The Long Knives - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Irvine Welsh (ч. 4)

– Хорошо, – Он бросает "Нокию" тому на колени и поворачивается, чтобы уйти.

Кондитер улыбается.

– Норри Эрскин. Вот этот полицейский точно знает, как разыгрывать пантомиму и фарсы.

– Что? – Леннокс ошеломлен. – Что ты знаешь об Эрскине... Хочешь сказать, что он замешан в этих делах? Как это может быть?

– Предлагаю тебе проверить тот колодец.

Леннокс с угрозой смотрит на Кондитера, собирается что-то сказать, но останавливает себя.

– Увидимся, – говорит он, выходя, и благодарит надзирателя, Нила Мюррея, и Джейн Мелвилл. Он знает, что, помогая ему, они нарушают процедуры и ставят себя под угрозу.

Торопливо пересекая автостоянку, он звонит Митчу Кейси, ветерану-полицейскому из Пертшира, и договаривается встретиться с ним у колодца. Затем он отправляется в путь и, добравшись до окраины города, включает громкую связь и звонит своему брату.

Стюарт сразу же отвечает.

– Эль Мондо! Как дела?

– Хорошо, – врет Леннокс. – Слушай, – Он понижает голос. – помнишь, ты говорил, что Норри Эрскин был типа сексуально озабоченный? Что конкретно ты имел в виду?

– О, ну он известный ебарь, – смеется Стюарт. — Но мы, актеры, все такие! Наш порок – ебля, а не тот, которому предаетесь вы, ублюдки в синей форме, то есть фашизм.

– Верно... – Леннокс чувствует, как его охватывает знакомая усталость. Вот, бля, еще один остряк... – А что-нибудь поподробнее?

– О, я думаю... дай мне немного времени, сделаю пару звонков...

Леннокс знает, что Стюарт никуда звонить не будет.

– Отлично, спасибо, – он придает своему голосу искренность. – Как у тебя дела?

– Великолепно! Ходят слухи, что моя комедия на "BBC Scotland" "Типичное Глазго" – с восклицательным знаком – будет номинирована на шотландскую премию BAFTA! Победим либо мы, либо сорок восьмой сезон "Тихих игр". Показывать будут в пятницу.

– Повезло тебе, – замечает Леннокс.

– Со всего соскочил – с кокса, с бухла и тому подобного...

– С секса? – спрашивает Леннокс, вспоминая постоянно меняющуюся сексуальную ориентацию Стюарта. – Там у вас сейчас кем модно увлекаться, мужиками или бабами?

– Да ты что! Я встречаюсь с удивительной женщиной – шикарная, охуенно сексуальная и готовая на все. Однако наши отношения, в основном, платонические: разные там медитации, йога и все такое прочее.

– Прекрасные новости, Стю, поговорим позже, – Он отключается.

Он встречается с Митчем Кейси возле колодца в Килликранки. Опытный служитель закона щеголяет старомодной прической в стиле Бобби Чарльтона или Артура Скарджилла и не носит головного убора, поэтому ему постоянно приходится приглаживать развевающиеся из-за пронизывающего ветра пряди волос. Пока они идут по заросшей поляне к колодцу, он объясняет Ленноксу, что тот пересох десятки лет назад, когда реку отвели в сторону, вероятно, из-за каких-то сельскохозяйственных работ. На месте группа специалистов уже разгружает оборудование. Высокий мужчина, больше похожий на командира бойскаутов, с развевающимися рыжими локонами и бородой, выходит вперед и представляется.

– Сэнди Гилберт, менеджер по сбору улик на месте преступления.

Когда Гилберт начинает рассказывать о каких-то технических подробностях, Леннокс перебивает его вопросом:

– Где мой страховочный пояс?

– Это работа для специалистов.

– Я старший по званию офицер по этому делу. Я его расследую уже четырнадцать лет, – Глаза Леннокса горят. – Я спускаюсь.

– Я вам не советую...

– Я прошел полную подготовку по спуску на канате с поисковыми командами в школе выживания "Аутворд Баунд".

– С точки зрения безопасности я вас настоятельно прошу еще раз подумать. Это не парк Бенмор, где вы с инструкторами спускались по гладкой скале средь бела дня. Вы будете в полной темноте в узком колодце. Мы не знаем, в каком состоянии его стены. Вполне вероятно, они могут обвалиться в любой момент.

Его слова вселяют ужас в сердце Леннокса, и он вздрагивает, но не из-за того, о чем думает Гилберт. "Желтые блокноты" могут потеряться навсегда. Я могу все потерять...

– У меня есть основания полагать, что кроме, по крайней мере, двух тел, на дне этого колодца находятся важнейшие улики, имеющие отношение к нераскрытым делам. Я спускаюсь, без вариантов. Я ценю вашу обеспокоенность моей безопасностью.

Гилберт глубоко вздыхает и кивает другим членам команды. Они надевают на Леннокса страховочный пояс, подсоединяя его к электрическому подъемному механизму. Сэнди Гилберт крепит ему головной микрофон, засовывая маленький черный передатчик в карман его одежды, пока Леннокс разминается.

– Радиосигнал, вероятно, пропадет, когда вы преодолеете десять метров, а до дна около двадцати, – объясняет Гилберт, прикрепляя к снаряжению Рэя фонарик.

Он перекидывает ноги через каменный круг.

Смотри вверх, а не вниз...

Начинает спуск. Почти сразу его охватывает мрак. Он чувствует, что сердце начинает биться все чаще. Смотрит вверх на удаляющиеся лица в сужающемся круге. Веревка натягивается так туго, что он слышит слабый скрип шкива, пока где-то вверху затихает урчание двигателя. В колодце тесно и неудобно. Тесный пояс давит на пах и подмышки. Он обливается потом и чувствует, как взмокает воротник и капли ползут по спине. Его губы начинают дрожать. Он спускается в черную бездну, отталкиваясь подошвами в кроссовках "Адидас" от стенок колодца и медленно вытягивая веревку. Гилберт прав – ничего подобного ему еще не довелось испытывать.

Тот туннель...

...они держали Леса, ужасные крики твоего друга, когда насиловавший его здоровяк смотрел на тебя, говоря, что ты следующий... а ты со страхом смотрел в лицо тому молодому парню, вырываясь из его хватки? Или он сам тебя отпустил? Хуй знает... побежал к велику...

Мир где-то высоко над ним превращается в маленький голубой круг, и Леннокс чувствует, как у него кружится голова. В висках стучит кровь. Он с трудом дышит. Подземный воздух в его легких кажется одновременно разреженным и густым, как сироп. Он жалеет о каждой дорожке, которую он когда-либо занюхал, когда нос закладывает, и ему приходится ртом хватать сырой воздух.

Они оставляли здесь больных детей на ночь, веря, что вода из колодца исцеляет от болезней глаз и суставов, а также от коклюша...

Внезапно, от прикосновения его ноги к каменной стене, ее часть крошится, как будто он языком тронул уже расшатанный зуб. Леннокс отшатывается от падающих обломков, ударяясь о стенку на другой стороне, чувствуя, как за его спиной она тоже разрушается от удара, а в глазах темнеет от боли: кажется, что камни падают с самого верха. Еще несколько обломков обрушиваются в черную дыру. Пытаясь прийти в себя, он втягивает в себя разреженный, пропитанный пылью воздух и слышит, как камни ударяются о дно колодца. Он уже собирается подать сигнал, чтобы его поднимали обратно, когда грохочущий обвал стихает. Тем не менее, он включает рацию. Сигнал уже слабый.

– Не посылайте больше никого вниз: стены уже обваливаются, – хрипло говорит он.

– Я тебя сейчас достану, Леннокс, мы начинаем поднимать веревку...

– НЕТ! – ревет Леннокс. – Это приказ! Начнешь меня поднимать – я порежу нахрен эту веревку и спрыгну вниз!

– Под твою ответственность, Леннокс, идиот ты чертов, – рявкает Гилберт. – Хреновы ковбои из отдела тяжких, меня из-за них уволят...

Он спускается еще ниже, и сигнал совсем пропадает, обрывая Гилберта на полуслове. Леннокс светит фонариком на полуобвалившиеся стены. Этому колодцу недолго осталось. Он надеется, что ему самому отведено больше времени.

Сука, почему же Кондитер заговорил о Норри Эрскине? Два варианта. Первый: он всегда знал, что с Эрскином что-то не так. Но Норри либо еще работал в театре, либо был в Глазго, когда Кондитер начал свой кровавый разгул. Эрскин никогда не расследовал дело Кондитера. Если только... второй вариант: кто-то передает Кондитеру информацию о Норри Эрскине... телефон... Эрскин мог знать, как работал Рэб Даджен...

Вдруг раздается хруст, когда подошвы его ног встают на что-то твердое. Он осторожно ставит одну ногу вперед. Твердая земля. Делает еще один шаг. Достает фонарик. Свет разрезает непроглядную тьму. Он убеждается, что находится на дне колодца. Земля под его кроссовками на удивление гладкая, если не считать некоторых обломков, которые он сам обрушил. Он светит вверх, но не видит ничего, кроме темноты, может, только намек на бледно-голубой свет далеко вверху, хотя, возможно, у него просто в глазах рябит. Оглядывается в темноте. Отцепляет страховку. Чувствует приступ страха, похожий на удар кулаком в грудь, когда отстегнутая веревка болтается перед его лицом.

Может, ты их встретишь там, в темноте, тех, из туннеля? Нет. Спокойно. Они все же люди, а не призрачные монстры, какими ты их себе представляешь. Откуда им взяться в заброшенном колодце?

Все нормально... нет, ни хрена не нормально... пропавшие девочки...

...Франческа Аллен, 14 лет, Селли Оук, Бирмингем – 18 месяцев назад...

...Мэдлин Пэриш, 17 лет, Понтефракт, Западный Йоркшир – 3 года назад...

...Элисон Стербридж, 15 лет, Престон – 4 года назад...

...Джульет Роу, 12 лет, Лутон – 6 лет назад...

...Фиона Мартин, 14 лет, Шеффилд – 7 лет назад...

...Анджела Харрисон, 15 лет, Вулверхэмптон – 7 лет назад...

...Хейзел Ллойд, 14 лет, Портобелло, Эдинбург – 8 лет назад...

...Валентина Росси, 14 лет, Данфермлайн – 11 лет назад...

...Кэролайн Холмс, 16 лет, Финчли, северный Лондон – 14 лет назад...

...нет, не нормально...

– ТВОЮ ЖЕ...

В кромешной тьме Леннокс обо что-то спотыкается и падает. Протягивает руку, чувствует, как она с хрустом проходит сквозь что-то хрупкое. На секунду замирает, думая о том, чего же он коснулся, когда первобытный ужас пронзает его, подсказывая ему, что это такое на самом деле. Затем Рэй Леннокс встает на ноги и чувствует шершавый осадок на руке. Почти что роняет фонарь. Он сжимает руку сильнее, но его хватка на фонаре все еще кажется онемевшей и слабой. Как будто он схватился за лезвие ножа, и чем крепче он сжимает, тем только больше порежется.

Это...

Два тела, освещенные светом его фонарика: у одного – маленький череп, на котором все еще виднеются растрепанные соломенные волосы, вместо глаз – черные провалы. Но череп пробит; он просунул руку прямо сквозь него.

– О, сука... нет... бляя...

Это голубое клетчатое платье он тысячу раз видел на фотографиях. Как это ужасно: ребенок, превратившийся в то, что лежит у его ног.

Хейзел.

Это когда-то была Хейзел Ллойд. Он поднимает затуманенные глаза вверх, ища источник света, путь к спасению для этой самой несчастной из девочек...

НЕТ... НЕТ... Мне так жаль... Прости...

Второе тело лежит немного в стороне от изуродованных останков Хейзел. Оно тоже сильно разложилось. Раздробленные, сломанные кости, одна рука отлежит отдельно – плоть расползлась или была съедена обитателями подземелья. Их просто швырнули сюда. Убил ли их сначала Кондитер? Этот вроде бы не имеющий практического значения вопрос не дает ему покоя. Теперь Леннокс чувствует себя соучастником Кондитера в их осквернении. Он бьет себя по лбу, нагибается и пытается отдышаться.

Свет фонаря выхватывает среди костей золотую цепочку. Он поднимает ее из небольшого холмика, оставшегося от того, что когда-то было шеей Хейзел. Он снова смотрит на второе тело, но не может опознать его по одежде.

Кто? Которая из них?

Он прокручивает в уме список пропавших без вести; скорее всего, Элисон Макинтайр...

Как же я о ней не вспомнил?

Леннокс знает, как сможет подтвердить это до того, как спецы возьмут образцы ДНК. Он светит фонариком вокруг себя, луч скользит по большим каменным стенам. Видит его почти сразу – потрепанный желтый блокнот, втиснутый между двумя зазубренными камнями. Из него он узнает точно, кто вторая девушка. В блокноте рассказывается об ужасной судьбе этих двоих и, возможно, кого-то еще.

Он засовывает его в карман, поднимает глаза, чтобы найти болтающуюся веревку, ведущую к спасению, и прикрепляет ее к поясу. Он тянет за нее и чувствует, как его медленно начинают поднимать вверх, как какой-то тяжелый груз. Это будет долгий путь назад, из этого колодца и его удушающего мрака. Но ему повезло, думает он, глядя на кости, которые быстро скрываются в темноте. Он-то выберется отсюда.

У каждого из нас свои таланты. Мы все должны стремиться извлечь максимум из того, что само плывет нам в руки, или, в моем случае, в одну руку. Немногие мужчины, например, могут пробить кулаком гипсокартоновую перегородку. А мне это удается сделать без особого труда.

У нее больше способностей, чем у большинства людей.

Она, безусловно, самый опасный человек, с которым я работал. По-настоящему одаренная женщина – это как глоток свежего воздуха. Эти тщеславные серийные убийцы и бандиты из моего списка – все они движимы одним и тем же себялюбивым эго, преисполнены того чувства собственной значимости, которое даже самые тупые экземпляры сейчас воспринимают, как должное. Настоящие зануды, извергающие одну и ту же напыщенную, самодовольную чушь на потребу безнадежно заблудшим и болезненно впечатлительным душам. Это ужасный недуг нашего века: люди превратились в грубые, примитивные воплощения неолиберального и технологического отупения. Кроме того, есть те, кто родились уже в привилегированном положении, но при этом напускают на себя нелепый вид, будто они "сделали себя сами", тем самым пытаясь оправдать свой незаслуженный статус. Глупые бедняки и глупые богачи, играющие в свою нелепую, жалкую игру в фальшивое равенство, в которой всегда выигрывают только тупые и богатые. Главное – никогда не путать банковские счета и активы.

