Дивергент

Глава 1. Трис.

Я расхаживаю по нашей камере в штаб-квартире Эрудитов, ее слова эхом звучат в моей

голове : Мое имя будет Эдит Приор, и это многое, что я буду рада забыть.

- Итак, ты никогда не видела еѐ раньше? Даже на фотографиях? - спрашивает Кристина, еѐ

раненная нога опирается на подушку. Она была ранена во время нашей отчаянной

попытки показать видео Эдит Приор нашему городу. В то время, мы понятия не имели о

том, что она скажет или что она сможет разрушить ту основу, на которой были построены

наши фракции, наши личности.— Может ли она быть бабушкой, тетей или кем-то еще? —

Я же сказала, нет, — говорю я и поворачиваюсь, когда дохожу до стены. — Приор —

фамилия по линии моего отца, поэтому она могла бы быть его родственницей. Но Эдит

это имя Отреченных, а родственники моего отца должны быть Эрудитами, так что...

— Значит она должна быть старше, — говорит Кара и опирается головой о стену. В такой

позе она похожа на своего брата, Уилла, моего друга, в которого я стреляла. Когда она

выпрямляется, его призрачные очертания испаряются. — Несколько поколений назад.

Предок.

"Предок." Это слово кажется мне старым, как осыпающийся кирпич. Я прикасаюсь к

холодной белой стене и оборачиваюсь. Моя родственница, и это наследство она передала

мне: свобода от фракций, знание, что Дивергент является более важным, чем я могла

знать. Мое существование является сигналом, что мы должны оставить этот город, и

предложить свою помощь тому, кто за ее пределами.

-Я хочу знать,- гороврит Кара, проведя рукой по своему лицу,- Мне нужно знать, как

долго мы были здесь . Может остановишься хотя бы на минуту?

Я остановиться посреди камеры и вопросительно поднимаю брови.

— Прости, — бормочет она.

— Всѐ хорошо, — говорит Кристина, — мы пробыли здесь очень долго.

Прошло много дней с тех пор, когда Эвелин устроила хаос в прихожей штаба Эрудитов и

поместила всех заключенных в камеры, которые находятся на третьем этаже.

Женщина из фракции привела к нам доктора, который дал нам обезболивающие и

осмотрел наши раны, мы ели и мылись много раз, но никто не сказал нам, что происходит

снаружи. Не имеет значения, насколько сильно я их просила.

-Я думала, Тобиас должен был приехать сейчас,-говорю я, опустившись на край своей

кровати,-Где он?

-Может быть, он все еще злится, что ты солгалаему, и за спиной работала с его отцом,-

говорит Кара.

Я сердито смотрю на неѐ.

— Четыре не станет вести себя, словно он маленький, — говорит Кристина, может она

хочет отчитать Кару или успокоить меня, но я не уверена. — Вероятно что-то происходит, что заставляет его задержаться. Он же сказал, что ты должна доверять ему.

Во время хаоса, когда отовсюду раздавались крики, а афракцинеоры пытались

протолкнуть нас к лестнице, я схватила его за подол рубашки, чтобы не потерять. Он взял

меня за запястья и оттолкнул, и это были единственные слова, которые он сказал.

Доверься мне. Иди туда, куда они говорят вам.

-Я пытаюсь,-говорю я, и это правда. Я пытаюсь ему доверять. Но каждая часть меня, каждая волосинка и каждый нерв рвется к свободе, и не только из этой камеры, но из

тюрьмы города, за его пределы. Мне нужно посмотреть, что находится за забором.

Глава 2. Тобиас

Я не могу ходить по этим коридорам не вспоминая о том, как я провел своѐ заключение

здесь, босоногий, боль пульсировала во мне с каждым шагом. И память того, как Беатрис

Приор пошла на свою смерть, мои кулаки, бьющие по еѐ двери, она обмякшая на руках

1

Питера, когда он сказал, что она была просто под действием наркотиков.

Я ненавижу это место. Оно не такое чистое, как было во время господства Эрудитов; теперь оно разорено войной, дырками от пуль в стенах и разбитым стеклом от сломанных

лампочек повсюду.

Я прохожу мимо грязных следов и мерцающих огней к ее камере, и меня принимают без

вопросов, потому что я несу символ Афракционеров - пустой круг - на черной полоске

вокруг моей руки и черты Эвелин на моем лице. Тобиас Итон было позорным именем, и

как же могущественно оно сейчас.

Трис приседает на землю снаружи, плечом к плечу с Кристиной и по диагонали с Карой.

Моя Трис должна выглядеть бледной и маленькой - она и есть бледная и маленькая, в

конце концов - но вместо этого комната наполнена ей.

Ее круглые глаза находят мои и вот она уже на ногах, ее руки плотно обвивают мою

талию, а голова прижимается к моей груди.

Я сжимаю еѐ плечо одной рукой, а другой впутываюсь ей в волосы, я до сих пор удивлен

тому, что еѐ волосы стали чуть выше шеи, а не ниже. Я был рад, когда она обрезала их, потому что это была стрижка для воина, а не для девочки, и я знал, что это именно то, что

ей нужно.

— Как ты вошел? — говорит она тихим, чистым голосом.

— Я Тобиас Итон, — говорю я и она смеется.

— Точно. Я до сих пор забываю, — она отошла достаточно далеко, что бы взглянуть на

меня. В еѐ глазах мелькает колеблющееся выражение, словно она — куча листьев

рассеянных на ветру. — Что случилось? Почему тебя не было так долго?

Ее голос звучит отчаянно. Все эти ужасные воспоминания, что несет это место для меня, несет для нее намного больше. Как она шла на казнь, предательство ее брата, страх

сыворотки. Мне нужно освободить ее.

Кара с интересом наблюдает. Я чувствую себя не комфортно, словно кто-то влез в мою

кожу и это не нормально. Я ненавижу аудиторию.

— Эвелин держит город под строжайшей изоляцией, — говорю я. — Никто и шагу

сделать не может без ее согласия. Пару дней назад она выдвинула речи за объединение

против наших угнетателей, людей снаружи.

— Угнетателей? — говорит Кристина. Она достает из кармана маленький флакон и

опрокидывает содержимое в рот, это обезболивающее от пулевого ранения в ногу, как я

понимаю.

Я засовываю руки в карманы.

-Эвелин и многие люди считают, что мы не должны покидать город только, чтобы помочь

куче людей, которые засунули нас сюда, чтобы воспользоваться нами позже. Они хотят

попробовать исцелить город и решить наши собственные проблемы, вместо того чтобы

отправляться решать чужие. Я перефразировал, конечно, - говорю я.

-Я полагаю, что такое мнение очень удобно для моей матери, потому что, пока мы все

сдерживаемы, она главная. А если мы уйдем, то она потеряет свою власть.

-Прекрасно,- Трис закатывает глаза,- Конечно, она предпочтет выбрать самый

эгоистичный путь из возможных.

-Это имеет смысл,- Кристина обхватывает пальцами флакон,- Я не говорю, что не хочу

покинуть город и посмотреть, что там, но нам достаточно того, что происходит здесь.Как

мы должны помочь группе людей, с которыми никогда не виделись?

Трис обдумывает это, закусывая внутреннюю сторону щеки.

-Я не знаю, - признается она.

Мои часы показывают три часа. Я был здесь слишком долго - достаточно долго, чтобы

возбудить подозрения Эвелин. Я сказал ей, что пошел порвать с Трис, что это не займет

много времени. Я не уверен, что она поверила мне.

Я говорю. — Послушайте, я вообще пришел сюда, чтобы предупредить вас о том, что они

2

начинают ставить опыты над заключенными. Они собираются испытать вас под

сывороткой правды и если это сработает, то вас всех казнят как предателей. Я думаю, что

нам всем хотелось бы избежать этого.

-Осуждены как предатели?- Трис хмурится.- Как они правду представят перед всем

городом как предательство?"

— Это был акт неповиновения вашим лидерам, — говорю я. — Эвелин и еѐ

последователи не хотят покидать город. Они не поблагодарят вас за то, что вы показали

это видео.

— Они точно такие же, как и Джанин! — она делает какой-то жест в воздухе, словно

хочет что-то сказать, но не находит доступных слов. — Готовы на всѐ, чтобы задушить

себя правдой, для чего? Чтобы стать королями своего крошечного мира? Это смешно.

Я не хочу этого говорить, но я отчасти согласен со своей матерью. Я ничего не обязан тем

людям, которые находятся за пределами города, хоть я Дивергент, хоть нет. Я не уверен, что я хочу предложить себя им в качестве спасения человечества, независимо от того, что

это значит.

Но я действительно хочу уехать, это отчаянный способ, словно я животное, которое

отчаянно пытается избежать ловушки. Дикий и яростный. Готовый перегрызть кости.

-Как бы то ни было,- я говорю осторожно, - если сыворотка правды сработает на вас, вы

будете осуждены.

— Если сработает? — говорит Кара, сужая глаза.

— Дивергент, — говорит Трис ей, и указывает пальцем на свою голову, — Помнишь?

— Это поразительно, — говорит Кара и завязывает выбившийся пряди в хвост чуть выше

шеи, — на моѐм опыте известно, что даже Дивергенты не могут устоять перед сывороткой

правды. Я удивлюсь, если у вас это выйдет.

— Ты и другие Эрудиты, которые втыкали в меня иголки, — подхватывает Трис.

— Мы можем сосредоточиться, пожалуйста? Я не хочу сорвать ваше освобождение из

тюрьмы, — говорю я.

Внезапно мне захотелось комфорта, я беру Трис за руку и наши пальцы переплетаются

вместе. Мы не из тех людей, которые соприкасаются друг с другом небрежно; в каждой

точке контакта между нами чувствуется важность, прилив энергии и облегчение.

-Все хорошо, все хорошо,- говорит она уже нежно.-Что ты имеешь в виду?

-Я уговорю Эвелин, чтобы ты свидетельствовала первой, из вас трех,- говорю я. -Все, что

тебе нужно сделать, это придумать ложь, что будет оправдывать Кристину и Кару, потом

рассказать ее под сывороткой правды.

— Как ложь сможет сделать это?

— Думаю, я положусь на тебя,— говорю я. — Потому что ты — самый лучший лжец.

Я знаю, что произнеся эти слова, они надавят на наши больные точки. Она лгала мне так

много раз. Она обещала мне, что не пойдет к Эрудитам ради смерти, когда Джанин

потребовала Дивергентам сдаться, но так или иначе, она всѐ же сделала это.

Она сказала мне, что останется дома во время атаки Эрудитов, но позже я нашел еѐ в их

штабе, она работала вместе с моим отцом. Я понимаю, почему она сделала эти вещи, но

это не означает того, что я больше не сломлен.

-Да,- она смотрит на свои туфли.

-Хорошо, я что-нибудь придумаю,- я кладу свою руку ей на плечо.- Я поговорю с Эвелин

о вашем суде. Я постараюсь сделать это в ближайшее время.

-Спасибо.

Я чувствую желание, знакомое мне, вырвать себя из тела и говорить прямо у нее в голове.

Это то же самое, что я испытываю, когда хочу целовать ее каждый раз, когда вижу, потому что даже небольшое расстояние между нами приводит меня в бешенство.

Наши пальцы, которые были свободны несколько моментов назад, снова переплетаются, 3

еѐ ладонь липкая и влажная, а моя грубая в тех местах, которыми я сжимал ручки вагонов

у движущихся поездов.

Теперь она выглядит бледной и маленькой, но еѐ глаза заставляют меня думать о широких

небесах, которых я не видел, а только мечтал.

— Сделайте мне одолжение, если вы собираетесь поцеловаться, то скажите об этом и я

отвернусь, — говорит Кристина.

— Мы,— говорит Трис. И мы делаем это.

Я прикасаюсь к ее щеке, чтобы замедлить поцелуй, удерживаю ее губы в своих губах, так, что могу чувствовать где наши губы прикасаются и где разъединяются. Я наслаждаюсь

воздухом, который мы делим, скольжением ее носа, через мой.

Я думаю о чѐм-то ещѐ, но это кажется настолько интимным, что я просто проглатываю

это. Мгновение спустя я совсем забываю об этом.

— Мне жаль, что мы не одни, — говорю я выходя из комнаты.

Она улыбаются. — Я всегда мечтаю об этом.

Когда я закрываю дверь, я мельком замечаю, что Кристина делает вид, словно еѐ тошнит, Кара смеется, а Трис просто стоит, свесив руки по бокам.

ГЛАВА 3. ТРИС

-Я считаю вас всех идиотами.- Мои руки обвивают колени, как у спящего ребѐнка. Моѐ

тело стало тяжѐлым под действием сыворотки правды. Пот собирается на моих веках. "Вы

должны быть благодарны мне, а не задавать вопросы."

-Мы должны благодарить тебя за игнорирование инструкций лидеров твоей фракции?

Благодарить за попытку попрепятствовать одному из лидеров твоей фракции убить

Джанин Мэтьюс? Ты вела себя как предатель.

Эвелин Джонсон выплевывает слова подобно змее. Мы в конференц-зале штаб-квартиры

Эрудиции, где проходили эксперименты. Теперь я была узницей по меньшей мере

неделю.

Я вижу Тобиаса, наполовину скрытого тенями за его матерью. Его взгляд был отведен с

тех пор как я села на стул и они разрезали полоску пластика, скрепляющего мои запястья

вместе. Всего лишь на миг его глаза находят мои, и я знаю, что это время начинать лгать.

Это легче теперь, когда я знаю, что могу сделать это. Так же легко, как и сдвинуть в

сторону вес сыворотки правды в моей голове.

Я не предатель,- говорю я. "В то время я считала, что Маркус работал по Бесстрашно-

афракционерным приказам.

Пока я не могла участвовать в борьбе как солдат, я была счастлива помочь чем-то

другим."

-Почему бы тебе не стать солдатом?- Флуоресцентный свет пылает позади волос Эвелин.

Я не могу разглядеть еѐ лица, я не могу фокусироваться на нѐм больше секунды, пока

сыворотка правды угрожает утянуть меня снова.

-Потому что,- Я закусываю губу, пытаясь остановить слова, слетающие с моего языка. Я

не знаю, когда стала такой хорошей актрисой, но мне кажется, что это не отличается ото

лжи, к которой у меня всегда был талант. -Потому что я не смогу держать пистолет. Не

после того, как стреляла...в него. В своего друга Уила. Я не смогу держать пистолет, не

паникуя.

Взгляд Эвелин становится на напряжѐнным. Подозреваю, что даже в самой доброй еѐ

части не найдѐтся симпатии ко мне.

— Значит, Маркус сказал тебе, что работал по моим распоряжениям, — говорит она. — И

даже зная, что у него напряженные отношения с Бесстрашными и Афракционерами, ты

всѐ равно поверила ему?

— Да.

4

— Я вижу, почему ты не выбрала Эрудицию, — смеется она.

