Девушки с проблемами

Глава 7

В марте снимали клип. Месяц пролетел лихорадочным карнавалом, незаметно. С самого начала выяснилось, что ангельская внешность Романа Степанова отнюдь не соответствует его характеру. На деле он оказался жестким профессионалом, который как ни в чем не бывало требовал от подчиненных невозможного. Работать им приходилось по девять часов в сутки. С девчонками занимался специально нанятый преподаватель актерского мастерства. Если Степанову казалось, что кто-то халтурит, он не кричал и не читал занудных нотаций – он просто снимал следующий и следующий дубль, как будто его истинной целью было свести с ума всех окружающих.

Девчонки его возненавидели. Только Жене удавалось худо-бедно находить с ним общий язык, хотя и ей он скидок не делал, несмотря на то, что казался заинтересованным ее персоной. Почти каждый вечер он приглашал ее ужинать, и частенько она приглашениями не брезговала. Правда, дальше он не шел, рук не распускал, говорил преимущественно о работе, но по особенному блеску в режиссерских хитроватых глазах Женя понимала – что-то здесь не так. Он вел себя как коллега, в то время как его влюбленность не бросалась в глаза только зацикленному на самом себе эгоцентристу.

Жене неожиданно понравился новый статус примы, который она приобрела с легкой степановской руки.

А вот Даша была раздираема осознанием жизненной несправедливости – ну почему одним достается и режиссерская любовь, и центральное место в клипе, а другим (между прочим, куда более талантливым и красивым) вообще ничего?

Был в этом раскладе и еще один недовольный – Мишка Мамонтов.

Он всерьез поверил в то, что является ни больше ни меньше как Жениным женихом. Так он, к ее изумлению, и представлялся окружающим. С чего он это решил – одному богу известно. Никаких обещаний она ему не давала, никаких серьезных даров не брала. Хотя Мамонтов упорно пытался всучить ей бриллиантовое кольцо, она отшучивалась, говорила, что украшений не носит вовсе, тем более дорогих. «Подари лучше кольцо нашей Дашке! – говорила она. – Вот кто давно об этом мечтает!» Мамонтов обижался, Женя не понимала, в чем дело. В то же время его присутствие Женю не раздражало. Постепенно она даже привыкла к тому, что Мишка всегда рядом. И собственноручно выписала ему пропуск в арендованный Степановым мосфильмовский павильон, где и проходили съемки многострадального клипа. Если бы она знала, чем все закончится, ни за что бы этого не сделала.

Мамонтов на съемках не мешал. Сидел себе в углу, насупившись, и налитыми кровью глазами взирал на то, как режиссер Степанов склоняется к Жениному уху, чтобы поделиться с ней очередной интимной авторской задумкой. Взрыв был неминуем. Это был просто вопрос времени.

И вот однажды во время короткого перерыва Мамонтов все же отозвал ее в сторонку, чтобы разом высказать накопившиеся претензии.

– Ты меня совсем забросила, – сказал он, – я здесь сижу для мебели, а вечером ты говоришь, что устала.

– Но я и правда устаю, – недоуменно пожала плечами Женя. – Ты же сам видишь, как тут все жестко. А еще и концерты – их никто не отменял.

– Думаю, здесь не обошлось без одного режиссеришки, – невесело усмехнулся он.

А Женя, идиотка, вместо того чтобы польстить подозрительному Мишке, вдруг встала на защиту несправедливо обиженных.

– Не надо так о нем говорить, – попросила она. – Он талантливый и знаменитый. Я ему многим обязана.

– Я тоже, надо полагать, – прошипел он. – Например, тем, что у меня была девушка, а теперь ее нет.

Женя удивленно вытаращила глаза – что он несет? «Моя девушка» – как сентиментально это звучит! Женя предпочла бы нейтральное и хлесткое определение «любовница», тем более что их и правда не связывало ничего, кроме спонтанного секса, и то не каждый день, а так, время от времени, когда у Жени было соответствующее настроение.