Мои-то счета в полном порядке. На такой деградации общества можно неплохо заработать. Он мне сам позвонил, это убийца и насильник молодых девушек. Я заработаю смехотворную большую сумму денег, рассказывая историю этого пустого, развратного чудовища. И эти деньги будут вложены в уничтожение других ему подобных зверей. Неплохая схема, да?

А для нее главным является месть. Потому-то она и стала для меня идеальной партнершей. Она хочет во всем разобраться, везде добраться до сути. А я хочу ей помочь. И заодно и себе самому. Все, что мне нужно сделать – это усадить ее в кресло, налить ей стакан воды, включить функцию записи на телефоне и позволить ей говорить. И я именно так и делаю... несмотря на приглушенные крики связанного человека с выпученными глазами, лежащего на полу между нами. Лучше бы он заткнулся и послушал. Это ведь все и для его пользы.

– Светлые волосы – это наживка, на которую они всегда клюют, – заявляет она, демонстративно дотронувшись рукой до прически. – Это подтверждается научными исследованиями: блондинки ослепляют мужчин. В профессиональном плане мне многое сходит с рук, я часто отвлекаюсь, пока они раболепно выкладывают мне свои секреты, все то, о чем они никогда не смогут рассказать своим возлюбленным, – И она смотрит на него, лежащего на полу, с красным и опухшим лицом. – С этим было легко.

Она сбрасывает туфли, все еще глядя на него, чтобы понять, узнал ли он кого-нибудь, в то время как его взгляд переходит с нее на меня. Странный стон доносится из-под маски. Это вызывает у меня легкое отвращение – мужчина не должен издавать таких звуков. Затем она снимает большой пышный парик, который использует, чтобы увеличить объем волос и изменить внешность.

– Я надеваю лифчик, который приподнимает грудь. Короткое, обтягивающее платье открывает ноги. На восемьдесят процентов мужчин это уже действует, как "рогипнол". И они в твоей власти...

Меня снова так и подмывает позлорадствовать. Может, спросить, нравится ли ему эта комната в арендованном нами доме? Интересно, сможет ли он понять, что это отдельный дом в довольно престижном пригороде. Это она его подыскала. После почти катастрофического случая в ванной в отеле "Савой" мы решили, что в будущем ничего не будем оставлять на волю случая.

Так оно и было с Галливером. Так оно будет и с этим.

– Необъяснимая сила мужского эго всегда завораживала меня, – говорит она, печально глядя на него. – Он не в форме, полноват, плохо одет, лысеет, но действительно верит, что ему просто повезло. И это при том, что он полицейский. Даже ничего не заподозрил.

Он все еще хнычет сквозь кляп.

– Когда до него, наконец, дошло, что что-то не так, он еще пытался побороть нарастающую сонливость.

– Да, – соглашаюсь я, думая о Галливере, который таким же образом попался в том гостиничном номере.

– Затем его голова откинулась на спинку кушетки, – И она дает мне знак включить камеру, установленную на штативе и направленную вниз на него. Он лежит в идеальном положении, и я повинуюсь, а затем достаю из сумки деревянный молоток с длинной ручкой.

Я сжимаю его в "доброй" руке, затем перекладываю в "злую", как крокетный молоток, и изо всех сил бью его по лбу. Могу поклясться, что в этот раз я слышал, как хрустнула кость.

Теперь его большие, безумные глаза закрылись.

Убийца, которого полиция назвала "Безумным Плотником", заводил дружбу с одинокими молодыми людьми, накачивал их наркотиками и таким образом оглушал их, прежде чем подвергнуть анальному изнасилованию. Только двое из его семи жертв умерли. Остальные слишком стыдились произошедшего и не заявляли о нем, пока один из них не решил все рассказать. Может, их было гораздо больше. На самом деле имитация его образа действий ничего не значит для нас. Это просто отвлекающий маневр.

Я смотрю на нашего пленника. Очевидно, что я ему врезал, как следует. Хотя я понимаю неизбежность насилия, мне оно приносит мало удовольствия. Мы надеваем полиэтиленовые халаты и запаковываем его, вытаскиваем через пристроенный гараж и грузим в багажник машины. До того укромного местечка, где мы над ним поработаем, ехать недолго. Потом мы его сбросим в назначенном месте. Я нащупываю длинный нож во внутреннем кармане куртки. С этой стороны для меня все гораздо сложнее, чем для нее.

Несмотря на всю ее гениальность, у нее есть свои недостатки. Конечно, она никогда в этом не признается, но она неравнодушна к безнадежным слабакам. Это была ее ошибка, что она втянула в наши дела этого здоровенного дурака, сначала в качестве водителя, а потом как пару дополнительных рабочих рук. Он был от нее без ума, но такое увлечение легко может измениться. Недисциплинированный и непредсказуемый, он мог все испортить. Поэтому я решил его убрать.

Мы обнаружили, что Ричи Галливер, несмотря на насмешки над трансгендерами, очень любил заниматься с ними сексом. Но она сказала об этом этому большому идиоту Гейлу, который планировал соблазнить Галливера и напасть на него перед его поездкой в Стерлинг. Затем Лорен Фэйрчайлд, транс-преподаватель в университете, наставница и доверенное лицо нашего придурка, узнала об этом и решила сообщить в полицию. Я сразу подумал: если с этим транс-профессором случится какое-то несчастье, то главным подозреваемым окажется некий идиот, по которому и так тюрьма плачет.

Рост и телосложение у меня были примерно такие же, как у Гейла. Я решил, что если смогу заставить себя пережить унизительный маскарад с этими дурацкими болтающимися браслетами и поясами, они увидят только еще одного нелепого урода, выставляющего себя напоказ. Тогда, конечно, Гейла опознают как убийцу Лорен Фэйрчайлд.

Одним выстрелом два воображаемых зайца.

Но мне все испортил человек, которого я знал, как инспектора Рэя Леннокса. Мне едва удалось скрыться. Он довольно крепкий мужик, хотя для человека моей силы не представлял проблемы. Однако я осознал, с каким упорством он нас будет преследовать. Я увидел его решимость, когда готовился закончить работу и лишить жизни этот несчастный экземпляр. К счастью, Леннокс пока пребывает в блаженном неведении относительно того, что он сам является неотъемлемой частью всего происходящего. Теперь мне надо убедить ее в том, что он стал для нас проблемой.

Такой же, как и другие.

Недостаточно просто их кастрировать. Они должны понести всю ответственность за свои преступления и понять, что являются частью репрессивной государственной машины. Раскаяние, хотя оно и приветствуется, на самом деле не является нашей целью, поскольку пользы для них от него немного. Мы просто хотим, чтобы они поняли, почему мы делаем то, что делаем. Не то, чтобы мы хотели о чем-то договориться.

Мы не ведем переговоров.

Дом чистый и уютный. Ее фотография в простой черной рамке до сих пор стоит на каминной полке, похожей на алтарь. На ней она улыбается. Команда спецов поднимет на поверхность это синее клетчатое платье, превратившееся в тряпку, обернутую вокруг груды костей на дне того мрачного заброшенного колодца. Длинные светлые волосы, обесцвеченные до цвета соломы из пугала, обрамляли некогда красивые глаза, ставшие мертвыми впадинами. Череп...

Господи, Хейзел, как мне жаль...

Во второй девушке быстро опознали Элисон Макинтайр, которая исчезла по дороге домой из клуба "Calton Studios" десять лет назад. Она была пьяна и поссорилась со своим бойфрендом. Она вышла, чтобы взять такси, и с тех пор ее никто не видел. Ее якобы "замечали" потом в Лондоне и Лидсе.

Хейзел... Элисон... он заплатит... этот зверь должен заплатить, а ты потакаешь ему – вместо того, чтобы заставить платить за все...

Пока навязчивые мысли вонзаются в него, как гвозди в крышку гроба, Леннокс чуть ли не падает на диван. Затем, внезапно осознав, где он находится, он старается не показать, как ему больно. Снова смотрит на фото улыбающейся девочки...

...он, падла, заплатит по полной...

– Садись, сынок, – говорит мужчина. Алану Ллойду, вероятно, всего на несколько лет больше, чем ему, но он выглядит и ведет себя как минимум на двадцать лет старше. Плечи Ллойда горбятся, а глаза кажутся неподвижными, будто стеклянными.

Боже, Хейзел... нет... нет...

Кондитер сотворил это. Он все это с ними сделал.

Леннокс чувствует, как дрожат пальцы. Представляет себе осколки хрупкого, покрытого пылью черепа Хейзел у себя под ногтями. Когда они вытащили его на поверхность из того колодца, он мыл руки до тех пор, пока они не начали кровоточить. Но это не помогло.

Джойс Ллойд, мать Хейзел, сидит в кресле напротив него, пополневшая, раздавленная горем, столь же неуклонным и неумолимым, как то, от которого похудел ее муж. И все же, даже через столько лет, напряжение и страдание отражаются на ее полноватом лице. Семью Макинтайров он не знает. Элисон исчезла, когда он временно уходил из отдела тяжких преступлений. Кто о ней будет скорбеть? Через какой ад пришлось пройти этим девочкам здесь, на земле?

Кто дал ему право такое творить над другими людьми? Их нужно выслеживать и уничтожать.

– Мы нашли ее тело в колодце недалеко от Килликранки, мне очень жаль, – говорит Леннокс ровным голосом, чувствуя, как нарастающее отчаяние сжигает его. – Убийцей был Гарет Хорсбург, известный как мистер Кондитер.

– Я хочу ее увидеть, – говорит Алан Ллойд.

Ты раздавил ей череп, как пакетик чипсов.

– Я бы не рекомендовал этого делать, мистер Ллойд, – старается он говорить самым профессиональным голосом. Но на самом деле Ленноксу просто хочется обнять этого мужчину и его жену. Он тяжело сглатывает и понимает, как это заметно. – Ее тело разложилось... – Рэй Леннокс сейчас изо всех сил старается держать себя в руках. Ему нужно выпить, нужен кокаин, хоть что-то, чтобы забыться. – Все, что делало ее вашей Хейзел... ничего не осталось. Кроме одной вещи, – Он вынимает цепочку с медальоном и отдает ее Джойс Ллойд. В ней – маленький портрет ее родителей, когда они были молодыми.

Пара смотрит на него, затем обнимается, тонкие руки Алана обхватывают массивное тело его жены, и они оба разражаются прерывистыми рыданиями. Сколько раз они уже так плакали, пока их тела старели и разрушались под тяжестью лет и горя?

Стали бы они такими в любом случае, из-за наследственности или нездорового образа жизни?

Нет. Это Кондитер разрушил их. Джойс находила утешение в еде, а Алан просто увядал, пока счастливые воспоминания боролись в нем с ужасным настоящим.

– Она обрела покой, Джойс... но мы... ей нужно, чтобы мы его тоже обрели, – с надеждой говорит Алан. Он смотрит на Леннокса. – Этому человеку не все равно, Джойс, он действительно старался найти ее. Он поймал этого зверя Хорсбурга...

– Простите, что не смог найти ее живой, – Леннокс чувствует, как его голос срывается, за ним вот-вот последуют его собственные слезы. Он крепко зажмуривает глаза. Все эти годы он пытался стать профессиональным полицейским, и вот все его навыки и умения ушли, утекли, как слезы, вытекающие из-под век и заставляющие его провести тыльной стороной ладони по лицу. – Я так старался. Я действительно сделал все, что мог.

Превратившийся в хриплое карканье голос Алана Ллойда все же обладает странной силой и убежденностью.

– Мы знаем, сынок. С самого начала ты вел себя не так, как остальные. Мы знали, что тебе не все равно.

Леннокс подавляет судорожный всхлип, встает и кивает.

– Да, мне не все равно, – внезапно произносит он страдальческим голосом, как несправедливо обиженный ребенок. – Я так ненавижу этих нелюдей! Просто ненавижу, – и он дрожит от страха и ярости, а потом вдруг оказывается в объятьях Ллойдов. Они оба, мать и отец, крепко обнимают его.

Это то, чего ты хотел от своих мамы и папы, когда вышел из того туннеля...

Он вдыхает слабые запахи Ллойдов: лосьона после бритья Алана, пудры Джойс. Это все так неразумно, как сказала бы Драммонд.

– Да, сынок, но теперь, благодаря тебе, мы сможем попрощаться с Хейзел. Ты помог нам обрести покой, – спокойно продолжает Алан. – Теперь он нужен тебе самому.

– Покой, – говорит Леннокс, освобождаясь от их объятий. Он снова смотрит на фотографию, и им овладевает новая мысль. Он представляет, что это Труди, более молодая версия ее матери, на такой же каминной полке. Чета Лоу и их единственный ребенок, дочь Джоанны и Дональда, которого теперь тоже не стало. – Хейзел была вашим единственным ребенком?

Алан молча кивает.

Затем Леннокс покидает дом Ллойдов. К входной двери многоквартирного дома ведет длинная лестница. Спускаясь, он все думает о Кондитере.

Ты ненавидишь ублюдка. Готов просто разорвать его голыми руками. Как бы тебе хотелось причинить ему такую же боль, чтобы он узнал, что такое страх и страдания. Просто уничтожить тварь. Изуродовать его.

Повернувшись спиной к дому Ллойдов, он направляется вниз по улице, в холодную темную ночь. Идет по подземному участку старой пригородной железной дороги Эдинбурга, этой сети пешеходных дорожек, пронизывающих город. Леннокс решает не возвращаться в штаб-квартиру полиции в Феттсе, но все еще жаждет компании самых задолбанных работой копов в отделе.

По тем подземным маршрутам, о которых знают лишь немногие туристы и приезжие, он добирается до центра города, направляясь в "Ремонтную мастерскую". Он входит в бар, как темный призрак, нарушая царящую там относительную тишину. Но того, с кем он хочет поговорить, там нет.

Норри Эрскина нигде не видно.

Трудоголик Скотт Маккоркел, примостившийся за стойкой бара, поднимает на него глаза от компьютера. Инглис смотрит в его сторону от доски для дартса, где он только что набрал приличные сто сорок очков. Только Гиллман, уплетающий рыбный ужин, принесенный из закусочной через дорогу, кажется, не замечает его появления.

Рядом с ним стоит Харкнесс, нервно прихлебывающий "Гиннесс".

– Ну, вся банда в сборе, – беззаботно говорит Леннокс.

– Привет, Рэй... да, кроме Эркскина, – отвечает Харкнесс, клюнув на наживку. Леннокс обращает внимание на то, что два других отсутствующих сотрудника отдела тяжких преступлений, Драммонд и Гловер, исключены из "банды" в силу своего пола.

Гиллман отрывается от своего рыбного ужина.

