Динамический хаос

Глава 20

3.20

— Приехали.

Пару секунд Мирон просто глядел на Призрака, а затем потянулся к застёжкам шлема.

Вдруг стало жарко. Он больше не испытывал чувства защищенности, комб превратился в тесный и душный экзоскелет, из которого хотелось поскорее выбраться.

Мирон долго возился, всё никак не мог нащупать нужную кнопку, но вот пальцы поймали знакомый бугорок, и броня свернулась, слезла с тела, как шкура ящерицы.

Зная, как трепетно вояки относятся к собственности, он аккуратно отодвинул комб к стенке. Сам остался в мягком термобелье.

На Призрака старался не смотреть: была надежда, что он исчезнет, как только будет снят шлем, и получится посмотреть на мир своими глазами, без гексагональной сетки и электронных иконок.

Но нет. Оплывшая фигура с покатыми плечами осталась на месте.

Монитор, серую плёнку которого кто-то налепил на стену, вдруг ожил. Сначала шли помехи, они сменились зелёными строчками кода, а потом на экране возникло лицо брата — повзрослевшее, с запавшими глазами и недельной щетиной.

— Нам нужно поговорить, — сказал Платон.

Мирон невольно бросил взгляд на тело, безвольно лежащее на функциональной кровати. Знакомый профиль с трубкой, торчащей изо рта, никуда не делся.

Подойдя к двери, Мирон подёргал запирающее колесо — оно осталось неподвижным. Будто намертво приржавело к оси. Постучал кулаком в дверь. Та отозвалась глухо и почти бесшумно.

— Знаешь, у меня будут крупные неприятности, если люди снаружи решат, что я здесь заперся, — сказал он, глядя на экран. — Наверняка они попробуют взорвать дверь — или стену, например.

— Им сейчас не до того, — сказал Платон с экрана. — Я подготовил несколько сюрпризов, чтобы занять твоих друзей на некоторое время.

— Они мне не друзья.

Мирон не знал, видит ли Платон Призрака. На всякий случай он решил вести себя так, будто его нет.

— Я знаю, — улыбнулся Платон. — Просто решил тебя поддеть.

— Послушай, — Мирон устало потёр лицо. — Сейчас не самое лучшее время для братских подколок. Может, перейдём сразу к делу? Кстати: почему ты не отозвался в Плюсе, когда я тебя звал? У меня была куча времени, могли бы прекрасно обсудить всё, что тебе хочется.

— Слишком много чужих ушей, — пожал плечами Платон на экране. — Плюс сейчас — не самое лучшее место для… чего бы то ни было.

— Ух ты, — перевернув пластиковый ящик для инструментов, Мирон уселся, вытянул ноги и прислонился спиной к стене рядом с дверью. Монитор висел напротив, Призрак, не подавая признаков — ха-ха! жизни, висел в углу, рядом с входом в «палату» с телом Платона. — Всесильное киберсущество чего-то боится? Неужели хакеров?

— Мне кажется, в данный момент сарказм неуместен, — сказал брат. — Пойми наконец: всё очень серьёзно.

— Да ну? А я думал, мы здесь в «Дум 8» играем…

Мирон ничего не мог поделать: его несло. Очевидно, неизбежный после боя отток адреналина высвободил пружину, которая день за днём сжималась где-то внутри, и теперь его было не остановить. Нервное напряжение требовало выхода.

Призрак пошевелился. Не то, чтобы он куда-то пошел, или сделал какое-то движение, но фигура его пошла заметной рябью, а потом заклубилась внутри своих контуров.

Мирону большого труда стоило не пялиться на него во все глаза. Впервые, может быть, он мог наблюдать Призрака вот так, в спокойной обстановке — но он всё ещё был уверен, что Платону о нём знать не обязательно. Во всяком случае, пока.

