Девять сборников рассказов

-- Вон там, неподалеку, в бухте Колк. Она выколачивала коврик на задней веранде. Не успел Прич приготовить орудия к бою, а она уже сбегала в дом и перебросила бутылочку через ограду.

Пайкрофт хлопнул ладонью по теплой бутылке.

-- Обозналась, вот и все, -- сказал Причард. -- Я не удивлюсь, ежели она приняла меня за Маклина. Мы с ним почти одного роста.

Мне уже приходилось слышать от домохозяев в Мейсенберге, СентДжеймсе и Колке жалобы на то, как трудно, живя близ берега, иметь запас пива или хорошую служанку, и теперь я начал понимать, в чем тут дело. А все же пиво было превосходное, и я выпил вместе со всеми за здоровье своевольной девушки.

-- Форма им уж больно нравится, ради этакой формы они рады стараться, -- сказал Пайкрофт. -- Моя простая флотская одежда имеет приличный вид, но в восторг никого не приводит. А вот Прич, когда он при всем параде, всякий раз обольщает "бедняжку Мэри на веранде" -- ex officio*, как говорится.

* По службе (лат )

-- Сказано тебе, она приняла меня за Маклина, -- упрямо повторил Причард -- Ей-ей... послушать его, так и не подумаешь, что только вчера...

-- Прич, -- сказал Пайкрофт, -- предупреждаю тебя заранее. Ежели мы начнем рассказывать все, что знаем друг про дружку, нас живо вышибут из этого заведения. Ведь кроме случаев злостного дезертирства. .

-- Это были всего-навсего отлучки без увольнительной -- попробуй-ка доказать обратное, -- запальчиво возразил сержант. -- И уж ежели на то пошло, не вспомнить ли Ванкувер в восемьдесят седьмом году, как ты считаешь?

-- Как я считаю? А кто был загребным в гичке, когда съезжали на берег? Кто сказал Юнге Найвену...

-- Вас, конечно, отдали за это под трибунал? -- спросил я.

История о том, как Юнга Наивен заманил семерых или восьмерых матросов и морских пехотинцев в леса Британской Колумбии, давно стала легендарной на флоте.

-- Да, отдали, как положено, -- сказал Причард, -- но нас судили бы за убийство, не будь Юнга Наивен на редкость хитер. Он наплел, будто у него есть дядюшка, который даст нам земли под ферму. Сказал, что родился близ острова Ванкувер, и все время этот плут прикидывался невинным ягненком!

-- Но мы ему поверили, -- сказал Пайкрофт -- Я поверил, и ты, и Пэтерсон, и тот морской пехотинец, как бишь его -- ну, который потом женился на торговке кокосовыми орехами,-- губастый такой?

-- А, это Джонс, Слюнтяй Джонс. Я про него давно и думать забыл, -сказал Причард -- Да, Слюнтяй поверил, и Джордж Энсти тоже, и Мун. Мы были так молоды и так любопытны.

-- Но очень даже милы и доверчивы, -- заметил Пайкрофт

-- Помнишь, как он велел нам идти гуськом и остерегаться медведей"? Помнишь, Пай, как он прыгал там по болоту среди густых папоротников, принюхивался и уверял, что чует запах дыма с дядюшкиной фермы? И все время мы бродили по паршивому, глухому, необитаемому островку. Обошли его за день и вернулись к своей лодке, которую оставили на берегу. Целый день Юнга Наивен водил нас кругами, будто искал эту самую ферму! Он сказал, что по местным законам дядюшка обязан дать нам землю!

-- Не горячись, Прич. Мы же ему поверили, -- сказал Пайкрофт.

-- Он книжек начитался. И подстроил все это, только чтоб улизнуть на берег да заставить говорить о себе. Целый день и целую ночь мы -- восемь человек -- ходили за Юнгой Найвеном по необитаемому островку около Ванкувера! А потом за нами выслали патруль, и красиво же мы выглядели, сборище идиотов!

-- Здорово вам досталось? -- спросил Хупер.

-- Два часа кряду на нас обрушивались громы и молнии. Затем снежные бури, штормящее море и лютая стужа до конца плаванья, -- сказал Пайкрофт. -Ничего другого мы и не ждали, но как было тяжко -- верьте слову, мистер Хупер, и у матроса сердце не каменное, -- когда нас попрекнули, что мы, военные моряки и способные пехотинцы, сбили с пути Юнгу Найвена. Да, оказывается, это мы, жалкие людишки, которые хотели снова обрабатывать землю, сбили его с пути! Само собой, он нас оговорил и легко отделался.

-- Правда, мы задали ему трепку, когда он вышел из-под ареста. Слышал ты о нем что-нибудь за последнее время, Пай?

-- По-моему, он стал боцманом на связном судне, по Ла-Маншу плавает, мистер Л.--Л. Найвен, так он теперь зовется.

-- А Энсти умер от лихорадки в Бенине, -- задумчиво произнес Причард. -- Что сталось с Муном? Про Джонса мы знаем.

-- Мун... Мун! Где же я в последний раз об нем слышал? Ну да, в то время я служил на "Палладиуме". Я повстречал Квигли на базе в Банкране. Он сказал, что Мун сбежал три года назад, когда шлюп "Астрильд" крейсировал по южным морям. Этот малый всюду норовил к бабе пристроиться. Да, он улизнул тихонько, и недостало бы времени разыскивать его там, на островах, ежели б даже штурман чего-нибудь смыслил в своем деле.

