ДЕВУШКА В ГОЛОВЕ

Мулатка извивалась в целомудренном подобии ритуального танца, какой луавские девы с Дубхе-7 исполняют в канун брачной ночи. При всей целомудренности зрелище завораживало. Лишь крохотный лоскутик ткани скрывал наготу, присущую классическому ритуалу. Слегка охрипшим голосом Натан Блейк подозвал официантку, маячившую в темном конце зала.

– Она свободна?

– Думаю, да, сеньор.

Блейк не отводил от танцовщицы взгляд. Любовь и вожделение сквозили в каждом ее жесте. Выражение лица менялось в такт телу: на медленных аккордах девушка истомно прикрывала глаза и вдруг широко распахивала их, яростно потрясая бедрами. Больше загорелая, чем смуглая, она совсем не походила на мулатку. Впрочем, само слово «мулаты», пущенное в оборот торговцами трепангами, мало соответствовало действительности – в южной части Дубхе-4 редкие аборигены могли похвастаться темной кожей.

Танцовщица поражала красотой: высокие скулы, черные, широко расставленные глаза, чувственный рот и белоснежная улыбка. А фигура! Ни малейшего изъяна. Впервые Блейк встречал такое совершенство.

Едва выступление кончилось, он сделал красотке знак. Переодевшись в короткую белую тунику, девушка покорно уселась за столик, тягучим голосом заказала марсианское вино и осушила бокал с изысканностью, какая не снилась ее предкам-каннибалам.

– Хотите провести ночь?– спросила она.

– Не откажусь.

– Три тысячи квандо.

Блейк не торгуясь отсчитал деньги. Девушка спрятала купюры в набедренную сумочку, назвала номер хижины и поднялась.

– Встретимся через час,– бросила она на прощанье.

Воодушевленный, Блейк купил бутылку фирменного виски и растворился в ночном лабиринте проулков «коренного» сектора.

Снаружи лачуга Эльдории ничем не отличалась от остальных — типичная развалюха, в каких ютится беднота. Очутившись в коридоре, Блейк приготовился спровадить приживалу из местных, однако вместо аборигена наткнулся на девочку-терранку.

Блейк так и замер с открытым ртом. Девочка сидела на циновке, поджав ноги, и читала «Анабасис» Ксенофонта. Ее волосы пламенели медью как восходы на Норме-9, глаза поражали синевой как озера на Форнаксе-6.

– Входите,– радушно пригласила она.

Затворив дверь, Блейк устроился на соседней циновке. За спиной девочки узорный полог скрывал убранство хижины.

– Ждете Эльдорию?

– Да,– кивнул Блейк. – А ты?

Девочка засмеялась.

– А я здесь живу.

Блейк попытался переварить информацию, но безуспешно. Видя его замешательство, девочка продолжила:

– Мои родители работали на «Звездный картель», собирали каучук на плантациях Дубхе-4. Им не повезло – умерли от желтоводной дизентерии. А поскольку срок их контракта еще не истек, по межпланетному закону меня вместе со всем имуществом продали с аукциона. Так я очутилась у Эльдории.

За пять лет в роли странствующего психодетекгива Блейк успел смириться с суровыми реалиями коммерческой колонизации, однако столь вопиющий образчик бесчеловечности покоробил его до глубины души.

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать.

– Ты уже решила, кем станешь?

– Думаю, психиатром. Эльдория записала меня в благотворительную школу, потом планирует отдать в институт. А на совершеннолетие она обещала даровать мне свободу.

– Ясно. – Блейк кивнул на книгу в руках девочки. – Домашняя работа?

Собеседника покачала головой.

– Нет, помимо обязательных предметов я изучаю гуманитарные науки.

– Кто следующий после Ксенофонта? Платон?

– Платон, Гомер, Вергилий, Эсхил, Еврипид и много кто еще. Подрасту и стану самой образованной.

– Не сомневаюсь,– поддакнул Блейк, косясь на полог.

– Меня зовут Дейрдре[8]. – А меня Натан. Натан Блейк.

– Эльдория скоро придет. Пора готовить помост.


Дейрдре змейкой скользнула за штору. Блейк вспыхнул, первым его порывом было встать и уйти, но воспоминания о танце Эльдории побороли минутную слабость.

Девочка вернулась, и вскоре коридор наполнился приторным ароматом местного фимиама, проникавшим сквозь узорчатые занавески. Дейрдре бочком опустилась на циновку. В ее профиле было что-то от лика святых, а изящный столп шеи лишь усиливал сходство. Блейк смущенно заерзал на месте. Не обращая на него внимания, девочка вновь углубилась в «Анабасис», и в комнате повисло гробовое молчание.

Объявившаяся Эльдория с порога сделала гостю знак, и Блейк с облегчением поспешил в опочивальню. Размерами та немногим превосходила коридор, но отличалась богатым убранством. Пушистый ковер цвета марсианских протоков приятно контрастировал с золотистыми гобеленами, украшавшими все четыре стены. Спальный помост имел овальную форму и занимал добрую половину пространства.

Блейк плюхнулся на алые подушки, в художественном беспорядке разбросанные по ложу, и с беспокойством наблюдал, как мулатка стягивает с себя уличную тунику. В сгущающемся аромате ладана его взгляд лихорадочно метался от гладкой смуглой кожи к занавескам.

Нервозность гостя не ускользнула от Эльдории.

– Не тревожься,– успокоила она, кладя руку ему на колено. – Малышка сюда не зайдет.

– Не в этом дело,– пробормотал Блейк.

– А в чем?– В следующий миг теплое бронзовое плечо коснулось его плеча...

Очнувшись посреди ночи, Блейк принял лачугу за гостиничный номер и снова провалился в сон. А проснулся уже на рассвете. Он наскоро оделся и тихонько направился к двери. Девочка дремала возле полога, свернувшись калачиком на тонкой циновке. Блейку пришлось перешагнуть через нее, чтобы попасть в коридор. Прядь медных волос покоилась на лбу, словно яркий цветок, оттеняя девственную белизну кожи. В умиротворенных чертах было что-то от лика святых.

В переулке Блейк бросился бежать и не останавливался, пока не миновал коренной сектор.


