Дивергент - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Работник (ч. 2)

можно было только волею случая. Неважно как хорошо ты подготовлен, если нет места

где пули не смогут достать тебя, или как, стреляя в темноту попасть в того, кого ты не

видишь. Это просто удача, или предвидение, смотря, во что ты веришь. И я не знаю -

некогда не знала - во что точно я верю.

Он в порядке, он в порядке, он в порядке.

С Тобиасом всѐ хорошо.

Мои руки трясутся, и Кристина сжимает моѐ колено. Джоанна везѐт нас к месту встречи, где она видела Юрая и Кару. Я слежу, как стрелка спидометра поднимается, затем

останавливается на 75. Мы толкаем, друг друга в кабине, и подпрыгиваем, двигаясь по

неровной поверхности.

- Вон там! Показывает Кристина. Клочок света впереди нас, некоторые как фонари, некоторые круглые, как фары.

Мы подъезжаем ближе, и я вижу его. Тобиас сидит на капоте другого грузовика, его рука

испачкана кровью. Кара стоит прямо перед ним с аптечкой. Калеб с Питером сидят на

траве в нескольких метрах от них. Перед тем как Джоанна полностью останавливает

фургон, я открываю дверь, выпрыгиваю и бегу к нему.

Тобиас встаѐт, игнорируя приказы Кары и мы сталкиваемся, его раненная рука обнимает

меня, и он поднимает меня вверх. Его спина мокрая от пота, и когда он целует меня, его

губы солѐные.

Все натянутые струны внутри меня мгновенно расслабляются. Я чувствую, всего на

секунду, словно я сделана заново.

Он в порядке. Мы выбрались из города.

Он в порядке.

Глава 12. ТОБИАС.

МОЯ РУКА ПУЛЬСИРУЕТ от пулевого ранения словно второе сердцебиение. Костяшки

пальцев Трис трутся об мои, когда она поднимает свою руку и указывает что-то справа от

нас: кучку низких и длинных зданий, залитых светом голубых аварийных ламп.

- Что это? - спрашивает Трис. - Ещѐ одни теплицы, говорит Джоанна. - Им не требуется

много труда для обслуживания, но мы выращивали довольно много всего там - животных, сырьѐ для фабрик, пшеницу. Их окна сияют в лунном свете, закрывая от взгляда

сокровища, которые я себе представил. Кусты полные ягод, свисающих с их веток, ряды

картофеля, посаженного глубоко в землю.

- Ты не показываешь их посетителям, спрашиваю я.

- Мы никогда не видели их. У Дружелюбных много секретов, говорит Джоанна, звучит

она гордо. Дорога впереди нас длинная и прямая, с заметным количеством трещин и

заплаток. Вдоль неѐ кривые деревья, сломанные фонарные столбы, старые линии

электропередач. Также тротуар, заметно покрытый травой, пробивающей себе путь через

бетон, или кучи сгнивших веток, разрушенные хижины. Чем больше времени я думаю о

здешних пейзажах, которые каждый патруль Бесстрашных назвал бы обычным, тем выше

мне кажется город, который мы оставили позади, здание здесь ниже, но их намного

больше.

Старый город, который был трансформирован в пустынную землю для ферм

Дружелюбных. Другими словами его сровняли с землѐй, сожгли дотла, даже дороги

исчезли, от этой земли остались одни руины. Я высовываю руку из окна, и ветер

охватывает мои пальцы, словно пряди волос. Я был ещѐ маленьким, когда моя мать

притворялась, что может делать разные вещи из ветра, и передавала их мне, например

молотки и гвозди, или мечи, или ролики. Это было игрой, в которую мы играли на

лужайке перед домом, пока не возвращался Маркус. Это забирало наши страхи. В кузове

грузовика, позади нас сидят Калеб, Кристина и Юрайа.

Кристина и Юрай сидят достаточно близко, чтобы их плечи соприкасались, но они

смотрят в разных направлениях, скорее как незнакомцы, чем как друзья. Прямо позади нас

другой грузовик, в котором едут Роберт, Кара и Питер. Тори должна была быть с ними.

Эта мысль опустошает меня. Она принимала мой тест на способности. Она дала мне

возможность впервые подумать об уходе из Отречения. Что я и сделал. Такое чувство, что

я задолжал еѐ что-то, и она погибла прежде, чем я смог отдать ей это. - Ну вот, говорит

Джоанна. - Внешняя граница для патрулей Бесстрашных.

Никакой ограды или стены, обозначающей разделение между поселением Дружелюбных

и внешним миром, но я припоминаю наблюдение за патрулями Бесстрашных, уверен они

не пересекали эту границу, отмеченную серией знаков с нарисованным на них крестом.

Патрули были организованы, так что у машин просто закончился бы бензин, если бы они

уехали слишком далеко, деликатная система проверок и решений, для обеспечения нашей

безопасности.

Теперь я понимаю секрет, который хранили Отречѐнные. - Они когда-нибудь пересекали

границу? спрашивает Трис. - Несколько раз, отвечает Джоанна. - Это было под нашей

ответственностью, справляться с такими ситуациями, если они возникали. Трис смотрит

на неѐ, затем пожимает плечами. У каждой фракции есть своя сыворотка, говорит

Джоанна.

- Сыворотка для Бесстрашных даѐт галлюцинации, Искренних - правду, Дружелюбных -

умиротворение, Эрудитов - смерть. На этом Трис заметно вздрагивает, но Джоанна

продолжает, будто ничего не было. - А Отречение - стирает память.

- Стирает память?

- Как было с Амандой Риттер говорю я.

- Она сказала - есть так много вещей, которые я бы с радостью забыла, помнишь?

- Да, точно, говорит Джоанна. Дружелюбные использовали сыворотку Отречѐнных, чтобы

любой, кто пересечѐт границу, лишился всех воспоминаний. Мы молчим.

Я прокручиваю эти мысли в голове. Это ужасно несправедливо, забирать чью-то память -

однако я знаю это было необходимо, чтобы поддерживать безопасность в городе, так

долго, сколько было нужно. Это чувство застряло в моѐм животе. Забери у человека

память, и ты изменишь его самого. Внутри меня разрастается чувство, будто я готов

выпрыгнуть из своей шкуры, ведь чем дальше мы уезжаем от границы, тем скорее увидим, что же находится снаружи того мирка, который мы только и знаем. Я и напуган, и

взволнован, и смущѐн, и ещѐ сотня других чувств одновременно.

Я вижу что-то впереди нас, в свете утренних лучей, я беру Трис за руку.

- Смотри, говорю я.

Глава 13. ТРИС.

Мир за пределами нашего полон дорог, темных зданий и разрушенных линий

электропередач. Здесь нет жизни, насколько я могу видеть; нет движения, нет звука, только ветер и мои собственные шаги. Ландшафт похож на прерванное предложение, с

одной стороны болтающееся в воздухе незавершенным, а с другой являющееся

совершенно другим предметом. На нашей стороне этого предложения - пустая земля, трава и участки дороги. На другой стороне - две бетонные стены с полдюжиной

железнодорожных путей между ними. Впереди бетонный мост, проложенный через стены, а пути обрамляют здания - деревянные, кирпичные, стеклянные, с темными окнами и

деревьями, поросшими вокруг, такими дикими, что их ветви срослись. Знак справа

показывает "90".

-Что же нам делать теперь?- спрашивает Юрай.

-Следовать путям,- говорю я, но так тихо, что только я слышу это.

Мы выходим из грузовиков на разрыв между нашим миром и их, кем бы они небыли.

Роберт и Джоанна кратко попрощались, повернули грузовики и поехали обратно в город.

Я смотрю им вслед. Не могу предположить, как можно проехать так далеко, а затем

просто повернуть назад, но я предполагаю, что есть вещи, которые они должны сделать в

городе. Джоанна и Эллигиенты организовывают восстание. Остальные из нас-я, Тобиас, Калеб, Питер, Кристина, Юрай, и Кара-отправились с нашими скудным имуществом

вдоль железной дороги. Дороги не такие как в городе. Они отполированные и гладкие, а

вместо доски перпендикулярной их пути, есть структурные листья из металла. Впереди я

вижу один из поездов, который проходит вдоль них, брошенный у стены. Он

металлизирован сверху и спереди, как зеркало, с тонированными стеклами вдоль всей

стороны. Когда мы подходим ближе, я вижу внутри ряды скамеек с багровыми

подушками на них. Люди не должны выскакивать из этих поездов. Тобиас ходит за мной

на одном из рельсов, руки расставлены в разные стороны, чтобы сохранить равновесие.

Остальные ходят по следам Питера и Калеба возле одной из стен, Кара возле другой.

Никто не разговаривает, за исключением того, если хотят отметить что-то новое, знак или

здания или намек на то, что это был мир, и когда были люди в нем. Бетонные стены

задерживают мое внимание-они покрыты странными фотографиями людей с кожей

настолько гладкой, что они вряд ли похожи на людей, или красочные бутылки с

шампунем или кондиционером, или витамины, или незнакомые вещества внутри них, слова, которые я не понимаю, "водка" и "Coca-Cola" и "энергетический напиток". Цвета, и

формы, и слова, и картинки настолько яркие, что это завораживает.

-Трис.-Тобиас кладет руку на мое плечо, и я останавливаюсь. Он наклоняет голову и

говорит,-Ты слышишь?

Я слышу шаги и тихие голоса наших товарищей. Я слышу собственные вдохи, и его. Но

ниже слышится тихий гул, непоследовательны в своей интенсивности. Он звучит как

двигатель.

"Все стоп!"- кричу я. К моему удивлению, все повинуются, даже Питер, и мы собираемся

вместе в центре путей. Я вижу Питера, вытаскивающего свой пистолет и поднимая его, и

я делаю то же самое, обе руки соединяются вместе, чтобы стабилизировать его, вспомнив, с какой легкостью я обычно поднимала его. Этой легкости уже нет. Что-то появляется за

поворотом впереди. Черный грузовик, но больше, чем я когда-либо видела, достаточно

большой, чтобы провести более десятка людей в закрытой кабине. Я дрожу. Грузовик

ударяется о пути и останавливается в двадцати футах от нас. Я вижу мужчину за рулем - у

него темная кожа и длинные волосы, собранные в узел на затылке. "Боже", говорит

Тобиас, и его рука плотно обхватывает пистолет. Женщина выходит с переднего сиденья.

На вид она примерно возраста Джоанны, ее кожа густо усыпана веснушками, а волосы

такие темные, что кажутся практически черными. Она спрыгивает на землю и поднимает

обе руки, так что мы видим, что она не вооружена.

-Привет,- говорит она с нервной улыбкой. -Меня зовут Зои. Это Амар.- Она рывком

поворачивает голову в сторону, чтобы указать на водителя, который тоже вышел из

грузовика.

-Амар мертв,- говорит Тобиас.

-Нет. Идем, Четыре,- говорит Амар.

Лицо Тобиаса сковано страхом. Я не виню его. Не каждый день вы видите кого-то, кто

вам дорог, восставшим из мертвых. Лица всех людей, которых я потеряла, всплывают в

моей голове. Линн. Марлен. Уилл. Ал. Мой отец. Моя мать. Что, если они все еще живы, как Амар? Что, если занавес, который нас разделяет - не смерть, а всего лишь сетчатый

забор и немного земли? Я не могу заставить себя прекратить надеяться, но это глупо.

-Мы работаем по той же организации, которую основал ваш город,- говорит Зоя и смотрит

на Амара. -Из же организации вышла Эдит Приор. И. . . -Она тянется в карман и вынимает

частично мятую фотографию. Она держит ее, а затем ее глаза находят меня в толпе людей

и оружия. -Я думаю, ты должна посмотреть на это, Трис,- говорит она. -Я сделаю шаг

вперед и оставлю ее на земле, а затем вернусь обратно. Хорошо?

Она знает мое имя. Мое горло сжимается от страха. Откуда она знает мое имя? И не

только мое имя, мой ник, имя, которое я выбрала, когда присоединилась к Бесстрашию?

-Хорошо,- говорю я, но мой голос хриплый, так что слова еле слышно. Зои делает шаг

вперед, кладет фотографию вниз на железнодорожные пути, а затем возвращается в свое

исходное положение. Я оставляю безопасность нашего номера и присев рядом с

фотографией, наблюдаю за ней все время. Когда я возвращаюсь, то держу фотографию в

руке. На ней изображен ряд людей перед сетчатым забором, руки сложены поперек друг

друга ,плечами и спиной. Я вижу ребенка похожего на Зои, узнаваемого по веснушкам, и

несколько людей, которых я не знаю. Я собираюсь спросить ее, в какую точку мне надо

смотреть на этой фотографии, когда узнаю молодую женщину с тусклыми светлыми

волосами, и широкой улыбка. Моя мать. Что мама делает рядом с этими людьми? Какое-

то горе, боль, тоска сжимает мою грудь.

-Есть многое, что надо объяснить,- говорит Зоя. -Но это не самое лучшее место для

объяснений. Мы хотели бы взять вас в нашу штаб-квартиру. Она в нескольких минутах

езды отсюда.

Все еще держа ружье, Тобиас трогает мое запястье свободной рукой, направляя

фотографию ближе к лицу.

-Это твоя мать?-спрашивает он меня.

-Это мама?- говорит Калеб. Он толкает Тобиаса, чтобы посмотреть на фотографию за

моим плечом.

-Да,- я говорю им обоим.

-Думаете мы должны им доверять?- говорит Тобиас мне вполголоса. Зоя не похожа на

того, кто лжет. И если она знает, кто я, и знала, как найти нас здесь, это вероятно, потому

что она имеет некоторую форму доступа к городу, которая означает, что она, вероятно, говорит правду о группе, в которой была Эдит Приор. А тут еще Амар, который следит за

каждым движением, которое делает Тобиас.

-Мы приехали сюда, потому что хотели найти этих людей,- говорю я. -Мы должны

доверять кому-то, не так ли? Иначе мы бы просто гуляли в пустоши, возможно умерли бы

от голодной смерти.

Тобиас освобождает мои запястья и опускает пистолет. Я делаю то же самое. Другие

медленно следуют нашему примеру, Кристина опускает его самая последняя.

-Куда бы мы не пошли, мы должны быть свободны уйти в любое время,- говорит

Кристина. -Хорошо?

Зоя кладет руку ей на грудь, прямо над ее сердцем.

-Даю вам слово."

Я надеюсь, ради всех нас, что ее слово чего то стоит.

