Тем временем Дзютэн объяла полная неразбериха.
Рядом с площадью ни с того ни с сего раздался взрыв. Он произошёл прямо под мостом, и тот обвалился, подняв клубы белой пыли. Затем на главном проспекте восточного холма случился подземный толчок такой силы, что его ощутили во всём городе. Земля содрогнулась, причём совсем не так, как это бывает во время землетрясения. Удар наводил на мысли о каком-то незримом беснующемся создании. Необъяснимые явления так всполошили горожан, что на вечерних улицах, ещё недавно привычно оживлённых, воцарилась атмосфера невыразимого ужаса и тревоги.
Монстры толпами валили к особняку святого отца и требовали объяснить, что происходит. Поэтому он принял решение открыть круглый зал для посетителей. Обычно здесь заседал совет старейшин, возглавляемый святым отцом. Вдоль стен стояли отполированные до блеска зеркала, в которых отражались потолочные светильники. И зеркала, и ярко освещённый потолок с нарисованными по направлению сторон света величавыми соснами остались в этом зале ещё с тех времён, когда тут располагался театр. В обычное время посторонних сюда не пускали. Однако положение было чрезвычайным, и зал наводнили взволнованные монстры.
Пол в очередной раз содрогнулся от толчка.
Разодетые в просторные одежды старейшины высказывались по очереди:
— Что это за толчки?
— Это Итирохико. Он бушует в мире людей, пытаясь добраться до Кюты.
— Конечно, наши миры взаимосвязаны, но чтобы настолько?..
— Что будет с Дзютэном, святой отец?
На лицах старейшин застыла тревога.
— Хм… — святой отец закрыл глаза и промолчал.
Старейшины переглянулись и продолжили обсуждение:
— С какой стати мы должны страдать из-за конфликта людей?
— Было большой ошибкой приводить их в наш мир.
Вдруг в толпе монстров послышался шум. Старейшины недоуменно оглянулись. Святой отец поднял голову, монстры расступились…
По залу, еле-еле переставляя ноги, брёл Куматэцу, опираясь на меч, словно на трость.
— Уф… уф… уф…
Медведь остановился и поднял вспотевшее лицо. Монстры увидели, сколько бинтов покрывало его тело, и дружно ахнули.
Следом в зале появились мы с Татарой, тщетно пытаясь остановить беглеца:
— Куматэцу! Прекрати, помрёшь ведь!
— Тебе сейчас нельзя двигаться!
— Заткнитесь! — Куматэцу отмахнулся от нас и зашагал вперёд. — Святой отец… я всё слышал и должен что-нибудь сделать… Я…
— Куматэцу…
— Да что ты можешь? — сорвался на вопль Татара.
Но Куматэцу, как обычно, и не думал его слушать. Нам оставалось лишь смотреть в медвежью спину, а он всё шёл вперёд, опираясь на меч.
— Святой отец, только вы… в состоянии хоть как-то помочь… Спасение таится внутри вас, так не скрывайте же его!
— Спасение? — старейшины удивлённо склонили головы. Все собравшиеся монстры переглянулись. — Куматэцу, о чём ты?
Святой отец молчал и не открывал глаз.
Однако медведь, терзаемый ранами и с трудом дышавший, едва стоял на ногах, но не желал сдаваться. Глаза его сверкали так, словно он собирался броситься в новую битву.
— Кюта уверен в своих силах, но ему нужна помощь… Не спорю, я бестолочь и недоумок, но смогу его выручить. Я заполню пустоту в груди мальчишки… потому что… потому что это единственное, на что гожусь!
Пол в зале вновь содрогнулся. И тут святой отец вздохнул и прервал молчание.
— Эх… кто бы мог подумать, что я услышу от тебя такие слова, — он медленно обвёл взглядом зал. — Куматэцу хочет, чтобы я передал ему право перерождения.
Старейшины в недоумении уставились на медведя:
— Он желает переродиться в бога?
— Бред! Обычные монстры на такое не способны!