Холм являл собой мнемо-проекцию, а холмы в тропиках Альдебарана-12 славились невероятной крутизной. Взобравшись на вершину, Блейк с трудом переводил дыхание.

Впереди раскинулась мнемо-проекция пустоши Денеба-1 . Пустошь простиралась на каких-то восемьсот метров, но Блейк все равно разозлился. Много чести для такого убожества! В идеале область сознания должна вбирать только избранные воспоминания. К несчастью, на деле получалось иначе.

Он обернулся. Долина у подножия тонула в пелене дождя. Сквозь серую дымку едва различались очертания трех преследователей – и, судя по расстоянию, они стремительно приближались.

Преследователи вышли на него около десяти часов назад, едва он проник в собственный разум, но неведомая сила мешала повернуть обратно, чтобы выяснить, кто они и чего хотят. Оставалось только стиснуть зубы и смириться как с собой, так и с ними.

После короткой передышки Блейк спустился с холма и зашагал по пустоши Денеба-1. Проекция поражала точностью, и следы добычи хорошо отпечатались на копии песка.

Сабрина Йорк понятия не имела, как сбросить с хвоста охотника за разумом. Впрочем, знай она, это все равно не спасло бы ее, ибо за двенадцать лет в роли практикующего психодетектива Блейк отлично усвоил всевозможные трюки. Наверное, спрятаться в сознании охотника казалось Сабрине самым надежным вариантом; она даже не догадывалась, что Блейк давно обнаружил ее присутствие.

В области сознания царил пространственно-временной хаос, поэтому Блейк ничуть не удивился, когда пустошь Денеба-1 привела его на луг эпохи раннего детства. Чуть поодаль виднелся дом, куда семья Блейков переехала, когда Блейк был подростком. В реальности оба места разделяли многие мили и года, однако здесь, в долине мыслей, они спокойно соседствовали бок о бок среди калейдоскопа пейзажей, воплотивших все цивилизованные уголки галактики в ярко обозначенном спектре сотни различных солнц. Редкие светила – в частности, Сириус и его карликовый компаньон, особняком выделялись в мозаике неба. Однако сияние большинства было лишь бледной копией оригинала, затерянного в недрах памяти. В довершение всей этой путаницы разрозненные ночные воспоминания избороздили горизонт, перемежаясь с серыми полосами рассвета и заката.

С одной стороны дом обрамлял участок космопорта Новой Земли, с другой – сегмент городского квартала Экс-Терры. Позади тонкой лентой мерцала марсианская протока. Следы Сабрины обрывались у парадной двери, сама створка стояла нараспашку. Возможно, добыча еще в доме и теперь наблюдает за ним через мнемо-проекцию окон. Блейк окинул их профессиональным взором, но ничего подозрительного не нашел.

Он с опаской шагнул через порог, приспосабливая температуру универсальной куртки к запечатленной в памяти прохладе. Отец сидел в гостиной и курил, глядя в тривизор. Хлопнула входная дверь, но Блейк-старший не отреагировал и продолжал безмятежно курить, не отрывая взгляд от экрана. Он так и будет курить, глядя в тривизор, пока Натан не умрет, а вместе с ним не исчезнет нагромождение пространств и времен, составляющих его сознание. Как ни парадоксально, отец смотрел в пустоту – транслируемая передача не успела отложиться в памяти.

Блейк долго не мог двинуться с места – старик погиб в авиакатастрофе несколько лет назад, и воспоминания о нем бередили душу. Прежде психодетекгиву не случалось проникать в собственное сознание – как итог, без того тонкое восприятие обострилось до предела. Наконец Блейк сбросил оцепенение и направился в кухню. Над раковиной стояла яркая упаковка любимого моющего средства матери с полномасштабным изображением белокурого символа компании – красотки Веры Бархатная-Кожа. Мать возилась у плиты, как и двадцать три года назад. У Блейка на глаза навернулись слезы. Мама умерла за десять лет до отца, но боль утраты не утихла до сих пор. Блейку хотелось подойти, тронуть ее за плечо, спросить: мам, что на ужин?.. Впрочем, какой смысл? Для матери его не существует, по крайней мере, в нынешнем пространстве-времени, а главное, здесь, в долине мыслей, она оставалась простой смертной, а он богом – средней руки, но все же богом.

Блейк собрался уходить, как вдруг внимание его привлекла именная табличка на плите. Греша на обман зрения, он шагнул ближе и впился взглядом в слова. Нет, никакой ошибки. На плите четко значилось: Сабрина Йорк.

Блейк попятился. По странному совпадению, плита носила имя добычи. Хотя всему есть объяснение. Тенденция давать прозвища бытовым приборам возникла давно. При всей незаурядности сочетание «Сабрина Йорк» наверняка встречалось в реальности.

Он методично обошел весь дом, но Сабрина как сквозь землю провалилась. На пороге своей старой комнаты Блейк помедлил, глядя на пятнадцатилетнего себя в обнимку с потрепанным изданием фантастических комиксов, после чего развернулся и начал спускаться по лестнице.

Узкое окошко на верхней площадке выходило во двор и прилегающий к нему луг. Блейк машинально покосился на гряду сосен и вдруг замер. Трое преследователей пробирались сквозь высокую траву, до них было менее полукилометра. Блейк по-прежнему не мог разобрать лиц, но ясно различил два женских силуэта в платьях и третий – в синей юбке, блузке и кепи в тон. Его преследуют женщины! Уму непостижимо. К вящему ужасу Блейк осознал, что не в силах повернуть назад и противостоять незваным гостьям.

С трудом подавив желание броситься наутек, он нарочито медленно спустился по ступенькам и вышел на задний дворик. След добычи вел к марсианской протоке, оттуда – на другой берег, где заканчивалась вода и начинался университетский городок, совсем не похожий на тот, где два дня назад Блейк отмечал выпускной своей воспитанницы. Он не потрудился запомнить точное пространство-время и совершенно не стремился заново пережить тот момент, но следы неумолимо тянулись по искусственно чахлой траве к скамейке, где они с Дейрдре беседовали после церемонии. Выбора не было.