Глава 14. ТОБИАС.

Я стою на краю платформы грузовика, держась за конструкцию - поддреживающее

устройство для парусиновой обшивки. Мне хочется, чтобы эта новая реальность была

симуляцией, которой я смогла бы манипулировать, если бы только у меня получилось

разобраться во всем этом. Но это не так, и я не вижу в этом никакого смысла.

Амар жив. "Приспособтесь!" - это была одна из его любимых команд во время моей

инициации. Иногда он выкрикивал еѐ так часто, что она мне даже снилась; она будила

меня как будильник, требуя от меня больше, чем я мог дать.

Приспособиться.Приспособиться быстрее, приспособиться лучше, приспособиться к

таким вещам, к которым человек не должен.

Например к такому: оставить полностью готовый мир и открыть для себя новый. Или к

такому: обнаружить, что твой мертвый друг оказывается жив и ведет грузовик, на котором

ты сейчас едешь.

Трис сидит позади меня, на выступе, который охватывает платформу грузовика; в ее

руках помятое фото. Ее пальцы зависли над изображением лица ее матери, они почти

касаются его, но не до конца. Кристина сидит с одной тороны от неѐ, а Калеб - с другой.

Должно быть она позволяет ему находиться рядом только затем, чтобы он просто увидел

фотографию. Все ее тело отпрянуло от него, сжимаясь в сторону Критины.

-Это твоя мама?- спрашивает Кристина. Трис и Калеб оба кивнули.-Она так молода здесь.

И хорошенькая тоже.- добавляет Кристина.

-Да, она такая. То есть была.

Я думал, что Трис будет говорить об этом с грустью, как если бы она страдала от

воспоминаний об исчезающей красоте еѐ матери. Напротив, ее голос раздражительный, а

губы сжались в предвкушении. Надеюсь, она не питает ложных надежд.

-Дай мне посмотреть,- говорит Калеб и вытягивает руку к сестре. Спокойно и совершенно

не смотря на него, она передаѐт ему фотографию. Я повернулся к миру, от которго мы

уезжаем - конец следов от поезда.

Огромное поле. Вдали едва виден город, покрытый туманом, застилающим небо.

Странное чувство, смотреть на него отсюда, словно я всѐ ещѐ могу прикоснуться к нему, если протяну руки, однако мы уехали достаточно далеко.

Питер передвигается ближе к краю кузова, садится рядом со мной, держась за холщовку

для равновесия. Железнодорожные пути извиваются далеко позади нас, даже полей

больше не видно.

Стены по сторонам от нас постепенно исчезают, земля выпрямляется, и я вижу здания

повсюду. Некоторые из них маленькие, как дома Отречения, другие широкие, словно

городские, положенные на бок. Деревья, переросшие и громадные, пробравшиеся через

цементные оправы, предназначенные чтобы не дать им расти, их корни расползаются по

тротуару.

Чѐрные птицы расселись в ряд на краю одной из крыш, как те, что на татуировке на

ключице у Трис. Когда мы проезжаем мимо них, они пронзительно кричат и взмывают в

воздух. Дикий мир.

Похоже, это слишком тяжѐлая ноша для меня, приходится облокотиться и присесть на

одну из скамеек. Я обхватываю руками голову, держа глаза закрытыми, чтобы ничего не

видеть и не слышать. Я чувствую как сильная рука Трис обхватывает меня, и притягивает

меня к себе.

Мои руки онемели.

-Просто сосредоточься на том, что происходит здесь и сейчас,- говорит Кара с другой

стороны кузова.-Например как пикап движется. Это поможет.

Я пробую. Думаю о том, насколько прочная скамейка подо мной, и о том как пикап

вибрирует, даже на ровной дороге, передавая вибрации в мои кости. Я различаю

небольшие движения слева и справа, спереди и сзади, и понимаю, что это колѐса

перекатываются через рельсы.

Я сосредотачиваюсь, пока все вокруг нас не темнеет, и я уже не чувствую ни движения

времени, ни паники открытия, - только наше движение над землей.

-Возможно, сейчас тебе следовало бы посмотреть вокруг,- говорит Трис, и ее голос звучит

слабо. Кристина и Юрай стоят там, где стоял я, смотря поверх холщовой стены.

Я смотрю через их плечи, чтобы увидеть, к чему мы приближаемся. Это высокий забор, широко растянувшийся по всему пейзажу, который кажется слишком пустынным по

сравнению с плотно укомплектованными зданиями, которые я видел, прежде чем сесть.

Забор состоит из вертикальных черных полос, которые загнуты наружу, словно чтобы

проткнуть любого, кто может попытаться перелезть через него.

В нескольких футах за ним - еще один забор, на этот раз состоящий из звеньевых цепей, как и вокруг города, с колючей проволокой, накинутой сверху. Я слышу громкое гудение, исходящее от второго забора - электрический разряд.

По пространству между ними ходят люди, держа оружие, которое немного похоже на

наши пейнтбольные ружья, только гораздо более опасные, мощные единицы техники.

Надись на первом заборе гласит "Бюро генетического обеспечения". Я слышу голос

Амара, разговаривающего с вооруженными охранниками, но я не знаю, что именно он

говорит. Ворота в первом заборе открываются, чтобы впустить нас, а потом и ворота во

втором. Между двумя заборами существует... порядок.

Так далеко, насколько я могу видеть, расположены низкие здания, разделенные

подстриженной травой и молодыми деревьями. Дороги, которые соединяют их, в хорошем

состоянии и заметны издалека с указателями, направленными в разные стороны:

"Теплицы, прямо"; "Пост безопасности, налево"; "Резиденция офицеров, направо"; Главное объединение, прямо".

Я встаю и выглядываю из грузовика, чтобы увидеть объединение, половина моего тела

висит над дорогой. Бюро Генетического Обеспечения не такое уж и высокое, но все еще

остается огромным, шире, чем я могу увидеть, мамонт из стекла, стали и бетона.

Позади огороженной зоны есть несколько высоких башен с выпуклостями на вершине, не

знаю, почему, но я думаю о комнате контроля, когда вижу их, и мне интересно, это ли то, чем они являются. Помимо охранников между заборами, там есть немного людей

снаружи.

Тех, кто останавливаются, чтобы посмотреть на нас, но мы проезжаем мимо так быстро, что я не вижу выражения их лиц.

Грузовик останавливается перед набором двойных дверей, и Питер первым спрыгивает

вниз. Остальные высыпают на мостовую позади него, и мы стоим плечом к плечу, так

близко, что я могу услышать, как часто все дышат. В городе все мы были разделены

фракциями, возрастом, историей, но здесь все эти разделения исчезают.

Мы - это все, что у нас есть.

- Приехали, - бормочет Трис, когда подходят Зои и Амар.

Приехали, говорю я сам себе.

- Добро пожаловать в огороженную зону, - говорит Зои.

-В этом здании раньше был O'Hare Аэропорт, один из крупнейших аэропортов стране.

Теперь штаб-квартира Бюро Генетического Благосостояния, или просто Бюро, как мы его

называем здесь. Это агентство Соединенных Штатов.

Я чувствую, что мое лицо даѐт слабину. Я знаю, что все слова, которые она говорит,-за

исключением ―аэропорт‖ и―Соединенные Штаты‖, не имеют смысла для меня вовсе. Я не

единственный, кто выглядит сбитым с толку и Питер поднимает обе брови, как бы задавая

вопрос.

- Простите, - говорит она. - Я продолжаю забывать о том, как мало вы все знаете.

- Верится мне, это ваша вина в том, что мы ничего не знаем, не наша, - замечает Питер.

- Мне следует перефразировать, - мягко улыбается Зои. - Я продолжаю забывать о том, каким небольшим количеством информации мы вас снабдили. Аэропорт - это центр для

воздушных путешествий, и...

- Воздушных путешествий? - скептически говорит Кристина.

- Одними из технологических разработок, о которых нам не было необходимо знать, пока

мы были внутри города, были воздушные путешествия, - говорит Амар. - Это безопасно, быстро и удивительно.

- Ух ты, - говорит Трис.

Она выглядит взволнованной. Я же, думая о путешествии сквозь воздух, высоко над

огороженной зоной, чувствую, что меня может стошнить.

- В любом случае. Когда эксперименты только разработали, аэропорт был преобразован в

эту огороженную зону, чтобы мы могли контролировать эксперименты на расстоянии, -

говорит Зои. - Я провожу вас в комнату контроля, чтобы вы встретили Дэвида, лидера

Бюро. Ты увидишь множество непонятных для тебя вещей, и лучше всего получить

несколько вступительных пояснений, прежде, чем ты начнѐшь задавать вопросы. Так что

бери на заметку то, о чѐм хочешь узнать побольше, и не стесняйся спрашивать меня, или

Амара позже.

Она направляется ко входу, и двери открываются перед ней, распахнутые двумя

вооруженными охранниками, приветственно улыбающимися ей, когда она проходит

мимо. Контраст между дружелюбным приветствием и оружием, прислоненным к их

плечам, почти комический.

Орудия огромны, интересно, каково стрелять из них, когда их смертельную силу

чувствуешь просто положив палец на спусковой крючок.

Прохладный ветерок обдувает мое лицо, когда я вхожу в огороженную зону. Высоко над

моей головой арочные окна впускают бледный свет, но это самая привлекательная часть

этого места - кафельный пол унылый, грязный и старый, и стены серые и пустые.

Перед нами целое море людей и машин, над ними висит знак : КОНТРОЛЬНО-

ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ. Неясно зачем столько охраны, если они уже защищены двумя

стенами, по одной из которых пущен ток, и несколькими уровнями охранников, но это не

мой мир, чтобы задавать вопросы.

Это не мой мир во всѐм. Трис касается моего плеча и указывает на длинный вход.

"Посмотри на это." В дальнем конце комнаты снаружи кпп, стоит огромный каменный

блок со стеклянными приборами висящими над ним.

Блестящий пример вещей, которые мы увидим здесь, и не поймѐм для чего они. Я также

не понимаю тот голод, блестящий в глазах у Трис, поглощающий всѐ вокруг нас, будто

только он может поддержать еѐ.

Иногда я чувствую как мы с ней похожи, но в другие моменты, как например сейчас, такое чувство, как что-то разделяет нас, словно я только что ударился о стену.

Кристина говорит что-то Трис, и они обе посмеиваются. Всѐ что я слышу приглушѐно и

искажено.

-Ты в порядке?- Спрашивает меня Кара.

-Да,- на автомате говорю я.

-Знаешь, это было бы очень логично для тебя, запаниковать прямо сейчас.- говорит она.-

Нет нужды всѐ время проявлять свою непреклонную мужественность.

-Мою . . . Что?

Она улыбается, и я понимаю, что она просто шутит.

Все люди на пропускном пункте расступаются, чтобы попустить нас. Впереди нас Зоуи

объявляет, -Оружие запрещено внутри здания, но вы можете оставить его здесь, и забрать

когда решите уходить, если решите вообще.

-После того, как вы сдадите его, мы пройдѐм через сканер, и пойдѐм дальше.

-Она меня бесит,- говорит Кара.

-Что?- Говорю я. -Почему?

-Она не может отделить себя от своих знаний,- говорит она, -говорит так словно это

очевидные вещи, а на самом деле они не так уж и очевидны.

-Ты права,- говорю я без сомнения. -Это раздражает.

Передо мной, я вижу как Зоуи кладѐт своѐ оружие в серый контейнер, и заходит в сканер -

это человеческого роста коробка с проходом посредине, достаточно широкая для тела

человека. Я вытаскиваю свой пистолет, тяжѐлый от неиспользованных пуль, и кладу в

контейнер, и охранник забирает его туда, где лежит и остальное оружие.

Я смотрю как Зоуи проходит через сканер, затем Амар, Питер, Калеб, Кара, и Кристина.

Когда я подхожу к нему, к стенам, которые расплющат моѐ тело, я чувствую, как начинаю

паниковать, ладони онемели и тяжесть на груди.

Сканер напоминает мне о деревянном ящике, в котором я был заперт в своѐм пейзаже

страхов, сжимающем мои кости. Я не должен, и не буду предаваться панике здесь.

Я приказываю своим ногам идти к сканеру, и останавливаюсь посреди, где стоят и

остальные. Я слышу какое-то движение в стенах по бокам от меня, и затем

высокочастотный писк. Я вздрагиваю, и всѐ что я вижу, это рука охранника, движущаяся

ко мне.

Отличная возможность сбежать. Я спотыкаюсь о сканер, воздух движется вокруг меня.

Кара многозначительно смотрит на меня, но не произносит не слова. Когда Трис берѐт

меня за руку, после того, как сама проходит через сканер, я едва это чувствую.

Я вспоминаю, как мы с ней проходили мой пейзаж страхов, наши тела были прижаты друг

у другу в деревянном ящике, в котором мы были заперты, моя рука у неѐ на груди, я мог

чувствовать еѐ сердцебиение. Этого достаточно, чтобы вернуть меня назад в реальный

мир.

Когда Юрай проходит, Зои машет нам, чтоб мы шли дальше.

После пропускного пункта, здание не такое мрачное, как раньше. Пол все ещѐ кафельный, но отполирован до блеска, и здесь повсюду окна.

Пройдя один коридор я вижу ряды лабораторных столов и компьютеров, это напоминает

мне штаб Эрудитов, но здесь намного светлее, и похоже здесь ничего не прячут.

Зоуи ведѐт нас по тѐмному переходу направо. Мы проходим мимо каких-то людей, они

останавливаются, глазея на нас, я чувствую на себе их взгляды, словно лучи тепла, 40

согревающие меня.

Мы идѐм довольно долго, глубже внутрь этого строения, пока Зоуи не останавливается, и

смотрит на нас. Позади неѐ большой круг из пустых экранов, словно мотыльков летающих

над пламенем.

Люди в круге, сидят за низким столом, энергично печатая что-то на ещѐ большем

количестве экранов, эти для ввода, не для отображения. Это контрольная комната, но она

открыта, и я не уверен за чем тут наблюдают, ведь все экраны пусты.

Собравшись вокруг экранов, повѐрнутых к стульям, лавкам и столам, люди словно

проводят здесь свободное время.

В паре метров перед контрольной комнатой стоит староватый мужчина с улыбкой на

лице, одетый в тѐмно-синюю униформу, как и все остальные. Увидев нас он приближается

раскрывая руки, приветствуя нас. Дэвид, я полагаю.