— И вообще, переродиться может лишь святой оте…
— А…
И тогда собравшиеся монстры вспомнили:
— Но ведь сейчас…
— …Куматэцу и есть святой отец!
Все взгляды сошлись в одной точке.
Угэцу подошёл к тяжело дышавшему медведю:
— Слушай меня внимательно, Куматэцу: если решишь переродиться в бога, пути назад не будет. Ты уверен?
Куматэцу медленно поднял голову и посмотрел на святого отца.
Тот без труда прочитал в его взгляде непоколебимую волю.
— Всё-таки в твоих глазах… никогда не увидеть и крупицы сомнений…
Мы с Каэдэ вышли из метро и поднялись на поверхность.
Улица Омотэсандо[18] встала в километровой пробке. Отзвуки аварии уже успели докатиться и сюда. Мы пробирались сквозь толпу наверх, в сторону станции Харадзюку[19]. Каэдэ предположила, что в этом районе относительно безлюдными могут быть разве что парк Ёёги или расположенный неподалёку Национальный спортзал[20]. Каэдэ справедливо заметила, что в Национальный спортзал люди ходят в первую очередь ради прогулки по мосту, который связывает станцию Сибуя со станцией Ёёги[21], но в девять вечера спортзал прекращает свою работу, поэтому рядом с ним вряд ли кто-то станет ходить. Там можно спрятаться, а при необходимости — принять бой, никому не мешая.
К счастью, мы успели попасть на территорию комплекса до его закрытия. Соревнования в тот день не проводились, и большую часть фонарей даже не включали. Мы перебежали по мосту, начинавшемуся сбоку от первого корпуса, и остановились передохнуть рядом с каменным ограждением на юго-востоке.
Я поднял взгляд на причудливые очертания первого корпуса. Во тьму уходили две колонны, к ним крепились огромные тросы, провисающие под собственным весом. Здание сильно выделялось на фоне других сооружений комплекса. Если не ошибаюсь, его открыли к Токийской Олимпиаде 1964 года как дворец водных видов спорта. В Дзютэне на его месте располагалась арена. Та самая, на которой несколько часов назад Куматэцу сражался с Иодзэном.
Но стоило мне отвлечься на посторонние мысли, как…
— Рэн-кун! — воскликнула Каэдэ.
И тогда я увидел, как вдалеке, на той же самой дороге, по которой пришли мы, из земли всплыла фигура Итирохико.
Я тут же принял боевую стойку. Как он успел найти нас, когда сел на хвост?
Но в следующее мгновение Итирохико с тихим звуком растворился во тьме.
— Исчез?
Стараясь загородить собой Каэдэ, я озирался по сторонам. Хотя смотреть стоило под ноги. Камни мостовой вдруг зарябили и заблестели, словно я глядел на них сквозь толщу воды. В ту же секунду земля начала мелко дрожать. Вибрация постепенно усиливалась, и я чувствовал, что к нам приближается что-то огромное. Но что?..
В следующее мгновение раздался громоподобный звук, и нечто колоссальных размеров «выпрыгнуло» наружу.
Перед нами возник белый кит — такой громадный, что, казалось, он закрыл собой весь мир.
— А-а-а?
Мы с Каэдэ, лишившись дара речи, смотрели в небо. Сотканный из множества сияющих частиц, кит светился голубым и почти ничем не отличался от Моби Дика из «Белого кита». Ничем… за исключением торчащих из нижней челюсти кабаньих клыков!
— Итирохико!..
Светящийся кит развернулся в воздухе и начал пикировать прямо на нас. Я схватил Каэдэ за руку, и мы побежали. За нашими спинами монстр «приводнился» на камни, земля под ногами дрогнула, в воздух поднялись брызги света.
— Кья-а-а-а! — не выдержав, завопила Каэдэ.
Мы со всех ног мчались на восток, где каменный мост упирался во второй корпус. Однако и здесь путь нам перегородил вынырнувший из-под земли кит.
