Дипломатия и войны русских князей

Глава 3 КТО ТАКИЕ УШКУЙНИКИ?

После Батыева нашествия русские князья признали власть Ордынских ханов, покорно платили дань и по первому окрику смиренно ехали в Орду на расправу. Польский историк XVI века Михалон Литвин писал: «Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их наряду с прочим раболепием выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв его коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов».

Православная церковь объявила татар «божьей карой», посланной за грехи русских людей. А можно ли было бороться с божьей карой? Православная церковь молилась и заставляла молиться верующих за здравие «татарского царя».

Классической характеристикой Руси XIV века стали слова историка В.О. Ключевского: «...во всех русских нравах еще до боли живо было впечатление ужаса, произведенного этим всенародным бедствием и постоянно подновлявшегося многократными местными нашествиями татар. Это было одно из тех народных бедствий, которые приносят не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая народ в мертвенное оцепенение. Люд беспомощно опускал руки, умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадежно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что еще хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после нее. Мать пугала неспокойного ребенка лихим татарином; услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать сами не зная куда. Внешняя случайная беда грозила превратиться во внутренний хронический недуг; панический ужас одного поколения мог развиться в народную робость, в черту национального характера».

Но вот с начала 60-х годов XIV века в русских деревнях и посадах стали появляться седые изможденные люди. В них народ узнавал своих соседей, угнанных татарами, давно оплаканных родными и отпетых попами. Дивные вещи говорили полоняники. Мол, наехали на татар славные витязи, у рабов православных колодки посбивали, а басурман всех в расход вывели.

Кто смеялся над этими сказками, а кто толковал про воинство Михаила Архангела — ведь кроме него с татарами сладить не мог никто.

Но то тут, то там стали появляться и «робятки молодые», ушедшие на промысел несколько лет назад с ватагой новгородцев. Приезжали они на добрых конях, в персидской броне, с тугими кошельками, набитыми дирхемами. Привозили и девок восточных размалеванных, с нежными пальцами, не привыкшими к труду крестьянскому. Мужики смотрели, выпучив глаза, а бабы ругали на чем свет стоит блудниц басурманских.

«Откуда все это добро? — вопрошали добрых молодцев. — Может, много меха в краях полуночных добыли?». «Да нет, — смеялись молодцы, — мы татар бьем». «Как на татар руку поднять, то ж батог божий!» «Да брось, дядя, то дело нехитрое. Кто белку бьет, кто — соболя, а мы, ушкуйники, татар бьем. Ну, пойми ж, бестолочь, промысел у нас такой!»

И действительно, лихие ватаги ушкуйников стали постоянно громить Орду в виде промысла.

Что же это за грозная сила — ушкуйники? Может, народ какой? Да просто мужики новгородские, люди вольные. Слава о новгородской вольнице давно шла по Руси. Былинный герой Василий Буслаев был популярен не меньше богатыря Ильи Муромца.

Как писал академик Б.А. Рыбаков: «Былинный жанр на новгородском Севере стал жить новой жизнью. Из собственных новгородских дел, достойных былинного воспевания, народ отобрал знаменитые походы новгородских ушкуйников. По историческим документам наиболее известны ушкуйные походы 1360—1370 гг., когда новгородские удальцы с боями проходили по всей Волге и доходили самого Сарая, столицы Золотой Орды. Эти походы и отразились в былинах о Ваське Буслаеве, озорном предводителе новгородской вольницы, не верившем «ни в сон, ни в чох» и пренебрегавшем как реальной опасностью, так и суеверными предсказаниями...

...Вторая былина о поездке атамана Василия Буслаева «на богомолье» отражает волжские походы ушкуйников: новгородцы плывут к Каспийскому морю и высаживаются на острове у высокой горы «Сарочинской» (Сары-Тинской — «Цирицынской»), распугивая «заставу корабельную». В одной из поездок Василий Буслаев погибает на «Сарочинской» горе. Возможно, здесь отразились известные нам события 1375 г., когда новгородцы, пройдя на своих ушкуях по всей Волге и по Нижней Каме, побывав и у Сарая, «избиени быша без милости» близ Каспийского моря на островах волжской дельты»[108].

