Глава 18

— О, Роман Григорьевич! Вот уж кого не ждал, так это вас. Честное слово! — «обрадовался» я, но что-то во взгляде цыганского барона меня напрягло.

— Обедал? — спросил он.

— Не успел. Сразу за гитару взялся. Одну вещь дописывал…

— Отлично, — перебил меня цыган. — Пошли пообедаем в ресторан «Владивосток»?

— Прямо таки во «Владивосток»? Не в «Лотос»?

— Ага! Во «Владивосток». Если хочешь купаты, там тоже есть.

— У меня сегодня тренировка по боксу в три часа.

— Успеешь. Сейчас только два часа.

— Так это же ресторан. Там ждать придется час.

— Нас быстро обслужат. Там и столик уже заказан. Быстро, Женя, быстро, давай.

Цыган явно нервничал.

— Роман Григорьевич…

Я тоже напрягся и посмотрел на него чуть нахмурившись. Цыган увидел мой взгляд и припал к моему уху губами.

— Нас ждут там. Тот человек… Он поблагодарить тебя хочет. Лично.

— Ну так и пришёл бы сам, — шепнул я на ухо цыгану расслабляясь.

Роман отпрянул взглянул на меня удивлённо и снова припал к моему уху.

— Ты не понимаешь. У него гости. И он пригласил тебя в гости.

— Хорошо, — сказал я. — Пошли.

— Гитару возьми, — попросил цыган так же тихо.

— Так, в гости, или на гитаре играть? — спросил громко я, хмыкнув и презрительно скривив губы.

— Ты не понимаешь. Я тебе потом объясню.

Тяжело вздохнув и проклиная судьбу «лабуха», взял купленную недавно акустическую «Ямаху» уложенную в фирменный кожаный корф.

— Пошли, благодетель, — буркнул я и, поставив квартиру на сигнализацию, закрыл на ключ дверь и спустился на улицу. — Знал я, что не надо было вестись на твою просьбу: «спеть пару песен».

— Ты не понимаешь, Женя. Это люди, которым нельзя отказывать.

— А то что, убъют? Да мне похер, если честно. Пусть хоть на ленты порежут, но под чужую дудку я плясать не буду. Это я тебе, Роман Григорьевич, хочу сразу сказать. Я смерти не боюсь. И мучений не боюсь. Это, если что…

— Это тебе так кажется, Женёк, — вздохнул Роман. — Это только так кажется, что ничего не боишься. А когда нож к яйцам приставят…

Я остановился, посмотрел на него, хотел сказать резкое, но подумал и, промолчав, двинулся дальше.

— А чего ты хотел? — промелькнула мысль. — Ты ведь знал, для кого предназначены эти песни и что они ему понравятся. А поэтому, не кипешуй… Но цыгана то я должен был одёрнуть и предупредить? Должен! У нас с ним особый договор-уговор. Кровью подписанный. Д-а-а-а…

Когда я показал ему триста граммов золота, вложенные в спичечный коробок в виде слитка, цыган испугался и заозирался вокруг, словно загнанная в угол крыса. Глаза у Романа сузились и мгновенно налились кровью. Он дёрнулся ко мне, но не к коробку, а к моему горлу, но получил удар под коленную чашечку и, охнув, остановился. Я же, ударил ему в подмышечную впадину большим пальцем левой руки и совсем отбил цыгану желание меня взять в заложники.

— Ты что паникуешь, Роман Григорьевич? Я не казачок засланный. Я сам по себе. Это моё золото и его у меня много. Случайно нашёл. Хочешь помочь мне его реализовать? Ещё раз повторю… Золота у меня очень-очень много. Я царское золото нашёл.

— И что, оно в спичечные коробки расфасовано? — прохрипел цыган, кривясь, то ли от боли, то ли от чего другого.

— Нет! Оно в самородках и песке. Это я переплавил немного, чтобы не просыпать ненароком.

— И где оно? — хмыкнул цыган.

— В Караганде…

Я посмотрел на цыгана, дерзко прищурив левый глаз.

— Нам с тобой, Роман Григорьевич, сначала договориться надо. Говорю тебе… Золота так много, что хватит для создания небольшого государства. Золотой запас империи, мля. Его несколько десятков тонн.