-- А разве он не смыслил? -- спросил Хупер.

-- Как бы не так. Квигли рассказывал, что половину времени "Астрильд" блуждал у берега со скоростью черепахи, а другую половину высиживал черепашьи яйца на разных рифах. Когда он добрался до Сиднея и его поставили в док, обшивка висела клочьями, как драное белье на веревке, а шпангоуты треснули. Капитан клялся, что это сделали уже в доке, когда подымали несчастную посудину на стапеля. В море и впрямь бывают удивительные случаи, мистер Хупер.

-- Э! Расскажите про них налогоплательщикам, -- отмахнулся Хупер и откупорил еще бутылку.

Сержант, видимо, был из тех разговорчивых людей, которым трудно остановиться.

-- Как странно все это вспоминать, правда? -- сказал он -- Ведь Мун прослужил шестнадцать лет, а потом сбежал.

-- Такое бывает во всяком возрасте. Вот и этот ну, сам знаешь, -сказал Пайкрофт.

-- Кто такой? -- спросил я.

-- Старый служака, которому оставалось всего полтора года до пенсии, ты ведь на него намекаешь, -- сказал Причард. -- Фамилия его начинается на "В", правильно?

-- Но ежели разобраться, нельзя сказать, что он по-настоящему дезертировал, -- заметил Пайкрофт.

-- Нет, конечно, -- отозвался Причард.--Это попросту постоянная отлучка без увольнительной в глубине страны. Только и всего.

-- В глубине страны? -- сказал Хупер -- А приметы его опубликованы?

-- Это еще зачем? -- спросил Причард грубо.

-- Да ведь дезертиры передвигаются, как походные колонны во время войны. Понимаете ли, они всегда следуют определенным маршрутом. Я знаю, что одного такого молодчика поймали в Солсбери, откуда он хотел добраться до Ньясы. Говорят, хоть сам я за это не поручусь, будто на Ньясе, в озерной флотилии, не принято задавать вопросы. Я слышал, что там один интендант с Пиренейско-Восточной линии командует боевым катером.

-- Думаешь, Хруп подался в те края? -- спросил Причард.

-- Почем знать. Его послали в Блумфонтейн забрать из форта боеприпасы, которые там остались. Известно, что он все получил и велел погрузить на товарные платформы. С тех пор Хрупа не видели -- ни тогда, ни после. Случилось это четыре месяца назад, а casus belli* так и остался.

* Повод к войне ( лат. )

-- Какие же у него приметы? -- снова спросил Хупер.

-- А что, железная дорога получает вознаграждение за поимку дезертиров? -- сказал Причард.

-- Неужто вы думаете, что я стал бы тогда затевать этот разговор? -сердито возразил Хупер.

-- Больно уж вы любопытны, -- сказал Причард не менее резко.

-- А почему его прозвали "Хруп"? -- спросил я, стараясь загладить досадную неловкость, которая возникла между ними.

Они разглядывали друг друга в упор.

-- Потому что лебедку сорвало с места, -- ответил Пайкрофт. -- А заодно ему четыре зуба вышибло -- нижние, слева по борту, верно я говорю, Прич? И хоть он раскошелился на вставные зубы, крепеж ему сделали, видать, со слабиной. Когда он разговаривал быстро, они малость качались да похрупывали. Отсюда и "Хруп". Его считали особенным человеком, так мы, на нижней палубе, полагали, хоть он и был просто долговязый, черноволосый, полукровка, только в разговоре обходительный.

-- Четыре вставных зуба слева, в нижней челюсти, -- сказал Хупер, сунув руку в жилетный карман. -- А татуировка какая?

-- Послушайте, -- начал Причард и привстал, -- мы, конечное дело, премною благодарны вам за гостеприимство, потому как вы нас уважили, но сдается мне, мы ошиблись...

Я взглянул на Пайкрофта, ожидая помощи. Хупер мгновенно побагровел.

-- Ежели толстый сержант на полубаке соблаговолит снова бросить якорь и сохранить свой статус-кво, мы сможем потолковать как благородные люди -- и, само собой, как друзья, -- сказал Пайкрофт -- Мистер Хупер, он принимает вас за представителя закона.

-- Я желаю только указать, что когда человек проявляет такое сильное или, верней будет сказать, назойливое любопытство к чьим-то особым приметам, как вот наш друг...

-- Мистер Причард, -- вмешался я, -- право, я могу поручиться за мистера Хупера.

-- А ты изволь попросить прощенья, -- сказал Пайкрофт. -- Ты просто презренный грубиян, Прич.

-- Ну как же мне было... -- начал он в нерешимости.

-- Не знаю и знать не хочу. Проси прощенья!

Гигант огляделся растерянно и по очереди протянул нам свою огромную руку, в которой утонули наши ладони.

-- Я был не прав, -- сказал он кротко, как ягненок. -- У меня нет причины вас подозревать. Мистер Хупер, я прошу прощенья.

-- Вам не в чем себя упрекнуть, вы лишь соблюдали разумную осторожность, -- сказал Хупер. -- С незнакомым человеком я сам держался бы точно так же, понимаете ли. Если позволите, я хотел бы узнать подробней об этом мистере Викери. Понимаете ли, на меня можно положиться.

-- Почему Викери сбежал? -- начал я, но улыбка Пайкрофта побудила меня поставить вопрос по-другому: -- Кто же она такая?