С X века новгородская вольница осваивает русский Север. К середине XIV века на севере границы Новгородский республики перевалили за Уральский хребет. По рекам и морям новгородские молодцы двигались на судах — ушкуях, за что и получили прозвище — ушкуйники. Некоторые лингвисты (например Фанснер «Этимологический словарь русского языка», М.: 1973) считают, что слово «ушкуй» произошло от древневепского слова «лодка». Но более вероятно, что суда были названы по имени полярного медведя — ушкуя. Кстати, это название полярного медведя было у поморов еще в XIX веке. Косвенным аргументом в пользу второй версии служит то, что норманны называли свои боевые суда «морскими волками».

Часто ушкуи украшались головами медведей. Так, в новгородской былине в описании корабля Соловья Будимировича сказано: «На том было соколе-корабле два медведя белые заморские».

Впервые об ушкуях упомянуто в шведской хронике Эрика. В 1300 г. шведский флот под командованием маршала Кнутссона вошел в Неву и сжег несколько новгородских ушкуев.

В 1453 г. московский князь Иван Васильевич путешествовал на ушкуях по Волге от Вязовых гор до Нижнего Новгорода. Последнее упоминание об ушкуях содержится в Псковской летописи под 1473 г. В летописях ушкуи считались более крупными судами, чем ладьи.

Обычно ушкуи строились из сосны. Киль ушкуя вытесывался из одного ствола и представлял собой брус, поверх которого накладывалась широкая доска, которая служила основанием для поясов наружной обшивки. Она скреплялась с килем деревянными нагелями, концы которых расклинивались. Штевни были прямыми и устанавливались вертикально или с небольшим уклоном наружу, причем форштевень был выше ахтерштевня. Штевни соединялись с килем клинцами, вырезанными из ствола дерева с отходящей под углом толстой ветвью. С наружной обшивкой и первыми шпангоутами штевни соединялись горизонтальными клинцами, причем верхняя кница одновременно служила опорой для палубного настила, а нижняя размещалась на уровне ватерлинии или чуть выше. Шпангоуты состояли из двух-трех «штук» (деталей) — толстых веток естественной погибы, стесанных по поверхности прилегания к обшивке, со слегка снятой кромкой на противоположной стороне. В средней части судна шпангоуты состояли из трех частей, а в оконечностях — из двух.

Морские ушкуи имели плоскую палубу на носу и корме. Средняя часть судна (около трети длины) оставалась открытой. Грузоподъемность ушкуя составляла 4—4,5 тонны. Речной ушкуй не имел палубы. На внутреннюю обшивку ушкуя опирались 6 или 8 банок для гребцов. Благодаря малой осадке (около 0,5 м) и большого соотношения длины и ширины (5 : 1), ушкуй обладал сравнительно большой скоростью. Как морские, так и речные ушкуи несли единственную съемную мачту в центральной части судна. На мачте был один косой или прямой парус. Навесных рулей ушкуи не имели, их заменяли кормовые рулевые весла.

Ушкуи использовались как военные и торговые суда. Но в историю они вошли как военные корабли новгородской вольницы — ушкуйников.

Походы ушкуйников начались где-то в конце XIII века. Первый же их большой поход датируется 1320 г. во время войны Господина Великого Новгорода со шведами. Дружина Луки Варфоломеевича на морских ушкуях прошла Северной Двиной, вышла в Белое море, а затем в Северный Ледовитый океан и разорила область Финмарнен, расположенную от южного берега Варангер-Фьорда до района г. Тромсе.

В 1323 г. ушкуйники, пройдя тот же путь, напали на соседнюю с Финмарненом северо-норвежскую область Халогаланд. Походы ушкуйников внесли свою лепту в войну, и в 1323 г. шведы заключили с Новгородом компромиссный Ореховецкий мир.

В 1348 г. шведы вновь напали на Новгородскую республику. В ответ в 1349 г. последовал морской поход ушкуйников на провинцию Халогаланд, в ходе которого был взят сильно укрепленный замок Бьаркей.