Мои щѐки пылают. Я бы ударила еѐ, я уверенна, что многие люди в этой комнате

поступили бы так, пусть они и не признаются в этом. Эвелин заманила всех нас в город, управляемый вооружѐнными афракционерами, которые патрулируют улицы.

Она знает, что у кого есть оружие, у того есть власть. И с мертвой Джанин Метьюс не

осталось никого, кто мог бы оспорить это.

От одного тирана к другому. Это мир, в котором мы теперь живѐм.

- Почему ты никому об этом не рассказала? - спрашивает она.

— Я не хочу признаваться в какой-либо слабости, — говорю я. — И я не хочу, чтобы

Четыре знал, что я работала с его отцом. Я знаю, что это не понравится ему, — я

чувствую, как иные слова просятся наружу, они были вызваны сывороткой правды. - Я

рассказала вам правду о нашем городе и о причинах нашего прибывания. Если вы не

благодарите меня за это, то, в конце концов, сделайте что-нибудь, вместо того, чтобы

сидеть здесь, в беспорядке, который устроили, представляя, будто это - трон!

Насмешливая улыбка Эвелин изгибается так, будто она съела нечто неприятное. Она

приближается к моему лицу, и я впервые вижу сколько ей лет.

Я замечаю морщины вокруг еѐ глаз и рта, нездоровую бледность, которая досталась ей за

годы недоедания. Тем не менее, она привлекательна, как и еѐ сын. Близость истощения не

смогла забрать это.

- Я делаю кое-что. Я создаю новый мир, - произносит она, еѐ голос становиться таким

тихим, что я едва слышу. — Я была Отреченной. Я знаю намного больше, чем ты, Беатрис

Приор. Я не знаю, как тебе это сойдет с рук, но я обещаю тебе, что ты не будешь иметь

места в моѐм новом мире, в особенности рядом с моим сыном.

Я слегка улыбаюсь. Я не должна, но под действием той тяжести, что бежит по моим

венам, жесты и эмоции сдерживать труднее, чем слова. Она верит, что Тобиас

принадлежит ей. Она не знает правды, не знает, что он принадлежит самому себе.

Эвелин выпрямилась и скрестила руки на груди. — Сыворотка правды показала, что ты

может быть и дурочка, но ты точно не предатель. Ты можешь идти.

— А что насчет моих друзей? — спрашиваю я вяло. — Кристина, Кара. Они не делали

ничего плохого. — Скоро мы поговорим с ними, — отвечает Эвелин

Я стою, хотя чувствую слабость и головокружение после сыворотки. Комната полна

людей, стоящих плечом к плечу, и я не могу найти выход пару долгих секунд, пока кто-то

не берѐт меня за руку, парень с тѐмной кожей и дикой улыбкой - Юрайа. Он доводит меня

до двери. Все начинают разговаривать.

Юрай ведет меня по коридору к лифту. Дверь лифта открывается сразу, как только он

касается кнопки и я следую за ним, я по-прежнему плохо держусь на ногах. Когда двери

закрываются, я говорю. — Как думаешь, рассказ о беспорядке и о троне было слишком?

- Нет. Она ожидала, что ты будешь импульсивной. Она могла бы заподозрить что-нибудь, если бы ты вела себя иначе.

Я чувствую, как всѐ внутри меня вибрирует энергией, в ожидании того, что значит

достичь чего-то. Я свободна. Мы намерены найти выход из города. Больше никакого

5

ожидания, расхаживания перед камерой, попыток получить ответы, которые я всѐ равно

не узнаю от охранников.

Этим утром они сказали мне пару слов о новых приказах афракционеров. Прежние члены

фракций должны держаться ближе к штабу Эрудиции и смешиваться в своеобразные

фракции, не более четырѐх человек в каждом жилище.

Мы также должны меняться одеждой. В результате указа я получила жѐлтую рубашку

Дружелюбных и чѐрные штаны Искренних.

- Хорошо, пойдѐм этим путѐм... - Юрайа выводит меня из лифта. Этаж штаба Эрудиции

полностью сделан из стекла, даже стены. Солнечный свет преломляется через него и

отливает радугой этаж.

Я прикрываю глаза одной рукой и следую за Юрайа в длинную узкую комнату с

кроватями, стоящими по обе стороны. Напротив каждой кровати есть стеклянный кабинет

для одежды и книг, маленький стол.

- Меня приняли в спальню Эрудитов, - говорит Юрайа. - Я уже занял кровати для

Кристины и Кары.

На кровати, рядом с дверью сидят три девушки в красных рубашках - Дружелюбные, полагаю - с левой стороны комнаты более взрослая женщина лежит на одной из кроватей, еѐ очки свисают с одного уха, она, возможно, одна из Эрудитов. Я знаю, что должна

перестать определять к какой фракции принадлежит человек, видя его, но от старой

привычки трудно отказаться.

Юрайа плюхается на одну из кроватей в дальнем углу. Я сажусь на другую кровать рядом

с его, наконец довольная тем, что я свободна.

— Зик говорит, что иногда требуется немного времени, чтобы Афракционеры смогли

снять обвинения,— говорит Юрайя.

На миг я чувствую облегчение - сегодня все, о ком я заботилась выйдут из тюрьмы. Но

потом я вспоминаю, что Калеб остаѐтся здесь, ведь он известный лакей Джанин Мэтьюс, и

афракционеры никогда не отпустят его.

Но я не знаю, как далеко они зайдут, уничтожая след Джанин Мэтьюс, оставшийся в этом

городе.

"Меня это не волнует", - думаю я, но знаю, что это ложь. Он по прежнему мой брат.

- Хорошо, - произношу я. - Спасибо, Юрайа.

Он кивает и прислоняется головой к стене.

-Как ты?- я сказал.

-Я имею ввиду...Линн.

Юрай дружил с Марлен и Линн с тех пор, как я знала их, и теперь они обе мертвы. Я

чувствую, что я могла бы понять , после всего, Я потеряла двух друзей тоже, Ал под

давление посвящения и моделирования, моих собственных опрометчивых поступков. Я не

хочу притворяться и говорить, что наши страдания - одно и то же. С одной стороны, 6

Юрайа знал свои друзей лучше, чем я.

- Я не хочу говорить об этом,— Юрайа качает головой. — Или думать об этом. Я просто

хочу продолжать идти вперед.

- Ладно. Я поняла. Просто... скажи мне, если будет нужна....

— Конечно,— он встает и улыбается.

— Ты в порядке, да?

— Я сказал маме, что зайду к ней сегодня вечером, так что я уже ухожу. О, чуть не забыл

сказать, Четыре сказал, что он хочет встретиться с тобой чуть позже.

Я выпрямляюсь. — Правда? Когда? Где?

— После десяти в Миллениум Парке. На лужайке, — он ухмыляется, — не обольщайся, иначе твоя голова взорвется.

Глава 4. ТОБИАС.

Моя мать всегда сидит на краях вещей : стульев,выступах,столов,как будто она

подозревает ,что ей придется мгновенно бежать.На этот раз это старый стол Джанин в

штаб-квартире Эрудтов,она сидит на краю ,ее пальцы ног сбалансированы на пол , а

позади нее облачный свет светящегося города.Она женщина , мускулы которой вплетены

вокруг костей.

-Я думаю, мы должны поговорить о твоей лояльности,- говорит она, но это не звучит так, как будто она обвиняет меня в чем-то, она просто устала. На мгновение она, кажется, такой изношеной, что я чувствую, что могу видеть сквозь нее, но потом она

выпрямляется, и ощущение исчезает.

-В конце концов, именно ты помог Трис и показал видео,- говорит она.- Никто не знает

этого, но я знаю.

-Послушай,- я наклоняюсь вперед чтобы положить локти себе на колени.- Я не знал что

было в этом файле. Я доверял решениям Трис больше,чем своим собственным.Это все

,что произошло.

Я думал, что сказав своей матери о том, что я расстался с Трис, она станет больше

доверять мне, так оно и оказалось — она стала более доброй, открытой с тех пор, как я

соврал ей.

— Итак, теперь когда ты увидел эти кадры,— говорит Эвелин. — Что ты думаешь? Ты

думаешь, что мы должны покинуть город?

Я знаю, она хочет чтобы я сказал — что не вижу причины в том, чтобы присоединиться к

тому миру — но я не хороший врун, поэтому я рассказываю малую часть всей правды.

-Я боюсь этого,- говорю я.- Я не уверен , что это умно, покинуть город не зная какие

опасности нас там поджидают.

Она на мгновение переводит взгляд на меня, покусывая свою щеку изнутри. Эта привычка

досталась мне от неѐ — я всегда покусывал губы и щеки в ожидании своего отца, который

должен был прийти домой, не зная, какую его версию я увижу: одного из Отречения

,надежного и уважаемого или того,чьи руки били меня.

Я провел своим языком по шрамам от укусов и глотнул,вспоминая как будто это

желчь.Она встала со стола и подошла к окну.

-Я получила тревожные сообщения о повстанческой организации среди нас,- она смотрит, приподняв бровь.-Люди всегда организовывали группы.Это факт нашего существования.Я

просто не ожидала,что это произойдет так быстро.

-Что это за организация?

-На вид, что хочет уйти из города,- говорит она.- Они выпустили какой-то манифест, в это

утро. Они называют себя мятежниками.- Когда она видит мой растерянный вид, она

7

добавляет:- Потому что их союз является первоначальной целью нашего города,

понимаешь?

-Первоначальная цель? Ты имеешь в виду, видео Эдит Приор? Мы должны посылать

людей на улицы, когда город имеет большое население дивергентов?

-Значит, да. Но и живущих в фракций. Мятежники утверждают, что мы должны быть в

фракциях, потому что мы были в них с самого начала.- Она качает головой.- Некоторые

люди всегда боятся изменений. Но мы не можем не считаться с ними.

С фракциями разобрались, часть меня чувствует , как человек освобождается от

длительного тюремного заключения. Я не должен оценивать это,ведь каждый может

сделать выбор:оставить фракции или вернуть всѐ как было. Я не хочу, чтобы фракции

вернулись назад.

Но Эвелин не освободила нас, как она думает, она просто стала для всех нас лидером. Она

боится за то, что бы мы выбрали, если бы получили фактическую свободу. И я верю в то

что есть люди которые игнорируют еѐ,такие как я.

Я сделал пустое выражение лица, но мое сердце бьется быстрее, чем раньше. Мне

приходилось быть осторожным, чтобы пребывание у Эвелин было с благосклонностью.

Мне не сложно врать всем остальным, но намного сложнее солгать ей, единственному

человеку, который знал все тайны нашего дома и насилия, содержащигося в его стенах.

-Что вы собираетесь с ними делать?- говорю я.

-Я пойду, чтобы получить их под контролбь что еще?

Слово ―контроль‖ заставляет меня сесть прямо, жѐстко также стул подо мной. В этом

городе, ―контроль‖ означает, иглы и сыворотки, видя и не видя; это означает,

моделирование, как то, которые почти заставило меня убить Трис, или тот, кто сделал из

Бесстрашных армию.

-С моделированием?- говорю я медленно.

-Конечно, нет! Я не Джанин Мэтьюз!- ответила она сердито.

Ее вспышка гнева переполняет меня.

-Не забывай, что я едва знаю тебя, Эвелин.- сказал я.

Она вздрагивает от напоминая.

-Тогда позволь мне сказать тебе, что я никогда не прибегаю к симуляции, чтобы добиться

своего. Смерть была бы лучше.

Вполне возможно, что смерть это то, что она будет использовать-убивать людей, держать

их тихо, задушить революцию до того, когда она начнется. Кем бы небыли мятежники , они должны быть предупреждены, и быстро.

-Я могу узнать, кто они,- говорю я.

-Я уверена, что ты можешь. Иначе зачем бы я сказала тебе о них?

Есть много причин. Чтобы проверить меня. Чтобы поймать меня. Скормить мне ложную

информацию. Я знаю, кто такая моя мама- она одна из тех, для кого конец дела

оправдывает средства его достижения, так же, как для моего отца, и иногда так же, как и

для меня.

-Я сделаю это. Я найду их.

Я поднимаюсь, и ее пальцы, хрупкие, как ветви, становятся рядом с моей рукой.

-Спасибо.

Я заставил себя взглянуть на нее. Ее глаза находятся близко к носу, который крючковатый

в конце, как и мой собственный. Ее кожа темнее, чем моя. Она сидит за соседним

обеденным столиком напротив меня.На секунду я вижу ее в сером ,цвете отречения, ее

густые волосы связаны сзади дюжиной булавок.

Я вижу , как она присела передо мной, исправляя неправильно застегнутые пуговицы на

рубашке, прежде чем я пойду в школу, стояла у окна, наблюдая по ровной улице за

автомобилем моего отца, сложив руки-нет, сжав, ее костяшки пальцев стали белые от

напряжения.

8

Мы были объединены в страхе тогда, и теперь, когда она больше не боится, я снова хочу

объединить наши силы.

Я чувствую боль от того, что предал эту женщину, которая всегда была моим

единственным союзником, я отворачиваюсь, прежде чем смогу забрать все свои слова

обратно и извиниться.

Я покидаю штаб Эрудитов и теряюсь в толпе людей, мои глаза растеряно ищут

представителей своих фракций, которых почти не осталось. На мне серая рубашка, голубые джинсы, черные ботинки — новая одежда, но под ней мои Бесстрашные

татуировки. Невозможно изменить свой выбор. Особенно этот.

Глава 5. ТРИС

Я поставила будильник на десять часов и сразу же заснула, даже не ища удобного

положения. Спустя несколько часов звон не будит меня, но это делает чей-то крик, доносящийся из комнаты. Я отключаю будильник, провожу пальцами по волосам, и полу

иду, полу бегу к одной из аварийных лестниц. Выход внизу выведет меня в переулок, где

вероятно меня не остановят.

Как только я выхожу наружу, холодный ветер будит меня. Я тяну рукава вниз до пальцев, чтобы держать их в тепле. Лето наконец то заканчивается. Несколько людей ходят вокруг

штаба Эрудиции, но никто из них не замечает меня, ползущей через Мичиган Авеню. Это

одно из преимуществ быть маленькой. Я вижу Тобиаса, стоящего посреди газона, одетого

в разные цвета фракций: серая кофта, синие джинсы и черная толстовка с капюшоном, все

фракции, на которые я была квалифицирована по результатам теста. Рюкзак лежал у его

ног.

- Как я это сделала? - Сказала я, когда подошла достаточно близко, чтобы он меня

услышал.

- Очень хорошо,- говорит он.- Эвелин все еще ненавидит тебя, но Кристина и Кара были

освобождены без допроса.

- Хорошо, - я улыбаюсь.

Он сжимает переднюю часть моей рубашки , прямо над моим желудком, и притягивает к

себе, мягко целуя.