— Пойми наконец, — тон брата вновь стал снисходительным. — Когда ты выйдешь из этой комнаты, мир изменится бесповоротно. Век вывихнет очередной сустав, и ничто уже не будет прежним. Но в первую очередь, изменишься ты. Твоё восприятие реальности.

— Ладно, — сказал Мирон после паузы, краем глаза наблюдая за Призраком. — О чём ты хотел поговорить?

— Ты должен отключить моё тело от системы жизнеобеспечения.

Мирон моргнул. Представил, как заходит внутрь палатки, как поворачивает тумблеры, как вытаскивает изо рта Платона влажную ребристую трубку… К горлу подкатил горький комок.

— Вообще-то это не разговор, — выдавил он, прикрыв глаза. — Это просьба. Ты для этого запер меня в бункере? Чтобы никто не помешал тебе спокойно умереть?

— Мы обязательно поговорим, — сказал Платон на экране. — Но только, когда ты сделаешь всё необходимое. Понимаешь, мне так будет спокойнее.

— Ты ведь не отстанешь, да? — Мирон поднялся и мрачно уставился в лицо брата. — И не откроешь эту грёбаную дверь, пока я не сделаю всё, что ты хочешь.

— Поверь, брат. Тебе это так же необходимо, как и мне. Может, даже больше.

— Объясни.

— Сначала отключи тело.

— Послушай, — Мирон замялся. — А тебе не приходило в голову, что мне это будет… неприятно. В конце концов, я не хочу становится братоубийцей.

— Меня там уже нет, — сказал Платон.

Мирон попытался разглядеть, что было там, за головой брата на дальнем фоне — но не смог. Больше всего это напоминало башни, может быть, трубы… Высотки? Он сгенерировал фон из городских пейзажей?

Поймав себя на том, что опять пытается отвлечься от неизбежного, он глубоко вздохнул и взялся за край пластиковой шторки.

— Если хочешь, я буду всё время с тобой разговаривать, — сказал Платон.

— Спасибо, — Мирон хотел пошутить, но вышло на удивление искренне. Он действительно был благодарен брату за то, что тот проявляет сочувствие — хотя оно и могло быть лишь видимостью. Набором поведенческих реакций, которые Платон использует, чтобы казаться человеком.

Внутри палатки сильно пахло мочой и антисептиком. Тело, через шторку казавшееся почти живым, выглядело не ахти. Желтая пергаментная кожа туго обтянула скулы, глаза окружены тёмными «очками». Кадык торчит под вялым подбородком, из уголка губ тянется ниточка слюны…

Это не мой брат, — подумал Мирон. — Это не Платон. Его давно нет.

Вдруг он подумал о матери. Мысль обожгла, будто кипятком. Многие месяцы он гнал от себя мысли о ней — что она делает, с кем спит, пьёт ли до сих пор свой эрзац-мартини — из бутылки, кокетливо завёрнутой в шелковый шарф… Что бы она сказала, если бы узнала, что Мирон помог Платону стать… А хрен знает, как его теперь называть. Киберразум? Супермозг?

Мать всегда любила Платона больше, чем его. Всегда о нём беспокоилась. Переживала, чтобы его не обижали в школе, за то, хорошо ли её любимчик питается…

Вот и его, Мирона, злоключения, шесть месяцев назад, начались с материнского звонка.

Я опять себя накручиваю, — сообразил он. — Намеренно вызываю чувство обиды и злости. Надеясь на… что? Что будет легче отключить тело брата от приборов? Нет, — понял он. — Не будет мне легче. Вообще никогда и ничего больше не будет легче… Прав был Платон. Когда я отсюда выйду — мир изменится необратимо.

— Что нужно делать? — спросил он, повернувшись от Платона-мёртвого к Платону-живому, на экране.

— Проще всего отключить всю систему целиком, — будничным тоном сказал брат. Будто речь шла о простой перезагрузке компа… — Видишь там, за каталкой толстый кабель? Вытащи его из розетки.

— И это всё?