Поход короля Магнуса стал последним из «крестовых походов» шведских рыцарей на земли Великого Новгорода. Затем свыше 100 лет на севере Руси не было серьезных военных действий. Ушкуйники же обратили свои взоры на юго-восток, на Золотую Орду.

Можно ли представить, что добрые молодцы-ушкуйники повезли бы свою добычу в виде дани в Орду, наперегонки поползли бы к ханскому трону с доносами друг на друга, как это делали те же нижегородские, московские, рязанские и другие князья.

В жилах новгородцев текла кровь русских и варягов, которым при Игоре и Олеге платил дань Византийский император, а при Святославе покорилась вся Волга и Каспий. И ушкуйники решили впредь не мелочиться с нищими норвежцами, а заставить платить дань... Золотую Орду. Логика проста — раз Орда такая большая — от Днепра до Енисея, да еще и Золотой зовется, значит, у них должны быть деньги и, видимо, немалые.

Первый крупный поход на татар ушкуйники предприняли в 1360 г. С боями прошли по Волге до Камского устья, а затем взяли штурмом большой татарский город Жукотин (Джукетау близ современного города Чистополя). Захватив несметные богатства, ушкуйники вернулись назад и начали «пропивать зипуны» в городе Костроме. Но хан Золотой Орды Хидырбек отправил послов к русским князьям с требованием выдать ушкуйников. Перетрусившие князья (суздальский, нижегородский и ростовский) тайно подошли к Костроме и с помощью части ее жителей захватили ничего не подозревавших ушкуйников. Князья поспешили выдать ушкуйников на расправу хану. Затмил страх перед татарами князьям не только совесть, но и разум. Ведь такие вещи ушкуйники не спускают. Взяли они и сожгли Нижний Новгород, а Кострому — так стали грабить почти каждый раз, как проплывали мимо.

Но эти, так сказать, карательные меры не отвлекали ушкуйников от основной задачи — борьбы с Ордой.

В 1363 г. ушкуйники во главе с воеводами Александром Абакуновичем и Степаном Лепой вышли к реке Обь. Здесь их рать разделилась — одна часть пошла воевать вниз по Оби до самого Ледовитого океана (Студеного моря), а другая пошла гулять по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды, Чагатайского Улуса и Китая. По масштабам их путешествия не уступят и Афанасию Никитину.

Вернувшись с добычей, ушкуйники не угомонились. В 1366 г. они с тем же воеводой Александром Абакуновичем уже оперируют на среднем течении Волги. Опять летит ханская жалоба московскому князю. Димитрий шлет грозную грамоту в Новгород. А новгородские бояре хитры, отвечают, как ведется на Руси, отпиской — «Ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей (купцов) твоих не грабили, били только басурман». По мнению новгородцев, бить басурман было дело житейское, а насчет своей непричастности бояре слукавили. Действительно, основную массу ушкуйников составляла новгородская голытьба и пришельцы с низу (Смоленск, Ярославль, Тверь), но в большинстве случаев ими руководили опытные новгородские воеводы Осип Варфоломеевич, Василий Федорович, тот же Абакунович и др. Оружием и деньгами ушкуйников снабжали богатые новгородские купцы, причем не безвозмездно — вернувшись, ушкуйники щедро делились добычей.

Надо отметить, что ушкуйники имели первоклассное вооружение, и не стоит их представлять толпой крестьян в зипунах с топорами да рогатинами. Это были профессиональные бойцы, умело действовавшие как в пешем, так и в конном строю. Ушкуйники имели панцири, чаще всего кольчуги или байраны (боданы)[109], были и композитные панцири (бахтерец), в которых в кольчужное плетение вплетались стальные пластины. Кстати, ушкуйникам противостояли не воины Чингисхана, не имевшие панцирей, а отборные ханские отряды в тяжелом защитном вооружении. Ушкуйники имели также и традиционный набор наступательного вооружения — копья, мечи, сабли; причем саблям отдавали предпочтение. Из метательного оружия были луки и арбалеты как носимые, так и стационарные (корабельные), стрелявшие тяжелыми стальными стрелами — болтами.