– Да, этого придурка из Глазго нигде не видать. Он вчера набухался, а потом шлялся по стрип-клубам. Может, и в сауну какую заглянул, чтобы разрядиться. У пизденыша, вероятно, жестокое похмелье, так что он скорее всего дома будет весь день дрочить на порнуху.

Что там происходит с Эрскином и следишь ли ты за Драммонд?

Не подавая вида, что он все слышал, и подавляя желание расспросить поподробнее, – Гиллман сразу почует "режим полицейского" – Леннокс, заказывает "Стеллу" и слышит, как Маккоркел вмешивается в разговор:

– Доказано, что порнография снижает чувствительность у мужчин, затрудняя им достижение и поддержание эрекции.

Гиллман недоверчиво оглядывает бар.

– Так у нас главный эксперт по стоякам, – Он указывает на Маккоркела. – это тот, у которого ни разу настоящей дырки было? Ебаный король инцелов? Иди ты на хуй, мистер компьютер, – со смехом заканчивает он.

Маккоркел краснеет почти в цвет своих рыжих волос, пока Леннокс садится рядом с ним.

– Зацени, – Дуг Арнотт, которого Леннокс считает типичным ветераном отдела по тяжким преступлениям – разведенный алкоголик, питающий неопределенную злость на весь мир, – показывает фотографию обнаженной молодой женщины на заставке своего телефона.

– Старовата уже для бритой пизды, – рычит Гиллман, опрокидывая свой стакан. Леннокс отводит взгляд, а между ними повисает слово "Таиланд". – Жена на прошлой неделе тоже так сделала. А я ей говорю: отъебись ты со своими штучками, все молодишься.

В этот момент в бар входят два хипстера, щеголяющих шикарными бородами.

Гиллман и Эрскин...

– А вот некоторым пиздюкам следовало бы побриться, – сплевывает Гиллман. – Просто закон такой должен быть.

Да, хороши парни...

Внезапно, одним резким движением, Леннокс залпом допивает свое пиво и заказывает новое.

– Мы выигрываем, – жизнерадостно заявляет он, сумасшедшими глазами оглядывая своих коллег. – Выигрываем войну.

Глядя на его лицо, полное безумной энергии, они обмениваются нервными взглядами. Даже Гиллман не находит, что ответить. Маккоркел, на лице которого застыла робкая озабоченность, спрашивает:

– Какую войну мы выигрываем, Рэй?

– Войну против жизни, – ухмыляется Леннокс и поднимает стакан за здоровье остальных. Его глаза останавливаются на двери мужского туалета, и он нащупывает потными пальцами пакетик с кокаином в кармане брюк.

День пятый

СУББОТА

В комнату проникает утренний свет, который сначала вроде бы приносит Рэю Ленноксу облегчение. Он проснулся в собственной постели. Это единственная хорошая новость, потому что в остальном он чувствует себя отвратительно: голова раскалывается, руки и ноги будто свинцом налились. Вчера он слишком много выпил. Наверное, слишком много даже для него. Перед его мысленным взором встает самодовольное лицо Кита Гудвина. Он будто слышит очередные банальности о "выздоравливающих наркоманах", которые тот несет. Но его нос, одновременно заложенный и истекающий соплями, говорит ему, что настоящий вред нанес кокаин: именно он заставляет вас ложиться спать позже обычного. Иногда на несколько дней позже.

Он проверяет телефон и видит сообщение от Труди:

Где ты, Рэй, мать твою? Мне это совсем не нравится, но нам следует поговорить, а не оставлять все, как есть.

В нем закипает ярость. Он печатает:

Говори со своим пидором на "БМВ", шлюха. А я буду и дальше стараться, чтобы меня не убили.

Но он не посылает сообщение, а вместо этого просто смотрит на него. Громко смеется, а его кожа покрывается гусиной кожей, когда он натягивает халат. Потом удаляет сообщение.

Рад, что написал его, но доволен, что не отправил.

Когда он направляется в ванную, ему приходит сообщение, которое заставляет его замереть. Оно не от Труди, а от Мойры Галливер. Не веря своим глазам, он перечитывает его три раза:

Леннокс, ты просто секси. Время признаться: я все время представляю себе, как мы вместе. Я всю ночь мастурбировала, думая о тебе. Я так сильно тебя хочу. Давай снимем номер в отеле и будем трахаться, позабыв обо всем?

Леннокс судорожно моргает, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

Вот это да! Предчувствия тебя не обманули. Несмотря на горе, она была на все готова! Может, ее даже возбуждала мысль о сексе с врагом своего брата. Ох уж эти испорченные аристократки! Ну, ладно, раз сучка хочет, то кобель сразу вскочит...

Пошла ты на хуй, Труди, вместе со своим гребаным фанатом "хибсов" на "БМВ".

И ты, Драммонд, замороченная стерва... И ты, психопат Гиллман, следящий за ней...

А затем:

Извини, пожалуйста, Рэй. Последнее сообщение я тебе отправила по ошибке. Мне очень стыдно. Прошу прощения.

Что за хуйня...

В приступе похмельной похоти Леннокс немедленно набирает ее номер.

– Мойра... эти сообщения... не надо играть со мной в игры или смущаться. Мы оба взрослые люди. Я тоже что-то почувствовал, поэтому прошу, не думай, что...

– Как я уже сказала, я прошу прощения, – резко перебивает она. – Это, наверное, выглядит странным, но это сообщение действительно предназначалось не тебе.

– "Леннокс, я так сильно тебя хочу"? По-моему, все довольно прозрачно! Не надо притворяться...

– Я и не притворяюсь. Господи... послушай, Рэй, я искренне извиняюсь за неловкость, но это сообщение действительно было не тебе. Как ты сам сказал, мы оба взрослые люди, так что прими мои извинения за эту ошибку. До свиданья.

И она отключается.

Что за херня... "Леннокс, я так сильно тебя хочу"... в смысле, бля, это не мне сообщение?!

Затем он вдруг понимает, и в груди что-то сжимается.

Стюарт! Ее пялит этот маленький засранец! Вот тебе и богатенькая сучка!

Он пишет Мойре сообщение:

Ну, удачно провести время с моим братом.

Он ждет ответа, но его нет. Он пишет Стюарту:

Классно ты замутил с Мойрой, мерзкий маленький засранец. Обломал братишку. Типичное Глазго! Кстати, звучит, как ТИПИЧНОЕ дерьмо!

Леннокс принимает душ и одевается. Решив прогуляться и проветрить голову, он выходит на улицу. Утро довольно унылое, где-то над головой кричат чайки. Мимо проносится машина, почти выезжая на тротуар и заставляя его в ужасе замереть. Но, хотя похоже, что люди в машине еще не протрезвели после вчерашнего, это никак не связано с ним лично. В конце улицы стоит Джейк Спайерс, присматривая за разгрузкой пива. Когда он проходит мимо, двое мужчин обмениваются неприветливыми взглядами. Леннокс направляется по Гилмор-плейс к Толлкроссу.

К тому времени, как он сворачивает на Лотиан-роуд, его похмелье все еще сильное, но терпеть можно. Внезапно он видит какую-то знакомую фигуру: стройная женщина в деловом костюме и на каблуках пересекает Фестивальную площадь, направляясь к отелю "Шератон". Его сердце бешено колотится, и он отворачивается, как смутившийся подросток. Второй взгляд на женщину, одновременно болезненно худую и необыкновенно привлекательную, подтверждает, что это Мойра Галливер, так неожиданно оказавшаяся любовницей Стюарта. Когда она исчезает в дверях отеля, Леннокс думает о том, зачем она туда направляется.

Возможно, она собирается в спа-салон или тренажерный зал, но у нее с собой нет спортивной сумки – более вероятно, идет на деловую встречу с клиентом. Или...

... у нее там встреча с этим пизденышем Стюартом...

Леннокс решает последовать за ней в отель. Пока он идет к стойке регистрации, в вестибюле нигде нет Стюарта, и он украдкой смотрит, как Мойра направляется к лифту. Табло лифта подсказывает, что с его братом она встречается на третьем этаже.

Хитрожопый маленький гад... еще одна кандидатка сорвалась. И нихуя тут не сделаешь.

В отеле подают завтраки: очевидно, там проходит какое-то корпоративное мероприятие. Удрученный, Леннокс решает присесть у стойки бара. Уже открыто, но у них нет лицензии на раннюю продажу алкоголя, кроме постояльцев отеля, поэтому он отказывается от "Стеллы", которой так жаждет, ради крепкого кофе.

Затем твердая рука ложится ему на плечо, и, обернувшись, он видит Джеки.

– А ты что здесь делаешь?

– Я, э-э... – Леннокс колеблется, трогая свой нос и на мгновение возвращаясь в прошлое, когда он мальчишкой противостоял своей властной старшей сестре-подростку. Он думает, что она здесь на корпоративе.

Джеки делает кислую гримасу.

– Ты тут шпионишь, Рэй? За Мойрой следишь?

– Нет, я... какого хера, причем тут Мойра? – Вдруг какое-то безумное осознание грохочет в его голове, как удар грома. – Ты... ты и Мойра Галливер...

Джеки глубоко вздыхает и поднимает брови.

– Да. Мы встречаемся. И что с того?

– Ну, ээ... мм... – Леннокс запинается, затем пытается придать своему тону немного легкомыслия и веселости. – Тебе же всегда нравились парни! Я и подумать не мог, понимаешь? Просто немного удивлен.

Джеки многозначительно смотрит на него. Затем осматривается, чтобы убедиться, что больше никто не слышит.

– Понимаю твое удивление, – говорит она, снова поворачиваясь к нему. – Я не лесбиянка, Рэй. Ну, может, и так, потому что Мойра так возбуждает меня, – И она на мгновение закрывает глаза и поджимает губы, очевидно, в предвкушении того, что должно произойти. – Но это первый раз, когда у меня отношения... такого рода.

Леннокс изо всех сил старается сохранить самообладание.

– Ты изменяла Ангусу раньше?

– Только с другими мужчинами, – говорит Джеки, морщась от его шокированного вида. – О, ради Бога, не будь таким ханжой, Рэй. Тебе же не двадцать лет. У Ангуса тоже было немало любовниц.

– У Ангуса?! Ебать-копать...

В этом гребаном городе что, трахаются все, кроме меня?

– Мы потеряли сексуальный интерес друг к другу еще лет десять лет назад, – Джеки видит, как какая-то пара в костюмах проходит мимо, и ослепительно улыбается им. – В остальном-то мы прекрасно ладим. Он мой лучший друг и отец моих детей, так что это самое разумное решение, – заявляет она, а затем продолжает: – Не смотри на меня так! Ты сначала подумал на маму, потом на Стюарта, да? Ну, может, и не безосновательно, потому что Мойра хочет, чтобы я бросила Ангуса и переехала к ней.

Леннокс не знает, что сказать. Понимает, что он вообще ничего не знает. Его сестра всегда казалось ему загадочной личностью. Но он это списывал на то, что она была девчонкой, немного заумной и старше его. Теперь, когда он смотрит на их отражение в зеркале бара, она выглядит на десять лет моложе его.

– Никогда не думал, что я самый обычный из нас троих.

– Это теперь уже стало обычным. Ты там в каком мире живешь, с этими динозаврами из отдела тяжких преступлений?

У него звонит телефон – на экране высвечивается имя "Труди". Он переводит мобильник в беззвучный режим.

Пошла ты на хер. Посмотрим, бля, как тебе такое понравится!

Джеки хмурится, глядя на телефон Леннокса. Она собирается что-то сказать, но он перехватывает инициативу.

– Как дела у мамы после ухода от Джока Эллардайса? Что там вообще произошло?

– Мы с ней об этом не говорим. Тебе бы стоило ее навестить.

– Еще чего.

– Господи, над чем бы вы ни разошлись, пора уже, блин, позабыть об этом. Ты же знаешь, как у вас с отцом вышло. Жизнь слишком коротка.

– Может, ты и права, – Голос Леннокса звучит примирительно. Затем он печально смотрит на нее. – Помнишь тот раз, когда я вернулся на велосипеде и поднялся наверх в твою комнату, а ты там красилась? Я весь дрожал... а ты меня на хуй послала?

Она непонимающе смотрит на него. Потом что-то вспоминает.

– А... точно... парень, с которым я собиралась пойти на свидание, Родди Маклеод-Стюарт ... Он мне действительно нравился, и я так нервничала ... О чем ты хотел поговорить?

– Чувак в старом железнодорожном туннеле заставил меня ему отсосать, пока моего друга насиловали.

Джеки взволнованно оглядывается по сторонам, но с облегчением понимает, что никто больше не слышал ее брата.

– Я знаю, что тебе приходится видеть много тяжелых сцен на работе, и это такой механизм преодоления, но эти шутки из отдела тяжких очень неуместны.

Тут ему звонит Холлис. На этот раз он отвечает.

Леннокс подозревает, что сейчас услышит очередной подпитанный кокаином монолог, но голос Холлиса звучит мягче, чем он ожидал. Он больше не кажется напуганным, а скорее сломленным и смирившимся, когда тихо произносит:

– Мне нужна помощь, Рэй. Здесь я не могу ни к кому обратиться. Тут какой-то полный пиздец начался.

Рэй Леннокс содрогается от ужасной тревоги. Ему кажется, что его внутренности разжижаются, и все органы сейчас вывалятся из задницы наружу.

– Что случилось, Марк?

– Не могу объяснить по телефону, не могу даже из хаты выйти. И звонить никому больше не могу. Вчера вечером случилась одна хуйня, просто жопа полная, и мне, правда, нужна помощь.

Леннокс видит, что Джеки смотрит на него с некоторым беспокойством. Он почти не колеблется.

– Прямо сейчас еду в аэропорт и вылетаю в Лондон. Жди на месте.

– Понял. Спасибо, Рэй.

На самом деле облегчение испытывает сам Леннокс. Он так рад сбежать от Труди, Драммонд, Стюарта, Джеки, Мойры Галливер, из полицейского управления и Эдинбурга – от всех и вся в его жизни, в которой он себя чувствует, как затравленный зверь. Холлис знает, каково это. Холлис поймет. И, в отличие от Эдинбурга, Лондон может оказать ту замечательную услугу, в которой он так нуждается: там никто даже притворяться не будет, что ему не все равно. Там слишком много душ, чтобы утруждаться утешением всего лишь одной из них, пусть даже и оказавшейся в беде.

– У тебя все нормально? – обеспокоенно спрашивает Джеки.

– Нет, – говорит Леннокс, внезапно воспряв духом и обнимая сестру, – но, надеюсь, скоро все наладится, – Он отстраняется, оставляя ее в замешательстве. – Желаю хорошо провести время!