-Это,- говорит мужчина,- это то, что мы ждали с самого начала.

Глава 15. ТРИС (часть 1)

Я ВЫТАСКИВАЮ фотографию из кармана. Мужчина напротив меня, Дэвид, рядом с

моей матерью, его лицо немного более гладкое, талия аккуратнее. Я закрываю лицо

матери кончиком пальца.

Вся надежда, растущая внутри меня, засохла. Если моя мать, или мой отец, или друзья

были все еще живы, они бы ждали нашего прибытия у дверей.

Мне следовало лучше знать, чем думать, что-то, что случилось с Амаром - что бы это ни

было - могло случиться снова.

- Меня зовут Дэвид. Как Зои, наверное, вам уже сообщила, я лидер Бюро Генетического

Благосостояния. Я сделаю все, что смогу, чтобы все объяснить, - говорит Дэвид.

- Первая вещь, которую вам нужно знать - это то, что информация, которую вам дала Эдит

Приор, правдива только частично.

На имени "Приор" его взгляд останавливается на мне.

Мое тело трясется от нетерпения - с тех пор как я увидела то видео, я отчаянно ждала

ответов, и я собираюсь получить их.

- Она предоставила вам лишь столько информации, сколько вам было необходимо для

достижения целей наших экспериментов, - говорит Дэвид. - И, как и во многих случаях, это означало упрощение, опускание и даже откровенную ложь. Теперь, когда вы здесь, нет

необходимости ни в одной из этих вещей.

- Вы все говорите об "экспериментах", - говорит Тобиас. - Что это за эксперименты?

- Да, что ж, я шел к этому, - Дэвид смотрит на Амара. - С чего они начали, когда

объясняли это тебе?

- Неважно, с чего начинать. Ты не сможешь сделать это проще для принятия, - говорит

Амар, теребя кутикулы.

Дэвид мгновение раздумывает, потом прочищает горло.

- Давным-давно правительство Соединенных Штатов-

- Соединенных чего? - спрашивает Юрайа.

- Это страна, - говорит Амар.

- Огромная. Она имеет конкретные границы и собственный руководящий орган, и мы

находимся в середине этого прямо сейчас.

- Можем поговорить об этом позже. Продолжайте, сэр.

Дэвид прижимает палец к ладони и массирует руку, явно смущенный всеми

перебиваниями.

Он снова начинает:

- Пару столетий назад правительство этой страны заинтересовалось в соблюдении

определенного желательного поведения у своих граждан. Были исследования, которые

указывали на то, что насильственные тенденции можно частично отнести к генам

человека - ген под названием "ген убийства" был первым из них, но их было довольно

много, генетические предрасположенности к трусости, нечестности, низкому интеллекту -

все качества, другими словами, что в конечном итоге способствовали сломанному

обществу.

Нас учили, что фракции были сформированы для того, чтобы решить проблему, проблему

наших поврежденных сущностей. Очевидно, люди, которых описывает Дэвид, кем бы они

ни были, тоже верили в эту проблему.

Я так мало знаю о генетике - только то, что я вижу передающимся от родителя к ребенку, в своем лице и лицах друзей. Я не могу представить выделение гена убийства, трусости

или нечестности. Эти вещи кажутся слишком туманными, чтобы иметь конкретное

расположение в теле человека. Но я не ученый.

- Само собой, существует довольно много факторов, определяющих личность, включая

воспитание и опыт, - продолжает Дэвид. - но, несмотря на мир и процветание, которые

царили в этой стране в течение почти столетия, нашим предкам казалось выгодным

уменьшить риск появления этих нежелательных качеств в нашем населении путем их

исправления. Другими словами, путем редактирования человечества. Так и появился

эксперимент генетических манипуляций. Проявление занимает несколько поколений для

любого вида генетических манипуляций, но люди были отобраны из общего населения в

больших количествах, в соответствии с их фонами или поведением, и им дали

возможность сделать подарок будущим поколениям, генетические изменения, которые

сделали бы их потомков немного лучше.

Я оглядываюсь на остальных. Рот Питера сморщен с презрением. Калеб хмурится. Рот

Кары открыт, как будто она жаждет ответов и намерена съесть их из воздуха. Кристина

просто выглядит скептически, приподняв одну бровь, и Тобиас смотрит на свои ботинки.

Я чувствую, словно не слышу ничего нового - только ту же философию, породившую

фракции, заставляющую людей манипулировать их генами вместо разделения на группы.

Я понимаю это.

В каком-то смысле я даже согласна с этим. Но я не знаю, как это относится к нам здесь и

сейчас.

- Но когда генетические манипуляции начали вступать в силу, изменения имели

катастрофические последствия. Как оказалось, попытка привела не к улучшению генов, а

к их повреждению, - говорит Дэвид.

- Заберите у кого-то страх, низкий интеллект или нечестность...и вы заберете их

сострадание. Заберите чью-то агрессию и вы заберете их мотивацию или их способность

защищать себя. Заберите их эгоизм и вы заберете их чувство самосохранения. Если вы

задумаетесь, я уверен, что вы поймете, о чем я.

В своей голове я помечаю галочкой каждое качество, когда он говорит о нем: страх, низкий интеллект, нечестность, агрессия, эгоизм. Он говорит о фракциях.

И он прав, говоря, что каждая фракция теряет что-то, когда приобретает силу:

Бесстрашные, храбрые, но жестокие; Эрудиты, умные, но тщеславные; Дружелюбные, мирные, но пассивные; Искренние, честные, но неосмотрительные; Отреченные,

самоотверженные, но сухие.

- Человечество никогда не было совершенным, но генетические изменения сделали его

гораздо хуже, чем оно когда-либо было.

- Это проявило себя в том, что мы называем Войной Чистоты. Гражданская война, которую вели те, чьи гены были повреждены, против правительства и всех с чистыми

генами. Война Чистоты вызвала уровень разрушений, никогда прежде не виданный на

Американской земле, уничтоживший почти половину населения страны.

- Покажите визуальное изображение, - говорит один из людей за столом в комнате

контроля. Карта появляется на экране над головой Дэвида.

Ее форма мне незнакома, так что я не уверена в том, что она должна из себя представлять, 42

но она покрыта пятнами розового, красного и темно-малинового цветов.

- Это наша страна до Войны Чистоты, - говорит Дэвид. - И это после...

Цвета начинают исчезать, пятна уменьшаются, как лужи воды под палящим солнцем.

Затем я понимаю, что красный цвет обозначал людей - исчезнувших людей, их цвета

пропали.

Я таращусь на экран, не в состоянии заставить свой разум осознать такие значительные

потери.

- Когда война была, наконец-то, закончена, народ потребовал окончательного решения

генетических проблем, - продолжает Дэвид.

- И именно поэтому было создано Бюро Генетического Обеспечения. Вооруженные всеми

научными знаниями, которые были в распоряжении у нашего правительства, наши

предшественники создали эксперименты, чтобы восстановить человечество в его чистоте

генов. Они призвали личностей с поврежденными генами обратиться в Бюро, чтобы они

могли изменить их гены. Бюро поместило их в безопасную среду, чтобы они жили там в

течении долгого времени, снабженные основными видами сывороток, для того чтобы

помочь им контролировать их общество. Они будут ждать, пока не пройдет время - пока

не сменятся поколения, чтобы создать больше генетически исцеленных людей. Или, как

вы знаете их сейчас... Дивергентов.

С того самого времени, как Тори сказала мне это слово, которым я называлась - Дивергент

- я хотела узнать, что оно значит. И это простейший ответ, который я получила:

"Дивергент" означает, что мои гены исцелены. Чисты. Полностью. Я должна чувствовать

себя освобожденной, наконец-то зная ответ. Но я просто чувствую, как будто что-то

гаснет, зудя где-то в глубине моего сознания.

Я думала, что "Дивергент" объясняет все, что я есть и все, чем когда-либо буду.

Возможно, я ошибалась.

Я начинаю чувствовать одышку, как будто откровения начинают прокладывать свой путь

в мой разум и в мое сердце, как будто Дэвид убирает слои лжи и секретов прочь.

Я касаюсь груди, чтобы почувствовать биение своего сердца, пытаясь устоять на ногах.

- Ваш город - один из тех экспериментов для генетического исцеления, и на сегодняшний

день один из самых успешных из-за частичной модификации поведения. Я говорю о

фракциях.

Дэвид улыбается нам, как будто это что-то, чем мы

должны гордиться, но я не горжусь. Они создали нас, они сформировали наш мир, они

сказали нам, во что верить. Если они сказали нам, во что верить, а не мы дошли до этого

сами, остается ли это правдой? А еще сильнее прижимаю руку к сердцу. Держись.

- Фракции были попыткой наших предшественников включить в эксперимент элемент

воспитания - они обнаружили, что этой меры генетической коррекции было недостаточно, чтобы поменять поведение людей.

- Новые социальные порядки, соединенные с генетической модификацией, были

определены как набиолее завершенное решение поведенческих проблем, которые были

созданы генетическими повреждениями.

Улыбка Дэвида исчезает, когда он смотрит на всех нас. Я не знаю, чего он ожидал - чтобы

мы улыбнулись в ответ? Он продолжает:

- Фракции позже были представлены большей части остальных наших экспериментов, три

из которых в данный момент активны.

Мы пошли на многое, чтобы защитить вас, наблюдать за вами и научиться от вас.

Кара проводит руками по волосам, словно проверяя на наличие выпавших. Не найдя

ничего, она говорит:

- То есть, когда Эдит Приор сказала, что мы должны найти причину дивергенции, выйти и

помочь вам, это было...

- "Дивергент" - имя, которое мы решили дать тем, кто достиг желаемого уровня

исцеления, - говорит Дэвид. - Мы хотели убедиться, что лидеры вашего города ценили их.

Мы не ожидали, что лидер Эрудиции начнет на них охоту - или лидер Отречения станет

говорить ей, кто они такие - и вопреки тому, что сказала Эдит Приор, мы никогда на

самом деле не хотели, чтобы вы высылали нам армию Дивергентов.

Нам, в конце концов, не очень-то и нужна ваша помощь. Нам просто нужно, чтобы ваши

исцеленные гены остались нетронутыми и были переданы будущим поколениям.

- То есть, вы говорите, что если мы не Дивергенты, мы повреждены, - говорит Калеб. Его

голос дрожит. Я никогда не думала, что увижу Калеба на грани слез из-за чего-то вроде но

это, но это случилось.

Спокойно, говорю я себе снова и делаю еще один глубокий и медленный вдох.

- Генетически повреждены, да, - говорит Дэвид.

- Тем не менее, мы были удивлены, обнаружив, что поведенческий компонент

модификации эксперимента нашего города был весьма эффективен - до недавнего

времени, он на самом деле немного помог с поведенческими проблемами, которые

сделали генетические манипуляции так проблематичными, чтобы с них начинать. То есть, в основном, вы бы не смогли сказать, повреждены гены человека или исцелены, судя по

их поведению.

- Я умный, - говорит Калеб. - Так ты говоришь, что потому, что мои предки были

изменены, чтобы быть умными, я, их потомок, не могу быть полностью сострадательным.

Я, как и каждый генетически поврежденный человек, нахожусь в рамках своих

поврежденных генов. И Дивергенты - нет.

- Ну, - говорит Дэвид, поднимая плечо. - Подумай об этом.

Калеб смотрит на меня впервые за эти дни, и я пялюсь в ответ. Это ли является

объяснением предательства Калеба - его поврежденные гены? Как болезнь, которую он не

может вылечить и контролировать? Это не выглядит правильным.

- Гены - это еще не все, - говорит Амар. - Люди, даже генетически поврежденные люди, делают выбор. Вот, что имеет значение.

Я думаю о своем отце, урожденном Эрудите, не Дивергенте; мужчине, который не мог не

быть умным, выбравшем Отречение, участвовавшем в пожизненной борьбе против

собственной природы, и, в конечном итоге, завершивший ее. Мужчине, воевавшим с

самим собой, точно так же, как я воюю с собой.

Эта бесконечная война не выглядит как продукт генетического повреждения, она

выглядит полностью и чисто человеческой. Я смотрю на Тобиаса. Он настолько измотан, настолько ссутулившийся, что выглядит, словно может вырубиться.

Он не одинок в своей реакции: Кристина, Питер, Юрайа и Калеб все выглядят

остолбеневшими. Кара зажала подол рубашки между пальцами и двигает большим

пальцем по ткани, нахмурившись.

- Это много, чтобы обдумать, - говорит Дэвид.

Это еще мягко сказано.

Рядом со мной Кристина фыркает.

- И вы все не спали всю ночь, - заканчивает Давид,

как будто не было

перерыва. - Так что я покажу вам место, где вы сможете отдохнуть и поесть.

- Подождите, - говорю я. Я думаю о фотографии в своем кармане и о том, как Зои знала

мое имя, когда отдала ее. Я думаю о том, как Дэвид говорил о наблюдении за нами и

учении от нас.

Я думаю о рядах экранов, черных, прямо напротив меня.

- Вы говорили, что наблюдали за нами. Как?

Зои морщит губы. Дэвид кивает одному из людей за столами позади него. Все экраны в

один миг включаются, каждый из них показывает съемки с разных камер.

На тех, что ближе всего ко мне, я вижу штаб Бесстрашия. Беспощадный Маркет.

Миллениум парк. Здание Хэнкок. Втулка.

- Вы всегда знали, что Бесстрашные наблюдают за городом с помощью камер

наблюдения, - говорит Дэвид. - Что ж, у нас тоже есть доступ к этим камерам.

Они смотрели на нас.

Я думаю о том чтобы уйти.

Мы проходим КПП, по пути в какое-то место, куда ведѐт нас Дэвид, я думаю о том, как

прохожу через него, о том как хочу схватить свой пистолет и убежать отсюда, из места, где они следили за мной.

С тех самых пор, когда я была маленькой. С моих первых шагов, первых слов, моего

первого дня в школе, первого поцелуя. Смотрели, как Питер напал на меня. Когда всю

мою фракцию подвергли симуляции, и превратили в армию. Когда умирали мои родители.

Что ещѐ они могли видеть?

Только одна вещь удерживает меня от побега, это фотография в моѐм кармане. Я не могу

уйти от этих людей, пока не узнаю, откуда они знали мою маму.

Дэвид проводит нас через здание в помещение с ковровым покрытием на полу, с каждой

из сторон которого посажены растения. Обои здесь старые и пожелтевшие, отклеились по

углам. Мы идѐм за ним в большую комнату с высокими потолками, деревянным полом и

лампами, испускающими оранжево-жѐлтый свет.