В тот день Мамонтов разыграл оскорбленную гордость и даже не стал дожидаться окончания съемочного дня. Что не укрылось от зоркого ока Романа Степанова.

– Что, кавалер бросил? – с видом самым что ни на есть озабоченным поинтересовался режиссер.

– А если и так, то что? – Жене нравилось казаться равнодушной, хотя слова Мамонтова больно ее задели. Она уже не в первый раз подумала, что пора бы решительным разговором расставить все точки над «i». И его не мучить, и самой не стервозничать.

– Ревнивый он у тебя, – слабо улыбнулся Степанов, – надеюсь, никакой драмы нет?

– Не много ли ты на себя берешь? – разозлилась Женя.

– А при чем здесь я? Главное, чтобы это не отразилось на нашей общей работе.

– Не бойся, не отразится, – буркнула она, – мне вообще на него наплевать.

– А вот по этому поводу мне хотелось бы с тобой серьезно поговорить.

– Вот как? – кокетливо хмыкнула Женя. Роман Степанов совсем ей не нравился. Она искренне недоумевала: почему Дашка продолжает упорно по нему вздыхать? Что она в нем такого нашла? В нем же хитро переплетаются черты, которые она, Женя, терпеть не может, – самовлюбленность и женоподобность. Тем не менее внимание режиссера было ей приятно. Отчасти из-за того, что в кои-то веки ей удалось утереть нос Дашке, которая свято верит в то, что Земля крутится вокруг ее персоны. Есть в этом особенное садистское удовольствие – подорвать гранитное самомнение подруги.

– Может быть, совместный ужин? Помнится, ты мне в последний раз обещала, – настаивал Роман.

– Кому я только чего не обещала! – пробормотала Женя. – Ладно, договорились. Домой все равно не хочется, а снять стресс мне не помешает.

– Снимать стресс будем мороженым, а не текилой, – шутливо погрозил пальцем Степанов. – Тогда не уходи по-английски после того, как смоешь грим.

В первую очередь он, скромно потупив взгляд, признался в своем закоренелом и убежденном гомосексуализме. У Жени даже пропал аппетит от изумления – она-то думала, что он собирается припадать на одно колено и пылко вещать о ее красивых глазах, в общем, пустить в оборот весь ассортимент уловок неизобретательного соблазнителя.

Вместо этого в полуподвальной пиццерии над тарелкой сливочных спагетти Степанов нудно рассказывал о комплексах своего детства. О том, как он с первого класса смутно понимал, что с ним что-то не так. О том, как он влюбился в приятеля и как объект страсти, прознав об этом, сломал ему нос. О своем любовнике, сериальной звезде средней степени известности, которого Степанов прочит в большие звезды...

– Послушай, а зачем ты мне-то обо всем этом говоришь? – изумилась Женя.

Поискав взглядом официанта, она потребовала водки. Степанов был настолько взволнован и погружен в свои внутренние переживания, что даже не обратил на это внимания.

– Это из-за твоего дружка, – смутился Роман. – Кажется, он думает, что я к тебе неравнодушен.

– Во-первых, он мне не дружок, а так, никто. Во-вторых, вообще-то это я думала, что ты ко мне неравнодушен. И думала не без повода. – Не дождавшись инициативы от снулого официанта, Женя деловито разлила водку по стопочкам.

– Это все из-за меня... – вздохнул Степанов. – Но я же старался вести себя корректно.

– Ну да, и поэтому каждый день предлагал домой проводить и приглашал на вечерний бокал вина... Ладно уж, проехали. Выпить еще, что ли?

– Хватит тебе пить! – Роман опомнился и отодвинул от нее запотевший графин. – А приглашал потому, что ты мне интересна! Женя, я вообще считаю, что в «Паприке» ты себя загубишь.

– Вот спасибочки, ободрил.

– Я серьезно говорю. Ты просто растрачиваешь впустую свой талант.

– И куда мне, по-твоему, податься? В хор народной песни, что ли? – разозлилась Женя.

