Дискуссия по вопросам советского языкознания

От редакции

Продолжаем публиковать статьи, поступившие в «Правду» в связи с дискуссией по вопросам советского языкознания. Сегодня мы печатаем статью академика В. Виноградова «Развивать советское языкознание на основе марксистско-ленинской теории».

В.В. Виноградов. Развивать советское языкознание на основе марксистско-ленинской теории

Советская наука о речевой культуре, о языке как непосредственной действительности мысли (К. Маркс и Ф. Энгельс), как важнейшем средстве человеческого общения (В. Ленин), как орудии развития и борьбы (И. Сталин) должна занимать важное, почетное место в ряду тех общественных наук, которые призваны, руководствуясь точным знанием законов развития общества, активно содействовать строительству новой, социалистической культуры человечества.

Перед советским языкознанием – в свете философии диалектического и исторического материализма, в свете учения Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина – глубже и шире раскрыты общие перспективы исследования исторических закономерностей развития человеческого языка вообще и отдельных языков мира в частности.

На новых путях марксистского исследования, естественно, должны были подвергнуться критическому пересмотру, переоценке и преобразованию все основные понятия и категории буржуазной лингвистики. Остро и неотложно встала задача создания общей теории материалистического, марксистского языкознания.

Эту задачу одним из первых лингвистов нашей страны вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции осознал акад. Н.Я. Марр. Он смело взялся за ее осуществление.

Ученый необычайно широкого научного кругозора, историк, этнограф, археолог и лингвист, прекрасно знавший много разносистемных языков, Н.Я. Марр энергично стал расчищать пути для построения общего материалистического учения о языке. Он стремительно преодолевал старые научные традиции, мужественно признаваясь в своих многочисленных прежних и – не менее многочисленных – новых ошибках и освобождаясь от них.

Роль акад. Н.Я. Марра в разработке советского языкознания очень велика. Он первый из лингвистов дореволюционной формации освободился от многих предрассудков буржуазно-идеалистической науки о языке и вступил в ожесточенную, непримиримую борьбу с ними во имя материалистической лингвистики. Он стремился разрушить всю систему буржуазного формального сравнительно-исторического языкознания и противопоставить ей новую универсальную сравнительно-историческую концепцию, описывающую с материалистической точки зрения – на основе фактов самых разнотипных и далеких друг от друга языков – общие пути стадиального развития речи и диалектически связанного с ней мышления, начиная от стадии возникновения звукового языка.

Нельзя не удивляться великому дерзанию советского ученого, грандиозности его замыслов и значительности достигнутых им результатов. Имя Н.Я. Марра вошло в историю советской филологической науки как имя смелого новатора, творца новой материалистической концепции развития человеческого языка, основателя широко разветвленного, разбившегося на множество потоков лингвистического течения.

Хотя мы, современные советские лингвисты, на многое в области языкознания уже не можем смотреть глазами Н.Я. Марра, но всем нам акад. Марр в той или иной степени помог и помогает по-новому увидеть и осознать цели, задачи и пути советского языкознания.

Советские лингвисты так или иначе продолжают дело акад. Марра, когда они в борьбе с буржуазно-идеалистическим языкознанием строят материалистическую лингвистику, опирающуюся на марксизм-ленинизм.

В истории развития советского языкознания Н.Я. Марр, бесспорно, занимает первое место среди лингвистов нашей страны.

В силу этого последователи великого советского ученого стали обращать его учение в догму и начали рассматривать акад. Марра, как обязательного, необходимого посредника между всеми советскими лингвистами и классиками марксизма-ленинизма даже в тех вопросах, которых сам акад. Н.Я. Марр совсем не касался.

На учении Н.Я. Марра, сложном, противоречивом и во многих направлениях очень далеком от практических задач современного филологического образования, без всякой его критической оценки в последние годы стала воспитываться вся советская лингвистическая молодежь и усваивать это учение как полное выражение марксистско-ленинского языкознания. В связи с этим возник разрыв между той общей теорией языкознания, которая усваивалась молодыми исследователями, и между теми актуальными, еще не решенными, нередко вновь возникающими из живых потребностей советской культуры вопросами и задачами их узкой лингвистической специальности, с которыми они сталкивались на каждом шагу в своей научной практике и на которые не находили ответов в учении акад. Н.Я. Марра.

«Застой в развитии советского языкознания» («Правда», 9 мая 1950 г.) стал очевиден широким кругам советской общественности.

Если проникнуть сквозь чащу слов о двух направлениях в советском языковедении к живому конкретно-историческому многообразию научных течений в области советской науки о языке, то, отбрасывая в сторону пережиточные, архаистические явления и настроения среди наших лингвистов, следует признать, что у советских языковедов резко обозначились три основных взгляда на учение акад. Н.Я. Марра и на его значение для современного советского языкознания.

I. Согласно первой точке зрения марксистская общая теория языка уже создана акад. Н.Я. Марром. Остается только применять ее к разным языкам, к исследованию разных конкретных лингвистических вопросов, как бы «дополнять ее основы».

Вот формулировки наиболее типичные:

«Новое учение о языке, основанное на марксистско-ленинской методологии, является общей и единственной научной теорией для всех частных лингвистических дисциплин».

«…Единственно научное языкознание – новое учение о языке. Другого марксистского языкознания не существует и не может существовать».

«В политическом отношении учение Н.Я. Марра, рожденное советским строем, является (в специфических речевых материалах) составной и органической частью идеологии социалистического общества»[123]. (Подчеркивания в цитатах принадлежат мне. – В.В.). Если исключить невразумительную ссылку на «специфические речевые материалы», то останется утверждение, что всякий советский человек, всякий член социалистического общества должен следовать во всех вопросах языкознания слепо и беспрекословно учению Н.Я. Марра.

«Огромные материалы, накопленные старым языковедением», можно критически использовать только на основе методологии учения Н.Я. Марра, на основе марксизма-ленинизма. И тут если и не ставится знак равенства между методологией учения Н.Я. Марра и марксизмом-ленинизмом, во всяком случае марксизм-ленинизм стоит на втором месте.

Этот взгляд на учение акад. Н.Я. Марра противоречит тем призывам, с которыми сам акад. Марр обращался к своим ученикам. Акад. Марр решительно боролся с «пассивным усвоением» своих работ.

Представители этого взгляда в общесоюзном масштабе довольно многочисленны.

II. Согласно второй точке зрения устои марксистского языкознания заложены и закреплены в трудах Н.Я. Марра; марксистско-ленинское учение о языке во всех его основных теоретических положениях может быть создано только на основе концепции акад. Н.Я. Марра, только на основе творческого развития его наследия. В соответствии с этим новое учение о языке Н.Я. Марра «продолжает развиваться и уточняться»[124].