С 1360-го по 1375 г. ушкуйники совершили восемь больших походов на среднюю Волгу, не считая малых налетов.

В 1374 г. ушкуйники в третий раз взяли город Болгар (недалеко от Казани), затем пошли вниз и взяли сам Сарай — столицу Золотой Орды.

В 1375 г. новгородцы на семидесяти ушкуях под началом воевод Прокопа и Смолянина явились под Костромой. Московский воевода Александр Плещеев с пятью тысячами рати вышел навстречу им. У Прокопа было всего полторы тысячи ушкуйников, но он их разделил на две части: с одной вступил в бой с московской ратью, а другую отправил тайно в лес в засаду. Удар этой засады в тыл Плещееву решил дело. Москвичи разбежались, а ушкуйники в очередной раз взяли Кострому. Отдохнув пару недель в Костроме, ушкуйники двинулись вниз по Волге. Уже по традиции они нанесли «визит» в города Болгар и Сарай-Берке. Причем правители Болгара, наученные горьким опытом, откупились большой данью, зато ханская столица Сарай-Берке была взята штурмом и разграблена.

Паника охватывала татар при одной вести о приближении ушкуйников. Отсутствие серьезного сопротивления и сказочная добыча вскружили головы ушкуйникам. Они двинулись еще дальше к Каспию. Согласно Новгородской летописи, когда ушкуйники подошли к устью Волги, их встретил хан Салчей (внук хана Джаннибека и сын Амата), правивший Хазтороканью (Хаджи-Тарханом), и немедленно заплатил дань, затребованную Прокопом. Там же, в Хазторокани, ушкуйники продали в рабство пленников, взятых в Сарае. В честь ушкуйников хан устроил грандиозный пир. Захмелевшие ушкуйники совсем потеряли бдительность, и в разгар пира на них бросилась толпа вооруженных татар. Так погибли Прокоп, Смолянин и их дружина, лишь немногие удальцы вернулись на Русь. Но подробности этой трагедии скорее подчеркивают силу ушкуйников, чем их слабость. Татары даже не попытались одолеть их в открытом бою, Хазторокань была не первым, а очередным городом, где ханы с поклоном предлагали дань, чтобы их только оставили в покое.

Существует и другая версия гибели Прокопа, основанная на «Сказании о холопьей войне», включенном в хронограф московского историка и литератора Тимофея Каменевича-Рвовского, жившего в XVII веке[110]. Сам Прокоп в «Сказании...» не упомянут, но поход «холопий» вниз по Волге и нападение на «царство Тьмутороканское» может быть отождествлен лишь с походом на Астрахань. Согласно «Сказанию...» ушкуйники ночью напали на тьмутараканьского царя и захватили его город. Самому царю удалось бежать в степь. В захваченном городе новгородцы четыре дня «воевали с Бахусом», а тем временем царь собрал войско и внезапно захватил город. Победа над новгородцами была ознаменована переименованием «царства»: «вместо Тьмуторокани» оно стало называться по имени этого «царя» Аз-Таракана «Азь-Тараканское».

По мнению автора, последняя версия более похожа на тактику ушкуйников. Другой вопрос, что есть небольшая вероятность того, что в «Сказании...» речь шла о другом походе ушкуйников на Астрахань.

В любом случае гибель войска Прокопа было самым большим поражением ушкуйников в XIV веке.

Так как же, скажет читатель, символ веры наших историков — «Куликовская битва переломила хребет Золотой Орде» — неверен? Что ж, выходит, ушкуйники перебили хребет Орде? Увы, реальная история не терпит никаких догм. За два десятилетия ушкуйники убили куда больше татар, чем войско Димитрия на Куликовом поле. Но в условиях полигамии в Орде за 1380 г. родилось на два порядка больше мальчиков, чем было убито в боях с русскими с 1360-го по 1380 г. Так что ни Димитрий, ни Прокоп физически не могли сломить хребет Золотой Орде.

Другой вопрос об огромной моральной победе русского народа. Переломили наши молодцы о колено страшный «батог божий». Не Русь, а Орда Руси стала платить дань.