Джеки смотрит, как он поворачивается и уходит. Потом ей удается принять достаточно невозмутимый вид, чтобы сказать, сжав губы и полузакрыв глаза:

– Ага, постараюсь.

В баре аэропорта Леннокс, постепенно успокаиваясь, выпивает две исцеляющие "Стеллы". Прилетев в Лондон, он запрыгивает в очередное такси и просматривает сообщения, теперь желая, чтобы хоть одно было от Труди или даже Драммонд...

Бля... Ты с ней занимался сексом и все еще думаешь о ней, как о Драммонд, а не Аманде. Неудивительно, что она тебя избегает... надеюсь, она и от Гиллмана держится подальше...

Нужно было убраться оттуда подальше..

Да, это ведь в твоем стиле, не так ли? Ты от всех убегаешь.

Ты сбежал от Леса Броуди. Своего друга. Убежал и оставил беднягу на растерзание тем трем тварям в туннеле.

Но ты же был просто пацаном, что еще ты мог сделать?

Тут приходит сообщение от Джеки. Очевидно, что Мойра рассказала ей о его проколе.

Рэй, мы с Мойрой тут поржали над тобой! Ну и эго же у вас, мужчин! Но что там у тебя с Труди происходит? Если у тебя проблемы, мы всегда можем поговорить, ты же знаешь! Люблю тебя, глупенький братишка! ххх

Хорошо им там, в перерывах между вылизываниям кисок друг другу, поржать над одним придурком...

Я это ценю, Джек. Передай М мои извинения за то недоразумение! Я тебя тоже люблю. Скоро увидимся. хх

Выйдя из такси на углу улиц Элефант и Касл, он направляется по Уолворт-роуд. Сворачивает на серую, разбитую улочку. Чувства вины и унижения будто идут рядом с ним, насмешливо нашептывая ему в ухо о его неадекватности.

Квартира Холлиса находится над офисом службы такси с мигающей желтой надписью. Здание напоминает ему опрокинутую набок бутылку "Айрн-Брю". Как это ни банально, именно таким он представлял то место, в котором живет разведенный, задолбанный работой полицейский-одиночка.

Почему ты это делаешь? Почему ты сбежал от Труди? Ты сам с ума сходил, когда твой отец умер! Ты должен быть рядом с ней? Почему ты здесь? Ты ведь Холлиса едва знаешь!

Да нет, херня все это. Ты Марка Холлиса знаешь лучше, чем большинство других людей в своей жизни. Холлис – такой, каким ты хотел видеть Леса Броуди: настоящий напарник, который будет на твоей стороне до конца в этой борьбе! А они пытаются вас обоих убить...

Недостаточно разобраться в том хаосе, который они творят. Мы всех их должны истребить. Холлис это знает. Холлис его понимает, как никто.

Он уже собирается нажать на звонок квартиры на верхнем этаже, но вдруг останавливается. Замок на двери на лестницу явно недавно взломали. На грязном коврике валяются деревянные щепки. Он заходит в здание. Поднимается по узкой лестнице. Когда он хватается за перила, ощущение чего-то липкого заставляет его инстинктивно отдернуть руку. На перилах пятна крови.

На повороте лестницы он видит заколоченную дверь. В ней, похоже, давно никто не живет. Сверху доносится низкий стон, который переходит в визг, затем обрываемый тишиной.

Он чувствует, как кровь стынет в жилах.

Сейчас было бы самое время позвонить "Пискуну" Мортимеру в полицию Лондона и вызвать подкрепление. Но Холлис тебе за это спасибо не скажет...

Он поднимается дальше. На перилах опять кровь: да что, нахуй, здесь произошло?

Добравшись до верхнего этажа, он снова видит липкие лужицы застывшей крови на ковровом покрытии. С некоторым трепетом Леннокс сильно стучит в дверь квартиры. От удара она медленно открывается.

Он входит внутрь, где царит полная темнота. Понимает, что он в узком коридоре. Вспоминает о колодце и страшных останках тех девочек. Затем он слышит негромкий звук дыхания, который мог бы издавать раненый зверь. Что-то ему подсказывает, что не надо никого звать.

Вдруг сбоку от него загорается свет настольной лампы. Леннокс чуть не подпрыгивает от неожиданности, увидев Холлиса, стоящего рядом с ним с кастетом в руке. Глава у лондонского копа безумные, он тяжело дышит, а светло-голубая футболка заляпана кровью. В другой руке он сжимает стакан с виски. Запахи перегара и свежего алкоголя исходят от Марка Холлиса, который несколько секунд смотрит на Рэя Леннокса с явной враждебностью, заставляя посетителя спешно назваться:

– Марк, это я, Рэй.

Холлис щурится, а потом вздыхает, узнав его. Леннокс подозревал, что тот носит контактные линзы, которые сейчас явно забыл надеть. Но очевидно, что алкоголь и недостаток сна затуманили его разум. Он выглядит совершенно вымотанным. Кожа на его крупном красном лице обвисла, глаза такие темные и запавшие, как будто он их подвел тушью.

– Рэй... спасибо, спасибо, спасибо, друг ... – Марк Холлис поворачивается и уходит вглубь коридора, все еще ступая неловко, почти семеня, как модель на подиуме.

Леннокс идет за ним в квартиру, охваченную хаосом. На стенах красные пятна. Окровавленные отпечатки ладоней указывают на то, что кто-то в борьбе хватался за дверной косяк.

– У меня были гости, – подтверждает Холлис, когда они входят в кухню-гостиную.

Там к батарее наручниками прикован наручниками какой-то мужчина, который дрожит, как собака, обосравшаяся в общественном парке. Его разбитое лицо в крови, и он крепко прижимает к животу подушку, похоже, прикрывая рану, из которой вытекла большая часть крови, заливающей деревянный пол.

– Что тут, бля, произошло?

– Двое ублюдков ворвались ко мне, – хрипло, задыхаясь, рассказывает Холлис. – Я вломил одному, и он сбежал, а потом я пырнул ножом этого урода, – Видя недоверчивый взгляд Леннокса, он указывает на прикованного к батарее. – Я не могу сообщить об этом, Рэй. Я не доверяю начальству. Не в этот раз, когда здесь замешаны пидоры с самого верха. Они все опять замнут. Они же нас машиной сбить пытались, Рэй.

Дважды. Леннокс думает о случае в больнице в Глазго. Затем его мысли обращаются к Майами. Как продажный полицейский, с которым он там столкнулся, оказался лидером группы педофилов. Он медленно кивает Холлису.

– Я взял этого плейбоя в плен, – подтверждает Холлис и кивает на арестованного, выводя Леннокса в коридор и понижая голос. – Я хочу знать, кто ему заплатил. Надо расколоть этого ублюдка.

Леннокс оборачивается, чтобы посмотреть на человека у батареи: коренастый, широкоплечий, коротко подстриженный, безразличные глаза сверкают на окровавленном лице. Но под пристальным взглядом Леннокса тот отводит глаза.

Когда они входят обратно, Леннокс все еще смотрит на пленника.

– Кто он такой?

– Хуй знает, документов нет. Очевидно, что чувак бывалый, удар держит прилично, и все еще молчит, но вот его напарник был сраным любителем. Заявился сюда... – Холлис смотрит на мужчину, закипая от ярости. – ... ебаная обезьяна.

Леннокс мысленно делает заметку на будущее: С Холлисом лучше не связываться. Удар боксера всегда остается с ним, и Холлис становится более разговорчивым и рассказывает, что, вероятно, сломал челюсть первому из незваных гостей. А второй, которого он смог взять в плен, бросился на него с ножом и полоснул по груди. Холлис задирает рубашку, чтобы показать лишь незначительную царапину; на нем очень мало его собственной крови.

– Я забрал у него нож и пырнул суку, – Он указывает на дрожащего мужчину, а затем на окровавленный нож на кухонной столешнице. – Он пытался свалить, но не тут-то было. Я его догнал на лестнице и притащил обратно сюда. Не думаю, что я серьезно его порезал, потому что кровь идет довольно медленно, – Он подходит к мужчине. – Жду-не дождусь, что он скажет в свое оправдание. Что, уже не смешно, падла? – Холлис сжимает кулак, нанося тому удар наотмашь с непринужденной жестокостью, от которой Леннокса охватывает одновременно тошнотворный страх и возбуждение. У него во рту появляется металлический привкус, когда он опять думает о тех, в туннеле.

Получи, сука педофильская.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Леннокс отодвигает в сторону Холлиса, присаживаясь на корточки рядом с пленником.

– Тебе пора начать говорить. Тебе не так много платят, чтобы ты молчал, с учетом того. что мы с тобой сделаем.

Мужчина смотрит прямо перед собой, но в его глазах появляется стеклянный блеск, и Леннокс понимает, что тот напуган. В этой ситуации легко понять – достаточно взглянуть на Холлиса. В своей окровавленной рубашке, бунтарь из полиции Лондона очень похож на какого-то мясника-психопата.

– А я вот кореша притащил, – весело говорит Холлис. – Видишь ли, у нас с ним разные подходы!

– Это точно, – говорит Леннокс, пока Холлис достает из кармана кастет и просовывает руку в отверстия.

– Погодите! – Мужчина наконец обретает дар речи. – Вы же копы! Вам так нельзя!

– В этих юридических штучках я не силен, приятель, – Холлис сжимает кулак, оценивающе рассматривая его на свету. – И, судя по всему, я думаю, ты тоже в них не сильно разбираешься.

Леннокс смеется в лицо пленнику.

– Так ты думаешь, что я полицейский? Это что-то новенькое, – говорит он с убеждением. Встав, он снимает полотенце с вешалки на кухне. – Я буду тебя душить вот этим, – И он начинает туго скручивать его. – А мой друг, ну, он будет бить тебя в живот. Чтоб у тебя рана в животе открылась, – Леннокс с силой, сосредоточенно бьет кулаком в подушку. Мужчина вскрикивает и выпучивает глаза. Потом Леннокс с левой пробивает ему по лицу. Мужчина поднимает свободную руку, пытаясь защититься. – В голову, в корпус, в голову. Это будет сущий ад, – объясняет он. – Но мы не остановимся.

Ты что, Гиллман? Ты видел, как он так делает.

Леннокс хлопает полотенцем, которое Гиллман успешно применял на Кондитере, перед лицом мужчины, а потом быстро накидывает его тому на шею. Потом начинает крутить его, и результат не заставляет себя ждать. Марк Холлис наблюдает, явно впечатленный увиденным. Чтобы не остаться в стороне, он наносит пару резких ударов, и клочья правды, наконец, начинают срываться с губ избиваемого мужчины.

– Меня зовут Дес... Я из Дагенхэма ... Нас с Томми послали, чтобы напугать тебя. Я не знал, что ты из мусоров!

– КТО ТЕБЯ ПОСЛАЛ, СУКА? – ревет Холлис.

– У моего босса можно нанять крепких мужиков для своего дела... этот чувак был надежным клиентом... так что вопросов не возникло. Он тоже не знал, что ты из полиции...

– Кто твой босс?

– Если скажу, мы все трупы...

Холлис бьет его по лицу сжатым кулаком, который кажется каменным, а Леннокс затягивает полотенце еще туже. Глаза Деса из Дагенхэма так сильно вылезают из орбит, что Леннокс опасается, как бы они совсем не выскочили.

– Это... – Когда Леннокс ослабляет хватку, Дес набирает в легкие воздуха, выдыхая: – ...Я не знаю... как зовут того чувака... язык у него хорошо подвешен... мой босс работал с ним раньше, он всегда был в порядке...

Леннокс и Холлис переглядываются, думая об одном и том же: Уоллингем.

Холлис снова подносит к свету руку с кастетом.

– Спрашиваю последний раз. Жаль, я неплохо развлекся, но пора с тобой заканчивать. Когда мы закончим, тебя и мать родная не узнает. Все телки, которых ты пялил, вдруг окажутся почему-то все время заняты, когда ты им будешь звонить. Потому что я все равно все узнаю, – Холлис улыбается, его спокойный тон не сочетается со злобой на его лице. – На кого работаешь? – спрашивает он.

Дес из Дагенхэма вздрагивает, прежде чем расплыться в вызывающей усмешке.

– Билли Лейк.

Леннокс видит, что это имя снова вызывает беспокойство у Холлиса, который медленно кивает и встает. Он манит Леннокса к себе, и они выходят в коридор.

– Как я и подозревал, хотя очень этого не хотелось услышать. Нам нужно наладить кое-какие связи, Рэй, – И он берет телефон. – Готов поспорить, что Билли Лейку скормили какую-то левую информацию.

– Это тот твой загадочный бандит? Кто бы мог его подставить? – с сомнением произносит Леннокс. – Что, если ты ошибаешься, и ему заплатили за то, чтобы он убрал тебя, если ты слишком много знал про него и стал опасен?

– Может, и так, – мрачно признает Холлис. – Достаточно сказать, что мне теперь придется пойти в логово льва, или, в моем случае, волка позорного, и поговорить с ним. Если мы больше не увидимся, значит, предчувствие меня обмануло. В любом случае, рад был познакомиться.

– Я, похоже, совсем уже краев не вижу, – И Леннокс указывает на окровавленную футболку Холлиса. – но я с тобой до конца. Вместе поедем.

Холлис смотрит на Леннокса с жалостью и благодарностью.

– Ты точно ебнулся, друг. Но я это ценю.

Избитый и растерзанный Дес Маккриди со скованными за спиной руками сидит на черных мусорных пакетах, уложенных на задних сиденьях "Форда Капри" Марка Холлиса. Рядом с ним – сам лондонский коп. Впереди за рулем Рэй Леннокс везет их в Саутенд.

– Я так кровью истеку, – жалобно стонет мужик из Дагенхэма. – Билли тебе отомстит за это...

Холлис в темно-синем пиджаке поверх окровавленной рубашки, что придает ему еще более потрепанный вид. Он бросает на Деса злой, ехидный взгляд.

– Ну, в чем-то ты, конечно, прав, – ухмыляется он. – Другое дело, что мы с Билли давно знакомы. Если он не знает, что его клиенты хотели уделать именно меня, он может и разозлиться на того придурка, который его так глупо подставил!

– Ну ладно, посмотрим! – пытается бодриться Дес, но его уверенность тает. – Если я вообще доберусь туда, – внезапно вскрикивает он, в ужасе глядя на свою рану.

– Скорость не превышаю, – замечает Леннокс с бесстрастным лицом, слегка приободренный сообщением Чика Галлахера о некотором улучшении состояния Лорен Фэйрчайлд. – Не хватало еще, чтобы нас остановил какой-нибудь дебил в форме.