В качестве одного из основных «уточнений» была в конце 30-х годов произведена замена или, вернее, подмена палеонтологического анализа Н.Я. Марра по элементам таким же антиисторическим, формально-сравнительным анализом так называемого «строя предложения» в языках разных систем. Об этом акад. И.И. Мещанинов писал так: «Палеонтологический анализ по… четырем элементам отпал еще десять лет назад, как не соответствующий основным положениям этого анализа. Палеонтологический подход к языку предусматривает качественные в нем сдвиги. Этим последним должны были подвергнуться и изначальные корнеслова. В поступательном ходе исторического процесса они обратились в основы разросшегося состава слов. При таких условиях упомянутые четыре элемента могли (? – В.В.) оказаться действующими только в определенном периоде развития человеческой речи. Эти начальные ее периоды интенсивно изучались самим Марром. Последователи его за истекшие 10 – 15 лет сосредоточили свои работы преимущественно над исторически зафиксированными языками письменной и устной речи и в особенности над современным их состоянием. В такие рамки и заключился палеонтологический анализ, ограниченный прослеживанием наблюдаемого движения языковых форм в каждом отдельном языке и в сравнительных сопоставлениях идущего процесса по отдельным, разносистемным группам языков»[125].

Показательна в этом заявлении неопределенность и «обтекаемость» решения вопроса: столь существенный для учения Н.Я. Марра палеонтологический анализ «отпал еще десять лет тому назад» и в то же время он не отпал, он применяется, но «заключился» в узкие рамки. Какие же это рамки? С одной стороны, это – «прослеживание движения языковых форм в каждом отдельном языке». Но ведь этим с начала XIX в. занималась всякая история языка, независимо от методологических основ ее построения, и никогда это занятие не называлось «палеонтологическим анализом акад. Н.Я. Марра». Точно так же «сопоставительное» изучение формально-грамматической типологии разносистемных языков имеет мало общего с марровской палеонтологией речи. Итак, марка Марра остается, но вкладывается иной смысл во весь круг соответствующих вопросов. От Марра тут унаследован только общий принцип сопоставления и сравнения строя разносистемных языков.

В соответствии с этим термин Марра – «палеонтологический анализ» – нередко получает у этой группы представителей нового учения о языке смысл, прямо противоположный тому, который вкладывал в этот термин сам акад. Н.Я. Марр. Например, в статье «Проблема стадиальности в развитии языка» акад. И.И. Мещанинов пишет, что анализ семантики слова, анализ значения морфологического показателя (например, образование наречий «тайком», «искони» и т.п. из существительных), анализ перехода слова из одной части речи в другую и пр. проводится «над отдельным явлением в его исторически зафиксированной жизни. Это будет то, что мы обычно именуем палеонтологическим анализом…»[126]. В этом случае «палеонтологический анализ» ничем не отличается от того, что традиционное формальное сравнительно-историческое языкознание именует историческим анализом слова, формы и т.д. Даже признак качественного сдвига в значении или функции слова и пр. тут выражен не ярче, чем во многих концепциях буржуазного сравнительно-исторического языкознания.

Нередко в этой связи делаются признания: «Формальное описание языкового строя не должно давать почвы для одностороннего углубления в узко формальный анализ. Марр требовал выявления в изучаемой форме ее содержания, ее социального назначения, что недостаточно еще оттеняется в научных исследованиях»[127].

Таким образом, исходя из некоторых положений акад. Н.Я. Марра, представители этого разветвления нового учения о языке «развивают и уточняют» основные идеи Марра так своеобразно, что в них не остается ничего или почти ничего марровского. На деле получается, что марксистское языкознание еще не было построено Н.Я. Марром и фактически не может быть построено только на основе его учения.

Еще одна иллюстрация.

На основе формально-типологического сравнения разносистемных языков была построена представителями этого разветвления нового учения о языке схема «стадиального» развития строя предложения. Эта формально-синтаксическая «стадиальность» развития конструкций предложений – совсем не та стадиальность, что в учении акад. Н.Я. Марра. Конечно, разграничение нескольких типов конструкций предложения, свойственных разным языкам мира, важно для языкознания. Но класть тот или иной тип конструкции предложения в основу характеристики всей структуры языка и по этому признаку определять стадию его развития – неисторично. В этом случае конкретное историко-материалистическое изучение всего синтаксического строя языка подменяется анализом субъектно-объектных отношений внутри одного типа предложения (т.е. выяснением отношений субъекта и предиката, проще: сказуемого к подлежащему и дополнению). Больше того: этот анализ не требует от исследователя осмысленного, живого знания анализируемого языка, т.е. его социального понимания.

Один из сторонников этого формально-лингвистического занятия признается: «Получалась явно неполная картина: субъектно-объектный строй предложения отождествлялся со строем языка в целом»[128]. Вместе с тем, общеизвестно, что разные типы конструкций предложения (а следовательно, как бы и разные стадии развития строя предложения) могут сосуществовать в одном и том же языке, например, в современном грузинском или чукотском. По этому поводу проф. А.С. Чикобава справедливо заметил: «По-видимому, построение стадиальной схемы может привести к реальным результатам лишь в том случае, если она будет строиться не дедуктивно и a priori, а индуктивно, по языкам, с полным учетом истории этих языков…»[129].

Естественно, что под влиянием неоспоримых лингвистических фактов акад. И.И. Мещанинову в 1947 году пришлось отказаться от своей формально-стадиальной схемы развития строя предложения. Он убеждается в том, что, с одной стороны, строй предложения внешне может оставаться тем же, но «изменяется его понимание»; следовательно, смысловой стороне предложения до этого уделялось очень мало внимания. С другой стороны, разные конструкции предложения сосуществуют в одном и том же языке. Следовательно, «стадиальные состояния и сдвиги» еще не определены. «Устанавливать стадиальные состояния и сдвиги, при всей сложности их диалектической обусловленности, следует… прежде всего анализом исторического хода развития языка на конкретных и точно проверенных материалах каждого отдельного языка…» (с сравнительными экскурсами в сторону языков других систем). «Стадиальные переходы могут прослеживаться на материалах отдельных языков, даже отдельных языковых групп (семей). Может быть, удастся выявить и общую схему стадиальных переходов»[130].

Намечается новый путь изучения стадиальности: изучение данного языка в его истории, затем – сравнение языков одной группы (системы) и уже на последнем этапе – сравнение языков разных систем в их стадиально-типологических аналогиях. Тогда и «уточнится понятие стадии».

Само собой разумеется, что этими критическими замечаниями отнюдь не снимается марксистская, историко-материалистическая постановка вопроса о стадиальности в развитии языка и мышления, обусловленном законами развития общества. Ведь к проблеме стадиальности развития языка (правда, с идеалистических позиций) подходил еще А.А. Потебня в 60 – 80-е годы XIX в.

Таким образом, «проблема стадиальности в развитии языка» в новой постановке, в корне отличной от учения Н.Я. Марра о стадиях развития языковой семантики, терпит крах. Необходимо и тут обратить особенное внимание на полную замену учения акад. Н.Я. Марра о стадиальности развития лексики и семантики языка в связи с развитием общества совсем другим формальным учением о стадиальности развития конструкций предложения. Остался тот же термин, но он наполнился совсем иным содержанием.

