. По ходу дела он обнаружил, что удобнее всего обрабатывать их, когда тела висят горизонтально, в ярде от покрытого ковром пола. Правда, потребовалось напрячь все силы без остатка, чтобы переместить их в это положение. Он связал им кисти и колени веревкой, которая в красном мире вела себя, точно толстенная медная проволока, а в рот каждому затолкал полотенца. Затем обернул их простынями, похожими на фольгу, а поверх обмотал от колен до плеч бельевой веревкой. Последняя операция напоминала намотку проволоки на большую катушку. Для облегчения этого нелегкого занятия веревку приходилось захватывать не возле тела, а как можно дальше, чтобы, как вспомнил Кирби из курса физики, обеспечить для приложения силы наибольший размах плеча.

Закончив, он поспешил к машине. Бонни Ли выглядела испуганной, когда он вновь появился перед ней.

— Что за задержка, а?

— Извини. Мне нужно быстро вернуться туда, но теперь и ты можешь войти, только через заднюю дверь. Поезжай на машине и развернись.

— О'кэй.

Кирби нажал на головку часов и пошел назад к дому сквозь мертвую тишину. Вильма использовала несколько секунд, чтобы подойти поближе к двум спеленутым и связанным фигурам, и пока она их разглядывала, вино лилось на ковер. Кирби даже ощутил легкое сожаление, что упущена возможность увидеть, как эти молодчики падают рядышком на пол, один за другим. Сначала он собирался появиться прямо перед Вильмой, но, к счастью, вовремя сообразил, к чему это может привести, и вернулся к выходу, встав за ее спиной. Возвратив свет и звуки, он громко позвал:

— Вильма!

Вино пролилось ей на ноги. Она круто развернулась, сделала один неуверенный шаг и ошеломленно уставилась на Кирби. Поправив очки, она сказала:

— Долгая жисть сэру Ланшлоту!

— Ты что, напилась? — изумился Кирби.

Ухмыляясь, Вильма неверной походкой подошла к нему.

— Вонючка, наглый обманщик! Вся моя жисть — исполнение долга. И вот награда! Полиция за мной гонится. Эта девка, Бетси, добивается от меня черти чего. Но я-то, ничего я не знаю! Старик Омар совершенно помер, и нет у меня работы совсем, и все, что я у-устроила моему бедному брату — одно раз-раз-рас-стройство желудка. А ты, глупый дурак, я тебе пред-пред-претложилась, раз в жисьти набралась смелости за всю мою страшенную, нес-счастную жи-с-с-с-ть! А ты-ы-ы?

Ее нос двигался в нескольких дюймах от подбородка Кирби, она пошатывалась. За окнами послышался шум подъезжающего к дому «Санбима».

— Чего ты собираешься делать? Убежать? — Тут Вильму сильно потянуло в сторону, но на ногах она как-то удержалась. — А я бедная невинная жертва, брошенная на милость двух матросов. И все, что они хотели — это играть в карты! Конечно, я напилась! Пер-пер-первый раз в жис-сть.

Она снова покачнулась, выпрямилась, поклонилась Кирби и заявила:

— И мне это нравится! Да! — Повернувшись, Вильма взглянула на извивающиеся по полу тела. Злосчастные тюремщики из-под простыней слабо мычали. — Что случилось с Рене и Раулем? — спросила она жалобно.

В эту минуту появилась Бонни Ли и с порога уставилась на Вильму. Та, развернувшись на звуки шагов и снова поправив очки, ответила вошедшей долгим инквизиторским взглядом.

— Кто ты, прекрас-сная незнакомка? — насмотревшись, пьяно вопросила она.

— Вот это да! — сказала Бонни Ли. — А я думала, ты похожа на школьную учительницу. Что ж, прошу прощения.

Продолжая пялиться на Бонни Ли, Вильма произнесла, старательно выговаривая слова:

— В дейс-ствительности, моя дорогая, я весьтма рас-судительная.

Бонни Ли вздохнула.

— Ты, кажется, хотел поговорить с ней, милый. Не так ли.

— Если это возможно.

— Кто в этих свертках?

— Рене и Рауль, мореплаватели.

— Похоже, что с ними все в порядке. Посмотри, нет ли здесь где-нибудь кофе, Кирби.

