Дикий Восток. 1910. Часть 1

Глава 5

Вместе. Берег Иртыша, 6 сентября 1910

Вяче вышел точно к месту их временной стоянки — раскидистой иве у берега, которую он специально заприметил, как ориентир перед походом на базар. Спустившись, он увидел напарника, вытаскивающего на берег самую настоящую рыбацкую лодку. Два весла с уключинами, какие-то снасти и что самое главное — рюкзаки, скромно притулившиеся на корме, смотрящей в сторону реки — все было в наличии. Сам Артем спешил навстречу другу.

— Славка, давай быстрее! Грузимся в лодку!

— Что случилось? Откуда лодка? Ты спёр её, что ли? — С недоумением спросил он.

— Нет, купил. Давай мешок!

— Дык, если купил, то тогда к чему такая спешка? И, кстати, почём тут нонче такой тарантас? — Настроение у Вяче образовалось отличное. Еще бы! Ведь он блестяще справился с первым и, возможно, главным экзаменом по внедрению в прошлое. И оттого пребывал в безмятежном довольстве, настроившись на балагурство и веселый «стих».

— Да у деда одного взял за полсотни. Просто боюсь, что ему показалось, что я беглый бандюк. Как бы он ментов не привёл.

— И давно это было?

— Ну-у… Через час, наверное, как ты ушёл.

— Не кипишуй, товарищ военный! Дед просто по-быстрому срулил, пока ты не передумал покупать эту развалину за такую кучу деньжищ. И никому он не скажет. А то ведь может и денег лишиться как вещдоков или вообще просто так. Так что он теперь молчать будет. Может, даже уедет отсюда подальше. Это я тебе как краевед говорю. — Хворостинин вынул из кармана сложенную газету и протянул её другу. — Вот, держи свежую и, заметь, совершенно не советскую прессу, строго по заветам профессора Преображенского. Старорежимную, так сказать. Попали день в день. Только с годом не ровный счет. Поздравляю, на дворе год одна тысяча девятьсот десятый.

— Ага, я в курсе уже. — Тёма несколько успокоился.

— Любопытно, откуда сведения почерпнул или твоя "монтана" и это умеет?

Артем самодовольно хмыкнул и ответил:

— У деда такая же была. Для самокруток.

— Понятно. — Славка, меж тем, с видом новогоднего деда Мороза принялся вынимать из мешка одну за другой недавние покупки.

— Глянь, все шмотки в комплекте, как договаривались. Одевайся, — продолжал рассказывать, раскладывая в две кучки, купленные на базаре вещи. — Это тебе, это опять тебе, а это мне, — почти процитировал он бессмертные слова киномахновца Попандопуло.

— Как все прошло? Проблем не возникло? — Уже натягивая новые штаны, спросил Торопов. Он не забывал о своих опасениях и время от времени осматривался вокруг, особо приглядывая за склоном, плавно поднимающимся в сторону Атаманского хутора. Радовало, что за редкими ивами у берега шла широкая и начисто лишенная растительности пойма, лишь местами прикрытая кустарниками. — На вот, забирай ствол. Мне он не пригодился, только карман оттягивает.

Славка без лишних слов принял оружие и сунул его в правый карман.

— Вроде норм. Наряжайся, будешь выглядеть как натуральный работяга из приличных. Щетины еще почти нет. Я заметил, что рабочие почти все бреются, а крестьяне — бородатые. Такая вот разница характерная. Так что мы точно в пролетарии годимся. Опять же не простого звания, а мастеровитых, зажиточных. Или даже приказчиками можем прикинуться.

— А в целом, как она, Рассеюшка царская? — Тёма с удовольствием сбросил мокрую "афганку" и сапоги и стал надевать сухую, но непривычную одежду.

— Первые впечатления положительные. Хотя и странно все это. С другой стороны, у нас по деревням тоже далеко не везде асфальт, вежливо говоря. Одно четко. Народ нашенский. Свойский. Русские в доску. У нас в девяностых таковских днем с огнем, а тут — каждый первый.

— Это греет, но я бы в позитив не уходил, пообщался тут с одним перцем… Скажу тебе, кадр еще тот, хоть и кондовый до упора.

— Ну, это само собой. Люди есть люди. Всегда и везде. К слову, в газетах пишут, что «наш» Столыпин прошлой ночью, ровно, когда мы тут проявились, проезжал через Омск, направляясь по Транссибу в столицу. Он десять дней вместе с Кривошеиным — министром земледелия и госимуществ — катался по всему региону с инспекцией. Челябинск, Петропавловск, Омск, Новониколаевск, Барнаул, Томск — везде успел побывать. Натуральный «электровеник». Где там у него кнопка? К слову, я помню, он по итогам поездки записку на имя царя сделает и ее опубликует в газетах. С оценками успехов и проблем переселенческой политики.