Здесь, в два аккуратных ряда, стоят койки, с чемоданами возле них для того, что мы

принесли с собой, большие окна с элегантными занавесками в противоположном конце

комнаты. Когда я подхожу ближе, я вижу что они старые и потрѐпанные по краям.

Дэвид говорит нам, что эта часть здания когда-то была гостиницей, соединѐнной с

аэропортом посредством туннеля, а эта комната однажды была танцевальным залом.

В очередной раз, слова не имеют значения для нас, но он похоже не замечает.

- Это временное место, разумеется. Когда решите, чем будете заниматься, мы поселим вас

куда-нибудь ещѐ, либо в этом здании, либо в каком-нибудь другом.

- Зои убедится, чтобы о вас позаботились, говорит он. - Я вернусь завтра утром, чтобы

посмотреть как вы устроились.

Я оглядываюсь на Тобиаса, который ходит взад-вперѐд перед окнами, грызя ногти.

Никогда не замечала за ним этой привычки. Может, он никогда не был так раздражѐн, чтобы делать это. Я могла бы остаться и позаботиться о нѐм, но мне нужны ответы о моей

матери, и я не намерена больше ждать. Я уверенна, Тобиас, в отличии от остальных, меня

поймѐт. Я иду за Дэвидом к переходу. Выйдя из комнаты он облокачивается на стену и

почесывает свою шею сзади.

- Привет, говорю я. - Я Трис. Мне кажется вы знали мою мать. Он слегка подскакивает, но

в итоге улыбается мне. Я скрещиваю руки. Чувствую себе так же, как и когда Питер

жестоко стянул с меня полотенце во время Посвящения: беззащитной, смущѐнной и злой.

Может и нечестно спрашивать всѐ у Дэвида, но ничего не могу с собой поделать. Он

лидер этого поселения, Бюро. - Да, конечно, говорит он. - Я помню тебя.

- Откуда? От жутких камер, которые следили за каждым моим шагом? Я еще сильнее

скрещиваю руки на груди.

- Правильно. - Я делаю паузу затем говорю, - Я должна узнать о моей матери. Зои дала

мне ее фотографию, и там вы стояли прямо рядом с ней, так что я решила, что вы сможете

помочь.

- Ах, - говорит он. - Могу ли я увидеть фотографию?

Я достаю из кармана фотографию и протягиваю ему.

Он разглаживает ее пальцами, и пока он смотрит на нее, на его лице появляется странная

улыбка, как будто он ласкает ее глазами. Я переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя так, как будто нарушаю приватный момент.

- Она отправилась назад к нам

однажды, - говорит он.

- Пока она не стала матерью. Тогда мы и сделали эту фотографию.

- Назад к вам? - говор я. - Она была одной из вас?

Глава 15. ТРИС (часть 2)

- Да, просто говорит Дэвид, словно это слово не переворачивает весь мой мир. - Она

отсюда. Мы послали еѐ ещѐ молодой, чтобы решить некоторые проблемы с

экспериментом. Так что, она знала.

Я говорю, и мой голос дрожит, но не знаю почему. - Она знала об этом месте, и о том, что

находилось за забором.

Дэвид выглядит озадаченным, его кустистые брови нахмурены.

- Что ж, хорошо.

Дрожь опускается вниз по кистям к моим рукам, и вскоре все мое тело содрогается, как

будто отвергая какой-то вид яда, который я проглотила, и этот яд - знание, знание этого

места, и этих экранов, и всей лжи, на которой я строила свою жизнь.

- Она знала, что в каждый момент вы наблюдали за нами... смотрели, как она умирала, и

как мой отец умирал, и как все начали убивать друг друга! И послали ли вы сюда кого-

нибудь, чтобы помочь ей, помочь мне? Нет! Нет, все, что вы делали, это лишь принимали

к сведению.

- Трис...

Он пытается дотронуться до меня, но я отталкиваю его руку.

- Не называй меня так. Ты не должен знать это имя. Ты вообще не должен знать что-либо

о нас.

Дрожа, я иду обратно в комнату. Внутри остальные уже упаковали свои кровати и

поставили вещи вниз. Здесь только мы, никаких злоумышленников.

Я прислоняюсь к стене возле двери и опускаю ладони на штаны, чтобы вытереть пот.

Никто не выглядит в хорошем настроении. Питер лежит лицом к стене. Юрай и Кристина

сидят бок о бок, вполголоса о чем-то переговариваясь. Калеб массирует виски кончиками

пальцев.

Тобиас продолжает расхаживать, грызя свои ногти. А Кара сидит сама по себе, закрыв

рукой лицо. В первый раз с того времени, как я ее встретила, она выглядит расстроенной.

Брони Эрудита больше нет.

Я сажусь напротив нее. - Ты выглядишь не так уж хорошо.

Ее волосы, обычно собранные в гладкий и идеальный узел, растрепаны. Она смотрит на

меня с негодованием.

- Мило с твоей стороны говорить об этом.

- Прости, - говорю я. - Я не это имела в виду.

- Я знаю. Она вздыхает. Я....Я из Эрудиции, ты же знаешь. Я слегка улыбнулась. - Да, знаю.

- Нет, - Кара качает головой. - Это единственное, чем я являюсь. Эрудит. И теперь они

сказали мне, что все это лишь результат изъяна в моих генах... и сами фракции - просто

психологическая тюрьма, чтобы держать нас всех под контролем.

- Прямо как говорила Эвелин Джонсон с Афракционерами. - Она делает паузу. - Так зачем

создавать Аллигент? Зачем волноваться о том, чтобы прийти сюда?

Я не понимала, насколько сильно Кара привязалась к идее быть Аллигентом, лояльным к

системе фракций, лояльным к нашим основателям.

Для меня это было просто временным удостоверением, могущественным, потому что оно

могло выпустить меня из города. Для нее эта привязанность должна быть намного глубже.

- То, что мы пришли сюда, это все еще хорошо, - говорю я. - Мы узнали правду. Разве это

не ценно для тебя?

- Конечно, так и есть, - тихо отвечает Кара. - Но это значит, что мне нужны другие слова, чтобы выразить то, кем я являюсь.

Только после смерти моей матери я ухватилась за свою Дивергенцию, как будто за руку, протянутую, чтобы спасти меня. Мне нужно было это слово, чтобы сказать себе, кем я

была, когда все остальное вокруг меня рушилось. Но теперь мне интересно, нуждаюсь ли

я в нем больше, нуждались ли мы когда-либо в этих словах - "Бесстрашный", "Эрудит",

"Дивергент", "Аллигент", или мы можем быть просто друзьями, или любимыми, или

братьями и сестрами, вместо этого определяя это выборами, которые мы принимаем, и

любовью и верностью, которые связывают нас.

- Лучше проверь его, - говорит Кара, кивая на Тобиаса.

- Да, - говорю я.

Я пересекаю комнату и встаю напротив окон, таращась на то, что мы можем видеть из

объединения, которое - просто больше того же самого стекла и стали, покрытия, травы и

заборов. Когда он видит меня, он прекращает ходить и вместо этого встает рядом со мной.

- Ты в порядке? - говорю я ему.

- Да. - Он садится на подоконник, лицом ко мне, так что наши глаза находятся на одном

уровне. - Я имею в виду, нет, не совсем. В данный момент я думаю о том, как

бессмысленно все это было. Система фракций, я имею в виду.

Он потирает свою шею сзади, и мне интересно, думает ли он о татуировках на своей

спине.

- Мы вложили в это все, что имели, - говорит он. - Все мы. Даже если и не понимали, что

делаем это.

- Это то, о чем ты думаешь?

Я приподнимаю свои брови. - Тобиас, они наблюдали за нами. За всем, что происходило, за всем, что мы делали. Они не вмешивались, они просто вторгались в нашу приватную

жизнь. Постоянно.

Он потирает пальцами виски. - Я догадываюсь. Но все же это не то, что беспокоит меня.

Должно быть, мой взгляд бессмыслен и недоверчив, потому что он качает головой.

- Трис, я работал в комнате контроля Бесстрашия. Там везде были камеры, все время.

- Я пытался предупредить тебя, что за тобой наблюдали во время твоей инициации, помнишь? - Я вспоминаю его глаза, направленные к потолку, в угол. Его загадочные

предупреждения, которые он еле прошипел сквозь зубы. Я никогда не понимала, что он

предупреждал меня о камерах - это просто никогда не происходило со мной раньше.

- Это беспокоило меня раньше, - говорит он. - Но я преодолел это уже долгое время назад.

Мы всегда думали, что мы были сами по себе, и теперь все повернулось так, что мы были

правы - они оставили нас самих по себе. Так оно и есть.

- Мне кажется, что я не принимаю это, - говорю я.

- Если ты видишь кого-то в беде, ты должен помочь им. Эксперимент это или нет. И...

Боже. - Меня передергивает. - Все те вещи, которые они видели...

Он слегка улыбается мне.

- Что? - спрашиваю я.

- Я просто думал о некоторых вещах, которые они видели, - говорит он, кладя руку на

мою талию.

Какой-то момент я сердито сверкаю на него глазами, но я не могу выдержать это, не

сейчас, когда он так усмехается, глядя на меня. Не сейчас, когда я знаю, что он пытается

сделать мне лучше. Я слегка улыбаюсь.

Я сажусь рядом с ним на подоконник, мои руки зажаты между ногами и деревом.

- Знаешь, Бюро, создавшее фракции, не сильно отличается от того, что мы ожидали

увидеть.

Когда-то давно группа людей решила, что система фракций будет лучшим вариантом

жизни - или вариантом заставить людей прожить жизнь наилучшим образом.

Сначала он не отвечает, только закусывает губу и смотрит на наши ноги, прижатые друг к

другу на полу. Мои пальцы чиркают о землю, только чуть-чуть не доставая до нее.

- Это помогает, на самом деле, - говорит он. - Но тут так много всего, что было ложью, что

трудно выяснить, что было правдой, что было настоящим, что имело значение.

Я беру его руку, проскальзывая своими пальцами между его. Он прислоняется своим лбом

к моему.

Я ловлю себя на том, что по привычке думаю "слава Богу", и потом я понимаю, чем он так

обеспокоен. Что, если Бог моих родителей, все, во что они верили, - просто что-то, придуманное кучкой ученых для того, чтобы держать нас под контролем?

И не только их верования о Боге и о чем бы то там ни было, но о добре и зле, о

самоотверженности? Должны ли все эти вещи поменяться, потому что мы знаем, как был

создан наш мир?

Я не знаю.

Эта мысль грохочет во мне. Так что я целую его - медленно, так что я могу чувствовать

тепло его рта, и мягкое давление, и его дыхание, когда мы отстраняемся.

- Почему, - говорю я, - мы всегда находимся в окружении людей?

- Я не знаю, - говорит он. - Может, потому что мы просто глупы?

Я смеюсь, и это смех, а не свет, который изгоняет темноту здания внутри меня, который

напоминает мне, что я все еще жива, даже в этом странном месте, где все, что я когда-

либо знала, рушится. Я знаю некоторые вещи - я знаю, что я не одна, что у меня есть

друзья, что у меня есть любовь. Я знаю, откуда я пришла. Я знаю, что я не хочу умереть, и

для меня это что-то - что-то большее, чем я могла бы сказать несколько недель назад.

В эту ночь мы придвигаем свои кровати немного поближе вместе, и каждый смотрит в

глаза другого, прежде чем уснуть. Когда мы наконец погружаемся в сон, наши пальцы

сплетены вместе в пространстве между кроватями. Я слегка улыбаюсь и тоже позволяю

себе уйти.

Глава 16. ТОБИАС

Солнце ещѐ не зашло за горизонт, когда мы ложимся спать, но я просыпаюсь, спустя пару

часов, посреди ночи. Голова раскалывается, переполненная мыслями, вопросами и

сомнениями. Трис выпустила меня из своих объятий чуть раньше, и теперь еѐ пальцы

касаются пола. Она растянулась на матрасе, еѐ лицо прикрыто волосами.

Я засовываю ноги в ботинки и иду по коридору, шнурки шлѐпают по полу. Я так привык

зданиям Бесстрашных, что не совсем обычно слышать, как скрипит деревянный пол подо

мной. Мне по душе скрипы и эхо пещер, рычание и вибрации воды в ущелье.

В первую неделю моего посвящения, Амар беспокоился, что я ещѐ больше уйду в себя, зациклюсь, поэтому позвал меня присоединиться к Бесстрашным постарше, и сыграть в

"Слабо". В качестве моего испытания мы вернулись в Пещеру и я сделал свою первую

татуировку - символ Бесстрашных - пламя, у себя на груди. Это было мучительно, но я

наслаждался каждой секундой процесса.

Я дохожу до конца коридора и оказываюсь в атриуме, окружѐнный запахом сырой земли.

Повсюду посадки и деревья орошаются водой, точно так же, как и в оранжереях

Дружелюбия. В центре комнаты, в гигантском резервуаре с водой дерево, приподнятое

высоко над землѐй, так, что можно увидеть корни у него внизу, отдают человечностью, словно нервы.

- Больше не такой бдительный, как раньше, говорит Амар позади меня. - Шѐл за тобой от

лобби гостиницы.

- Чего ты хочешь?, я ударяю кулаком по резервуару, так, что по воде расходятся круги.

- Думаю ты хотел бы знать, почему я ещѐ жив, говорит он.

- Я думал об этом, говорю я. - Они не показали нам твоѐ тело. Не так уж сложно

подстроить смерть, если никто не видел тела.

- Звучит словно у тебя всѐ схвачено. Амар складывает ладони вместе. - Ну, пожалуй я

пойду, если тебе не интересно . . .

Я скрещиваю на груди руки.

Амар проводит рукой по своим чѐрным волосам, завязывая их сзади резинкой.

- Есть другие? Спрашиваю я.

- Немного, отвечает он.

- Кто нибудь с фамилией Приор?

Амар мотает головой. - Нет, Натали Приор, к сожалению, мертва. Они была одной из тех, кто помог мне выбраться. Она помогла ещѐ одному парню . . . Джордж Ву. Слыхал о

таком? Он в патруле прямо сейчас, хотя мог бы помочь мне найти тебя. Его сестра

осталась городе.

Имя крутится у меня в голове.

- О Боже, говорю я и облокачиваюсь на резервуар.