С этими словами Бонни Ли расправила юбку и решительно направилась к Вильме. Создавалось впечатление, что сейчас она, поплевав на ладони и закатав рукава, возьмется за какую-то работу. Так оно и произошло. Схватив Вильму в охапку и не обращая никакого внимания на возмущение и громкие негодующие протесты, Бонни Ли потащила сопротивляющуюся ношу в сторону спальни.

А Кирби отправился выполнять ее указание. Найти ему удалось лишь банку растворимого кофе неизвестной марки. Кофе оказался темным и издавал сильный терпкий запах; на этикетке не значилось никаких указаний на то, какое воздействие он оказывает — расслабляет или бодрит. Из-за стены приглушенно доносились звуки возни, возмущенные возгласы и шум льющейся воды. Кирби подошел проверить Рене и Рауля. Они лежали неподвижно, но когда он наклонился, чтобы попробовать, крепко ли держат веревки, тут же принялись извиваться и мычать. Наверно, очень тяжело, противно и неудобно — валяться вот так, спеленутыми и перекрученными веревками, с легкой жалостью подумал Кирби. Простыни уже повлажнели от пота: в домике было очень душно.

Налив в большую чашку крепкий дымящийся кофе, Кирби отнес ее в спальню, поставил чашку на столик и вышел из спальни. Бонни Ли, кажется, одерживала победу: из ванной доносился теперь только шум бегущей воды и редкие всхлипывания. Вернувшись в гостиную, Кирби снова проверил узлы и от нечего делать принялся изучать стоящие на полках книги. Похоже, профессор Веллерли приобретал их беспорядочно, по всем отраслям человеческого знания, руководствуясь лишь тем, чтобы название было поскучнее, а переплет посолиднее. Проходя мимо стола, Кирби остановился, собрал разбросанные карты и раздал на троих, как будто для игры. Золотые часы заметно упростили бы игру в покер, подумалось ему. И он стал размышлять над тем, какой путь к выигрышу наиболее быстр и эффективен. Вернее всего, решил Кирби, остановить время в тот момент, когда колода уже снята и сдающий собирается сдавать. Надо забрать у сдающего карты и разложить их так, чтобы четырем игрокам достались сильные комбинации, остальным — слабые. Себе следует взять одну самую сильную комбинацию с небольшим запасом. Скажем, четыре тройки — против трех комбинаций, не требующих прикупа: флеш, фуль с тузами и стрит.[9] Положить приготовленную колоду под руку сдающего, сесть на место — и понеслась!

— Кирби, милый! — позвала Бонни Ли. Он вошел в спальню. Его прелестная подружка уже была одета, а Вильма сидела на кровати, завернувшись в огромный мужской халат, который висел на ней, как на вешалке. Ее потемневшие волосы торчали влажными слипшимися космами. Она выглядела мрачной, усталой и смотрела в пол.

— Выпей эту чашку отличного кофе, милочка, — уговаривала ее Бонни Ли.

— Нет, спасибо, — отвечала Вильма ясным, но приглушенным голосом. — Как-то не хочется. Боюсь, будет еще хуже.

— Ну попей, милочка. А не то, — голос Бонни Ли стал строгим, — смотри, я засуну тебя под холодную воду, возьму мочалку побольше и соскребу остатки твоей шкуры.

Вильма слегка сгорбилась и молча принялась пить кофе.

— Она совсем не так плоха, как кажется на первый взгляд. Если не считать того, что она и пошевелиться не желает, чтобы привести себя в порядок, у нее почти нет недостатков. А задик — пальчики оближешь!

— Фигура, — недовольно поправил Кирби.

— Фигура, — повторила Бонни Ли медленно и зловеще.

— Черт возьми, извини меня, Бонни Ли!

— Все в порядке, продолжай в том же духе. Так или иначе, действительно хороший… хорошая фигура. Немного мальчишеская, правда, но вовсе не настолько, чтобы перепутать. Вот только эти дурацкие очки, прическа бездарная и одежда, как для Армии Спасения…

— А я, может не хочу быть дешевой зазывалой.

— Будешь грубить, я тебе очки раздолбаю, милашка. То, что вид у тебя вовсе не зазывающий, это точно. Вот ведь дура! А, Кирби? Послушай, дорогая, тебе когда-нибудь вслед свистели от восхищения? Когда-нибудь щипали за твой… за нижнюю часть фигуры?