Поток частиц залил мост. Итирохико развернулся спиной к земле и завис в воздухе, выше колонн первого корпуса. Он презрительно смотрел на нас, малявок, словно демонстрируя, что бежать некуда.
Огромный кит в небе над Сибуей!.. Пожалуй, от подобного зрелища и рассудком тронуться недолго. Что я со своим крошечным клинком могу сделать против такого чудовищного врага? Я обратился к Каэдэ, не отрывая взгляда от неба:
— Беги, ему нужен только я!
Но девушка не просто ослушалась, она решительно шагнула вперёд.
— Каэдэ?!
Она встала точно под парящим китом и крикнула, словно бросая ему вызов:
— Что ты хочешь? Разорвать ненавистного врага в клочья? Растоптать, раздавить и поглумиться в своё удовольствие? — Каэдэ решительно и твёрдо смотрела на кита, она словно видела его насквозь. — Твоя форма лишь порождение тьмы человека, одержимого жаждой мести!
Глаза кита — вернее, Итирохико — вспыхнули безумием. Он начал опускаться прямо на Каэдэ.
— Тьма живёт в каждом из нас. И Рэн-кун борется с ней, и я! — Каэдэ дрожала, но продолжала говорить, словно пытаясь словами придать себе сил. — Даже я… отчаянно сражаюсь с ней, сколько себя помню.
Кит приближался. Блестел ровный нижний ряд зубов. За ними в глубине пасти виднелся непроглядный мрак. Он манил, призывал покориться, в нём таилась бездна отчаяния, из которой невозможно выбраться. Но Каэдэ решительно отвергала её.
— Раз тьма так легко поглотила тебя, Рэн-кун ни за что не сдастся… — девушка так кричала, словно разила чудовище клинком из несгибаемой воли. — Никто из нас не уступит тебе!
Тьма в пасти кита потянулась к Каэдэ. За мгновение до этого я схватил её за плечи и отпрыгнул назад.
Кит «приводнился», и ударная волна отшвырнула нас обоих, словно два крохотных камешка. Я старался прикрыть Каэдэ обеими руками, пока нас крутило в воздухе. Моё тело несколько раз стукнулось о мостовую, и наконец мы остановились.
Убедившись, что Каэдэ не пострадала, я бросился к киту.
— Рэн-кун! — окликнула она меня.
Но меньше всего я хотел подвергать Каэдэ опасности. Меня загнали в угол. В запасе не оставалось ни секунды, пришло время действовать. Настал момент испробовать то, о чём я раздумывал, сидя в метро.
Других вариантов попросту и не было…
Я вынул меч из чехла и остановился.
— Смотри, Итирохико! — крикнул я и перестал сдерживать собственную дыру в груди.
Похоже, она выманила кита на поверхность — его силуэт с тихим звуком возник на тротуаре. Через мгновение я увидел брызги света. Вместе с ними из мостовой показалась голова монстра, словно тот внимательно изучал происходящее.
Занеся меч над головой, я разъединил ножны и рукоять:
— Я впитаю всю твою тьму!
Кит приближался ко мне, вокруг него поднимались в воздух частицы света.
— Кю!
Тико высунулся из-за воротника и попытался остановить меня так же, как в прошлый раз, но зверька просто смело бурным потоком световых частиц. Если бы Каэдэ не бросилась вперёд и не поймала его, беднягу размазало бы по мостовой.
И тогда Каэдэ поняла:
— Рэн-кун… неужели ты?!
Кит всё приближался, словно дыра в моей груди затягивала его. Я резко обнажил занесённый клинок. Поглощу кита — и проткну себя мечом.
— Ты сгинешь вместе со мной!
Я слышал, как позади кричала, перекрывая бушующий вихрь, Каэдэ:
— Рэн-кун! Не сдавайся!
И тогда…
— Кюта!
Я услышал чей-то громкий голос и от неожиданности поднял глаза. В небе сверкнула быстро падающая точка. Она пронеслась между мной и китом и вонзилась в камень с такой силой, что даже земля вздрогнула.