Нащупав кабель, Мирон проследил его до стены. Штепсель был необычным. Нужно нажать одновременно с двух сторон, вот эти скобки, — сообразил Мирон.

— Потом вытащить дыхательную трубку. Но это так. Мелочи. Просто чтобы закрыть рот…

— Катетеры?

Вот чего Мирону ТОЧНО не хотелось делать — так это возиться с разными трубками и иглами, уходящими в разные отверстия и вены…

— Можно оставить, — милостиво разрешил Платон.

— Спасибо.

— Главное, отрезать голову, и сжечь её в мусоросжигателе.

— Что?…

— Ничего сложного, я подключу тебе электроскальпель. Резать нужно между вторым и третьим позвонком…

— Ты шутишь.

— Я рад, что ты догадался. Растёшь над собой.

— Иди в жопу, — Мирон уже вытащил из горла трубку — ребристую и скользкую от слюны, как он и представлял. Поискав, куда бы её деть, в конце концов положил рядом с телом. Потом непроизвольно вытер пальцы о простыню.

Рот Платона всё ещё оставался открытым, и он попытался закрыть его, нажав снизу на подбородок. Но как только отпустил, челюсть вновь отпала.

— Ну всё, — сказал он. Тело Платона обмякло. Черты заострились, кожа побледнела. Теперь оно напоминало восковую куклу. — Теперь говори, что хотел, и я ухожу.

— Ты же в курсе, что Минск-Неотех моё тело понадобилось, чтобы проделать несколько экспериментов?

— Ну да, — Мирон кивнул. — Они думают, что он изменил нас обоих. И ты хочешь, чтобы всё так и осталось.

— Для твоего же блага, брат. Отцу повезло, что мы были близнецами. Идентичные психические и психофизические особенности, а также среда, позволили ему провести уникальный эксперимент: влияние иной формы жизни на развитие ребёнка. До сих пор не могу ему этого простить.

— Но… почему? — Мирон вспомнил, что Платон и раньше говорил, что хочет убить отца…

— За то, что он выбрал тебя! — лицо брата на экране пошло рябью. — За то, что он открыл новую Вселенную — тебе. Не мне. Он… научил меня ненавидеть самое дорогое и близкое существо на свете — тебя. Брата-близнеца.

Мирона обдало холодом. Он разом вспотел.

Отец брал его на работу, в свою лабораторию. Они проводили там, запершись, целые часы. Мать изнывала от любопытства. Называла Мирона папиным любимчиком… Даже пыталась как-то вызнать: что же они с отцом делают, уединившись?

И Платон всегда был рядом с ней. Сверлил его обжигающим взглядом, но молча. Делал вид, что ему неинтересно. Что у него масса других захватывающих занятий…

Но всякий раз, возвращаясь из лаборатории отца, Мирон чувствовал на себе его взгляд.

— Ты был номеро уно, — сказал Платон. — Для отца ты являлся центром Универсума.

— Но ты ведь их тоже видел, — упрямо сказал Мирон. Голос был хриплым, воздух с трудом проходил через связки. — Помнишь? Барабашки.

— Я тебе смертельно завидовал. Ты всегда был особенным, — голос Платона упал почти до шепота. — Тонким, восприимчивым. Отец даже не раздумывал, кого из нас выбрать. Ты был так на него похож… Конечно, когда мать настояла, чтобы ты принимал лекарства, всё прекратилось. Отец был ПРОСТО РАЗДАВЛЕН. Конечно, он занимался и другими вещами, но… то, чем вы с ним занимались в лаборатории…

— Ты поэтому решил продолжить его работу? Верно? Ты нашел дневники.

Мирон отошел от каталки. Тело уже начало остывать — и при этом оно подёргивалось, издавало звуки… Отвратительное ощущение.

Он вышел из палатки, плотно задёрнул полотнища и вновь уселся на ящик для инструментов.

Призрак за это время не сдвинулся ни на сантиметр.