-- Хозяйка небольшой гостиницы в Хаураки, близ Окленда, -- сказал Пайкрофт.

-- Черт побери! -- взревел Причард, хлопнув себя по колену -- Неужто это миссис Батерст!

Пайкрофт тихонько кивнул, и сержант излил свое изумление, призывая в свидетели все адские силы.

-- Насколько я понял, миссис Б. и была всему причиной.

-- Но ведь Хруп был женат! -- воскликнул Причард.

-- И к тому же у него пятнадцатилетняя дочка. Он показывал мне фотографию. Это, так сказать, статья особая, а вообще, видал ты когданибудь, чтоб на такие пустяки обращали внимание? Я вот не видал.

-- Боже правый и вездесущий!... Миссис Батерст...-- И он взревел снова. -- Что хочешь говори, Пай, все одно я не поверю, будто она виновата! Она не такая!

-- Ежели я стану говорить, что хочу, то перво-наперво, скажу я тебе, ты глуп, как осел, и кипятишься безо всякой надобности. Я просто объясняю, чем дело кончилось. Мало того, в кои-то веки ты оказался прав. Она не виновата.

-- Все одно я не поверил бы тебе, ежели б ты ее и виноватил, -услышали мы в ответ.

Такая преданность со стороны сержанта морской пехоты меня поразила.

-- Оставим это! -- воскликнул я. -- Расскажите, что она за женщина.

-- Она вдова, -- сказал Пайкрофт. -- Осталась без мужа совсем молоденькой и уже не искала новой пристани. Близ Окленда у нее была маленькая гостиница для младшего командного состава, она всегда носила черное шелковое платье, а шея у нее...

-- Вот вы спрашиваете, что она за женщина, -- перебил его Причард. -Позвольте, я вам расскажу один случай. В первый раз я попал в Окленд, когда "Марокканец" вернулся из плаванья в девяносто седьмом году, я как раз получил повышение и пошел вместе с другими. Она завсегда нам всем услужить старалась и в убытке не бывала ни разу -- получала сполна, до последнего пенни! "Можете уплатить сейчас, -- говорила она, -- а можете и после рассчитаться. Я знаю, вы меня не обидите. Если что, пришлете деньги из дому". Ей-ей, братцы мои, я своими глазами видел, как эта женщина сняла с шеи золотые часики на цепочке и отдала одному боцману, который съехал на берег без своих часов и мог опоздать на последний катер. "Я не знаю вашего имени,-- говорит она,-- но когда они вам будут не нужны больше, справьтесь в порту, меня-то там знают многие. Попросите кого-нибудь передать". И будто стоили они не тридцать фунтов, а каких-нибудь полкроны. Маленькие золотые часики. Пай, с синей монограммой на крышке. Но я вот чего хотел сказать, в те времена было у нее пиво, которое пришлось мне по вкусу, -- забористое такое. Я на него налегал при всякой возможности, немала бутылок раздавил, когда мы стояли в той бухте, -- чуть не каждый вечер на берег съезжал. Как-то были мы с ней вдвоем, перебрасывались шуточками через стойку, ну я и говорю: "Миссис Б., когда я еще вернусь сюда, вы уж не позабудьте, что это пиво мне особенно полюбилось -- как и вы сами. (Вот она какие дозволяла вольности!) Как и вы сами",-- говорю "Ах, сержант Причард, спасибо вам",-говорит она и поправляет завиток возле уха. Помнишь этот завиток, Пай?

-- Известное дело,-- сказал моряк.

-- Да, стало быть, она говорит: "Спасибо вам, сержант Причард. Я это хотя бы замечу для памяти, на случай, если вы не передумаете. У моряков это пиво большим спросом не пользуется, говорит, но для верности я поставлю его поглубже на полку". Она отхватила кусок от ленты, которой у нее волосы были стянуты, ведь на стойке всегда лежал ножичек, чтоб сигары обрезать,-помнишь, Пай?-- и повязала бантиками все бутылки, какие оставались, -четыре штуки. Было это в девяносто седьмом или нет, даже в девяносто шестом году. В девяносто восьмом я ушел на "Стремительном" с китайской базы в дальнее плаванье. И только в девятьсот первом, заметьте, уже на "Картузианце", снова попал в Оклендскую гавань. Само собой, я вместе со всеми поехал к миссис Б. поглядеть как и что. Там все было по-прежнему. (Помнишь, Пай, большое дерево на тротуаре возле входа?) Я слова еще не вымолвил (больно уж многие с ней норовили поговорить), но она меня сразу углядела.

-- Разве это так трудно? -- решился ввернуть я.

-- Да погодите же. Иду я к стойке и вдруг слышу. "Ада, -- говорит она своей племяннице, -- подай сюда пиво, которое полюбилось мистеру Причарду" И, братцы мои, не успел я пожать руку хозяйке, а уж мои четыре бутылки с бантиками тут как тут, она откупоривает одну, поглядывает на меня исподлобья с этаким близоруким прищуром и говорит. "Надеюсь, сержант Причард, вы не передумали и верны всему, что вам полюбилось". Вот какая она была женщина -ведь целых пять лет прошло!

-- А все-таки я не могу представить ее себе, -- сказал Хупер, теперь уж благожелательно.

-- Она... она в жизни своей не задумалась, ежели надобно было накормить неудачника или изничтожить злодея, -- добавил Причард с пылкостью.