Скамейка пряталась в тени могучего вяза, листва зелеными арабесками выделялась на фоне голубого неба. Следы Сабрины здесь отпечатались глубже, словно добыча замешкалась под кронами. Блейк нехотя остановился. При взгляде на Дейрдре, на ее тонкий профиль и медные волосы, у него перехватило дыхание; запечатлевшаяся синева платья ножом резанула по сердцу. При виде алмазной броши – его подарка на выпускной, которую Дейрдре приколола к корсажу на всеобщее обозрение,– Блейк едва не заплакал. Но истинный шок он испытал от мнемо-проекции самого себя двухнедельной давности: на лбу залегли несуществующие пока морщины, в шевелюре серебрились не поседевшие пока пряди. Каким же дряхлым стариком он казался, если запечатлел в памяти такой образ!

– Да,– говорила Дейрдре,– в девять. Надеюсь, ты придешь.

Блейк-прошлый покачал головой.

– На выпускном родителям не место, сама знаешь. Парень, с которым ты болтала минуту назад – чем не кавалер? Да он умрет от счастья, если ты его пригласишь.

– Сделай милость, не притворяйся моим отцом. Рассуждаешь, будто тебе сто лет в обед!

– Мне тридцать восемь,– возразил Блейк-прошлый,– по возрасту вполне гожусь тебе в отцы. Тот парень...

Девушка залилась гневным румянцем.

– С чего ему такие почести? Это что, он лез из кожи вон, лишь бы я окончила старшую школу и колледж? Это он купил мне билет на Новую Землю и оплатил учебу в Треворском университете?

– Перестань,– хриплым от отчаяния голосом взмолился Блейк-прошлый. – Ты все усугубляешь. Как специалист по треворизму, ты должна понимать, что я выкупил тебя после смерти Эльдории совсем не из благородства. Просто хотел откупиться от совести...

–Да что тебе известно про совесть!– пылко воскликнула Дейрдре. – Она куда сложнее, чем многие воображают. Чувство вины слишком ненадежный критерий и зачастую возникает из-за ерунды, вроде неспособности человека принять себя таким, какой он есть. – Внезапно она сменила тему: – Найт, как ты не поймешь, завтра я улетаю, и мы не увидимся много-много лет,– с тоской заключила она.

– Я непременно навещу тебя на Новой Земле. С современными кораблями от Венеры туда пара дней лету.

Дейрдре решительно поднялась.

– Ты не приедешь. – Она досадливо топнула ногой. – И на бал тоже не придешь. Я знаю, всегда знала. Иногда так тянет... – Девушка осеклась и уже спокойнее продолжила: – Хорошо, тогда давай прощаться.

Блейк-прошлый тоже встал.

– Еще рано, сначала провожу тебя до общежития.

Она надменно повела плечами, но в темно-синих глазах застыла грусть.


Блейк-нынешний наблюдал, как парочка направляется в сторону храма науки. В тот день на территории кампуса толпился народ, однако в памяти Блейка-прошлого не отложился никто, поэтому сейчас для него существовали лишь две удаляющиеся фигурки и боль, железным обручем сдавившая горло.

Удрученный, он отвернулся – и увидел перед собой три тени. Преследователи настигли свою жертву.

Подняв голову, Блейк пережил целую гамму эмоций: изумление, шок и, наконец, страх.

Изумление вызвала личность преследователей. Сначала он узнал мисс Стоддарт, свою учительницу из воскресной школы. Рядом, в знакомой синей униформе, стояла офицер Финч, поддерживавшая закон и порядок в его начальной школе. Третьей была белокурая красотка Вера БархагнаяКожа, чья фотография неизменно украшала упаковки с любимым моющим средством матери.

Шок вызвало выражение на их лицах. Мисс Стоддарт и офицер Финч не испытывали к нему особой симпатии, впрочем, антипатии тоже. Однако сейчас обе буквально источали ненависть. От злобы лица женщин вытянулись, глаза потемнели. Но самое поразительное, Вера Бархатная-Кожа, которая если и существовала, то исключительно в сознании какого-нибудь рекламщика, тоже горела ненавистью, а судя по чрезмерно вытянувшейся физиономии и потемневшему взгляду, она ненавидела Блейка больше, чем Стоддарт и Финч вместе взятые.

Страх возник от мысли, что в сознание закрались совершенно неподобающие, недопустимые – по крайней мере, для такого профессионала, как он,– вещи. Три женщины явно не относились к числу мнемо-проекций. Во-первых, слишком отчетливые, во-вторых, они осознавали его присутствие. Так кто же они такие, черт возьми? И как очутились в его рассудке?

Оба вопроса Блейк задал вслух.

Три руки взметнулись в воздух, три указательных пальца угрожающе нацелились ему в грудь, три пары глаз полыхнули яростным гневом.

– Ты еще смеешь спрашивать!– воскликнула мисс Стоддарт.

– Негодяй, посягнувший на девичью честь!– вторила ей офицер Финч.

– Лицемер, прикрывающийся праведностью!– добавила Вера Бархатная-Кожа.

Три лица слились в одно. Три голоса зазвенели в унисон:

– Мы знаем, кто ты, Натан Блейк. Мы знаем, кто ты!

Блейк уставился на них с открытым ртом. Потом развернулся и бросился бежать.


Человек не сразу осознал, что в некотором смысле равен богу и способен создавать собственные вселенные. Пусть крохотные в сравнении с оригиналом, пусть населенные лишь призраками реальных людей, но все же вселенные.

Истина открылась случайно. Некий психотерапевт по имени Тревор перенесся в воспоминания пациента и обнаружил себя болтающимся на склоне переломанной вкривь и вкось горы. Рядом цеплялся за уступы пациент.

Гора оказалась неосознанной проекцией детства больного, а окрестности – областью его сознания. Путем долгих проб и ошибок Тревору удалось перенести обоих в объективную реальность, и вскоре он повторил попытку с другими страждущими.

Следующим логическим шагом было проникнуть в собственный разум, в чем психотерапевт тоже преуспел.

Естественно, Тревор написал о своем открытии и основал новую школу психологии. Естественно, у него появились враги и последователи. Однако с годами число первых стремительно сократилось, а вторых резко увеличилось, поскольку метод работал исправно и лечил психозы сотнями, если не тысячами. Незадолго до смерти Тревор опубликовал исчерпывающий труд, где подробно объяснил, как можно самостоятельно проникнуть в сознание, чем обеспечил себе заслуженное место на фрейдистской аллее славы.