– Все правильно, – говорит Холлис, усмехаясь слэнгу эдинбургских детективов, обозначающему офицеров в форме. – Дебил в форме. А что, мне нравится, – задумчиво заявляет он, а потом вдруг спохватывается и плотнее натягивает на сиденье мусорный пакет. – Слышь, бля, не заляпай мне все здесь! Ты, грязный ублюдок, дешевка гребаная, – он хмуро смотрит на Деса.

– Это ты меня пырнул, – жалко протестует Дес.

– Да неужто? Это же был твой нож, и ты, сука, пытался меня порезать! Только нихуя не вышло, и пришлось его забрать и показать тебе, как это делается!

Леннокс чувствует, как в кармане вибрирует телефон. Это Джеки. Она звонит ему очень редко, но обстоятельства сейчас из ряда вон.

Этот гребаный конфуз с Мойрой... а, может быть, Труди с ней связалась...

Он колеблется: громкую связь не включить, пока сзади сидят Холлис и Маккриди. Он смотрит на дорогу впереди и позади них. Вроде все спокойно. Он сворачивает на медленную полосу, достает из кармана наушники и отвечает.

– Джек... сейчас не самое подходящее время...

– Это Фрейзер, – полным тревоги голосом говорит она. – Он пропал, Рэй! Домой не вернулся...

Ух, а я-то думал...

– Ну, он же подросток, а ты...

– ...он вчера вечером не пришел домой, и никто из его друзей не знает, где он!

БЛЯ... Вот они меня и достали.

Он не чувствует вины, только прилив адреналина. Потому что Леннокса охватывает отчаянное предчувствие, что его племянник теперь как-то связан со всем происходящим.

– Мне нужны подробности, Джек. Где и кто его видел в последний раз? С кем он тусовался? С кем из них тебе не удалось связаться? – чеканит Леннокс, изо всех сил стараясь заставить работать натренированный адвокатский ум Джеки, уже замутненный материнской тревогой и чувством вины. К черту быть родителем, думает он, чувствуя, что в данных обстоятельствах быть дядей уже и так достаточно тяжело.

Джеки сбивчиво рассказывает Ленноксу все, что знает.

– Я сразу начну его искать. К тебе подъедет моя коллега, чтобы поговорить с более подробно – может, ты еще что-то вспомнишь.

– Да! Обязательно! У него была подружка, вроде бывшая... Леонора Слейд, – задыхаясь от волнения, говорит Джеки, – У меня есть ее данные, потому что однажды она высылала Фрейзеру посылку. Я знаю, что это было неправильно, но я сфотографировала адрес отправителя на пакете. Зачем я это сделала? – стонет она, а на телефон Ленноксу приходит фотография. – Я сильно поругалась с Ангусом, он практически обвинил меня в том, что я прогнала Фрейзера... сейчас он повсюду его ищет... сказал мне ждать дома на случай, если он вернется... Итак, что ты сделаешь, ты сказал, что поговоришь с коллегой?

– Да, я ее сразу наберу.

– Коллега... это Фрейзер, твой племянник... а ты где?

Он всегда хотел, чтобы его хладнокровная сестра, которая так рационально мыслила и отпускала свои холодные юридические банальности, была более человечной. Но теперь смотреть на ее страдания невыносимо.

– Я же тебе сказал в "Шератоне", что я в Лондоне, но я все буду держать на контроле, Джек. Моя коллега – специалист по розыску пропавших подростков, – врет Леннокс, думая о Драммонд. – Либо я, либо она будем на связи.

– Найди его, Рэй, прошу. Найди моего малыша, – плачет она.

– Я уже делаю все возможное, – говорит он.

Холлис и его бывший противник молчат на задних сиденьях, пока Леннокс набирает номер Драммонд. На этот раз, к его огромному облегчению и вечной благодарности, она отвечает.

– Хочу тебя попросить о большой услуге... – его напряженный голос почти умоляет.

Это вступление помогает свести на нет любые выражения сожаления о случившемся и фразы типа "нам нужно быть профессионалами", которые, как он ожидал, она собиралась произнести.

– Конечно. Что случилось?

Он рассказывает об исчезновении Фрейзера и передает ей номер Джеки.

– Поняла, – говорит она, как ему кажется, с умеренным энтузиазмом.

– Спасибо... и, Аманда... – Повисает молчание. – Поосторожнее с Гиллманом. Он сейчас постоянно на взводе.

– Так он такой вроде еще с середины 80-х.

– Я серьезно. Он себя ведет как-то странно.

– Мне пора, – и она отключается.

Пошла ты на хуй. Пусть за тобой этот ебанутый и дальше следит.

Он снова думает об Эрскине и своем разговоре с Кондитером.

Почему Кондитер вдруг упомянул его? Может, рановато ты сюда приехал?

Они уже преодолели половину пути, когда ему звонит Маккоркел, в голосе которого сквозит беспокойство.

– Рэй, Аманда поручила мне поискать твоего племянника...

Быстро же она делегировала...

– Да, Фрейзер Росс, – говорит Леннокс, снова одевая наушники, пока сладкая парочка за его спиной снова начинает препираться. Леннокс мрачно думает о том, что мужчина, истекающий кровью из раны в животе, и его противник, на которого он сам сначала напал в его собственном доме, где тот поправлялся после операции по удалению хронического геморроя, вряд ли подходят на звание лучших попутчиков месяца. – У тебя что-нибудь появилось?

– Отслеживаю его передвижения, Рэй, – говорит Скотт. – Замечен вчера в университете в 15:20, зашел перекусить веганским пирогом в "Eatz" на Саут-Бридж, затем прогулялся по соседним улицам, заснят камерами видеонаблюдения в Сент-Джеймс-Куортер в 17:07, затем в магазине "John Lewis" в 17:38. Вышел через нижний съезд и пересек кольцевую развязку на Пикарди-Плейс. Пока не похоже на то, что он запрыгнул в какую-то машину в том районе... Я отслеживал все те, которые проезжали кольцевую развязку в сторону Суонси. Там дорожные работы, одна полоса, и все едут медленно. Более вероятно, что он пошел пешком куда-то недалеко, где-то в районе Ист-Нью-Таун или Пилриг. Сопоставляем адреса его знакомых с почтовыми кодами EH1, EH3 и EH6. Скоро будет список, и я его тебе сразу вышлю.

– Так что, он исчез среди машин где-то в районе дорожных работ?

– Да... но незадолго до этого он остановился поговорить с девушкой, метр шестьдесят, короткие темные волосы, худощавая... Она тоже исчезла...

Леонора Слейд?

– Спасибо, Скотт, хорошо поработал.

– Кроме того, есть еще кое-то интересное для тебя. Я нашел несколько записей с камер видеонаблюдения с выступлением Галливера в университете Стерлинга – как раз там, где все началось.

– Продолжай, – Леннокс пытается придать голосу заинтересованность.

– Ну, просто Фрейзер – один из самых заметных выступающих, – Маккоркел делает паузу, и Леннокс слушает более внимательно. – Готов поспорить, ты сразу догадаешься, кто там еще рядом с Фрейзером...

Ах ты сука...

– Гейл...

– Да, ранее известный, как Гэри Николсон. Под своим настоящим именем он отсидел за изнасилование три года назад.

Тебе еще тогда показалась знакомым рожа этого здорового пидора: фотку, значит, видел. Бля... Фрейзер, Гейл... они что, замешаны во всей этой херне с Галливером? Лорен? Что за хуйня такая...

– Отличная работа, Скотт, высылай мне видео.

– Уже отправил. Интернет в Феттсе, как всегда, дерьмовый, и запись грузится целую вечность.

Когда Леннокс благодарит Маккоркела, вдруг слышится визг тормозов и запах горящей резины, сопровождаемые протяжным ревом гудка, и длинная фура съезжает на обочину, чтобы избежать столкновения. Леннокс сосредотачивается на руле, выравнивая машину. Он оглядывается назад:

– Извините, парни.

Но пассажиры не обращают на него внимания, занятые своим спором. Дес Маккриди, похоже, решил, что рана у него не смертельная, и преодолел свое постоянное отвращение к собственной крови, поэтому к нему вернулась некоторая смелость.

– Ты думаешь, что Билли Лейк встанет на сторону грязного мусора из южного Лондона против одного из своих же парней...

Холлис затыкает его сильным ударом наотмашь.

– Забавно, что те мудаки, которые не знают, когда пора уже заговорить, в то же время часто не понимают, когда нужно заткнуться нахуй, – жизнерадостно замечает детектив из полиции Лондона.

Маккоркел улавливает нездоровую атмосферу на том конце.

– У тебя там все нормально, Рэй?

– Да, Скотт, все в норме, еще раз спасибо за работу.

Леннокс отключается, сосредоточенно глядя на дорогу, пока они въезжают в Саутенд. Пока они следуют указателям на пристань для яхт, противостояние между полицейским и злодеем, которых уже трудно отличить друг от друга, стихает, поскольку оба, похоже, обдумывают тот вероятный прием, который им окажут.

– Я им уже отправил сообщение, – говорит Холлис, – так что нас ждут.

Беспокойное выражение на лице Рэя Леннокса говорит само за себя. Если карта ляжет не в их пользу, то элемент внезапности уже потерян.

Холлис понимает его озабоченность.

– Главное – вести себя уважительно, – говорит он, глядя на молчащего Маккриди и желая, чтобы тот что-нибудь сказал.

Припарковавшись, они быстро находят нужную яхту. Это нетрудно: судно Билли Лейка "Болейн" – одно из самых больших в марине. Пока они идут по пирсу к впечатляющей яхте, Леннокс чувствует, как его беспокойство растет. Вот такая роскошь как раз и говорит о том, что тут замешаны пидоры из самой элиты. Как раз такие яхты и любят покупать богатые педофилы с самых верхов. Он думает об одном бывшем высокопоставленном британском политике, который был заядлым яхтсменом и, по слухам, развлекался на своем судне с сиротами, которые потом исчезали.

Они еще даже не начали подниматься на яхту, когда появляются двое крепких мужчин, спускающихся по трапу с невероятной скоростью, чтобы перехватить их. Дес начинает им жаловаться:

– Эти ублюдки пытали меня, я, бля, тут кровью истекаю...

Молчаливые незнакомцы быстро их обыскивают и находят у Холлиса кастет, который отбирают. Их ведут вверх по шаткому трапу. Поднимаются они с трудом, особенно Дес Маккриди, все еще в наручниках, в то время как на лице Холлиса Леннокс впервые видит выражение страха. Дес орет:

– Эти гребаные...

– ЗАВАЛИ! – доносится рев над их головами, и он замолкает, а на ступеньках появляется огромный мужчина. Он спускается вниз, чтобы встретить их на палубе. От него исходит неистовая энергия.

У Билли Лейка, загорелого, одетого в бежевые фланелевые брюки, белую рубашку, с золотой цепочкой, мускулы, кажется, выпирают повсюду, даже на лице. Большинство действительно опасных злодеев, с которыми Леннокс сталкивался на протяжении своей жизни, были безжалостными людьми, обладающими пугающим умением влезать в чужие головы. Но редко он встречал того, кто был бы таким внешне устрашающим, как Лейк. Как правило, они предпочитают психологическое насилие, для силовой работы нанимая крепких мужиков, как те двое, которые их сопровождают. Затем по лестнице спускается еще один гигант, мужчина с более темной кожей, в солнцезащитных очках и отличном черном костюме, в кожаных перчатках. Волосы у него зачесаны назад.

Лейк нетерпеливо поворачивается к нему.

– Извини, Вик, есть тут небольшая проблема. На сегодня мы уже все равно почти закончили. Давай тогда в среду в то же время.

Мужчина утвердительно улыбается, надменно кивая Ленноксу и Холлису. Затем, пока он спускается с корабля по трапу, на его лице появляется слегка жалостливая ухмылка. Леннокс смотрит ему вслед.

Уверен, что я этого чувака где-то видел.

Он прокручивает в голове свою базу совершивших сексуальные преступления. Нет, никого похожего.

Холлис поднимает руки вверх, как будто он сам преступник, которому полицейский зачитывает права.

– Как я тебе написал, Билл, я тут повредил немного твоих парней. Извини, но случилось так, что либо я, либо они.

Лейк смотрит на него, затем на Леннокса, потом на молчаливого Деса, прежде чем снова перевести взгляд на Холлиса.

– Так значит, это был ты?

– Они вломились ко мне домой, Билл. Собирались мне сделать очень больно. Я знаю, что ты бы их не послал, если бы знал, что это я. Знал бы я сам, что это твои ребята, я бы с ними договорился. Но не сложилось.

Лейк презрительно разглядывает Деса, который все еще в наручниках.

– Где тот другой клоун, этот Томми?

– Не знаю, он свалил, когда стало жарко.

Неприкрытая ярость, исходящая от Лейка, заставляет Леннокса пожалеть Деса. Затем криминальный авторитет обращается к одному из помощников.

– Найди его, Лонни, как только мы разберемся с этим придурком, – Он смотрит на дрожащего Деса, затем поворачивается к Холлису. – Есть ключи от наручников?

– Ага, – говорит Холлис, поворачиваясь, чтобы расковать Деса.

– Убери этого бесполезного дебила с глаз долой, – говорит он здоровяку, махнув рукой в сторону Деса. – Приведи его в порядок и отведи к Питу Джексону, пусть решит, что там нужно делать с его ранами.

– Извини, Билл, – оправдывается Дес. – Я согласился на эту работенку и...

– ЗАВАЛИ СВОЕ ЕБАЛО! Думать надо было, сука, кого прессовать решил! Холлиса трогать нельзя. Никогда, – Он смотрит на детектива и уточняет: – Если только я не отдам прямой приказ, – И он снова поворачивается к Десу. – Понятно?

– Да, извини, прошу... я просто...

– Готовиться надо, еблан! Головой думать, на кого лезешь! – Лейк постукивает себя пальцем по лбу.

– Но я...

– СЪЕБАЛ ОТСЮДА НАХУЙ!

Когда Лонни уводит окончательно сломленного Деса, Лейк поворачивается к Холлису.

– Они не сказали, что это был ты. Сказали, что надо какого-то наркошу прессануть. И слова не было о том, что тут замешана полиция, иначе я бы все проверил. Так ты им въебал хорошенько?

– Да, – говорит Холлис. – Один из них свалил после хорошего удара правой, – Он качает головой. – Боец из него никакой, Билл. Этот чувак Дес довольно крепкий, пришлось его пырнуть... – Он видит, как расширяются глаза Лейка. – Извини, приятель, мы потом его допросили, чтобы выяснить, на кого он работал. Он сказал, что работает на тебя, но не сознавался, кто тебе дал этот заказ.

– Ладно, хоть в одном придурок поступил правильно, – И Билли Лейк смотрит на Леннокса, потом на Холлиса. – А это кто?

– Рэй Леннокс...