-- Это мне тоже ничего не говорит. У меня самого мать была такая.

Гигант выпятил грудь под кителем и поднял глаза к потолку вагона А Пайкрофт вдруг сказал:

-- Скольких женщин по всему свету ты знавал близко, Прич?

Причард густо покраснел до корней коротких волос на шее, которая была толщиной в добрых семнадцать дюймов.

-- Сотни, -- сказал Пайкрофт. -- Вот и я тоже. А про скольких ты сохранил память в сердце, если не считать первую, и, допустим, последнюю, -и еще одну?

-- Таких мало, на удивление мало, самому совестно, -- сказал сержант Причард с облегчением.

-- А сколько раз ты был в Окленде?

-- Один... два. . -- начал он.-- Ей-ей, больше трех раз за десять лет не наберется. Но всякий раз, когда я видел миссис Б., мне памятен.

-- И мне -- а я был в Окленде только два раза -- запомнилось, где она стояла, и что говорила, и как выглядела. Вот в чем секрет. Не красота, так сказать, важна, и красивые слова говорить не обязательно. Главное -- Это Самое. Бывает, женщина только пройдет по улице, и мужчине ее уж не забыть, но чаще всего проживешь с которой-нибудь целый месяц, а уйдешь в море, и уже, что называется, запамятовал даже, разговаривает она во сне или же нет.

-- Ага! -- сказал Хупер -- Кажется, я начинаю понимать. Я знал двух таких редкостных женщин.

-- Но они же не виноваты? -- спросил Причард

-- Ничуть. Уж это я знаю!

-- А ежели кто влюбится в такую женщину, мистер Хупер? -- продолжал Причард.

-- Он сойдет с ума -- или, наоборот, спасется, -- последовал неторопливый ответ.

-- Ваша правда, -- сказал сержант -- Вы кой-чего испытали на своем веку, мистер Хупер. Мне это ясно.

Он поставил бутылку.

-- А Викери часто ее видел? -- спросил я.

-- Это тайна, покрытая мраком, -- отвечал Пайкрофт. -- Я познакомился с ним недавно, когда начал плавать на "Иерофанте", да и там никто его не знал толком. Понимаете ли, он был, как говорят, человек особенный. В море он изредка заговаривал со мной про Окленд и про миссис Б. Потом я это припомнил. И думается мне, между ними много чего было. Но учтите, я только излагаю свое резюме, потому что все узнал с чужих слов или, верней сказать, даже и не со слов.

-- Как так? -- спросил Хупер настойчиво.-- Вы сами должны были коечто видеть или слышать.

-- Да-а,-- сказал Пайкрофт -- Раньше и я думал, что надо самому видеть и слышать, только тогда можно доложить обстановку по всей форме, но с годами мы делаемся менее требовательны. Наверно, цилиндры изнашиваются. Вы были в Кейптауне в прошлом декабре, когда приезжал цирк Филлиса?

-- Нет, я отлучался по делам, -- сказал Хупер, слегка раздосадованный тем, что разговор принял другое направление.

-- Я потому спрашиваю, что они привозили научное достижение, новую программу, которая называлась "Родина и друзья за три пенса".

-- А, это вы про кинематограф -- когда показывают знаменитых боксеров и пароходы. Я видел такое во время поездки.

-- Живая фотография, или кинематография, об этом я и толкую. Лондонский мост с омнибусами, транспортное судно увозит солдат на войну, парад морской пехоты в Портсмуте, экспресс из Плимута прибывает в Паддингтон.

-- Все это я видел. Все видел, -- сказал Хупер с нетерпением.

-- Мы на "Иерофанте" пришли в сочельник, и было нетрудно получить увольнительную.

-- Мое такое мнение, нигде так быстро не соскучишься, как в Кейптауне. Даже Дурбан и то привольней. Мы туда заходили на рождество, -- вставил Причард.

-- Я не посвящен в тайны индийских пери, как говорил наш доктор интенданту, и судить не берусь. Но после учебных стрельб в Мозамбикском проливе программа Филлиса была совсем недурна. В первые два или три вечера я не мог освободиться, потому что вышла, так сказать, оказия с нашим командиром минной части: какой-то умник родом с Запада испортил гироскоп; но, помнится, Викери съехал на берег с корабельным плотником Ригдоном -- мы его называли старина Крокус. Вообще-то Крокус оставался на борту всегда и всюду, его надо было чуть ли не лебедкой стаскивать, но уж если он отлучался, то потом его клонило книзу, как лилию под тяжестью росы. Мы его тогда сволокли в кубрик, но прежде чем утихомирили, он изрядно наболтал про Викери, который оказался достойным собутыльником при таком водоизмещении и мичманском чине, причем выражался он, я бы сказал, крепко.

--Я плавал с Крокусом на "Громобое", -- сказал Причард. -- Норовистый малый, второго такого не сыщешь.