- Что? Знаешь его?

Мотаю головой.

Тяжело представить. Прошло всего несколько часов между смертью Тори и нашим

прибытием сюда. В обычный день, пара часов тянутся невыносимо долго, вынуждают

периодически смотреть на часы, пустое время. Но вчера, эти же пара часов воздвигли

непреодолимую стену, между Тори и еѐ братом.

- Его сестру звали Тори," говорю я. "Она пыталась выбраться из города вместе с нами.

- Пыталась, повторяет Амар. - Ох. Ну. Это . . .

Мы оба молчим некоторое время. Джордж никогда больше не увидит свою сестру, она

погибла, думая что его убила Джанин. Здесь больше нечего сказать, по крайней мере, не

стоит.

Теперь, когда мои глаза привыкли к свету, Я вижу, что растения в этой комнате были

выбраны за их красоту, не практично - цветы, плющ, кучки фиолетовых и красных

лепестков. В своей жизни я не видел цветов, кроме диких и цветущих яблонь в теплицах

Дружелюбия.

- Та женщина, что якобы нашла твоѐ тело, говорю я. - Выходит просто . . . солгала?

- Не стоит доверять людям, даже если врут очень складно. Он кривит бровями.

- Некогда не думал, что скажу это - хоть это и правда. Еѐ перезагрузили - ей в голову

вбили воспоминания, о том как я спрыгнул с обрыва, похороненное тело не было моим.

Но все слишком замешкались, чтобы заметить это.

- Перезагрузили. Ты имеешь в виду в помощью сыворотки Отречѐнных.

- Мы называем еѐ - сыворотка памяти, технически она уже не принадлежит Отречѐнным, но да. С еѐ помощью.

Я злился на него и раньше. Не знаю причин. Может я был зол на мир, жизнь в котором

становилась всѐ труднее, и я не знал ни крупицы правды о нѐм. Или на то, что я позволял

себе горевать о том, кто никогда не умирал, также как оплакивал мать все эти годы, думая, что она мертва. Заставить кого-то горевать - самая жестокая издѐвка над человеком, а со

мной это сделали дважды.

Но когда я смотрю на него, мой гнев слабеет, отливает волна. И стоит на месте моего

гнева, мой инструктор и друг, снова живой.

Я ухмыляюсь.

- Так ты всѐ-таки жив, говорю я.

- Важнее всего, говорит он, указывая на меня, ты больше не расстроен этим.

Он берѐт меня за руку и заключает в объятия, похлопывая рукой по моей спине. Пытаюсь

вернуть его энтузиазм, но это не так просто - когда мы заканчиваем обниматься, моѐ лицо

горит. Судя по тому, как он взрывается хохотом, оно ещѐ и покраснело.

- Однажды станешь Стиффом, навсегда им останешься, говорит он.

- Неважно, говорю я. - Так, тебе нравиться здесь?

Амар пожимает плечами. - у меня нет другого выбора, но да, не так уж плохо. Я работаю в

службе безопасности, похоже, это всѐ чему меня научили. Будем рады видеть тебя в

наших рядах, уверен, ты достаточно хорош для этого.

- Я пока ещѐ не смирился, что придѐтся остаться здесь, говорю я. - Но спасибо, наверное.

- Места лучше не найти, говорит он. - Другие города, в которых живѐт большая часть

страны, в больших метрополиях, вроде Чикаго - там грязно и опасно, если не знаешь

нужных людей. По крайней мере здесь безопасно, полно чистой воды и еды.

Я переношу вес, неудобно. Не хочу думать о том, как останусь здесь, как это место станет

моим домом. Уже чувствую себя запертым своими собственными разочарованиями. Это

не то, что я себе представлял, когда помышлял сбежать от родителей, и всех неприятных

воспоминаний, оставленных ими. Не хочу портить отношения с Амаром, похоже наконец-

то мы снова стали друзьями, так что просто говорю, - Я подумаю об этом.

- Постой, ты должен знать ещѐ кое-что.

- Что? Ещѐ кто-то воскрес?

- Вообще-то это не считается воскрешением, если ты никогда не был мѐртв, не так ли?

Амар мотает головой. - Нет, это о городе. Сегодня кто-то услышал в контрольной

комнате, что суд над Маркусом назначен на завтрашнее утро.

Я знал что так будет, я знал что Эвелин оставит его напоследок, насладится каждой

секундой допроса его под сывороткой правды, словно он еѐ последний ужин. До меня не

доходило, что я мог стать свидетелем всего этого, если бы только захотел. Думал я

наконец стал свободным от них, обоих, навсегда.

- Ох, всѐ что я могу сказать.

Возвращаясь в общежитие я чувствую себя сбитым с толку и даже беспомощным. Я

забираюсь в кровать. Даже не знаю, что буду делать

Глава 17. ТРИС (часть 1)

Я ПРОСЫПАЮСЬ до восхода солнца. Никто больше не шевелится на своих койках. Рука

Тобиаса закрывает его глаза, но ботинки одеты на его ногах, похоже он вставал, и ходил

куда-то посреди ночи. Кристина зарылась головой в подушку. Я лежу несколько минут, разглядывая узоры на потолке, затем обуваюсь и провожу пальцами по волосам, чтобы

выпрямить их. Коридоры пусты, за исключением нескольких людей. Судя по всему они

только-что закончили работать в ночную смену, согнувшиеся над экранами, их

подбородки покоятся у них руках. Некоторые облокотились на ручки своих мѐтел, забыв о

том, что пора мести. Я сую руки в карманы и следуя указателям, направляюсь к выходу.

Хочу получше разглядеть скульптуру, которую видела вчера. Тому кто построил это

место видимо было по душе хорошее освещение. Стѐкла здесь в изгибах потолков

каждого коридора и вдоль каждой стены.

Даже сейчас, ранним утром, здесь достаточно света. Я достаю из заднего кармана значок, который дала мне Зои на ужине прошлой ночью, и прохожу пункт охраны, держа его в

руке. Затем я вижу скульптуру, в паре сотен метров от тех дверей, через которые мы

входили вчера, мрачную, массивную и загадочную, словно живое существо.

Это гигантская плита из темного камня, квадратная и грубая, похожая на скалы у

подножия ущелья. Огромная трещина проходит посреди еѐ, и ещѐ есть полосы из камня

посветлее ближе к краям. Подвешенный над плитой стеклянный резервуар, наполненный

водой, примерно таких же размеров.

Луч света направленный в центр резервуара блестит сквозь воду, отражаясь словно рябью.

Я слышу едва различимый шум - капли воды разбиваются о камень. Они падают из

маленькой трубки пробегающей через центр резервуара. Сперва мне кажется, что бак

просто протекает, но затем падает другая капля, затем третья, потом четвѐртая, с

одинаковыми интервалами.

Когда набирается несколько капель, они исчезают в узком канальце, внутри камня.

Должно быть специально.

- Привет. Зои стоит по другую сторону скульптуры. - Прости, я собиралась идти в

общежитие за тобой, затем увидела как ты идѐшь сюда и подумала, что вдруг ты

потерялась.

- Нет я не заблудилась, говорю я. - Я шла именно сюда.

- Ах. Она становится возле меня, скрещивая руки на груди. Она такого же роста, как и я, но стоит ровнее, поэтому, кажется выше. - Да, странновато, не так ли?

Когда он говорит, я наблюдаю за веснушками на еѐ щеках, они похожи на пятна, когда

солнце светит через плотные листья.

- Это означает что-то?

- Это символ Бюро Генетического Богатства, говорит они.- Каменная плита

символизирует проблемы, к которыми мы сталкиваемся. Резервуар с водой наш потенциал

к решению этих проблем. Падающие капли воды - то что мы способны сделать,

независимо от условий.

Я не могу удержаться и смеюсь. - Не слишком обнадѐживает, не так ли?

Она улыбается. - Это первый способ смотреть на него. Я же предпочитаю смотреть под

другим углом - если они будут достаточно настойчивы, эти крохотные капельки воды, с

течением времени, изменят облик скалы до неузнаваемости. И ничего будет уже не

вернуть.

Она указывает на центр плиты, где заметна небольшая отметина, словно маленькая чаша, высеченная из скалы. - Этого, например, не было, когда еѐ только установили.

Я киваю, и смотрю как падает следующая капля. Даже невзирая на то, что я опасаюсь

Бюро и всех, кто живѐт здесь, я чувствую надежду, как если бы скульптура пробивала

свой путь через меня. Это практичный символ, изменяющий точку зрения пациента, позволяя людям надолго оставаться здесь, просто наблюдать и ждать. Но я должна

спросить.

- Разве не будет намного эффективнее вылить весь резервуар сразу?

Я представляю себе, как волна воды сталкивается со скалой, разливается по кафельному

полу, собираясь вокруг моей обуви.

Шаг за шагом можно кое-что исправить в итоге, но я чувствую, что на то, что

действительно представляет из себя проблему, ты бросаешь все свои силы, просто потому

что ты не можешь по-другому.

- Мгновенно - говорит она. - Но в таком случае,

у нас не останется больше воды, чтобы сделать что-нибудь еще, а генетическое

повреждение - проблема не из тех, которые можно решить применением одного лишь

большого заряда

- Я понимаю - отвечаю я. - Просто мне интересно, логично ли отступать маленькими

шашками назад, в то время как ты в состоянии сделать это намного быстрее.

- Как, например? Я пожимаю плечами.

- Думаю, что пока не знаю. Но это стоит того, чтобы обдумать.

- Логично. И так, ты сказала, что вы искали меня - говорю я - Зачем?

- Оу - Зои бьет себя по лбу - Это совсем вылетело у меня из головы. Дэвид попросил меня

найти тебя и привести в лаборатории. Там есть то, что принадлежит твоей матери.

- Моей матери? - мои голос звучит сдавленным и чересчур высоким. Она ведет меня мимо

скульптуры и прямо к контрольно-пропускному пункту снова. - Только предупреждаю: возможно, на тебя будут пялиться - говорит Зои в то время, как мы проходим через сканер

безопасности.

Впереди, в холе, намного больше людей, чем было раньше - должно было пришло время, чтобы они начали работать. - Твое лицо здесь знакомо. Люди из Бюро следят за

мониторами часто, и за последние месяцы ты участвовала во многих интересных

событиях.

- Многие люди помладше думают, что ты - беспрекословный герой.

- Оу, отлично - говорю я, во рту привкус кислоты. - Героизм это то, на чем я была

сфокусирована. А не на том, знаешь, как бы не умереть. Зои останавливается. - Прости. Я

не хотела показаться безразличной к тому, через что тебе пришлось пройти.

Мне до сих пор не по себе от того, что все всѐ еще следят за нами, словно мне нужно

закрыть себя или спрятаться там, где они не смогут смотреть на меня. Но Зои не в силах

сделать что-либо с этим, поэтому я ничего не говорю.

Большая часть людей, идущих по коридорам, облачена в вариации одной и той же

униформы - темно-синего или тускло-зеленого цвета - на ком-то из них нараспашку

надеты куртки, комбинезоны или толстовки, под которыми виднеются футболки самых

разных цветов, иногда с изображенными на них картинками.

- Цвет их униформы что-то означает? - спрашиваю я Зои.

- Вообще-то имеет. Темно-синий носят ученые и исследователи, а зеленый -

обслуживающий персонал. Они занимаются ремонтом и поддержкой рабочего состояния, чем-то вроде этого.

- То есть они похожи на афракционеров.

- Нет, - говорит она. - Здесь другая движущая сила: каждый делает, что может, для

поддержания миссии. Каждый ценен и важен.

Зои была права: люди действительно смотрят на меня. Большинство из них просто

провожает меня долгим взглядом, но некоторые показывают пальцем и даже называют

мое имя, как будто оно принадлежит им.

Я чувствую себя стесненной в пространстве, словно не могу пошевелиться, когда мне

хочется.

- Многие из обслуживающего персонала принимали участие в эксперименте в

Индианаполисе - другом городе, недалеко отсюда, - рассказывает Зои.

- Но для них этот переход был немного легче, чем это будет для тебя - Индианаполис не

имеет поведенческих компонентов твоего города.

Она замолкает.

- Фракции, я имею в виду. После нескольких поколений, когда ваш город смог не

распасться изнутри, а остальные нет,

Бюро реализовало фракционные компоненты в более новых городах - Санкт-Луисе,

Детройте и Миннеаполисе - используя сравнительно новый эксперимент Индианаполиса в

качестве контрольной группы.

Бюро всегда проводило эксперименты на Среднем Западе, потому что там больше места

между городскими территориями. На юге все расположено гораздо ближе друг к другу.

- То есть, в Индианаполисе вы просто... исправили их гены и засунули их куда-то в город?

Без фракций?

- У них была сложная система правил, но... да, в общем-то, именно это и произошло.

- И это не очень хорошо работает?

-Нет . Она поджимает губы.

- Генетически поврежденные люди, которые были приучены к страданию и не умеют

жить по-другому, как фракции могли бы их научить, очень разрушающие.Этот

эксперимент провалился быстро - всего через три поколения. Чикаго - ваш город - и

другие города, имеющие

фракции, прошли через гораздо большее, чем это. Чикаго. Так странно, что место, которое

всегда было моим домом, имеет название. Это как будто уменьшает город в моей голове.

- Итак, вы уже давно этим занимаетесь, - говорю я.

- Некоторое время, да. Бюро отличается от большинства правительственных учреждений

из-за целенаправленного характера нашей работы и нашего скрытого, относительного

удаленного местоположения.Мы передаем наши знания и цели своим детям, вместо того

чтобы полагаться на назначения или наймы. Я готовился к тому, что я делаю сейчас, всю

мою жизнь.

Через обилие окон я вижу странный транспорт - в форме птицы, с двумя структурами в

виде крыльев и с заостренным носом, но у него есть колеса, как у автомобиля.

- Это для путешествий по воздуху? - спрашиваю я, указывая на него.

- Да. - Она улыбается. - Это самолет. Возможно, мы могли бы поднять тебя в таком когда-

нибудь, если он не покажется тебе слишком устрашающим.

Я не реагирую на игру слов. Я не могу полностью забыть, как она узнала меня с первого

взгляда.

Дэвид стоит впереди возле одной из дверей. Увидев нас, он поднимает руку в

приветствии.

- Привет, Трис, - говорит он, - Спасибо, что привела ее, Зои.

- Всегда, пожалуйста, сэр - ответила Зои.

-Тогда, я оставлю это тебе. Еще надо сделать кучу дел.