Даже в редакционной статье «Известий Академии наук СССР, Отделения литературы и языка» (1949, т. VIII, в. 6, «Современное положение и задачи советского языковедения») было заявлено, что «почти совершенно прекратилась разработка проблем стадиальности в истории языков мира с позиций, намеченных акад. Н.Я. Марром» (стр. 506).

Таким образом, развитие и уточнение учения акад. Н.Я. Марра по многим основным вопросам пока еще не дало таких достоверных и вполне ощутительных результатов, которые можно было бы смело излагать в университетской аудитории под именем марксистско-ленинской общей теории языка (ср. эволюцию взглядов акад. И.И. Мещанинова по книгам «Новое учение о языке», «Общее языкознание» и «Члены предложения и части речи»).

Между тем, некоторые лингвисты механически объединяют очень разные точки зрения под именем одной «концепции „Нового учения о языке“, созданной Н.Я. Марром и И.И. Мещаниновым и представляющей советское марксистское языкознание»[131].

Все это – лишь иллюстрация мысли, что многие из представителей нового учения о языке в своей научной деятельности не реализуют возможности разрешения основных вопросов общего языкознания только на основе учения Н.Я. Марра и фактически отступают от главных его положений. Для них важна проблематика Марра, но не его методология. То же, что они догматически признают в конкретном лингвистическом учении Н.Я. Марра, чаще всего лежит за пределами их прямых, реальных научно-исследовательских интересов (учение Марра о происхождении языка, о ручной и звуковой речи, общий принцип стадиальности развития языка, иногда сравнительно-палеонтологический анализ и т.п.).

Ряд очень общих и во многом очень ценных идей Н.Я. Марра о языке и мышлении, о языке и обществе, представляющих собой попытку применения учения классиков марксизма-ленинизма к теории языкознания, но иногда ведущих к явно ошибочным выводам вследствие антиисторического понимания классовости языка, а затем – отрицание генеалогической классификации языков («теории праязыка»), призыв к сопоставлению разносистемных языков, стремление (у большинства языковедов этого типа почти совсем угаснувшее) «увязывать» лингвистику с историей, археологией и этнографией – еще не исчерпывают, конечно, всей сущности и всего содержания марксистского языкознания.

«Развиватели и уточнители» учения акад. Н.Я. Марра отходят от него в разных направлениях. Они обращаются за идеями к А.А. Потебне, А.А. Шахматову, к зарубежным буржуазным лингвистам – И. Триру и др. По делам их, т.е. по их работам, можно узнать, что в своей научно-исследовательской практике они не признают возможности ограничиться общей теорией языка, созданной Н.Я. Марром. Однако они взывают к имени Марра даже тогда, когда отрицают основные его выводы и принципы. Имя Н.Я. Марра им кажется достаточным ручательством за марксистскую сущность всех их теорий.

III. Согласно третьей точке зрения марксистско-ленинское общее языкознание не может замкнуться в рамках так называемого нового учения о языке и опираться только на него. Новое учение о языке не разрешило всех проблем марксистского теоретического языкознания; многих из самых актуальных, насущных проблем нашей советской современности оно даже и не поставило (например, о языке социалистической нации, об основных закономерностях развития языков социалистических наций, об образовании языков буржуазных наций, об общем литературном языке народа в период до образования нации и многие др.). Решение многих вопросов, предложенное акад. Н.Я. Марром, а затем и его последователями разных направлений, не может считаться окончательным и марксистским. Существеннейшие понятия и категории марксистско-ленинского языкознания в учении акад. Н.Я. Марра или вовсе не получили никакого освещения или представлены в явно ошибочном, искаженном толковании, противоречащем учению Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина.

Творческая разработка марксистско-ленинского учения в трудах И.В. Сталина за последние пятнадцать лет, протекшие после Марра, все углубляющееся у нас изучение философии марксизма-ленинизма, возросший интерес к проблемам диалектической логики, успехи советской исторической науки – все это не может не отразиться на коренном изменении самой постановки многих лингвистических проблем – сравнительно с тем периодом советской эпохи, когда жил и творил акад. Марр. Почему же марксистское исследование всех общих языковедческих проблем, и тех, которые ошибочно разрешены Н.Я. Марром (например, вопрос о происхождении языка, об едином языке будущего человечества, об исторических закономерностях развития языка в доклассовом и классовом обществе и т.п.), и тех, которые еще не разрешены и даже не поставлены акад. Н.Я. Марром, – должно считаться творческим развитием лингвистического наследия Н.Я. Марра, а не просто – построением марксистского языкознания на основе учения Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина?

Особенно трудно замкнуться в рамках нового учения о языке тем лингвистам, которые занимаются изучением современных языков, конкретной истории отдельного языка – в связи с историей народа или исследованием группы (семьи) ближайше родственных языков. Таких лингвистов у нас большинство. В учении акад. Н.Я. Марра можно найти множество острых, интересных, ценных мыслей, относящихся ко всему этому кругу вопросов, но здесь нельзя найти ни точного и полного диалектико-материалистического определения тех лингвистических или исторических понятий, из которых должен исходить исследователь-языковед такого типа, ни широкого, последовательного, вполне удовлетворяющего требованиям современной марксистской науки построения истории какого-нибудь языка или группы (семьи) языков. Например, славянское языкознание у нас явно нуждается в оживлении и обновлении. Можно решительно утверждать, что учение акад. Н.Я. Марра конкретно не ответило и не может ответить на вопрос о том, как изучать славянские языки в их истории, в их связях, взаимодействиях, дроблениях и расхождениях с древнейших времен, со времени образования самой семьи славянских народов и языков.

Понятия «социального схождения» и «социального расхождения» языков – очень общи и исторически неопределенны. Акад. Н.Я. Марром не выяснены основные типы и закономерности таких схождений и расхождений в разные эпохи развития человеческого общества, при разных социально-экономических формациях, при разных типах производственных отношений, во всем многообразии конкретно-исторических условий. Нельзя признать ясным «вывод», сделанный из этих общих положений Н.Я. Марра акад. И.И. Мещаниновым (заменяю в цитате ссылку на романские языки соответствующими параллелями из славянских языков): «Если славянские языки, в том числе русский и украинский, образовались в итоге смешения ряда других языков и дали многие моменты схождения, то в этих сблизившихся языках, названных славянскими, участвовали сходные компоненты, так же как участвовали они в образовании соответствующих народов, позднее наций. Этим и обосновывается исторически образовавшееся схождение языков, классифицируемых по группам» («Правда» от 16 мая 1950 г.).

Трудно представить себе, что даст этот «вывод» аспиранту или студенту-слависту. А вот что он дает ученому лингвисту и вот как применяется этот принцип схождения и расхождения разных языков в конкретной практике: проф. Н.Ф. Яковлев в своей «Грамматике литературного кабардино-черкесского языка» (1948), касаясь вопроса о древней связи черкесских племен, носителей языка аморфного строя (этот аморфный строй адыгейского языка «был еще жив и достаточно силен» даже в XIII – XV вв. н.э., но связан, по Яковлеву, со стадией дикости народа – «до появления и развития пастушеских племен»), с восточными славянами, пишет: «Название городов Черкассы на Украине, Новочеркасск в Придонье служат доказательством участия черкесских (адыгских) этнических элементов в образовании украинского народа»[132].