– Зачем же? Тебе просто нужно найти другого продюсера. Иртенев – мелкая сошка.

– А то я без тебя не знаю. Только вот кому я нужна? Думаешь, я не пыталась всучить свои записи продюсерам покруче? Я уверена, что их секретари выбрасывают диски, как только я выхожу за дверь!

– Мне кажется, тебе стоит попробовать позвонить Олегу Резникову. Хочешь, дам телефон? – Он с готовностью полез в карман за электронным органайзером, но Женя его решительно остановила.

Олегу Резникову, крупнейшему продюсеру, она звонила раз сто пятьдесят. И столько же раз отправляла ему демо-пакет с дисками и фотографиями.

– Это бесполезно. Неужели ты сам не понимаешь, что это просто мышиная возня?

– Но что-то ведь надо делать? – удивился он. – Иначе так всю жизнь на подпевках и проведешь.

Когда Артем Иртенев размашистым шагом вошел в кафе «Москва – Рим», где девчонки вяло завтракали ажурными блинами (кроме Инны, естественно, которая пила какой-то тошнотворно пахнущий травяной отвар), они все чуть со стульев не упали от удивления.

Артем выглядел как человек, которому только что сделали адреналиновый укол. Его глаза горели и казались черными из-за расширенных зрачков. Даже Инна, знавшая его лучше других, удивилась – никогда раньше она не видела своего супруга в таком возбужденном состоянии.

Инна подумала: а вдруг это все из-за нее, вдруг он все знает о Валерии?

Женя пробормотала: «Обкурился он, что ли?»

А у Даши тоскливо сжалось сердце, потому что под мышкой Иртенев держал свернутый в трубочку свежий номер журнала «Мачо». Тот самый, с разворота которого похотливо улыбалась читателям полуголая Даша. Неужели его нервозность связана именно с ее выходкой?!

– Доброе утро, девочки! – Артем так резко плюхнулся на единственный свободный стул, что тот обиженно скрипнул. – У меня есть для вас две новости. Хорошая, – он еле заметно улыбнулся Инне, – и плохая, – он красноречиво посмотрел на Дашу, которая, предпочтя позицию «а я здесь вообще ни при чем», принялась яростно перемешивать в кофейной чашечке тростниковый сахар.

Женя и Инна заговорили хором:

– Начни с хорошей, – предложила Инна.

– Начни с плохой, – посоветовала Женя.

– Как скажете, – щелкнул пальцами Иртенев.

Женя поморщилась: ее раздражало, когда кто-то начинал хрустеть пальцами в ее присутствии.

– Итак, плохая новость. – Он изо всех сил хлопнул по столу журналом. – Вот!

– Что это? – заинтересовалась Инна.

– А ты не у меня спроси, у Дашутки.

Даша вздохнула. Она знала, что рано или поздно этот момент наступит.

– Да ладно тебе... – примирительно улыбнулась она, придвигая журнал к себе. – Хорошая фотография, что ты...

– Я и не говорю, что плохая. У тебя красивая грудь. – Иртенев отобрал у нее журнал и с первой же попытки раскрыл его на нужной страничке. – Вот, полюбуйтесь, что учудила ваша коллега.

И несмотря ни на что, Даша не смогла сдержать самодовольную улыбку. На фотографии она была чудо как хороша. Накануне она купила у метро целую стопку таких журналов и расставила их по квартире – куда ни посмотришь, везде ее, Дашкин, загорелый торс и призывная улыбочка.

Вопреки Дашиным предположениям, ни Инна, ни Женя не выказали явных признаков черной зависти. Инна равнодушно пожала плечами и снисходительно улыбнулась, Женя приподняла в усмешке уголок губы и даже прошептала что-то вроде: «Поздравляю!»

– И что ты скажешь? – Артем смотрел на Дашу в упор, а она прятала глаза и отмалчивалась. – Разве в твоем контракте не оговорено, что ты не имеешь права общаться с прессой без других участниц группы? Что за самодеятельность?