Были ли ушкуйники вместе с князем Димитрием на реке Непрядве в 1380 г.? Скорее всего, нет — не любила вольница московских князей. Но зато каждый ратник в московском войске знал, что идет он не на непобедимую Батыеву или Дюденеву рать, а на войско, не сумевшее дважды за десять лет защитить свою столицу.

Отношение московских князей к ушкуйникам разоблачает миф официальных историков о том, что де Иван Калита и его потомки действовали в интересах всей Русской земли и мечтали освободить ее от татарского «ига». В этом случае они должны были помогать ушкуйникам хотя бы тайно. Ну а заставит хан бороться с ушкуйниками, так погонялись бы за ними для виду московские воеводы, они и всерьез гонялись, да проку не было. А ведь при надлежащей поддержке ушкуйники могли бы если и не совсем разорить Орду, то, во всяком случае, создать ей такие проблемы, что золотоордынским ханам стало бы совсем не до Руси.

Но разорение Орды в XIV веке стало бы страшным бедствием для... Москвы. Еще ни один историк не попытался хотя бы приблизительно посчитать, сколько фирма «Калита и К°» содрала в виде дани с Руси, сколько выплатила в Орду и сколько прилипло к рукам жадных московских князей. В любом случае, суммы огромные. Зачем ломать батог, возвышающий Москву? Я уж не говорю о том, что успехи ушкуйников возвышали Господин Великий Новгород, на который постоянно, начиная с Ивана Даниловича, покушались московские князья.

Москва не столько по окрику из Орды, сколько по своей инициативе начала борьбу не на жизнь, а на смерть с ушкуйниками. Причем сладить с дружинами ушкуйников московским воеводам было не под силу, и они действовали в стиле современных рэкетиров. Устроят ушкуйники погром в Орде, а москвичи схватят во Владимирской Руси какого-нибудь новгородского боярина или богатого купца и требуют выкуп, а то и пойдут в новгородские земли грабить мирных жителей.

Вот, к примеру, в 1386 г. Дмитрий Донской решил наказать Новгород за очередные походы ушкуйников на Волгу и Каму, а заодно пополнить свою казну, и пошел на Новгород войной. Большая рать подошла к Новгороду и стала грабить окрестности, «много было убытку новгородцам и монашескому чину, — говорит летописец, — кроме того, великокняжеские ратники много волостей повоевали, у купцов много товару пограбили, много мужчин, женщин и детей отослали в Москву». Дело кончилось тем, что новгородцы выплатили Дмитрию 8 тысяч рублей, только чтобы он оставил их в покое.

Естественно, что такие бандитские меры резко уменьшали, по крайней мере на время, активность ушкуйников.

Новгород погубила близорукость его бояр и богатых купцов — лучше откупиться, пронесло сегодня, и ладно. Не поняли они простой истины, что если волк узнал дорогу в овчарню, то он не успокоится, пока не перетаскает всех ягнят. Чем платить очередные 8 тысяч Дмитрию, не проще ли было нанять германских или французских ландскнехтов, от одной вести о приближении которых Дмитрий поехал бы по делам не в Кострому, как при Тохтамыше, а драпанул бы до Сарая, а то и до Астрахани. Причем 8 тысяч рублей, это был бы аванс ландскнехтам, а остальное они вместе с ушкуйниками получили бы в Москве. Но история, как говориться, не терпит сослагательного наклонения.

Тем не менее, несмотря на шантаж московских князей, ушкуйники продолжали свои походы. В 1392 г. они опять взяли Жукотин и Казань. В 1409 г. воевода Анфал повел 250 ушкуев на Волгу и Каму...

Между тем в начале 70-х годов XIV века опорным пунктом ушкуйников сделался Хлынов[111] — крепость на реке Вятке. Высшая власть в Хлынове принадлежала вечу. В отличие от Новгорода и Пскова хлыновское вече никогда не приглашало к себе служилых князей. Для командования войском вече выбирало атаманов (ватманов). Географическое положение Хлынова облегчало его жителям походы как в Предуралье и за Урал, так и на булгар и Золотую Орду.