- Идем, - говорит он и отстраняется. - У меня есть план на этот вечер.

- О, правда?

- Да, хорошо, я понял, что мы никогда не были на настоящем свидании.

Хаос и разрушения ,как правило, забирают у людей возможность на свидание.

- Я бы хотел испытать это явление, "свидание", - он идет назад, к громадной

металлической конструкции на другом конце лужайки, и я за ним. - Раньше я ходил

только на групповые свидания, и они, как правило, были катастрофой. Они всегда

заканчивались тем, что Зик целовался с любой девушкой, с которой он намеревался это

сделать, а я сидел в неловком молчании с какой-то девушкой, которую я каким-то образом

обидел еще на ранней стадии.

- Ты не милый,- говорю я, усмехаясь.

- Кто бы говорил.

- Эй, я могла бы быть милой, если бы постаралась.

- Хмм, - он постукивает по своему подбородку. - Тогда скажи что-нибудь милое.

-Ты очень хорошо выглядишь.

Он улыбается, и его зубы светятся в темноте.

- Мне нравятся эти "милые" вещи.

Мы достигаем конца лужайки. Металлическая конструкция большая и незнакомая с

близкого расстояния, чем это было издалека. Это действительно сцена, и над ней

находятся массивные металлические пластины, которые вьются в разные стороны, как

будто взорвалась алюминиевая банка. Мы обходим вокруг одной из пластин с правой

9

стороны, подойдя к задней части сцены, которая поднимается под углом от земли. Там

металлические балки поддерживают пластины сзади. Тобиас надевает свой рюкзак на

плечи и хватает одну из балок. Мы начинаем взбираться.

- Знакомое чувство,- говорю я. Одна из первых вещей, которую мы сделали вместе, было

взбирание на колесо обозрения, но теперь это он, а не я, тот, кто заставляет нас

подниматься все выше.

Я сжимаю свои рукава и следую за ним. Мое плечо все еще болит от пулевого ранения, но

оно, по большей части, уже зажило. Тем не менее, я держу большую часть своего веса на

левой руке и попытаюсь толкать ногами по мере возможности. Я смотрю на клубок баров

подо мной, а потом на землю, и смеюсь.

Тобиас поднимается на месте, где две металлические пластины образуют букву V, оставляя достаточно места для двух человек, чтобы сидеть. Он бежит назад, проталкивая

себя между двумя пластинами, и тянется к моей талии, чтобы помочь мне, когда я

нахожусь достаточно близко. Мне на самом деле не нужна помощь, но я не говорю, так я

слишком занята тем, что наслаждаюсь прикосновением его рук.

Он достает одеяло из рюкзака и накрывает нас им, а затем вытаскивает два пластиковых

стаканчика.

- Хочешь быть с ясной головой, или нет?- говорит он, заглядывая в сумку.

- Эм,- я наклоняю голову,- Ясной. Я думаю нам есть о чем поговорить, не так ли?

- Да

Он достает маленькую бутылочку с чистой жидкостью и пузырьками внутри,

поворачивает, и открывает крышку.

- Я украл это на кухне Эрудитов. Видимо, это восхитительно.

Он наливает немного в каждую чашку, и я делаю глоток. Чтобы это ни было, оно сладкое, как сироп, с лимонным вкусом, и это заставляет меня немного съежиться. Следующий

глоток намного лучше.

- Есть о чем поговорить,- говорит он,- правда.

- Ну...- Тобиас хмуриться, смотря в чашку,- хорошо, я понимаю, почему ты работала с

Маркусом, и почему чувствовала, что не можешь сказать мне. Но...

- Но ты злишься,- говорю я. - Потому что я солгала тебе. Несколько раз.

Он кивает, не смотря на меня.

- Дело даже не в Маркусе. А в том, что случилось до этого. Я не знаю, можешь ли ты

представить, как это, проснуться одному и знать, что ты ушла.- на свою смерть, я полагаю, он хочет сказать, но не может даже произнести эти слова.- В штаб Эрудиции.

- Нет, кажется, не могу, - я делаю еще один глоток, вращая сладкий напиток во рту, прежде чем глотнуть. - Слушай, я... я раньше думала о том, чтобы отдать свою жизнь за

что-то, но я не понимала, что на самом деле такое - "отдать свою жизнь", пока ее у меня

чуть не забрали.

Я смотрю на него, и, наконец он смотрит на меня тоже.

- Теперь я знаю, - говорю я. - Знаю, что хочу жить. Знаю, что хочу быть честной с тобой.

Но... но я не могу сделать это и не буду, если ты не будешь доверять мне или будешь

говорить со мной этим снисходительным тоном, как ты обычно делаешь.

- Снисходительным? - говорит он. - Ты делала нелепые, рискованные вещи

- Ага, - говорю я. - И ты действительно думаешь, что это помогло - говорить со мной, как

будто я ребенок, который не знает ничего лучшего?

- Что я еще должен был сделать? - требует он. - Ты не видела причину!

- Может быть, причина не была тем, что мне было нужно! - я сажусь перед ним,

неспособная больше притворяться, что расслаблена. - Я чувствовала себя съедаемой

виной, и то, что мне было нужно - твое терпение и доброта, не крики на меня. О, и

сокрытие от меня своих планов, как будто я не смогла бы выдержать.

- Я не хотел взваливать на тебя больше бремени, чем у тебя и так было.

10

- Так ты думаешь что я сильный человек, или нет?,- я хмуро смотрю на него. -Потому что

ты, кажется, думаешь, что я могу принять это, когда ты ругаешь меня, но ты не думаешь, что смогу справиться с чем угодно? Что это значит?

- Конечно, я думаю, ты сильный человек. Он качает головой. - Я просто...не привык

говорить людям о чем-то. Я привык выдерживать все самому.

- На меня можно положиться, - говорю я. - Ты можешь доверять мне. И ты можешь дать

мне самой судить о том, что я могу выдержать.

- Хорошо,- сказал он, кивая.- Но больше никакой лжи. Никогда.

- Хорошо.

Я не могу ни согнуться, ни разогнуться, как будто мое тело слишком маленькое для этого.

Но это не так, как я хочу закончить разговор, так что я тянусь к его руке.

- Мне жаль, что я лгала тебе,- сказала я.- Мне действительно жаль.

- Хорошо,- говорит он. - Я не хотел, чтобы ты чувствовала, что я не уважаю тебя.

Мы останавливаемся там на некоторое время, наши руки соединены. Я опираюсь спиной о

металлическую пластину. Надо мной пустое и темное небо, луна закрыта облаками. Я

нашла звезду впереди нас, поскольку облака переместились, но это, кажется,

единственная звезда на небе. Когда я наклонить голову назад, я вижу линии зданий, расположенных вдоль Мичиган-авеню. Я спокойна, пока жесткое, выжатое чувство не

оставляет меня. На его месте я теперь чувствую облегчение. Отпустить злость обычно не

так легко для меня, но последние несколько недель были странными для нас обоих, и я

счастлива, что освободилась от чувств, которые держала внутри, гнев и страх, что он

ненавидит меня и вину за то, что работала с его отцом за спиной.

- Этот материал является видом общего количества,- говорит он, осушив чашу и, поставив

ее.

- Да, это так,- говорю я, глядя на то, что осталось в моей чашке. Я выпиваю все залпом, поморщившись, когда пузырьки жгут горло. - Я не знаю, почему Эрудиты всегда

хвастаются. Бесстрашный торт намного лучше.

- Интересно, как Отречение отнеслись к этому, если бы у них был один.

- Черствый хлеб.

Он смеется.

- Простая овсянка.

- Молоко.

- Иногда я думаю, что верю во все, чему они нас учили,- говорит он.- Но очевидно, что

нет, так как я сижу здесь, держу за руку прямо сейчас, не женившись на тебе.

- А чему учат Бесстрашные? -говорю я, смотря на наши руки и кивая.- Чему хотят

научить, хм.

Он ухмыляется.

- Делай все, что хочешь, но используй защиту, вот чему они учат.

Я поднимаю брови. Вдруг мое лицо чувствует тепло.

- Я думаю, я хотел бы найти золотую середину для себя,- говорит он.- Найти это место

между тем, что я хочу, и тем, что я считаю мудрым.

- Это звучит хорошо,- я делаю паузу.- Но чего ты хочешь?

Я думаю, что я знаю ответ, но я хочу услышать это от него.

-Хмм,- он улыбается и наклоняется к своим коленям.

Он прижал руки к металлической пластине, взял мою голову в свои объятья, и поцеловал

меня, медленно, в губы, под подбородком, прям над моей ключицей. Я оставалась на

месте, нервничая о том, что бы сделать что ни будь, но в этом случае это будет глупо, или

ему не понравиться. Но потом я чувствую себя как статуя, как будто я совсем не здесь, и я

не решительно прикасаюсь к его талии. Потом его губы моих снова, и он тянет свою

рубашку из-под моей руки, так что я касаюсь его голой кожи. Я прихожу к жизни, 11

прижимаясь ближе, мои руки ползут вверх по его спине, скользят по плечам. Его вдохи

становятся быстрее , так же, как и мои, и я чувствую запах ветра на своей коже, и все чего

я хочу, это еще, еще.

Я толкаю его рубашку. Минуту назад мне было холодно, но я не думаю, что одному из нас

холодно сейчас. Его рука оборачивается вокруг моей талии, сильная и определенная, и его

свободная рука теперь в моих волосах, и я замедляюсь, его гладкая кожа, разрисована

вверх и вниз черными чернилами, и настойчивый поцелуй, и холодный воздух обернутый

вокруг нас обоих.

Я расслабляюсь, и я больше не чувствую себя каким-то Дивергентом солдатом, вопреки

сывороткам и государственным деятелям. Я чувствую мягкость, легкость, и что это

нормально немного посмеяться, когда кончики его пальцев над моим бедрам и пояснице, или дышать ему в ухо, когда он тянет меня к себе, зарываясь лицом в шею так, что он

может поцеловать меня туда. Я чувствую, как я, сильная и слабая одновременно, разрешаю, по крайней мере, на некоторое время, быть другой.

Я не знаю, как долго проходит времени, прежде чем нам снова становиться холодно и

приходится ютиться под одеялом вместе.

- Становиться намного труднее, быть мудрым,- говорит он, смеясь мне в ухо.

Я улыбаюсь ему.

- Я думаю, что так и должно быть.

Глава 6. ТОБИАС.

Что-то назревает.

Я чувствую это, когда я прохожу мимо группы Афракционеров, я вижу, как они

склоняются над своими овсянками. Всѐ, что должно будет произойти, произойдет в

ближайшее время.

Вчера, когда я покинул офис Эвелин, я задержался в коридоре, чтобы подслушать ее

следующее совещание. Прежде чем она закрыла дверь, я услышал, как она сказала что-то

о демонстрации. Вопрос, который зудит в глубине моего сознания: "почему она не сказала

мне?"

Она, должно быть, не доверяет мне. Это значит, что я выполняю роль ее притворной

правой руки не так хорошо, как я думаю.

Я сажусь с таким же завтраком, как и у всех остальных: миской овсянки с небольшим

количеством коричневого сахара сверху и чашкой кофе. Я наблюдаю за группой

афракционеров, поднося его ко рту и не чувствуя вкуса. Одна из них - девушка лет

четырнадцати - продолжает посматривать на часы.

Я наполовину покончил с завтраком, когда слышу крики. Нервная девушка-афракционер

подскакивает с сиденья, как если бы была проводом под напряжением, и они

продвигаются к двери. Я иду прямо за ними, локтями прокладываю себе путь среди

медленно идущих по вестибюлю Штаб-квартиры Эрудитов, где портрет Джанин Мэтьюз, разорванный в клочья, все еще лежит на полу.

Группа афракционеров уже собралась снаружи, прямо посреди Мичиган-авеню. Слой

бледных облаков покрывает небо, делая солнечный свет туманным и унылым. Я слышу, как кто-то кричит: "Смерть фракциям!", и остальные подхватывают фразу, скандируя, пока она не заполняет мои уши, Смерть фракциям, смерть фракциям. Я вижу их кулаки в

воздухе, как у восторженных Бесстрашных, но без их веселья. Их лица искажены от

ярости.

Я проталкиваюсь к середине группы, а затем вижу, вокруг чего они все собрались: огромные, размером с человека чаши фракций с Церемонии Выбора, повернутые набок, их содержимое вывалено на дорогу, угли, стекло, камни, земля и вода смешиваются друг с

другом.

Я вспоминаю, как я разрезал ладонь и кровь хлынула на шипящие угли, это был мой

12

первый акт неповиновения своему отцу. Я помню тот всплеск энергии и облегчения

внутри меня. Побег. Эти чаши словно были созданы для моего побега.

Эдвард стоит среди них, осколки стекла превращаются в пыль под его каблуком, кувалда

занесена за его головоу. Он опускает ее на одну из чаш, оставляя вмятину в металле.

Угольная пыль поднимается в воздух.

Мне приходится останавливать себя, чтобы не побежать к нему. Он не может разрушить

это, не эту чашу, не Церемонию Выбора, не символ моего триумфа. Эти вещи не должны

быть разрушены.

Толпа увеличивается, не только за счет афракционеров, носящих на руках черные повязки

с пустыми белыми кругами на них, но и за счет людей из каждой бывшей фракции.

Мужчина-Эрудит - его фракцию все еще можно определить по аккуратному пробору в

волосах - выбегает из толпы в момент, когда Эдвард замахивается кувалдой для

следующего удара. Он оборачивает свои мягкие, покрытые чернилами руки вокруг

рукоятки, прямо над руками Эдварда, и они сталкиваются друг с другом, стиснув зубы.

Я вижу белокурую голову сквозь толпу - Трис, одетую в свободную синюю рубашку без

рукавов, которая показывает края татуировок со знаками фракций на ее плечах. Она

пытается подбежать к Эдварду и Эрудиту, но Кристина останавливает ее обеими руками.

Лицо Эрудита становится фиолетовым. Эдвард выше и сильнее, чем он. У него нет

шансов; он дурак, что попытался. Эдвард вырывает у него кувалду и замахивается снова.

Но он теряет равновесие, голова вскружена яростью, бьет кувалдой Эрудита в плечо с

полной силой, металл ломает кости.

На секунду все, что я слышу - крики Эрудита. Как будто все задержали дыхание.

Тогда толпа приходит в бешенство, все бегут к чашам, к Эдварду, к Эрудитам. Они

сталкиваются друг с другом, а потом и со мной, плечи, локти и головы бьют меня снова и

снова.

Я не знаю, куда бежать: К мужчине Эрудиту, Эдварду, к Трис? Я не могу думать; Я не

могу дышать. Толпа несет меня к Эдварду, я хватаю его за руку.

- Довольно! - я пытаюсь перекричать шум. Он глядит на меня своим единственным ярким

глазом и скалит зубы, пытаясь вырваться.