– Но там же написано, что я из группы «Паприка», – заныла Даша, – название группы упоминается, разве не это самое главное?

– Ты должна была позвонить мне, как только тебе поступило такое предложение, – жестко сказал Иртенев, – а я бы уже решил, что для нас главное, а что нет.

– Но они не захотели других участниц. Я предлагала, – легко соврала она.

– Ну что ты в самом деле? – зевнула Инна, поворачивая фотографию к себе. – Кто бы нас туда всех вместе взял? Я бы просто не согласилась на обнаженную съемку, а у Женьки нет груди.

– Может быть, вы теперь все стратегические вопросы будете решать за меня? Может быть, я вам вообще больше не нужен?

Дружное напряженное молчание было ему ответом. Они знали, что, когда Артем злится, с ним лучше не вступать в горячую полемику. Себе дороже.

– Для тех, кто не понял, повторяю еще раз, – угрожающе тихо сказал он, – я могу простить опоздание на концерт, отпуск, сорванный голос. С трудом, но могу простить прогул. Единственное, от чего меня коробит, – это ваши попытки художественной самодеятельности. Меня удивляет, как вы, взрослые девахи, до сих пор не можете понять, что без меня вы и гроша ломаного не стоите. Тоже мне суперзвезды эстрады! И учтите, если мне вздумается разорвать с кем-нибудь из вас контракт, – он помолчал, сверля взглядом елозившую на стуле Дашу, – ни одна продюсерская компания никогда вами не займется. Это я могу гарантировать. Можешь считать вот это, – он брезгливо, двумя пальчиками приподнял журнал над столом, – последним предупреждением.

Даша крепилась из последних сил. Последней ее мыслью перед Ниагарским водопадом слез было: «Не плакать! Только не плакать, а то тушь потечет!» Сорвавшись с места, она устремилась в сторону туалета, едва не зацепившись при этом одним огромным каблуком за другой.

– Ну зачем ты так? – тихо спросила Инна. – Смотри, как девочка расстроилась.

– Да ей все хрен по деревне, – устало отмахнулся Иртенев, – иногда мне хочется ее убить. И я серьезно боюсь, что в ближайшее время нашей Дашеньке придется искать замену. Это не первый случай. Она все время лезет вперед.

Женя угнетенно молчала. Знал бы он, чем она занимается последние недели. Знал бы он, что вчера в кои-то веки она достала с антресолей запылившуюся гитару и полночи непослушными пальцами подбирала аккорды. Знал бы он, что ею уже написано шесть песен и останавливаться Женя не собирается. Потому что ей самой нравится результат этого спонтанного творчества.

«Наверное, я следующая в очереди, – тоскливо подумала она, – после Дашутки. Он прав, нас можно заменить кем угодно. Вот если бы мне удалось продвинуться с моими песнями... Тогда я была бы незаменимой!»

А Инна вдруг встрепенулась:

– Слушай, а ты еще чего-то о хорошей новости говорил.

– А, ну да, – без особенного энтузиазма сказал Артем, – надо было все-таки с нее начать. Сейчас у меня уже настроение не то... Ладно, идите на улицу.

– Что? – удивилась Женя. На ее тарелке еще оставались блинчики, и она вовсе не собиралась так резко срываться с места. И так ей редко удавалось выкроить время на степенный завтрак.

– На улицу, – устало повторил Артем. – Хорошая новость ждет вас там. Да потом доешь свои дурацкие блины. – Он отодвинул от разочарованной Жени тарелку. – Давайте быстрее!

Вместе они спустились по витой лестнице. Артем шел самым последним и зачем-то время от времени подталкивал Женю в спину, наверное, хотел, чтобы она ребра о ступеньки переломала, и тогда он бы смог выгнать ее из «Паприки» под вполне интеллигентным предлогом.

Оказавшись на улице, они сначала не заметили ничего особенного. Женя зябко ежилась – в отличие от Инны, на плечи которой была наброшена норковая шубка, она выскочила на улицу в джинсах и легкой рубашке свободного покроя.