А спустя мгновение…
Упавшее нечто испустило свет такой невыносимой яркости, что кит взревел и отступил. Я окончательно перестал понимать, что происходит. Однако предмет, который перед моим носом воткнулся в камень, не узнать я не мог. Меч Куматэцу!
— Это же… его…
Он покоился в ножнах и горел ярким пламенем.
Но что меч Куматэцу здесь делает?
— Кюта, это я!
— Он переродился в бога-духа и принял форму меча!
Тата-сан и Хяку-сан стояли на крыше спортзала и смотрели на нас. О чём они говорят, я понял не сразу. Бог-дух? Переродился? Выходит…
— Это… он?..
Но почему Куматэцу избрал такую форму?
— Он сказал, что станет мечом в твоей груди.
— Мечом в груди?
Старый меч в потёртых ножнах покинул мостовую, поднялся в воздух и нацелился рукоятью мне в грудь. Затем, продолжая ярко пылать, медленно погрузился в дыру.
Он думает заполнить пустоту в моей груди мечом? Думает осветить непроглядную тьму человека своим сиянием?
И тогда… мне вспомнился Куматэцу много лет назад.
— Ну, есть у тебя в груди меч?!
— А? Да откуда ему взяться?
— У тебя в груди должен быть меч! Вот тут! Прямо тут!
Я помнил все подробности.
Куматэцу смотрел на девятилетнего меня, упрямо твердил своё и бил себя в грудь, а я стоял спиной к учителю и даже не думал слушать его слова.
— О! Так ты всё-таки пришёл? Хе-хе, как я и думал. Ты мне нравишься всё больше и больше!
Я без труда воскресил в памяти ночь, ларьки и нависавшего надо мной Куматэцу с бутылкой выпивки в руке и улыбкой до ушей. Именно тогда он впервые назвал меня учеником.
— Девять?.. Хе-хе. Значит, так, девять по-нашенски — «кю», а ты, получается, Кюта.
Куматэцу откинулся на спинку кушетки, стоявшей посреди жуткого беспорядка. Его самодовольная ухмылка возникла перед глазами так отчётливо, словно это было вчера. С тех пор он звал меня Кютой…
— Хе-хе… Ладно, Кюта! Ну держись, я тебя так натренирую!
Куматэцу хохотал, несмотря на синяки и царапины, оставшиеся после битвы, проигранной Иодзэну. В тот день я никак не мог понять, с чего тут можно смеяться.
Но теперь понимаю. Куматэцу был просто счастлив.
Дыра поглотила меч и начала затягиваться, по всему телу постепенно разливалось тепло. Воспоминания о хохоте Куматэцу и его лице затухали.
Раз он переродился, выходит, мы уже никогда не увидимся? Никогда больше не будем вместе тренироваться? Вместе обедать? Стоило лишь подумать об этом, как в груди что-то сжалось, а на глазах выступили слёзы и покатились по щекам. Капли падали на землю одна за другой. Я держался за грудь, в глубине которой исчез Куматэцу.
И тогда…
— Кюта! — услышал я до боли знакомый хрипловатый голос. — Чего разревелся, бестолочь?!
Э? Откуда голос?
— Плакс я ненавижу!
Из моей груди! Голос раздавался изнутри! От потрясения я потерял дар речи. Но тут же резко замотал головой, чтобы вытрясти из себя слёзы, а затем прикрикнул на собственную грудь:
— Заткнись, не реву я!
Вскинув голову, я увидел несущегося на меня кита. Он снова пытался атаковать, но моя грудь вдруг вспыхнула ярким золотистым светом. Раздался оглушительный грохот, и чудовищная сила отбросила кита назад.
Куматэцу, ставший духом, сокрушил тьму?
Кит растворился в воздухе, а сам Итирохико приземлился где-то вдали. Он нервничал и не понимал, что происходит.