Я толкаю его коленом в бок. Он спотыкается, теряя контроль над кувалдой. Я держу ее

близко к своей ноге и начинаю продвигаться к Трис.

Она где-то передо мной, борется за Эрудита. Я вижу, как локоть какой-то женщины

ударяет ее в щеку, заставляя ее отшатнуться назад. Кристина отпихивает женщину.

Потом происходит выстрел. Один раз, два раза. Три раза.

Толпа бросается в разные стороны, все в ужасе бегут от угрозы пуль, и я стараюсь

увидеть, кто был, если кто-то был, подстрелен, но натиск толпы слишком интенсивен. Я

едва ли могу что-то видеть.

Трис и Кристина приседают напротив мужчины-Эрудита с покалеченным плечом. Его

лицо в крови, а его одежда испачкана следами. Его аккуратно расчѐсанные волосы теперь

взъерошены. Он не двигается.

В нескольких футах от него, Эдвард лежит в луже собственной крови.Пуля попала ему в

живот. Есть и другие люди на земле, люди, которых я не узнаю, люди, которые были

растоптаны или расстреляны. Я подозреваю, что пули предназначалась для Эдварда и

только для него -другие были просто свидетелями.

Я дико смотрю вокруг, но я не вижу стрелка. Кто бы это ни был, кажется, он растворился

в толпе.

Я бросаю кувалду рядом со смятым кубком и склоняюсь над Эдвардом, Отречение камнем

давит на меня. Его глаз метается из стороны в сторону под веком - он жив, пока что.

— Мы должны доставить его в больницу, — говорю я тем, кто мог бы меня услышать.

Многие уже ушли.

Я смотрю на Трис через плечо и на мужчину Эрудита, который почти не двигается. — Это

13

он... ?

Еѐ пальцы находятся на его шее и она ощупывает пульс, еѐ глаза пусты и широко

распахнуты. Она качает головой. Нет, он не выживет. Я не думаю, что он еще жив.

Я закрываю глаза. Чаши фракций отпечатались на моих веках лежащими на боку с

содержимым, разбросанным по улице. Символы нашей прежней жизни разрушены -

человек погиб, остальные ранены - ради чего?

Просто так. Ради пустого, узкого видения Эвелин: города, где людей вырывают из

фракции против их воли.

Она хотела, чтобы у нас было больше пяти выборов.Теперь у нас ни одного.

Я точно знаю то , что я не могу быть ее союзником, никогда бы не смог.

- Нам нужно идти, - говорит Трис, и я знаю, что речь идѐт не о том, чтобы покинуть

Мичиган Авеню, не о том, чтобы отвести Эдварда в больницу; она говорит о городе.

- Нам нужно идти, - вторю я.

В полевом госпитале,в штаб-квартире эрудитов пахнет химикатами,мой нос практически

не дышит. Я закрыл глаза и жду Эвелин.

Я так зол, что даже не хочу здесь сидеть, я просто хочу собрать свои вещи и уйти. Она, должно быть, планировала, что демонстрация, или она бы не знали об этом днем раньше, и ей, должно быть, известно, что он выйдет из-под контроля, напряженность с

управлением выше, чем они являются. Но она все равно сделал это. Сделать большое

заявление о фракциях было важнее, чем ее безопасность или потенциальные потери

жизней. Я не знаю, почему это меня удивляет.

Я слышу еѐ голос и как открываются двери лифта: — Тобиас!

Она подбегает ко мне и хватает меня за руки, которые были липкими от крови. Еѐ глаза

широко открываются от страха и она говорит. — Тебе больно?

Она беспокоится обо мне. Эта мысль поднимает во мне маленький кусок тепла — она, должно быть, любит меня и заботится обо мне. Она по-прежнему способна любить.

- Кровь Эдварда. Я помогал нести его сюда.

— Как он? — говорит она.

Я отрицательно качаю головой. — Мертв.

Я не знаю, как это еще сказать.

Она отступает назад,выпуская мои руки и садится на один из стульев в комнате

ожидания.Мама обняла Эдварда после того как он сбежал из Бестрашия.Наверное она

научила его быть снова воином ,после потери его глаза и его фракции и его положения.Я

никогда не знал ,что они были так близки ,но я вижу это сейчас , в просвете со слезами на

глазах и дрожью в пальцах.Это те самые эмоции которые я видел ,когда был ребенком

,когда мой отец ударил в стену нашей гостинной.

Я прогоняю память прочь и пытаюсь спрятать еѐ в ящик, который словно был слишком

маленьким для неѐ

-Мне очень жаль,- говорю. Я не знаю, действительно ли я сказал это или только хочу

сказать так она до сих пор думает, что я на ее стороне. Затем я добавляю: -Почему ты не

сказала мне о демонстрации?

Она качает головой. -Я не знала об этом.

Она лжет. Я знаю. Я решил дать ей шанс. Я могу остановиться на ее хороших

сторонах,для того чтобы избежать конфликта с ней. Или может быть, я просто не хочу, чтобы давила, нависшая над нами обоими смерть Эдварда. Иногда мне сложно,сказать, где заканчивается стратегия и начинается симпатия к ней.

-О.- Я почесал за ухом. -Ты можешь пойти и посмотреть на него, если хочешь.

- Нет.- Она отдаляется.- Я знаю , как выглядит тело. - Отходит дальше.

- Может быть, я должен идти.

- Подожди , - говорит она и дотрагивается до пустого стула между нами. - Пожалуста.

Я сажусь рядом с ней , и хотя говорю себе ,что я просто тайный агент,подчиняющися ее

14

мнимому лидерству, я чувствую себя сыном который утешает свою скорбящую мать.

Мы сидим , касаясь друг друга плечами, наше дыхание сливается в один и тот же ритм, и

мы не говорим ни слова.

Глава 7. ТРИС.

Кристина вращает черный камень в руке вновь и вновь, пока мы идем. Мне нужно

несколько секунд, чтобы понять, что на самом деле это кусок угля из чаши Бесстрашных c Церемонии Выбора.

-Я действительно не хотела поднимать эту тему, но я не могу перестать думать об этом, –

говорит она. – Нас было десять инициируемых, и только шесть все еще живы.

Впереди нас ждет Хэнкок-Билдинг, и за ее пределами, Лейк-Шор-Драйв,тот участок

тротуара, над которым я когда-то летала как птица. Мы ходим по потрескавшемуся

тротуару бок о бок, наша одежда, которая была перепачкана в крови Эдварда теперь

сухая.

Он не ударил меня еще и то, что Эдвард, на сегодняшний день наиболее талантливый

инициированный, который у нас был, мальчик, чью кровь я счищала с пола общежития.

Теперь он мертв.

-И приятные, милые люди, - говорю я, - это только ты, я и . . . Маира, наверное.

Я не видела Миру с тех пор, как она покинула Бесстрашие с Эдвардом, сразу после того, как его глаз проткнули ножом для масла. Я знаю, что они расстались не намного позже

того, как это случилось, но я никогда не знала, куда она делась. Не думаю, что когда-либо

перекидывалась с ней более, чем парой слов.

Двери в здание Хэнкок уже открыты, свисающие с петель. Юрай сказал, что он придет

сюда рано, чтобы включить генератор, и конечно же, когда я нажимаю кнопку лифта, она

светится под моим пальцем.

- Ты была здесь прежде? - спрашиваю я, когда мы вошли в лифт.

-Нет, говорит Кристина. Я имею ввиду внутри я не была. Я не добралась до застѐжки-

молнии, чтобы пойти, помнишь? "

— Верно, — я прислоняюсь к стене. — Ты должна попытаться, прежде чем мы уедем.

— Конечно, — она наносит на губы красную помаду.

Это напоминает мне пятнах на коже у детей, которые едят слишком много конфет.

-Иногда я вспоминаю, столько ужасных вещей произошло, иногда мне кажется, это

хорошая идея чтобы просто взять и остаться здесь. Попытаться очистить этот беспорядок

прежде чем мы будем вовлечены в другой.- Она слегка улыбается. =Но, конечно, я не

собираюсь этого делать,- добавляет она. -Я даже не знаю, почему. Мне кажется, это

просто любопытство.

— Ты говорила родителям об этом?

Иногда я забываю,что я не нравлюсь Кристине, так как верность семье связала ее с этим

большим местом. У нее есть мать и младшая сестра , они обе пренадлежали Искренности.

— Они должны позаботиться о моей сестре, — говорит она. — Они не знают, безопасно

ли там; они не хотят рисковать ею.

-Но были бы в порядке уезжая с тобой?

— Они были бы рады присоединиться со мной к другой фракции. С этим у них всѐ также

будет в порядке, — говорит Кристина. Она смотрит на свои туфли. — Они просто хотят, чтобы я жила честно, понимаешь? И я не могу делать этого здесь. Я просто знаю, что не

смогу.

Двери лифта открываются, и ветер сталкивается с нами в один миг, еще теплый но

сотканый из нитей зимнего холода. Я слышу голоса, доносящиеся с крыши, и я

поднимаюсь по лестнице чтобы добраться до них. Она отскакивает с каждым моим шагом, но

Кристина держит ее на месте для меня,пока я не доберусь до вершины.

15

Юрай и Зик здесь, бросают камешки с крыши, прислушиваясь к их стуку, когда они

попадают в окна. Юрай пытается ударить Зика локтем мешая его броску, но Зик слишком

быстр.

-Эй, - говорят они в унисон, когда замечают Кристину и меня.

-Подождите , вы ребятя связаные или что-то еще? - Кристина говорит, усмехаясь.Они оба

смеются , но Юрай выглядит не много изумленным,как будто он не совсем подключен к

этому моменту или этому месту. Я думаю потеря такого человека, как Марлен, может

сделать такое с каждым, хотя такого со мной не произошло.

На крыше не оказалось стропов для каната, но мы здесь не по этой причине. Не знаю

зачем пришли остальные, но я хотела забраться выше, чтобы видеть как можно дальше.

Но вся западная часть - та, где сейчас нахожусь я - черная, словно завешенная темным

покрывалом. На мгновение мне показалось, что я заметила проблеск света на горизонте, но через секунду его уже нет - всего лишь обман зрения.

Остальные тоже замолчали.Интересно, а что если мы все подумали об одном и том же.

-Что ты думаешь об этом? - наконец-то спросил Юрай.

Зик лишь пожал плечами, но Кристина решилась высказать предположение:

-А что если там все тоже самое? Просто...больше разрушенных городов, больше фракций, больше всего этого?

-Невозможно,- ответил Юрай, качая головой,- Должно быть что-то еще.

-Или же там ничего нет- предложил Зик.-Все те люди, которые собрали нас всех здесь, могут быть мертвы. Там может быть пусто.

Я задрожала. Подобное никогда не приходило мне в голову, но он прав - мы не знаем, что

там произошло с тех пор, как они привели нас сюда, или сколько поколоний здесь жили и

умерли до них. Может быть мы последние люди, которые остались.

-Все это не имеет значения, - говорю я более решительней нежели собиралась.- Не имеет

значения что там, и мы должны признать это для себя. Только тогда мы покончим с

этим,как только сможем.

Мы простояли там длительное время. Я вглядывалась в неровные очертания зданий до тех

пор, пока все освещенные окна не превратились в размытую линию. Затем Юрай спросил

Кристину о восстании, и наш тихий, безмолвный момент прошел, словно унесенный

ветром.

На следующий день Эвелин стояла среди обрывков портрета Джанин Метьюз в фойе

штаб-квартиры Эрудитов и объявляла новый перечень правил. Бывшие члены фракций

вместе с афракционерами распределяются по территории улицы, чтобы услышать, что

скажет наш новый лидер, солдаты-афракционеры выстраиваются вдоль стены, готовые

открыть огонь. Они держат нас под контролем.

-События вчерашнего дня показали, что мы больше не в состоянии доверять друг другу -

говорит она. Она выглядит мертвенно-бледной и вымотанной.-Мы внесем больше

упорядоченности в жизнь каждого, пока наша ситуация не стабилизируется. Первый

пункт касается комендантского часа. Каждый должен вернуться в отведенное ему место в

девять часов вечера. Они не покинут его до 9 часов следующего утра. Охрана будет

потрулировать улицы все время в целях нашей защиты.

Я фыркнула, пытаясь скрыть это кашлем. Кристина толкнула меня локтем в бок и

поднесла палец к губам. Мне не понятно, почему она беспокоится - не похоже, чтоб

Эвелин могла слышать меня отсюда, в самом начале комнаты.

Тори бывший лидер Бестрашия, чье место заняла Эвелин, стоит в нескольких футах от

меня, скрестив руки на груди. Ее рот дергается в усмешке.

-Также пришло время приготовиться к нашему новому, афракционному стилю жизни.

Начиная с сегодняшнего дня, каждый будет обучаться работе, которую так долго для нас

выполняли афракционеры, сколько мы себя помним. Мы все будем выполнять те работы

поочередно в дополнение к тем обязанностям, которые, по традиции, исполнялись

16

фракциями, - Эвелин улыбается без намека на настоящую улыбку.Я не знаю, как она так

делает. -Мы все внесем равный вклад в наш новый город, как это и должно быть. Фракции

разделили нас, но сейчас мы - едины. Сейчас и навсегд.

Все афракционеры вокруг меня одобрительно воскликнули. Мне стало не по себе. Не то, чтобы я совсем была с ней не согласна, но с другой стороны, те, кто восстал вчера против

Эдварда, не останутся в стороне после этого. Власть Эвелин над этим городом не

настолько сильна, насколько ей бы этого хотелось.

У меня нет желания бороться с толпой после сообщения Эвелин, поэтому я побрела

сквозь коридоры пока не дошла до лестницы в конце, до той самуй, по которой мы

поднимались, чтобы добраться до лаборатории Джанин не так давно. Тогда ступеньки

были усыпаны телами. Сейчас они чистые и холодные, словно ничего и не было.

Как только я прошла четвертый этаж, я услышала крик и какие-то шуршащие звуки. Я

открылы дверь и увидела группу солодых людей, моложе чем я, в спортивных повязках

афракционистов, собравшихся вокруг человека на полу.

Но не просто молодого человека, а из фракции Искренность, одетого в черное и белое с

головы до ног.

Я подбежала к ним и когда увидела высокую девушку-афракционистку, готовую

подняться и снова нанести удар, я закричала: "Эй!"

Бесполезно - удар настегает Искреннего в бок, и он стонет, скручиваясь от удара.

-Эй!- кричу я снова, и, на этот раз, девушка оборачивается. Она намного выше меня - на

целых 6 дюймов (18 см.) если быть точней - но я лишь зла, а не испугана. —Назад, —

говорю я. —Отойди от него.

-Он нарушил правила дресс-кода. Я знаю свои права и не принимаю приказов от

любителей фракций,- отвечает она, еѐ взгляд устремлен на чернила, выднеющиеся поверх

моей ключицы.