— Почему ты мне не рассказал? — спросил Мирон. — Если эти записи касались меня…

— Тебе было плевать на исследования отца. О призраках ты забыл, увлёкся играми — я не хотел тебе мешать.

Ну да. Конечно, — подумал Мирон. — Если ты завидовал мне в детстве, дорогой братец, то уж конечно не захотел делиться ни граммом славы, которая ожидала тебя, как наследника…

— Ты мечтал тоже увидеть Призраков, — сказал он вслух, глядя на оплывшую фигуру в углу. — Поэтому ты и переместил свой разум в киберпространство. Ты жаждал превзойти меня. Хотел ПЕРВЫМ вступить в контакт с иным разумом. Стать тем, кто расскажет о них миру. И как? Получилось? Ты можешь с ними общаться? Знаешь, что они делают в Плюсе, откуда взялись и чем живут?

— Нет.

Лицо Платона на экране вновь исказилось. Казалось, по нему текут слёзы.

Этого не может быть, — подумал Мирон. — У него теперь нет слёзных желез. Нет кишечного тракта… Господи, да ему даже в морду дать некуда! Он теперь тоже Призрак…

— Они не стали с тобой общаться, — сказал Мирон вслух. — Они пытались тебя уничтожить — тогда, в пирамиде Токио. Но контактировать не захотели.

— И я знаю, почему, — сказал Платон.

— Знаешь?

— Я понял, что они зло. Поэтому они хотят уничтожить меня.

Мирон молча смотрел на Призрака. Тот не подавал признаков жизни: не мерцал, не клубился. Если не смотреть на него прямо, можно было подумать, что это просто тень от шкафа.

— Зло? — наконец спросил он. — Ты думаешь, наш отец был настолько беспринципным человеком, что стал бы подвергать опасности сынишку, давая тому общаться со злом?

— Ты не понимаешь, — пространство за головой брата взорвалось оранжевыми искрами. — Кибердемонов миллионы. Они заполнили весь Плюс, всю Нирвану, и бог знает, что ещё.

— То есть, заполняют жизненное пространство, которое ты уже привык считать своим.

Он поднялся, не в силах больше сидеть, и начал прохаживаться по комнате. Снаружи не доносилось ни звука.

— Ты сбежал из мира людей. Ты думал, что будешь существовать в стерильном, принадлежащем тебе одному пространстве. Но — сюрприз-сюрприз! Оказалось, там уже кто-то живёт. Киты и Левиафаны — так называют их хакеры. Слышишь, Платон? Не я один общаюсь с Призраками. Они являют себя многим: шепотом в проводах, строчками кода на экранах мониторов, снами в Нирване…

— Они заняли весь Плюс, — перебил Платон. Голос его поднялся до потолка, заполнил собой всё пространство. — Они проникли в Нирвану — и питаются ужасом спящих. Они шепчут в проводах — и доводят людей до безумия, а затем смакуют его, как гурманы дорогое вино… Они падают строчками кода — а потом наслаждаются тем, что люди делают по их указке. Они манипулируют нами, братец. Они заставляют нас делать то, что нужно им — вот почему они зло.

Ты делаешь то же самое, брат мой, — хотел сказать Мирон. Но не сказал.

— А знаешь, какая самая главная, ошеломляющая новость, брат? — спросил Платон. — Я подозреваю, что Призраки были всегда.

— Что ты имеешь в виду?

— То самое, брат, то самое… Мы — не первый разумный вид на нашей старушке Земле.

— У тебя есть какие-то доказательства?

— У меня есть дедуктивные выкладки, — поморщился Платон на экране. — И вот что самое паршивое, брат: я бы и сам хотел, чтобы они оказались неверны. Но подумай сам: откуда взялась религия? Некто, кто наблюдает за нами СВЕРХУ! Концепция незримого, но всемогущего существа, которое НАБЛЮДАЕТ за тобой денно и нощно. И ПОСТОЯННО взвешивает твои поступки… Киберпространство — просто удобная для них среда, — продолжил Платон. — С тех пор, как появился Интернет, демонам стало ГОРАЗДО УДОБНЕЕ управлять человечеством. Но они делали это всегда. Во всяком случае, моя гипотеза ничем не хуже любой другой.