– Что это значит? – начала было она, но потом вдруг увидела это.

Микроавтобус «Форд», выкрашенный в сдержанно-розовый цвет. На дверце нарисован задорный перчик и выведено слово «Паприка».

– Ничего себе, – выдохнула Женя, подходя ближе.

– Это наш гастрольный автобус! – воскликнула Инна. – Больше никаких поездов!

Иртенев довольно улыбался, на его щеках вновь появился возбужденный румянец.

Женя обошла автобус – на другой стороне тоже была надпись «Паприка», только помельче, а вместо перчика – их фотографии.

– Внутри есть три спальных места, мини-бар, аудиосистема, – хвастливо вещал Иртенев, – внизу огромное отделение для багажа. Наконец-то мы сами себе хозяева и больше не зависим от вокзальных расписаний.

– По этому поводу надо бы выпить шампанского, – предложила Инна.

При слове «шампанское» Женя вспомнила режиссера Романа Степанова и еле заметно улыбнулась.

– Что это?! – раздался за их спинами удивленный вопль. Они обернулись – Дашка со свежеумытым лицом и красным кончиком носа куталась в пальто. – Автобус! – весело воскликнула она. От ее обиды, казалось, и следа не осталось. – Девочки, автобус! Наш!

Последовав Жениному примеру, она обошла вокруг «Форда». Правда, ее реакция на оформление «личного транспорта» была небанальной. Хотя чего еще от Дашки ожидать?

– Ну вот, как всегда, – надув ненакрашенные губки, сказала она, – Инкина рожа крупнее всех. А мы на заднем плане.

Инна неловко потупилась, Женя презрительно хмыкнула (ее умиляло то, что долговязая бесталанная Дашка искренне считает себя непризнанным лидером группы), а Артем уничтожающе на нее взглянул.

– Да ладно. Я это так, к слову. – Даша предпочла быстро сменить тему. – Насчет шампанского – идея хорошая!

– Так что эти гастроли будут отличаться от всех предыдущих, – с гордостью заметил Иртенев, – больше никаких плацкартных вагонов и грязных вокзалов.

– Вот здорово! – Даша разве что в ладоши не хлопала.

Ее счастье казалось Жене необъяснимым. «Что хорошего-то? – недоуменно думала она, разглядывая автобус. – Меня будет укачивать и тошнить на каждой остановке, водитель врубит какое-нибудь радио «Шансон», а Иртенева придется уговаривать по сорок минут, чтобы остановиться и сходить в туалет... Да уж, гастроли обещают быть веселыми!»

Хронический недосып, красные прожилки в обезумевших от камнепада впечатлений глазах, изжога от постоянного употребления энергетических газированных напитков – вот что такое гастроли.

В городе А, первой чернильной точке их замысловатой гастрольной траектории, они весело пили шампанское – «За успех!» Два клубных концерта и одна частная вечеринка обернулись для Даши до невозможности эффектным пальто барсовой расцветки – черные пятнышки на белом фоне. Роскошная, но чудовищно непрактичная вещь. И все же Даше не жаль было спустить на нее весь гонорар без остатка. А чего жалеть, если впереди полтора месяца путешествий и в каждом городе ее ждет конверт с заработанными потом, потекшим гримом и ноющими мышцами деньгами.

В городе Б они также пили шампанское, но уже без пафосных тостов. Еще не накопившуюся усталость Женя по старой привычке снимала хмельными возлияниями в одном из местных баров. Презабавно: в Москве она недалеко ушла от статуса «никто» и почти всегда оставалась неузнанной, а здесь ее почитали за заезжую знаменитость. Главный плюс известности – все мечтают с тобою выпить. Наливают, соответственно, бесплатно.

В тот вечер сердобольные жители города Б, которым посчастливилось пьянствовать в Жениной компании, с рук на руки передали полуобморочную звезду Иртеневу. Утром был скандал. Женя так и не поняла из-за чего, поскольку, как водится, ничего не запомнила...