-Бекс, - говорит парень-афракционист, стоящий сзади неѐ, - Это девчонка Пиор из видео.

Остальные выглядят удивленными, но девушка лишь усмехается: -И что с того?

-А то,- говорю я- Что мне пришлось покалечить многих людей, чтобы пройти инициацию

Бесстрашных, и я сделаю тоже самое с тобой, если придется.

Я снимаю свою синюю толстовку и бросаю ее на мальчика из Искренности, который

смотрит на меня с земли, кровь струится с его бровей. Он приподнялся, все еще держа

сторону одной рукой, и потянул толстовку на плечи, как одеяло.

-Теперь он не нарушает дресс-код,- говорю я.

Девушка оценивает ситуацию в своем сознании, думая, драться со мной или нет. Я

практически могу слышать, о чем она думает.

-Я маленькая, так что похожа на легкую мишень, но я - Бесстрашная, поэтому меня не так-

то просто одолеть.- Возможно, она знает, что я убила многих людей, или же она просто не

хочет попасть в неприятности, но она теряет самообладание. Я виже это по ее

нерешительному положению губ.

-Ты лучше посмотри, что у тебя за спиной,- говорит она.

-Уверяю тебя, мне это не нужно,- отвечаю я.- Теперь, убирайся от сюда.

Я остаюсь, чтобы увидеть как они расходятся, и затем продолжаю идти. Парень из

Искренности кричит:-Подожди! Твоя толстовка!.

- Оставь себе!- сказала я.

Я повернула за угол, думая ,что попаду к другой лестнице ,но в конце концов я оказалась

в таком же пустом коридоре. Я думаю, что слышу шаги позади меня, поворачиваюсь, готовая бороться с девушкой-афракционеркой,но никого нет.

Наверное я превращаюсь в параноика.

Я открываю одну из дверей главного коридора , надеясь найти окно чтобы я могла

переорентировать себя , но я нахожу только разграбленные лабораториии,разбросанные

мензурки и пробирки. Обрывки бумаг и мусор на полу, на который я наступила когда свет

17

был выключен.

Я устремляюсь к двери. Рука хватает меня и тянет в сторону. Кто-то натягивает на меня

мешок, в то время как другой толкает меня к стене. Я отбиваюсь от них, пытаясь

совладать с куском ткани на моем лице, и все, о чем я могу думать, так это "Только не

снова, только не снова". Я освобождаю одну руку и наношу удар, ударяя кого-то в плечо

или подбородок, не могу сказать точно.

-Эй!- слышится голос.-Больно!

-Прости, что испугали тебя.

Трис,- говорит другой голос,- но анонимность - это неотъемлемая часть нашей работы.Мы

не причиним тебе вреда.

-Отпустите меня ! -почти рыча , говорю я.Все руки, которые прижимали меня к стене, опустились.

-Кто вы?-я спрашиваю.

- Мы Эллигенты , - отвечают голоса. - И нас много, мы уже не одни...

Я ничего не могу с собой поделать , я смеюсь. Наверное это шок, или страх,мое сердце

начало стучать медленее,мои руки тряслись от облегчения.

Голос продолжает: - Мы слышали , что ты не верна Эвелин и ее афракционерам-лакеям.

- Это смешнно.

-Не так смешно , когда кто-то доверяет тебе , если не должен.

Я стараюсь разглядеть сквозь ткань все что творится передо мной, но она слишком

плотная и слишком темная.Я пытаюсь расслабиться возле стены но это трудно , благодаря

тому , что я ничего не вижу.Я наступаю на стакан под моей ногой.

-Нет, я не предана ей, - отвечаю я.-Почему это так важно

- Потому что это означает , что ты хочешь уйти , - говорит голос.Я чувствую покалывание

от волнения.

- Мы хотим попросить тебя об одолжении , Трис Приор.Мы собираемся встретиться

завтра вечером в полночь и хотим чтобы ты привела своих друзей из Бестрашия.

-Хорошо, - говорю я. -Позволь тебя спросить: если я увижу завтра кто ты есть, почему так

необходимо надевать эту штуку на мою голову сегодня?

Кажется, что этот вопрос временно озадачил кого бы то ни было с кем я говорю.

-День содержит в себе множество опасностей,- отвечает голос. -Мы увидем тебя завтра, в

полночь, в том месте, где ты сдеала свое признание.

Внезапно, двери открываются, впечатывая мешок мне в щеки, и я слышу шаги, бегущие

вниз по коридору. К тому времени, когда я в состоянии стянуть мешок с головы, коридор

уже пуст. Я смторю на него - это темно-синяя наволочка с надписью "Фракция превыше

крови" нарисованной на ней.

Кем бы они не были, они безусловно имеют склонность к драматизму.

Это место где ты сделала свое признание.

Это может значить только одно : штаб-квартира Искренности ,где я поддалась сыворотке

правды.

Когда я наконец возвращаюсь обратно в общежитие , то нахожу записку от Тобиаса под

стаканом воды на моем столике.

VI (шесть)

Твоего брата будут судить завтра утром, и эта церемония будет закрыта.Я не смогу пойти

,потому что вызыву подозрения , но я скоро дам тебе знать о решении присяжных.Тогда

мы сможем разработать какой-то план.

Независимо от того, это скоро закончится.

18

IV (четыре)

Глава 8. ТРИС.

ДЕВЯТЬ ЧАСОВ. Должно быть сейчас они решают как поступить с Калебом, пока я

завязываю шнурки, пока разглаживаю простыни в четвѐртый раз за день. Афракционеры

проводят испытания закрытыми, только когда понимают очевидность вердикта, а Калеб

был правой рукой Джанин, пока еѐ не убили.

Мне не стоит волноваться о его вердикте. Всѐ решено. Все самые близкие соратники

Джанин будут казнены.

Что меня беспокоит? Спрашиваю себя. Он предал меня. Даже не попытался остановить

мою казнь.

Мне плевать. Или же нет. Не знаю.

-Эй, Трис,- говорит Кристина, постукивая костяшками пальцев по дверной коробке. Юрай

стоит позади неѐ. Он всѐ время улыбается, как раньше, но улыбка словно из воды, готовая

стечь по его лицу. -Есть новости?- говорит она.

Я снова осматриваю комнату, хоть и знаю, что она пуста. Все ушли на завтрак, согласно

распорядку.

Я попросила Юрая и Кристину пропустить его, чтобы я могла им кое-что сказать. Мой

живот уже урчит.

-Да,- говорю я.

Они сидят на койке напротив меня, и я рассказываю им о проблемах в одной из

лабораторий Эрудитов прошлой ночью, о наволочке, об Аллигент и встрече.

-Я поражѐн, всѐ, что ты сделала, это ударила одного из них,- говорит Юрай.

-Ну, я была в меньшинстве,- говорю я, словно защищаясь. Не слишком уж бесстрашно

было так легко довериться им, но такие сейчас времена. И я не уверенна насколько

бесстрашна я, всѐ равно фракций больше нет.

Я чувствую странную боль, прямо посреди груди. Некоторые вещи трудно отпустить.

-Так чего по-твоему они хотят?- говорит Кристина.-Просто выбраться из города?

-Похоже на то, но не знаю точно,- говорю я.

-Что если это люди Эвелин, пытающиеся провести нас до предательства?

-Этого я тоже не знаю- говорю я. -Но выбраться из города без посторонней помощи

невозможно, и я не собираюсь здесь оставаться, учиться водить автобус и ложиться спать

когда скажут.

Кристина обеспокоенно посмотрела на Юрая.

-Эй,- говорю я. -Вам не нужно идти, но я собираюсь убраться отсюда. Я должна знать, кем

была Эдит Приор, и кто ждет нас за забором, если там кто-нибудь есть. Не знаю почему, но я должна.

Я делаю глубокий вдох. Не уверенна откуда пришло это отчаяние, но теперь, когда я это

признала, его нельзя игнорировать, будто что-то живое внутри меня проснулось после

долгого сна. Это терзает мой живот и моѐ горло. Мне нужно выбираться. Мне нужна

правда.

Через мгновение, слабая улыбка исчезает с лица Юрая.

-Я с тобой,- говорит он.

-Хорошо,- говорит Кристина. В еѐ карих глазах всѐ ещѐ видно сомнение, но она пожимает

плечами. "Итак, мы идѐм на встречу".

-Хорошо, кто-нибудь из вас может сказать Тобиасу? Я стараюсь держать дистанцию, с тех

пор как мы расстались,- говорю я.-Встретимся на аллее в 11:30.

-Я скажу ему. Думаю сегодня буду в его группе,- говорит Юрай.- Нам расскажут о

фабриках. Поскорей бы.- Он ухмыляется.-Можно сказать Зику тоже? Или ему не стоит

доверять?

19

- Идем дальше, просто убедись что он никому не расскажет.

Снова смотрю на часы. 9:15. Приговор Калебу наверное уже вынесен, скоро придѐт время

идти изучать работу для Афракционеров. Такое чувство, словно незначительная вещь

может заставить меня вылезти из кожи вон. Мои колени подпрыгивают по своей

собственной воле.

Кристина кладет руку мне на плечо, но она не задает мне никаких вопросов, и я

благодарна ей за это.Я не знаю чтобы я ответила.

Мы с Кристиной проходим сложный путь по Штаб-квартире Эрудитов, возвращаясь

обратно к лестнице, избегая патрулей Афракционеров. Я раскатываю рукава до запястий.

Я нарисовала карту на руке перед тем как уйти, я знаю, как добраться до штаб-квартиры

Искренности, но не знаю, какая сторона улицы убережѐт нас от назойливого внимания

Афракционеров.

Юрай ждет нас за дверью. Он одет во все черное,но я замечаю,как выглядывает серый

воротник рубашки Отречения. Странно видеть на моих друзьях из Бесстрашия цвета

Отречения,будто они были со мной всю мою жизнь. Иногда мне так кажется,так или

иначе.

-Я сказал Четыре и Зику, они собираются встретиться с нами,-говорит Юрай. -Пойдем.

Мы бежим по переулку к Монро-стрит.Я не вздрагиваю при каждом из наших громких

шагов.Сейчас более важно быть быстрым, чем тихим .Мы переходим на Монро, и я вижу

позади нас темные фигуры, это патруль афракционеров, которые приближаются к

Мичиган-авеню, но они исчезают за рядами зданий без остановки.

-Где Кара?-шепчу я Кристине, когда мы уже идем на Стейт-стрит ,это достаточно далеко

от штаб-квартиры Эрудитов, так что можно уже с увереностью говорить.

-Я не знаю , я не думаю что она приглашена,- говорит Кристина. -Это на самом деле

странно, Я знаю она хочет ...

-Тсс!,- говорит Юрай. - Следующий поворот?

Я использую подсветку на моих часах, чтобы разглядеть слова, написанные на моей руке.

"Рандольф Стрит!"

Мы входим в ритм, наши ботинки шлѐпают по тротуару, дыхание пульсирует почти в

унисон. Несмотря на жжение в мышцах, чувствую себя достаточно хорошо для пробежки.

Мои ноги болят к тому моменту,когда мы добираемся до моста,но когда я вижу Merciless Mart через болотистую реку,заброшенный и неосвещенный,то я улыбаюсь через боль. Я

замедляю темп,когда иду через мост, и Юрай кидает руки через мои плечи.

-А теперь,- говорит он,-нам предстоит пройти примерно миллион ступеней.

-Может они включили лифты?

-Никаких шансов.- Он мотает головой.- Зуб даю, Эвелин следит за использованием

электричества, это лучший способ узнать где люди организуют секретные встречи.

Я киваю. Мне нравится бегать,но я ненавижу подниматься по ступенькам.

Когда мы наконец достигаем вершины лестницы,наши грудные клетки колеблются,пять

минут до полуночи. Остальные идут вперед,в то время как я пытаюсь отдышаться около

лифта. Юрай был прав - свет не горит,я могу увидеть только табличку выхода. В голубом

свечении я вижу,как Тобиас появляется из комнаты для допросов.

После нашего свидания я общалась с ним только с помощью тайных посланий. Я должна

сопротивляться желанию броситься к нему и провести кончиками пальцев по изгибу его

губ, морщинкам на его щеках, когда он улыбается и строгим чертам его бровей и челюсти.

Но сейчас без двух минут полночь. У нас нет времени.

Он хватает меня за руку и крепко держит, всего несколько секунд. Его дыхание щекочет

мне ухо, я закрываю глаза, позволяя себе наконец расслабиться. Он пахнет ветром, потом

и мылом, как Тобиас, как безопасность.

-Нам нужно войти?,- говорит он.-Кто-бы они ни были, они наверное исполнительны.

-Да . Мои ноги дрожат от перенапряжения.- Я не могу представить как я буду идти

20

обратно вниз по лестнице и бежать к штаб-квартире Эрудитов.- Ты узнал о Калебе?

Он вздрагивает: -Давай поговорим об этом позже.

Это все, что мне нужно ответить:-Они собираются казнить его, не так ли,- мягко говорю я.

Он кивает, и берет меня за руку. Я не знаю, как чувствовать. Я стараюсь не чувствовать

ничего.

Вместе мы идем в комнату , где однажды Тобиас и я были под воздействием сыворотки

правды.Это месте где мы сделали свое признание.

Кругом на полу расположены заженные свечи ,на одной из чаш весов Искренности

сделали плитку.Я вижу сочетания знакомых и не знакомых мне лиц в комнате : Сьюзен и

Роберт стоят вместе, разговаривают, Питер стоит на другой стороне комнаты, скрестив

руки на груди; Юрай и Зик стоят с Тори и несколькими другими Безстрашными; Кристина

с матерью и сестрой, а в углу стоят два нервных Эрудита. Новая одежда не сможет стереть

разногласия между нами, потому что они словно врождѐнные.

Кристина кивает мне . -Это моя мама, Стефани, - говорит она, указывая на женщину с

сединой в ее темных вьющихся волосах. - И моя сестра Роуз.Мама,Роза ,это моя подруга

Трис,и мой инструктор , Четыре.

-Очевидно,-говорит Стефани. -Мы видели их допросы несколько недель назад, Кристина.

-Я знаю, я просто хотела быть вежливой.

-Вежливость- это обман.

-Да, да, я знаю.- Кристина закатывет глаза.

Я замечаю как ее мать и сестра, посмотрели с настороженностью друг на друга, а затем

обе с гневом на меня. Тогда ее сестра поворачивается ко мне и говорит: -Так это ты убила

парня Кристины.

Ее слова отдаются во мне холодком,словно полоса льда делит одну сторону моего тела от

другой. Я хочу ответить, чтобы защитить себя, но я не могу подобрать слов.

- Роза! - говорит Кристина ,хмуро на нее посмотрев.Возле меня Тобиас выпрямляется и

его мускулы напряглись .Как всегда готовы к бою.