Она улыбнулась мне и ушла. Я не хочу чтобы она уходила, тогда я останусь на едине с

Дэвидом и воспоминаниями, о том как накричала на него вчера.

Он не упоминает это, просто сканирует свой значок на сенсоре, чтобы открыть дверь.

Комната за ней - офис без окон.

Парень, примерно одного возраста с Тобиасам, занимает один стол. Напротив него стоит

ещѐ один, но пустой. Когда мы вошли он что-то печатал на компьютере, а заметив нас он

встал.

- Здравствуйте, сэр, - говорит он, - Вам чем-то помочь?

- Мэттьюс. Где твой начальник? -спросил Дэвид. - Он ушѐл в кафе, ответил Мэтьюс.

- Ну, может ты сможешь мне помочь. Мне нужен файл Натали Райт. Ты сможешь это

зделать?

Райт? Может это была настоящая фамилия моей матери?

- Конечно, - говорит Мэттьюс и снова садится.

Он что-то печатает на компьютере и выводит какие-то документы. Я не достаточно близко

чтобы рассмотреть какие. - Ладно, осталось только передать.

- Ты, должно быть, дочь Натали, Беатрис. Он кладет руку на подбородок и смотрит на

меня оценивающе. Его глаза настолько темные, что кажутся черными. Они раскосые в

уголках.

Увидев меня, он не впечатлен и не удивлен.

- Вы не очень то похожи на нее.

- Трис - говорю я автоматически. Но я нахожу очень успокаивающим то, что не знает мой

никнем - что означает, что он не провел все свободное время, наблюдая за нашей

увлекательной жизнью по телевизору.

- Да, я в курсе. Дэвид выдвигает стул, позволяя ему скрежетать о кафель, и ставил его.

- Присядь. Я покажу тебе все файлы Натали, так что ты и твой брат сможете

самостоятельно их прочитать, но пока они загружаются, я также смогу рассказать тебе

историю.

Я сижу на краю стула, а он сидит за столом супервайзера Мэттьюс, вращая кругами

полупустую чашку кофе.

- Позволь мне начать с того, что твоя мать была фантастическим открытием.

- Мы поместили ее в поврежденный мир практически случайно, и ее гены были почти

идеальными. - Дэвид просиял. - Мы забрали ее из плохой ситуации и привели сюда. Она

провела здесь несколько лет, но затем мы столкнулись с кризисом в стенах вашего города, и она вызвалась быть помещенной туда, чтобы разрешить проблему. Однако, я уверен, ты

все об этом знаешь.

В течение нескольких секунд все, что я могу делать - это лишь смотреть на него, моргая.

Моя мама пришла из-за пределов этого места? Откуда?

Это поражает меня снова - что она ходила этими коридорами, смотрела на город с экранов

в комнате контроля. Сидела ли она на этом стуле? Ступали ли ее ноги по этим плиткам?

Неожиданно мне кажется, будто я вижу невидимые следы моей матери повсюду: на

каждой двери, и на дверной ручке, и на колонне.

Я сжимаю края сиденья и пытаюсь организовать свои мысли настолько, чтобы можно

было

задать вопрос.

- Нет, я не знаю, - говорю я, - Какой кризис?

- Представитель Эрудиции как раз начал убивать Дивергентов, конечно же, - говорит он. -

Его звали Нор... Норман?

- Нортон, - говорит Мэттьюс. - Предшественник Джанин. Кажется, он передал ей идею

убийства Дивергентов как раз перед своим сердечным приступом.

- Спасибо. Так или иначе, мы послали Натали разобраться в ситуации и прекратить эти

смерти. Конечно же, мы и представить не могли, что она пробудет там так долго, но она

была полезна - мы никогда раньше не думали о том, чтобы иметь своего человека там, внутри, и она оказалась способна делать многие бесценные для нас вещи. Точно так же, как и построить свою жизнь, что, очевидно, относится и к тебе.

Я хмурюсь.

- Но Дивергентов все еще убивали во время моей инициации.

- Ты знаешь только о тех, кто умер, - говорит Дэвид.

- Не о тех, кто выжил. Некоторые из них здесь, в этом объединении. Я полагаю, ты уже

встречала Амара раньше? Он один из них.

- Некоторые из спасенных Дивергентов нуждались в том, чтобы находиться подальше от

вашего эксперимента - слишком трудно для них было наблюдать, как люди, которых они

когда-то знали и любили, замышляли что-то против их жизни, так что их тренировали для

вступления в жизнь за пределами Бюро. Но да, она делала важную работу, твоя мать.

Она тоже говорила немало лжи и очень немного правды. Мне интересно, что было бы, если бы мой отец знал, кем она была на самом деле, откуда она была родом? Он был

лидером Отречения, в конце концов, и, таким образом, одним из хранителей истины. У

меня возникает внезапная, ужасающая мысль: что, если он вышла за него замуж только

потому, что должна была сделать это, как часть ее миссии в городе? Что, если все их

отношения были обманом?

- То есть, она не была действительно рождена Бесстрашной, - говорю я, разбираясь во

лжи, которая должна была быть.

- Когда она впервые вошла в город, она была похожа на Бесстрашную, потому что у нее

уже были татуировки и это было бы трудно объяснить местным жителям. Ей было

шестнадцать, но она сказала, что пятнадцать, так что у нее было время приспособиться.

Наши намерения были для нее... - Он приподнимает плечо.

- В общем, тебе стоит прочитать этот файл. Я не могу рассмотреть справедливость с точки

зрения шестнадцатилетней.

Словно по сигналу, Мэттьюс открывает ящик стола, доставая оттуда небольшую,

плоскую, стеклянную штуковину.

Он кликает одним пальцем, и появляется изображение. Это один из документов, только

что открытым им. Он предлагает мне планшет. Он прочнее, чем я ожидала, твердый и

крепкий.

Глава 17. ТРИС (часть 2)

- Не волнуйся, он практически неразрушимый, говорит Дэвид.

- Уверен ты хочешь вернуться к друзьям. Мэттьюс, не мог бы ты проводить Мисс Приор

обратно в отель? Мне нужно позаботиться еще кое о чем.

- Я бы не мог? говорит Мэттьюс. Потом он моргает. - Шутите сэр. Я провожу ее.

- Спасибо, говорю я Дэвиду прежде чем он уходит.

- Конечно, говорит он. Дай мне знать, если у тебя появятся вопросы.

- Готова? говорит Мэттьюс.

Он высокий, возможно почти такой же, как Калеб, и его черные волосы искусно

взъерошены впереди, будто он провел много времени, делая их такими, как будто он

только что поднялся с постели. Под его темно-синей формой обычная черная футболка и

черный шнурок вокруг шеи. Он двигается вокруг его Адамового яблока, когда он глотает.

Я выхожу с ним из маленького офиса и иду вниз по коридору. Толпа, которая здесь была

до этого, рассосалась. Должно быть, принялись за работу, или завтракают.

Здесь живут люди, спят и едят, работают, рожают детей и растят семьи, умирают. Когда-

то, это место моя мама называла домом.

- Интересно, а когда вы начнете сходить с ума - говорит он. - После того, как вы узнали

все это так сразу.

- Я не собираюсь сходить с ума, говорю я, чувствуя, что защищаюсь. Хотя, думаю, что

уже это сделала, но я не собираюсь признаваться в этом.

Мэттьюс пожимает плечами. - Я бы сошел с ума. Однако это достаточно честно.

Я вижу вывеску, на которой написано ВХОД В

ОТЕЛЬ впереди. Я прижимаю экран к груди, страстно желая вернуться к общежитие и

рассказать Тобиасу о моей маме.

- Послушай, одна из вещей, чем мой руководитель и я занимаемся - это генетическое

тестирование, говорит Мэттьюс.

- Я бы хотел, чтобы ты и тот парень, сын Маркуса Итона? - пришли ко мне для ДНК теста.

- Зачем?

- Из любопытства. Он пожимает плечами. - Прежде мы не тестировали гены столь

позднего поколения эксперимента, а ты и Тобиас, кажетесь какими то...... необычными, в

проявления определенных вещей. Я поднимаю брови.

- Ты, например, демонстрируешь необычную сопротивляемость сыворотке - большинство

Дивергентов не могут этим похвастаться, говорит Мэттьюс

- А Тобиас может противостоять симуляциям, но не демонстрирует несколько других

способностей характерных для Дивергента. Я могу объяснить это подробнее.

Я колеблюсь, не уверена, что хочу видеть свои гены, или Тобиаса, или сравнивать их, как

будто это важно. Но Мэттьюс, кажется очень жаждет этого, практически как ребенок, и я

понимаю любопытство.

- Я спрошу его, готов ли он к этому, - говорю я.- Но я бы хотела. Когда?

- Этим утром хорошо? говорит он.- Я могу зайти за вами в час или около того. Вас все

равно не пустят в лабораторию без меня. Я киваю.

Внезапно я чувствую себя возбужденной, узнать больше о своих генах, это то же самое, что читать дневник моей матери: я получу часть ее обратно.

Глава 18. ТОБИАС (часть 1)

Это странно видеть людей, которых вы не очень хорошо знаете, утром с сонными глазами

и складками от подушки на щеках; знать, что Кристина веселая утром, Питер просыпается

с идеально ровными волосами, а Кара общается только ворча, медленно двигаясь, шаг за

шагом, к кофе.

Первое, что я делаю, принимаю душ и переодеваюсь в одежду, которую они

предоставляют нам, которая не сильно отличается от одежды к которой я привык, но все

цвета сочетаются друг с другом, они ничего не значат для этих людей. Я ношу черную

рубашку и синие джинсы и пытаюсь убедить себя, что это нормально, что я чувствую себя

нормально, что я адаптируюсь.

Суд моего отца сегодня. Я еще не решил, собираюсь я смотреть его или нет.

Когда я возвращаюсь, Трис уже полностью одета, сидит на краю кровати, как будто она

готова спрыгнуть с неѐ в любой момент. Так же, как Эвелин.

Я схватила булочку с подноса с завтраком, который кто-то нам принес, и сажусь напротив

нее. - Доброе утро. Ты рано встала.

- Да, - говорит она, перенося свои ноги так, что они оказываются между моими.

- Зоя нашла меня утром у той большой скульптуры. - Дэвид хотел мне что-то показать.

Она взяла стеклянный экран, лежащий рядом с ней. Он засветился, когда она

прикоснулась к нему, показывая документ.

- Это файл моей матери. Судя по всему, она писала маленький дневник. Она подвинулась

так, как будто было неудобно. - Я еще не смотрела что там.

- Что ж,- я сказал, - Почему ты не читаешь его?

- Я не знаю. Она положила его обратно, и экран автоматически отключился. - Я думаю, что боюсь этого.

Дети Отречения редко знают своих родителей в какой-либо значительной мере, потому

что Отреченные родители никогда не проявляют себя так, как другие родители, когда их

дети вырастают до определенного возраста. Они заворачивают себя в серую ткань

доспехов и самоотверженные поступки, уверенные, что делиться - значит потакать

собственным слабостям. Это не просто восстановленная часть мамы Трис; это первые и

последние честные проблески той, кем Натали Приор действительно была.

Затем я понимаю, почему она так держится за него, как за магический предмет, который

может раствориться в один момент. И почему она хочет сохранить его неоткрытым на

некоторое время - это то же самое, что я чувствую насчет суда над моим отцом. Это может

рассказать ей что-то, чего она не желает знать.

Я проследил за ее взглядом по комнате туда, где сидит Калеб, жуя кусок злака.

Мрачный, словно обиженный ребенок.

- Ты собираешься показать ему это? - спрашиваю я.

Она не отвечает.

- Обычно я не сторонник говорить и показывать ему что-то,- говорю я.- Но в данном

случае… это принадлежит не только тебе.

- Я знаю это, - сухо говорит она. - Конечно я покажу ему это, но я хочу увидеть это

первой.

Я не могу с этим поспорить. Большая часть моей жизни была потрачена на близкое

хранение информации, проигрывание в моей голове снова и снова. Желание поделиться с

кем-то это одно, а желание защититься - это естественно, как дыхание.

Она вздыхает, потом отламывает кусок булочки в моей руке. Я щелкаю по ее пальцам и

она убирает их. - Хэй, в пяти шагах справа от тебя их дополна.

- Тогда ты не должен жадничать, говорит она, улыбаясь.

- Справедливо.

Она притягивает меня к себе за рубашку и целует. Я держу ее подбородок рукой, пока

отвечаю на поцелуй.

Тогда я заметил, что она крадет другой кусок маффина, я оторвался и посмотрел на нее.

- Серьезно. -говорю я. - Я принесу тебе один со стола. Это займет всего секунду.

Она усмехнулась. - Есть кое-что, о чем я хотела тебя спросить. Ты хочешь сегодня утром

сделать маленький генетический тест?

Фраза "маленький генетический тест" показалась мне оксюмороном.

-Зачем? - говорю я. Просить показать мои гены, тоже самое что просить меня показаться

голым.

- Я встретила парня, его имя Мэттьюс он работает в здешней лаборатории, и он сказал, что они заинтересованы в твоем генетическом материале для исследования, -сказала она. –

- И он спрашивал о тебе, в частности, потому что ты своего рода аномалия"

- Аномалия?

- Видимо, ты проявил некоторые характеристики Дивергента и не проявил других, -

говорит она. - Я не знаю. Ему просто любопытно узнать об этом. Ты не обязан этого

делать.

Воздух вокруг моей головы становится теплее и тяжелее. Чтобы облегчить дискомфорт, я

касаюсь задней стороны шеи, царапаясь о линию роста волос.

Где-то в течении часа или около того Маркус и Эвелин появятся на экранах. Неожиданно

я понимаю, что не могу смотреть.

И даже несмотря на то, что я действительно не хочу позволить незнакомцу исследовать

кусочки пазла, который составляет мое существо, я говорю:

- Конечно. Я сделаю это.

- Отлично, - говорит она и съедает другой кусочек моего маффина. Прядь волос падает ей

на глаза, и я убираю ее назад даже прежде, чем она замечает это. Она накрывает мою руку

своей, теплой и сильной, и уголки ее рта приподнимаются в улыбке.

Дверь открывается, пропуская молодого человека с раскосыми, угловатыми глазами и

черными волосами. Я немедленно признаю его как Джорджа Ву, младшего брата Тори.