– Я не тебя, нахуй, спрашиваю, – Лейк тыкает пальцем в Леннокса, не отводя глаз от Холлиса.

– Это коп из Шотландии, но он в порядке, – говорит Холлис таким тоном, что Леннокс задумывается, на кого же он действительно работает.

Билли Лейк смотрит на Холлиса с прежней яростью.

– Ты сначала моих парней уделал, а потом еще сюда мусора из Шотландии притащил? На мою гребаную яхту? Не многовато на себя берешь, Холлис?

– Все не так, Билл. Мы же с тобой договаривались, что будем доставлять друг другу всяких нежелательных пидоров, с которыми надо так или иначе решить вопрос...

– Я знаю, о чем мы договаривались, – перебивает Лейк.

– Ну, дело в том, что у Рэя есть такая же схема там, на севере, – продолжает Холлис, и Леннокс думает о том, что это за договоренность такая, и что он хотел бы, чтобы это действительно было так. С предыдущими напарниками, такими как Брюс Робертсон и Джинджер Роджерс, это почти что так и было. – Поэтому нам нужно знать: кто тебе меня заказал?

– Нет. Ты мне тут еще условия ставить будешь?

– Это просьба, Билл, – мягко говорит Холлис. – и ничего больше. Это было нападение лично на меня, но да, согласен: это я должен тебе все объяснить.

Лейк хмурится в несколько притворном негодовании, и Холлис начинает рассказывать гангстеру всю историю. Он сообщает все более закипающему Лейку, что Пиггот-Уилкинсу назначил анонимное свидание в "Савое" тот, кого он принял за одного из друзей. Но это не был его обычный посредник, Уоллингем, и не какое-либо другое агентство, которым он пользовался. Там он встретил эту женщину.

Когда Холлис замолкает, Леннокс видит в глазах Лейка нечто, похожее на сомнение: мысль – или страх – что его, возможно, используют.

– Мы хотели выяснить, кто на него напал, но ублюдки быстро сомкнули ряды. А потом меня навестили твои ребята, – объясняет Холлис. – С нашей с тобой историей, я знал, ты точно не будешь пытаться меня припугнуть за то, что я расследую таких пидоров.

Лейк слушает напряженно, но терпеливо, переводя свой многозначительный взгляд с одного полицейского на другого.

– Тех козлов, которые нанимают моих парней, я всегда считал просто за богатеньких ублюдков, но никак не за педофилов. Взрослые люди, все по согласию. Я и подумать не мог, что тут речь идет об этих педофильских штучках, и мамой клянусь, я не знал, что это тебя они хотели напугать.

– Знаю, – отвечает Холлис с абсолютной убежденностью.

Билли Лейк хмурится и, указывая на дверь каюты, приглашает их внутрь. Достает несколько бутылок пива из ведерка со льдом, и они садятся за столик.

– Если кто-то отрезал член одному из этих гребаных аристократов, лично мне на это насрать, но так не надо делать, и мне не нравится, когда кто-то так себя ведет, – заявляет он. – Это неправильно, не по-пацански, и мы так не делаем.

– Да, кто-то тут явно попутал, Билл, – соглашается Холлис.

– Но из-за чего такие крайности? Мы что, в мексиканском картеле? – рассуждает Лейк. – Либо они сами стали жертвой педофилов, либо их ребенок.

– У меня такое же чувство, Билл, – соглашается Холлис. – И Рэй тоже так думает. Мы с ним всю жизнь за этими тварями охотимся. Да, убийство и нападение реально жестокие, но, как ты сказал, очень похоже на месть.

Билли Лейк медленно кивает, поднимает свою бутылку "Сан-Мигеля" и делает глоток.

– Если этот пидор Пиггот-Уилкинс баловался с детьми, он полностью заслужил то, что с ним случилось, и даже больше. Мне теперь даже интересно стало. Я с педофилами не работаю. Я их уничтожаю.

– Я знаю, Билл, – повторяет Холлис. – Потому-то мне и нужно имя.

Лейк мрачно смотрит на Холлиса, который остается, как кажется Ленноксу, впечатляюще спокойным.

– Я думаю, ты знаешь, кто это, – наконец произносит он.

– Уоллингем, – говорит Холлис. — Он не заказывал ту шлюху, но подставил тебя, чтобы ты разобрался со мной. Мне надо было убедиться, Билл. Я бы не пошел против такого ублюдка, не посоветовавшись сначала с тобой.

Билл коротко кивает.

– Если это изнасилование или насилие над детьми, порви эту суку на куски. И мне немного оставь, – Он смотрит на море. – Я ему подготовлю хорошую бочку и дырок в ней понаделаю, чтобы рыбам было удобно его жрать. Но... – Он смотрит на них обоих убийственным взглядом. – убедись, что эти чуваки не только с проститутками балуются. Усек?

– Если бы дело было только в этом, – говорит Холлис. – я бы к тебе не обратился. А если бы оно так и было, он бы не нанимал твоих парней, чтобы они нанесли мне неожиданный визит.

Леннокс слегка напрягается, думая, что Холлис уже перегибает палку, прямо намекая на то, что Уоллингем принимает Билли Лейка за дурака.

Лейк пристально смотрит на них. Убийственная ярость, кажется, на секунду охватывает его, а потом исчезает.

– Просто лишний раз все проверь, – уже спокойнее говорит он.

В машине на обратном пути в Лондон Леннокс говорит:

– Рисковый ты парень.

– Других вариантов не было. Я хотел, чтобы Лейки решил, что Уоллингем использует его, как лоха. Ему это точно не понравится.

– А что, если все не так было?

– Об этом, – и Холлис закатывает глаза. – даже и думать не хочется. Но нам надо найти Уоллингема. Если он хоть немного соображает, он должен был залечь на дно, потому что чувак, который использовал его имя, чтобы нанять людей Лейка, должно быть, и есть убийца.

Но все, о чем может думать Рэй Леннокс, постоянно проверяя телефон, – это как поскорее вернуться в Эдинбург и найти своего племянника.

Он понимает, что ему что-то запихивают в рот. Что-то маленькое и воскообразное, возможно, ему оно покажется знакомым... Открывает глаза под повязкой, чувствует, что руки и ноги связаны, но, вероятно, видит вторую голубую ромбовидную таблетку, которую перед ним держит чья-то рука. Она контрастирует с длинными красными ногтями и розовой кожей. Он напрягается, как будто чувствует, что сейчас самое время оказать хоть какое-то сопротивление, укусить эти пальцы, но мой второй удар молотком приходится ему по лбу... Видя, как откидывается назад его голова, я понимаю, что врезал от души, хотя из-за того, что мы ему дали, боли он почти не чувствует. Она открывает ему рот и светит фонариком внутрь... его отвисшая челюсть почти не двигается, когда он проглатывает вторую таблетку...

– Ну вот и все... хороший мальчик, – говорит она.

Затем его голова склоняется набок, так как им снова овладевает сонливость, и это та часть, которую меня меньше всего удовлетворяет. Так хочется узнать, что же сейчас происходит у него в голове. Он осознает, что его тело находится в каком-то неизвестном месте, ему неудобно, и терпеть можно только благодаря анестезии. Последующие сны, как мне кажется, представляют собой смесь забвения и эротики. Вероятно, мои догадки верны: у него эрекция, он начинает приходить в его сознание... он слышит в голове какие-то сексуальные звуки... и вот он...

... снова просыпается привязанным к кровати, голова подперта несколькими твердыми подушками, которые я купил в магазине "John Lewis". Поэтому он вынужден смотреть на телевизор, установленный перед ним на телескопической ножке. На экране мужчина и две женщины занимаются сексом в различных позах. Но...

...чуть ниже его эрегированный пенис, на котором уже есть легкий символический порез, нанесенный острием моего ножа, торчит сквозь лезвия мощного промышленного болтореза.

Или торчал.

Он поднимает взгляд на ее лицо с размазанной губной помадой и слегка сдвинутый набок светлый парик. Ее пальцы с накрашенными ногтями обхватывают ручку режущего устройства. Здоровой рукой я включаю музыку, неуместно веселую песню "Skiing in the Snow" группы "Northern Soul", и вот мы видим в его затуманенных глазах первую искру страшной догадки. Теперь он, наконец, понимает.

Затем она оскаливает зубы и одним яростным движением отрезает ему член почти у основания.

Падая с кровати, тот уже успевает уменьшиться вдвое, пока достигает пола. Из темной дыры над его обвисшими яйцами хлещет кровь.

Но мы не закончили: еще один штрих. Сквозь туман он, должно быть, чувствует, как мы что-то делаем с его глазами. Он, наверное, думает: они меня и зрения хотят лишить?

Нет.

Мы не заберем у него зрение. Наоборот.

Кровь бежит по глазам, которые он не может закрыть. Он будет вынужден смотреть. Он должен стать свидетелем.

Он как бы со стороны наблюдает за тем, как его уродуют.

Ревущий трек, где поют о том, что в хижине внизу тепло... он слышит голос, леденящий душу, знакомый.

– Мы самые крутые лыжники в городе...

В этих больших, глуповатых глазах появляется проблеск ума. Ну, конечно: это она. Как он раньше не понял?

Полицейский завершил свое последнее дело. Он смотрит, как кровь вытекает из его кастрированного тела, растекается между ног, заливая экран телевизора и простыни... Он знает, что конец никогда не бывает счастливым.

Он просто не думал, что все закончится так плохо. И так скоро.

Он наша третья жертва. Мы планировали, что он будет последним. Но на этом убийства не остановятся. Слишком много людей замешано в этой игре. Интересно, как все закончится для Тоби Уоллингема.

А еще интереснее, что будет с Рэем Ленноксом.

Рэй Леннокс с Марком Холлисом сидят в баре аэропорта в ожидании последнего рейса в Эдинбург. Они на взводе после с событий последнего дня и дорожек, занюханных в туалете. Хотя для лондонского копа дорожка была одна, потому что кокаин действительно бередил его пульсирующую послеоперационную рану. Леннокс, однако, закидывался с энтузиазмом, который вызывал одновременно восхищение и зависть у его английского коллеги. Холлис, которому не нравится перспектива вернуться домой, сидит в телефоне, пытаясь разыскать Уоллингема.

– Либо его предупредили и он залег на дно, либо он, возможно, играет в Жака Кусто – только без акваланга – где-то в Северном море.

Объявляют рейс, и когда он прощается с Марком Холлисом и направляется к самолету, приходит то, чего Леннокс так долго ждал: любезно предоставленная Маккоркелом, несколько размытая запись с камер видеонаблюдения, на которой запечатлен визит Галливера в университет Стерлинга.

Но, как и предупреждал его коллега из ИТ-отдела, на первом плане привлекает внимание молодая женщина с плакатом, на котором провозглашается, что "ПРАВА ТРАНСГЕНДЕРОВ – ЭТО ПРАВА ЧЕЛОВЕКА". На самом деле, это его племянник, Фрейзер. Не менее важно и то, что крупная фигура в платье, стоящая рядом с ним, – это точно Гейл, который позже одним сильным ударом сбивает с ног охранника, блеснув фирменными браслетами на руках.

Рядом с ними миниатюрная девушка, похожая на Леонору Слейд с фотографии, которую прислал Маккоркел вместе с адресами друзей Фрейзера, с которыми Джеки не смогла связаться. Плохого качества, хотя и яркое, видео режет глаза, но он может разглядеть Лорен, кричащую в мегафон. Она разрывается между высмеиванием Галливера и призывами к демонстрантам сохранять спокойствие. Несмотря на расплывчатое изображение, Леннокс замечает, что его старый заклятый враг закатывает глаза и выпячивает челюсть, что говорит о том, что он вполне доволен собой.

Неплохо было бы хорошенько оттрахать его сестру.

Хотя его силы на пределе, изучив список адресов от Маккоркела, он решает не возвращаться домой и не ложиться спать.

Чарли Гамильтон – Монтгомери-стрит

Энтони Уокер – Скотленд-стрит

Линси Каннингем – Барони-стрит

Но его первый пункт назначения – адрес Леоноры Слейд на Саут-Клерк-стрит.

Добиравшись до дома бывшей девушки Фрейзера, он нажимает на кнопку домофона и бормочет "доставка". Хотя уже почти час ночи, дверь открывается. Проклиная растянутое сухожилие на лодыжке, он поднимается по лестнице многоквартирного дома.

Сука... пора в тренажерку возвращаться...

Во скольких из этих мрачных викторианских зданий он побывал за эти годы, по работе или просто возвращаясь домой? Наверное, их было уже слишком много. Когда Рэй Леннокс был молодым человеком из бедного района новой застройки, в его воображении эти здания были пропитаны историями из прошлого. Его восхищала возможность жить в них. Теперь ни связанные с ними призраки былого, ни их обитатели уже не интересуют его, а только отвлекают внимание его уже и так перегруженного сознания.

Он стучит в массивную дверь квартиры на верхнем этаже.

Через полминуты маленькая, подвижная молодая девушка, дрожащая от беспокойства, смотрит на него из-за очков большими, похожими на совиные, глазами. Когда он объясняет, кто он такой, Леонора Слейд ахает "Боже мой, Фрейзер" и приглашает его войти.

Леннокс входит на хорошо обставленную кухню-гостиную, и к нему неторопливо подходит белая кошка. Когда он прислоняется к столешнице, она вспрыгивает на нее и трется о него головой. Леонора хватает кошку и сбрасывает на пол, пока Леннокс осматривается по сторонам. Она студентка второго курса, но ее квартира гораздо более благоустроенная, чем у него. Очевидно, ее купили богатые родители в качестве инвестиции.

– Я надеялся, что ты поможешь мне найти его, – говорит он, неуверенно наклоняясь, чтобы погладить мяукающую кошку. Вообще-то у него аллергия, но не на всех кошек.

– Даже не представляю, где он может быть. Вы были в университете?

– Мы над этим работаем, – говорит он, с облегчением думая, что Маккоркел просматривал записи камер видеонаблюдения, и, вероятно, Гловер тоже, после того, как она поговорила с Джеки. Они оба, ботаник-девственник и неразговорчивая лесбиянка, делают свою работу очень внимательно. В таких делах он доверяет молодым сотрудникам своего отдела больше, чем своим сверстникам. Цифровые технологии изменили мир, и это особенно заметно как раз в преступности и в работе полиции.

– Но где ее видели последний раз? – спрашивает Леонора. Теперь уже она задает вопросы.

– Он вышел из университета, и его видели направляющимся по Николсон-стрит в сторону Ист-Энда. Потом он был в Сент-Джеймс-Куортер. Выйдя оттуда через магазин "John Lewis", он исчез на Пикарди-Плейс после того, как поговорил с девушкой, на камерах видеонаблюдения очень похожей на тебя. Поэтому мне надо тебе задать несколько вопросов.