Метод строился на способности разума, формировавшейся тысячелетиями,– способности проецироваться в прошлое или, выражаясь языком Тревора, в минувшее «пространство-время». Понадобилось немало сил и времени, прежде чем свершился первый переход, зато все последующие пошли как по маслу. Проникнуть в чужой разум было куда сложнее, процесс требовал досконального изучения конкретного момента из прошлого объекта. Для возвращения в реальный мир достаточно очутиться в недавно материализованном пространстве-времени и сделать шаг за его пределы.

По своей природе, области сознания не поддаются описанию, ибо существуют на плоскости, не имеющей ничего общего с так называемой объективной вселенной. Как показали исследования, вторичная – или субъективная, реальность соотносится с объективной лишь через восприятие создателей. Кроме того, у областей отсутствовала внешняя форма, а многие параллельные образы хоть повторялись из области в область, но почти всегда – в разном обличье, обусловленном видением самих творцов.

Естественно, рано или поздно кто-то из преступников должен был додуматься до того, чтобы спрятаться в собственном сознании и сидеть там до тех пор, пока не истечет срок давности наказания. Естественно, за первым прецедентом последовали и другие. В противовес общество учредило психополицию, а вслед за ней объявились и психодетективы.

Блейк был одним из них.

Его нынешнее задание стояло особняком в череде прочих. Впервые на его памяти преступник дерзнул скрыться в сознании преследователя. Уловка удалась бы на славу, не выдай Сабрина Йорк себя в самом начале. В сознание Блейка она проникла через пространственно-временную материализацию его крохотного офиса с Экс-Терры, который он открыл на заре своей карьеры. Сабрина зачем-то перевернула там все вверх дном прежде, чем затаиться в сопредельной мнемопроекции.

Впрочем, даже это сошло бы ей с рук, не относись конторка к разряду сокровенных воспоминаний. Всякий раз берясь за дело, Блейк невольно вспоминал о серой, одинокой комнатушке со столом из тонкой листовой стали и обшарпанными картотечными шкафами; уже взявшись за дело Йорк – или еще до того? точно детектив не помнил – он увидел совершенно иную картину: ящики стола выдвинуты, бумаги разбросаны, кругом беспорядок.

Блейк мигом заподозрил проникновение, а забытый на шкафчике платок с монограммой «С Й» только укрепил догадку – добыча действительно пряталась в сознании преследователя. Вернувшись в свою холостяцкую берлогу, он материализовал пространство-время офиса и пустился в погоню.

Лишившись единственного преимущества, Сабрина Йорк оказалась полностью в его власти. Если она каким-то чудом не сумеет отыскать недавнюю материализацию пространства-времени, поймать ее будет проще простого.

Беспокоили только две вещи. Крохотный офис остался в далеком прошлом, и никто, за исключением пары ближайших друзей, не подозревал о его существовании. Спрашивается, откуда о нем узнала совершенно посторонняя Сабрина Йорк? Не просто узнала, но и использовала в качестве входного пункта.

Второй момент тревожил куда больше. Блейк побывал во многих сознаниях, прочел немало работ по треворизму и на собственном опыте убедился, что люди способны создавать в своих головах образы на порядок сложнее обычных призраков. Например, дамочка, которую он арестовал в ее же сознании, воссоздала Деву Марию, следовавшую за ней по пятам. А один бывший вояка укрывался в мнемопроекции казармы, где ему прислуживал без малого генерал армии. Однако все эти казусы случались с людьми неподготовленными, а сами сверхобразы первоначально таились в подсознании объектов. Даже если допустить, что подготовка у Блейка хромала, откуда выплыли столь зловещие сверхобразы мисс Стоддарт, офицера Финч и Веры Бархагная-Кожа?


Троица устремилась из кампуса в мнемопроекцию Уолдена, к хижине Торо и прилегавший к ней лес. Судя по восторженным охам, зрелище им чрезвычайно понравилось. Обернувшись, Блейк увидел, что преследовательницы восхищенно застыли перед хижиной, словно перед кукольным домиком. Торо сидел под высокой сосной неподалеку и любовался птичкой, всполохом мелькавшей среди ветвей.

Блейк поспешил к следующей мнемопроекции. Английский парк, который власти Экс-Терры сохранили как дань памяти английским поэтам, некогда впечатлил юного Блейка и с тех пор прочно обосновался в его области сознания. Парк состоял из реконструкций домов выдающихся английских лириков, однако по странному стечению обстоятельств туда затесалось родовое гнездо сына Шотландии Роберта Бернса. Маленький коттедж особенно запал Блейку в душу и потому воплотился в мельчайших подробностях, в отличие от более знаменитых обителей.

Очевидно, Сабрине Йорк тоже приглянулось жилище шотландца – судя по следам, она вошла в калитку, миновала тропку и поднялась в дом.

Опять-таки, если верить следам, добыча внутри не задержалась, соответственно, у Блейка не было ни малейшего повода медлить. Сказать по правде, восхищение, некогда породившее проекцию коттеджа, с недавних пор сменилось непонятным отвращением, однако отвращение по притягательности мало уступает восторгу, поэтому Блейк не только помедлил, но и зашел в дом.

Он отчетливо помнил гостиную: выложенный плиткой пол, огромный камин с решеткой, глубокий проем окна, кухонная утварь на стене; в углу – стул с прямой спинкой, голый деревянный стол...

Внезапно Блейк замер на пороге. Стул больше не пустовал, стол не зиял голой столешницей.

На стуле сидел мужчина, на столе поблескивала бутылка вина. Да и комната в целом утратила нежилой вид: на полу въевшаяся грязь, стены потемнели от копоти, каминная решетка заляпана жиром.

Кем бы ни был таинственный незнакомец, он явно не принадлежал к призракам прошлого – слишком детальное воплощение. По виду ровесник Блейка, примерно одного с ним роста и телосложения, но сильно раздобревший. Огромный живот являл разительный контраст с тонкой талией Блейка. Смутно знакомое лицо опухло – вероятно, от выпитого вина,– мясистые щеки грозили обвиснуть. Под налитыми кровью глазами залегли тени, одежда являла собой причудливую смесь обносков Блейка: тесный потрепанный свитер с буквой «Л» на груди, потертые охотничьи брюки в красную клетку и древние сапоги.