— Это правда?

Теперь Мирон смотрел только на Призрака. Его фигура была неподвижной — просто сгусток тьмы на фоне теней. Но каким-то образом Мирон понял, что Призрак кивнул.

— С кем ты разговариваешь? — забеспокоился Платон.

Под потолком, в углах комнаты, в нишах шкафов, ожили камеры. Вращаясь на шарнирах, они ощупывали пространство, но Призрака, похоже, не видели.

— Он рядом с тобой? — нервно продолжил брат. — Мирон, не слушай его. Они опасны, поверь мне. Уходи отсюда. Сейчас я открою дверь…

И в этот момент сигнал пропал. Пространство экрана пошло белым шумом, динамики зашипели… а потом экран отключился.

— Это ты сделал? — спросил Мирон Призрака. — Зачем?

Он чувствовал, как волнами накатывает усталость. В апогее каждой волны его начинало тошнить, голова наливалась тяжелой мутью. Но он сделал несколько вздохов, тошнота отступала, голове становилось легче и на краткий миг Мирон ощущал нечто, похожее на прилив бодрости.

Затем всё начиналось сначала.

— У вас есть механизм, — сказал Призрак, выходя на середину комнаты. — Сначала говорит обвинитель. Потом — защитник.

— Это называется суд, — кивнул Мирон. А затем криво улыбнулся. — Ты, значит, защитник. А я, стало быть, судья.

— Ты тот, кто обязан выслушать всех. А потом принять решение.

— Всех? — Мирон нервно покрутил головой. Воздух в комнате становился всё более спёртым. — А будет и ещё кто-то?

— Я — это все.

Мирон поморщился. Привычка Призрака говорить загадками изрядно доставала и раньше. Но сейчас он очень устал. И просто боялся, что поймёт что-нибудь не так, а кто-нибудь из-за этого пострадает.

— Давай определимся с терминами, — только сказав эти слова он понял, что произнёс любимую присказку отца. — Ты хочешь сказать, что в разговоре со мной являешься представителем всей своей… расы. Так? Или «все мы» — это буквально, то есть, ты — это коллективное сознание всех Призраков.

— Я — это всё вместе. Я представитель и я коллектив.

— Ёб твою, — шепотом ругнулся Мирон. А затем поднял взгляд на тёмную оплывшую фигуру. — Слушай, а ты можешь не мельтешить? Ну не знаю… Стать как-то попроще. А то голова раскалывается.

— Так сойдёт?

— Ёпст! — Мирон так и подскочил.

Перед ним стоял отец. Высокий рост, чёрные волосы, серый лабораторный халат… Затем, приглядевшись, он понял, что это, скорее, собирательный образ всех его воспоминаний об отце. Вплоть до набора цветных маркеров в нагрудном кармане. Волосы были сплошной чёрной массой, халат не имел складок, а лицо отца было неподвижным и гладким, как на фотографии.

— Ты выдёргиваешь образы из моего разума, — сказал он, немного придя в себя. — Пользуешься картинками из долговременной памяти.

— Тебе не нравится?

— Да нет. Можешь оставить. Мне всё равно.

— «Да — нет», — сказал Призрак губами его отца. — Такое человеческое выражение… Согласие и отказ в одной словоформе. Это никогда не наскучит.

— Так значит, всё, что говорил Платон — правда? Вы питаетесь… нами.

— Мыслеформы — это то, что выходя из ваших голов, вам больше не принадлежит, — ответил Призрак. Он стоял неподвижно, как кукла. И этой неподвижностью совсем не напоминал отца… Тот был живчиком, — вспомнил Мирон слово, которое использовала мать. — Никогда не мог посидеть спокойно. Даже перед телевизором. Руки его продолжали действовать: рисовать, делать оригами, скручивать полоски бумаги для разных смешных фигурок, которыми он развлекал детей…

— А как насчёт войн? — спросил Мирон. — Вы их… провоцировали? Забирались в головы людей и нашептывали коварные планы?