– Конечно! Да! – Глаза Леоноры расширяются от волнения. – Мы встретились с ней за чашкой кофе в "Human Beans" в начале Лейт-Уок. Мы провели там с полчаса, просто болтали об университетской жизни.

– И протесты за права трансгендеров обсуждали?

– Нет. Мы активисты, но мы же об этом не говорим все время.

– Куда он пошел после встречи с тобой?

– Не знаю, она не говорила. Она сказала, что лучше мне... и потом стало как-то тревожно.

Леннокс поднимает брови.

– Почему?

– Она сказала, что мне будет лучше, если я ничего не буду знать о ее местонахождении. Но я слышала, что она была у Дэнни, потом у Линси.

– Линси – это Линси Каннингем, верно? Барони-стрит. Кто такой Дэнни?

– Дэнни Хопкирк. Не уверена, где он живет, он учится в университете. Он старый друг Фрейзера по школе и шахматному клубу. Они часто ходят вместе в походы, – объясняет Леонора, пока Леннокс спешно пишет сообщение Скотту Маккоркелу, чтобы тот проверил эти зацепки.

– В последнее время у него были какие-то новые знакомые, с которыми он часто тусовался?

Леонора колеблется, затем отводит взгляд и произносит:

– Гейл...

Внезапно воспрянув духом, но изо всех сил стараясь выглядеть спокойным, Леннокс спрашивает:

– Расскажи мне, что это за Гейл.

– Мы все участники организации "Без платформы".

Леонора включает компьютер и показывает Ленноксу сайт и социальные сети этой группы. На их страницах в "Twitter" и "Facebook" он замечает, что некоторые транс-активисты, похоже, равняются на Гейла. Леонора указывает на пользователя по имени "Five-One".

– Это Фрейзер, – говорит она. – Обычно она постоянно пишет, но уже несколько дней ни одного поста. Вот их последняя переписка, – Она показывает на экране чат:

@killergayle

Не думаю, что мы кого-то должны возвеличивать.

@five-one

Не думаю, что кто-то пытается это сделать.

@killergayle

В нашем сообществе не должно быть никакой иерархии. Все вносят свой вклад. Лорен не более и не менее важна, чем любой другой.

@five-one

Ты сам с собой споришь, Гейл.

@killergayle

Не указывай, что я делаю, а что не делаю, ты, самонадеянный маленький засранец.

@five-one

Хорошо.

@killergayle

Вот именно. Посмотрим, как хорошо будет, когда мы продолжим этот разговор лицом к лицу.

Глядя на Леонору, он чувствует ее страх и понимает, кого она боится.

– Где я могу найти этого Гейла?

– Не знаю, правда. Я бы сама хотела знать, – говорит она грустно.

Затем зевок, который он не в силах подавить, чуть не отрывает Ленноксу челюсть. Ему нужен кокаин или сон. Он решает, что выбрать второе будет разумнее. Леонора бросает на него взгляд, подтверждающий, что уже действительно поздно. А ведь эта похожая на бывшую беспризорницу девушка когда-то была подружкой его племянника.

– Ты рассталась с Фрейзером, потому что он проявил себя, как трансгендер?

– Нет, конечно, нет, это было очень смело, – заявляет Леонора. – И вообще, я считаю себя пансексуальной.

Еще одно словечко, не известное Ленноксу.

– Когда вы с ним расстались?

– Месяц назад.

– Долго вы встречались?

– Два месяца.

Леннокс старается не раздражаться, помня, сколько им лет. Думает о прошлых подружках, с которыми он знакомился на катке в Мюррейфилде, на дискотеке "Clouds", в школе и колледже. В те времена два месяца действительно были долгим сроком.

Крайне уставший, он уходит от нее в 2 часа ночи и направляется домой, надеясь, что бессонница этого ботаника Маккоркела снова принесет плоды.

Входя в свою квартиру в Вьюфорте, он видит в коридоре свет и сразу понимает, что там кто-то есть. Его кулаки сжимаются, а сердце начинает бешено колотиться. В висках стучит кровь.

Он входит в гостиную. Там тоже свет, кто-то включил маленькую лампу. Смотрит на журнальный столик – там какие-то украшения, браслеты...

Гейл... он здесь... Гейл меня выследил...

Он хватает бейсбольную биту с логотипом "Майами Марлинз", стоящую в углу. Затем смотрит обратно на столик. Кто-то же там положил эти украшения.

Тут из спальни для гостей выходит Труди, неся в сумке вещи, которые она оставила у него, – кое-какую одежду, косметику и туалетные принадлежности.

– О... я не могла заснуть. Решила прокатиться и как раз проезжала мимо. Света не было, и я подумала, что ты на работе. Я зашла забрать свои вещи.

– Ясно, – говорит Леннокс, чувствуя, как внутри что-то обрывается.

– Я ухожу, Рэй. С меня хватит, – говорит она тихо, без горечи и злости. Она перекладывает украшения с кофейного столика в сумку. – Я старалась, как могла, но тебя интересует только твоя работа. Ты думаешь, она тебя спасет или как-то оправдает. Ничего подобного, – Она грустно качает головой. – Ты просто показываешь всему миру свою испорченную сущность.

– Ты права, – холодно соглашается Леннокс. – Как бы то ни было, думаю, ты сделала правильный шаг. А с моей точки зрения, мне действительно нужно, чтобы меня оставили, нахуй, в покое, чтобы я мог делать то, что должен.

Труди смотрит на него, и между ними повисает глубокое, тягостное молчание. Как будто бы он признался, что действительно обречен и что ее любовь не сможет его спасти, а им обоим нужно просто принять это. Она говорит ясным, но дрожащим голосом:

– Я дура, что думала, что ты меня любишь.

– Я действительно тебя люблю, – говорит Леннокс, а затем добавляет c оттенком презрения: – Но любовь чем-то похожа на гребаную работу, Труди: она тебя не спасет.

– Нет, Рэй, спасет – спокойно говорит Труди. – Я правильно сделала, что не стала связывать себя с тем, кто в это верит. Любовь меня спасет от жизни, в которой ее нет. Ты когда-нибудь это поймешь. Когда ты станешь, наконец, взрослым мужчиной и признаешь это, а не будешь оставаться тем испуганным маленьким мальчиком, который съежился в старом железнодорожном туннеле, – Высказавшись, она выглядит более спокойной. – Пора тебе уже повзрослеть, Рэй, – и она бросает свой ключ на журнальный столик.

Последние слова задевают его за живое, потому что во многом она права.

– Желаю тебе всего наилучшего, – удается ему хрипло произнести. Потом, уже более злым голосом, он добавляет: – Тебе и чуваку на "БМВ".

Труди лишь слегка улыбается ему. Леннокс видит, что слез у нее уже не осталось, только злое осознание того, что этот бессмысленный этап в ее жизни закончился и она может двигаться дальше. Она поворачивается, чтобы уйти.

– Нечего, значит, сказать, – И он чувствует, как жалко звучит его голос. Этот особенный тон. Голос расставаний. Таким же он был со всеми предыдущими подругами. Мстительный и невероятно жалкий.

Труди останавливается и оборачивается. Она смотрит на Леннокса, как на кусок дерьма, прилипший к ее ботинку. Какие бы чары любви раньше ни связывали их, теперь они действительно разрушены.

– В Майами, пока ты зависал с теми двумя женщинами, я переспала с одним агентом по недвижимости.

– Ну, на всякий случай, знай, – парирует Леннокс, и кровь застывает у него в жилах. – я не трахал ни одну из них.

– Я действительно надеюсь, что сейчас ты об этом не жалеешь, – говорит Труди и уходит.

Леннокс где-то читал, что женщина никогда не кажется такой красивой, как когда она уходит от тебя, особенно если она уходит навсегда. И на самом деле, воздух вокруг него, кажется, сгущается, а внутри все сжимается, пока его будущее грациозно шагает прочь от него в кроссовках "Рибок".

Она сияет, будто какая-то богиня. Горечь потери поражает его в самое сердце. Он понимает, что никогда больше к ней не прикоснется, не поцелует, не обнимет ее и не займется с ней любовью. Никогда не увидит, как у ее губ и глаз появляются морщинки, когда она смеется в ответ на какую-то его шутку. Ее запах навсегда уйдет из его памяти. Вся радость и восторг, которые они разделяли, все те такие важные мелочи, которые скрепляют чувства влюбленных: все это ушло.

Но это чувство потери уже борется с другой пробуждающейся силой, которая, как он чувствует, восторжествует: эйфорическим ощущением свободы. Теперь я смогу, бля, делать все, что захочу... множество возможностей, в основном в виде женщин и путешествий, вихрем проносятся в голове. Он знает, что, как бы плохо он себя ни чувствовал сейчас, это все к лучшему. Они просто больше не могли быть вместе.

Теперь у Рэя Леннокса остается только его мрачное настоящее – гоняться за убийцей, который ему нравится. Он подходит к холодильнику и кладет в стакан два кубика льда, заливает их холодной водкой, наслаждаясь восхитительным звяканьем, затем нарезает себе дорожку длиной в ладонь.

Сон пока подождет.

День шестой

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Поднимается измученное солнце. Сил для "бабьего лета" у него уже не осталось. Бегун по имени Энди Мостон чувствует порывы холодного ветра, которые обдувают его, пока он уверенно пересекает Гайл-парк. Он работает учителем английского языка в средней школе Крейгмаунт и, несмотря на то, что сегодня воскресенье и ему не нужно готовиться к долгому дню у доски, он все равно по привычке рано встал, чтобы отправиться на пробежку.

Впереди он вдруг видит какую-то розоватую массу, сваленную на одном из футбольных полей, прямо в центре большого спортивного комплекса. С каждым шагом, который приближает его к этой холодной и бесформенной куче, с каждым горячим вдохом, который он делает, нарастает зловещее предчувствие. Останавливаясь перед тем, что оказывается обнаженным телом мужчины средних лет, Энди чувствует, как сердце начинает колотиться. У тела нет гениталий. Точнее, отсутствует член: его будто отрубили, оставив одни яйца. И у него нет век.

Энди замирает, шокированный. Его крепкие ноги наливаются свинцом, и его охватывает непреодолимая печаль. То, что в мире так много зла, он раньше знал только из новостей. Теперь это зло пришло в его жизнь, его город. Как это может быть? Он же просто вышел побегать с утра. Он думает о тех детях, которых учит. Какое будущее их ждет?

Он отводит глаза от этого зрелища, потому что знает, что если посмотрит еще раз, то расстанется с легким завтраком. Надеется, что его жестокость со временем исчезнет из памяти. Дрожащей рукой он достает из кармана спортивного костюма телефон.

Какой-то настойчивый стук пробивается в его сознание. Сначала кажется, что он доносится откуда издалека, как будто из другого мира. Затем, когда он с трудом просыпается, звук становится более сильным и угрожающим, превращаясь в громкий стук в дверь его квартиры. Еще темно, когда Рэй Леннокс встает и берет с прикроватного столика телефон, который сообщает ему, что сейчас только 6.12 утра. На экране куча сообщений. Даже не читая их, можно понять, что случилось что-то серьезное.

Труди, Труди, Труди, ага, ну-ну...

Но среди пропущенных звонков и сообщений ничего от Труди. В основном, они от Джеки, которая с ума с ходит от беспокойства.

Его все еще нет! Пожалуйста, Рэй, позвони мне! Я с ума схожу! Прошу, сообщи, что происходит!

Фрейзер... бля, малой... или малая... похуй...

На двери спальни на крючке висит его халат. Он накидывает его под грохот еще одной серии ударов. Борясь с изнуряющими приступами паники, которые охватывают его, Леннокс топает по коридору, предчувствуя недоброе. Злясь на столь ранее вторжение и все еще ощущая влияние алкоголя и наркотиков, он в ярости распахивает входную дверь.

Перед ним, щурясь, стоит Аманда Драммонд. Краткий шок на ее лице сменяется неприязненным выражением, а затем, вспомнив цель своего визита, она становится серьезной.

Явно случилось что-то страшное.

Леннокс проводит ладонью по спутанным волосам, и по небритому подбородку и смотрит на нее затуманенными глазами.

Очевидно, что дело тут совсем не в ее сожалении о случившемся между ними.

Голос у Драммонд высокий, отстраненный, каким он бывает, когда она стремится придать своим словам серьезность, но в нем также слышится горечь, которая его настораживает.

– Они нашли третье, похожим образом изуродованное тело, Рэй. Меньше сорока минут назад, – Она смотрит на часы "Fitbit" на запястье. – Здесь, в Эдинбурге.

– Чтоб тебя... – выдыхает Леннокс. Фрейзер. Она бы не пришла ко мне, если бы я не знал, кто... Нет, сука, не может быть... – Кто?

– Похоже, что жертва – Норри Эрскин.

– О, бля... – говорит Леннокс, понимая, что он должен быть в ужасе от того, это произошло с одним из его коллег. Но это не его племянник, так что он не может не испытывать и огромного облегчения. Он поворачивается и направляется по коридору вглубь квартиры.

Драммонд осторожно следует за ним, и Леннокс внезапно понимает, что сейчас она уставится на его причиндалы для употребления наркотиков и мусор на журнальном столике. Он оборачивается и понимает, что так оно и есть.

– Хочешь кофе?

– Некогда, Рэй, – нетерпеливо говорит она. – Нам нужно быть в парке в Южном Гайле, – и она с трудом сглатывает. – Я подожду в машине, пока ты собираешься, – Ей явно некомфортно от неряшливой обстановки и затхлого воздуха, во многом исходящего от его собственного тела.

Когда Драммонд поворачивается, чтобы уйти, Леннокс решает еще подпортить атмосферу в квартире, выпуская протухлую отрыжку. Чувствует, как его в животе бурлят ядовитые газы, отравленные "Стеллой" и кокаином. Решает окончательно испортить воздух в комнате – лучше здесь, чем в машине – и направляется в душ. Даже хорошо вымывшись, он чувствует, что тело остается несвежим, когда надевает чистую одежду и тянется за своей любимой темно-бордовой кожаной курткой "Hugo Boss".

Кондитер: что он знает об Эрскине?

Выйдя из подъезда и забравшись в машину, он пытается перехватить контроль над ситуацией, бросив явно нервничающей Драммонд:

–Поехали.