— Понятно. Крутой дядя. Одно не ясно, с чего это премьер-министр императорской России вдруг стал «нашим»? А, ты опять про медаль, которую я вчера нашел?

— Само собой, о чем же еще. Есть в этом какой-то знак, что ли…

— Не сочиняй. — Отмахнулся Торопов. — О другом сейчас думать надо.

Вяче, продолжая говорить, натянул косоворотку на широкие, перевитые тугими жгутами мускулов плечи, подумал секунду и решительно заправил полы рубахи в брюки, пояснив другу:

— Оно, вроде, и надо навыпуск, но непривычно. Опять же, всяко мужики одеваются. И так, и эдак. Не спалимся. Вроде, выходит больше по-господски.

Пришло время обуть сапоги. Тут встал вопрос с портянками. Опыта в их наматывании у Вячеслава не имелось совершенно.

— Давайте, гражданин солдат, обучайте высокому портяночному искусству неофита.

— Солдата в зеркале увидишь! Перед тобой целый прапорщик, салага! — Шутливо отозвался Тёма. — Смотри, повторяй и учись.

Без суеты и спешки, медленными, но точными движениями Артем несколько раз наматывал и обратно снимал портянки. Убедившись, что Славка сообразил, как действовать, и успешно справился с задачей сам, привычно вколотил ноги в свои старые кирзачи. Новые сапоги еще предстояло разносить, пока не время. Мысленно он даже посочувствовал другу, которому приходится перескакивать из удобнейших кроссовок в новую, не обмятую, больше того, непривычную обувь.

Славка застегнул жилетку на все пуговицы, присел, повернулся, примеряясь к удобству новой одежды, и подумав, все же расстегнул нижнюю пуговицу. Надел пиджак, картуз и драповую куртку. Преображение завершилось.

— Я себя то ли реконструктором, то ли ряженым ощущаю, если правду сказать… Но ничего, поживем, пооботремся, глядишь, и приноровимся. Дурное дело не хитрое. К слову, вот еще прикупил нам обоим по ножу. Они одинаковые, так что бери любой. Цепляй на пояс.

Артем взял "финку", проверил остроту лезвия на свет. Затем вернул лезвие в ножны и сунул всё вместе за голенище сапога.

— Так сподручнее будет. Эх, сейчас бы еще покурить и просто отлично. Жаль, забыл тебе напомнить перед уходом…

— Обижаешь, старина. Чтобы Славка Хворостинин забыл о друге и его пагубной зависимости от никотина? Могучем яде, который, что характерно, легко валит с копыт цельную лошадиную силу, а это тебе не шутки. Вот, держи. Наилучшие папиросы высшаго сорту А и Б местного производства. — Изобразил он слог, характерный для эпохи. — Фабрики Серебрякова. Аж три пачки разом. Пробуй, какой вариант больше понравится, тот и будешь дальше употреблять. Ну, или "герцеговину флор", хехе, можно раздобыть. Тоже не вопрос. Были бы деньги, а их есть у нас. Еще пивандрия взял — на дегустацию. Оценим, так сказать, как предки качество обеспечивали. Заодно и отметим наше невероятное спасение, единовременное обогащение и хронопопадание.

На середине рассказа Артем схватил первую попавшуюся пачку, извлек самую настоящую «беломорного» облика папиросу. Звякнул зажигалкой, осторожно затянулся. В воздухе разлилось облако сизого дыма, бьющего в нос крепким табачным ароматом. Действительно, высший сорт.

Следом вскрыли бутылки.

— Ну, с прибытием нас на новое Пэ-эМ-Жэ!

Они чокнулись горлышками и щедро отпили каждый из своей бутылки, разом опустошив их едва ли не на треть.

— А теперь давай поменяемся. Надо же понять, какое лучше.

— Не вопрос.

В итоге пришли к выводу, что хороши оба сорта.

— Славка, давай все же дергать отсюда, тревожно на душе, чесслово.

— Куда дергать? — непонимающе переспросил расслабившийся от выпитого и осознания успешно завершенной миссии Хворостинин.