— Слава богу, нет.

— Очень жаль, сестрица. Это, между прочим, всегда урок. Заставляет подтянуться, вспомнить, что ты женщина, что следует и задом, между прочим покрутить. Вот что. Я вставлю тебе ярко-зеленые линзы, повешу длинные звенящие сережки. Оденем на тебя что-нибудь такое обтягивающее, что и сесть будет нельзя, туфли на четырехдюймовых каблуках. Я научу ходить тебя не спеша, с развернутыми плечами, с поджатым животом. Дам тебе «Улей Клеопатры». Будешь мускусом пахнуть. Красота! В общем, это не мой стиль, но, клянусь, в таком виде ты всех мужчин плакать заставишь.

— Улей Клеопатры? — застенчиво переспросила Вильма.

— Ну, не совсем улей. Египетская штука, как у Лиз.

— Лиз?

— Боже мой! — сказала Бонни Ли. — Поговори с ней сам. Она тебе все объяснит.

— Бетси принесла тебе мою записку? — вмешался Кирби.

— Принесла.

— И ты разговаривала с ней?

— Почти всю ночь. Она старалась заставить меня вспомнить все, что я знаю о твоем дяде. Она подозревает какой-то секрет в его деятельности. Но мне ничего не известно. Я знать не знаю, о чем речь. Твой дядя был необыкновенным человеком. Такой умница, что ничего больше ему не нужно было. Вот и весь секрет. Ему вполне хватало выдающегося интеллекта. А я всегда только выполняла то, о чем он меня просил, и что бы они со мной теперь не делали, я никогда, никогда, слышишь…

— Скажи мне, Вильма, могла бы ты из преданности к дядюшке скрывать существование чего-то, что как тебе известно, существует?

— Клянусь, что нет, Кирби. Клянусь! Бетси, она сказала мне, где ты ночевал. Не понимаю, как ты мог оказаться в квартире этого дешевого типа!

— Так как я не знаком с хозяином, не мне о нем судить.

— Где ты встретился с этой нахальной девчонкой? Кто она, Кирби?

— Бонни Ли, мой очень хороший др… извини… Бонни Ли — девушка, в которую я влюблен.

— О, господи! — сказала Вильма.

Бонни Ли довольно подмигнула Кирби.

— Ты врал мне, не так ли? — спросила Вильма едва слышно. — Когда говорил, что боишься женщин? Ты просто щадил меня, щадил мое достоинство. А как смеялся, вероятно, после того, как убежал от меня!

— Я сказал тебе правду, Вильма. Я убежал в полной панике.

— Но сейчас ты выглядишь совершенно иначе. Такое впечатление, что теперь тебя не страшат не только женщины, но и вообще ничто на свете.

— Что ты! Я боюсь очень многого.

— В последнее время он ведет себя с девушками, как последний наглец, — вставила Бонни Ли и хихикнула, заметив недовольство Кирби. — Недавно, например, он раздел одну прямо на городском пляже. Не зная даже, как ее зовут.

От этого заявления Вильма пришла в совершенный ужас.

— Кирби, это правда? С тобой все в порядке?

— Я в полном порядке, — сердито буркнул он.

— И она не сопротивлялась?

— Бедняжка не могла даже пошевелиться, — продолжая весело усмехаться, сказала Бонни Ли.

— Пожалуйста, Бонни Ли, я тебя прошу!

— Все, милый, все. Больше не буду. Обещаю вести себя хорошо.

— Вильма, ты следила за новостями?

— Да, но… видишь ли, так получилось… некоторые места я помню не вполне ясно. Насчет этой яхты и твоих вещей, которые на ней оказались. Еще о том, как ты утром убежал от полицейских, забрав у них пистолеты. Все это, Кирби, совсем на тебя не похоже.

— Когда Бетси ушла отсюда?

— Очень рано. Сказала, что попытается сблефовать. Я не очень поняла ее. Что это значит? Сблефовать. Да, именно так она и сказала. Впервые слышу это слово.

— Но ты, надеюсь, поняла, что сблефовать ей не удалось.