«Малочисленный народ Вятки, — писал Карамзин, — управляемый законами демократии, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самих единоплеменников, за то что стяжал себе не особенно почетное название — хлынские воры».

Надо ли говорить, что золотоордынские ханы мечтали стереть Хлынов с лица земли. В 1391 г. по приказу хана Тохтамыша царевич Бекбут разорил вятские земли и осадил Хлынов. По уходу татар новгородские ушкуйники вместе с устюжанами напали на принадлежавшие татарам булгарские города — Казань и Жукотин — и разорили их. Следствием этого стало новое нападение на Хлынов со стороны татар.

Посылаемых на Вятку с ратью московских воевод вятчане старались подкупить добрыми «поминками», давая в то же время крестное целование быть на всей воле московских князей, но это крестное целование им было нипочем: они не раз ему изменяли.

Поскольку московские воеводы не могли покорить Хлынов, то в дело шли замполиты, простите, московские митрополиты, которые слали в Хлынов грозные послания, где пугали вятичей геенной огненной, бесами и прочей нечестью. Но напугать ушкуйников было непросто.

Окончательно покончить с Хлыновым Москве удалось лишь в 1489 г., когда Иван III двинул на Вятку 64-тысячное войско под началом воевод Данилы Щени и Григория Морозова. Были в войске и казанские татары под предводительством князя Урака. 16 августа московская сила появилась под Хлыновым. Сопротивляться было невозможно. Вятчане попробовали прибегнуть к прежнему средству — подкупить воевод и заискать их милость. С этой целью они выслали воеводам хорошие поминки. Воеводы эти поминки приняли, но дали лишь день отсрочки штурма города.

Уже после начала штурма вятичи вступили в переговоры о капитуляции. Это позволило бежать значительной части осажденных. По приказу Ивана III с Хлыновым поступили, как раньше с Новгородом: большая часть жителей была выселена в московские города, а вместо них поселены жители московских городов, а главных «крамольников» казнили.

1 сентября повезли пленное население Хлынова в московские пределы. Великий князь велел их расселить в Боровске, Алексине и Кременце, где им были даны усадьбы и земли, торговых же людей поселили в Дмитрове.

Часть вятчан была поселена даже в подмосковной слободе: нынешнее московское село Хлыново свидетельствует об этом поселении.

Так было покончено с последним оплотом ушкуйников. Однако спасшиеся из Хлынова ушкуйники обосновались на Волге в районе современного города Камышина. Как писал в 1915 г. известный историк казачества Е.П. Савельев, «вот в этих-то местах, согласно памяти народной, выраженной в песне волжско-донской вольницы — «Как пониже-то, братцы, было города Саратова, а повыше-то было города Камышина, протекала Камышинка река...», и нужно искать первые становища хлыновцев, бежавших от порабощения московских князей. Торговые караваны давали случай этой вольнице приобретать «зипуны», а пограничные городки враждебных Москве рязанцев служили местом сбыта добычи, в обмен на которую новгородцы могли получать хлеб и порох.

Иван III, зная предприимчивый характер этой удалой вольницы, поселившейся за пределами его владений, вблизи окраин враждебного ему княжества Рязанского, зорко следил за движениями этой горсти людей, не пожелавших ему подчиниться. Чтобы предупредить сношения рязанцев с этой вольницей, Иван III напоминал своей сестре, вдовствующей рязанской княгине Агриппине, не пускать ратных людей дальше Рясской переволоки, «а ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Агриппина, велела казнити»...

При движении на Дон с Днепра черкасов, белогородских и старых азовских казаков новгородцы спустились вниз по этой реке до самого Азова, смешались с другими казацкими общинами и таким образом положили основание «Всевеликому Войску Донскому», с его древним вечевым управлением.

Казаки-новгородцы на Дону — самый предприимчивый, стойкий в своих убеждениях, даже до упрямства, храбрый и домовитый народ. Казаки этого типа высоки на ногах, рослы, с широкой могучей грудью, белым лицом, большим, прямым хрящеватым носом, с круглым и малым подбородком, с круглой головой и высоким лбом. Волосы на голове от темно-русых до черных; на усах и бороде светлее, волнистые. Казаки этого типа идут в гвардию и артиллерию.