— На Левый берег. Там сейчас тихо, вроде. Укроемся, бабки пересчитаем, большую часть припрячем. А тут мы уже наследили. Я с покупкой лодки, ты на базаре. Мало ли…

— Отчего бы нет, командуй, братуха. Ты у нас речник или где? Вроде все, что планировали — сделали. Загружаемся и отчаливаем.

Воры, незаметно подобравшись и укрывшись в ивняке метрах в тридцати, некоторое время издали наблюдали за друзьями. Всякий уголовник, как и дикий зверь, обязан хорошо чуять возможную угрозу. А все непонятное — опасно, по крайней мере, до момента, как получит свое разъяснение. Облик, поведение, внешний вид незнакомцев на берегу оставались им не ясны. Это точно были не революционеры, не приказчики, не фартовые, а кто-то…

— Слышь, Гриня, что-то с ними не так… — прошептал Седой своему подручному, — как бы нам в ненужные мутки не встрять… Не спеши, давай еще понаблюдаем.

И только когда воры поняли, что «клиенты» собираются отчаливать, они выбрались из своей «засады» и, сохраняя спокойную уверенность и силу, появились на берегу.

Первым их заметил бдительный Артем.

— Славка, к нам какие-то хмыри идут.

— Где? — Резко обернувшись, только и успел спросить Хворостинин друга.

— Эй, босота, куда наскипидарились? Суши весла! Разговор есть. — Заявил старший из них, с узкими усиками, чернявый крепыш в широкой кепке и кургузом пиджаке. На темном от загара лице то и дело гуляла короткая, как намек, ухмылка. То отражаясь в уголках холодных, равнодушных глаз, то кривя узкие губы, обнажая в оскале крупные, насквозь прокуренные желтые зубы. Из голенища правого сапога выглядывала рукоять ножа, но руки оставались пустыми.

В первый момент Славка, растерявшись, почти впал в оцепенение и, если бы бандиты разом кинулись на них, кто знает, как развивались бы события. Но мгновение оказалось упущено, а правая рука Хворостинина, подчиняясь давно вколоченному рефлексу, словно по своей воле, нырнула в карман бушлата, цапнула холодную рукоять «Маузера» и направила оружие на незваных гостей. Походя скинув предохранитель, левой привычно удерживая затвор, правой толкнул пистоль вперед, досылая патрон в ствол. И сразу обхватил рукоять обоими ладонями, накрывая левой правый кулак и плотно уложив большие пальцы один поверх другого.

— Стоять, граждане уголовники, или я стреляю.

Те, увидев возникшее словно из ниоткуда направленное на них дуло пистолета, разом остановились метрах в пяти от друзей. Артём достал нож, переложил его в левую руку лезвием к себе, а в правую подхватил лежащую на земле эмэсэлку и приготовился к схватке.

— Славка, твой — правый, мой — левый. — Негромко произнёс он.

— Принято. — Одним уголком рта прошептал Вяче в ответ.

— Слышь, ты, скаженный. Брось шпалер[1]. Хуже будет. Мы ж тебя на ремни распустим. — Почти ласково протянул стоящий чуть ближе безусый еще и насквозь белобрысый бандит, выглядевший заметно моложе второго. — Ты хоть знаешь на кого хвост задрал? — Он качнул головой в сторону усатого, явно главного в банде.

— Да неужели… Закрой пасть, урод. А то я ведь могу и не удержаться, закатаю тебе пулю в ливер. Долго подыхать будешь. В муках. Отвечайте, как нас нашли?

— Так мы тебя с базара пасем, фраер тухлый. Чего шары пялишь, али не понял чего? — Заведясь не на шутку, зло ответил белобрысый.

— Слышь, ты нас на горло не бери, мы воры законные, а не шпана какая. И хоровод на хуторе я вожу. — Без намека на испуг спокойно и уверенно заговорил черноусый. — Ты назовись-объяснись, откель такой нарисовался в нашем краю, человек прохожий? Может, барашками[2] поделишься?

— Какими еще «барашками»? — Неподдельно удивился и даже немного растерялся Вяче.

— Бабками, лучше всего «попугаями»[3], но можно и «блядей»[4] подкинуть, — опять не до конца понятно пояснил белобрысый.

— Ты чего, бредишь, клоун? — разом разозлился Славка, напружинившись, чтобы стремительно броситься в водоворот драки, ощущая плечом поддержку стоящего рядом друга.

— Седой, да они совсем масть не секут. Может, обшмонаем? Глядишь, боковники[8] пухлые найдём. — Бандиты с усмешкой переглянулись, «клиенты» точно не знали «блатной музыки», а значит, не сидели и точно не из их круга. Вполне годные для грабежа или банального разводилова. Вот только пистолет оставался помехой.

