Девяностые (июль 2008)

II.

В райцентре Саргатское идиллически тихо; под окном гостиницы - лежачий полицейский, лиственницы и деревянная новодельная часовенка с большим замком; библиотекарши возятся в палисаднике, пляжные девушки; ночью случился небольшой пожар - тихо приехали, без воплей погасили. Неожиданный привкус какой-то даже европейскости низкорослому, рыхлому поселку придают велосипеды с белыми корзинами - все на велосипедах, почтенные матроны так ездят на рынок, крутят педали каблуками. Долго мучилась, гадая, что же такое «рак РОДИНА» - большие буквы на панельном кубе, и только подойдя совсем близко, увидела, что «а» в «раке» на самом деле «д» - районный дом культуры. В гостиничном сортире («удобства на этаже», унисекс) вместо туалетной бумаги лежит разодранная книжка - Николай Полевой, «Блаженство безумия», и, судя по полной корзине, молодые МЧС-вцы незадумчиво подтираются Полевым. Они несут казан и мангалы, их ждет микроавтобус, костры и рыбалка на Иртыше, брутальные радости open air; погоды стоят отличные, и юноши, почесывая торсы, добродушно матерятся в небо - просто так, от молодости и полноты жизни.

Помощнику районного прокурора Андрею Светличному, тонкому интеллигентному юноше, в Саргатском тоже нравится: здесь спокойно, не очень далеко от города (так называют Омск), и, что важно, здесь сухие песчаные почвы, а в соседних районах - болота и слякоть, по весне вообще кошмар. Он рассказывает, что в прошлом году было всего одно убийство. В этом же году растет женская преступность. Например, одна женщина побила соседку за то, что та делала ей замечания, а на суде возьми да скажи, что она была в это время в Омске, предавалась культурному досугу в развлекательном центре, и сразу трое человек, омичей, подтвердили ее алиби; теперь лжесвидетели отбывают наказание в виде обязательных работ, подметают улицы; хорошо. А другая женщина отрезала ухо инвалиду-собутыльнику - у него и так нет ноги и пальцев на руке («утонул в сугробе, отморозив руку»), теперь вот не будет уха.

Как ни странно, дело Марии Ш. не взбудоражило поселок, никого особенно не потрясло - в Саргатском, как и по всей России, большинство бытовых преступлений совершаются на почве «этого дела», а что летальный исход - ну так что ж, бывает. Об убиенном плачут его родители и сама Мария - ему бы жить и жить, говорит она, совсем молодой. Она изо всех сил пытается сказать о нем что-то хорошее - «тихий, вежливый», - но выходит плохо, вымученно, и, почувствовав это, она переходит к рассказу о собственном детстве, о том, как ее отец до последнего дня лютым боем бил мать, унижал, глумился, гонял по морозу - и как плакал, когда она умерла, как горько плакал, стыдился и каялся.