Говор современных новгородцев, в особенности коренных древних поселений, во многом сходен с донским, жителей 1-го и 2-го Донских округов. Как те, так и другие звук щ не выговаривают, а заменяют его двойным ш, например, ишшо, ишшобы, пешшаный, пешшинка, што (что), пишша и пишта (пища) и проч. Вместо жд всегда почти употребляют: рожество, одежа, надежа (надежда), дож и проч. Вместо к всегда х, в словах: хрешшенье, дохтур и др. Также: скусно, свиток и твиток (цветок), сумлеваться, сусел, укунуться, анагдась, глыбоко, быдто, кружовник, ослобонить, некрут, антиллерия, дака (дай-ка), ухи, польга (польза), слухать, верьх, и верьхи (верхом), молонья (молния), женьшина, болесть, ужасть, жисть, скупердяй, панафида (панихида), трухмал, лясы точить, ну те к ляду, сиверка, сивер, исть (есть) и др. Новгородцы лучше, чем москвичи, знали древние сказания о начале Руси и ее славных витязах-богатырях. Язык их деловых бумаг, как и старых донских казаков, чище московского и отличается от последнего как чистотой, так и образностью выражений.

Новгородцы также занесли на Дон названия: атаман, стан, ватага, ильмень (общее название большого чистого озера) и др.»[112].

В XIV—XV веках московские летописцы пытались всячески очернить ушкуйников и новгородцев вообще, называли их разбойниками, крамольниками и т.д. А вот потом о деяниях ушкуйников было велено просто забыть. Упоминаний о них нет ни в школьных, ни в университетских учебниках XIX— XX веков.

Но вот в 1924 г. об ушкуйниках вспомнили организаторы русского эмигрантского движения. В Англии и США часть скаутов стали называть себя «роверами». В английской традиции этим словом обозначали пиратов, корсаров, отличавшихся своей лихостью и предприимчивостью. Тогда наши эмигранты решили называть русских скаутов «ушкуйниками». Несколько лет в 1920-х гг. этот термин использовался, а затем исчез.

Итак, на Руси ушкуйники были забыты окончательно. Но их никогда не забывали татары. Другой вопрос, что при царе и большевиках писать об этом было нельзя. Но вот с 1991 г. практически ни один труд татарских историков не обходится без проклятий по адресу ушкуйников. Татарские художники рисуют полотна, где изображают схватки их предков со злодеями ушкуйниками. Вот, к примеру, монография Альфреда Хасановича Халикова («Монголы, татары, Золотая Орда и Булгария». Академия наук Татарстана, Казань, 1994). Ох, как не правятся автору «разбойные походы новгородских ушкуйников, например, в 1360, 1366, 1369, 1370, 1371 гг.», «1391—1392 гг. — массированный поход новгородцев и устюжан на Вятку, Каму и Волгу, взятие ими Жукотина и Казани».

«Грабительские походы русских ушкуйников, начиная с 1359 г. постоянно снаряжаемые против Булгарского улуса, привели булгарские земли на грань опустошения и разорения. Так, на надгробии 55-летнего Инука, найденном в Булгаре, хотя и невозможно разобрать, от чьей руки он погиб, но вряд ли вызывает сомнение, что это были ушкуйники. Такие камни характерны и для времен Казанского ханства, там прямо указано, что покойник был убит во время «нашествия русских»»[113].

На реке Каме татарские археологи обнаружили город Кашан, состоявший из двух городищ. Кто его разрушил? Конечно ушкуйники в 1391 г., как утверждает тот же Халиков.

Из трудов казанских историков можно составить длинный список булгарских городищ, уничтоженных русскими в XIV веке.

Почитаешь казанских историков и видишь, что ушкуйники просто жить не давали миролюбивым труженикам Золотой Орды. Ну что ж, каждый историк волен по-своему оценивать те или иные события. Но почему у наших надутых и важных историков с Воробьевых гор память отшибло в вопросе об ушкуйниках, как, впрочем, и во многом другом?