Блейк пересек комнату и понюхал содержимое бутылки. Определенно, его позаимствовали из мнемопроекции марсианского винного погреба. Он поставил бутылку обратно на стол и решительно обратился к незнакомцу:

– Кто ты такой?

Мужчина ухмыльнулся.

– Зови меня Смит. Если скажу настоящее имя, все равно не поверишь.

– Откуда ты взялся в моей голове?

– Думаю, ответ очевиден. С твоей подачи, откуда же еще.

– Да я тебя впервые вижу!– возмутился Блейк.

– Допустим, но мы были знакомы, и довольно близко. – Смит повернулся и снял со стены кружку. – Бери стул, и давай выпьем. Только тебя и ждал.

Блейк растерянно опустился на стул, но кружку отставил.

– Я не пью.

– Точно. Как я мог забыть!– Смит сделал добрый глоток прямо из бутылки. – Семь лет уже прошло, верно?

– Откуда, черт возьми, ты знаешь?

– Кому же еще знать, как не мне?– вздохнул Смит. – Ладно, чего теперь убиваться. Ты материализовал кучу всего в период своей, скажем так, бурной молодости. Хотя,– покачал он головой,– мне грех жаловаться.

Блейка вдруг осенило. Он слыхал о паразитах, населявших области сознания, но до сих пор не сталкивался с ними напрямую.

– Теперь понятно, ты обычный диверсант,– сказал он. – И как я сразу не догадался!

Смит даже оскорбился.

– Обижаешь, друг. Сильно обижаешь. И это благодарность мне за коттедж, заднюю дверь и прочее? Дамочка, что тут была, не в пример сообразительнее.

– Ты с ней встречался?– Блейка передернуло от мысли, что добыча видела, какое мерзкое существо поселилось в его сознании. – Как она выглядит?

– Сам знаешь, как.

– Понятия не имею. Дело нарисовалось внезапно, поэтому я не успел раздобыть ни фото, ни словесный портрет.

Смит окинул его проницательным взглядом.

– Что же она натворила?

– Убила родного отца.

– Вообще не удивлен,– захохотал Смит. – Вписывается идеально. Кстати, как ее зовут?

– Сабрина Йорк – хотя тебя это совершенно не касается.

– Еще как касается, ведь мы с тобой в одной упряжке. Более того, я помогу поймать ее.

Блейк резко вскочил.

–Нет, не поможешь! Немедленно выметайся из моего разума и впредь держись подальше...

Его гневный спич прервал стук в дверь. Смит отворил, и в комнату вихрем влетели мисс Стоддарт, офицер Финч и Вера Бархатная-Кожа. Троица окружила Блейка, и снова три руки взметнулись вверх, три указательных пальца нацелились в грудь.

– Презренный!– завопила мисс Стоддарт.

– Расселся тут с этим дьявольским отродьем! — вторила офицер Финч.

– В жутком логове беззакония!– добавила Вера Бархатная-Кожа.

С минуту Смит молча разглядывал разгневанных женщин, потом повернулся к Блейку.

–Разрази меня гром! Какая чуткая у тебя совесть! Эй, вы!– обратился он к преследовательницам. – А ну пошли прочь! Не видите, ему и без вас тошно. Убирайтесь,– он распахнул дверь,– пока я вас не вышвырнул!

Худые лица исказились в испуганной гримасе, но никто из троицы не шелохнулся. Тогда Смит угрожающе двинулся на них. Женщины бросились наутек. Офицер Финч слегка замешкалась, и Смит наподдал ей для скорости старым сапогом. Отчаянный визг потонул в грохоте закрывающейся двери.

Привалившись к створке, Смит захохотал.

– Заткнись!– рявкнул Блейк. – И объясни наконец, кто они такие.

По дряблым щекам пьяницы потекли слезы.

– Тебе ли не знать. Ведь это ты их создал. Тощая рассказывала тебе о младенце Моисее в камышах, здоровячка помогала не сбиться с истинного пути в школьные годы, а симпатяга воплощает первозданную чистоту, царившую у мамы на кухне. Три добродетели – духовная, гражданская и физическая!

– Но для чего я их создал? И почему они гоняются за мной, как свора мстительных гарпий?

– Молодец, сообразил! Только не гарпии, а фурии. Эринии[9] из греческой мифологии. Ты создал их в наказание самому себе. Создал их, потому что по-прежнему отказываешься принять свою сущность. Хоть ты и запер меня за семью замками, тебя по-прежнему терзают муки совести. Фурии преследуют и мучают тебя по твоей воле, ты сам заставляешь их напоминать тебе, какой ты мерзавец! Ты всегда был пуританином в волчьей шкуре. Недоумение Блейка тут же сменилось яростью. Он оттолкнул Смита от двери и распахнул ее.

– Может и так. Может, мы действительно встречались, но когда я вернусь, чтобы духу твоего здесь не было. Уяснил?– Нахмурившись, он замер на пороге. – Хотя нет, сперва ответь на вопрос. Почему дом Бернса? Чем он приглянулся диверсанту вроде тебя?

– Мне всегда импонировал Бобби Бернс,– ухмыльнулся Смит. – Впрочем, как и тебе. Или лучше сказать, нам?

Плотоядно оскалившись, Смит поднял бутылку и стал размахивать ею, словно дубинкой:

Любовь моя еще дитя,

Любовь моя еще дитя,

Пусть подрастет, пусть расцветет,

Приду к ней год-другой спустя.

Зачем о ней я не забыл,

Зачем о ней я не забыл?

Тот, кто ей мил, не полонил,

А попросту ее купил[10].

Под издевательский хохот Смита разъяренный Блейк поспешил прочь.

Эринии ждали у калитки; едва Блейк свернул в переулок, они пустились за ним. След Сабрины потерялся у фермы, где Кольридж сочинил своего «Кубла Хана», и обнаружился только у таверны «Митра». Отпечатки ног вели вправо, мимо родового гнезда Милтона и Стратфорда-на-Эйвоне, к проекции ночного города. Лишь на середине тускло освещенной улочки Блейк понял, куда попал.