"Джорджи", вот как она его называла. Он улыбается головокружительной улыбкой, и я

чувствую желание отступить назад, чтобы оставить больше места между собой и его

грядущим горем.

- Я только что вернулся, - говорит он, запыхавшись. - Они сказали мне, что моя сестра

отправилась с вами, ребята, и...

Трис и я обмениваемся встревоженными взглядами. Все вокруг нас замечают Джорджа и

затихают такой тишиной, какую вы можете услышать на похоронах в Отречении. Даже

Питер, от которого я ожидал жажды чужих страданий, выглядит смущенным, передвигая

руки со своего пояса в карманы и обратно.

- И... - снова начинает Джордж. - Почему вы все так на меня смотрите?

Кара шагает вперед, чтобы сообщить плохие вести, но я не могу представить Кару

способной поделиться этим правильно, так что я встаю, перекрывая ее голос.

- Твоя сестра действительно ушла с нами, - говорю я. - Но нас атаковали Афракционеры, и

она... не смогла.

Существует так много того, чего нельзя передать фразой - как быстро это было, и звук ее

тела, ударяющегося о землю, и хаос, в котором каждый ринулся в ночь, спотыкаясь о

траву. Я не вернулся за ней. Я должен был - из всех людей в нашей группе я знал Тори

лучше всех, как крепко ее руки сжимали татуировочные иглы, и как грубо звучал ее смех, будто выцарапанный наждачной бумагой.

Джордж касается стены позади себя, чтобы устоять на ногах. - Что?

- Она отдала свою жизнь, защищая нас, - говорит Трис с неожиданной мягкостью. - Без

нее никто из нас не смог бы сделать это.

- Она... мертва? - слабо произносит Джордж. Он опирается на стену всем своим телом, и

его плечи опускаются.

Я вижу в прихожей Амара с кусочком тоста в руке, и его улыбка быстро затухает на его

лице. Он оставляет тост лежать на столе возле двери.

- Я пытался найти тебя раньше, чтобы рассказать, - говорит Амар.

Прошлой ночью Амар произнес имя Джорджа настолько вскользь, что я не думала, что

они действительно знают друг друга. Видимо, знают.

Глаза Джорджа стекленеют, и Амар одной рукой заключает его в объятия. Пальцы

Джорджа согнуты в жесткие углы на рубашке Амара, костяшки побелели от напряжения.

Я не слышу, чтобы он плакал, и, возможно, он не плачет, возможно, все, что ему нужно, это лишь держаться за что-нибудь. У меня есть только туманные воспоминания о моем

собственном горе по моей матери, когда я думала, что она была мертва - только чувство, что я была отрезана от всего вокруг меня, и постоянное ощущение необходимости

проглотить что-нибудь. Я не знаю, каково это для других людей.

В конце концов, Амар выпроваживает Джорджа из комнаты, я смотрю как они уходят по

коридору, тихо говоря о чем-то.

Едва припоминаю, что я согласился пройти генетический тест, в то время как у входа в

общежитие появляется кто-то ещѐ - мальчик, ну или не совсем мальчик, выглядит не

младше меня. Он машет Трис.

- О, это Мэттьюс, - говорит она.- Думаю, нам пора.

Она хватает меня за руку и ведѐт к выходу. Не помню, чтобы она говорила мне, что

Мэттьюс не старый, ворчливый учѐный. Может и не говорила об этом вообще.

Не будь идиотом, думаю я.

Мэттьюс протягивает руку. - Привет. Рад знакомству. Я Мэттьюс.

- Тобиас, - говорю я, потому, что "Четыре" звучит здесь странновато. Здесь людям не

пришло бы в голову идентифицировать себя по количеству собственных страхов. - Мне

тоже.

- Итак, мы идѐм в лаборатории, я полагаю, говорит он. - Сюда.

Глава 18.ТОБИАС (часть 2)

Этим утром объединение наполнено людьми, одетыми в зеленую или темно-синюю

униформу, которая облегает лодыжки или заканчивается несколькими дюймами выше

ботинка, в зависимости от роста человека. Объединение полно открытых площадок, отходящих от главных коридоров, подобно сердечным камерам, каждая из них отмечена

буквой и номером, и, кажется, люди передвигаются по ним, некоторые, неся стеклянные

устройства, как те, которое принесла Трис этим утром, а некоторые с пустыми руками.

- Что это за цифры? - говорит Трис. - Просто способ маркировки площадок?

- Здесь раньше были ворота, - говорит Мэттьюс. - Это значит, что у каждой из них была

дверь и коридор к конкретному самолету, отправляющемуся в конкретное место. Когда

они переделали аэропорт в объединение, они вырвали все стулья, на которых люди сидели

в ожидании полета, и заменили их лабораторным оборудованием, в большинстве взятым

из городских школ. Эта область объединения в основном является огромной

лабораторией.

- Над чем они работают? Я думал, вы просто наблюдали за экспериментами, - говорю я, смотря на женщину, которая спешит из одного конца коридора в другой с экраном, балансирующем на обеих ладонях, как подношение. Лучи света простираются по

полированным плиткам, искривляясь к потолку. Через окна все кажется таким мирным, каждая подрезанная травинка и дикие деревья, качающиеся на расстоянии, и трудно

представить, что за пределами этого места люди уничтожают друг друга из-за

"поврежденных генов" или живут под строгими правилами Эвелин в городе, который мы

покинули.

- Некоторые из них именно этим и занимаются. Все, что они замечают во всех остальных

экспериментах, должно быть записано и проанализировано, так что это требует многих

сил. Но некоторые также работают над созданием более эффективных способов лечения

генетических повреждений или разработки сывороток для наших личных нужд, вместо

того, чтобы создавать их для нужд экспериментов - десятки проектов. Все, что тебе надо

сделать, это лишь прийти со своей идеей, собрать команду и предложить это совету, который работает под руководством Дэвида. Они обычно одобряют все, что не слишком

рискованно.

- Да, говорит Трис. - Не стоит рисковать.

Она слегка закатывает глаза.

- У них неплохие основания для такого усердия, говорит Мэттьюс. - Перед тем, как были

основаны фракции, и стали использовать сыворотки, эксперименты почти всегда

подвергались регулярным атакам изнутри. Сыворотки помогали людям, участвовавшим в

эксперименте, держать себя под контролем, особенно сыворотка памяти. Ну, полагаю, никто больше этим не занимается

- Всѐ в Оружейной Лаборатории.

- Оружейная Лаборатория. Он произносит эти слова, будто что-то хрупкое. Святые слова.

- Так, это Бюро дали нам сыворотки, по началу, говорит Трис.

- Да, говорит он. - И Эрудиты продолжили работу над ними, стали совершенствовать их.

Включая твоего брата. Если честно, у нас есть несколько их разработок, полученных из

наблюдений в контрольной комнате. Единственное над, чем они не работали - это

сыворотка памяти

- сыворотка Отречѐнных. Наша намного совершеннее, с тех пор это наше лучшее оружие.

- Оружие, повторяет Трис.

- Ну, в городах еѐ используют против мятежников, лишь с одной целью - стереть

воспоминания людей, чтобы не пришлось их убивать; чтобы они забыли, против кого

сражаются. Мы также используем еѐ против повстанцев из-за границы, что всего в часе

пути отсюда. Когда мятежники организуют рейды, сыворотка помогает остановить их, не

лишая жизни.

- Это . . . Начинаю я.

- Всѐ ещѐ так ужасно? подхватывает Мэттьюс. - Может быть. Но начальство здесь

считает, что это помогает нам держаться на плаву, помогает дышать. Так что.

Я поднимаю брови. Он только что высказался против своих собственных лидеров, так

обыденно, что я едва заметил. Интересно, разве в этом месте можно так просто выражать

своѐ несогласие, публично, посреди обычного разговора, вместо секретных местечек и

шѐпота.

Он сканирует свою карту у массивной двери слева от нас, и мы входим в ещѐ один

коридор, тесный, залитый тусклым светом флуоресцентных ламп. Затем останавливается

у двери с надписью КОМНАТА ГЕННОЙ ТЕРАПИИ 1. Внутри, девушка со светло-

коричневой кожей в зелѐном комбинезоне, меняет бумаги на экзаменационном столе.

- Это Хуанита, лабораторный техник. Хуанита, это -

- Да, я знаю, кто они, говорит она улыбаясь. Краем глаза я замечаю строгий,

раздражѐнный взгляд Трис, которой напомнили, что вся наша жизнь была под прицелом

камер. Однако она не произносит об этом ни слова.

Девушка протягивает мне руку. - Босс Мэттьюс единственный, кто зовѐт меня Хуанита.

Кроме самого Мэттьюса разумеется. Я просто Нита. Вам приготовить два теста?

Мэттьюс кивает.

- Сейчас принесу. Она открывает ряд шкафчиков и достаѐт что-то оттуда. Всѐ упаковано в

пластик и бумагу, с белыми ярлычками. Комната наполняется шумом мнущейся и

рвущейся бумаги.

- Вам, ребята, здесь нравится? - спрашивает он нас.

- Стараемся привыкнуть, говорю я. - Да, зная о чѐм ты.

Нита улыбается мне.

- Я приехала сюда из другого эксперимента - того что в Индианаполисе, того, что

провалился. Ой, вы не знаете где это, не так ли? Это недалеко отсюда. Меньше часа на

самолѐте. Она делает паузу. - Это вам тоже ни о чѐм не говорит. Хотя знаете, это не

важно.

Она достаѐт шприц из бумажно-пластиковой обѐртки, Трис напрягается.

- Для чего это? - спрашивает она.

- Это позволит прочесть ваши гены, говорит Мэттью. - Всѐ хорошо?

- Да, говорит Трис, но она всѐ ещѐ напряжена. - Просто . . . не нравится, когда мне

вкалывают странные жидкости.

Мэттьюс кивает. - Уверяю тебя, это только чтобы получить информацию о твоих генах.

Ничего более. Нита может подтвердить это.

Нита кивает.

- Хорошо, говорит Трис. - Только . . . можно я сама?

- Конечно,- говорит Нита. Она подготавливает шприц, наполняя его тем, что собирается

нам вводить, и дает его Трис.

- Я дам тебе простое объяснение, как это работает, говорит Мэттью в то время, как Нита

протирает руку Трис антисептиком. Он пахнет резко и неприятно, щипает меня за нос.

- Эта жидкость содержит в себе микрокомпьютеры. Они разработаны, чтобы распознавать

определѐнные генетические маркеры, и передавать информацию в компьютер. Процесс

займѐт около часа, после чего у нас будет вся необходимая информация, хотя, очевидно, что на анализ твоего генетического материала потребуется больше времени.

Трис втыкает иглу в свою руку и нажимает на поршень.

Нита берѐт мою руку и проводит смоченной в оранжевой жидкости марлей по коже.

Жидкость в шприце серебристо-серая, словно чешуя у рыб, она проникает через иглу в

моѐ тело, я представляю, как эти микроскопические технологии, прогрызают себе путь

через моѐ тело, исследуя и анализируя меня.

- Что это за . . . микрокомпьютеры? Мэттью кивает и я продолжаю. - Что конкретно они

ищут?

- Ну, когда наши предшественники в Бюро ввели исправленные гены вашим предкам, они

также предусмотрели генетический маркер, который показывает нам, что человек

генетически здоров. В частности, генетический маркер позволяет не подвергаться

действию симуляции - то, что мы легко можем проверить, и что показывает нам, здоровы

твои гены или нет. Это одна из причин, почему все люди в городе должны были пройти

тест на способности в шестнадцать лет - если ты осознаѐшь, что проходишь тест, то

возможно ты имеешь здоровые гены.

Я добавил тест на способности в свой список вещей, лишь однажды имевших для меня

значение, отбросил в сторону, ведь это было просто уловкой людей, желающих получить

от меня нужную им информацию.

Сложно поверить что не подвергаться действию симуляции, то, что заставило меня

почувствовать себя влиятельным и особенным, за что Джанин и Эрудиты могли бы убить, всего лишь признак генетического здоровья для этих людей. Как специальное кодовое

слово, говорящее им, что я в их генетически здоровом обществе.

Мэттьюс продолжает, - Единственная проблема с генетическим маркером заключается в

том, что сопротивление симуляции и сывороткам не всегда означает, что человек -

Дивергент, это может быть просто сильная сопротивляемость. Иногда люди остаются в

сознании, подвергаясь симуляции, или могут сопротивляться сывороткам имея

повреждѐнные гены. Он пожимает плечами. - Именно поэтому мне интересны твои гены, Тобиас. Любопытно узнать, Дивергент ли ты на самом деле, или сопротивляемость

стимуляции заставляет тебя казаться тебя таким.

Нита, обнуляющая счѐтчик, сжимает губы, словно пытается удержать язык за зубами.

Чувствую себя неловко. Может ли быть вероятность, что я не Дивергент?

- Осталось только сидеть и ждать, говорит Мэттьюс. - Я собираюсь идти на завтрак.

Пойдѐмте со мной, если хотите есть.

Мы с Трис мотаем головами.

- Я скоро вернусь. Нита, составишь им компанию, хорошо?

Мэттьюс уходит не дожидаясь ответа Ниты, и Трис сидит за экзаменационным столом, под ней шелестит бумага, и затем рвѐтся в том месте, где еѐ нога свисает с края. Нита

засовывает руки в карманы своего комбинезона и смотрит на нас.

У неѐ карие глаза, они блестят так же, как и лужа масла под протекающим двигателем.

Она приносит мне ватный шарик и прижимает его к пузырьку крови с внутренней

стороны моего локтя.

- Так ты из другого города-эксперимента?, спрашивает еѐ Трис. - Как давно ты здесь?

- С тех пор, как Индианопольский эксперимент был расформирован, что было лет восемь

назад. Я могла бы интегрироваться в основное население, свободное от экспериментов, но

это было бы уже слишком. Нита прислоняется к счѐтчику. - Так что я вызвалась, чтобы

меня отправили сюда. Привыкла быть швейцаром. Двигаюсь по карьерной лестнице, наверное.

Она произносит это с определѐнным количеством горечи. Я подозреваю, что здесь, как и

среди Бесстрашных, есть определѐнный предел, выше которого ей не суждено подняться, и она подбирается к нему раньше, чем хотела бы. То же сделал и я, когда выбрал для себя

работу в контрольной комнате.

- А в твоѐм городе тоже были фракции? Говорит Трис.

- Нет, была контрольная группа - это помогло им выяснить, что фракции были

эффективны. Была куча правил, например, комендантский час, подъѐм в определѐнное

время, управление безопасностью. Никакого оружия. Вроде того.