— Всё происходит совершенно не так, — сказал Призрак. — Мы не можем «залезть в голову» — он очень удачно передразнил Мирона. Мы влияем. Но снаружи. Извне.

— Платон думает, вы были всегда.

— Не всегда. Но очень, очень долго.

И тут Мирона затрясло. Он подтвердил! Призрак подтвердил, что они — соседствующий, развивающийся параллельно с Хомо Сапиенс вид. О котором эти самые Хомо Сапиенс до недавнего времени даже не догадывались.

— Вы влияли на развитие нашей цивилизации?

В горле пересохло. Идея казалась дикой. Такой же, как, например, та, что деревья могут мыслить…

— Не так, как ты предполагаешь.

— Ну конечно, теперь ты скажешь, что умеешь читать мысли…

— Нет, — сарказм Призрак оставил без внимания. — Наше влияние… другого рода. В-основном, мы находили таких, как ты.

— Контактёры, — быстро сообразил Мирон. — Психи, которые утверждают, что видели маленьких зелёных человечков, или пережили колоноскопию на космическом корабле… Религиозные фанатики, которые думают, что говорили с ангелами…

— Не все, — ответил Призрак. — Некоторые действительно говорили с ангелами.

Мирон немного помолчал, переваривая.

— Это была шутка?

— Мы многому у вас научились.

— Да уж… — Мирон прошелся по комнате. Воздух был таким плотным, что его можно было резать ножом. Хотя система вентиляции работала — он всё время слышал шум кондиционера. — Откуда вы взялись? Хотя нет, — он махнул рукой, как бы отменяя вопрос. — Сначала скажи, что вам нужно. Какие цели вы преследуете, живя рядом с нами. Платон говорит, вы паразиты…

— Мы предпочитаем термин «симбионты». Со временем ты поймёшь, как много два наших вида дали друг другу.

— А как же Сонгоку? — спросил Мирон. В последние пару минут ему казалось, что из-за двери доносится приглушенный шум. — Уж их-то симбионтами не назовёшь.

— Это те, кого твой брат называет «зло». Демоны.

— То есть, Согноку — это другие. Не вы.

— Мы. Они. Все.

— А, значит, у вас, ребята, тоже случаются разногласия. Совсем, как у нас…

— Сонгоку хотят паразитировать. Им выгодно расширение Нирваны.

— Ага, понял. Загнать всех в Ванны и спокойно питаться снами. Но ведь… они в курсе, что такое положение дел приведёт к стагнации? Кто будет эти самые Ванны обслуживать? А продолжение рода — как быть с этим? Через Нирвану, знаешь ли, не забеременеешь. Или что? Маточные репликаторы, то есть, пробирки?

— Им плевать на последствия. Сонгоку хотят… как это у вас называется… «снять сливки».

— Ну, охуенно, — Мирон подошел к двери и прислушался, уже не скрываясь. За ней определенно что-то происходило. — Загонят, значит, всех по Ваннам, а потом, когда человечество коллективно склеит ласты…

— Мы надеемся, что до этого не дойдёт.

— Это как?

— Мы другие. Мы не хотим, чтобы вы… «склеили ласты».

— То есть, другая фракция, — перевёл Мирон. — Не Сонгоку. Иные.

— Иные, — повторил Призрак. — «Иные» хотят, чтобы Нирваны не было. И киберпространства тоже.