Стройные ряды деревьев, точно караульные, обрамляли прямоугольники пригородных лужаек. Чуть поодаль проступали смутные проекции домов. Только один материализовался в деталях – круглый модернистский особняк посреди огромного поля, утопающего в зелени и цветах. Этот дом Блейк арендовал, пока Дейрдре Эльдория училась в старшей школе. Этот дом он не чаял забыть.

Однако особняк упрямо маячил впереди. Помимо общих очертаний Блейку предстояло рассмотреть его в деталях, ибо следы Сабрины тянулись по запечатленной лужайке к самому крыльцу. Впрочем, добыча не переступала порог, предпочтя двери панорамное окно, откуда лился яркий свет. Судя по вмятинам на траве, Сабрина долго стояла снаружи, вглядываясь в прошлое. Превозмогая себя, Блейк прильнул к стеклу. Эринии не замедлили последовать его примеру.

Комната ничем не напоминала убогое жилище Бернса. Камин был сложен из добротного красного кирпича, пушистый ковер полыхал двухмерным узором из ярких цветов, изящные столы окружали лепестки стульев. Глубокие кресла так и манили присесть на них. Целую стену занимал роскошный диван.

На диване сидели мужчина и девочка. В мужчине Блейк узнал тридцатичетырехлетнего себя, а в девочке – семнадцатилетнюю Дейрдре Эльдорию.

Блейк-прошлый помогал воспитаннице с уроками – момент, вобравший сотню себе подобных. Ученица подняла голову от книги, и Блейк-прошлый увидел девичий профиль.. . среди ароматов запечатленного весеннего вечера, с тремя эриниями за спиной, Блейк-настоящий тоже смотрел на профиль, и оба Блейка познали жгучую боль. Но вот Дейрдре снова взялась за книгу. Блейк-прошлый подался вперед с намерением разъяснить непонятный абзац. В этот миг прядь медных волос коснулась его щеки. Даже спустя годы у Блейка-нынешнего затрепетало сердце.

Подавленный, он отпрянул от окна и столкнулся с эриниями. Троица спешно попятилась, потом выстроилась в ряд и приготовилась воздеть руки.

– Да уймитесь вы!– злобно рявкнул Блейк.

В темноте за спиной раздался смех.

–Моя любовь еще дитя,– хрипло распевал Смит. – Пусть подрастет, пусть расцветет!

Блейк развернулся и направил луч фонаря во тьму. Свет выхватил удаляющийся силуэт Смита.

– Прочь из моей головы!– заорал Блейк. – Слышишь? Убирайся немедленно!

Смех постепенно затих, воцарилась мертвая тишина. Блейк снова прильнул к стеклу. Его проекция и Дейрдре вышли из гостиной на улицу и, обогнув дом, побрели по залитой звездным светом тропинке.

Забыв о Сабрине, Блейк отправился за ними. Эринии не отставали ни на шаг. Парочка впереди опустилась на белую скамью возле увитой розами шпалеры. Блейк-прошлый сорвал розовый бутон и вплел его в медные волосы Дейрдре.

Стряхнув наваждение, Блейк-нынешний снова пустился в погоню. «Зачем я сидел подле нее?– безмолвно вопрошал он у запечатленных звезд. – Сидел подле, точно возлюбленный, пока розы стояли в цвету? Отец-защитник – отец-глупец! Я спал с ее госпожой, и мог стать ее Найси![11] Не стесняясь невинных ушей, я возлег с ее черномазой шлюхой-матерью, а удовлетворив похоть, переступил через хрупкое тело и сбежал как последний трус!» Позади, в кромешном мраке, шипели и утробно бормотали эринии.


След Сабрины, и без того запутанный, стал еще хаотичнее. Он петлял из стороны в сторону, метался от одной проекции к другой, ходил кругами, и все же обмануть Блейка не мог. Ему бы радоваться, но радости не было. Напротив, чем меньшее расстояние отделяло его от добычи, тем тяжелее становилось на душе.

Наконец, потоптавшись у непроходимой мнемопроекции открытого космоса, след углубился в бескрайний лесопарк. Точнее, лесопарком местность казалась на первый взгляд, в действительности перед охотником простиралась каучуковая плантация Дубхе-4. Блейк глухо застонал. Неужели снова придется пережить этот кошмар?

Выбора не было – след Сабрины глубоко отпечатался в мягкой земле и вел в хорошо знакомом направлении. Неужели она почувствовала слежку и теперь специально терзает его, заставляя пройти по тропе воспоминаний, которую он так стремился избежать? Похоже на то.

Блейк нехотя двинулся вдоль серых призраков деревьев. По камням миновал мелкий, покрытый грязной пеной ручей, и взобрался на холм. Услышав громкий всплеск за спиной, Блейк обернулся.

Прыгнув с камня на камень, мисс Стоддарт потеряла равновесие и плюхнулась в воду. Напарницы кинулись ей на помощь и тоже не удержались на ногах. Теперь все трое барахтались в мутном ручье. Наконец, мокрые насквозь, эринии выбрались на берег.

Блейк посмеялся бы, не удручай его нынешнее пространство-время. Спустившись с пригорка, он очутился в широкой долине. За деревьями маячила громадина каучукового завода «Звездного картеля».

Слева виднелось бунгало надсмотрщика, именно туда вели следы Сабрины Йорк. В действительности поляна кишмя кишела мулатами, однако в воспоминаниях Блейка шестилетней давности запечатлелись лишь двое: надсмотрщик и Дейрдре.

Приблизившись, Блейк отчетливо разглядел надсмотрщика – заросшая бородой звериная физиономия, длинные руки, огромные волосатые кисти. У его ног распростерлась пятнадцатилетняя девочка, отброшенная сильным ударом после того, как влепила негодяю пощечину. Мгновение спустя Блейк-прежний выбрался из каучуковой рощи и без колебаний устремился к месту драмы.

– Нет!– выкрикнула девочка. – Он тебя убьет!

Блейк-прошлый пропустил ее слова мимо ушей. Надсмотрщик выхватил нож. Блеснула сталь, и на предплечье Блейка расплылась алая полоса. Лезвие сверкнуло снова... и, описав широкую дугу, приземлилось в трех метрах от мужчин. Блейк-прежний вцепился бородачу в глотку, и тот начал меняться в лице: сначала позеленел, потом посинел. Хорошенько тряхнув его напоследок, Блейк разжал пальцы. Надсмотрщик повалился навзничь, тяжело дыша.