- Что случилось? Говорю я, и спустя секунду, после того, о чем вероятно не стоило

спрашивать, уголки рта Ниты опускаются вниз, словно воспоминания давят на неѐ со всех

сторон.

- Ну, несколько людей внутри знали, как создавать оружие. Они сделали бомбу - ну ты

понимаешь, взрывчатку и заложили еѐ в здании правительства, говорит она. - Погибло

много людей. И после этого Бюро решило, что наш эксперимент провалился. Они стѐрли

воспоминания подрывников, а оставшихся отправили в другие места. Я единственная

решила пойти сюда.

- Прости, мягко говорит Трис. Иногда я забываю обращать внимание на мягкие черты еѐ

характера. Слишком долго, всѐ что я видел в ней - это силу, выделяющуюся как мышцы

на еѐ руках. или как чѐрные чернила в татуировке не еѐ ключице.

- Всѐ в порядке. Вы, ребята, тоже прошли через это. - говорит Нита. - То, что сделала

Джанин Метьюз, и остальное.

- Почему они не закрыли наш город? - спросила Трис. - Как твой?

- Они всѐ ещѐ могут закрыть его. - отвечает Нита. - Но в общем эксперимент в Чикаго

очень долго был удачным, так что они не охотно прикроют его. Это был первый город с

разделением на фракции.

Я убираю ватный шарик от моей руки. В месте, куда вошла игла, осталось красное

пятнышко, но кровь больше не идѐт.

- Мне нравится думать, что я бы выбрала Бесстрашие, -продолжает Нита. - Но врятли бы у

меня хватило на это духу.

- Ты была удивлена, на что хватает духу, когда нет выбора, -отвечает Трис.

Она права. Отчаяние может заставить людей делать удивительные вещи. Мы оба знакомы

с этим.

Мэттьюс возвращается точно к началу часа, затем он долго сидит за компьютером, его

глаза бегают взад-вперѐд по экрану. Несколько раз он произносит разоблачительные

звуки, вроде "хм" и "а!" Чем дольше он сохраняет молчание, не говоря нам ничего, хоть

чего-нибудь, тем большее напряжение испытывают мои мышцы, пока мне не кажется, что

мои плечи сделаны скорее из камня, чем их плоти.

- Эта программа позволяет нам интерпретировать полученные данные в понятный вид. То, что вы видите здесь - это упрощѐнное изображение цепочки ДНК, полученной из

генетического материала Трис, говорит он.

Изображение на экране это заумная каша из чѐрточек и чисел, некоторые из которых

выделены жѐлтым и красным. Ничего не могу разобрать в этом, такие штуки выше уровня

моего понимания.

- Выделенные знаки означают исцелѐнные гены. Их не было бы, если бы гены были

повреждены. Он указывает на определѐнные части экрана. Не понимаю, на что он

указывает, но похоже ему всѐ равно, он слишком увлечѐн своим объяснением. -Выделение

здесь означает что программа также обнаружила у тебя генетический маркер, дающий

сопротивляемость симуляции. Комбинация исцелѐнных генов и сопротивляемости

симуляции как раз то, что я ожидал увидеть от Дивергента. Теперь, то что кажется

странным. Он снова касается экрана, и изображение на экране меняется, оставаясь таким

же непонятным - паутина из линий связывающая какие-то числа.

- Это карта генов Тобиаса, говорит Мэттьюс. - Как вы можете видеть, у него есть

генетический компонент, позволяющий сопротивляться симуляции, но нет таких же

исцелѐнных генов, как у Трис.

Горло пересохло, чувствую будто мне сообщили плохую новость, но до сих пор целиком

не осознаю, что это за новость.

- Что это значит? Спрашиваю я.

- Это значит, говорит Мэттью, что ты не Дивергент. Твои гены повреждены, просто

определѐнная генетическая аномалия позволяет тебе не подвергаться действию

симуляции. Другими словами, ты кажешься лишь Дивергент, на самом деле не являясь им.

Я осознаю это очень медленно, слово за словом. Я не Дивергент. Не такой как Трис. Мои

гены повреждены.

Слово "повреждены" обрушивается на меня, словно оно сделано из свинца. Полагаю я

всегда осознавал, что со мной что-то не так, но считал это виной моих родителей, и той

боли, что они завещали мне, будто семейную ценность, передаваемую из поколения в

поколение. Это означает, что единственная хорошая вещь, которую имел мой отец, то что

он был Дивергентом, не передалась мне.

Стараюсь не смотреть на Трис - мне этого не вынести. Вместо этого смотрю на Ниту.

Выражение еѐ лица суровое, практически злое.

- Мэттьюс, говорит она. - Не желаешь проанализировать эти данные в своей лаборатории?

- Ну, я планировал, что мы будем это обсуждать, говорит Мэттьюс. - Не думаю, что это

хорошая идея.

Трис говорит, словно отрезав.

Мэттьюс говорит что-то, что я не совсем слышу; я прислушиваюсь к биению моего

сердца. Он снова нажимает на экран, и изображение моей ДНК исчезает, экран становится

пустым, просто стекло. Он уходит, советуя нам посетить его лабораторию, если нам

хочется больше информации, после чего Трис, Нита и я остаѐмся в комнате в полной

тишине.

- Не так уж и важно, уверенно говорит Трис. - Хорошо?

- Не тебе говорить, что мне важно! Говорю я, громче, чем собирался.

Нита занимается шкафчиком, убеждаясь, что все контейнеры расставлены по своим

местам, хотя никто и не двигал их, с тех пор как мы сюда пришли.

- Нет, именно мне! Восклицает Трис. - Ты всѐ тот же человек, которым был пять минут

назад, и четыре месяца назад, и восемнадцать лет назад! Это ничего в тебе не меняет.

Я чувствую, что еѐ слова справедливы, но мне сложно поверить ей сейчас.

- Ты говоришь мне, что это ни на что не влияет, говорю я. - Правда ни на что не влияет.

- Какая ещѐ правда? спрашивает она. - Эти люди говорят тебе, что с твоими генами что-то

не в порядке, и ты так просто им веришь?

- Это было прямо здесь. Я указываю на экран. - Ты всѐ сама видела.

- Я вижу тебя, яростно говорит она, кладя свою ладонь на мою руку. - Я знаю, кто ты на

самом деле.

Я мотаю головой. Всѐ ещѐ не решаюсь посмотреть на неѐ, не могу сосредоточиться

вообще на чѐм-то. - Мне . . . нужно прогуляться. Увидимся позже.

- Тобиас, подожди -

Я выхожу, некоторое напряжение спадает сразу же, как я покидаю эту комнату. Я иду по

узкому коридору, сжимающемуся надо мной в залитые солнечным светом залы впереди.

Небо теперь светло-голубое. Я слышу шаги позади себя, слишком тяжѐлые для Трис.

Глава 18.ТОБИАС (часть 3)

- Эй. Нита вращает ботинками, заставляя их скрипеть на кафельном полу. - Я не

настаиваю, но хотела бы поговорить с тобой о всех этих. . . генетически повреждѐнных

штуках. Если интересно, встретимся здесь же в девять часов вечера. И . . . не в обиду

твоей девушке, или кем она тебе там приходится, но не стоит брать еѐ с собой.

- Почему? спрашиваю я.

- Она вроде как ГЧ - генетически чистая. Так что едва ли сможет понять - ну, это сложно

объяснить. Просто доверься мне, хорошо? Ей лучше побыть в стороне от всего этого

некоторое время.

- Ладно.

- Договорились. Нита кивает. - Мне пора.

Я смотрю, как она идѐт назад к комнате генной терапии, и продолжаю свой путь. Не знаю, куда конкретно я направляюсь, просто иду, неистовство информации, полученной мной за

последний день, прекращает так быстро крутится в моей голове, уже не вопит так громко.

Глава 19. ТРИС (Часть 1)

Я не иду за ним потому что не знаю, что сказать. Когда я выяснила, что являюсь

Дивергентом, я думала об этом как о тайной силе, которой больше ни у кого нет, как о чем

то, что делает меня другой, лучше, сильнее. Сейчас, после сравнения на экране

компьютера моего ДНК с ДНК Тобиса, я поняла, что Дивергент совсем не то, чем я его

считала. Это всего лишь формулировка определенной последовательности в моем ДНК, как у людей с карими глазами или светлыми волосами.

Я склоняю голову к своим рукам. Но эти люди все еще думают, что оно что-то значит -

они по-прежнему думают, что таким образом я исцелена, в отличии от Тобиаса. Они хотят

чтобы я просто считала так, поверила в это.

Ну что ж, я не верю. И не понимаю почему Тобиас верит - почему он так желает верить, что он поврежден. Больше не хочу об этом думать. Я покидаю комнату генетической

терапии как раз когда сюда возвращается Нита.

- Что ты ему сказала?-говорю я. Она симпатичная. Высокая, но не слишком худенькая, но

и не через чур, с красивым цветом кожи.

- Я всего лишь убедилась, что он знает куда идти, говорит она. Здесь легко заблудиться.

- Определенно он знает. Я начинаю идти по направлению - что ж, не знаю куда я

собираюсь идти, но по дальше от Ниты, хорошенькой девчонки, которая разговаривала с

моим парнем, когда меня там не было. В то же время, не похоже, что это был долгий

разговор.

Я заметила Зои в конце холла и она машет мне. Сейчас она выглядит более отдохнувшей

чем вчера утром, она не морщит лоб, и ее волосы распущены. Она засовывает руки в

карманы ее комбинезона.

- Я только что сообщила остальным, говорит она. Мы запланировали полет на самолете

через 2 часа, для тех кто захочет полетать. - Ты готова к этому?

Страх и волнение корчатся вместе в моем животе, как это было раньше, когда я была

прицеплена к кабелю на вершине здания Хэнкока. Я представляю, как мчусь по воздуху в

крылатой машине, энергию двигателя, порыв ветра через все пространство в стенах и

возможность, даже самую незначительную, что что-то пойдет не так и я, падая, помчусь к

своей смерти.

- Да, - говорю я.

- Мы встречаемся у ворот Б14. Следуй указателям! - Когда она уходит, ее лицо озаряется

улыбкой.

Я смотрю в окно надо мной. Небо чистое и бледное, такого же цвета, как и мои

собственные глаза. В нем есть какое-то чувство неизбежности, как будто бы оно всегда

ожидало меня, возможно, потому, что я наслаждаюсь высотой, в то время как другие

боятся ее, или потому, что когда ты видел такие вещи, которые видела я, остается только

одна граница для изучения - и она ведет ввысь.

Металлические ступеньки, ведущие вниз к тротуару, скрипят под каждым моим шагом. Я

вынуждена отклонить голову назад, чтобы взглянуть на самолет, который оказывается

больше, чем я ожидала, серебристо-белого цвета. Прямо под крылом находится большой

цилиндр с вращающимися лопастями внутри. Я представляю, как лопасти засасывают

меня и выплевывают на другую сторону, слегка трепеща.

- Как может что-то настолько большое оставаться в воздухе? - сказал Юрай, стоящий

рядом со мной

Я качаю головой. Я не знаю, и я не хочу думать об этом. Я следую за Зои вверх по другой

лестнице, которая соединяется с отверстием в боковой части самолета. Моя рука трясется, когда я хватаюсь за перила, и я в последний раз оглядываюсь через плечо, чтобы

проверить, не догнал ли нас Тобиас. Его здесь нет. Я не видела его с самого генетического

теста.

Я нагибаюсь, когда иду через проход, несмотря на то, что он выше моей головы. Внутри

самолета - ряды и ряды сидений, покрытых порванной, истертой синей тканью. Я

выбираю одно в передней части, рядом с окном. Металлический стержень давит на мой

позвоночник. Кажется, как будто бы это скелет стула, на котором едва ли есть хоть какая-

нибудь плоть для опоры.

Кара села позади меня, а Питер, и Калеб, двинулись в направлении задней части самолета

и сели рядом, возле окна. Я не знала, что они были друзьями. Это кажется

целесообразным, учитывая какие они подлецы.

- Сколько лет этой штуке?‖ Я спрашиваю Зои, которая занимает место около носовой

части.

- Довольно старый, - говорит она.

- Но мы полностью переделали значимые части. Для того что нам нужно это идеальный

размер.

- Для чего вы его используете?‖ ―Наблюдение за местностью, в основном. Мы хотим

держать периферию в поле зрения, на случай угрозы в нашу сторону. Зоя замешкалась.

―Периферия" -это большое, хаотичное место подобное месту между Чикаго и ближайшим

регулируемым государством метрополии, Милуоки, который находится примерно в трех

часах езды отсюда.

Я хотела бы спросить, что именно происходит на периферии, но Юрай и Кристина

занимают места рядом со мной, и момент потерян. Юрай опускает подлокотник вниз

между нами и склоняется в мою сторону, чтобы выглянуть в окно.

Если бы Бесстрашные знали об этом, все бы выстроились в очередь чтобы научиться

управлять им, говорит он. - Включая меня.

- Нет, они бы привязали себя к крыльям. Кристина толкает его руку. Ты что не знаешь

свою фракцию?

Юрай в свою очередь тычет ее в щеку а потом отворачивается снова к окну.

- Кто-нибудь из вас видел Тобиаса? - спрашиваю я

-Нет, я не видела его, - говорит Кристина, - Все в порядке?

Прежде чем я ответила, взрослая женщина с линиями вокруг рта встала в проходе между

рядами сидений и хлопнула в ладоши.

- Меня зовут Карен и сегодня управлять самолетом буду я! она анонсировала.

- Это кажется пугающим но помните:

Наш шанс разбиться много ниже вероятности автомобильной катастрофы.

- Какие же тогда шансы на выживание, если мы разобьемся, Юрай бормочет, но

ухмыляется. Его темные глаза настороженны, и он выглядит легкомысленным словно

ребенок. Я не видела его таким с тех пор как Марлен умерла. Он снова симпатичный.

Карен исчезает в передней части самолета, и Зои садится через проход от Кристины, поворачивается вокруг чтобы сообщить инструкций типа ―Пристегните ремни!‖ и ―Не

вставайте до тех пор, пока мы не достигнем нашей крейсерской высоты!‖ Я не уверена, 64

что такое крейсерская высота, и она не объясняет этого, Зои в своем стиле.

Это было почти чудом, что она вспомнила, что нужно объяснить, что такое периферия