-- На другой вечер я поехал в Кейптаун с Доусоном и Прэттом, но у самых дверей цирка мне подвернулся Викери. "А! -- говорит он. -- Тебято я и ищу. Давай сядем рядом. Пойдем вон туда, где билет шиллинг стоит!". Я стал отказываться, хотел пристроиться на корме, меня трехпенсовое место больше устраивало, по состоянию моих финансов, так сказать. "Да идем же, -- говорит Викери. -- Платить буду я". Само собой, я покинул Прэтта и Доусона в надежде, что он не только билеты купит, но поставит и выпивку. "Нет, -сказал он, когда я намекнул ему на это. -- Не сейчас. Только не сейчас. Потом пей сколько влезет, а покамест мне надо, чтоб ты был трезвый". Тут я увидел его лицо при свете фонаря и сразу думать забыл о выпивке. Поймите правильно. Я не испугался его вида. Но я встревожился. Не берусь вам это лицо описать, но так уж оно на меня подействовало. Ежели хотите знать, оно мне напомнило тех тварей в колбах, каких видишь у торговцев всякими диковинами в Плимуте -- их в спирте хранят. Белые и морщинистые -- еще не родившиеся, так сказать.

-- У тебя низменные понятия. Пай, -- заметил сержант, раскуривая погасшую трубку.

-- Может быть. Так вот, мы сели в первом ряду, и вскорости началась картина "Родина и друзья". Когда появилось название, Викери тронул меня за колено. "Ежели увидишь что-нибудь неожиданное, -- говорит, -- шепни мне словечко",-- и чего-то там еще хрупает. Мы увидали Лондонский мост и еще много всякого, и это было замечательно интересно. Сроду такого не видал. Что-то там такое жужжало, будто маленькая динамо-машина, но изображения были настоящие -- они оживали и двигались

-- Я это смотрел, -- сказал Хупер. -- Ясное дело, ведь снимают то, что происходит на самом деле,-- вы же понимаете.

-- А потом на здоровенном экране стали показывать, как в Паддингтон прибывает почтовый поезд с Запада. Сперва мы увидали пустую платформу и носильщиков, которые стояли наготове. Вот показался паровоз, подошел к платформе, и женщины в первом ряду повскакивали с мест: он шел прямо на нас. Вот открылись дверцы вагонов, стали выходить пассажиры, носильщики потащили багаж -- совсем как в жизни. Только... только когда кто-нибудь выступал слишком далеко вперед, к нам, эти люди, так сказать, будто сходили с экрана. Уверяю вас, мне было очень интересно. И всем остальным тоже. Я глядел, как один старик с пледом уронил книжку и нагнулся подобрать, но тут, следом за двумя носильщиками, неспешно выходит она -- держит в руке сумочку и оглядывается по сторонам, -- сама миссис Батерст. Походка у нее такая, что не спутаешь и среди сотни тысяч. Она прошла вперед -- прямо вперед, -посмотрела на нас в упор с тем самым близоруким прищуром, про который Прич поминал. Она подходила все ближе, ближе, а потом исчезла, как... ну, как мелькает тень при свечке, и тут я услыхал, что Доусон в заднем ряду вскрикнул: "Черт подери! Да это же миссис Б.!"

Хупер проглотил слюну и подался вперед, внимательно слушая.

-- Викери снова тронул меня за колено. Он хрупал четырьмя вставными зубами и разевал рот, словно помирать собрался. "Ты уверен, что это она?" -говорит. "Уверен, -- говорю, -- разве вы не слыхали, как Доусон подал голос? Она самая и есть". --"Я еще раньше был уверен, -- говорит он, -- но позвал тебя, чтоб увериться окончательно. Пойдешь со мной завтра снова?" -"Охотно, -- говорю, -- ведь похоже, будто тут встречаешь старых друзей". -"Да, -- говорит он, вынимает часы и открывает крышку. -- Очень похоже. Теперь я ее увижу опять через двадцать четыре часа без пяти минут. Пойдем выпьем, -- говорит. -- Тебе это, может быть, доставит удовольствие, а мое дело все равно пропащее". Он вышел на улицу, и голова у него тряслась, и он спотыкался об чужие ноги, точно уже был пьян. Я думал, мы быстро выпьем и сразу вернемся, потому что хотел поглядеть дрессированных слонов. Но Викери заместо этого пустился в плаванье по городу, причем немало узлов мы делали и приблизительно через каждые три минуты по Гринвичу заходили в бар. Я человек непьющий, хотя кое-кто из присутствующих, -- тут он искоса бросил в мою сторону выразительный взгляд, -- может, и видел меня в некотором смысле хмельным после обильного возлияния. Но уж когда я пью, то предпочитаю бросить якорь в спокойном месте, а не носиться при этом со скоростью в восемнадцать узлов, отмеряя мили. Вон там, в горах, за большим отелем, есть водоем -- как это называется?

-- Молтенский резервуар, -- сказал я не совсем уверенно, и Хупер кивнул.

-- Оттуда он наконец повернул назад. Пришли мы туда, а спустились через парк -- ветер был юго-восточный -- да задержались возле доков. Потом двинулись по дороге к Соленой речке, и Викери в каждый трактир заходил исправно. Он пил без разбору и платил без сдачи. Шел дальше и снова пил, и пот тек с него ручьями. Тогда я понял, почему старина Крокус вернулся в таком виде, ведь мы с Викери скитались, как цыгане, два с половиной часа, а когда добрались до порта, я весь взмок и пропитался спиртным.

-- Говорил он что-нибудь? -- спросил Причард.