-Я просто подумала, что мы все витаем в облаках,- говорит Роуз. -Это позволяет не

тратить время.

-И вы ещѐ удивляетесь, почему я оставила нашу фракцию,- говорит Кристина. -Быть

честным не значит говорить, что ты хочешь и когда хочешь. Это значит, что бы вы ни

сказали, вы говорите правду.

-Ложь бездействия тоже ложь.

-Хочешь знать правду? Мне неудобно и я не хочу быть здесь сейчас. Увидимся позже, ребята.-Она берет меня и Тобиаса под руку и уводит нас от ее семьи, качая головой все

время.-Жаль что так вышло. На самом деле они не такие.

-Все нормально, - говорю я, хотя это не так.

Мне казалось, что, когда Кристина меня простит, смерть Уилла тяжѐлой ношей упадѐт с

меня. Но когда ты убиваешь того кого любишь, это самый тяжѐлый камень на душе и он

останется навсегда. Со временем становится легче отвлекать себя от содеянного.

Часы показывают полночь. Дверь в другом конце комнаты открывается, в входят два

стройных силуэта. Первый - это Джоанна Рэйес, бывший представитель Дружелюбия, еѐ

легко узнать по шраму, пересекающему еѐ лицо и жѐлтой футболке под чѐрной курткой.

Второй - другая женщина, но я не могу разглядеть еѐ лица, только вижу что она одета в

голубое.

Я чувствую страх. Она выглядит почти как . . . Джанин.

Нет, я видела, как она умерла. Джанин мертва.

Женщина подходит ближе. Они величавая и светловолосая, как и Джанин. Пара очков

21

свисает из еѐ переднего кармана, еѐ волосы завязаны в косу. Эрудит с ног до головы, но не

Джанин Мэтьюс.

Кара.

Кара и Джоанна лидеры Преданных?

-Привет,- говорит Кара, и все сразу смолкают. Она улыбнулась, но ее улыбка выглядела

вынужденной, она просто придерживаясь социальной конвенции. -Нас здесь не должно

быть, поэтому я буду кратка. Некоторые из вас-Зик, Тори.

Я пристально смотрю на Зика. Зик помогал Каре? Я полагаю, я забыла, что когда-то он

был шпионом Бесстрашных. Что, вероятно, тогда он доказал свою лояльность Каре- у него

была какая-то дружеская связь с ней прежде, чем она ушла из штаб-квартиры Эрудиции

не так давно.

Он смотрит на меня, шевелит бровями, и усмехается.

Джоанна продолжает: -Некоторые из вас здесь, потому что мы хотим попросить вас о

помощи. Все вы здесь, потому что не доверяете Эвелин Джонсон, по определению судьбы

этого города.

Кара складывает ладони вместе перед собой.

-Мы верим и следуем руководствам основателей города , которые были выражены в двух

направлениях: формирование фракций, и миссия Дивергентов, как выразилась Эдит

Приор, отправить людей за забор, чтобы помочь тем, кто находится там, как только у нас

будет большая численность Дивергентов. Мы считаем, что даже если мы еще не достигли

большой численности населения Дивергентов, ситуация в нашем городе стала достаточно

тяжелой, чтобы отправить людей за забор в любом случае.

В соответствии с намерениями основателей нашего города, у нас есть две цели: свергнуть

Эвелин и фракционеров, так ,что мы сможем вернуть фракций, и отправим некоторых из

нас за пределы города, чтобы посмотреть, что там. Джоанна будет возглавляет бывшие

усилия, и я буду возглавлять последние, которые мы в основном будем делать сегодня.-

она заправляет свободную прядь волос обратно в косу. -Не многие из нас смогут пойти, потому что большие толпы привлекают слишком много внимания. Эвелина не

остановится без боя, поэтому я думала, что было бы лучше привлекать людей, у которых

был опыт в выживании в опасности.

Я посмотрела на Тобиаса. Мы, конечно, знакомы с опасностью.

-Кристина, Трис, Тобиас, Тори, Зак, и Питер - мой выбор,- говорит Кара. -Вы доказали

свои навыки так или иначе, и именно по этой причине я хотела бы попросить, чтобы вы

приехали со мной за город. Вы не обязаны соглашаться, конечно.

-Питер?- Я спрашиваю, не задумываясь. Я не могу представить себе, что Питер мог бы

сделать, чтобы ―доказать свое умение‖ Каре.

-Он сдерживал эрудитов,чтобы они не убили тебя,- Кара говорит мягко. -Как ты думаешь, кто предоставил ему технологии, чтобы подделать твою смерть?

Я поднимаю брови. Я никогда не думала об этом раньше-слишком много произошло

после срыва моей казни, чтобы останавливаться на деталях моего спасения. Но, конечно, Кара была единственным известным человеком, который перешел из Эрудиции в то

время, единственный человек, к которому Петр мог бы обратиться за помощью. Кто еще

мог помочь ему? И кто еще мог знать как?

Я больше не возражаю. Я не хочу покидать этот город с Питером, но я слишком

отчаянная, чтобы поднимать шум по этому поводу.

-Так много бесстрашных,- сказала девушка в стороне комнаты, смотря скептически. У нее

густые брови, которые не перестают расти на переносице, и бледная кожа. Когда она

поворачивает голову, я вижу черные чернила справа за ухом.Бесстрашная, перешедшая к

22

Эрудитам, без сомнения.

-Верно,- говорит Кара. -Но нам прямо сейчас нужны люди с навыками, чтобы убраться из

города невредимыми, и я полагаю, тренировка Бесстрашных делает их прекрасно

подготовленными и этой задаче.

-Простите,но я не думаю что я могу пойти,- говорит Зик. -Я не могу оставить Шону здесь.

Не после того что с еѐ сестрами...ну,вы знаете.

-Я пойду,- говорит Урия,его руки поднимаются. -Я Бесстрашный. Я хорошо стреляю. И я

обеспечу большим количеством глазных конфет.

Я смеюсь. Кара не видит ничего забавного,но кивает.

-Спасибо.

-Кара, тебе нужно срочно выбираться из города,- говорит Бесстрашная-ставшая-Эрудитом

девочка. -Что означает стоит найти того, кто умеет управлять поездом.

-Хороший указ,- говорит Кара.-Кто-нибудь знает как управлять поездом?

-Я умею, говорит девушка.-Это не подразумевалось?

Частицы плана складываются вместе. Джоанна полагает, мы возьмѐм грузовик

Дружелюбия с конца железнодорожных путей за городом, и она берѐтся доставить их к

нам. Роберт вызывается помочь ей. Стефани и Роза будут следить за перемещениями

Эвелин несколько часов до побега, и доложат в случае необычного поведения

Дружелюбным по радио. Бесстрашные, которые идут с Тори предлагают найти для нас

оружие. Девочка-эрудит указывает на все слабые места, которые видит, как и Кара, и

вскоре всѐ продумано так, словно мы построили систему безопасности.

Есть только один вопрос. Кара задает его:

-Когда мы пойдем?

И я отвечаю: -Завтра ночью.

Глава 9. ТОБИАС

Я вдыхаю ночной воздух, и чувствую , что это один из моих последних вдохов. Завтра я

оставлю это место и пойду искать другое. Юрайа , Зак и Кристина начинают в штабе

Эрудитов, я взял руку Трис, отводя ее назад.

- Подожди, - говорю я. Давай пойдем куда-нибудь.

- Пойдем куда-нибудь? Но...

-Не на долго .- я тащу ее к углу здания. Ночью я практически могу видеть, что вода

выглядит, как когда она заполняет пустые каналы, темные и с лунной рябью. -Ты со мной, помнишь? Они не собираются арестовывать тебя.

Подергивание в уголках ее рта, почти как улыбка.

За углом она прислоняется к стене, и я стою перед ней, река находится за моей спиной.

Она нанесла что-то темное, вокруг глаз, что делает их цвет особенно ярким и

выразительными.

- Я не знаю, что делать. Она сжала свои руки у своего лица, сгибая свои пальцы в волосах.

- Я имею в виду насчет Калеба.

- Ты не знаешь?

Она сдвинула одну руку и посмотрела на меня.

- Трис. Я поставил свои руки на стену, вокруг ее лица, и наклонился. - Ты не хочешь

чтобы он умер. Я знаю ты не хочешь.

- Дело в том... Она закрыла глаза. - Я очень...зла. Я стараюсь не думать о нем, потому что

когда я думаю, то хочу..."

- Я знаю. Господи, я знаю. Всю свою жизнь я мечтал об убийстве Маркуса. Однажды я

даже решил как я сделаю это - ножом, я бы чувствовал как тепло покидает его,я бы был

23

достаточно близко, чтобы смотреть как свет покидает его глаза. Принятие этого решения

напугало меня так же сильно, как его насилие когда-либо.

- Мои родители бы хотели, чтобы я спасла его. Она открыла глаза и уставилась на небо. —

— Они бы сказали, что это эгоистично, чтобы кто-то умирал из-за того что обидел тебя. - -

- - Прощать, прощать, прощать.

- Это не то чего ты хочешь, Трис.

- Да! Она вжалась в стену. - Этого всегда хотели они. Потому что он принадлежал им

больше, чем он принадлежал мне. И я хочу, чтобы они гордились мной. Это все чего я

хочу.

Еѐ светлые глаза остановились на мне, решая. У меня никогда не было родителей, которые

бы подавали хороший пример, родителей, которые дали будущее ценой своей жизни, но у

нее были. Я мог видеть их внутри нее, храбрость и красота, они наложены на отпечатках

еѐ пальцев.

Я коснулся ее щеки, запустил свои пальцы в ее волосы. - Я заберу его.

- Что?

- Я заберу его из его камеры. Завтра, прежде чем мы уйдем. Я кивнул. -Я сделаю это.

- Действительно? Ты уверен?

- Конечно, я уверен.

- Я... Она нахмурилась. -Спасибо тебе. Ты...замечательный.

- Не говори этого. Ты все же не знаешь моих скрытых мотивов. Я усмехнулся. - Видишь

ли, я привел тебя сюда не чтобы говорить с тобой о Калебе?

Я положил руки на еѐ бедра и мягко толкнул еѐ обратно к стене. Она посмотрела на меня, еѐ глаза чисты и напряжены.

Я наклонился достаточно близко, чтобы почувствовать еѐ дыхание, но потянулся назад, когда она наклонилась, поддразнивая.

Она сцепила свои пальцы на петлях моего ремня и потянула меня к себе,так что я поймал

себя за предплечье. Она попыталась поцеловать меня, но я наклонил свою голову, уворачиваясь от неѐ, поцеловав ее за ухом, потом вдоль ее челюсти к горлу. Еѐ кожа

мягкая и на вкус как соль, как ночная пробежка.

- Сделай милость, - прошептала она в мое ухо, -и никогда больше не действуй из хороших

побуждений.

Она положила свои руки на мои, потрогала все места, что я отметил, низ спины и над

боками. Еѐ кончики пальцев скользнули под пояс моих джинс и держали меня напротив

неѐ. Я дышал напротив еѐ шеи, не способный двигаться.

Наконец мы целуемся, и наступает облегчение. Она вздыхает, и я чувствую как на моем

лице появляется озорная улыбка.

Я поднимаю еѐ, прижимаю к стене, перенося на себя еѐ вес, еѐ ноги ложатся вокруг моей

талии. Она смеѐтся во время следующего поцелуя, и я чувствую себя сильным, но она

тоже, еѐ пальцы сжимаются вокруг моих рук. Я вдыхаю ночной воздух своей грудью и

чувствую, что это один из моих первых вдохов.

Глава 10. ТОБИАС. Часть первая.

Разрушенные здания в секторе Бесстрашия выглядят как дверные проемы в другие миры.

Впереди себя я вижу Пайр пронзающий небо.

Каждая секунда отражается пульсом в моих венах. Воздух все еще чувствуется

насыщенным в моих легких, хотя лето подходит к концу. Я все время бегал, и дрался, потому что я заботился о мышцах. Теперь мои ноги спасали меня слишком часто, и я не

могу сказать, чем для меня является бег и борьба: способ избежать опасности или способ

остаться в живых.

Когда я подхожу к зданию, я останавливаюсь перед входом, чтобы отдышаться. Надо

мной, оконные стекла отражают свет повсюду. Где-то там есть стул, на котором я сидел, в

24

то время как я старался бежать от атак моделирования, и кровь отца Трис на стене. Где-то

там, голос Трис пронизывал моделирование, я был под землей, и я почувствовал, как ее

рука на моей груди, тянет меня к реальности.

Я открываю дверь в комнату пейзажа страха и раскрываю небольшой черный ящик,

который был в моем заднем кармане и вижу шприцы внутри. Эту коробку я всегда

использовал для игл, это признак чего-то болезненного внутри меня или чего-то храброго.

Я провожу иглу над моим горлом, закрываю глаза и нажимаю на поршень. Черная

коробка падает на землю и я открываю глаза, но к тому времени она исчезает.

Я стою на крыше здания Хэнкок , недалеко от линии застежки-молнии, где Бесстрашные

флиртовали со смертью. Тучи черные с дождем, а ветер наполняет мой рот, когда я

открываю его, чтобы дышать. Справа от меня, линия застежки-молнии с карабинами, провода шнура бьют взади и разбивают окна ниже меня.

Мой взгляд привлекает край крыши, заперев его в центре отверстия. Я могу слышать своѐ

собственное дыхание даже несмотря на свист ветра. Я заставляю себя идти к краю. Дождь

падает на мои плечи и голову, пытаясь увлечь меня к земле. Я придвигаюсь немного

вперѐд и падаю, моя челюсть сомкнулась, поэтому крики приглушены, и я задыхаюсь от

моего собственного страха.

После того как я упал на землю, у меня не было отдыха перед вторым страхом, стены

ближе смыкаются вокруг меня, древянные доски врезаются в мой позвоночник, а затем

бьют по голове, и ногам. Клаустрофобия. Я тяну, руки к груди, закрываю глаза, и

стараюсь не паниковать.

Я думаю, что Эрик в своем пейзаже страха, когда хотел повергнуть его в ужас

представлял это с глубоким дыханием и логикой. А Трис, вызывала оружие из воздуха, чтобы напасть на еѐ худшие кошмары. Но я не Эрик, и я не Трис. Какой я? Что мне нужно, чтобы преодолеть свои страхи?

Я знаю ответ, конечно: мне нужно, лишить их контроля надо мной. Мне нужно знать, что

я сильнее, чем они.

Я делаю вдох и ударяю о стену левой и правой ладонями. Коробка скрипит, а затем

ломаясь, доски рушатся на бетонный пол. Я стою над ними в темноте.

Амар, мой инструктор по инициации, учил нас, что наш пейзажи страха всегда в

движении, они меняются с нашими настроениями и меняется с маленьким шепотом

наших кошмаров. Мой же был, неизменным. Пока несколько недель назад я не доказал

себе, что я могу осилить моего отца. Пока я не понял, кого я боялся потерять.