Она включает зажигание и трогается с места, и легкое движение ее тонко выщипанных бровей указывает на то, что она не удостоит вниманием его неубедительную попытку восстановить утраченный авторитет. Говорят они о работе. По молчаливому соглашению они не упоминают о том, что произошло между ними. Оба знают, что сейчас не смогут об этом говорить, не говоря уже о том, чтобы что-то решить. Рэй Леннокс никогда не сожалел о сексе с ней. Будь это случайная связь на одну ночь или серьезные долгосрочные отношения, он всегда рассматривал любую романтическую встречу как что-то прекрасное, как дар наслаждаться предельной близостью с другим человеком. И вот теперь впервые он, украдкой взглянув на Драммонд в профиль, думает: наверное, это была плохая идея. Затем он ощущает прилив нежности, когда слова "Я думаю, что Гиллман следит за тобой" застывают у него на губах.

Леннокс проверяет телефон. В сообщении от Маккоркела говорится, что Фрейзер не связывался ни с Чарли, ни с Энтони, а переночевал у Линси, а потом уехал – но куда, она не знает.

Гайл-парк представляет собой комплекс футбольных полей с раздевалками со стороны Глазго-роуд, где находится жилой комплекс. С западной стороны примыкает зона развлечений, а напротив находится детская площадка, несколько магазинов и еще жилые дома. Леннокс вспоминает свои игры в воскресной лиге на этом огромном открытом пространстве, где постоянные порывы сильного ветра делали невозможными любые попытки играть в осмысленный футбол. Тогда, как он помнит, это место считалось окраиной города. Это было до того, как начался быстрый и неумолимый рост Эдинбурга на запад, в сторону Глазго.

Но парк остается таким же просторным и продуваемым всеми ветрами. Вокруг полно крикливых чаек, устроивших какое-то странное сборище на одном из полей. Но внимание Леннокса и Драммонд, пока они идут с парковки на Глазго-роуд по болотистому газону, привлекает то игровое поле, где собрались люди.

Полицейские в форме закрыли парк, оцепив все входы. На одинокой машине, большом полицейском фургоне, стоящем почти в центре этого скопления спортивных площадок, мигает синяя сигнальная лампа. Вокруг автомобиля, в зоне, дополнительно огороженной желто-черной лентой, собрались люди. Похоже, будто идет какая-то игра: небольшая группа зрителей и неподвижный фургон загораживают Ленноксу и Драммонду вид. Норри Эрскин был одним из них, но Рэй Леннокс никогда не видел на месте преступления столько полицейских, собравшихся под открытым небом вокруг тела.

– Где эта гребаная палатка? – спрашивает он.

– Они не могут ее найти, – сообщает Драммонд со смесью стыда и отвращения.

– Это что, шутка? – недоверчиво произносит Леннокс, хотя по ее тону он понимает, что это совсем не так.

Согласно полицейским процедурам, любое тело, найденное в общественном месте, немедленно накрывается большой брезентовой палаткой, чтобы скрыть его от глаз местных жителей.

Когда они с Драммонд пробираются сквозь собравшихся, их замечает Дуги Гиллман. Он бросает на него осуждающий взгляд, настолько свирепый, что Леннокс почти готов спросить, чем он сам занимался, но его коллега отводит взгляд.

Это ведь его напарник мертв. А какой-то ушлепок потерял палатку. Так, спокойно.

Сделав шаг вперед, чтобы взглянуть на тело, Леннокс сразу же понимает, что это третье убийство несет в себе все признаки первых двух и кое-что новое. Сначала он замечает не ужасное увечье половых органов, а необычно выпученные глаза Эрскина.

– Веки были срезаны хирургическими ножницами, – говорит Иэн Мартин, глядя за его реакцией, а он слышит, как рядом ахает Драммонд. Ленноксу стыдно, но он не может не думать об Эрскине как о мастере из культового американского сериала "Кунг-фу". – Возможно, они хотели, чтобы он смотрел на то, что они делают, – размышляет Мартин. – Похоже, что использовались промышленные болторезы, пенис снова отсутствует. Хотя яйца на этот раз остались на месте, – И он переводит взгляд с мертвых, сморщенных остатков достоинства убитого на Леннокса и Драммонд с каким-то вызывающим выражением, как бы говоря: "Думайте, что хотите". – Интересно, что прямо над основной раной, ближе к телу, есть глубокий надрез. Как будто они снова пытались использовать церемониальный нож и опять отказались от этой идеи. Судя по углу, под которым нанесена рана, думаю, что... – Он виновато оглядывает собравшихся офицеров, особенно Гиллмана, который задыхается от ярости. – у жертвы в тот момент была эрекция.

Коллективный вздох невозможно сдержать. Боб Тоул, который выходит из одинокой полицейской машины и украдкой подбирается к ним, истолковывает его неправильно. Не скрывая отвращения от вида Леннокса, он мрачно кивает:

– На этот раз это один из нас.

Один из нас.

Леннокс уже ожидает, что это клише он еще не раз услышит, и, возможно, чаще всего как раз от взволнованного Тоула. Его брат как-то говорил ему, что режиссер часто предлагает актеру сыграть сцену так, как будто ему хочется отлить. Это очень похоже на Тоула, который постоянно переминается с ноги на ногу и вытягивает шею. Он хочет свалить из этого парка и с этой работы как можно скорее. Он больше не воспринимает судьбу Эрскина как личный дискомфорт; теперь, когда он решил, что уходит, Тоул действительно сыт по горло всеми этими ужасами и кровью. Леннокс долгое время думал, что его босс целыми днями сидит в своем кабинете, потому что он лентяй. Но теперь становится очевидно, что у него вызывает отвращение его работа. Он просто больше не хочет ей заниматься.

– Вам двоим нужно разобраться с этим делом, – заявляет Тоул. – Перед тем, как исчезнуть, Эрскин выпивал в злачном квартале, – И он бросает взгляд на Гиллмана, Харроуэра и Нотмана, молча сбившихся в кучу. Они смотрят не на тело Эрскина, а на две машины, одна из которых – "скорая помощь", которые едут к ним через футбольные поля. – Действуйте осторожно, но выясните, с кем был Эрскин и чем они занимались.

– Что там за история с гребаной палаткой? – спрашивает Леннокс.

Рэй никогда не видел своего босса таким разгневанным – Тоул бросает на него взгляд, полный неприкрытого отвращения.

– Хуй знает! Этим дебилам ничего поручить нельзя...

Драммонд краснеет, слыша от босса так нехарактерные для него ругательства.

– Разве по этому поводу не будет внутреннего расследования?

Тоул секунду смотрит на нее, словно пытаясь понять, имеет ли Драммонд в виду пропавшую палатку или тех, с кем недавно общался Норри Эрскин. Решает, что второе, и ему не нравится ее попытка действовать по процедурам.

– Я не хочу, чтобы эти ублюдки здесь что-то разнюхивали! Разберитесь с этим, – рявкает он. – Не надо самим вычеркивать себя из списка на повышения. Засрете это дело, – Он смотрит на Драммонд, потом на Леннокса. – и они наверняка пригласят кого-нибудь со стороны, я вам говорю! – Глаза Тоула сужаются. – Я знаю, что это все не вовремя, но вам обоим и Дуги, – Он бросает взгляд на Гиллмана, который посасывает сигарету. – нужно хорошо себя проявить завтра утром на этих собеседованиях. Показать им, нахуй, что мы тут все в отделе тяжких преступлений полиции Эдинбурга не какая-то кучка неудачников, – уже более просительно заканчивает он.

Тоул, возможно, и покончил со всеми своими делами, но оставить преемника из своих – для него последний шанс оставить какое-то наследие, который он, очевидно, не хочет упускать. Он поворачивается к офицеру в форме, и Леннокс не слышит, что он говорит, но не нужно уметь читать по губам, чтобы понять, что скорее всего это что-то типа "найдите эту гребаную палатку".

Лицо Драммонд покрывается красными пятнами. Леннокс трогает себя за нос и вздрагивает. В Эдинбурге намного холоднее, чем в Лондоне. Но Драммонд тоже дрожит. Они снова подходят к телу. Его уже прикрыли наспех какой-то простыней, но голова осталась на виду. Лицо Эрскина посинело, а губы кажутся почти черными. Его безумные глаза, лишенные век, кажется, смотрят в разные стороны, а редеющие тонкие волосы развеваются на ветру. Леннокс натягивает простыню на лицо, и она теперь доходит Эрскину только до колен, но, к счастью, не обнажает рану. Затем ветер подхватывает ее, ненадолго открывая изуродованное место, прежде чем Леннокс снова закрывает его.

– О, блин... мужику болт отрезали!

Леннокс оборачивается. Два мелких пацана, лет десяти, на велосипедах каким-то образом проникли в парк и незаметно подкрались прямо к ним.

Он кричит краснолицему офицеру в форме:

– Уберите их отсюда и оцепите, бля, тут все, как следует!

Некомпетентные дебилы! Ничего, сука, сделать не могут! Детишки не должны такое видеть... гребаная палатка... ебать вас некому...

Когда парнишек уводят, мысли Леннокса возвращаются к нему и Лесу Броди, примерно того же возраста, когда они так же катались на великах.

В туннеле... эти давящие каменные стены, эти мужики, окружившие нас... не должно такое дерьмо с детьми случаться... за ними смотреть надо...

– Это определенно был болторез, – подтверждает Иэн Мартин, возвращая Леннокса из того туннеля в парк. – И да, судя по углу нанесения раны и следам крови, в это время у него была эрекция.

– Если тебе к члену болторез приложить, вряд ли ты возбудишься...

– Если только его не накачали наркотиками или как-то по другому не стимулировали. Я взял несколько образцов, но их нужно в лабораторию отвезти, там Берт проверит, – предлагает Мартин. Из-за своей холодности Иэн Мартин мало кому нравится, но в же время его профессионализм обеспечивает ему всеобщее уважение. – Он пытался освободиться, – Мартин указывает на отметины сначала на запястьях, затем на лодыжках. – Я бы рискнул предположить, что это было сделано за несколько часов до того, как тело бросили здесь, – И он смотрит на парк. – в центральном круге поля, ближайшего к павильону.

Наблюдение Мартина вполне дельное, и Ленноксу кажется, то это похоже на какой-то ритуал.

У него была эрекция. Веки отрезали. Его что, заставили смотреть что-то, например, как они его кастрируют? Детскую порнографию или запись его собственных сексуальных похождений?

Бросили в центральном круге футбольного поля.

Кто он вообще был, нахуй, такой, Норри Эрскин?

Леннокс отходит от остальных и отворачивается от хлещущего в лицо ветра с дождем, чтобы просмотреть новые сообщения от Джеки, прежде чем позвонить Холлису.

– Третье тело, примерно такое же убийство, с некоторыми изменениями. Один из своих, полицейский по имени Норри Эрскин.

– Ебать-копать! – лает Холлис, очевидно, еще не до конца проснувшийся. – У него была репутация развратника?

– Работал в отделе тяжких, – отвечает Леннокс, глядя на своих коллег. Наблюдая, как Гиллман выпячивает свою квадратную челюсть, он вспоминает столкновение с ним в Таиланде, когда его соперник ударом головой сломал ему нос. – А как у тебя дела?

– Не знаю, как и благодарить тебя за вчерашнее, Рэй... Да, я тут вынюхиваю кое-что, пытаюсь быть незаметным... но ты же знаешь, как это бывает.

Да уж, знаю я тебя, Холлис.

– Не за что, друг, рад был помочь. Береги себя и сообщай, как что выяснишь. Я тебя тоже буду в курсе держать.

– Договорились, – отвечает Холлис.

Леннокс нажимает на красную кнопку завершения вызова и направляется к коллегам. Очевидно, что даже самые закаленные ветераны отдела тяжких преступлений шокированы. Особенно Дуги Гиллман, который так и не может поверить в гибель напарника. Его взгляд остеклевший и растерянный.

– Этот пиздюк, конечно, действовал мне на нервы, – получается у него вымолвить. – но чтоб так... сука, поверить не могу...

В толпе Леннокс замечает спокойную Гловер, которая делает заметки на своем "iPad".

– Джилл, ты можешь поговорить со всеми, кто был с Норри прошлой ночью? Давай составим карту его последних передвижений.

Гловер кивает, а некоторые из полицейских мужчин поблизости выглядят встревоженными.

Лучше их всех задействовать. Особенно Гиллмана. Хер знает, что с ним происходит в последнее время. Точно ли он следил за Драммонд? Кто была та вторая женщина с ней?

Он направляется к нему.

– Что думаешь, Дуги?

Реакция обычно слишком эмоционального ветерана отдела до жути спокойна.

– Я хочу проверить тех, кто общался с Эрскином, и предыдущие преступления, которые он расследовал в Глазго, – говорит он. – Если он там был такой звездой, как всегда рассказывал... почему он перевелся сюда?

– Верно мыслишь, – соглашается Леннокс. Он видит боль на лице и в глазах Гиллмана, и они на короткий момент разделяют то, что можно было бы назвать сопереживанием.

Это длится всего секунду, прежде чем Гиллман, словно осознав, что, проявив чувства, он себя скомпрометировал, рычит:

– Ладно, бля, за работу, – И он срывается с места.

Драммонд кивает Ленноксу, и они идут через парк к ее машине. Он смотрит, как ветер откидывает ей волосы со лба. Несмотря на ее болезненную худобу, он ощущает скрытую сексуальную энергию, исходящую от нее. Они заезжают в кофейню в Корсторфайне и заказывают низкокалорийный латте для нее и двойной эспрессо для него.

Она спокойно опускается на сиденье и достает свой "iPad" и телефон, что заставляет его сделать то же самое. Оба видят, что Гловер не теряла времени даром на разговоры с офицерами-мужчинами, поскольку от нее уже пришли электронные письма. Затем Ленноксу звонят с незнакомого номера. Он встает и направляется к двери под взглядом Драммонд.

– Дядя Рэй, это я.

– Фрейзер... ты в порядке? Ты где, дружище?

– Я в норме.

– Скажи мне, где ты. Твоя мать...

– Если я тебе скажу, ты сразу ей позвонишь. Поэтому я не могу тебе сказать. Я просто хочу, чтобы ты ей передал, что со мной все в порядке.

– Фрейзер, прошу, приятель, мы тут все с ума сходим! Я знаю, что ты связался с кое-какими сомнительными людьми, пытаясь поступать правильно...

– Если ты знаешь, кто они, то ты знаешь и то, почему я не могу тебе сказать, и поэтому я прекращаю этот разговор. Передай маме и папе, что я в порядке. До свиданья, дядя Рэй, – спокойно заканчивает он.

– Фрейзер, пожалуйста... – но Леннокс уже слышит гудки. Он перезванивает, но телефон выключен. Пытается собраться с мыслями. Оглядывается и видит, что с другого конца комнаты на него вопросительно смотрит Драммонд.

Хуй я ей что скажу.

Тут снова звонит Джеки. Чтобы Драммонд не слышала, он, прежде чем ответить, выходит из кафе на серую, залитую дождем Сент-Джонс-роуд.