Все такого рода суждения и выводы нередко ставят исследователя истории славянских языков в тупик, и не приходится очень удивляться застою в области советского славянского языкознания.

Не следует удивляться и тому, что многие советские исследователи конкретных языков, не находя в учении акад. Н.Я. Марра твердых ответов на волнующие их вопросы, а предлагаемые акад. Н.Я. Марром поиски этих решений добросовестно считая для себя неосуществимыми, непосильными (вследствие незнания или недостаточного знания многих других иносистемных языков в их истории), иногда в своей конкретной исследовательской работе идут по пути наименьшего сопротивления, отдаются во власть отечественных буржуазных лингвистических традиций или неразумно зовут на помощь себе иноземных «варягов» – обращаются к «теориям» западноевропейских лингвистов идеалистического толка.

Конечно, все такого рода антимарксистские заблуждения, отклонения от широкой дороги советского материалистического языкознания (в них и я повинен) нужно решительно, строго, основательно, с полным знанием дела критиковать и отвергать.

Нельзя думать, что учение акад. Н.Я. Марра является единственной панацеей от всех этих лингвистических болезней. Например, в области исследования истории русского литературного языка углубленное изучение трудов классиков марксизма-ленинизма, самостоятельное творческое применение их к неисследованным вопросам истории языка, сочетание лингвистических интересов с культурно-историческими, философскими и литературоведческими дает больше, чем учение Н.Я. Марра, почти совсем не касающееся вопроса об исторических закономерностях развития литературных языков с точки зрения историко-материалистической.

Итак, не следует отказываться от всего того теоретически ценного и практически полезного, что есть в работах акад. Н.Я. Марра. Необходимо, критически пересмотрев все его лингвистическое наследие, учтя в высшей степени ценный научно-исследовательский опыт Марра и, одновременно, его вульгарно-материалистические ошибки в общелингвистических теоретических построениях, строить марксистско-ленинскую лингвистику свободно от всяких пут на основе трудов классиков марксизма-ленинизма, достижений советской исторической и философской науки, посредством дружных совместных усилий советских лингвистов, обязанных овладеть методом материалистической диалектики.

В эту широкую программу, как ее часть, естественно, войдет и задача творческого развития и критической переработки лингвистического наследия акад. Н.Я. Марра.

В зависимости от разных точек зрения по вопросу о том, создано ли уже у нас марксистское языкознание или оно еще в процессе созидания, находится оценка достижений предшествующей истории русской отечественной науки в области языкознания. Значительной частью представителей нового учения о языке почти вся предшествующая русская филологическая наука отрицается. Делаются некоторые «послабления» лишь для Ломоносова и Потебни, а Н.Г. Чернышевский рассматривается как предшественник Н.Я. Марра. Взгляды и достижения отдельных русских лингвистов прошлого анализируются не в их сложных противоречиях – в связи с их общим мировоззрением, как отражением социально-исторических условий общественной жизни, классовой борьбы, не в связи с конкретно-историческим изучением борьбы материалистических и идеалистических идей в истории русской общественной мысли и в истории русской филологической науки, а лишь «на основе методологии учения акад. Н.Я. Марра». Поэтому даже вопросы приоритета русской филологической науки прошлого, во многих областях лингвистического исследования шедшей далеко впереди западноевропейского буржуазного языкознания, перед последователями Н.Я. Марра не возникают. Их отрицание формально простирается на всю теоретическую область русского дореволюционного языкознания. Само собой разумеется, этим отрицанием нисколько не исключается следование (иногда очень некритическое) за теориями и положениями русских буржуазных лингвистов, например, в области синтаксиса за работами А.А. Потебни, А.А. Шахматова и других.

Сам акад. Н.Я. Марр нисколько не повинен в таком пренебрежительном отношении к истории русской отечественной филологической науки. Однако ни в какой другой области советских гуманитарных наук не распространено такое нигилистическое отношение к достижениям русской дореволюционной филологии, как в области языкознания. Между тем, после дискуссий последних лет по идеологическим вопросам мы все помним слова тов. А.А. Жданова о марксистской философии:

«Марксистская философия… представляет собой инструмент научного исследования, метод, пронизывающий все науки о природе и обществе и обогащающийся данными этих наук в ходе их развития. В этом смысле марксистская философия является самым полным и решительным отрицанием всей предшествующей философии. Но отрицать, как подчеркивал Энгельс, не означает просто сказать „нет“. Отрицание включает в себя преемственность, означает поглощение, критическую переработку и объединение в новом высшем синтезе всего того передового и прогрессивного, что уже достигнуто в истории человеческой мысли»[133]. С этой точки зрения можно было бы подойти и к надлежащей критической оценке самого учения акад. Н.Я. Марра о языке.

В.И. Ленин писал: «Марксизм отличается… замечательным соединением полной научной трезвости в анализе объективного положения вещей и объективного хода эволюции с самым решительным признанием значения революционной энергии, революционного творчества, революционной инициативы масс, – а также, конечно, отдельных личностей…»[134].

В заключение этой темы об отношении к выдающимся представителям нашей отечественной филологической науки прошлого хотелось бы напомнить некоторым нашим лингвистам-обличителям замечательные слова И.В. Сталина об анархистах: «Они знают, что Гегель был консерватором, и вот, пользуясь случаем, они вовсю бранят Гегеля как сторонника „реставрации“… Для чего они это делают? Вероятно, для того, чтобы всем этим дискредитировать Гегеля и дать почувствовать читателю, что у „реакционера“ Гегеля и метод не может не быть „отвратительным“ и ненаучным.

Таким путем анархисты думают опровергнуть диалектический метод.

Мы заявляем, что таким путем они не докажут ничего, кроме своего собственного невежества. Паскаль и Лейбниц не были революционерами, но открытый ими математический метод признан ныне научным методом. Майер и Гельмгольц не были революционерами, но их открытия в области физики легли в основу науки. Не были революционерами также Ламарк и Дарвин, но их эволюционный метод поставил на ноги биологическую науку… Почему же нельзя признать тот факт, что, несмотря на консерватизм Гегеля, ему, Гегелю, удалось разработать научный метод, именуемый диалектическим?

Нет, этим путем анархисты не докажут ничего, кроме собственного невежества»[135].

В передовой статье «Известий Академии наук СССР, Отделения литературы и языка» (1949, т. VIII, в. 6) сделано такое заявление: «…Н.Я. Марр создал общую теорию языкознания, освещающую основные явления речи, начиная с эпохи ее зарождения до расцвета национальных языков в условиях социалистического общества» (стр. 502).

Это, конечно, чрезмерное преувеличение. Н.Я. Марр не выдвинул и не разрешил вопроса о закономерностях развития языков социалистических наций. Нельзя сказать также, чтобы учением акад. Н.Я. Марра были заложены твердые материалистические, марксистские основы построения истории национального языка. Напротив, можно решительно утверждать, что антиисторизм в построении конкретного языка является характерной чертой преобладающего большинства работ, связанных с новым учением о языке.