Цыган рассмеялся и вроде как расслабился. Я же, наоборот, напрягся.

Мы с цыганским бароном были у меня дома на Семёновской 1. Все мои приборы, блокирующие аудио и видео контроль, работали на полную мощность и гэбэшной прослушки с приглядкой я не опасался… Но цыган сделал круговое движение глазами и прижал палец к губам. Я показал ему на коробку, стоящую на столе.

— Страха нет. Глушится всё намертво. Сейчас даже телевизоры ни у кого не работают.

Я подошёл к телевизору и включил. Ящик зашумел, а на экране замельтешили «мушки». Подойдя к коробке, я открыл её, погрузил в неё руку и переключил тумблер.

— … В этих условиях в Португалии нелегально или полулегально распространялись радикальные политические взгляды от нацизма Гитлера до теорий Мао Цзэдуна, — заговорил телевизор голосом появившегося на экране диктора новостей.

Щелчок, и его голос прервался, а сам он исчез в снежном вихре помех.

— Запеленгуют, — сказал цыган.

— Это вряд ли, — усмехнулся я. — Но будем поспешать. Комитетчики сейчас в панике и не известно что им придёт в голову. Короче, Роман Григорьевич. Ты понял, что это не подстава?

Цыган кивнул.

— Ты мне пишешь расписку, что принял от меня определённое количество золота и реализуешь его. Половину тебе, половину мне. Согласен?

Цыган кивнул.

— Хорошо. Если ты нарушаешь договор или меня вдруг сбивает машина, расписка попадает в комитет.

— Про десятки тонн золота не врёшь? — проговорил цыган.

— Не вру. Пиши расписку на триста грамм и завтра приходи.

— А вдруг это не золото? — хмыкнул цыган.

Я протянул ему коробок и пододвинул к краю стола чистый лист бумаги и авторучку, я выключил телевизор.

Цыган тем временем достал из кармана пузырёк с соляной кислотой, завёрнутый в полиэтиленовый пакет — я знал, что он всегда лежит в его кармане — открыл и опустил в него свой золотой галстучный зажим, исполненный в виде маленького пера «жарптицы». Каплю кислоты он перенёс на слиток, внимательно вглядываясь в процесс окисления. Потом пристально посмотрел на меня и, сев за стол, размашисто написал расписку.

Я посмотрел, что он написал, одобрительно кивнул и подал ему руку. Цыган цыкнул зубом, недовольно покрутил головой, пожал мою ладонь, оделся и ушёл.

На следующий день он забрал у меня «мою Ноту», в которую было уложено ровно десять трёхсотграммовых слитков золота, и оставил ещё одну соответствующую расписку. А ещё через день пришли его братья-цыгане. Да-а-а…

В двухтысячные годы прошло несколько публикаций о «золоте партии», о «золотом запаса СССР» вывезенных за пределы нашего государства. Было даже выступление на заседаниии Думы некоего депутата, который утверждал, что лично участвовал в вывозе золота за рубеж на баснословную сумму.

Мы, как-то обсуждали за пивом с креветками эту тему с бывшим золотодобытчиком и тот, поморщившись, сказал, что золото воровали всегда. Что при царях, что при советской власти. В том числе и на государственном уровне. И одними из перевозчиков золота были цыгане. Они трелевали ворованное золото не в промышленных масштабах, но в достаточных объемах, чтобы строить себе дома и жить, ни в чём себе не отказывая. Как, в общем-то, и наркотики…

Что интересно, знакомые опера уголовного розыска, присутствующие на том же мероприятии, подтвердили рассказ золотодобытчика, но сказали, что поймать цыган на перевозке золота не получилось ни разу. Героин брали, а золото — нет.

Вот я и вспомнил про цыган, когда увидел золото. Вспомнил, как к барону на улице подошла цыганка и протянула ему колечко из жёлтого металла, а тот протестировал его жидкостью из бутылёчка. Да-а-а…

Всё это всколыхнулось в моей памяти пока мы поднимались вверх по улице Пограничной и шли по Ленинской в сторону кафе Лотос, гостиницы Владивосток и ресторана с одноимённым назваием. В семьдесят пятом году построят новую гостиницу на улице Набережной и назовут её «Владивосток», а эту переименуют в «Челюскин». Как и ресторан. Моряки станут называть его «Челюсти». Кхе-кхе… Позже в «девяностые годы» гостинице и ресторану вернут доревольционное название — «Версаль». Очень престижный был ресторан и дорогой.