Я не знаю, что я увижу дальше.

Я жду долгое время, но ничего меняется. В комнате еще темно, пол все еще холодный и

жесткий, мое сердце все еще бьется быстрее, чем обычно. Я смотрю вниз, чтобы

проверить мои часы и обнаруживаю, что они не на той руке - я обычно ношу их на левой, а не правой, и мой ремешок для часов не серый, он черный.

Тогда я заметил, щетинистыми волосками на пальцах, которых не было там раньше.

Мозоли на костяшки пальцев исчезли. Я осмотрел себя, и увидел, что я одет в серые

брюки и серую рубашку, Я толще в боках и меньше в плечах.

Я поднял глаза и увидел в зеркале, стоящем передо мной, лицо Маркуса, которое

смотрело на меня

Он подмигивает мне, и я чувствую, как мускулы вокруг глаза стали поддергиваться в тот

же момент, несмотря на то, что такой команды им не давал. Без предупреждения, его, моя

- наши руки резким движением тянутся к стеклу, достигая его, и сжимаются вокруг шеи

моего отражения. Но затем зеркало исчезает и мои, его- наши руки находятся на наших

собственных шеях, размытые темные пятна расползаются по краям нашего зрения. Мы

падаем на землю и хватка сильна как сталь.

Я не могу думать. Я не могу думать о выходе отсюда.

Инстинктивно я кричу. Звук отображается от моих рук. Я вижу эти руки как свои

25

собственные: большие, с длинными пальцами и мозолистыми костяшками,

приобретенными за время битья подвесной груши. Я представляю свой образ в то время

как вода набегает поверх кожи Маркуса, замещая каждый кусочек его самого частью

меня. Я переделываю себя в своем воображении.

Я опускаюсь коленями на бетон, глотая воздух.

Мои руки дрожат, и я пробегаю пальцами по своей шее, своим плечам, своим рукам.

Просто чтобы удостовериться.

Я говорил Трис несколько недель назад, когда ехал в поезде для встречи с Эвелин, что

Маркус все еще был в моем пейзаже страха, но что он поменялся. Я провел долгое время

размышляя об этом; это заполняло мои мысли каждую ночь, прежде чем я засыпал, и

требовало внимания каждый раз когда я просыпался. Я все еще боялся его, я знал, но уже

по-другому - я не был больше ребенком, боящимся страшного отца, угрожающего моей

безопасности. Я был мужчиной, боящимся угрозы моему характеру, моему будущему, моей личности. Но даже этот страх не сравнится с тем, что будет дальше.

Даже зная, что это наступает, я скорее хочу вскрыть вену и вылить сыворотку из моего

тела, чем видеть это снова.

Озерцо света появляется на бетоне передо мной. Рука с пальцами, изогнутыми в когти, достигает света, сопровождаемая другой рукой, а затем и головой с волокнистыми

светлыми волосами. Женщина кашляет и втаскивает себя в круг света, дюйм за дюймом. Я

пытаюсь двинуться по направлению к ней, чтобы помочь, но я заморожен.

Женщина поворачивает лицо к свету, и я вижу, что это Трис. Кровь течет по ее губам и

локонам возле щеки. Ее налитые кровью глаза находят мои, и она хрипит "Помоги".

Она кашляет кровью на пол, и я бросаюсь к ней, так или иначе зная, что если я не

доберусь к ней в ближайшее время, то свет погаснет в ее глазах. Я оборачиваю руки

вокруг плеч и груди, делая живую клетку из плоти и костей, но я продолжая тянуться к

ней. Я пытюсь вырваться из когтей, но в итоге только царапаю себя.

Я выкрикиваю ее имя, и она кашляет, на этот раз уже крови стало больше. Она кричит о

помощи, и я кричу на нее, и я ничего не слышу и не чувствую , но мое сердцебиение, это

мой собственный ужас.

Она падает на землю, закатив глаза, уже слишком поздно.

Темнота уходит. Включается свет. Граффити заполняют стены комнаты пейзажа страха, и

на против меня появляются зеркальные окна в комнату наблюдения, а в углах камеры

записывающие каждую сессию .Моя шея и спина покрыты потом. Я вытираю лицо о

подол моей рубашки и иду к противоположной двери, оставив черную коробку и шприц с

иглой позади.

Мне больше не нужно переживать мои страхи заново. Все, что мне нужно сейчас - это

попытаться преодолеть их.

Знаю по своему собственному опыту, что уверенность в одиночку может привести

человека к запретным местам. Как, например, к камерам заключения на 3 этаже в штаб-

квартире Эрудитов.

Не здесь, хотя, вероятно. Мужчина афракционер останавливает меня концом оружия

прежде чем я дохожу до двери , и я нервничаю , удушье.

- Куда ты идешь?

Я кладу руку на его пистолет и отталкиваю его от своей руки.

- Не тыкай в меня этой штукой. Я здесь по приказу Эвелин. Я собираюсь увидеть

заключенного.

- Я не слышал ничего о внеурочных посещениях сегодня.

Я перехожу на шепот, как - будто он слушает секрет: - Это потому, что она не хочет, чтобы это было в записях.

- Чак! - кто-то зовет с лестницы наверху. Это Тереза. Она машет нам, в то время как мы

идем вниз.

26

- Дай ему пройти. С ним все в порядке.

Я киваю Терезе и продолжаю идти. Обломки в коридоре были убраны, но сломанные

световые лампочки не были заменены, поэтому я пробирался сквозь простирающуюся

темноту, по участку полного разбитого стекла, прямо к нужной мне камере.Когда я достиг

северного коридора, я не направился прямо в камеру, а пошел к женщине, которая стояла

в конце . Она среднего возраста, с опущенными уголками глаз и морщинистым ротом. Она

выглядит так, как будто все изводит ее, включая меня.

- Привет ,-говорю я.- Меня зовут Тобиас Итон. Я здесь чтобы арестовать вас, по приказу

Эвелин Джонсон.

Выражение ее лица не меняется когда она слышит мое имя, так что в течение нескольких

секунд я уверен, что смогу достучаться до ее подсознания и получить, что хочу. Из

кармана она достает лист бумаги и выравнивает его о свою левую ладонь. На нем есть

список заключенных, имена и соответствующие им номера комнаты.

- Имя?,- говорит она.

- Калеб Приор. 308А.

- Ты сын Эвелин, да?

- Да. Я имею в виду... да. Она не напоминает, того человека ,который любит слово"да"

Она ведет меня к пустой металлической двери с номером 308А. Я удивляюсь ,что она

была использована, когда наш город не требовал так много камер. Она вводит код, и

пружины двери открываются.

- Думаю я должна притвориться ,что не вижу, что ты собираешься делать,- говорит она.

Она должна думать, что я здесь, чтобы убить его. Я решаю не трогать ее.

- Да ,-говорю я.

- Сделай мне одолжение, скажи за меня словечко Эвелин.Я не хочу так много ночных

смен. Имя Дреа.

- Ты получишь это.

Она собирает бумагу в кулак и ложит обратно в карман, когда уходит. Я держу руку на

двери, пока девушка не доходит до своего поста и отворачивается от меня. Кажется она

уже делала подобное. Интересно сколько людей исчезло из этих камер по команде

Эвелин.

Я вхожу. Калеб Приор сидит на металлическом столе, склонившись на книге, его волосы

скатились на бок головы.

- Что ты хочешь?,- говорит он.

- Не хотелось бы вот так внезапно... - я делаю паузу. Пару часов назад я решил для себя, как я хочу со всем этим справится - я хочу преподать Калебу урок. И он будет включать в

себя некоторую ложь. - На самом деле знаешь, я как бы и не ненавижу все это.

Исполнение твоего приговора перенесли на пару недель вперед. На сегодняшний вечер.

Это заинтересовывает его. Он крутится на стуле и смотрит на меня с диким взглядом, как-

будто столкнулся с добычей хищника.

- Это что, шутка?

-Я очень плохо рассказываю анекдоты. Нет. Он качает головой.- Нет у меня же есть пару

недель, это не сегодня, нет..

- Если ты заткнешься, я дам тебе час ,чтобы ты усвоил новую информацию. Если ты не

заткнешься, я отключу тебя и расстреляю в переулке снаружи, прежде чем ты очнешься.

Выбор за тобой.

Видеть, как происходит процесс обдумывания у Эрудита - это как смотреть во внутрь

часов: механизм крутится, смещается, настраивается, - все работает вместе, чтобы создать

исключительную деятельность, которая, в данном случае, необходима для осознавания

своей неотвратимой кончины.

Глаза Калеба перешли на открытую дверь у меня за спиной, и он хватает стул и

поворачивается , запуская его в меня. В ногах тяжелая боль, я замедляюсь на столько ,что

27

это позволяет ему проскользнуть мимо.

Я бегу за ним в коридор, мои руки болят от его удара стулом. Я быстрее чем он - и

врезаюсь ему в спину и он падает. Я тяну его запястья вместе и надеваю на них

пластиковые наручники .Он стонет когда я тяну его за ноги ,его нос в яркой крови.

На мгновенье Дреа смотрит на меня, но потом отворачивается.

Я тащу его по коридору, но не той дорогой ,которой я пришел, к запасному выходу. Мы

идем вниз по лестнице , эхо наших голосов раздается с каждым шагом. Как только мы

спускаемся я стучусь в дверь выхода.

Зик открывает ее с глупой улыбкой на лице.

- Никаких проблем с охранником?

- Нет.

- Я думаю, через Дрею легко пройти. Ее ничего не заботит.

- Она смотрела в другую сторону

- Это меня не удивляет. Это Приор?

- Как видишь.

- Почему у него идет кровь?

- Потому что он идиот.

Зик дает мне черную куртку с символом афракционеров на сшитом воротнике. - Я не

знал,что из-за идиотизма может пойти кровь из носа.

Я накидываю куртку на плечи Калеба и застегиваю одну из кнопок на груди. Он не

смотрит мне в глаза.

- Думается мне, что это необыкновенное явление, - говорю я- Переулок чист?

-Уверен в этом. -Зик протягивает мне пистолет, рукоядкой в перед. - Осторожнее ,он

заряжен.Теперь было бы замечательно если бы ты захотел ударить меня, только более

убедительнее, когда я скажу афракционерам что ты украл его у меня.

- Ты хочешь чтобы я ударил тебя?

- Ох , будто ты никогда этого не хотел.

- Просто сделай это ,Четыре.

Мне действительно нравится бить людей - мне нравится взрыв силы и энергии, и чувство

неуязвимости, потому что я могу навредить людям. Но я ненавижу эту часть себя, потому

что именно она сломлена больше всего.

Глава 10. ТОБИАС. Часть вторая.

Зик приготовился, и я свернул свою руку в кулак.

Сделай это быстро, женоподобный. - говорит он. Я смотрю на его челюсть, которая

слишком сильна ,чтобы ее сломать, но останется хороший синяк. Я качаюсь, ударив его в

там где я и хотел .Зик стонет схватившись за лицо обеими руками. Боль заставляет

поднять мою руку, и я трясу ее. - Отлично. - Зик плюет в сторону зданий.- Ну, думаю, вот

и все..

- Думаю, да.

- Я наверное не увижу тебя снова, не так ли? Я имею в виду, что я знаю что другие бы

вернулись, но ты....-Он замолкает, но мгновение спустя он снова говорит: -Только

,кажется, что ты будешь только рад оставить это все.

- Да, ты прав. - Я смотрю на свою обувь. -Ты уверен, что ты не придешь?

- Не могу. Шона не может ехать туда, куда вы идете, ребята, и я не собираюсь бросать ее, понимаете? Он касается челюсти, легко, будто проверяя кожу. - Убедитесь, что Юрайа не

будет слишком напиваться, хорошо?

- Да.- Говорю я.

- Нет, я имею в виду,- говорит он, и его голос опускается, как всегда, когда он серьезен, так и на этот раз. - Обещаешь, что присмотришь за ним?

Для меня всегда было ясно, с тех самых пор, как я встретил их, что Зик и Юрай были

28

ближе, чем большинство братьев. Они были совсем маленькими, когда потеряли отца, и я

подозреваю, что после этого Зик стал балансировать на линии между родителем и родным

братом. Я не могу представить, каково это для Зика - смотреть, как Юрай покидает город

сейчас, особенно такой сломленный горем, каким он стал после смерти Марлен.

- Я обещаю, - говорю я.

Я знаю, что я должен уйти, но мне надо остаться с этим моментом на некоторое время, чтобы ощутить его значимость, Зик был одним из моих первых друзей, которых я нашел в

Бесстрашии после того как пережил инициацию. Потом он работал в комнате контроля

вместе со мной, наблюдая за камерами и разрабатывая глупые программы, которые

писали слова на экране или играли в загадки с числами.

- Давайте уже обнимемся, говорит он. Продолжая крепко держать одну руку на запястье

Калеба, свободной рукой я обнимаю Зика, и он делает то же самое.

Когда мы расходимся, я тяну Калеба по переулку, и я не могу сопротивляться обратному

вызову.

- Я буду скучать по тебе.

Он улыбается, и его зубы поблескивают в сумерках. Они последнее ,что я вижу, прежде

чем я должен бежать на поезд.

- Ты собираешься с кем-то,- говорит Калеб, между вдохами. - Ты и еще пару человек.

- Да.

- А моя сестра идет?

Вопрос пробуждает во мне животную ярость, которую нельзя утолить язвительностью или

оскорблением. Ее можно утолить только в том случае, если хорошенько врезать ему с

ладони по уху. Он моргает и сутулит плечи, готовясь к следующему удару. Мне

интересно, так ли я выглядел, когда отец делал это со мной?

-Она не твоя сестра,- говорю я. -Ты предал ее. Ты пытал ее. Ты забрал всю семью

,которую она покинула. И потому...что? Потому что ты хотел хранить секреты Джанин и

хотел остаться в городе, в целости и сохранности? Ты трус.

-Я не трус! - говори Калеб. - Я знал, если...

- Давай возвратимся к тому месту ,что твой рот будет закрытым.

-Хорошо. - говорит он.- Куда ты меня ведешь? Ты можешь убить меня и здесь, не так ли?

Я останавливаюсь. Фигура двинулась вдоль тротуара позади нас, скользнув по моей

периферии. Я повернулся, держа пистолет наготове, но фигура исчезла в просвете аллеи.

Продолжаю шагать дальше, таща Калеба с собой, прислушиваясь к шагам позади меня.

Мы разбросали битое стекло нашей обувью. Я наблюдаю за темными зданиями и

уличными указателями, свисающими с петель, как до конца держащиеся листья осенью. Я

добрался до станции, где мы сможем сесть на поезд, и провести Калеба лестничными

металлическими ступеньками к платформе.