Естественно возникает вопрос: можно ли, замкнувшись в заколдованный круг нового учения о языке акад. Н.Я. Марра, глубоко, с диалектико-материалистической точки зрения, изучить, описать и объяснить систему такого развитого языка, как, например, современный русский язык? Ведь если общая марксистская теория языка уже создана акад. Н.Я. Марром и если новое учение является единственной базой для построения частных лингвистических дисциплин, то именно сюда следует обращаться за марксистско-ленинским объяснением всех основных лингвистических категорий: предложения, словосочетания, слова, фразеологического единства, сложного предложения, сложного синтаксического целого, разных грамматических, лексических и стилистических категорий, словом, всех главных понятий, определяющих общее направление и метод изучения современного русского языка. Многое ли дает для такого изучения общая теория языка акад. Н.Я. Марра? Очень мало. И в этом смысле прав, хотя и прямолинейно резок, проф. А.С. Чикобава: «Все, что делается положительного в этом отношении (составление грамматик и словарей – школьных, исторических, – разработка норм литературного языка и т.д.), делается помимо лингвистической теории акад. Н.Я. Марра по той простой причине, что при решении указанных неотложных задач от элементного анализа нельзя ждать никакой помощи» («Правда», 9 мая 1950 г.).

В самом деле, вопрос о предложении в его отношении к суждению, вопрос об исторических закономерностях возникновения и развития разных типов предложения в языках разных систем и в истории отдельного языка с точки зрения диалектического и исторического материализма совсем не решен в учении Н.Я. Марра. В «Общем курсе учения об языке» у Марра есть такое определение предложения (по-видимому, для системы всех флективных языков): «Предложение – это выражение словами, сигнализирующими понятия и представления, определенной мысли, отражающей во взаимоотношениях слов данной фразы взаимоотношения предметов, и когда эти взаимоотношения находят свое формальное выражение в специальных для этой цели производящихся изменениях слов, – это то, что в грамматике называется склонением, и оно достигается не только выражением взаимоотношений предметов, но и согласованностью обозначающих эти предметы слов, как согласованы в жизни члены любой производственной организации»[136].

Несомненна общая материалистическая направленность этого определения предложения. Но несомненен также типичный для материализма Марра механистический, вульгарный, прямой и непосредственный перенос общих социологических категорий и понятий в сферу грамматических отношений (аналогия между согласованностью слов и согласованностью в жизни членов любой производственной организации). Кроме того, определение предложения у Марра внеисторично, следовательно, статично и метафизично. Поэтому-то это марровское определение предложения не используется советскими языковедами.

Акад. И.И. Мещанинов в своем труде «Общее языкознание» определял предложение таким образом: «Предложение… представляет собою цельную грамматически оформленную единицу, выражающую непосредственную действительность мысли»[137]. Как известно, Маркс и Энгельс характеризовали язык, как непосредственную действительность мысли[138]. Следовательно, определение предложения акад. И.И. Мещанинова неясно и неточно. Ведь то же самое можно сказать и о слове, а при другом понимании «единицы» – о языке в целом. Поэтому в другом своем труде «Члены предложения и части речи» акад. И.И. Мещанинов предпочел воспользоваться тем определением предложения, которое было изложено акад. А.А. Шахматовым.

Естественно, что при теоретическом исследовании проблемы предложения в его отношении к суждению с позиций диалектико-материалистической логики необходимо исходить из ленинской теории отражения и из руководящих указаний В.И. Ленина в его статье «К вопросу о диалектике».

С этой точки зрения следует описать основные типы предложений в каждом языке в их отношении к действительности и формам суждения, учитывая общие особенности строя данного языка и возможные конфликты и несоответствия между формой и содержанием. По характеру отражения действительности различаются модальные разновидности предложения, напр., в русском языке: побудительные, разные смысловые варианты вопросительных и т.п. Категория модальности, выражающая отношение речи к действительности, совсем не исследована в плане общей марксистской теории языка. Между тем, важность ее диалектико-материалистического освещения очевидна. Известно, что разработка теории предложения в идеалистическом западноевропейском буржуазном языкознании зашла в тупик. По одному из последних подсчетов (немецкого романиста Лерха) количество разных определений предложения уже переступило пределы двух сотен.

Известны слова Ф. Энгельса о диалектической логике: «Диалектическая логика, в противоположность старой, чисто формальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и сопоставить без связи формы движения мышления, т.е. различные формы суждения и умозаключения. Она, наоборот, выводит эти формы одну из другой, устанавливает между ними отношение субординации, а не координации, она развивает высшие формы из низших»[139].

Естественно, что та же задача в силу диалектической связи языка и мышления встает и перед общей теорией языка. Исследование в этом плане форм простого и сложного предложения, а также более сложных синтаксических единств еще почти не начато в советском языкознании ни по отношению к живым современным языкам, ни по отношению к истории форм и типов предложения в истории отдельных языков. Во всяком случае, в этой области учение акад. Н.Я. Марра не может оказать никакой помощи.

Гораздо больше можно извлечь из работ акад. Н.Я. Марра ценных указаний по вопросам марксистской теории слова и значения, по вопросам семантики. У слов, – пишет Н.Я. Марр, – нет иных значений, «кроме порожденных определенным строем, созданным определенной хозяйственной жизнью, и вытекавшим из этого строя мировоззрением»[140]. Следует признать, что материалистическое учение акад. Н.Я. Марра о слове и значении, о «законах семантики», представляет собою качественно новый этап в истории разработки вопросов исторической лексикологии. И это составляет тем большую заслугу Марра, что наша отечественная наука еще в досоветский период, опережая в этой области современное ей буржуазное западноевропейское языкознание, выдвинула и обосновала принцип закономерности (а не случайности) семантических изменений слов (работы А.А. Потебни и акад. М.М. Покровского).

Н.Я. Марр выдвинул тезис об исторической изменчивости самой категории слова, о качественных сдвигах в ее общественном осознании, обусловленных историей материальной культуры, историей способов производства и связанных с разными стадиями в развитии мышления. Однако установить исторические закономерности семантических изменений слов на разных стадиях развития языка и связать эти закономерности с законами истории общественной жизни, открытыми марксизмом, Н.Я. Марру не удалось. Он пользовался для этого очень сомнительным и ненадежным, почти фантастическим, инструментом – палеонтологическим, элементным анализом. Впрочем, есть основания думать, что Н.Я. Марр (в отличие от большинства своих последователей) в теории не считал применяемый им палеонтологический анализ по элементам универсальным, одинаково пригодным для всех стадий и всех эпох развития языка, т.е. вполне метафизическим.