Администратор провёл нас к большому столу, за которым сидела мужская компания из двадцати, примерно, человек. Стол, накрытый одной большой белой накрахмаленной скатертью, а так же ансамбли, игравший тихую музыку в дневное время, говорил, о том, что уровень обслуживаемых клиентов достигал «экстра класса».

К моему удивлению, виновник торжества, сидевший во главе праздничного стола, увидев нас с Романом, поднялся из-за стола и сделал несколько шагов нам на встречу. Все разговоры стихли, и взгляды обратились в нашу сторону.

Хозяин застолья приобнял Романа и подал мне свою кисть для рукопожатия.

— Ничего себе, мальчик! — воскликнул он. — Да тут взрослый парень! Как зовут?

Это он обратился ко мне. Глянув на ряд синих перстней на пальцах, я подал свою ладони и при касании перевернул его кисть, поставив вертикально. «Человек» улыбнулся и аккуратно её пожал, продолжая с удивлением оглядывать меня сверху до низу.

— Евгений… И имя подходящее: «Ев-гений», — произнёс он раздельно. — Только по-настоящему гениальный человек мог написать такие песни, какие подарил мне ты. Это, люди, удивительный человек. И прошу вас обратить внимание, на то, как я его назвал. И относится к нему со всем уважением. Он хоть и не наших кровей и молод ещё, но с человеческими понятиями. Проходите, гости дорогие, присаживайтесь.

Он повёл нас, слава Богу, не к себе за стол, а к тем местам, которые были свободны с самого края. И Роман без всякого чванства сам присел и показал на стул рядом с собой мне. Именинник вернулся на своё место, а Роман поднял, наполненный водкой фужер, и сказал какой-то витиеватый тост.

— Кушай, — сказал он, усаживаясь на своё место. — Не стесняйся. Никто не спросит за съеденное и выпитое.

И я покушал без стеснений, так как понимал, что съем на рубль, а спросят, всё равно в полной мере. Налегая в основном на крабов и креветок с медведками, я не вслушивался в тихий разговор, пока кто-то не воскликнул где-то рядом со мной:

— А чо этот твой музыкант, Карп, всех наших крабов поел, а так ничего и не сыграл. Не по-человечьи это.

— Ты, что, Тёма, крабов пожалел? — засмеялся Хозяин пирушки. — Что ж ты их не кушал, пока Евгения не было? Мы ж час как уже сидели…

— Да, я, как-то, не думал, что всё вдруг закончится, когда придёт этот кент, — заблеял «Сёма», на которого я и смотреть не хотел, так мне стало страшно. Он, наверняка, нарывался на стычку, а я, вдруг оказалось, к такой стычке был не готов. Слишком неожиданно он на меня «наехал». Не был я ни разу на бандитских «гульбищах», но был наслышан про них и заранее напуган.

— Эх, ты, Тёма-Тёма… Испортил всю малину. Вот как теперь, Евгения просить что-нибудь сыграть? Он ведь может подумать, что мы его за крабы спрашиваем, что он съел.

Толпа «синих», сначала затихшая, заржала и загыгыкала, переводя взгляд с меня на Карпа. Увидев обычные человеческие лица, я опомнился и улыбнулся.

— Я сожалею, что ваш гость, уважаемый хозяин торжества, так и не попробовал крабов и готов заказать их ему за свой счёт. Роман Григорьевич, можете распорядиться?

— Да, легко! — поддержал меня цыган, сверкнув золотой фиксой. — Сейчас дозакажем.

— Обидеть хотите? — серьёзно проговорил хозяин стола, нахмурившись, и переключился на «обиженного». — Ты, Тёма, за базаром следи! Я же недавно сказал, что парень — мой гость. Ты что до него до колебался. Хочешь, чтобы я за него ответил?!