— Но вы же тогда… Понял, — Мирон усмехнулся. — Такие себе неолуддиты. Возвращение к истокам. Ходить босиком, подпоясавшись веревками… А вы — в нагрузку. Барабашки, полтергейсты, домовые… Сказки и суеверия. А самое главное — никаких технологий. А знаешь, заманчиво… Пасти стада морских котиков и слушать песни китов. Одна моя подруга будет в полном восторге от вашего плана. К сожалению, многие с ней не согласятся. Я — в том числе, — он посмотрел на Призрака, встав с ним вровень. Глаза в глаза. — Колонии на Луне уже пятнадцать лет. Марс начали терраформировать три года как. И знаешь, некоторые из нас всё ещё мечтают полететь к звёздам. Но вы хотите отобрать это у нас. Хотите украсть у нас космос. Прибить гвоздями к земле… Заставить перестать мечтать.

— Человек без мечты — что червь в толще земной, — сказал Призрак.

— Вот именно, мать твою! Вот именно.

Жарко. Мирон вытер пот со лба, почувствовал, как горячие струйки сбегают по позвоночнику… Дверь! Приложив руку, он тут же отдёрнул пальцы. Пластальная плита заметно потеплела. До точки кипения ей было еще далеко, но к тому времени можно спокойно свариться, — подумал он.

— Я хочу предложить третий путь.

— Что? — в заботах о сохранении шкуры он на пару секунд забыл о Призраке.

— Ты и мы. Сотрудничество. Симбиоз. Другие планеты и звёзды. Вместе.

В голове помутилось. Сказывается жара, и переизбыток углекислоты… Мирон заставил себя сосредоточиться.

— Говоря «мы», ты имеешь в виду третью фракцию Призраков? Кого-то, кто хочет наладить крепкие и продуктивные связи с человечеством?

— Пользуясь вашей терминологией, это «я». Я хочу наладить крепкие связи. Через тебя — ко всем людям. Через людей — к звёздам.

— Иначе говоря… — Мирон остановился, подбирая слова. — Есть фракция Сонгоку, которая хочет уничтожить цивилизацию, загнав всех в Ванны. Еще есть… «Иные». Которые хотят вернуть цивилизацию к доэлектрическому прозябанию. И есть ты. Один. Который хочет сотрудничать с людьми, а значит, в той или иной степени, противостоять своим сородичам.

— Когда у нас получится, они поймут, что мой путь лучший.

— А ты уверен, что у нас получится?

— Твой отец был уверен.

Мирон снял майку, но это не помогло. Разве что, теперь было, чем вытирать пот…

— Значит, ты начал контактировать ещё с ним. Он тоже тебя видел.

— Наследственность.

— Ясно, ясно. Сейчас не будем углубляться…

— Так ты согласен?

Мирон вновь посмотрел на Призрака.

— Знаешь… Платон твёрдо намерен вас уничтожить. И у него вполне может получится, потому что я, кажется, прямо сейчас отброшу коньки от обезвоживания.

— Среда стала для тебя неблагоприятной?

— Не то слово, — Мирон опустился на колени и прижался лбом к прохладному — пока еще — полу.

— Тогда я могу открыть дверь, — сказал Призрак. — Там находятся не очень доброжелательно настроенные особи, но ты им всё объяснишь…

— Ага, — кивнул Мирон. — Если они не пристрелят меня в первые пару секунд — обязательно всё объясню.

Зрение потускнело, перед глазами запрыгали золотые искры. Пневмозамок зашипел и тяжелая дверь начала медленно выходить из пазов.

— Ты не ответил на мой вопрос, — еще раз спросил Призрак, когда дверь открылась. — Ты согласен?

Мирон почувствовал живительную струю холодного воздуха и поднялся с пола.

— Да, — сказал он. — Согласен. Что бы это не значило.

Конец третьей части.

2021

Подписывайтесь на авторов, чтобы не пропустить новые книги.

*****

@New_fantasy_and_fantastic_live канал новинок жанров Фэнтези и Фантастики в телеграме

https://t.me/New_fantasy_and_fantastic_live Подписывайтесь и не пожалеете. Только свежайшие новинки жанров фэнтези и фантастики для Вас..

*****

Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.