В городе Б Инна поссорилась с Иртеневым. Даша и Женя с ужасом смотрели на разворачивающуюся на их глазах сценку из латиноамериканского сериала: Артем громко матерился, а обычно бесстрастная Инна в какой-то момент не выдержала и накинулась на него с кулаками. Кажется, на людях они скандалили впервые. В тот вечер Даша и Женя уединились в мрачной кофейне и за переслащенным слабеньким чаем обсудили всю катастрофичность сложившейся ситуации.

– Если он ее бросит, мы пропали, – с ужасом твердила Даша. – «Паприку» закроют, и что мне тогда делать?!

– Замуж выйдешь, – посоветовала Женя. Хотя у нее самой настроение было не лучше.

Вообще, Женя с каждым днем становилась все мрачнее. Она выглядела как человек, страдающий хронической зубной болью.

Каждый вечер ей названивал Мишка Мамонтов. По нему часы проверять можно было. Первое время она даже радовалась отголоскам привычной Москвы, сквозь радиопомехи пробивающимся в телефонную трубку. Но надолго ее не хватило, потому что Мамонтов всегда твердил, как заезженная пластинка, одно и то же. Говорил, что влюблен. Говорил, что скучает. Говорил даже, что жениться хочет, – это Женю больше всего, пожалуй, забавляло. И вот в один прекрасный день, услышав в сумке предсказуемое пиликанье мобильного телефона, она решила: ну все, с меня хватит. И, решительно надавив большим пальцем на кнопку «Off», отправила телефон в ближайшую мусорную корзину. Поступок показался ей самой чрезвычайно эффектным. Безвременную кончину телефонного аппарата она отмечала в гордом одиночестве в ближайшем баре. А следующий Женин день, первый день в году, в котором не будет Мамонтова, начался с жуткой похмельной головной боли.

До конца гастролей оставалось больше двух недель, и все шло своим чередом.

Первое время они еще помнили каждый город. И каждый периферийный концерт был для них событием, и на каждой пропыленной сцене их сердца колотились, как у запыхавшихся марафонцев на долгожданной финишной прямой. Но постепенно мозаичная яркость прожитых дней уступала место обыденности. И вот им уже казалось, что сегодняшний вечер, как по кальке, срисован со вчерашнего. И не радовали больше аплодисменты (если таковые вообще сопутствовали их выступлению), и они больше не вглядывались с трепетом в зрительские лица, и даже адреналина больше не было, когда очередной накачавшийся джином с тоником конферансье нараспев произносил их имена. То был не пафос зажравшихся славой мегазвезд, то была обыкновенная усталость, от которой в гастрольном туре, да еще и черт знает как организованном, никуда не деться.

Иртенев же вовсе не старался облегчить им жизнь. Он считал так: раз их концертный график довольно плотный, раз в провинциальных, не избалованных зрелищами городишках их принимают на ура, то они должны быть ему по гроб жизни благодарны. И неважно, что в автобусе нет кондиционера, что в дешевеньких гостиничных номерах иногда отсутствует душ, а на продавленной пружинной кровати невозможно уснуть. Он полагал, что молодость певиц простит эти крошечные продюсерские погрешности.

За полтора месяца они дали почти восемьдесят концертов в тридцати двух городах. К концу турне у всех троих конкретно сдали нервы. Хуже всех было Жене – от привычного алкогольного расслабляющего дурмана пришлось отказаться, Иртенев строго следил, чтобы на постконцертных вечеринках в ее руки не попало ни одного бокала, даже с безобидным шампанским. Знал, к чему это может привести.

Две недели – и природные яркие краски были безжалостно стерты с их усталых лиц. Теперь они напоминали не поп-трио, а узниц концентрационного лагеря, которых по какой-то непонятной иронии нарядили в яркие шмотки и вытолкнули на сцену. Приходилось компенсировать недосып обильным гримом, от которого шелушилась и портилась кожа.