«…Техника построения слова была не только формально, но и идеологически различна, как самое мышление в различных стадиях человеческого развития, – писал акад. Н.Я. Марр. – Вопрос не только в том, что до телеграфа, телефона и аэроплана не было соответственных слов, но в том, что слова не составлялись так, как составлены они. Не составлялись слова и так, как составлены более обыденные слова, напр., в русском „создатель“, „совесть“… Это слова эпох логического мышления, слова, построенные по логически продуманному плану, а не по ассоциации образов и связанных с ними функций»[141]. Это, в сущности, означает, что к конкретной истории лексических систем какого-нибудь развитого языка, например, русского, палеонтологический, элементный анализ вообще неприменим (даже с точки зрения Н.Я. Марра).

В области истории языка учение акад. Н.Я. Марра дает очень общие указания на необходимость при изучении истории словаря исходить из реальной филиации значений, «устанавливаемой их эволюциею, отвечающей в такт на эволюцию истории материальной культуры и общественных отношений»[142]. В применении же к изучению современной лексической (словарной) системы какого-нибудь языка из учения акад. Н.Я. Марра можно извлечь лишь отвлеченные рекомендации исследовать слова в системе языка в связи с общественным мировоззрением, как «произведение общественной жизни», учитывать взаимодействие лексических и грамматических значений, а также диалектическую связь слова и предложения. Эти утверждения не противоречат руководящим высказываниям классиков марксизма-ленинизма, но не дают развернутого марксистского определения или описания слова и значения ни в философском, ни в историко-лингвистическом плане.

У нас еще нет вполне удовлетворительного и полного определения слова даже для современного русского языка и языков однородных систем; у нас еще нет описания смыслового состава или семантического строя слова на разных стадиях развития языка и для языков разных систем; у нас еще нет глубокого и всестороннего историко-материалистического объяснения закономерностей связи значений слов с историей общественных мировоззрений и с историей материальной культуры. Следовательно, и в области семантики слова современному исследователю живого языка приходится, учтя общие принципы семантического учения акад. Н.Я. Марра, обратиться непосредственно к руководящим указаниям классиков марксизма-ленинизма для правильной диалектико-материалистической и исторической постановки вопроса о слове, как об языковой единице, обозначающей и обобщающей предметы и явления действительности, отраженные в общественном сознании.

Естественно перейти отсюда к вопросу о грамматических категориях как непосредственных или опосредствованных отражениях общественной практики. Что в этом направлении дает учение акад. Н.Я. Марра советскому лингвисту? Не так много. По словам Марра, законы семантики затрагивают ближе всего и грамматический строй языка. «У семантики существует своя грамматика с ее морфологией»[143]. Социально-обусловленные качественные сдвиги в семантике слов связаны с резкими качественными изменениями грамматического строя языка. И в этой области ощутительна материалистическая направленность теории акад. Н.Я. Марра. Грамматические категории и значения, по Марру, порождены общественной жизнью и отражают объективную действительность. Но как? Это остается неясным. Н.Я. Марр указывал на то, что во флективных языках (таких, как русский) грамматические значения приобрели очень абстрактный характер. «Флективная морфология, будь то склонение, будь то спряжение, – пишет акад. Марр, – предстает перед нами как выражение в надстройке, само собою разумеется, лишь как отражение внешних отношений между предметами в пространстве или времени, выражаемых с помощью признаков, которые ничего больше не означают, как эти лишь абстрактные отношения, без внимания к предметам и их особенностям в социальном или индивидуальном отношении»[144].

Н.Я. Марр отличает более позднюю «грамматику, отрешенную от жизни» и древнейшую грамматику, как бы погруженную в жизнь. На древнейших стадиях развития языка грамматические формы и категории как бы непосредственно отражают общественные отношения, реальное содержание жизни. Стадиальная грань между этими типами грамматического «мышления» у Н.Я. Марра неясна, что губительно отражается на историко-грамматических соображениях последователей нового учения о языке. Так, проф. Н.Ф. Яковлев в своей «Грамматике литературного кабардино-черкесского языка» пишет: «Первоначально, на начальной ступени развития первобытной общины, благодаря непосредственной связи языка и мышления с материальной деятельностью людей, логические и грамматические формы совпадали с реальным их содержанием. В классовом обществе, благодаря превращению языка в надстройку, грамматические формы и формы мышления во многих случаях оказываются в противоречии как друг с другом, так и с реальным их содержанием» (стр. 26).

Самым знаменательным в этом рассуждении является утверждение, что язык стал надстроечной категорией лишь в классовом обществе. Где корень этой ошибки? В таких «законах» непосредственного выражения классовых отношений в грамматических категориях по учению акад. Н.Я. Марра: «…Степени сравнения – социального происхождения. Они надстройка классового, сословного строя, притом слово, служащее теперь для образования высокой степени, сравнительная она или превосходная, выражало первично не ту или иную высшую ступень того понятия, которое выражается прилагательным, с которым он слит (так! – В.В.), а принадлежность к тому высокому слою, сословие ли это, или класс, который без всякого надбавочного показателя, суффикса или префикса, был господствующим, его название, тотем – социально расцениваемым как высокая ступень, а суффикс, слово с той же функциею образования степени сравнения, на деле означал принадлежность к соответственному господствующему слою… Степени сравнения, как вообще прилагательные, получают оформление после родового строя…»[145].

Можно ли применить это учение о грамматической категории, как о простом, непосредственном, зеркально-мертвом акте (Ленин. Философские тетради, 1938, стр. 336), хотя и социального происхождения, к исследованию современных языков? Конечно, нет.

Можно было бы остановиться еще на ряде лингвистических категорий, не получивших диалектико-материалистического объяснения в учении акад. Н.Я. Марра и его последователей (например, о так называемых «понятийных категориях»), но и без того ясно, что теория акад. Н.Я. Марра не вооружает исследователя живых современных языков марксистским методом изучения их грамматики и лексики (словаря).

По учению акад. Н.Я. Марра, каждый язык составляет одно из звеньев единого глоттогонического (языкотворческого) процесса: «Он – результат сложных исторических скрещений», «схождений и расхождений» разных языков. Таков, например, и современный русский язык. По словам проф. Ф.П. Филина, сгруппировавшего взгляды акад. Н.Я. Марра на русский язык, как в процессе создания русского языка, так и в дальнейшем его развитии, вплоть до настоящего времени, принимали участие многие племена и народности, позднее национальности, так или иначе объединяемые общностью социально-экономических условий.

При таких взглядах о самобытности русского языка, русского народа и русской культуры говорить, в сущности, не приходится. В борьбе с буржуазным национализмом Н.Я. Марру было важно усиленно подчеркнуть интернациональные основы русского языка, его изначальную связь с другими языками СССР. «Отсюда новое учение о языке делает вывод, что между русским языком и языками многих других национальностей Союза имеется историческая общность; генетически они переплетаются между собою в предшествовавшей стадии развития»[146]. Не объясняется лишь одно, почему грамматический строй и материальный состав русского языка и, например, грузинского или эстонского – совсем разные. При такой методологической устремленности учения акад. Н.Я. Марра к показу «общности» всех языков мира, сложной «скрещенности» всякого языка, понятны его утверждения, что «языки одного и того же класса различных стран, при идентичности социальной структуры, выявляют больше типологического сродства друг с другом, чем языки различных классов одной и той же страны, одной и той же нации»[147].