— Барахлишко уже прикупили. Шкары и бобочки[5] новые натянули. Может, вы люди мимохожие, безглазые[6]? Бирки чистые[7] имеются у вас? — Продолжал белобрысый, заговаривая и выжидая момента для нападения или еще какой возможности обобрать.

— Жиган, завязывай бурчать. Вишь, люди благородные, блатной музыки не разумеют. — На лице Седого опять проявилась все та же странная полуулыбка-полуусмешка. — Паспортишки не нужны? Так мы запросто спроворить можем. Настоящие, чистые, не яманные[9]. За мзду малую. Или бланкеткой, — снова съехал Седой на феню, но тут же сам поправился, — то бишь чистой, без всякой заразы, проституткой с паспортом, попользоваться? Поди, давно шмару за буфера не мяли? Платите, все обеспечим в лучшем виде.

Говоря это, старший из бандитов сделал шаг вперед и потянулся к карману штанов.

Кто знает, зачем потянулся вор. Может, по привычке хотел достать портсигар, а может, оружие… Хворостинину по горло хватило такого общения, и он перешел к решительным действиям. Фонтанчик песка у ног заставил Седого замереть. Выстрел, кнутом ударивший по ушам, охладил пыл у всей компании.

— Руки! Руки держать, чтобы я видел! И три шага назад! Это был предупредительный, дальше — на поражение.

— Ну ты Славка и псих! — С укором негромко прошептал другу Артём.

Затем, адресуя Седому, громко сказал:

— Ты, блатной, сам виноват. Теперь шухер начнётся. Всем сматываться надо. — И снова шепотом добавил. — Прикрой. Я в лодку. Уходим.

Не без труда столкнув глубоко уткнувшуюся в речной песок посудину, запрыгнул в нее, сразу усаживаясь на весла.

Бандиты не спешили отходить и без особого страха поглядывали на Славку.

— Повторять больше не буду. Три шага назад. Пошёл!

И он нацелил пистолет точно между глаз предводителя.

Тот постоял секунду, но, видимо, оценил угрозу как реальную, и, медленно пятясь спиной, сделал три коротких шажка.

Вяче, продолжая держать разбойника на мушке, ухватился левой рукой за нос лодки и принялся толкать ее на глубину, а когда уже за голенища сапог полилась вода, навалился на борт и уместился в лодке.

— Греби, дружище, что есть силы.

Седой без суеты и спешки вытянул из кармана портсигар и достал из него папиросу. Закурив, он глубоко затянулся, выпустил дым носом. Подойдя к самому обрезу воды, картинно зажав горящую папироску между указательным и большим пальцами левой руки, громко и четко сказал вслед уходящей по течению лодке:

— Слышь, фраер ушастый, теперь у меня к тебе счёт. За то, что шпаером в меня целил. За пулю. Должок. Я тебя найду. Жди, паскуда. Скоро свидимся.

Слова его, сказанные пусть без крика и надрыва, зато уверенно и с ощутимой угрозой, далеко разнеслись по глади воды. Хворостинин не без труда удержался от того, чтобы снова не начать стрелять. Он понимал, что лучше всего разом покончить с этой историей и что теперь у них большая проблема. Но вот так хладнокровно взять и застрелить двух человек, пусть даже и бандитов, он не смог. Тем более, они даже и не могли им прямо угрожать. И по факту даже не нападали на них.

«Ладно, — успокаивал он себя, глядя на быстро удаляющийся берег и две стоящие на песке фигуры, — Главное, мы выбрались из этой засады. А дальше поживем-увидим».

Примечания

[1]шпалер, шпаер — револьвер/пистолет (воровской жаргон начала 20 века)

[2]барашки — деньги (воровской жаргон начала 20 века)

[3] «попугай» — пятисот рублевая купюра с изображением Петра Первого (воровской жаргон начала 20 века)

[4] «блядь» — сто рублевая купюра с изображением Екатерины Второй (воровской жаргон начала 20 века)

[5] шкары и бобочки — брюки и рубахи (воровской жаргон начала 20 века)

[6] люди мимохожие, безглазые — т. е. без документов (воровской жаргон начала 20 века)

[7] бирки чистые* — настоящие паспорта (воровской жаргон начала 20 века)

[8] боковники — бумажники (воровской жаргон начала 20 века)

[9] не яманные — не поддельные (воровской жаргон начала 20 века)