– Вот деньги,– Блейк-прежний швырнул на лихорадочно вздымающуюся грудь пригоршню квандо-банкнот. После достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и сунул бородачу под нос. – Подпиши.

Перекатившись на бок, надсмотрщик повиновался. Блейк-прежний сунул бумагу обратно в карман и помог девочке подняться. Синие глаза на худеньком личике расширились от изумления.

– Эльдория умерла,– всхлипнула она. – А меня...

– Знаю. Не бойся, больше тебя не продадут. Ты теперь принадлежишь мне.

– Спасибо! Вы сразу показались мне благородным человеком. Я стану вашей рабыней и буду служить верой и правдой.

Блейк-прежний отвел взгляд. Нынешний потупился.

– Идти можешь?– спросил Блейк-прошлый.

– Конечно. Я сильная.

Девочка сделала шаг, но покачнулась и упала бы, не подхвати ее прежний Блейк.

– Похоже, силы оставили меня. Но не тревожьтесь, скоро все образуется. А почему вы вернулись, сеньор Блейк?

– Затем, чтобы выкупить тебя у Эльдории,– признался Блейк-прошлый. Он умолчал, что воспоминания о невинном личике терзали его целый год, являлись по ночам, прогоняя сон. – Узнав, что Эльдория умерла, а тебя перепродали новым хозяевам, я немедленно приехал.

– Вы не пожалеете, сеньор Блейк. Лучшей рабыни вам не сыскать.

– Мне не нужна рабыня. Я просто хотел возвратить тебе...

– У меня лишь одна просьба,– перебила девочка. – Позвольте мне взять фамилию Эльдории, в благодарность за ее доброту.

– Хорошо,– согласился Блейк-прошлый. – Будем звать тебя Дейрдре Эльдория.

Он подхватил девочку на руки и понес в рощу. Блейкнынешний, не отрываясь, смотрел им вслед, пока обе фигурки не скрылись за деревьями. Он доподлинно знал, куда лежит – точнее, лежал – их путь. Сначала обратно в поселок, потом в космопорт, а оттуда – на Экс-Терру. А дальше все пойдет своим чередом – старшая школа, колледж...

Дейрдре так и не стала его рабыней. Напротив, он сделался ее рабом.


Судя по истоптанной земле, Сабрина вновь углубилась в заросли и покинула здешнее пространство-время другим маршрутом. Внезапно след снова начал петлять. Очевидно, добыча сбилась с ног в поисках определенной проекции, которую никак не могла найти. Возможно, ее влек некий момент в прошлом, где она знала, что будет в безопасности.

Очутившись в крохотном поселении Дубхе-4, Блейк на мгновение вообразил, будто снова попал в хронологическую плоскость плантации. Однако кромешная тьма и звезды над головой свидетельствовали об обратном. Вокруг простирался поселок Дубхе-4 семилетней давности. В ту ночь Блейк сидел в туземном кафе и любовался танцем Эльдории – в ту ночь он согрешил с ней в хижине; в ту ночь впервые повстречал Дейрдре.

Но почему Сабрина так стремилась сюда? Неужели рассчитывала найти прибежище в этой мнемопроекции порока?

Вдруг его осенило. Хижина Эльдории. Блейк не переступил бы ее порог даже под угрозой смерти, и Сабрина как-то прознала об этом. Наверняка сидит сейчас в четырех запечатленных стенах и хохочет над ним.

Блейка обуял гнев. Какая дерзость! Да как она посмела посягнуть на момент, принадлежавший только ему! Решено, он войдет в хижину, и плевать на последствия. Если понадобится, разберет ее по кирпичикам и навсегда сотрет из памяти.

Луч карманного фонарика выхватил из мрака цепочку следов. Блейк поспешил вдоль по улице, эринии тенью плелись сзади. След больше не петлял. Уверенно лавируя в лабиринте переулков, он кратчайшим путем вел к хижине Эльдории. Для человека, никогда не бывавшего на Дубхе-4, Сабрина Йорк неплохо ориентировалась.

А может, она бывала здесь, как знать, ведь толком о ней ничего не известно – не считая убийства отца. Однако Блейк понятия не имел, как его убили и почему. Впрочем, какая разница. Забота детектива – не выяснять мотивы, а отыскать и арестовать преступницу.

Внезапно в темноте проступили очертания неподвижной фигуры в белом одеянии. Блейк с опаской приблизился и не поверил своим глазам: силуэт застыл на полушаге. Луч фонаря ударил «статуе» в лицо, озарив бронзовую кожу, белоснежную улыбку на алых губах. Эльдория торопилась на свидание в хижину...

Но почему она застыла? Ответ не заставил себя ждать. Иногда в ходе лечения адепты треворизма замораживали конкретное пространство-время, чтобы потом изучить его во всех подробностях. Девушка, поселившаяся в мыслях Блейка, либо заморозила проекцию Дубхе-4 сама, либо прибегла к помощи профессионала.

Интересно, какой еще козырь припасен у нее в рукаве?

Охваченный сомнениями, Блейк крадучись двинулся дальше и через десять шагов наткнулся на брошь, валявшуюся в пыли рядом с цепочкой следов. Драгоценная безделушка горела и переливалась в свете карманного фонаря. Точно сомнамбула, Блейк наклонился поднять вещичку. Источая резкий аромат гниющих водорослей, эринии столпились вокруг, чтобы получше разглядеть находку. На их худых лицах застыла непонятная тоска.

Блейк перевернул брошь. При виде гравировки он покачнулся и чуть не упал. «Дейрдре Эльдории от Натана Блейка», гласила надпись на обороте.

Блейк долго стоял, не в силах шевельнуться. В голове было пусто, все мысли улетучились. Наконец он сунул брошь в карман и обреченно зашагал вперед.

На подгибающихся ногах он добрался до хижины Эльдории. У порога следы добычи обрывались. Трясущимися пальцами Блейк повернул примитивную ручку и распахнул дверь. Шагнув внутрь, он захлопнул створку прямо перед носом у эриний. Запечатленный коридор казался меньше и непригляднее оригинала, хотя в действительности помещение осталось прежним. Изменилась не комната, а сам Блейк.