Этот тезис, конечно, антиисторичен. Так, в феодальную эпоху возможно сосуществование разных языков среди разных общественных групп одного и того же народа (правда, обычно – для разных социальных функций), в период же капиталистического развития в пределах нации господствует общенациональный язык. Кроме того, Н.Я. Марр думал, что грамматику языка создает класс, а не народ. Все это говорит о том, что учение акад. Н.Я. Марра не может служить надежной и бесспорной базой для построения истории языка.

В этом случае необходимо непосредственно исходить из учения классиков марксизма-ленинизма о типах производственных отношений, о социально-экономических формациях, о закономерностях развития общества в период феодализма, в период разложения феодализма и создания буржуазных связей, об основных классовых противопоставлениях и разделениях в каждую эпоху и об исторически обусловленных общественными отношениями типах социальных мировоззрений (Ведь «каков образ жизни людей, – таков образ их мыслей», по афористической формуле И.В. Сталина)[148]. Именно на этой почве и должна строиться конкретная история каждого языка – с учетом индивидуальных исторических своеобразий его развития. Между тем в этой области исследования, например, в отношении русского литературного языка феодальной эпохи дело у нас обстоит явно неблагополучно. Много говорится об общерусской основе литературного языка Киевской Руси. Однако классовая база и классовые различия в древнерусском литературном языке, в его лексико-семантической системе, так же, как и пережитки в его строе и в его словаре предшествующих стадий развития, остаются невыясненными, неисследованными.

Еще меньше позитивного может дать учение акад. Н.Я. Марра для решения вопроса об образовании национальных языков и о путях их развития в условиях капиталистического и социалистического общества. Новая постановка вопроса о нации, об образовании национальных языков, о развитии национальных языков в капиталистическом и социалистическом обществах, данная в трудах В.И. Ленина и И.В. Сталина, не была в достаточной мере использована акад. Н.Я. Марром. Учение Ленина и Сталина о национальных языках определяет основные исторические виды или типы формирования национальных языков и основные исторические закономерности течения этих процессов.

По существу своему национальный литературный язык представляет собою качественно новую систему литературного языка, глубоко уходящую своими корнями в народные основы. Учение И.В. Сталина о буржуазных и социалистических нациях вносит новые существенные коррективы в марксистскую теорию образования и развития национальных языков. Изучение классовых расслоений в языке буржуазной нации и классовой направленности разных стилей национально-литературного языка в условиях буржуазного развития тесно связано с построением исторической стилистики литературного языка на основе марксистско-ленинского учения, с изучением стилей как систем выражения классовой идеологии. Эта задача была совсем чужда Н.Я. Марру.

Между тем в учении акад. Н.Я. Марра – под влиянием той же борьбы с буржуазным национализмом – наблюдаются явные искажения марксистского понимания национального языка.

Для Н.Я. Марра национальный язык – это классовый, феодальный, буржуазный или мелкобуржуазный (бывает и такая модальность), «так наз. национальный язык, будто всего народа»[149]. «Не существует национального, общенационального языка, а есть классовый язык…»[150].

В статье «Письмо и язык» Н.Я. Марр вносит некоторые уточнения в свое прежнее понимание национального языка не только как классового буржуазного, но и как языка «мертвого и …стабилизированного». Он пишет: «В „Языке и письме“ ударение делалось на то, что когда просвещение обращалось в орудие идеологического усыпления жизненных движений трудящихся, письмо (раньше собственность одних господствующих классов) было пущено в массы, демократизировано именно для усыпления проблесков классового самосознания трудящихся и идеологического порабощения угнетенных, для предупреждения или ликвидации нарождавшихся революционных движений эксплуатируемых социальных слоев… На самом же деле, хотя национальный письменный язык и был буржуазным или феодально-буржуазным, он в период своего роста и расцвета вовсе не был мертвым и стабилизированным, он был живым стандартизованным языком господствующего общественного слоя. Иным он и не мог быть: его созидали когда-то молодые еще общественные слои, черпавшие свои творческие организаторские силы в завоеванных ими средствах новой высокой техники. Эти слои выносили язык в более широкую и творческую общественность, борясь с идеологической ограниченностью и косностью обреченных историей на крушение социальных слоев»[151].

Учение Ленина о двух культурах и двух нациях в пределах каждой нации в период капиталистического развития осталось Н.Я. Марру неизвестным. Поэтому-то он и придерживался своеобразно воспринятой теории «единого потока» в оценке и понимании путей развития литературной национально-языковой культуры в эпоху капитализма. Само собою разумеется, что Н.Я. Марр не мог воспользоваться и сталинским учением о социалистической нации и – на основе его – поставить вопрос о закономерностях развития языков социалистических наций.

Все это показывает, как учение акад. Н.Я. Марра далеко отстало от марксистско-ленинской теории общественного развития, которая и должна быть положена в основу построения марксистской истории языка. Такую подлинно научную, марксистскую материалистическую историю языка советские лингвисты могут смело противопоставить всякой иной истории языка, построенной на идеалистических основах (т.е. всем видам буржуазно-идеалистической истории языка).

Буржуазное формальное сравнительно-историческое языкознание после более чем столетнего периода своего почти безраздельного господства зашло в тупик. Антиисторической теории «праязыков», уводящей вглубь библейских сказаний и романтико-идеалистических иллюзий о едином первоначальном языке человечества, Н.Я. Марром были нанесены сокрушительные удары. Под ними – так казалось большинству последователей Н.Я. Марра – должны были вообще рухнуть и понятие «родства» языков и понятие группы или «семьи» родственных языков. Понятие «праязыка» в буржуазном западноевропейском языкознании метафизично. Оно не имеет под собой никакой историко-материальной базы и применяется к формально и упрощенно реконструируемой схеме общего или исходного языка для самых разнообразных семей и групп языков, складывавшихся в очень далекие доисторические и исторические эпохи. Естественно, что термин «праязык» и связанное с ним понятие должны быть отброшены советским языкознанием. Но значит ли это, что вместе с понятиями «праязыка» и «прародины» выбрасываются и те непреложные факты материальной общности и близости, материального родства таких, например, языков, как славянские: русский, польский и чешский и т.д., или еще теснее: русский, белорусский и украинский (в которых предполагается общая славянская основа)? Конечно, нет. Эти факты требуют объяснения. Конкретно-исторического объяснения всем этим явлениям родства и связи языков и групп (семей) языков, легшим в основу генеалогической классификации их, Н.Я. Марром в учении о стадиальном развитии языка не дано. Н.Я. Марр искал новых путей для разрешения всех этих вопросов, по принципу тезиса и антитезиса, очень часто впадая в «противоположные общие места».

В корне отрицая генеалогическую классификацию языков, он хотел раскрыть исторические этапы скрещения языков и народов на широких пространствах мировой истории и найти здесь объяснение возникновения систем родственных языков.