Я подобрал свой меч и вернул его в ножны.
— Добей его! — вновь взревел Куматэцу. — Соберись с силами!
Тата-сан и Хяку-сан неотрывно следили за битвой:
— Кюта…
И Каэдэ с Тико — тоже.
— Рэн-кун…
Итирохико исчез, вместо него из мостовой снова вынырнул кит — всё с тем же оглушительным шумом и световыми брызгами. Внезапно монстр взмыл в небо высоко над Сибуей, словно угрожая мне.
— Рано! Нужно как следует подготовиться!
Я держал перед собой меч и ждал решающего момента.
Снова шум, снова выпрыгнувший из-под земли кит. С каждым появлением он оказывался всё ближе. Монстр взмывал в небеса, надеясь испугать меня и обратить в бегство. И тогда я заметил одну деталь: за потоком световых частиц мелькнула фигура Итирохико, то есть перед китом обязательно появлялся он сам, а значит…
Убедившись в своей правоте, я пригнулся и приставил руку с мечом к поясу. Этой стойке для выпадов после выхватывания меча меня научил Куматэцу.
— Следи за одной точкой! В неё и бей! — раздался в сознании голос наставника.
Я вошёл в глубокий транс и пытался определить, где и когда противник появится в следующий раз.
Буммм.
«Рано».
Буммм.
«Рано…»
Наконец я выбрал заветную секунду.
«Сейчас!»
В то же мгновение в голове раздался хриплый возглас:
— Давай, вперё-о-од!
Я резко оттолкнулся от земли.
— Уо-о-о-о!
Я рвался вперёд изо всех сил, продираясь сквозь бесчисленные частицы света.
Большой палец разъединил ножны и рукоять. Показалось ослепительно сверкающее лезвие. Я чувствовал, как обнажается и клинок Куматэцу, поселившийся в моей груди, как его лезвие полыхает неистовым алым пламенем.
Итирохико возник прямо на моём пути.
Скрывавшая его лицо маска кабана вздрогнула и будто приняла испуганное выражение.
Я прицелился.
— О-о-о-о-о-о!
Никогда ещё у меня не получалось обнажить клинок так быстро.
Свой меч выхватил и Куматэцу.
Белая вспышка. Два меча разогнали тьму.
Я замер, едва завершив выпад. Пропустивший удар Итирохико падал, словно подкошенный. Через мгновение в небо над Национальным спортзалом взмыл сверкающий кит. В этот раз частиц света выплеснулось ещё больше. Они рвались из земли, словно лава бушующего вулкана.
Клыкастый зверь извивался в муках. Его свет то гас, то загорался вновь.
Крышу спортзала огласил зловещий рёв, больше похожий на вопль раненого монстра.
У-у-у-у-у-у…
Протяжный, он сперва становился громче, пока наконец не обратился предсмертным криком, не начал истончаться и затухать. Больше кит не «приводнялся», бесследно растворившись в небе над Сибуей. Постепенно погасли и все брызги света. Воцарилась тишина… такая, словно ничего и не было.
— Всё… кончено? — тихо спросил Тата-сан, смотревший на битву с крыши спортзала.
— Нет… — ответил Хяку-сан, всё ещё пребывавший в напряжении.
Я выпрямился, глубоко вдохнул и убрал клинок в ножны. Затем повернулся и увидел лежащего на мостовой Итирохико.
— Жалкий… человечишка…
Он уже заснул.
Я не мог поверить, что этот юноша с бледной кожей, тощими руками и длинными ресницами только что сражался со мной не на жизнь, а на смерть.
Итирохико страдал от того, что не понимал, кто он — монстр или человек. С детства он мечтал стать таким, как отец, но этого не произошло. Он был человеком и вместе с тем ненавидел людей. Совсем запутался и… взорвался.
Мы с ним не монстры. Нам никогда не стать такими прекрасными созданиями, как они. Мы лишь слабые люди, в груди которых живёт тьма.