-- С девятнадцати сорока пяти до двадцати трех пятнадцати я за весь вечер в общем итоге только и слышал от него: "Давай еще по одной". И было утро, и был вечер, день один, как сказано в Писании... Короче говоря, пять вечеров кряду я ездил в Кейптаун с мичманом Викери и за это время прошел по суше добрых полсотни миль да влил в себя два галлона самого скверного пойла, какое только можно найти к югу от экватора. Маневрировали мы всегда одинаково. Два билета по шиллингу на двоих, пять минут продолжалась картина, и, может, какие-нибудь сорок пять секунд миссис Б. шла к нам да глядела с прищуром и несла в руке сумочку. Потом мы отправлялись на улицу и пили до отхода поезда.

-- Что вы об этом думали? -- спросил Хупер, ощупывая жилетный карман.

-- Всякое, -- ответил Пайкрофт. -- По правде сказать, я и сейчас ни до чего не додумался. Помешательство? Этот человек давно с ума спятил -- уже много месяцев, а может, и лет. Я кое-что знаю про одержимых, как положено всякому военному моряку. Я служил под началом у безумного капитана, и служил вместе с совершенным психом, но, слава богу, порознь. Я мог бы назвать вам троих капитанов, которым место в сумасшедшем доме, но я никогда не связываюсь с душевнобольными, покуда они не кидаются на людей с кувалдой или рукоятью от лебедки. Один-единственный раз рискнул я выйти против ветра наперекор мичману Викери. "Любопытно, что она делает в Англии,-- говорю.-Вам не кажется, будто она кого-то ищет?" Мы были в парке, снова бродили, как неприкаянные, и дул юго-восточный ветер. "Она ищет меня", -- говорит он, останавливается как вкопанный под фонарем и хрупает. Когда он пил, все его зубы стучали по рюмке, а обычно четыре вставных трещали, словно аппарат Маркони. "Да! Она ищет меня, -- говорит он и продолжает очень мягко, даже, можно сказать, ласково. -- Но, -- продолжает он, -- впредь, мистер Пайкрофт, я буду вам глубоко признателен, если вы ограничитесь разговорами о выпивке, которую вам ставят. Иначе, -- говорит, -- хоть я и питаю к вам самые наилучшие чувства, не исключено, что я совершу убийство! Вы меня понимаете?" -- говорит. "Прекрасно понимаю, -- говорю, -- но будьте спокойны, в таком случае с одинаковой вероятностью и вас можно убить, и меня укокошить". -"Ну нет, -- говорит он. -- Я даже думать боюсь о таком искушении". Тогда я сказал -- мы стояли прямо под фонарем за воротами парка, возле конечной остановки трамвая: "Предположим, дойдет до убийства -- или до покушения на убийство, -- уверяю вас, все равно вы, как говорится, получите такое увечье, что вам не уйти от полиции, а там придется давать объяснения, это совершенно неизбежно". -- "Так лучше, -- говорит он и потирает лоб.-- Так гораздо лучше, потому что, -- говорит, -- знаешь ли, Пай, в теперешнем состоянии я вряд ли могу чего-нибудь объяснить". Сколько мне помнится, только эти самые слова я и слышал от него во время наших прогулок.

-- Ну и прогулки, -- сказал Хупер. -- Ох, господи, ну и прогулки!

-- Они были похожи на неизлечимую болезнь, -- сказал Причард серьезно,--но я не думал об опасности, покуда цирк не уехал. А потом я подумал, что теперь его лишили подкрепляющего средства и он может, так сказать, приняться за меня, еще ножом пырнет. Поэтому, когда мы в последний раз поглядели картину, а потом прогуливались по трактирам, я стал держаться подальше от своего начальника на борту, как говорится, при несении службы. И поэтому я заинтересовался, когда вахтенный, в то время как я исполнял свои обязанности, сказал мне, что Хруп испросил разрешения поговорить с капитаном. Вообще-то младшие офицеры не отнимают много времени у командира корабля, но Хруп оставался за его дверью больше часа. Дверь эта была мне видна с того места, где я находился по службе. Сперва вышел Викери и, право слово, кивнул мне с улыбкой. Тут меня будто веслом огрели по голове, ведь я видел его лицо пять вечеров кряду, и всякая перемена в нем казалась мне такой же немыслимой, как охлаждающая система в аду. Капитан появился немного погодя. По его лицу и вовсе ничего нельзя было понять, так что я обратился к рулевому, который прослужил с ним восемь лет и знал его лучше, чем морскую сигнализацию. Лэмсон -- этот самый рулевой -- несколько раз перекрестил свой форштевень и спустился ко мне, явно озабоченный. "Суровое лицо, жди расправы, -- говорит Лэмсон. -- Кого-то теперь вздернут. Такое выражение я у него только один раз видал, когда на "Фантастике" пошвыряли за борт орудийные прицелы". А по нынешним идиотским временам, мистер Хупер, выбросить за борт орудийные прицелы значит то же самое, что мятеж поднять. Делают это, чтоб привлечь внимание властей и газеты "Утренние новости", -обычно какой-нибудь кочегар управляется. Само собой, слух распространился на нижней палубе, и все мы стали проверять, нет ли у кого греха на совести. Но ничего серьезного не обнаружили, только один из кочегаров признался, что чужая рубашка как-то сама собой перекочевала к нему в сундучок. Капитан, так сказать, поднял сигнал "всем присутствовать при смертной казни", но на рее никого не вздернули. Сам он позавтракал на берегу и вернулся около трех часов пополудни, причем лицо у него было самое будничное, как всегда во время стоянки. Лэмсон лишился общего доверия, потому что поднял ложную тревогу. И только один человек, а именно некий Пайкрофт, мог связать концы с концами, когда узнал, что мистеру Викери приказано в тот же вечер отбыть за боеприпасами, которые остались после войны в Блумфонтейнском форту. Никого не отрядили под начало мичману Викери. Он был назван в единственном числе -как отдельное подразделение -- без сопровождающих.