Значение работ Н.Я. Марра в этой области состоит в привлечении к решению этнолингвистических вопросов огромных материалов археологии, этнографии, истории материальной культуры. Однако выдвинутые акад. Н.Я. Марром принципы «схождения» и «расхождения» народов и языков, опирающиеся на палеонтологический, элементный анализ самой разнородной речи, не привели и не могут привести к конкретно-историческому истолкованию фактов «общности», структурной близости, материального родства таких групп языков, как славянские, романские, иранские и т.п., т.е. тех фактов, которые не столько добыты формальным сравнительно-историческим индоевропейским языкознанием и его методами, сколько сами породили эту область буржуазного компаративизма.

Н.Я. Марр придавал слишком мало значения внутренним процессам однородного изменения языков, объединенных в силу социально-исторических причин общностью лексического фонда и структурных приемов. Поэтому Н.Я. Марру не удалось ни дать удовлетворительное историко-методологическое объяснение вопросу о происхождении языкового «родства», ни вскрыть конкретно-исторические условия возникновения отдельных языковых систем или более мелких лингвистических группировок, объединяемых наличием более или менее тесных материальных связей. Взгляды акад. Марра на процесс стадиального развития общечеловеческого языка, на системы языков «по периодам их возникновения», на генезис отдельных языков, напр., русского, и т.п. постоянно менялись в связи с неустойчивостью результатов палеонтологического, элементного анализа. Материально-языковая общность ближайше «родственных» языков и групп языков осталась конкретно не объясненной и даже – с отпадением палеонтологического анализа – для нового учения о языке необъяснимой.

Между тем никто не может отрицать огромную важность исторического изучения материальных связей между родственными, однотипными языками. Отрицая вслед за Н.Я. Марром антиисторическую и реакционную теорию «праязыков», советское языкознание не может удовлетвориться пересказом, по большей части, ошибочных стадиально-исторических и этногенетических домыслов акад. Н.Я. Марра. В последнее время оно даже совсем прекратило свои разыскания в этой области и стало робко ожидать открытий от новых археологических и этногенетических исследований советских историков. Это положение, несомненно, требует коренного изменения.

Само собою разумеется, что материальное родство языков состоит не только в общности известной части словарного фонда (включая сюда и словообразовательные морфемы), но и в большей или меньшей однотипности грамматической структуры. Выясняя историко-общественные основы образования таких семей или систем языков (как славянские), советское языкознание не может не считаться и с фактом последующей общей направленности языковых изменений у соответствующих групп родственных народов (так же как и с реальными историческими связями этих народов). Нет необходимости и при выяснении социально-исторических причин возникновения различий, напр., между славянскими языками и наречиями, каждый раз непременно прибегать к ссылке на скрещение этих народов и языков с другими народами и языками (напр., южнорусское аканье – под чувашским влиянием, русское полногласие – отслоение языков до-индоевропейской стадии и т.д.).

Таким образом, сравнительно-исторические грамматики славянских, германских и других индоевропейских языков были заживо похоронены Н.Я. Марром и его последователями. Взамен старого в этой сфере акад. Марром и его школой не было предложено ничего нового, более или менее исторически достоверного и фактически обоснованного, кроме некоторых гипотез.

У современных последователей Н.Я. Марра постоянные ссылки на социальное схождение и расхождение – при объяснении родства языков, при объяснении общности и различия языковых процессов и языковых явлений у таких народов, как славянские, германские и т.п., превратились в безответственную антиисторическую «игру» вследствие отсутствия новых конкретных разысканий в области взаимодействия и скрещения разносистемных языков на древнейших стадиях их развития.

Самим сторонникам учения акад. Н.Я. Марра, если они хотели стать историками древнейшего периода какого-нибудь языка, например, русского, приходилось становиться на эклектическую, половинчатую точку зрения, колеблющуюся между учением акад. Н.Я. Марра и традиционным буржуазным сравнительно-историческим языкознанием. В этом отношении характерны такие рассуждения проф. Ф.П. Филина в его «Очерке истории русского языка до XIV столетия»:

«Славяне, как и любая индоевропейская группа народностей, оформлялись в течение тысячелетий в процессе схождений и расхождений многих и разнородных человеческих коллективов. В связи с этим перед новым учением о языке встал целый ряд сложнейших проблем древнейших славяно-кимерских, славяно-сарматских, славяно-кельтских и других связей… Из многочисленных и неустойчивых коллективов, по-видимому, еще в начале сложения родового строя постепенно оформляются славянские племена… С окончательным установлением родового строя этно-языковые отношения в какой-то мере стабилизируются. К этому времени и нужно относить окончательное сложение славянской группы племен как известного языкового единства…» Тем самым признается наличие общей основы у всех славянских языков. Но тут же делаются оговорки: «…в славянских языках нет ничего „исконного“, что можно было бы возвести к какому-то идеальному праязыковому единству». И все же «бесспорно, что в целом ряде случаев различные варианты одного и того же явления представляют собою изменения общей исходной формы, бывшей когда-то принадлежностью всех славянских языков и диалектов».

И тут с полной очевидностью признается наличие общей языковой основы или общего языкового фонда у «всех славянских языков и диалектов». Тем самым допускается исторически образовавшееся «родство» славянских языков, проявляющееся в сходных или однородных процессах развития их систем.

Еще менее оснований отрицать, например, близкое родство между языками восточнославянской группы: русским, украинским, белорусским и их развитие из общего источника. Совершенно правильно писали недавно редакторы «Русско-украинского словаря» об украинском языке: «Происходя из одного, восточнославянского, корня, отражая и утверждая извечную дружбу и братскую связь русского и украинского народов, их языки на протяжении столетий развивались во взаимосвязи и единении».

Таким образом, советское языкознание не может встать на путь отрицания не метафизического, а исторически образовавшегося в определенных конкретно-исторических условиях – материального родства языков и связанной с ним известной однородности их развития. Тем самым оно обязывается, кроме стадиального изучения языков, заняться и сравнительным изучением исторически возникающих систем родственных языков – на новых методологических основах – марксистской истории материальной и духовной культуры. Сравнительно-историческое изучение систем родственных языков – славянских, германских, иранских и т.д. – должно быть возрождено для новой жизни, освещенной ярким светом марксистской методологии.

Общее марксистское языкознание должно созидаться дружными усилиями советских специалистов по разным языкам на основе творческого применения учения Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина к конкретному изучению всех языков мира в их генезисе, социальной истории, в их исторических связях и взаимодействиях. Научное наследие акад. Марра должно быть использовано, но марксистское языкознание гораздо глубже, шире и полнее «нового учения о языке» акад. Н.Я. Марра. Нельзя превращать учение акад. Марра одновременно и в догму, и в руководство к действию. Сам Н.Я. Марр был против этого. Он хотел, чтобы его учение встретило «не только прием и пассивное усвоение, но и революционно-творческое отношение и, если понадобится, переработку… Иначе один ход – назад». Должны быть критически – с позиций марксистско-ленинского языкознания – пересмотрены все основные положения и выводы лингвистической теории акад. Н.Я. Марра.