Но если я и могу что-то сказать в нашу защиту, то лишь одно: будучи людьми, мы жили и росли в мире монстров. Мы дети монстров! И сейчас я искренне этим горжусь!
Мы с Татарой забрали потерявшего сознание Итирохико в Дзютэн. Его решили пока поместить в жилище святого отца и оставить в тишине и покое. Тем временем мудрый заяц уже собрался со старейшинами в зале заседаний, чтобы обсудить, как же быть дальше.
Итирохико спал в специально выделенной для него комнате. Ночь за окном потихоньку бледнела: приближался рассвет. Наконец его глаза открылись, словно распустившиеся цветы.
— Где… я?
Итирохико очнулся посреди огромной кровати с балдахином и приподнялся. Он заметил шёлковую пижаму, в которую его переодели, увидел оформленные деревянными панелями стены и белые простыни. Почувствовал запах цветов и свежесть белья. Он не понимал, где оказался, и не мог скрыть волнения.
Спустя секунду он увидел всё семейство Иодзэна: они спали, сидя на полу и уткнувшись головами в кровать.
— Отец, мать… Дзиромару…
Родные не отходили от него всю ночь и в итоге заснули. Но Итирохико узнал об этом не сразу. Пока он лишь бормотал:
— Что произошло? Я только помню, как пошёл на арену…
Он пытался восстановить в голове цепь событий, но не мог. Затем Итирохико заметил кое-что необычное: на запястье его правой руки красовалась красная нить. И вот её-то Итирохико опознал мгновенно:
— Это же… Кюты?!
Он недоуменно разглядывал запястье.
Повязал её, разумеется, Кюта, а ему она досталась от Каэдэ. Девушка отдала эту старую закладку со словами: «Погляди на неё, если вновь нахлынет и будет казаться, что не справиться самому». Эти же слова Кюта адресовал Итирохико, когда передал ему эстафету.
За окном светало. До утренней зари оставалось всего ничего…
Тем временем Кюта смотрел с высоты на утреннюю Сибую.
Он сидел один и прижимал руку к груди. Хотя нет, их было двое. Он сидел и разговаривал с Куматэцу внутри себя.
— Понимаешь, Кюта, если уж я что-то решил, то не отступлюсь!
— Ха-ха! Это я и так знаю.
— Будешь нерешительным — я тебя изнутри поколочу!
— Ну тебя. Я не стану колебаться.
— Вот это правильно!
— Так что смотри молча.
— Ага. Поживём — увидим.
Куматэцу усмехнулся и оскалил зубы. Кюта рассмеялся в ответ.
Да, учитель переродился. Он утратил тело, стал мечом и поселился в груди Кюты. Теперь он — бог, создание, которому завидует каждый монстр, но разговаривали они как в старые добрые времена.
Куматэцу стал богом, но продолжал быть собой. И Кюта прекрасно это понимал…
Между небоскрёбами взошло солнце нового дня. Кюта отнял руку от груди и поднялся. Яркие лучи озарили его фигуру. Юноша сильно изменился. Он показался мне повзрослевшим, окрепшим, возмужавшим…
Оставался только один вопрос: как на случившееся отреагировал мир людей? Я смотрел на огромный экран рядом со станцией, где как раз показывали обуглившийся железнодорожный мост. Диктор вещал:
— Вчера вечером в самом центре Сибуи дорожно-транспортное происшествие с участием крупного грузового автомобиля привело к взрыву. Имеются многочисленные пострадавшие, но все они отделались ушибами и лёгкими травмами. К счастью, никто, включая водителей, не получил серьёзных ранений. В настоящее время полиция допрашивает водителя грузовика и проводит расследование. Кроме того, многие свидетели говорят, что видели тень, похожую на кита, однако на записях камер наблюдения она не зафиксирована и никакие подробности о ней в настоящее время не известны…
Вот так-то!..
Я дослушал новости и ухмыльнулся. Удивительные всё-таки существа — люди! Видели же своими глазами, а всё равно не верят…