Я вижу поезд, идущий издалека, осуществляя свой последний путь через город. Когда-то

поезда были для меня силами природы, те что продолжали свой путь независимо от того, что мы делали внутри городской черты, что-то пульсирующее, живое и мощное. Теперь, когда я познакомился с мужчинами и женщинами, которые ими управляют, некая

таинственность улетучилась, но то, что они значат для меня никогда не уйдет - мое первое

действие как Бесстрашного был прыжок на один из них и каждый день после этого, они

были источником свободы, которые давали мне силы двигаться в этом мире, когда я еще

настолько чувствовал себя в ловушке сектора Отречения, дома, который был тюрьмой для

меня.

Когда он приблизился, карманным ножом я разрезал узел вокруг запястий Калеба но

продолжал крепко держать его за руку.

- Ты знаешь, как это делать, не так ли? говорю Я.- Садись в последний вагон.

Он расстегивает куртку и бросает ее на пол. - Да.

Начиная с одного края платформы, мы вместе бежим по изношенным доскам, не отставая

29

от открытой двери. Он не тянется к ручке, так что я подталкиваю его к ней. Он

спотыкается, а потом хватает ее и втягивает себя в последний вагон. Я бегу по свободному

пространству - платформа кончается - я хватаюсь за ручку и запрыгиваю внутрь, но мои

мышцы поглощают рывок вперед.

Трис стоит внутри вагона, нацепив небольшую, кривую усмешку. Молния ее черного

пиджака поднимается прямо к горлу, обрамляя ее лицо темнотой. Она хватает меня за

воротник и притягивает для поцелуя. - Я всегда любила смотреть, как ты это делаешь, говорит она, отстраняясь.

Я усмехнулся.

- Это то, что ты планировал? Калеб спросил позади меня. - Что бы она видела, как ты

убьешь меня? Это-

- Убьешь его? Трис задала мне вопрос, не глядя на своего брата.

- Да, я заставил его думать, что его ведут на казнь, - говорю я, достаточно громко, чтобы

он смог услышать. - Знаешь что-то, типа того, что он сделал с тобой в штабе Эрудиции.

- Я.....это не правда? Его лицо, освещаемое луной, провисло от шока. Я заметил, что

пуговицы на его рубашке неправильно застегнуты.

- Нет, говорю я. - Я всего лишь спас тебе жизнь, вообще то.

Он хотел сказать что-то, но я перебил его. - Можешь не благодарить меня пока. Мы берем

тебя с собой. За забор.

За забором - место, которого он так сильно старался избежать, что втянул в это свою

родную сестру. Так или иначе, это кажется более подходящим наказанием, чем смерть.

Смерть - это что-то слишком быстрое, слишком определенное. Там, куда мы сейчас

направляемся, нет ничего определенного.

Он выглядит напуганным, но не до такой степени, как я предполагал. Мне кажется, что я

понимаю, как он выстраивает вещи в своем уме: его жизнь, в первую очередь; комфорт в

его мирке, созданном им самим, во вторую; и только где-то после этого - жизнь людей, которых он должен любить. Он является тем типом подлых людей, которые сами не

осознают, насколько они подлы, и то, как я травлю и оскорбляю его, ничего не изменит; ничто не изменит. Вместо того, чтобы злиться, я ощущаю тяжесть и бесполезность.

Я больше не хочу думать о нѐм. Я беру Трис за руку и веду к другой стороне вагона, чтобы наблюдать, как город исчезает позади нас. Мы стоим плечом к плечу у открытых

дверей, каждый из нас держится за поручень. Здания рисуют мрачный, неровный пейзаж

на небе.

- За нами следили, говорю я.

-Мы будем осторожны, говорит она.

- Где остальные? Говорю я

-Они в первых вагонах, она отвечает. - Я подумал, что мы должны побыть одни. Или

настолько одни, как это возможно.

Она улыбнулась мне. Мы последний раз в городе и должны провести его вместе.

- Я действительно буду скучать по этому месту, говорит она.

- Правда? Говорю я. - Мои мысли больше похожи на« Скатертью дорога ».

- Там нет ничего, за тем чем ты будешь скучать? Нет хороших воспоминаний? Она меня

локтями.

Хорошо - я улыбаюсь. - Есть несколько.

- Любые, которые не связаны с нами? спрашивает она.- Это звучит эгоцентрично .Ты

знаешь , что я имею в виду.

- Полагаю, что да, Я говорю пожимая плечами. - Я имею ввиду у меня была другая жизнь

в Бесстрашие, другое имя. Я был Четыре благодаря моему инструктору по инициации. Это

он дал мне имя.

- Правда? Она наклоняет голову. - Почему я с ним не знакома?

- Потому что он мертв. Он был Дивергентом. - Я снова пожимаю плечами, но не ощущаю

30

какой то повседневности в этом. - Амар первым заметил, что я Дивергент и помог мне

скрыть это. Но не смог скрыть свою собственную Дивергентность и это убило его.

Она слегка коснулась моей руки, но ничего не сказала. Я неловко сдвинулся.

- Вот видишь? Я сказал. Здесь слишком много плохих воспоминаний. Я готов уйти.

Я чувствую себя опустошенным, и не из-за грусти, а из-за облегчения, всего этого

напряжение вытекающего из меня. Эвелин находится в этом городе, и Маркус, и все беды

и ночные кошмары и дурные воспоминания, и фракции, которые держали меня в ловушку

внутри одной из версий меня. Я сжимаю руку Трис.

-Смотри, - Я говорю, указывая на удаленное скопление зданий. - Это сектор Отречения.

Она улыбается, но ее взгляд остекленел, словно ее дремлющая часть борется за выход и

распространение. Поезд шипит над рельсами, с щеки Трис падает слеза, и город исчезает в

темноте.

Глава 11. ТРИС.

ПОЕЗД ЗАМЕДЛЯЕТСЯ когда мы приближаемся в к забору, это сигнал от машиниста,

что скоро нужно будет сходить. Мы с Тобиасом сидим в дверном проѐме вагона, пока тот

лениво тащится по путям. Он обнимает меня и прижимается носом к моим волосам, делая

вдох. Я смотрю на него, на его ключицу, выглядывающую из под футболки, на робкий

изгиб его губ, и я чувствую, как на душе становится теплее.

- Что ты думаешь об этом? - спросил он мне на ухо.

Я вся во внимании. Смотрю на него всѐ время, но не как сейчас - словно он поймал меня

на чѐм-то смущающем. - Ничего! Почему?

- Да так, просто. Он притягивает меня ближе, и кладѐт мою голову себе на плечо, глубоко

вдыхая прохладный воздух. По-прежнему пахнет летом, травой, поджаривающейся в

лучах солнца.

- Похоже, что мы приближаемся к забору,- говорю я.

Мне так кажется, поскольку здания исчезли, оставив нас посреди полей и ритмичного

мерцания солнечных лучей. Позади меня, у другой двери сидит Калеб, обхватив руками

колени. Его взгляд встречается с моим в самый неудобный момент, и мне охота закричать

на самую тѐмную сторону его души, чтобы он наконец меня услышал, и осознал, что

сделал со мной. Но вместо этого я просто задерживаю на нем взгляд, пока он не

выдерживает и не отворачивается.

Я встаю, держась за поручень, чтобы сохранить равновесие, Тобиас и Калеб делают тоже

самое. По началу Калеб пытается встать позади нас, но Тобиас толкает его вперѐд, прямо

к краю вагона.

- Ты первый. По моей команде! - сказал он.

- И...иди!

Он подталкивает Калеба, достаточно, чтобы вытолкнуть его из вагона, и мой брат

исчезает. Затем прыгает сам, оставляя меня одну в поезде.

Глупо скучать по вещам, когда так много людей, по которым стоило бы, но я уже скучаю

по этому поезду, и куче других, возивших меня по городу, моему городу, как только я

стала достаточно храброй, чтобы ездить на них. Я провожу рукой по стене вагона, только

раз, затем прыгаю. Поезд катится так медленно, что я не удерживаюсь на ногах и падаю, было привычнее выпрыгивать на ходу.

Сухая трава царапает ладони, и я поднимаюсь на ноги, вглядываясь в темноту в поисках

Тобиаса и Калеба.

Перед тем, как найти их, я слышу Кристину.

- Трис!

Они с Юраем идут ко мне. Хейс держит фонарь, он выглядит куда более осторожным чем

днѐм, что несомненно хороший знак. Позади них ещѐ больше фонарей, и больше голосов.

- Твой брат справился?-Спрашивает Юрайа.

- Ага. Наконец-то вижу Тобиаса, он держит Калеба за руку и движутся к нам.

31

- Интересно, почему такому Эрудиту как ты это не пришло в голову, говорит Тобиас, но

обставить меня у тебя не выйдет.

- Он прав,- говорит Юрай. - Четыре быстрый. Не лучше меня, но всяко быстрее такого

ботана как ты.

Кристина засмеялась. - Что?

- Ботан. Юрай трогает свой нос. - Это игра слов. Всезнайка, Эрудит . . . допѐрли? Вроде

как Стифф.

- У Бесстрашных самый странный сленг. Лохи, ботаны . . . а какой термин для Искренних?

- Ах да, конечно. ухмыляется Юрай. –Придурки.

Кристина толкает Юрая так, что он роняет фонарь. Тобиас, смеясь, ведѐт нас к другим

членам группы, стоящим в паре метров от нас. Тори машет фонариком в небо, чтобы

привлечь внимание, а затем говорит,

- Итак, Джоанна и несколько фургонов в десяти минутах ходьбы отсюда, так что пора

браться за дело. И если хоть слово от вас услышу, получите. Помните, мы ещѐ не

выбрались.

Мы идѐм близко друг к другу, словно завязанные шнурки. Тори идѐт в метре впереди нас, а со спины, в темноте она похожа на Эвелин, еѐ конечности такие худые и жилистые, плечи расправлены, уверенна она знает, насколько устрашающе выглядит. В свете фонаря

легко различима татуировка ястреба позади еѐ шеи, первое о чѐм я говорила с ней, когда

она проводила мой тест на способности.

Она говорила, это символ страха, который ей пришлось преодолеть, страха темноты.

Интересно, испытывает-ли она его сейчас, наверное ей было трудно встретиться с ним.

Что если страхи никуда не уходят, просто теряют свою власть над нами. Она уходит

дальше от нас с каждой минутой, словно бежит а не идѐт. Она жаждет выбраться отсюда, из места, где был убит еѐ брат, где ей преградила дорогу женщина - афракционер, которой

не должно было быть в живых.

Она далеко впереди нас, когда раздаются выстрелы, я вижу как падает еѐ фонарь, не еѐ

тело.

- Разделиться, голос Тобиаса прорывается сквозь плач нашего хаоса.

- Беги!

Я ищу в темноте его руку, но не нахожу. Хватаю пистолет, который дал мне Юрайа перед

уходом, и держу перед собой, стараясь не обращать внимания на то, как сжимается моѐ

горло. Я не могу бежать в темноте. Нужен свет. Я бегу по направлению к телу Тори, еѐ

фонарю.

Я слышу, но не осознаю выстрелов, криков, топота бегущих ног. Слышу, но не осознаю

своего сердцебиения. Я падаю рядом с фонарѐм, который она выронила, и подбираю его, предполагая, что схвачу его и побегу дальше, но в его свечении я вижу еѐ лицо. Оно

блестит о пота, еѐ глаза закатились за глазницы, словно она ищет что-то, но слишком

устала, чтобы найти.

Одна пуля попала ей в живот, ещѐ одна в грудь. Она не сможет этого пережить. Я может, и злюсь на неѐ за драку со мной в лаборатории Джанин, но она все ещѐ Тори, женщина, охранявшая секрет моего отклонения. Горло сжимается, когда я вспоминаю, как шла за

ней в комнату тестов, взгляд падает на еѐ татуировку-ястреба.

Еѐ глаза движутся в моѐм направлении и останавливаются на мне. Она морщит брови, но

не говорит.

Я обхватываю фонарь большим пальцем и тянусь к ней, чтобы взять еѐ мокрую от пота

руку. Слышу, кто-то приближается, я поднимаю фонарь и пистолет в том же направлении.

Луч ударяет в женщину с браслетом Афракционеров, она целится мне в голову. Я

стреляю, сжимая зубы, так сильно, что они скрепят.

Пуля попадает ей в живот и она кричит, стреляя куда попало.

32

Я смотрю на Тори, еѐ глаза закрыты, она не двигается. Светя фонарѐм на землю перед

собой, я убегаю от неѐ, и женщины, которую только что подстрелила. Мои ноги болят, лѐгкие горят. Не знаю, куда я направляюсь, убегаю ли я от опасности или бегу к ней, но

продолжаю бежать столько, сколько смогу.

Наконец я вижу свет впереди. Поначалу мне кажется это другой фонарь, но по мере того, как я приближаюсь к нему, он оказывается больше и неподвижнее, чем фонарь – это

фары. Я слышу шум двигателя, и прячусь в высокой траве, выключая фонарь и держа

оружие на готове.

Фургон останавливается, и я слышу голос:

- Тори?

Похоже на Кристину. Фургон красного цвета, покрытый ржавчиной, транспорт

Дружелюбных. Я встаю, освещая фонарѐм своѐ лицо, чтобы она могла меня видеть.

Фургон стоит в нескольких метрах впереди меня, и Кристина освобождает пассажирское

сидение, обхватывая меня руками. Я прокручиваю всѐ ещѐ раз в голове, как падает тело

Тори, как женщина Афракционер хватается за живот.

Не сходится. Не похоже на правду.

- Спасибо,боже, сказала Кристина. -Садись. Мы идем искать Тори.

- Тори мертва, говорю я прямо, и слово "мертва" делает это правдой для меня. Я вытираю

слезы на щеках нижней стороной ладони, пытаясь контролировать дрожащее дыхание. - Я

застрелила женщину, убившую еѐ.

- Что? с яростью произносит Джоанна. Она перегибается через водительское сидение. -

Что ты сказала?

- Тори больше нет, говорю я. - Я всѐ видела своими глазами.

Выражение лица Джоанны скрыто за еѐ волосами. Она тяжело выдыхает.

- Ну, тогда попробуем найти остальных.

Я залезаю в фургон. Двигатель рычит когда Джоанна давит на газ, нас трясѐт на траве, пока мы едем искать остальных.

- Ты видела кого-нибудь из них? говорю я.

- Нескольких. Кару, Юрайа. Джоанна мотает головой. - Больше никого.

Я хватаюсь за дверную ручку и с силой сжимаю еѐ. Нужно было лучше искать Тобиаса.

если бы я не остановилась рядом с Тори . . .

- Что если Тобиас не выбрался?

- С ними всѐ хорошо, я уверенна, говорит Джоанна. - Твой парень умеет за себя постоять.

Я киваю, не уверенно. Тобиас может о себе позаботиться, но в такой заварухе выжить