— Конечно, это я сообразила. Часа через три после ее ухода сюда явились эти матросы. Они позвонили условным знаком, так что я решила, что это ты или Роджер, или Бетси вернулась. Они ворвались в дом. Сперва вели себя довольно вежливо, пока я не предложила им выйти вон. Тогда Рене, тот, который побольше, — я, правда, еще не знала, как его зовут — схватил меня вот здесь, за запястье, и стал медленно выворачивать руку, пока я не оказалась на коленях, уткнувшись лицом в ковер. Боль была ужасная. До сих пор рука не отошла. И я поняла, что лучше с ними не связываться. Больше всего я боялась, что это бандиты, что они вынудили Роджера сказать, где я скрываюсь, и теперь собираются вытянуть из меня сведения о местонахождении миллионов, этих дурацких миллионов, которых давным-давно уже нет. Но из их разговора выяснилось, что они матросы с той самой яхты, куда отправилась Бетси, и что они приехали сюда, чтобы доставить меня на яхту, где ждет Бетси. Я не могла больше с ними спорить. Мы поехали. В бухте стоял катер. Они посадили меня на дно и заставили спрятать голову под приборный щиток. Там было очень грязно, жарко и неудобно. Потом что-то случилось. Они стали ругаться между собой и спорить о том, что делать дальше. В конце концов решили вернуться назад. Из того, что они говорили, я поняла, что яхта отплыла без нас. Они выглядели очень хмурыми, до тех пор пока не услышали в новостях про яхту. Про Бетси они сказали, что она заболела. Конечно, она особа весьма эмоциональная, но я никак не могла предположить, что у нее возможен нервный срыв.

— Сестричка, — вмешалась Бонни Ли, — ты меня убиваешь. Неужели не ясно? Эти ублюдки схватили Бетси и пытали до тех пор, пока она не рассказала, где найти тебя и Кирби. Затем они позвонили ему и предложили явиться на яхту. Все отвратительно просто. Должен же он помочь Бетси! А как было допустить, чтобы они проделали с тобой то же, что с ней? Та вещь, о которой ты даже не догадываешься, им страшно нужна, хотя и они не знают, что это такое.

Вильма мрачно взглянула на Бонни Ли.

— Они пытали Бетси?

— Милая моя! Субботним вечером, в определенный частях Нового Орлеана, тебя могут сделать калекой на всю жизнь всего лишь за семь грязных долларов. Ты что, не знаешь, где живешь?

— Это ужасно! — воскликнула Вильма. — Что же делать? Мы должны немедленно найти то, что их интересует и позаботиться, чтобы они эту вещь скорее получили. Или надо как-то доказать, что ее не существует.

Бонни Ли вызывающе рассмеялась.

— Мы знаем, что они хотят. Только ничегошеньки они от нас не получат!

— Что же это? — потребовала ответа Вильма.

— Бонни Ли! — строго сказал Кирби.

— Не волнуйся, милый. Она все равно не готова, чтобы поверить в это, и, могу спорить, никогда не будет готова. Что мы станем делать теперь?

— Надо поскорее убираться отсюда.

— Но куда? А, ко мне? Правильно? Это, черт побери, единственное место, о котором твои знакомые еще не пронюхали.

Вильма вдруг уставилась на Кирби, как будто что-то сообразив. Ее бледные губы приоткрылись.

— Кирби, ты… ты управился с этими двумя? Один?

— Кирби Винтер! — вмешалась Бонни Ли. Она повернулась к Вильме. — Милашка, тебе вредно столько пить.

Вильма покраснела.

— Я просто… просто мне на все плевать. Жизнь стала слишком запутанной, чтобы ее можно было терпеть на трезвую голову.

— Черт возьми, ты, кажется, не представляешь, насколько усложняется жизнь для девицы, если она напьется. Вали-ка отсюда, Кирби. Я постараюсь найти для нашей крошки что-нибудь из одежды.

— У меня есть…

— Я знаю. То же, что на фотографии в газетах.

Кирби встал и направился вон из спальни. Но едва он шагнул в гостиную, что-то ослепительно вспыхнуло у него перед глазами. В следующий момент правая сторона головы взорвалась. Нечто подобное наблюдаешь, когда взрывают скалы: сначала видна вспышка, а лишь затем доходит громовой удар… Падая в темноту, он услышал отдаленные крики женщин.