Сержант многозначительно свистнул.

-- Вот я о чем думал, -- сказал Пайкрофт. -- Мы с ним съехали на берег в одном катере, и он попросил проводить его немного. Он громко хрупал зубами, но вообще-то был веселехонек. "Может, тебе любопытно будет узнать, -- говорит он и останавливается прямо напротив ворот Адмиральского сада, -что завтра вечером цирк Филлиса дает представление в Вустере. Стало быть, я увижу ее снова. Ты много от меня натерпелся", -- говорит. -- "Послушайте, Викери, -- сказал я, -- мне эта история до того надоела, просто сил никаких нет. Вы уж сами разбирайтесь. А я больше знать ничего не хочу". -- "Ты! -сказал он. -- Тебе-то на что жаловаться? Ты просто глядел со стороны. Во мне все дело, -- говорит, -- но, впрочем, это неважно. И прежде чем пожать тебе руку, я скажу только одно. Запомни, -- говорит (мы стояли у самых ворот Адмиральского сада), -- запомни, я не убийца, потому что моя законная жена умерла от родов через полтора месяца после того, как я ушел в море. Хоть в этом я по крайней мере не повинен", -- говорит. "Что ж вы тогда особенного сделали? -- сказал я. -- Что в итоге?" "В итоге, -- говорит, -- молчание". Он пожал мне руку, захрупал зубами и отправился в Саймонстаун, на станцию.

-- А сошел он в Вустере, чтоб поглядеть на миссис Батерст? -- спросил я.

-- Это неизвестно. Он явился в Блумфонтейн, велел погрузить боеприпасы на товарные платформы, а потом исчез. Скрылся -- дезертировал, если вам угодно, а ведь ему оставалось всего полтора года до пенсии, и, если он правду сказал про свою жену, выходит, он был тогда свободным человеком. Как, по-вашему, это понимать?

-- Бедняга! -- сказал Хупер. -- Видеть ее вот так каждый вечер! Не знаю уж, что он чувствовал.

-- Я ломал себе голову над этим много долгих ночей.

-- Но я готов поклясться, что миссис Б. тут не в чем попрекнуть,-сказал сержант с твердостью.

-- Нет. В чем бы ни заключалось злодейство или обман, это его рук дело, я уверен. Мне пришлось видеть его лицо пять вечеров кряду. И я не имею особой охоты бродить по Кейптауну в такие вот дни, когда дует юго-восточный ветер. Я, можно сказать, слышу, как хрупают эти самые зубы.

-- А, зубы, -- сказал Хупер и снова сунул руку в жилетный карман. -Вечно эти вставные зубы. Про них можно прочитать в любом отчете, когда судят убийцу.

-- Как вы полагаете, капитан что-нибудь знал -- или сам сделал? -спросил я.

-- Никаких поисков в этом направлении я не предпринимал, -- ответил Пайкрофт невозмутимо.

Все мы задумались и барабанили пальцами по пустым бутылкам, а участники пикника, загорелые, потные, запорошенные песком, прошли мимо вагона, распевая песенку "Жимолость и пчела".

-- Вон та девушка в шляпке недурна собой, -- заметил Пайкрофт.

-- И его приметы не были опубликованы ? -- сказал Причард.

-- Перед приходом этих джентльменов, -- обратился ко мне Хупер, -- я спросил у вас, знаете ли вы Уанки, по дороге к Замбези, за Булавайо.

-- Неужто он подался туда, чтоб добраться до того озера, как бишь оно называется? -- спросил Причард.

Хупер покачал головой и продолжал:

-- Там, понимаете ли, очень своеобразная железнодорожная линия. Она пролегает через дремучий тиковый лес -- верней, там растет что-то вроде красного дерева -- семьдесят две мили без единого поворота. И случается на перегоне в сорок миль поезд двадцать три раза с рельсов сходит. Я побывал там месяц назад, заменял больного инспектора. Он меня попросил отыскать в лесу двоих бродяг.

Двоих? -- сказал Пайкрофт. -- Не завидую я второму, если только...

-- После войны в тех краях много бродяг развелось. Инспектор сказал, что этих я найду возле М'Бвиндской ветки, где они дожидаются случая уехать на север. Он, понимаете ли, оставил им немного еды и хинина. Я выехал на поезде с ремонтной бригадой. Решил их отыскать. Увидел я их далеко впереди, они дожидались у леса. Один стоял возле тупика в начале боковой ветки, а другой, понимаете ли, сидел на корточках и глядел на него снизу.

-- Помогли вы им чем-нибудь? -- спросил Причард.

-- Помочь я уже не мог ничем, разве только их похоронить. Там, понимаете ли, гроза прошла, и оба они были мертвые и черные, как уголь. От них, понимаете ли, ничего не осталось -- только уголь. Когда мы попробовали сдвинуть их с места, они развалились на куски. У того, который стоял, были вставные зубы. Я сразу заметил, как эти зубы блестели в черноте Он тоже развалился, как и его спутник, что сидел на корточках, обоих ливень насквозь промочил. После того как оба сгорели, превратились в уголь. И еще -- потому я и спрашивал про приметы -- у мертвеца со вставными зубами была татуировка на груди и у плеч -- корона и якорь, обвитый цепью, а поверху буквы М. В.