Карп поднялся. Был он грузен, и не похож на обычных сидельцев-туберкулёзников. На вид ему перевалило за пятьдесят, но он был бодр и подтянут.

— Спортсмен какой-то бывший, — подумал я.

— Да, ты чо, Карп?! Я просто так сказал про то, что хорошо бы песни хорошие послушать. Ты сегодня весь день только и говоришь, что про те песни, что он написал. Вот и спросил…

— Ты, Тёма, не за песни спросил, а за краба, — рассмеялся именинник. — Официант, принеси еще… Что тамони съели? Повтори.

Официант кивнул головой иисчез.

— Не тушуйся, Женя. У нас тут всё запросто. Хочешь краба — ешь.

— Спасибо, — усмехнулся я. — Уж лучше я к музыкантам. Есть у меня ещё несколько песен.

— Новые? Это хорошо, — воодушевился хозяин стола. — Те мне очень понравились! Душевные!

Я склонился к уху цыгана.

— Как его по отчеству?

— Иванович, — не раскрывая рта произнёс тот.

— Только, Карп Иванович, сразу предупрежу, что песни на тему, э-э-э, на жизненную тему у меня получаются хоть и душевные, но грустные. Ничего? Не испорчу вам малину?

Карп улыбнулся.

— Не испортишь. Нам только опера могут испортить малину, остальное можно порешать. Да прокурор ещё… ха-ха, но и с ним дела решаются. Играй музыкант!

Я встал из за стола, вытер губы салфеткой, вытащил из корфа гитару, потом подумал немного, глядя на сцену, на которой стояло пианино. Музыканты к тому времени играть перестали и тоже обедали за столиком рядом со сценой. И тут только я понял, что зал закрыт на «спецобслуживание».

Подойдя к обедающим лабухам, спросил:

— Роялем могу воспользоваться?

— Обладаешь? — спросил один из них.

— Ато… — бросил янеопределённо.

— Садись, — дёрнул плечами он же.

— Амикрофон включите?

— Ну-у-у… Дай бабка напиться, а то переночевать негде… Ещё что?

— Я могу и на гитаре сыграть, но на клавишах было бы красивее. И вы могли бы поучаствовать.

— В чём? — удивился клавишник.

— В рождении новой песни. Вернее, новых песен. Они будут звучать впервые, и могут стать вашим репертуаром.

— Ф-ф! — фыркнул один из музыкантов, что постарше. — Тоже мне, Тухманов с Пахмутовой! Нехер чужие клавиши трогать. И микрофон ему… Идите, молодой человек, лабайте на том, что принесли.

Я пожал плечами.

— Вы сделали свой выбор. Теперь те песни, что я исполню для вас стоят дорого. Или всё-таки передумаете?

— Идите и пилите, молодой человек.

— Знаешь, что, Фил, — сказал клавишник, явно торгашеской наружности, — мой микрофон, кому хочу, тому включаю.

— Включай, — буркнул мой противник. — заплюёт его своими микробами, а ты заболеешь и умрёшь.

— Тьфу натебя! — огрызнулся клавишник. — Скажу им, что ты зажал микрофон для их музыканта, они тебе пальцы сломают.

— Фига себе, какие у них высокие отношения! — подумал я, усаживаясь за пианино.

Музыкант щёлкнул усилителем и колонки зашумели.

— Усилок говно, — сказал я музыканту. — могу вылечить.

— Добро! Побазарим!

Пробежавшись по октавам, остановился на нужных аккордах.

— Ах, налей ка милый, чтобы сняло блажь,

Чтобы дух схватило, да скрутило аж.

Да налей вторую, чтоб валило с ног,

Нынче я пирую, отзвенел звонок…

Нынче я гуляю, мне не нужен счёт.

Мне вчера хозяин выписал расчёт.

Я у этой стойки не был столько лет,

Не к больничной койке был прикован, нет.

Вези меня, извозчик по гулкой мостовой,

А если я усну, шмонать меня не надо.

Я сам тебе отдам, ты, парень, в доску свой,

И тоже пьёшь когда-то до упа-а-да[18].

Я закончил под хоровое пение: «Вези меня извозчик…»

Загрузка...