К концу месяца Женя не выдержала.

Дело было в слякотном, непромытом городке N. Они уже дали два концерта – один в центральном ДК и еще один – на дне рождения главы местной администрации. И вот в кои-то веки Иртенев позволил им расслабиться и устроил для «Паприки» выходной – единственный за целый месяц.

Они вовсе не собирались проводить драгоценный свободный вечер вместе. Даша, естественно, не изменила самой себе и отправилась на свидание с местным ресторатором, молчаливым дядькой кавказского типа, самой выдающейся чертой которого был пиджак от «Этро» (откуда он узнал о провокационной дизайнерской марке, оставалось только гадать). Инна и Женя тоже были верны себе: одна записалась в салон красоты на расслабляющий массаж, а другая бодро соврала всем, что отправляется на телеграф звонить родителям, а на самом деле удалилась на поиски подходящего бара.

Естественно, Жене нужно было окраинное питейное заведение – в меру приличное, но такое, в котором встретиться случайно с Иртеневым не было никаких шансов. Даже Москва – город относительно тесный, куда ни плюнь, увидишь знакомую физиономию. Что уж говорить о провинциальном городишке с населением в несколько сот тысяч человек.

Итак, выбор ее пал на крошечный подвальный ресторанчик с завлекательным названием «Шашлычная». Из приоткрытой двери душераздирающе пахло прогорклым маслом, а изобилующая грубыми орфографическими ошибками вывеска сулила «лучшие щащлыки» и «свежую выпечьку». Женя здраво рассудила, что где шашлык, там и коньячок, на худой конец водочка, и смело потянула на себя хлипкую дверь.

В душном, но прохладном зале было так много народу, что никто не обратил на Женю внимания. Интуитивно она выбрала идеальное местечко для того, чтобы слиться с толпой и как следует надраться в гордом одиночестве. Женя заказала порцию пельменей со сметаной, хачапури и пол-литра коньяку и приготовилась было с головой уйти в примитивный, но такой сладкий кайф, как вдруг почти над ее ухом прозвучал знакомый голос:

– Валерочка? Да, мы опять переехали... Я тоже очень соскучилась! Надеюсь, ты выздоровел?

Женя в недоумении повертела головой – она могла дать руку на отсечение, что приглушенный мелодичный голос принадлежит Инне!

Так оно и оказалось. Правда, она не сразу узнала солистку «Паприки», потому что на той были безразмерные джинсы и дешевый свитер из ангоры. Светлые волосы Инна спрятала под замызганную бейсболку с надписью «СССР».

– Попробую, – озабоченно хмурилась Инна, не подозревающая о том, что ее рассекретили, – но не уверена, что у меня будет время сходить на телеграф... Валерочка, а ты уверен, что в долг взять не у кого? Я бы приехала и отдала...

С видом самым отсутствующим Женя прислушивалась, как безупречная Инна сердобольно ворковала с неким Валерочкой. Вот это номер! Неужели тихоня солистка всех их перещеголяла и за мужниной спиной завела себе любимого?! Да нет, быть того не может, скорее всего речь идет всего лишь о каком-нибудь родственнике. Кажется, Инна когда-то говорила, что у нее есть брат.

Странно, но зачем тогда нужен весь этот идиотский камуфляж? Зачем надо было наряжаться в свитер рыночного формата и прятаться в дешевой забегаловке? Почему нельзя было поговорить с родственником-попрошайкой при Иртеневе?!

– Я тоже тебя люблю... Так тебя не хватает... И ночью особенно, – интимно приглушив голос, застенчиво сказала Инна, развеяв все Женины сомнения по поводу родственных связей солистки с невидимым телефонным абонентом. Нет, судя по всему, здесь шла речь о связях совершенно иного рода...

Инна отсоединилась и воровато огляделась по сторонам. Женя еле успела уткнуться в свою тарелку. Но эти меры предосторожности были лишними – солистка вряд ли заметила бы ее, даже если бы уставилась на Женю в упор. Взгляд ее был рассеянным и каким-то стеклянным.