Дейрдре-прошлая неподвижно сидела перед пологом. Блейк-прежний замер напротив. Приоткрытые губы девочки застыли на полуслове. На коленях лежал раскрытый «Анабасис».

У Блейка-нынешнего перехватило дыхание. Перехватило от захлестнувших его эмоций, а еще от сильного фимиама, сочившегося в коридор.

Блейк вытер вспотевший лоб, потом, превозмогая себя, раздвинул узорный полог и ступил в опочивальню.

Комната была пуста. На спальном помосте, среди небрежно разбросанных алых подушек, лежал блокнот. Взгляд упал на первую страницу, исписанную лихорадочным почерком.

Дорогой Найт, больше не могу молчать. Когда ты прочтешь это письмо, я буду уже далеко. Пожалуйста, прости, что ослушалась. Мне так хотелось оправдать твои надежды, отправиться на Новую Землю, поступить в Треворский университет, и, похоже, другого выбора у меня нет, ибо здесь, в этой маленькой комнате я наконец осознала: ты меня не любишь. Я рассчитывала проникнуть в твое сознание и провести тебя по нашим общим воспоминаниям к моменту первой встречи в надежде, что эмоциональная встряска поможет тебе ассоциировать меня с Эльдорией, а не с наивной девочкой — с сексом, а не с непорочностью. Моими стараниями ты бы понял, насколько нелеп навязанный мне образ девочки-подростка, нелеп не меньше, чем придуманный тобой образ заботливого отца. Однако со временем меня осенило: все напрасно. Всю жизнь я обманывала саму себя, в действительности же мне суждено безответно любить человека, который не воспринимает меня как женщину, который...

Послание обрывалось так же резко, как начиналось. Взгляд Блейка заволокло пеленой, в горле встал комок. Обессиленный, он рухнул на помост и вдруг заметил на покрывале еще не остывшую вмятину. В голове всплыло воспоминание о следах, заканчивающихся у двери.

Выпрямившись, Блейк всмотрелся в золотистые драпировки, украшавшие стены. Ему не составило особого труда угадать, где спряталась беглянка. Куда труднее было подойти и отдернуть штору.

Она стояла там, бледная как смерть; спортивный костюм цвета хаки лишь подчеркивал ее бледность. Девушка выбралась из укрытия, и гобелен опустился за ее спиной.

– Еще немного, и я успела бы исчезнуть,– проговорила она, пряча глаза. – О, Найт, почему ты явился так рано!

Внезапно полог раздвинулся, и в опочивальню ввалился Смит. Не мешкая, он оттолкнул Блейка в сторону, схватил Дейрдре за волосы и, запрокинув ей голову, приблизил свою зверскую физиономию к ее лицу.

В ярости, Блейк рывком развернул его к себе и нанес негодяю мощный удар в челюсть. В следующий миг его собственный рот онемел, наполнился кровью.

И тогда он понял. Понял, кем был Смит на самом деле.

Судя по реакции Дейрдре, она тоже знала, кто он – знала с самого начала.


Блейку доводилось читать о раздвоении личности как о следствии непримиримого конфликта между внутренним пуританином и распутником, между раздиравшими человека изнутри добром и злом. Однако психодетективу не случалось сталкиваться с подобным казусом на практике, именно поэтому он не угадал, кто скрывается за личиной Смита, обосновавшегося в родовом гнезде Бернса.

В результате противостояния более сильная составляющая натуры берет верх над слабой, и последняя изгоняется в область сознания. У Блейка пуританин вытеснил развратника. По сути, Смит воплощал его темную сторону, которая решилась на отчаянную провокацию в попытке воссоединиться со светлой.

С Сабриной Йорк дело обстояло еще проще.

Подсознательно Блейк всегда ощущал присутствие Смита в мнемопроекции английского парка. Когда Дейрдре проникла в его сознание, он испугался – испугался, что она разоблачит его отвратительное Альтер эго, и потому постарался скрыть ее появление от самого себя, наделив воспитанницу вымышленной личностью. Она намеренно перерыла крохотный офис и оставила платок, который натолкнул бы детектива на след; а Блейк, в порыве отрицания, заменил инициалы «Д. Э.» на первые попавшиеся – «С.Й.», Сабрина Йорк. Однако ему требовалось логическое обоснование, чтобы пуститься за ней в погоню и привести обратно. Здесь отчасти помогла профессия, отчасти – комплекс отца.

Предпочтя Новой Земле путешествие в область сознания, Дейрдре ослушалась Блейка, тем самым символически разрушив его. Вот почему «Сабрина Йорк» стала убийцей отца, а Блейк отправился на ее поиски в качестве психодетектива. Дейрдре старательно вела его за собой, а брошку подкинула специально, чтобы убедить, что он на верном пути.


Не переставая ухмыляться, Смит вытер окровавленный рот и снова начал подступать к девушке. Блейк с утроенной силой отпихнул его подальше. А после как завороженный смотрел на изящный столп шеи Дейрдре, на полные груди в девственном цвету. Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами[12]? Блейк жадно заключил девушку в объятья. Когда через какое-то время он разжал руки, Смит исчез. Расстроенные эринии топтались снаружи. Ненависть на их худых лицах сменилась отчаянием; они переглядывались так, словно лишились единственного друга: вместе с ненавистью пропал и смысл жизни.

Блейк тяжело вздохнул. Каждый создатель в ответе за свои творения. Он отнял у эриний работу и теперь должен позаботиться об их судьбе.

При виде женщин Дейрдре опешила:

— Ну надо же, эвмениды[13]! О, Найт, ты неисправим! Вспыхнув, Блейк взял ее за руку и, сделав эриниям знак следовать за ним, направился прямиком к мнемопроекции Уолденского пруда. Торо по-прежнему сидел под высокой сосной и любовался всполохом птичьих крыльев в кронах. Ласково пригревало солнце. В какой-то момент Блейку даже захотелось остаться; Уолден всегда привлекал его.

Он обернулся к эриниям.

Пусть привыкают к новой жизни.

В будущем они наверняка еще понадобятся.

Загрузка...