-- Это я видел, -- поспешно подтвердил Пайкрофт. -- Все точно.

-- Но ведь от него один уголь остался? -- спросил Причард, содрогаясь.

-- Знаете, как на сожженном письме проступают белые строчки? Ну вот и там, понимаете ли, было что-то в этом роде. Мы похоронили останки, и я взял себе... Но он был вашим другом, джентльмены.

Мистер Хупер убрал руку из кармана -- не вынув ничего.

Причард на миг закрыл лицо ладонями, словно испуганный ребенок.

-- Как сейчас вижу ее в Хаураки! -- пробормотал он.-- И те бантики на моих бутылках. "Ада", -- говорит она племяннице... О боже!..

-- Пышно жимолость цвеют, летний вечер настает,

Воздух тих и недвижим,

Вся природа отдыхает, дивно сад благоухает,

И сидит красотка с возлюбленным своим,-

пели участники пикника, ожидая поезда на станции Гленгарифф.

-- Не знаю, право, что вы об этом думаете, -- сказал Пайкрофт. -- но я видел его лицо целых пять вечеров кряду, а потому намерен допить остатки пива и возблагодарить бога за то, что этот человек умер!

перевод В. Хинкиса

* СЛОВАРЬ ИНОЯЗЫЧНЫХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ *

В словарь входят слова и выражения из различных языков Британской Индии и в том числе из так называемого "англо-индийского" смешанного жаргона, на котором объяснялись между собой англичане и местные жители.

Адха -- половина.

Айя -- няня.

Ап-се -- сам собой, просто так.

Ахиста -- медленно.

Аччха -- хорошо, ладно.

Баба -- отец; в прибавлении к имени -- почтительное обращение.

Бабу -- господин (употребляется вместе с именем); в Британской

Индии клерк-индус, владеющий английским языком.

Бадмаш -- плохой человек, злодей.

Байраги -- отшельник, аскет.

Барамалам -- капитан.

Бара-сахиб -- большой господин.

Барасингх -- олень.

Басти -- поселок.

Бат -- слово, речь.

Бахадур -- герой, богатырь.

Бахут аччха -- очень хорошо.

Бечари -- бедняжка.

Боло -- скажи, говори.

Бхаи -- брат.

Бхишти машк -- мех водоноса.

Бхуса -- солома.

Вилайет -- метрополия; Англия.

Гхабра -- не в себе.

Гхари -- повозка.

Гхат -- спуск к реке; место ритуального сожжения мертвых.

Дакайт -- разбойник, бандит.

Дангри -- грубая хлопчатобумажная ткань.

Декха -- понял (букв.: увидел).

Джалди -- быстро.

Джамадар -- унтер-офицер в индийской "туземной" армии, полицейский-индус.

Джампани -- слуга, несущий джампан (носилки с балдахином) , или возница

рикши.

Джани -- милая, родная.

Джаханнам ке муафик -- как в аду.

Джибунвала -- матрос.

Джхил -- озеро, пруд.

Диван -- министр.

Дхак -- хлебное дерево.

Дхоби -- мужчина-прачка.

Занан -- женская половина дома.

Икка (экка) -- двуколка, запряженная одной лошадью.

Казн -- судья.

Каль -- завтра, вчера.

Качча -- незрелый, зеленый, сырой.

Кос -- мера длины, около 4 км.

Котвал -- начальник полиции.

Кхарва -- матрос.

Ла иллаха илла алла -- нет бога, кроме Аллаха.

Лакри -- палка.

Ласкар -- матрос.

Лота -- кувшин.

Малум -- известно, понятно.

Махаджан -- ростовщик.

Махаут -- погонщик слонов.

Мем-лог -- белые женщины, англичанки.

Мем-сахиб -- госпожа.

Наик -- староста, полицейский.

Никах -- брак, супружество.

Нума -- вид дерева.

Пагал -- ненормальный.

Падри-сахиб -- священник.

Пакка -- зрелый; переносн.: хороший, достойный; молодец.

Пакра -- бери, возьми.

Пандит -- ученый.

Панкха -- веер, опахало.

Панчаят -- совет, собрание.

Пуджа -- богослужение.

Рао -- раджа, князь.

Саис -- конюх.

Самджхао -- от самджхна -- понимать, понять.

Сахиб -- господин.

Серанг -- боцман.

Ситх -- садись.

Сурти -- суратец (Сурат -- город и район к северу от Бомбея).

Тар -- телеграмма.

Тат -- пони, лошадка.

Тоди -- пальмовое вино.

Файда бакна -- болтать о пользе.

Фаранги -- европеец.

Хамал -- водонос.

Хам декхта хай -- смотрю (возглас впередсмотрящего на корабле).

Хати (хатхи) -- слон.

Хубши -- негр, дикарь.

Хукка -- кальян, прибор для курения, в котором дым очищается, проходя

через сосуд с водой.

Хуш -- доволен.

Чал -- поезжай.

Чандукхана -- курильня опиума.

Чапати -- тонкая лепешка из пресного теста.

Чарпаи -- кровать.

Чела -- ученик.

Чирия -- птичка.

Чуп -- молчи.

Чхота -- маленький.

Чхота-боли -- "малая речь", жаргонная разновидность урду.

Шайтан -- черт.

Шикар -- охота.