В конце концов Женя осмелела и принялась рассматривать Инну в открытую. Она не сразу поняла, что же вызывает в ней наибольшее изумление, разумеется, помимо компрометирующей телефонной беседы. И только потом догадалась: перед фанатично следившей за своим весом Инной на засаленной тарелке с отбитыми краешками лежали два аппетитно пахнущих беляша.

Инна хорошо помнила, когда это случилось впервые...

Она обедала в суши-баре со своим личным стилистом Русланом, ярко мелированным юношей-переростком в мешковатых джинсах. Обсуждался наиважнейший вопрос: а не нарастить ли ей для съемок нового клипа волосы? Русик был уверен, что золотистая грива до попы придаст ей дополнительного «изюма», Инна же боялась, что в конечном счете она рискует и вовсе стать похожей на щетку для мытья стаканов, ведь всем известно: от наращивания волосы портятся. Сошлись на том, что ей попробуют подобрать или даже специально изготовить парик.

Доев урезанную по диетическим соображением порцию каких-то там немыслимых рыбных роллов, Инна расцеловала Русика в обе гладко выбритые щеки и покинула ресторан с благородной целью не опоздать на сеанс вакуумного массажа. От двери в ресторан до ее машины было каких-то метров двадцать, не больше. И вот угораздило же кондитерскому ларьку попасться на ее пути именно в тот день. Обычно она обходила подобные искушения стороной: пирожные, торты и свежие булочки являли собой досадное зрелище для девушки, которая питается исключительно салатиками и с ужасом смотрит даже на безобидные сухофрукты.

Но в этот раз она его заметила – кондитерский ларек, в витрине которого были выставлены шоколадные шарики пирожных «Картошка», покрытые белой глазурью эклерчики и воздушные корзиночки с шоколадом и фруктами. Инна замерла перед этим великолепием, не в силах отвести глаз, словно диво дивное увидела.

– Пирожные свежие! – поймав Иннин вожделенный взгляд, направленный на сладости, сказала продавщица. – Очень рекомендую эклеры. Они с заварным кремом.

Инна нервно сглотнула. В иной ситуации она убежала бы прочь от опасности, поплевав три раза через плечо. Но тогда... То ли настроение было шальное, то ли она не наелась в суши-баре... В общем, она вынула из сумочки кошелек и решительно скомандовала продавщице:

– Мне два эклера... И одну корзиночку!

Получив желанные сладости, она в три прыжка оказалась возле своего автомобиля. Там, скрытая от посторонних глаз толщей тонированного стекла, она чувствовала себя в относительной безопасности и могла делать все, что ей вздумается. Смешно, но она даже телефон мобильный отключила.

Эклеры были уничтожены в мгновение ока, вслед за ними отправилась и корзиночка. Под веселые напевы «Европы-плюс» Инна быстро домчала до салона красоты, настроение ее было приподнятым. Странно, но впервые за много лет она вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. Заварной крем, тающий на языке, нежный, тягучий, пьянил ее, как наркотик.

Косметолог, которая работала с Инной не первый месяц, удивилась даже, увидев вдохновенную улыбку на ее обычно апатичном лице.

– Вы выглядите как влюбленная, – сказала она, – глаза-то как блестят!

Инна ничего не ответила. Она не собиралась делиться с профессиональным борцом против целлюлита своим сокровенным секретом. Она молча разделась и улеглась на кушетку, предоставив свои худые бедра сильным пальцам массажистки.

Так, совершенно случайно, ей удалось обзавестись действенным рецептом против дурного настроения.

Нельзя сказать, чтобы Инна пользовалась им часто. Артем Иртенев, помешанный на сохранности ее подростковой фигурки, конечно, сразу понял бы, что она злоупотребляет сладким. Но иногда, может быть, пару раз в неделю, она забегала в кондитерские и кофейни, дабы с головой окунуться в ни с чем не сравнимое наслаждение.